Страница:
- Не забывайте, ваше преподобие, что эту толпу предварительно обработали кое-чем,- насмешливо замечает верзила.- Потому эти несчастные и слушают твою болтовню,- вновь так же неожиданно переходит на "ты" охранник.- Ползи наверх, сейчас это стадо погонят из боксов.
Едва актер занимает место на площадке вверху, широкие полосы света накрывают приземистые строения, дорогу, простирающуюся между высоких стволов, и прилегающий к ней участок леса. Свет так ярок, что на деревьях отчетливо виден каждый листик.
Лес преображается, начинает играть изумрудно-зелеными переливами. Почти неземная красота пейзажа завораживает меня.
Из своего укрытия наблюдаю, как вытягиваются, каменея в напряженном ожидании, лица охранников у монолитонного параллелепипеда. Неровный мощный гул доносится из-за массивных ворот здания, гул сотен голосов. Ворота раздвигаются - и гул перерастает в угрожающий раздраженный рев. Масса людей, одетых в серые, серебристо отливающие на свету куртки, выплескивается на площадку, зажатую угрюмыми рядами охраны. Лица их искажены гримасой бессмысленной звериной злобы, глаза налиты кровью. Еще немного - и эта неизвестно чем приведенная в ярость толпа сомнет цепочку парней с излучателями.
Но тут, словно тяжелый молот, обрушивается на барабанные перепонки: многократно умноженный невидимыми усилителями громовой голос падает с небес. Я понимаю, что пробил час "его преподобия". Луч эффектно высвечивает высокую, стройную фигуру, она будто парит над темно-зелеными волнами крон.
- Сегодня ваша ночь, братья. Ночь одоления страха, ночь возмездия!
Грузные комья слов падают в затихшую толпу. Руки-крылья актера взмахивают в такт дробящимся раскатистым эхом фразам:
- Слабые да обретут силы в эту ночь. Падшие духом да возвысятся, а ослепшие - прозреют. Я укажу вам, братья, источник зла. Укажу тех, из-за кого вы прозябаете в нищете и забвении.
...В иной ситуации эти слова показались бы напыщенной болтовней. Но сейчас, обретая способность увлечь огромную массу возбужденных людей, они звучат с весомым и зловещим смыслом. Мне становится не по себе, настолько ощутима их почти магическая сила.
- Ответьте, вы хотите знать, какого цвета их внутренности?- вопрошает ночной мессия.- Желаете увидеть их кровь?
Толпа глухо рычит в ответ.
Рука глашатая на вышке простирается к горизонту. Взгляды, как прикованные, тянутся вслед.
В ярком свете, заливающем дорогу, беспомощно мечутся потревоженные, ослепленные птицы. Дальняя часть выложенного из светлых продолговатых плит шоссе освещена слабее. Проходит время, прежде чем я замечаю на ней какое-то движение. То бегут люди, много людей, одетых в одинаковые оранжевые куртки. Они приближаются, становятся различимы лица, сведенные уже знакомой мне судорогой смертельной ненависти. Она делает их похожими на отлитые в одной форме бессмысленные маски.
Топот сотен ног доносится к толпе серых, и она с воем устремляется навстречу.
- Оранжевые! - несется вслед запоздалый крик с вышки.- Ваши враги оранжевые!
Невероятным усилием воли сдерживаю, себя. Еще немного, и я поднял бы машину вверх, сознавая лишь одно: нужно как-то прервать этот жуткий спектакль, остановить какой угодно ценой, пока те, на дороге, не вцепились друг другу в глотки.
И вдруг, словно током, меня пронзает озарение. Сверху отчетливо видно, как несутся навстречу друг другу серая и оранжевая массы людей. Открывшаяся панорама будто подстегивает память, и я с твердой уверенностью осознаю, что уже видел нечто подобное: густой лес, разделенный на аккуратные квадраты прямыми линиями дорог, широкая полоса основной магистрали... Только не людские реки текли по ней, а потоки энергилей и вместо приземистых строений высились нагромождения огромных зданий вдоль шоссе. Несомненно, я видел это, когда просматривал видеосюжеты о Сообществе, готовясь к своему необычному заданию, только в гораздо большем масштабе. Там, внизу,уменьшенная копия внушительной части Территории. И на этой модели огромного пространства сейчас произойдет кровавое побоище. Законы Планетарного Совета разрешают применять оружие гражданским лицам лишь в исключительных случаях: если возникнет угроза серьезных конфликтов, угроза войны. Вот она, эта война, умело и хладнокровно спровоцированная. А если быть точными, то ее генеральная репетиция: мини-война на мини-Территории.
Теперь я не сомневаюсь, что наблюдаю отработку операции "Ретро". Я не вмешаюсь в события. Не дано мне такого права. Слишком многое поставлено на карту. Внизу - лишь малая толика того, что может случиться, если операция начнется всерьез.
Я заставляю себя не отводить глаз, когда два человеческих потока с режущим слух утробным придыханием: "Ха-а-о-о!" вгрызаются друг в друга.
Серые и оранжевые дерутся по-звериному молча, страшно, до изнеможения. Безумие вынуждает даже поверженных приподниматься и с неистовой слепой яростью ногтями и зубами рвать врага.
В этой схватке оранжевые явно одерживают верх - их намного больше. Они бешено пыхтят, добивая дергающиеся на кровавых плитах жертвы. В это время узкий луч выхватывает в стороне, на боковом ответвлении дороги, троих в серебристо-сером. Они машут руками, кричат, изо всех сил стараясь привлечь внимание.
Это очевидная приманка. И она срабатывает. Уцелевшие бойцы в оранжевых куртках кидаются сюда. После драки их уже не так много. Люди бегут тяжело, многие ранены и прихрамывают. Но глаза их по-прежнему налиты дикой, исступленной злобой.
Трое в сером демонстративно показывают спины и ленивой трусцой пускаются прочь. Расстояние между беглецами и преследователями сокращается. Троица минует поворот, и сразу же в этом месте вспухает тяжелое приплюснутое облако. Похожее на сгустившийся утренний туман, оно низко прижимается к плитам, словно таящийся зверь, поджидая людей в изорванной оранжевой одежде.
Троица в сером останавливается, оборачивается, и по тому, как спокойно наблюдает она за происходящим, я заключаю, что ее миссия завершена.
Передние ряды оранжевых, влетев в полосу тумана, едва достигающего их колен, успевают пробежать по инерции несколько шагов и без вскриков валятся на дорогу. Их пример никого не отрезвляет. Слепое стадное чувство гонит людей вперед, в смертельные клещи парализующего газа.
