— Вот этот человек, Шах, по заданию Рустама вырубил тебя в парадной конторы Михельсона и забрал «дипломат», якобы с деньгами. Мои люди пасли тебя все это время. Естественно, срубили они и этого красавчика, который вошел за тобой, держа в руках обрезок трубы, а назад вышел уже без нее, но зато с чемоданчиком в руках.
   Так что пришлось его приземлять. В общем-то, мои парни все сделали правильно.
   Ты в тот момент был уже неинтересен.
   А вот поскольку Михельсон был финансовым директором Мамедова (похоже, ты этого не знал?), мы посчитали, что Рустам все-таки решил заплатить выкуп. «Дипломат» был с кодовым замком, вскрывать его во дворе, имея на руках подобный балласт, — Стас кивнул в сторону отмудоханного телохранителя, — несколько затруднительно. Поэтому ребята забрали обоих и вернулись на базу. Ну а дальше — дальше полный облом. Наколол нас господин Мамедов. Жаба задушила — все ж таки поллимона деньги хорошие.
   — Ты врешь, Стас, там были эти деньги. Я видел их, я их сам лично считал. При мне Михельсон закрыл «дипломат» и отдал мне ключ. Я даже расписку писал, что…
   Дробашенко посмотрел на меня как на окончательно и безнадежно больного человека, тяжело вздохнул и сделал знак Вове, мол, все, спасибо, «языка» можно уносить.
   — Шах, я верю тебе и допускаю, что эти деньги там действительно были (кстати, при том обороте, который делает Мамедов, эта не такая уж и немыслимая сумма). Но потом тебе явно подсунули «куклу». Вспомни: все то время, что ты находился в конторе, ты не разу не выпускал из рук этот чертов «дипломат»?
   Напрягши память, я вынужден был признать, что действительно на какое-то время выходил из кабинета, когда разговаривал по телефону с Мамедовым. Стас удовлетворенно кивнул и продолжил:
   — Я не знаю, зачем понадобилось делать эту подставу с «куклой». Скорее всего, у них были некоторые опасения, что телохранитель, завладев «дипломатом», может поддаться искушению и свинтить на заслуженный отдых куда-нибудь в район Канарских островов или еще куда подальше. Может, были какие-то Другие причины… Однако факт остается фактом. Изначально подразумевалось, что передача денег не состоится и в этом будешь виноват ты. Ну а далее, согласно закону жанра, Татьяну Ненашеву убьют, и в этом отчасти опять-таки будешь виновен ты.
   — Ты хочешь сказать…
   — Я хочу сказать, что, во-первых, Рустам Викторович Мамедов по жизни патологически жаден, и не в его принципах что-либо отдавать. А во-вторых, в последнее время он крайне тяготится своим затянувшимся вторым браком с не слишком юной, хотя и популярной телеведущей. Тем более что сейчас у него весьма бурно развивается роман с экс-«мисс Галактикой» Оксаночкой Федорчук, которая отвечает ему взаимностью и давно готова разделить с ним суровые будни совместной богемной жизни… Ну не надо так страшно вращать глазами, Шах. Я знаю, что тебе это неприятно слышать, но если бы на горизонте столь внезапно не возник ты, у нее не осталось бы ни одного шанса.
   — А сейчас… такой шанс еще есть?
   — Надо думать. Возможно, что и да.
 
