Из деревни каменистая тропа, проторенная козами, вела прямо вверх по горе до края пересеченной оврагами местности, где поворачивала влево и, пройдя ярдов сто по открытому месту на горе, огибала ее выступ. Эта тропа там, где она шла поперек горы в точке наибольшего своего возвышения, была окаймлена редким кустарником, а в нижней части, где круто спускалась, - низким травостоем.
Привязав козленка к крепко вбитому колу на изгибе тропы в десяти ярдах ниже кустарника, мы спустились по горе на сто пятьдесят ярдов, где были большие скалы, за которыми мы спрятались. Козленок оказался самым лучшим крикуном из всех, каких я когда-либо слышал. Он непрестанно испускал резкое и пронзительное блеяние; нам не нужно было сторожить его, так как он был привязан вполне надежно и леопард не смог бы его утащить.
Солнце - огненный красный шар - опустилось на ширину локтя от снежных вершин над Кедарнатхом, когда мы заняли наши позиции за скалами. Получасом позже, когда мы уже несколько минут находились в тени, козленок вдруг перестал блеять. Прокравшись вдоль скалы и взглянув сквозь травяную ширму, я увидел его с поднятыми настороженными ушами, глядящего в сторону кустарника, вдруг козленок затряс головой и попятился на всю длину веревки.
Несомненно, привлеченный блеянием козленка, леопард появился, и то, что он сразу не набросился на него, доказывало: леопард подозревал что-то неладное. Ибботсон мог точнее прицелиться, так как его ружье было снабжено оптическим прицелом, и поэтому я отодвинулся. Когда он лег, приставив ружье к плечу, я прошептал ему, чтобы он внимательно присматривался к кустарнику в направлении, куда глядит козленок, так как был уверен в том, что если козленок может видеть леопарда, - а все показывало, что это так, - то Ибботсон также может его рассмотреть через свой мощный оптический прицел. Несколько минут Ибботсон глядел в окуляр прицела, затем покачал головой, положил ружье наземь и отодвинулся, чтобы я занял место.
Козленок стоял точно в той же позе, в какой я видел его последний раз; по направлению его взгляда я навел прицел на те кусты на которые он смотрел. Через прицел можно было разглядеть, как козленок моргает ресницами, самые незначительные движения его ушей и даже бакенбардов; но хотя я также всматривался в течение нескольких минут в кусты, ничего интересного разглядеть не смог.
Отведя глаза от окуляра, я заметил, что стало быстро смеркаться, и козленок выделялся красно-белым пятном на фоне горы. Нам предстоял длинный путь обратно, а дальнейшее ожидание было бы и бесполезно и опасно, поэтому, встав, я сказал Ибботсону, что нам пришло время двигаться.
Подойдя к козленку, который не издавал больше ни звука, мы отвязали его и вместе с человеком, который его вел, направились в деревню. Этому козленку, очевидно, никогда не надевали веревку на шею, и он весьма решительно сопротивлялся тому, чтобы его вели, поэтому я сказал человеку, чтобы он снял веревку с шеи животного. По опыту я знал, что если козла освободить после того, как он был привязан в джунглях, то он от страха или от потребности в обществе будет следовать по пятам, словно собака. Этот козел, видно, имел особые, присущие ему одному идеи и склонности, и не успел человек снять с его шеи веревку, как он повернулся и побежал по тропинке вверх.
Потерять хорошо блеющего козленка, который однажды уже привлек к себе леопарда и может сделать это еще раз, было бы обидно. Кроме того, несколько часов назад мы заплатили за него изрядную сумму, поэтому в свою очередь побежали вверх по тропе, рьяно преследуя беглеца. На изгибе тропы козел повернул влево, и мы потеряли его из виду. Держась тропы, как это делал козел, мы дошли до выступа на горе, откуда была видна значительная ее часть, покрытая низкорослой травой, и так как его нигде в поле зрения не оказалось, мы решили, что он срезал дорогу, возвращаясь к деревне, и двинулись назад по тому же пути, по которому пришли сюда. Я шел первым, и мы уже прошли сто ярдов по тропе, которая в своей верхней части была окаймлена редким кустарником, а в своей нижней, крутой части - короткой травяной растительностью, как вдруг я увидел что-то белое впереди меня. Свет почти померк; осторожно приблизившись к белому предмету, я обнаружил, что это был козленок, лежавший во всю свою длину на узкой тропе в том единственно возможном положении, которое позволяло его трупу не скатиться вниз по круче горы. Кровь текла из его горла, и, когда я прикоснулся к нему рукой, его мышцы еще вздрагивали.