Через несколько минут все кончено.
Полоса шоссе покрыта неподвижными и слабо шевелящимися телами. Люди в специальных комбинезонах в считанные секунды уничтожают токсичное облако. По плитам скользят приземистые широкие энергили. Они подбирают тела, сваливая их в квадратное углубление на обочине, напоминающее бассейн. Только вместо воды в нем - газ, на этот раз другой - зеленоватого цвета.
Потом специальные машины смывают с плит грязь и кровь, и вскоре шоссе вновь сияет поразительной чистотой.
Становится удивительно тихо. Ветер мягко пошевеливает вершины сосен. Чувство нереальности происходящего охватывает меня. Я надолго застываю в неподвижности, не в силах оторвать глаз от небольшого предмета на обочине. Это случайно уцелевший окровавленный лоскут.
Ставшие чужими губы что-то твердят помимо моей воли. Не сразу соображаю, что повторяю, как в лихорадке, одно-единственное слово: "Ретро".
Много нитей тянется к нам из прошлого. Сколько мудрого и поучительного скрыто в его глубинах. К несчастью, не только мудрого и поучительного. Несколько веков тому был изобретен ядовитый газ, найдена формула вещества, способного превратить человека в бешеное, повинующееся окрику животное,- а сегодня безымянные убийцы сеют смерть. Я готов проклинать их. А вместе с ними - и всех, кто позволил создать такую мерзость, не уничтожил ее. Но что, если завтра оживет призрак, который проглядел именно я? И мой неведомый потомок будет проклинать меня? Можно ли прервать бесконечную цепь зла, соединяющую прошлое с настоящим? Этот вопрос жжет мой мозг, и я знаю, что не дано мне права жить спокойно, пока ходит по земле благообразный седой старик, который жаждет погнать все человечество, как стадо безумцев по этому шоссе, в придуманный им ад. Отныне Изгой для меня больше, чем враг.
Однако сейчас не время давать волю эмоциям. Хотя бы потому, что для представлений такого рода, кроме многочисленных статистов, необходимы и режиссеры. К последним, судя по всему, и относятся люди, собирающиеся уже покидать вместительную площадку самой высокой и неосвещенной вышки. Используя технические приспособления, я получаю возможность взглянуть и на них. И сердце мое, кажется, начинает давать перебои, когда различаю знакомые черты седовласого старика.
Во взгляде его нет и намека на спокойную умиротворенность. Глаза человека на вышке наполнены невероятной, почти осязаемой силой, словно внутри у него клокочет, не стихая, яростный холодный огонь. Он молча и даже с некоторой брезгливостью смотрит на освещенное шоссе, где только что разыгралась жестокая драма. Возможно, его не устраивают масштабы кровавого спектакля, не исключено, что перед его взором - совсем иные перспективы.
Я отдергиваю руку, которая тянется к излучателю,- слишком велико расстояние для портативного оружия. Впрочем, и для приборов тоже. Они не доносят до меня ни звука. Часть людей, окружающих Изгоя, судя по всему, из разряда советников или экспертов. Их короткие сдержанные замечания старик выслушивает молча и, как мне кажется, без особого интереса. В отличие от него, я бы дорого заплатил, чтобы услышать эти немногословные реплики. Увы, техника не всесильна. Остальная часть свиты профессионально прощупывает взглядом строго определенные секторы. Безошибочно отношу их к малопочтенной категории "горилл", причем высшего класса. Поскольку они не просто "стригут" глазами пространство, но и постоянно, продуманно движутся вокруг патрона столь хитроумным образом, что всадить в того заряд даже с близкого расстояния - затея не из легких.
А вот человека, который сейчас что-то говорит Изгою, почтительно наклоняясь к самому уху старика, не отнесешь ни к охранникам, ни к экспертам. Это высокий и бледный альбинос, впалые щеки, острые подбородок и нос которого делают его похожим на мертвеца. Он, судя по выправке, из военных. Не исключено, что именно альбинос непосредственно руководил сегодняшней бойней. Вне сомнений, это один из ближайших помощников старика, настолько уверенно он держится. Вопросительно улыбаясь, протягивает Изгою излучатель. Старик поглаживает широкий ствол объектива, словно колеблясь. Потом качает головой.
Альбинос вешает излучатель на плечо и усаживается в открытый гравилет, борта которого покачиваются на одном уровне с площадкой. Гравилет устремляется вперед. В последний момент в него впрыгивает несколько "горилл", что подтверждает мои предположения: альбинос не последний человек в свите Изгоя.
Машина блондина несется к углублению, где свалены тела. Альбинос выпрыгивает на ходу и, сжимая в руке излучатель, подходит к яме, наполненной газом. До меня не сразу доходит, что он проделывает, с деловито-сосредоточенным видом вышагивая по краю ужасного бассейна и внимательно всматриваясь во что-то. Потом до меня доносятся шипящие всплески разрядов и сдавленные стоны. Альбинос не просто добивает обреченных. Он целится в конечности, живот, грудь, чтобы продлить агонию.
Бессильный, немой крик рвет мое горло. О, если бы я мог послать все к черту и вцепиться в эту гадину, с наслаждением стреляющую в людей!
Между тем Изгой подает кому-то знак и к площадке подплывает еще один гравилет. Окруженный охранниками, старик скрывается в его бронированном чреве, и машина растворяется в сумерках.
Сжимаю в бешенстве кулаки, пытаясь утешить себя тем, что увидел Изгоя. На сегодняшний день и это кое-что. Мой горящий ненавистью взгляд упирается в спину альбиноса, сосредоточенно прицеливающегося в очередную жертву. Поскольку это всего лишь взгляд, а не сконцентрированный жар смертоносного луча, с убийцей ничего не происходит. Охранники тупо наблюдают за его уверенными движениями из открытой кабины. Две типичные "гориллы" со стандартными рефлексами, заключаю я. Не слишком надежное прикрытие для человека со столь неординарными привычками. Впрочем, не надо забывать, что все происходит на той части Территории, которая недоступна даже для полицейского надзора.
Сияние над лесом меркнет, вдалеке проплывают последние машины, подобравшие охранников у монолитонных зданий. И чтобы альбинос имел возможность продолжать свое занятие, одна из "горилл" включает огни гравилета. Человек с излучателем теперь как на ладони. Я мог бы отправить его к праотцам вместе с охраной в считанные секунды, но альбинос знает много такого, чего не знаю я. Поэтому приходится избирать менее радикальный образ действий.