***
 
   На весьма приличной скорости мы неслись по шоссе, название которого так удачно послужило импульсом к стимуляции моих скромных аналитических способностей. Впрочем, не исключено, этот самый импульс я получил чуть ранее, одновременно с ударом обрезком металлической трубы. Между прочим, мой давешний обидчик сейчас лежал у нас в багажнике, и, скорее всего, ему было еще хреновее, чем мне.
   Машину, уже знакомую мне БМВ, вел молчаливый Вова. Глядя, как он лихо проскакивает посты ГАИ, даже не помышляя сбрасывать газ, я подумал, что Стас, похоже, не врал, рассказывая мне о магических особенностях своих государственных знаков. А ведь останови нас какой-нибудь принципиальный мент, посмотреть было бы на что. Причем помимо пикантного содержимого багажника. Так, например, внутренний карман Вовы оттягивал новенький китайский «Токарев», а на заднем сиденье покоилась самая натуральная помповуха, небрежно прикрытая рваным пледом. Но, как известно, принципиальные менты остались только в романах Кивинова и Обнорского.
   Мы ехали в гости к господину Михельсону, адрес которого любезно подсказал истерзанный бывший телохранитель Мамедова. (Нет, это не то, о чем вы подумали. Бывший — в том смысле, что после всей этой заварухи он, скорее всего, захочет поменять свою профессию на более мирную.) Вернее, в гости ехал я один, а Вова просто любезно согласился подвезти меня. Естественно, по просьбе Станислава Сергеевича Дробашенко.
   Стас действительно дал мне шанс. Он дал мне шанс, при этом весьма дальновидно сделав меня прямым соучастником похищения. В этом качестве я должен был любыми способами заставить господина Михельсона исправить его досадную ошибку и выдать мне полмиллиона долларов, которые (я очень на это надеялся), все еще должны были находиться в его уютной конторке в Никольском переулке.
   Для того, чтобы он решился на этот непростой шаг, я должен был выступить в подзабытой уже роли отмороженного рэкетира. Ничего, у меня в запасе есть еще немного времени, и я ее вспомню. Потому что ничего другого мне просто не остается.
   Удивительно, но я вдруг почувствовал, что моя предстоящая миссия не вызывает во мне должных отрицательных эмоций. Более того, пробежавший по телу легкий холодок азарта и ощущения предстоящей опасности приятно щекотали нервы. Помнится, точно такое же чувство я испытал относительно недавно, когда взламывал металлический шкаф в конторе с изумительным названием «Успех».