Казалось, как будто людоед - ибо никакой другой леопард не убил бы козла, оставив его лежать на дороге, - сказал: "Вот, если хотите иметь вашего козла - берите его, и, так как сейчас темно, а вам предстоит долгий путь, посмотрим, кто из вас доберется живым до деревни".
Я не думаю, чтобы мы все трое благополучно достигли деревни, если бы я, к счастью, не имел с собой полной коробки спичек (Ибботсон в это время уже не курил). Зажигая спичку, бросая озабоченные взгляды кругом, мы быстро продвигались на несколько шагов, потом снова зажигали другую спичку и таким образом, спотыкаясь, спускались вниз по каменистой тропе, пока не дошли до места, откуда можно было крикнуть жителям деревни. На наш настойчивый зов появились люди, встретившие нас с фонарями и сосновыми факелами.
Мы оставили тело козленка там, где леопард его бросил. На рассвете я возвратился к этому месту и нашел следы лап людоеда; они были видны и дальше. Оказалось, он шел за нами вплоть до деревни. Козленок лежал нетронутым в том положении, в каком мы его оставили накануне вечером.
ОТРАВЛЕНИЕ ЦИАНИДОМ
Когда я возвращался в бунгало инспекции, после того как побывал у трупа козла, погибшего этой ночью, мне сообщили, что в деревню пришло известие - меня срочно требуют в Рудрапраяг, так как оказалось, что этой же ночью людоедом был убит человек. Люди, принесшие известие, не смогли сообщить подробностей или назвать место, где произошло убийство. Но так как следы лап людоеда показали, что после преследования нас до деревни он вернулся назад по козлиной тропе и повернул на ее изгибе вправо, я, как потом оказалось, правильно заключил, что леопард, после того как ему не удалось схватить кого-нибудь из нас, нашел свою жертву дальше в горах.
В бунгало я застал Ибботсона, разговаривавшего с человеком по имени Ненд Рам. Его деревня находилась в четырех милях от того места, где мы сделали засидку предыдущим вечером. В полумиле выше от этой деревни и на противоположной стороне глубокого ущелья человек низшей угнетенной касты по имени Геуйя расчистил от леса небольшую площадку и построил хижину, где жил со своей матерью, женой и тремя детьми. Утром, когда рассвело, Ненд Рам услышал, как со стороны дома Геуйи начали раздаваться вопли женщин. В ответ на вопрос: "Что произошло?" - он узнал: "мужчину дома" полчаса назад утащил людоед. С этим известием Ненд Рам, насмерть перепуганный, бросился в бунгало инспекции.
Обе лошади Ибботсона, арабская с побережья и английская кобыла стояли оседланными, и мы, основательно поев, отправились вместе с Ненд Рамом, который показывал нам путь. На горе не было дорог, только тропы козьи и более крупного скота, а так как английская кобыла не желала иметь дипломатических отношений с крутыми поворотами и каменистым грунтом, нам пришлось отправить лошадей назад и проделать на собственных ногах остальную часть подъема, тяжелого и крутого, выжавшего из нас семь потов.
Когда мы пришли на небольшой изолированный участок в лесу, две обезумевшие женщины - казалось, они лелеяли надежду, что "мужчина дома", может быть, еще жив, - показали нам, где Геуйя сидел, когда леопард схватил его. Хищник вонзил зубы в горло несчастного, помешав ему издать хотя бы один звук, и после этого оттащил на сто ярдов к небольшой впадине, окруженной густыми зарослями кустарника. Вопли женщин и крик Ненд Рама, очевидно, потревожили леопарда во время его пиршества, так как он съел только горло, челюсть и небольшую часть плеча и бедра у жертвы.
Поблизости от места, где лежал убитый, не росло ни одного дерева, на котором можно было бы устроить засидку. Поэтому мы положили яд в труп в тех местах, где мясо было изодрано зубами, и, так как время шло и приближался вечер, заняли позиции на горе в нескольких сотнях ярдов в стороне от впадины, откуда мы могли бы хорошо видеть эту лощину. Несомненно, хищник скрывался в густых зарослях, однако, хотя мы лежали в хорошо укрытом месте в течение двух часов, никаких признаков леопарда не было. Когда наступили сумерки, мы зажгли взятый с собой фонарь и вернулись назад в бунгало.