Я быстро выбираюсь из укрытия. Массируя затекшие от бездействия кисти рук, подкрадываюсь к открытому гравилету и, хотя сознаю, что поступаю не совсем по-джентльменски, оказываюсь за спинами двух "горилл". А поскольку у альбиноса могут вот-вот кончиться заряды и он вернется к машине, я не слишком долго любуюсь массивными, одинаково подстриженными затылками. Достаточно стандартный прием позволяет уложить телохранителей лицами вниз без особого шума. Я перевожу дыхание, занимаю место у панели пилота и гашу свет. Белобрысый убийца оборачивается с недовольным возгласом. Помедлив, я трогаю с места машину и включаю максимальное освещение. Ослепленный, альбинос закрывает лицо рукой с оружием. Поравнявшись с ним, коротко и резко бью эту гадину кулаком по темени. Исходя из того, как мгновенно подкашиваются его ноги, заключаю, что не сдержал распирающего грудь негодования и ударил сильнее, чем следовало бы. Освобождаю для блондина сиденье в гравилете самым нехитрым способом: сваливая "горилл" в бассейн с ядовитым газом. Пристроив обмякшее тело альбиноса подле себя, поднимаю машину и некоторое время с погашенными огнями кружу над лесом. Похоже, мои энергичные действия не привлекли внимания.
А поскольку потенциальный собеседник начинает проявлять некоторые признаки жизни, спешно перегружаю его в полицейскую машину и со всеми возможными предосторожностями тороплюсь доставить туда, где ничто не помешает нам потолковать по душам. Я давно присмотрел местечко неподалеку от мегалополиса. Правда, облюбованное мною ущелье имеет вид довольно зловещий, но ведь и тот, кого я намереваюсь кое о чем расспросить - далеко не ангел.
Несколькими увесистыми оплеухами помогаю альбиносу прийти в себя. Ставлю на ноги лицом к скале, отступаю и, выдернув излучатель, всаживаю два заряда рядом с его головой. Горячее гранитное крошево сечет его по щеке, и альбинос начинает скулить. Возможно, такой метод допроса чересчур прямолинеен, но я знаю, с кем имею дело. Вид чужой крови приводит таких садистов в возбуждение, но стоит им увидеть свою, как они начинают пресмыкаться.
Выгнутый зрачок излучателя упирается альбиносу в висок, прижимая его исцарапанной щекой к скале. В лице блондина - ни кровинки. Сейчас эта тварь душу готова заложить за малейший шанс выжить. Альбинос получает этот шанс.
- Операция "Ретро",- кричу ему прямо в ухо, не узнавая собственного голоса.- Сроки, исполнители, детали, быстро!..
- Я... Она... - мычит альбинос, не в силах взять себя в руки. Наконец выдавливает:- Собственно, операция началась вчера.
У меня словно что-то обрывается внутри. Чудом сдерживаюсь, чтобы не размозжить обросший коротким бесцветным волосом череп. Альбинос, наверное, чувствует мое настроение и торопится пояснить, захлебываясь словами:
- Все, кто посвящен в "Ретро", а также боевые подразделения "Новых самаритян" начали принимать препарат, нейтрализующий действие наркотика...
- Какого наркотика? - ору я.
- Мы называем его так, как называли в XX веке - ЛСД5. Но это, разумеется, более совершенный вариант. Дает запланированную степень агрессивного психоза. Остается только направлять агрессивность в нужное русло.
- Этот горлопан на вышке?
- Да,- поспешно подтверждает альбинос.
- Его кто-то заменит во время настоящей операции?
- Его заменит видео. Проповедь пойдет по всем каналам, как только начнет действовать ЛСД. Через два дня эту штуку распылят над Территорией, введут в системы озонирования воздуха и водоснабжения...
У меня отлегает от сердца, все-таки есть два дня.
- Вы меня не прикончите? - сорвавшимся голосом почти шепчет альбинос.
- Только в том случае,- шепчу я так же доверительно,- если перестанешь играть на нервах и дожидаться наводящих вопросов. Ну!..
- Когда наркотик начнет действовать,- несколько оживившись, продолжает альбинос,- люди кинутся на улицы, заполнят дороги. Подразделения "Новых самаритян" снабдят их одеждой строго определенных цветов, будут контролировать движение, следить, чтобы самоуничтожение населения проходило во всех мегалополисах одновременно и интенсивно - со временем действие наркотика ослабевает.
- Все должны погибнуть? - как можно спокойнее спрашиваю я.
- Большинство. Но в первую очередь отребье: безработные, инакомыслящие. В городах и на шоссе будут действовать посты-фильтры. Их задача отобрать самых ценных специалистов, лояльных интеллектуалов, словом, всех, кто может пригодиться в будущем. Часть наших людей обязана следить за своевременностью санитарной обработки, без промедления уничтожать трупы, предупреждать возникновение эпидемий. Патрон все продумал до мелочей.- В его голосе прорывается нечто, похожее на тщеславие: - Вполне регулируемый и поддающийся управлению хаос. После первых столкновений и жертв президент Сообщества объявит о введении на Территории чрезвычайного положения. Это даст нам право стрелять не таясь.
- Допустим. Потом?
- После овладения Территорией - подготовка к тотальной войне. Повторение операции "Ретро" в масштабах всей планеты и как завершающий аккорд - десантирование роботов. Без них не обойтись - для действий планетарного размаха у "Новых самаритян" слишком мало людей.
- Роботы помогут убивать? - уточняю я.
- Да. Но основные надежды мы возлагаем все-таки на самоуничтожение. Это идеальный способ очищения жизненного пространства. Да не жмите так! взвизгивает он.- Продырявите мне висок!..
- Кто убивал друг друга на шоссе? Откуда взялись эти люди?
- Мы называем их "отсевом". Не каждому по душе наши идеи и железная дисциплина "Новых самаритян". В монолитонных загонах были те, из кого никогда не получится солдат. Их все равно пришлось бы уничтожить как опасных свидетелей. Мы рассудили, что лучше так - с пользой для дела.
- Где базируются подразделения "Новых самаритян"? - рычу я.
Альбинос не спешит с ответом. Запамятовал или просто до этого типа дошло, что он выбалтывает? Но я уже на том пределе, когда не довольствуются малым, слишком затянувшаяся пауза может дорого ему стоить.
- Старик не простит...- доносится едва слышное бормотание. Вот оно что...
- Не простит,- подтверждаю я.- Только учти, старик не будет интересоваться, все ты выложил или половину. Ему это безразлично. А мне нет. Мне нужно все. Все! - Голос срывается на крик.
Не дожидаясь того, что может последовать за криком, альбинос называет координаты.