   «Блин, Шах, ты что, совсем обалдел? Очнись, сейчас на дворе не 92-й, а 2002 год. Ты, журналист-расследователь, ты, хренов борец с криминалом! Неужели опять „дежа вю“? А может быть, это просто зов предков? „Идет охота на волков, идет охота…“ Ну и так далее… Только ты сам-то на чьей стороне, Витя?
   Я? На Таниной. Да, но не кажется ли тебе, Витя, немного странным, что в течение последних нескольких месяцев ты уже второй раз из-за этой женщины идешь на явное преступление? Это не любовь, это какое-то извращение.
   Вот и отлично. Значит, я маниакальный извращенец».
 
***
 
   — Стас? Это Шах. Все получилось. Деньги у меня.
   — Отлично. Были какие-то проблемы?
   — В принципе нет. Только в самый последний момент, уже в конторе, с Михельсоном случился сердечный приступ. Вообще он держался молодцом, но когда я начал перегружать деньги из его сейфа, он все-таки сломался. Видимо, только тогда осознал, что действительно опустился на пол-лимона.
   — Надеюсь, он там не окочурился?
   — Да непохоже. Я уложил его в холле на диванчик, рядом с телохранителем Мамедова, а когда уходил, вызвал им «неотложку». Так что, думаю, оклемаются.
   — Хорошо, Шах. Сейчас ты отдашь деньги Вове…
   — Стоп, вождь. А что с Татьяной?
   Деньги я отдам только тогда, когда увижу Татьяну.
   — Ладно, не пургуй. Сейчас ты отдашь деньги Вове и поедешь на Сретенку. Я дал команду, ее уже повезли туда.
   Да, и не удивляйся, если к твоему приезду она будет спать. Это не наркотики, просто снотворное. Извини, но по-другому с ней было не справиться. Она у тебя кусается и царапается, как дикая кошка.
   — Стас, надеюсь, тебе не надо объяснять, что если вы с ней… ну, словом, ты меня понимаешь? Тогда я разнесу всю вашу контору на куски вместе с тобой и со всем вашим шоу-бизнесом.
   — Да пошел ты! У тебя от этой бабы совсем крыша поехала. Был же нормальный мужик, а стал какой-то слюнявый урод. Никто твою Таню и пальцем не трогал… В общем, все. Несколько дней будет особенно жарко, так что можешь пересидеть там на квартире. Но потом вали куда хочешь. Возможно, это не очень гостеприимно, но и ты меня пойми: мне очень не хочется, чтобы люди Мамедова вычислили эту квартиру. В Москве сейчас жутко дорогая недвижимость…
   — Спасибо, вождь. В любом случае мне очень повезло, что во всей этой истории разводящим был именно ты.
   — Еще бы, — гоготнул Стас. — Но тогда услуга за услугу. Когда в следующий раз вы с Обнорским будете переиздавать свою книжонку «Криминальный Петербург», не убрал бы ты оттуда пару абзацев про Колтуши? Я тут подумываю свое дело организовать, а подобного рода реклама, сам понимаешь, мне на хрен не нужна.
   — Хорошо, Стас. Я постараюсь…
 