На следующее утро мы рано встали и, только рассвело, снова отправились на гору, откуда просматривалась прогалина. Ничего не увидев и не услышав, мы через час, когда поднялось солнце, подошли к трупу. До тех трех мест тела покойного, куда мы положили яд, леопард не дотронулся, но съел другое плечо и ногу, потом оттащил труп на некоторое расстояние и спрятал его в кустах.
Здесь также не было дерева, откуда можно было бы наблюдать за трупом и устроить засидку. После длительной дискуссии мы наконец решили, что Ибботсон спустится на одну милю по направлению к деревне, вниз по горе до большого мангового дерева, на котором он сможет поставить махан и провести в нем ночь, а я засяду примерно в четырехстах ярдах от трупа по дороге в деревню, там, где накануне днем мы видели следы лап людоеда.
Дерево, выбранное мной для этой цели, было рододендроном, много лет назад срубленным в пятнадцати футах от земли. Крепкие ветви выросли из места сруба, и на этом старом пне, окруженном ветвями, я устроил очень удобную и хорошо укрытую засидку.
Прямо передо мной возвышался большой густо покрытый лесом холм с частым подлеском папоротника-орляка и кормового бамбука. По холму с востока на запад вилась хорошо протоптанная пешеходная тропинка; рододендрон рос примерно в десяти футах ниже тропинки.
С места своей засидки я без каких-либо помех мог наблюдать за десятью ярдами этой пешеходной дорожки, которая налево от меня пересекала овраг и шла на том же уровне по противоположной стороне, а направо, в каких-нибудь трехстах ярдах дальше, она проходила немного ниже кустов, где лежал труп. В овраге, там, где его пересекала тропинка, воды не было, но тридцатью ярдами ниже и еще немного дальше, а также в трех-четырех ярдах от корней моего дерева было несколько небольших луж выходы ключей, которые образовали ручейки, стекавшие вниз; ручейки превращались в поток, дававший местным жителям воду для питья и для орошения полей.
Тропинка, которую я мог просматривать на расстоянии десяти ярдов, соединялась под прямым углом с тропой, спускающейся с холма и идущей от расположенной в трехстах ярдах хижины, где был убит Геуйя. В тридцати ярдах выше эта тропа изгибалась, и здесь начиналась небольшая впадина, доходившая до нижней тропинки. Места, где впадина начиналась у верхней тропы и кончалась у нижней, были вне поля моего зрения.
Луна светила так ярко, что не нужно было никаких электрических фонарей, и, если бы леопард пришел по нижней тропинке или спустился по тропинке, идущей от домика, - как показывали следы его лап накануне, - я смог бы легко сделать выстрел по цели на расстоянии от двадцати до сорока футов.
Я прошел по холму немного вниз вместе с Ибботсоном, затем незадолго до захода солнца занял свое место на дереве. Несколькими минутами позже три тем поспи иных серебряных фазана - петушок и две курочки - сбежали с холма и, после того как напились в ручейке, вернулись тем же путем обратно. В обоих случаях они прошли мимо моего дерева, и то, что они меня не обнаружили, было достаточным доказательством, что мое потаенное укрытие вполне надежно.
В самом начале ночь была безмолвна, но в восемь часов послышались лающие звуки каркера в том направлении, где лежал труп. Леопард появился, и я был вполне убежден, что он не пришел ни по одной из тропинок, за которыми я следил. "Полаяв" несколько минут, каркер замолк, и снова наступила тишина, продолжавшаяся до десяти часов, когда вдруг опять раздались звуки, издаваемые каркером. Леопард был у трупа два часа - достаточное время, чтобы основательно наесться и многократно получить дозу отравы. На этот раз имелись все шансы, что хищник попался, так как в эту вторую ночь мы весьма старательно начинили отравой весь труп, заложив яд глубоко в тело жертвы.
Не закрывая ни на минуту глаз, я следил за холмом, возвышавшимся прямо передо мной и освещенным луной настолько ярко, что я мог разглядеть каждую травинку на нем. В два часа ночи я услышал, как леопард спускался по тропе от хижины. На эту тропу, так же как и на идущую внизу тропинку, я набросал много сухих листьев для того, чтобы заранее узнать о приближении леопарда, и то, что он сейчас, не чувствуя опасности, ступал по этим листьям, не пытаясь сохранить тишину, наполняло меня надеждой - хотя я ожидал и хотел в ближайшие несколько секунд всадить в него пулю, - что ему не по себе.