- Где сейчас старик?
Он пожимает острыми плечами:
- Наверное, отсыпается в своей резиденции. Ее расположение - тайна. Говорят, где-то в скалах, на берегу залива. Об этом почти никто не знает.
- Почти?
- Старик неравнодушен к девочкам. Особенно в последнее время,выжимает из себя альбинос.- Ходят слухи, он показывал новой пассии дворец. Он показывал дворец и предыдущей любовнице, после чего, видимо, пожалел об этом. Малютка вскоре исчезла. А Ингрид жива. Старость смягчает нравы.
Толчок в спину заставляет его быть поконкретней:
- Она манекенщица, работает в салоне на 147-й улице.
Я размышляю. Главное этот подонок выложил, а если понадобятся подробности, расскажет и о них - у нас, в СБЦ. Теперь ему деваться некуда. Альбинос неплохой свидетель, но мне он уже не нужен.
- Вы не прикончите меня? Не прикончите? - слезливо скулит альбинос.
- Еще поживешь,- вполне искренне обещаю я. И без замаха бью в затылок. Тело блондина обмякает. Ввожу ему солидную дозу снотворного - путь предстоит неблизкий. Несколько минут уходит на то, чтобы замаскировать спящего и сообщить связному СБЦ, где это место.
Вскакиваю в гравилет и беру курс на мегалополис. В висках гудит, но расслабляться нельзя. Необходимо срочно решить несколько предельно важных проблем.
Проблема номер один - во что бы то ни стало разыскать манекенщицу из салона на 147-й улице.
Проблема номер два посложнее - найти способ как-то нейтрализовать военизированные формирования "Новых самаритян", пока они не рассредоточились по всей Территории. Изгой - умный и расчетливый противник, однако он допустил ошибку, сконцентрировав своих боевиков в одном месте. Правда, иного выхода у старика не было - не в мегалополисе же трубить сбор будущих убийц.
Я гляжу, как над огромным городом поднимается дневное светило, и не подозреваю, что в эти самые минуты проблема, над которой безуспешно сушу голову, разрешается весьма необычным образом.
Глава пятнадцатая. Нашествие
В просторном помещении личной охраны ожил аппарат объемной видеосвязи. Из тусклого свечения в углу зала возникло встревоженное лицо человека, глаза которого, казалось, вот-вот выскочат из орбит. Бодрствующие, несмотря на глубокую ночь, телохранители воззрились на дерзкого нарушителя сонной тишины, царящей в потайных покоях.
- Немедленно сообщите патрону,- нервной скороговоркой выдохнул взъерошенный человек.- Только что прервалась связь с основной базой.
Доверенный телохранитель посмотрел на него с откровенным презрением вышколенного служаки, не способного понять, как можно потерять голову настолько, чтобы забыть о соблюдении элементарной субординации.
- Патрон отдыхает,- буркнул он. И скосив глаза на массивные круглые сферы, тяжело нависающие над входом, тихо добавил: - У нас сегодня трудная ночь, парень. Не слишком ли много шума из-за технических неполадок?
- Какие к черту неполадки! - воскликнул взъерошенный мужчина.- На базе что-то произошло. Вначале мы услыхали подозрительный шум, словно где-то в плотине воду прорвало, а потом экраны сразу погасли. Но до того, как они погасли, оператор успел крикнуть... - оборвав фразу, он нерешительно взглянул на собеседника.
- Что именно? - уже без презрительной снисходительности спросил телохранитель.
- Не уверен, правильно ли я понял...
- Скажешь ты, наконец!..- повысил, голос охранник.- Или тебе приснилась вся эта чушь?..
- Если бы,- поднял голову взъерошенный мужчина.- Оператор выкрикнул: Крысы!
- Что?!
- Крысы! - повторило объемное изображение. - Я не видел его лица, но голос у оператора был такой, будто его вот-вот растерзают на части.
И словно желая убедить самого себя в возможности невероятного, взъерошенный мужчина проговорил:
- Да, я почти уверен, он закричал именно это - "Крысы!"
- Крысы!!!
До того, как этот крик смятения и ужаса повис над приземистыми, утонувшими в глубине ночного леса строениями из монолитона, заметался протяжным эхом между стволами сосен, мало кто обратил внимание на первые признаки угрозы, надвигавшейся с неумолимой, слепой мощью стихии.
Выступление Глауха по одному из видеоканалов было замечено не всеми. Но даже многие из видевших передачу не вняли предостережениям ученого об ожидаемой массовой миграции животных, сочтя его слова не более, чем очередной занимательной информацией.
Между тем энергили, водители которых в тот вечер покинули мегалополис, вынуждены были повернуть обратно: путь им преграждали мечущиеся звериные стаи, которые гнал страх перед неведомым дотоле врагом. Подвижные кровожадные существа сотнями, тысячами вырывались из своих нор и рыскали вокруг. Крысы были агрессивны, бесстрашны и вездесущи.
Спасаясь от них, лесные животные вторгались на окраинные улицы мегалополиса, а чаще всего находили безопасное пристанище на островах, сооруженных людьми Глауха посреди небольших, мелких озер.
Серые полчища обтекали стороной водную гладь и каменные нагромождения домов, двигаясь неудержимым, издающим глухой ровный шум потоком. С каждым часом крыс становилось все больше.
В передвижении этих огромных масс вначале не ощущалось никакой логики. Да и разумно ли ожидать ее от созданий, чей крохотный мозг, казалось, насквозь пропитан злобой.
Первые некрупные стаи метались хаотично и разрозненно: от лесных массивов в центре Территории к ее границам в долинах рек, поворачивали обратно, растекаясь широкой, дробившейся затем на множество ответвлений полосой, чтобы через сутки соединиться вновь, наполнив гулом огромное пространство.
Своими цепкими когтями они перепахивали сотни квадратных миль почвы, пожирая почти все, на что наталкивался дикий взгляд их острых глаз, что могли перемолоть ненасытные жернова их желудков.
Живые волны катились нескончаемой цепью, оставляя в стороне поселения людей. Порою серая река будто выплескивалась из невидимого русла, задевая подворье одиноко стоящего коттеджа или загон для лошадей. И тогда сумерки оглашались дикими криками. Выли, катаясь по земле, с пеною на оскаленных мордах псы, хрипели, пускаясь вскачь, сатанеющие от боли кони. Копыта скользили по упругому живому ковру из шерстистых подвижных тел и давили крыс десятками, но сотни других, беспощадных в инстинктивной жажде крови, повисали на крупах, вонзали желтые клыки в в шеи, страшными ожерельями болтались на гривах. Люди, спасавшиеся на крышах, с ужасом глядели на пир звериных полчищ, не оставляющих после себя даже костей.