***
 
   Удачно подвернувшийся частник довез меня до Сретенки за считанные минуты.
   Москва еще просыпалась, а потому извечные столичные пробки только-только начинали закупоривать ее главные улицы и проспекты. Столица просыпалась, а я, наоборот, мечтал поскорее добраться до кровати и залечь спать. Причем залечь, обняв любимую женщину, ту самую, которую я хочу уже год и без которой жизнь моя в последнее время была обыденно серой и никчемно-пустой.
 
***
 
   Татьяна спала, по-детски подложив обе ладошки под правую щеку. Я закрыл входной замок на «собачку», прошел в комнату и, стараясь не шуметь, быстро разделся и лег рядом. Она даже не пошевелилась. Тогда я обнял ее и поцеловал прямо в маленькую родинку за левым ухом. Это всегда страшно заводило ее, но на этот раз только едва заметная дрожь пробежала по телу, после чего она довольно улыбнулась во сне. Признаться, я уже хотел было воспользоваться ее беспомощным состоянием, однако жуткая усталость последних двух дней как-то сразу навалилась на меня.
   В итоге я тоже банально уснул, уютно положив голову на грудь своей самой любимой в этом мире телезвезды.
   Впрочем, в течение последующих полутора суток у нас было достаточно времени, чтобы с лихвой наверстать упущенное. За все это время мы лишь иногда поднимались с постели, да и то исключительно затем, чтобы добежать до ванной или туалета. Плюс к этому мы поочередно дежурили по кухне, но поскольку продуктов в квартире не было, питались мы исключительно одним кофе. Это обстоятельство, вкупе с регулярными физическими нагрузками, довело нас до состояния полнейшего изнеможения.
   Да, и хорошо еще, что мне хватило ума вспомнить и отзвониться Обнорскому, дав отбой фрязинской теме. Иначе могло так случиться, что уже вчера этот тихий, по выражению Стаса, городок с подачи обеспокоенного шефа подвергся бы воздушным бомбардировкам с последующим штурмом бригадами спецназа. Никаких подробностей я Андрею не рассказывал отчасти еще и потому, что сам был не в курсе того, что сейчас происходит во внешнем мире вообще и в мире московского шоу-бизнеса в частности.
   И лишь по завершении вторых суток нашего, надо признать, весьма приятного заточения, стали поступать сводки с места ведения боевых действий. Первым позвонил Стас.
   — Ну здорово, братан. Как вы там?
   — Да ничего, нормально.
   — Да я уж наслышан, что все нормально, — захохотал Стас. — У меня тут парни наперебой просятся поставить их на дежурство. На телемонитор.
   «Бля, как же это я не подумал! Если у них в этой квартире стоят „жучки“, то запросто могли быть установлены и камеры.
   Эдакая квартирка для сбора компромата.
   Ну, Стас! Я тебе это еще припомню!».
   — Ты чего замолчал, Шах? Да кончай ты, не обижайся… И не вздумай там камеру выламывать — японская, на заказ сделана. Тебе надо целое собрание сочинений выпустить, чтобы за нее расплатиться.
   — Ну чего там слышно?
   — Можешь считать, что тебе повезло.
   Похоже, жить пока будешь. Сегодня утром мой шеф выезжал на стрелку с Мамедовым. Инициатором был Рустам. В общем, они там пару часов что-то перетирали и в конечном итоге обо всем договорились. Прикинь, Рустам заключил с нами новый договор о совместной деятельности и предложил долевое участие в охрененном проекте. Вся организация шоу-программ на трехсотлетие Питера пойдет через нас. Представляешь, какие там будут бабули? Шеф так обрадовался, что даже распорядился вернуть Рустаму половину из тех денег, которые ты с Михельсона стряс. Кстати, он тоже был на стрелке. Выглядит нормально. Правда, вот привета тебе почему-то не передавал, — и Стас, довольный, снова заржал. — А знаешь, что самое прикольное? — продолжил он. — За всю встречу Мамедов так ни разу и не спросил про жену. Зато тобой очень даже интересовался. По-моему, он твердо уверен, что ты с самого начала работал на нас. Стремно, да? Слушай, а может, ты и правда к нам перейдешь? Я же тебе говорил, меня шеф ставит на новый проект. Хочешь, я порекомендую тебя на свое место? А что, сработаемся…
   — Спасибо, вождь, я подумаю.
   — Ну думай. Только недолго — больно место хлебное. Да, знаешь, чьи концерты мы с Мамедовым в Питере будем организовывать? Ни за что не догадаешься?
   — Знаю, Элтона Джона, — ответил я и отключил мобилу. После чего вышел в коридор и повернул на щитке общий рубильник.
   Нечего ребятам халявной порнухой развлекаться.
 