На повороте леопард сделал короткую остановку, потом, покинув тропинку, вошел в небольшую ложбину и, пройдя по ней до нижней тропинки, снова остановился.
Я сидел несколько часов, не двигаясь, сжимая руками винтовку, лежавшую на коленях. Убежденный, что людоед пойдет по тропинке, я решил дать ему пройти мимо. Когда минует опасность, что он заметит меня, я вскину оружие и выстрелю в него в то место, какое мне понравится. Несколько секунд я наблюдал за тропинкой, ожидая все время увидеть его голову из-за склонившихся ветвей. Когда напряжение стало невыносимым, я вдруг услышал, как он прыгнул внизу тропинки и начал спускаться по диагонали через холм к моему дереву. В тот миг я подумал, что каким-то непостижимым таинственным путем ему стало известно о моем присутствии на дереве, и, так как вкус трупа ему не понравился, сейчас он намеревается заполучить еще одну человеческую жертву. Однако оказалось, что, сойдя с тропинки, он не стремился добраться до меня, а хотел сократить путь к ручейку, потому что как только хищник прошел, не останавливаясь под деревом, я сразу же услышал, что он, шумно чавкая, пил воду.
Его поведение на холме и то, как он сейчас пил, позволяли мне надеяться, что он отравился, но, не имея опыта применения цианида, я не знал, когда яд подействует. Через десять минут после того, как леопард кончил пить, и когда у меня появилась надежда, что он подох у ручья, я вдруг услышал, как он пробирается вверх по холму по противоположной стороне оврага. И как только он достиг тропинки, которая огибала выступ горы, все звуки затихли.
Ни разу - ни когда леопард шел по тропинке или спускался во впадину, пробираясь по холму у подножия дерева, на котором я сидел, ни когда он пил или поднимался на холм по той стороне оврага, - ни разу мне не удалось его увидеть, так как случайно или преднамеренно он был крайне осторожен и использовал любое укрытие, куда не проникал ни один проблеск лунного света.
Теперь уже не было надежды на выстрел, впрочем, это и не важно, если только яд окажется таким сильным, каким ему надлежало быть по словам доктора из Найни-Тала.
Всю остальную часть ночи я провел сторожа тропинки и прислушиваясь к звукам. На рассвете пришел Ибботсон, и, пока мы кипятили столь желанный чай, я рассказал ему о всех происшествиях ночи.
Подойдя к трупу, мы увидели, что леопард съел ногу, начиненную ядом, от которой две ночи назад он откусил небольшую часть. Мы также заметили, что он "принял" еще две другие дозы отравы -одну в левом плече и другую со спины.
Теперь необходимо было предпринять поиски трупа леопарда, поэтому патвари, пришедший с Ибботсоном, был послан собрать для этой цели людей. Около полудня патвари вернулся вместе с двумястами жителями. Вместе мы цепочкой прочесали всю сторону холма в том направлении, куда ушел людоед. В полумиле от того места, где животное утоляло свою жажду, были большие скалы, у подножия которых находилась пещера с отверстием, достаточно широким, чтобы леопард мог туда проникнуть. Ока углублялась далеко внутрь горы. Около входа в эту пещеру леопард изрыл когтями землю и изрыгнул пальцы ног своей жертвы, которые он целиком проглотил.
Тут же нашлось достаточно добровольцев, чтобы принести большие камни со скал и заложить ими вход. Пещера была запечатана так, что, когда мы уходили, никакому леопарду, если бы он там спрятался, не удалось бы удрать.
На следующее утро я вернулся с рулоном однодюймовой проволочной сетки и железными кольями. После того как камни были удалены, вход в пещеру был весьма искусно затянут сеткой. С этого момента и последующие десять дней я навещал пещеру утром и вечером, и в течение этого времени никаких новостей о людоеде не приходило ни из одной деревни на левом берегу Алакнанды. Мои надежды с каждым днем укреплялись; мне казалось, что в следующий визит я, наверное, смогу найти некоторые знаки, указывающие на гибель леопарда в пещере.
На десятое утро, когда я вернулся после посещения пещеры, где нашел проволочную сетку в полном порядке, Ибботсон встретил меня новостью: этой ночью в деревне в пяти милях отсюда и примерно в одной миле от дороги паломников на участке Радрапраяг - Бадринатх была убита женщина.