Едва актер занимает место на площадке вверху, широкие полосы света накрывают приземистые строения, дорогу, простирающуюся между высоких стволов, и прилегающий к ней участок леса. Свет так ярок, что на деревьях отчетливо виден каждый листик.
Лес преображается, начинает играть изумрудно-зелеными переливами. Почти неземная красота пейзажа завораживает меня.
Из своего укрытия наблюдаю, как вытягиваются, каменея в напряженном ожидании, лица охранников у монолитонного параллелепипеда. Неровный мощный гул доносится из-за массивных ворот здания, гул сотен голосов. Ворота раздвигаются - и гул перерастает в угрожающий раздраженный рев. Масса людей, одетых в серые, серебристо отливающие на свету куртки, выплескивается на площадку, зажатую угрюмыми рядами охраны. Лица их искажены гримасой бессмысленной звериной злобы, глаза налиты кровью. Еще немного - и эта неизвестно чем приведенная в ярость толпа сомнет цепочку парней с излучателями.
Но тут, словно тяжелый молот, обрушивается на барабанные перепонки: многократно умноженный невидимыми усилителями громовой голос падает с небес. Я понимаю, что пробил час "его преподобия". Луч эффектно высвечивает высокую, стройную фигуру, она будто парит над темно-зелеными волнами крон.
- Сегодня ваша ночь, братья. Ночь одоления страха, ночь возмездия!
Грузные комья слов падают в затихшую толпу. Руки-крылья актера взмахивают в такт дробящимся раскатистым эхом фразам:
- Слабые да обретут силы в эту ночь. Падшие духом да возвысятся, а ослепшие - прозреют. Я укажу вам, братья, источник зла. Укажу тех, из-за кого вы прозябаете в нищете и забвении.
...В иной ситуации эти слова показались бы напыщенной болтовней. Но сейчас, обретая способность увлечь огромную массу возбужденных людей, они звучат с весомым и зловещим смыслом. Мне становится не по себе, настолько ощутима их почти магическая сила.
- Ответьте, вы хотите знать, какого цвета их внутренности?- вопрошает ночной мессия.- Желаете увидеть их кровь?
Толпа глухо рычит в ответ.
Рука глашатая на вышке простирается к горизонту. Взгляды, как прикованные, тянутся вслед.
В ярком свете, заливающем дорогу, беспомощно мечутся потревоженные, ослепленные птицы. Дальняя часть выложенного из светлых продолговатых плит шоссе освещена слабее. Проходит время, прежде чем я замечаю на ней какое-то движение. То бегут люди, много людей, одетых в одинаковые оранжевые куртки. Они приближаются, становятся различимы лица, сведенные уже знакомой мне судорогой смертельной ненависти. Она делает их похожими на отлитые в одной форме бессмысленные маски.
Топот сотен ног доносится к толпе серых, и она с воем устремляется навстречу.
- Оранжевые! - несется вслед запоздалый крик с вышки.- Ваши враги оранжевые!
Невероятным усилием воли сдерживаю, себя. Еще немного, и я поднял бы машину вверх, сознавая лишь одно: нужно как-то прервать этот жуткий спектакль, остановить какой угодно ценой, пока те, на дороге, не вцепились друг другу в глотки.
И вдруг, словно током, меня пронзает озарение. Сверху отчетливо видно, как несутся навстречу друг другу серая и оранжевая массы людей. Открывшаяся панорама будто подстегивает память, и я с твердой уверенностью осознаю, что уже видел нечто подобное: густой лес, разделенный на аккуратные квадраты прямыми линиями дорог, широкая полоса основной магистрали... Только не людские реки текли по ней, а потоки энергилей и вместо приземистых строений высились нагромождения огромных зданий вдоль шоссе. Несомненно, я видел это, когда просматривал видеосюжеты о Сообществе, готовясь к своему необычному заданию, только в гораздо большем масштабе. Там, внизу,уменьшенная копия внушительной части Территории. И на этой модели огромного пространства сейчас произойдет кровавое побоище. Законы Планетарного Совета разрешают применять оружие гражданским лицам лишь в исключительных случаях: если возникнет угроза серьезных конфликтов, угроза войны. Вот она, эта война, умело и хладнокровно спровоцированная. А если быть точными, то ее генеральная репетиция: мини-война на мини-Территории.
Теперь я не сомневаюсь, что наблюдаю отработку операции "Ретро". Я не вмешаюсь в события. Не дано мне такого права. Слишком многое поставлено на карту. Внизу - лишь малая толика того, что может случиться, если операция начнется всерьез.
Я заставляю себя не отводить глаз, когда два человеческих потока с режущим слух утробным придыханием: "Ха-а-о-о!" вгрызаются друг в друга.
Серые и оранжевые дерутся по-звериному молча, страшно, до изнеможения. Безумие вынуждает даже поверженных приподниматься и с неистовой слепой яростью ногтями и зубами рвать врага.
В этой схватке оранжевые явно одерживают верх - их намного больше. Они бешено пыхтят, добивая дергающиеся на кровавых плитах жертвы. В это время узкий луч выхватывает в стороне, на боковом ответвлении дороги, троих в серебристо-сером. Они машут руками, кричат, изо всех сил стараясь привлечь внимание.
Это очевидная приманка. И она срабатывает. Уцелевшие бойцы в оранжевых куртках кидаются сюда. После драки их уже не так много. Люди бегут тяжело, многие ранены и прихрамывают. Но глаза их по-прежнему налиты дикой, исступленной злобой.
Трое в сером демонстративно показывают спины и ленивой трусцой пускаются прочь. Расстояние между беглецами и преследователями сокращается. Троица минует поворот, и сразу же в этом месте вспухает тяжелое приплюснутое облако. Похожее на сгустившийся утренний туман, оно низко прижимается к плитам, словно таящийся зверь, поджидая людей в изорванной оранжевой одежде.
Троица в сером останавливается, оборачивается, и по тому, как спокойно наблюдает она за происходящим, я заключаю, что ее миссия завершена.
Передние ряды оранжевых, влетев в полосу тумана, едва достигающего их колен, успевают пробежать по инерции несколько шагов и без вскриков валятся на дорогу. Их пример никого не отрезвляет. Слепое стадное чувство гонит людей вперед, в смертельные клещи парализующего газа.
Через несколько минут все кончено.