***
 
   А еще часа через три позвонил господин Мамедов и, не здороваясь, официальным тоном попросил к телефону Татьяну.
   Я передал ей трубку и, взяв со стола сигареты, деликатно вышел на балкон. Хотя, признаться, мне было чертовски интересно узнать, о чем они будут говорить.
   Минут через пять Татьяна вышла ко мне, протянула телефон, молча закурила. Я ни о чем ее не спрашивал. Молчание продолжалось до тех пор, пока ее сигарета не была выкурена до самого фильтра.
   — У тебя есть деньги, Шах? — неожиданно спросила она.
   — Да есть немного, а что?
   — Дай мне, пожалуйста… ну я не знаю… ну рублей пятьсот. Мне нужно купить самый минимум, чтобы немного привести себя в порядок.
   Я прошел в комнату, достал из кармана бумажник, отсчитал пять сотенных бумажек и протянул ей. Татьяна чмокнула меня в щеку и, пообещав вернуться буквально минут через двадцать, выскочила за дверь.
 
***
 
   Она действительно вернулась через двадцать минут, вывалила из пакетика на кровать самые разные косметические причиндалы и еще полчаса посвятила изощренному искусству макияжа. Я по-прежнему ни о чем ее не спрашивал, а сама она тоже молчала. Окончив раскрашивание, Таня подошла к висящему на стене большому зеркалу, внимательно осмотрела себя и, похоже, осталась более-менее удовлетворенной увиденным. (Кстати, как и я.)
   — Все, поехали, — решительно сказала она, и я, опять же молча, поперся за ней на выход. Предчувствия у меня были, надо сказать, самые мрачные.
   — Витя, поймай, пожалуйста, машину.
   Прокатимся немного, тут совсем рядом.
   Я покорно исполнил ее желание, тормознул частника, и мы действительно очень быстро добрались до знакомого мне телецентра. Однако Татьяна повела меня не внутрь, а на служебную парковку, где остановилась у стоящего на приколе новенького желтого «Порше».
   — Это что, твоя?
   — Нравится?
   — Да уж, растет благосостояние наших телезвезд. Ну и куда мы поедем?
   — Сейчас проскочим тут в одно место, ладно? Мне нужно завершить одно небольшое дело.
   — Как скажете, миледи, — пробухтел я, усаживаясь в салон порядком выстуженной машины. — Тогда хоть печку включи.
   Так куда мы все-таки едем-то?
   — В Таганский районный загс. — Она посмотрела на часы: — Через сорок минут у меня начинается бракоразводная церемония. Если хочешь, можешь присутствовать на ней в качестве приглашенного с моей стороны гостя.
   Это было настолько нереально, что я не нашелся с достойным ответом и просто тупо уставился на дорогу, пытаясь переварить все те неожиданные новости, которые свалились на меня за последние десять минут.
   Таня покрутила ручку приемника: «Московское время 8.15. С вами „Радио-Шиза“ и я — Василий Ульченко. Сейчас у нас группа „Ноги врозь“ с их новым хитом. Поехали. „Маленькие девочки первый раз влюбляются…“». Меня как током дернуло:
   — Танюш, умоляю, что угодно, только не эту песню!…
   Мы припарковались около здания загса и вышли из машины.
   — Ну что, Вить, пойдешь с мной?
   — Да нет, Танюша. Давай я тебя здесь подожду, покурю. Машину постерегу.
   — Ладно, трусишка. Только учти — если со второго этажа начнут доноситься крики и брань, ты все равно должен будешь подняться и меня спасти. Хорошо? — И она направилась к двери.
   Я посмотрел ей вслед, мысленно собрался и решительно крикнул:
   — Тань!
   Она обернулась.
   — Слушай, а здесь, в этом загсе, только разводят или и женят тоже?
   — Ну конечно. Зал скорби— на втором, а зал любви — на первом.
   — А может, я пока пойду, займу очередь. Ну там, на первом.
   Она вернулась, положила мне руки на плечи и, как-то очень по-детски трогательно заглянув мне в глаза, спросила:
   — Ты делаешь мне предложение, Шах?
   — Ага.
   — Тогда побежали. Вдруг там действительно очень большая очередь…
   И самое смешное, что мы действительно побежали.

ДЕЛО О БОЛТЛИВОМ ПОПУГАЕ

Рассказывает Нонна Железняк
 
   «Железняк Нонна Евгеньевна, 33 года, выпускница журфака СПбГУ. Женщина энергичная, способная как на отчаянные, так и на глупые поступки. Причем глупость своих выходок никогда не признает.
   Общительна, амбициозна. Активно берется за расследование порученных и не порученных дел. Мать троих детей и супруга сотрудника «Золотой пули» Михаила Модестова. Стремится оказать помощь всем, кто (как ей кажется) в ней нуждается».
   Из служебной характеристики
 