Полоса шоссе покрыта неподвижными и слабо шевелящимися телами. Люди в специальных комбинезонах в считанные секунды уничтожают токсичное облако. По плитам скользят приземистые широкие энергили. Они подбирают тела, сваливая их в квадратное углубление на обочине, напоминающее бассейн. Только вместо воды в нем - газ, на этот раз другой - зеленоватого цвета.
Потом специальные машины смывают с плит грязь и кровь, и вскоре шоссе вновь сияет поразительной чистотой.
Становится удивительно тихо. Ветер мягко пошевеливает вершины сосен. Чувство нереальности происходящего охватывает меня. Я надолго застываю в неподвижности, не в силах оторвать глаз от небольшого предмета на обочине. Это случайно уцелевший окровавленный лоскут.
Ставшие чужими губы что-то твердят помимо моей воли. Не сразу соображаю, что повторяю, как в лихорадке, одно-единственное слово: "Ретро".
Много нитей тянется к нам из прошлого. Сколько мудрого и поучительного скрыто в его глубинах. К несчастью, не только мудрого и поучительного. Несколько веков тому был изобретен ядовитый газ, найдена формула вещества, способного превратить человека в бешеное, повинующееся окрику животное,- а сегодня безымянные убийцы сеют смерть. Я готов проклинать их. А вместе с ними - и всех, кто позволил создать такую мерзость, не уничтожил ее. Но что, если завтра оживет призрак, который проглядел именно я? И мой неведомый потомок будет проклинать меня? Можно ли прервать бесконечную цепь зла, соединяющую прошлое с настоящим? Этот вопрос жжет мой мозг, и я знаю, что не дано мне права жить спокойно, пока ходит по земле благообразный седой старик, который жаждет погнать все человечество, как стадо безумцев по этому шоссе, в придуманный им ад. Отныне Изгой для меня больше, чем враг.
Однако сейчас не время давать волю эмоциям. Хотя бы потому, что для представлений такого рода, кроме многочисленных статистов, необходимы и режиссеры. К последним, судя по всему, и относятся люди, собирающиеся уже покидать вместительную площадку самой высокой и неосвещенной вышки. Используя технические приспособления, я получаю возможность взглянуть и на них. И сердце мое, кажется, начинает давать перебои, когда различаю знакомые черты седовласого старика.
Во взгляде его нет и намека на спокойную умиротворенность. Глаза человека на вышке наполнены невероятной, почти осязаемой силой, словно внутри у него клокочет, не стихая, яростный холодный огонь. Он молча и даже с некоторой брезгливостью смотрит на освещенное шоссе, где только что разыгралась жестокая драма. Возможно, его не устраивают масштабы кровавого спектакля, не исключено, что перед его взором - совсем иные перспективы.
Я отдергиваю руку, которая тянется к излучателю,- слишком велико расстояние для портативного оружия. Впрочем, и для приборов тоже. Они не доносят до меня ни звука. Часть людей, окружающих Изгоя, судя по всему, из разряда советников или экспертов. Их короткие сдержанные замечания старик выслушивает молча и, как мне кажется, без особого интереса. В отличие от него, я бы дорого заплатил, чтобы услышать эти немногословные реплики. Увы, техника не всесильна. Остальная часть свиты профессионально прощупывает взглядом строго определенные секторы. Безошибочно отношу их к малопочтенной категории "горилл", причем высшего класса. Поскольку они не просто "стригут" глазами пространство, но и постоянно, продуманно движутся вокруг патрона столь хитроумным образом, что всадить в того заряд даже с близкого расстояния - затея не из легких.
А вот человека, который сейчас что-то говорит Изгою, почтительно наклоняясь к самому уху старика, не отнесешь ни к охранникам, ни к экспертам. Это высокий и бледный альбинос, впалые щеки, острые подбородок и нос которого делают его похожим на мертвеца. Он, судя по выправке, из военных. Не исключено, что именно альбинос непосредственно руководил сегодняшней бойней. Вне сомнений, это один из ближайших помощников старика, настолько уверенно он держится. Вопросительно улыбаясь, протягивает Изгою излучатель. Старик поглаживает широкий ствол объектива, словно колеблясь. Потом качает головой.
Альбинос вешает излучатель на плечо и усаживается в открытый гравилет, борта которого покачиваются на одном уровне с площадкой. Гравилет устремляется вперед. В последний момент в него впрыгивает несколько "горилл", что подтверждает мои предположения: альбинос не последний человек в свите Изгоя.
Машина блондина несется к углублению, где свалены тела. Альбинос выпрыгивает на ходу и, сжимая в руке излучатель, подходит к яме, наполненной газом. До меня не сразу доходит, что он проделывает, с деловито-сосредоточенным видом вышагивая по краю ужасного бассейна и внимательно всматриваясь во что-то. Потом до меня доносятся шипящие всплески разрядов и сдавленные стоны. Альбинос не просто добивает обреченных. Он целится в конечности, живот, грудь, чтобы продлить агонию.
Бессильный, немой крик рвет мое горло. О, если бы я мог послать все к черту и вцепиться в эту гадину, с наслаждением стреляющую в людей!
Между тем Изгой подает кому-то знак и к площадке подплывает еще один гравилет. Окруженный охранниками, старик скрывается в его бронированном чреве, и машина растворяется в сумерках.
Сжимаю в бешенстве кулаки, пытаясь утешить себя тем, что увидел Изгоя. На сегодняшний день и это кое-что. Мой горящий ненавистью взгляд упирается в спину альбиноса, сосредоточенно прицеливающегося в очередную жертву. Поскольку это всего лишь взгляд, а не сконцентрированный жар смертоносного луча, с убийцей ничего не происходит. Охранники тупо наблюдают за его уверенными движениями из открытой кабины. Две типичные "гориллы" со стандартными рефлексами, заключаю я. Не слишком надежное прикрытие для человека со столь неординарными привычками. Впрочем, не надо забывать, что все происходит на той части Территории, которая недоступна даже для полицейского надзора.
Сияние над лесом меркнет, вдалеке проплывают последние машины, подобравшие охранников у монолитонных зданий. И чтобы альбинос имел возможность продолжать свое занятие, одна из "горилл" включает огни гравилета. Человек с излучателем теперь как на ладони. Я мог бы отправить его к праотцам вместе с охраной в считанные секунды, но альбинос знает много такого, чего не знаю я. Поэтому приходится избирать менее радикальный образ действий.
Я быстро выбираюсь из укрытия. Массируя затекшие от бездействия кисти рук, подкрадываюсь к открытому гравилету и, хотя сознаю, что поступаю не совсем по-джентльменски, оказываюсь за спинами двух "горилл". А поскольку у альбиноса могут вот-вот кончиться заряды и он вернется к машине, я не слишком долго любуюсь массивными, одинаково подстриженными затылками. Достаточно стандартный прием позволяет уложить телохранителей лицами вниз без особого шума. Я перевожу дыхание, занимаю место у панели пилота и гашу свет. Белобрысый убийца оборачивается с недовольным возгласом. Помедлив, я трогаю с места машину и включаю максимальное освещение. Ослепленный, альбинос закрывает лицо рукой с оружием. Поравнявшись с ним, коротко и резко бью эту гадину кулаком по темени. Исходя из того, как мгновенно подкашиваются его ноги, заключаю, что не сдержал распирающего грудь негодования и ударил сильнее, чем следовало бы. Освобождаю для блондина сиденье в гравилете самым нехитрым способом: сваливая "горилл" в бассейн с ядовитым газом. Пристроив обмякшее тело альбиноса подле себя, поднимаю машину и некоторое время с погашенными огнями кружу над лесом. Похоже, мои энергичные действия не привлекли внимания.
А поскольку потенциальный собеседник начинает проявлять некоторые признаки жизни, спешно перегружаю его в полицейскую машину и со всеми возможными предосторожностями тороплюсь доставить туда, где ничто не помешает нам потолковать по душам. Я давно присмотрел местечко неподалеку от мегалополиса. Правда, облюбованное мною ущелье имеет вид довольно зловещий, но ведь и тот, кого я намереваюсь кое о чем расспросить - далеко не ангел.
Несколькими увесистыми оплеухами помогаю альбиносу прийти в себя. Ставлю на ноги лицом к скале, отступаю и, выдернув излучатель, всаживаю два заряда рядом с его головой. Горячее гранитное крошево сечет его по щеке, и альбинос начинает скулить. Возможно, такой метод допроса чересчур прямолинеен, но я знаю, с кем имею дело. Вид чужой крови приводит таких садистов в возбуждение, но стоит им увидеть свою, как они начинают пресмыкаться.
Выгнутый зрачок излучателя упирается альбиносу в висок, прижимая его исцарапанной щекой к скале. В лице блондина - ни кровинки. Сейчас эта тварь душу готова заложить за малейший шанс выжить. Альбинос получает этот шанс.
- Операция "Ретро",- кричу ему прямо в ухо, не узнавая собственного голоса.- Сроки, исполнители, детали, быстро!..
- Я... Она... - мычит альбинос, не в силах взять себя в руки. Наконец выдавливает:- Собственно, операция началась вчера.
У меня словно что-то обрывается внутри. Чудом сдерживаюсь, чтобы не размозжить обросший коротким бесцветным волосом череп. Альбинос, наверное, чувствует мое настроение и торопится пояснить, захлебываясь словами:
- Все, кто посвящен в "Ретро", а также боевые подразделения "Новых самаритян" начали принимать препарат, нейтрализующий действие наркотика...
- Какого наркотика? - ору я.
- Мы называем его так, как называли в XX веке - ЛСД5. Но это, разумеется, более совершенный вариант. Дает запланированную степень агрессивного психоза. Остается только направлять агрессивность в нужное русло.
- Этот горлопан на вышке?
- Да,- поспешно подтверждает альбинос.
- Его кто-то заменит во время настоящей операции?
- Его заменит видео. Проповедь пойдет по всем каналам, как только начнет действовать ЛСД. Через два дня эту штуку распылят над Территорией, введут в системы озонирования воздуха и водоснабжения...
У меня отлегает от сердца, все-таки есть два дня.
- Вы меня не прикончите? - сорвавшимся голосом почти шепчет альбинос.
- Только в том случае,- шепчу я так же доверительно,- если перестанешь играть на нервах и дожидаться наводящих вопросов. Ну!..
- Когда наркотик начнет действовать,- несколько оживившись, продолжает альбинос,- люди кинутся на улицы, заполнят дороги. Подразделения "Новых самаритян" снабдят их одеждой строго определенных цветов, будут контролировать движение, следить, чтобы самоуничтожение населения проходило во всех мегалополисах одновременно и интенсивно - со временем действие наркотика ослабевает.
- Все должны погибнуть? - как можно спокойнее спрашиваю я.
- Большинство. Но в первую очередь отребье: безработные, инакомыслящие. В городах и на шоссе будут действовать посты-фильтры. Их задача отобрать самых ценных специалистов, лояльных интеллектуалов, словом, всех, кто может пригодиться в будущем. Часть наших людей обязана следить за своевременностью санитарной обработки, без промедления уничтожать трупы, предупреждать возникновение эпидемий. Патрон все продумал до мелочей.- В его голосе прорывается нечто, похожее на тщеславие: - Вполне регулируемый и поддающийся управлению хаос. После первых столкновений и жертв президент Сообщества объявит о введении на Территории чрезвычайного положения. Это даст нам право стрелять не таясь.
- Допустим. Потом?
- После овладения Территорией - подготовка к тотальной войне. Повторение операции "Ретро" в масштабах всей планеты и как завершающий аккорд - десантирование роботов. Без них не обойтись - для действий планетарного размаха у "Новых самаритян" слишком мало людей.
- Роботы помогут убивать? - уточняю я.
- Да. Но основные надежды мы возлагаем все-таки на самоуничтожение. Это идеальный способ очищения жизненного пространства. Да не жмите так! взвизгивает он.- Продырявите мне висок!..
- Кто убивал друг друга на шоссе? Откуда взялись эти люди?
- Мы называем их "отсевом". Не каждому по душе наши идеи и железная дисциплина "Новых самаритян". В монолитонных загонах были те, из кого никогда не получится солдат. Их все равно пришлось бы уничтожить как опасных свидетелей. Мы рассудили, что лучше так - с пользой для дела.
- Где базируются подразделения "Новых самаритян"? - рычу я.
Альбинос не спешит с ответом. Запамятовал или просто до этого типа дошло, что он выбалтывает? Но я уже на том пределе, когда не довольствуются малым, слишком затянувшаяся пауза может дорого ему стоить.
- Старик не простит...- доносится едва слышное бормотание. Вот оно что...
- Не простит,- подтверждаю я.- Только учти, старик не будет интересоваться, все ты выложил или половину. Ему это безразлично. А мне нет. Мне нужно все. Все! - Голос срывается на крик.
Не дожидаясь того, что может последовать за криком, альбинос называет координаты.
- Где сейчас старик?
Он пожимает острыми плечами:
- Наверное, отсыпается в своей резиденции. Ее расположение - тайна. Говорят, где-то в скалах, на берегу залива. Об этом почти никто не знает.