   — Дэвушка, купи апэлсыны! Вай, да ты и сама хороша, как спэлый пэрсик!
   Я возмущенно повернулась к продавцу и обожгла его гневным взглядом. К сожалению, в этот момент подошел увешанный сумками Модестов, и достойно ответить на комплимент я не успела. При виде моего тщедушного супруга кавказский джентльмен тут же трусливо заткнулся и вероломно переключил внимание на тощую барышню с куцыми косичками.
   — Персики купил, и бананы, и арбуз тоже! — довольно перечислил Модестов. — Остались только абрикосы, но они тут гнилые, лучше потом куплю в магазинчике возле дома. Можно еще винограда взять, как ты считаешь?
   — Перебьемся.
   — Но для детей, Нонночка…
   — И они перебьются. И так уже больше центнера фруктов закупили. У них витамины скоро из ушей полезут! Их тетя Лена в Выборге за лето, знаешь, как яблоками, вишней и сливами напичкала! А то, что не успеем съесть, наверняка испортится.
   Вот уже полчаса мы с супругом шастали по продуктовому рынку и затаривались фруктами и овощами. За эти полчаса мне обрыдли все существующие на прилавках дары природы. Однако Модестов считал, что уж коли осень подкатывает к середине, то до наступления зимы нужно пользоваться моментом и успеть вусмерть навитаминизировать организм. Переубедить его мне не удалось.
   Но сил моих больше не было. Кроме того, я рисковала опоздать на внеплановую летучку отдела, назначенную Спозаранником.
   — Все, на сегодня хватит витаминных подвигов, — решительно сказала я и стала прокладывать путь к выходу.
   Модестов, еле поспевая, следовал за мной.
   Путь к свободе пролегал мимо «диких» рядов, где вереница мужчин и женщин продавала за копейки всякую всячину. Чего тут только не было! Несвежего вида продавцы торговали сломанными будильниками (и кому нужен этот хлам?), стоптанной рваной обувью, какими-то запчастями, старыми игрушками и одеждой. Среди всего этого блеклого великолепия мое внимание привлекла роскошная вязаная шаль. Черная, очень ажурная, с яркими цветными вкраплениями — фиолетовыми, алыми, изумрудными. Может, прикупить обновку на осень?
   — Почем? — осведомилась я у пожилой продавщицы с хитрыми глазами.
   Та окинула меня оценивающим взглядом и проронила:
   — Двести.
   Для «дикого» рынка, конечно, дороговато. И надо еще на качество посмотреть. Я с ловкостью профессионального тяжелоатлета перебросила пудовую авоську из одной руки в другую, а высвободившейся конечностью пощупала шаль. Она была очень легкой и мягкой. Только вот на одном из длинных уголков я заметила несколько спущенных петель и следы чего-то вроде клея.
   Конечно, пятна можно вывести, а петли поднять… Но возиться неохота. Ну и ладно, черт с ней, с шалью. И так уже на работу опаздываю. Я всучила свои сумки Модестову.
   — На, отнеси домой. Ты сегодня выходной, вот и займись хозяйством. А я пошла на работу. — И, не дожидаясь прощальных нежностей, я галопом рванула с места.
   По велению Спозаранника сегодняшний «общий сбор» должен был проходить в моем кабинете, так как в кабинете самого Глеба велся ремонт. Я с рекордной скоростью промчалась по коридору, на ходу стаскивая куртку. Однако меня ожидал неприятный сюрприз — дверь оказалась заперта. Причем внутри явно кто-то был.
   Я ринулась к вахтеру Гене — он отрапортовал, что ключ взял Глеб Егорович.
   Из моего кабинета доносился какой-то шорох. Видимо, Спозаранник перебирал свои многочисленные бумажки. Я аккуратно постучалась.
   — Глеб Егорович, это я, Нонна Железняк.
   — А-а-а, приперлась душенька! — раздался из-за двери голос Спозаранника.
   Ничего себе! Никогда раньше Спозаранник не позволял себе такого хамства. Хотя… Я посмотрела на часы — опоздала на целых пятнадцать минут! Немудрено, что главный расследователь так рассердился — превыше законов самой природы он почитал штабную культуру. А я так грубо ее нарушила. Надо попробовать извиниться.
   За дверью тем временем вновь воцарилось молчание, прерываемое шелестом страниц. Я осторожно поскреблась в дверь.
   — Глеб Егорович, откройте, пожалуйста. Я прошу прощения за опоздание.
   Больше так не буду.
   — Хорошо, — раздалось из-за двери.