- Почти?
- Старик неравнодушен к девочкам. Особенно в последнее время,выжимает из себя альбинос.- Ходят слухи, он показывал новой пассии дворец. Он показывал дворец и предыдущей любовнице, после чего, видимо, пожалел об этом. Малютка вскоре исчезла. А Ингрид жива. Старость смягчает нравы.
Толчок в спину заставляет его быть поконкретней:
- Она манекенщица, работает в салоне на 147-й улице.
Я размышляю. Главное этот подонок выложил, а если понадобятся подробности, расскажет и о них - у нас, в СБЦ. Теперь ему деваться некуда. Альбинос неплохой свидетель, но мне он уже не нужен.
- Вы не прикончите меня? Не прикончите? - слезливо скулит альбинос.
- Еще поживешь,- вполне искренне обещаю я. И без замаха бью в затылок. Тело блондина обмякает. Ввожу ему солидную дозу снотворного - путь предстоит неблизкий. Несколько минут уходит на то, чтобы замаскировать спящего и сообщить связному СБЦ, где это место.
Вскакиваю в гравилет и беру курс на мегалополис. В висках гудит, но расслабляться нельзя. Необходимо срочно решить несколько предельно важных проблем.
Проблема номер один - во что бы то ни стало разыскать манекенщицу из салона на 147-й улице.
Проблема номер два посложнее - найти способ как-то нейтрализовать военизированные формирования "Новых самаритян", пока они не рассредоточились по всей Территории. Изгой - умный и расчетливый противник, однако он допустил ошибку, сконцентрировав своих боевиков в одном месте. Правда, иного выхода у старика не было - не в мегалополисе же трубить сбор будущих убийц.
Я гляжу, как над огромным городом поднимается дневное светило, и не подозреваю, что в эти самые минуты проблема, над которой безуспешно сушу голову, разрешается весьма необычным образом.
Глава пятнадцатая. Нашествие
В просторном помещении личной охраны ожил аппарат объемной видеосвязи. Из тусклого свечения в углу зала возникло встревоженное лицо человека, глаза которого, казалось, вот-вот выскочат из орбит. Бодрствующие, несмотря на глубокую ночь, телохранители воззрились на дерзкого нарушителя сонной тишины, царящей в потайных покоях.
- Немедленно сообщите патрону,- нервной скороговоркой выдохнул взъерошенный человек.- Только что прервалась связь с основной базой.
Доверенный телохранитель посмотрел на него с откровенным презрением вышколенного служаки, не способного понять, как можно потерять голову настолько, чтобы забыть о соблюдении элементарной субординации.
- Патрон отдыхает,- буркнул он. И скосив глаза на массивные круглые сферы, тяжело нависающие над входом, тихо добавил: - У нас сегодня трудная ночь, парень. Не слишком ли много шума из-за технических неполадок?
- Какие к черту неполадки! - воскликнул взъерошенный мужчина.- На базе что-то произошло. Вначале мы услыхали подозрительный шум, словно где-то в плотине воду прорвало, а потом экраны сразу погасли. Но до того, как они погасли, оператор успел крикнуть... - оборвав фразу, он нерешительно взглянул на собеседника.
- Что именно? - уже без презрительной снисходительности спросил телохранитель.
- Не уверен, правильно ли я понял...
- Скажешь ты, наконец!..- повысил, голос охранник.- Или тебе приснилась вся эта чушь?..
- Если бы,- поднял голову взъерошенный мужчина.- Оператор выкрикнул: Крысы!
- Что?!
- Крысы! - повторило объемное изображение. - Я не видел его лица, но голос у оператора был такой, будто его вот-вот растерзают на части.
И словно желая убедить самого себя в возможности невероятного, взъерошенный мужчина проговорил:
- Да, я почти уверен, он закричал именно это - "Крысы!"
- Крысы!!!
До того, как этот крик смятения и ужаса повис над приземистыми, утонувшими в глубине ночного леса строениями из монолитона, заметался протяжным эхом между стволами сосен, мало кто обратил внимание на первые признаки угрозы, надвигавшейся с неумолимой, слепой мощью стихии.
Выступление Глауха по одному из видеоканалов было замечено не всеми. Но даже многие из видевших передачу не вняли предостережениям ученого об ожидаемой массовой миграции животных, сочтя его слова не более, чем очередной занимательной информацией.
Между тем энергили, водители которых в тот вечер покинули мегалополис, вынуждены были повернуть обратно: путь им преграждали мечущиеся звериные стаи, которые гнал страх перед неведомым дотоле врагом. Подвижные кровожадные существа сотнями, тысячами вырывались из своих нор и рыскали вокруг. Крысы были агрессивны, бесстрашны и вездесущи.
Спасаясь от них, лесные животные вторгались на окраинные улицы мегалополиса, а чаще всего находили безопасное пристанище на островах, сооруженных людьми Глауха посреди небольших, мелких озер.
Серые полчища обтекали стороной водную гладь и каменные нагромождения домов, двигаясь неудержимым, издающим глухой ровный шум потоком. С каждым часом крыс становилось все больше.
В передвижении этих огромных масс вначале не ощущалось никакой логики. Да и разумно ли ожидать ее от созданий, чей крохотный мозг, казалось, насквозь пропитан злобой.
Первые некрупные стаи метались хаотично и разрозненно: от лесных массивов в центре Территории к ее границам в долинах рек, поворачивали обратно, растекаясь широкой, дробившейся затем на множество ответвлений полосой, чтобы через сутки соединиться вновь, наполнив гулом огромное пространство.
Своими цепкими когтями они перепахивали сотни квадратных миль почвы, пожирая почти все, на что наталкивался дикий взгляд их острых глаз, что могли перемолоть ненасытные жернова их желудков.
Живые волны катились нескончаемой цепью, оставляя в стороне поселения людей. Порою серая река будто выплескивалась из невидимого русла, задевая подворье одиноко стоящего коттеджа или загон для лошадей. И тогда сумерки оглашались дикими криками. Выли, катаясь по земле, с пеною на оскаленных мордах псы, хрипели, пускаясь вскачь, сатанеющие от боли кони. Копыта скользили по упругому живому ковру из шерстистых подвижных тел и давили крыс десятками, но сотни других, беспощадных в инстинктивной жажде крови, повисали на крупах, вонзали желтые клыки в в шеи, страшными ожерельями болтались на гривах. Люди, спасавшиеся на крышах, с ужасом глядели на пир звериных полчищ, не оставляющих после себя даже костей.