   И снова — молчание. Я начала терять терпение. В конце концов, это мой кабинет. Я его любезно предоставила под данное мероприятие, а теперь меня туда еще и не пускают. Я постучала в дверь — уже кулаком.
   — Глеб Егорыч, вы мне дверь откроете или нет? Я ведь извинилась! Чего вы еще от меня хотите?
   — Жрать хочу, как боров! — ошеломил меня из-за двери голос начальника.
   Это уже ни в какие ворота не лезло!
   — Спозаранник, ты что, с ума сошел?! — завопила я.
   — Никого нет дома! — как-то невпопад ответил Спозаранник.
   Только сейчас я заметила, что голос был вроде бы Спозаранника и в то же время как бы не его. Какой-то хриплый и натужный, похожий на карканье. Все понятно — он заболел! Поэтому и несет всякие глупости.
   У него явно жар, и он бредит! Нужно было срочно спасать когда-то любимого мужчину. Я забарабанила в дверь рукой, потом стала колотить ногой. Из-за дверей не последовало никакой реакции.
   — Ты чего бушуешь, Нонна? — раздался позади меня голос Скрипки.
   — Леша, нужно срочно позвать кого-нибудь на подмогу и выломать дверь.
   — Зачем? — опешил завхоз.
   — Там Спозараннику плохо. Он закрылся в кабинете, никого не пускает и говорит всякие странные вещи. Ты бы послушал его голос! Наверняка у него горячка. Ему нужен врач.
   Скрипка ошалело посмотрел на меня и внезапно захохотал. На его гогот из кабинетов повыскакивали коллеги — по-моему, все кто был в этот момент в Агентстве. Даже Татьяна Петровна выглянула из кухни. Собравшиеся растерянно смотрели то на завхоза, то на меня, наверное, они решили, что Скрипка сошел с ума, а виновата в этом я. А еще через секунду мне показалось, что крыша поехала уже у меня, — из-за спин собравшихся вышел и направился ко мне… Глеб Егорыч Спозаранник, собственной персоной!
   — Нонна, что случилось? Что со Скрипкой? Почему он истерически хохочет возле дверей твоего кабинета? — строго спросил начальник.
   — Глеб Егорыч, а что вы тут делаете? — Ничего более умного мне в голову не пришло.
   Спозаранник глянул на меня с подозрением и поправил очки.
   — Вообще, Нонна, я здесь работаю.
   В данный момент возвращаюсь из репортерского отдела, куда ходил за необходимой мне информацией.
   — А кто же тогда сидит в кабинете и ругается вашим голосом?
   Недоуменные взгляды коллег с моей персоны перекочевали на Спозаранника. Тот возмущенно хмыкнул и достал ключи. Со словами: «Нонна, вам, похоже, надо отдохнуть», — Глеб отпер дверь.
   Первым внутрь ринулся Скрипка. Не успел никто удивиться такой самоотверженности, как из кабинета послышалось сопение, какой-то клекот, потом сдавленный мат Скрипки. На помощь завхозу, охнув, ринулась Горностаева. Некоторое время они пыхтели в кабинете вдвоем, после чего вышли и вынесли на свет Божий… огромного синего попугая. Птица обвела всех нас гневным взглядом и гаркнула: «Никого нет дома!»
   — Что это? — оторопела я.
   — Не «что», а «кто», — поправила меня Горностаева. — Попугай. Говорящий.
   — А что он делает в нашем кабинете?
   — Прячется. Мы его прячем от Обнорского. Это ему подарок.
   — Обнор-р-рский! Ур-ра! Поздр-равляю! — неожиданно завопил попугай.
   — Классно, правда?! Это мы его научили! — восторженно оповестил Скрипка.
   И тут я наконец-то все поняла.
   …Эпопея с подарком Обнорскому — ему неожиданно присвоили очередное воинское звание, и по этому поводу наш майор собрался устроить банкет — всколыхнула «Золотую пулю» пару дней назад. Под вечер вся агентская общественность собралась для обсуждения проблемы. Все говорили хором, громко и сразу. Причем, естественно, каждому его предложение казалось единственно правильным. В результате все выдохлись, охрипли, оглохли и приняли решение: скинуться деньгами, назначить ответственных за подарок и взвалить бремя принятия решения на них. Жребий пал на Скрипку и Агееву. Агеева у нас дама со вкусом, с фантазией и наверняка выберет что-нибудь полезное и элегантное. Скрипка же поможет это «элегантное» донести до Агентства — будет тягловой силой…
   И вот теперь этот презент топорщил перья в руках у Скрипки. Интересно, какая муха укусила Агееву, когда она выбирала этот «элегантный и полезный» подарок? Впрочем, попугай выглядел вполне презентабельно. Может, для полного счастья «живому классику» действительно не хватало такой вот говорящей птицы?