Совершенно очевидно, что цианид не был подходящим ядом для животного, которое, по-видимому, прекрасно себя чувствовало и у которого мышьяк со стрихнином лишь стимулировали аппетит. Не было никакого сомнения в том, что леопард съел цианид и вошел в пещеру, ибо шерсть пристала к скале, когда он протискивался внутрь.
Яд не оказал требуемого эффекта, возможно, из-за слишком большой дозы, которая вызвала рвоту. Исчезновение леопарда из пещеры можно объяснить наличием еще одного отверстия где-то в глубине горы. Так или иначе, но это не удивило ни меня, знакомого с этим леопардом всего несколько месяцев, ни тем более жителей Гарвала, которые жили в непосредственной близости от этого животного в течение восьми долгих лет и наделяли его - зверя или духа - сверхъестественным могуществом. Они верили, что только огонь сможет освободить их от этого злого духа.
НА ВОЛОСКЕ ОТ ГИБЕЛИ
Важные новости, живо интересующие каждого человека, путешествуют быстро. В течение прошедших десяти дней любой житель Гарвала знал об отравлении людоеда и надеялся, что он накрепко замурован в пещере. Поэтому естественно, что некоторые люди стали вести себя менее предусмотрительно, больше рисковали, и также очевидно, что леопард, оправившись после действия, произведенного на него ядом и найдя выход из пещеры, схватил первого попавшегося человека, забывшего о необходимости быть осторожным.
В нашем распоряжении целый день был впереди, так как я рано вернулся после посещения пещеры. После завтрака верхом на надежных лошадях Ибботсона, взяв с собой ружье, мы направились к деревне, где была убита женщина.
Быстро проскакав дорогой паломников, мы повернули на дорожку, идущую по диагонали поперек холма, проехали по ней с милю до тропинки, ведущей из деревни, и там заметили следы борьбы и большую лужу крови.
Старшина и родственник убитой ждали нас в деревне. Они показали место, где леопард схватил женщину, когда она закрывала за собой наружную дверь дома... Отсюда людоед поволок ее спиной по земле, через сто ярдов у дорожки на мгновение отпустил свою жертву и после яростной борьбы убил ее. Жители деревни слышали пронзительные вопли женщины, пока леопард тащил ее по земле и она боролась с ним, защищая свою жизнь; однако люди были слишком напуганы, чтобы оказать какую-либо помощь. Когда женщина умерла, леопард поднял ее и понес по пустому, открытому месту через ущелье шириной в сто ярдов и далее в гору по той стороне еще двести ярдов. Следов от протащенного тела тут не оказалось, но кровавые пятна на земле указывали путь. Они нас вывели к небольшой прогалине шириной в четыре фута и двадцать футов длиной. Верхнюю часть этой узкой полоски земли перегораживала перпендикулярно идущая восьмифутовая межа с росшей на ней чахлой мушмулой [* Мушмула германская, или обыкновенная (MespHus germanica), - вид листопадных деревьев или кустарников семейства розоцветных, естественный ареал распространения - Балканский п-ов, М. Азия, Иран, СССР; Кавказ, Крым, Туркмения. Как садовая культура распространена и за пределами естественного ареала].
На нижней части прогалины, там, где начинался обрыв, разросшийся куст дикой розы поравнялся с мушмулой, вытесняя ее своей листвой. Между межой и розовым кустом, свернутая калачиком, с головой, покоящейся на меже, без каких-либо признаков одежды, лежала убитая старая седоволосая женщина, семидесяти лет; ее обнаженное тело было усыпано бледно-розовыми лепестками, опавшими с куста.
За это безжалостное убийство леопард должен был наконец заплатить своей жизнью. После короткого военного совета Ибботсон, взяв с собой лишнюю лошадь, уехал в Рудрапраяг за необходимым снаряжением, меж тем как я, захватив ружье, отправился на поиски леопарда, надеясь, что мне повезет и я замечу его при свете дня.
Эта часть провинции была для меня новой, и в первую очередь необходимо было ознакомиться с местностью. Еще в деревне я заметил, что гора круто поднимается вверх от ущелья на высоту от четырех до пяти тысяч футов и покрыта густым дубовым и сосновым лесом, ниже которого расстилается открытый склон шириной около полумили, заросший невысокой травой, а еще ниже начинаются кустарниковые джунгли. Пробираясь по границе между травой и кустарниковыми джунглями, я обошел выступ скалы и оказался перед обширной низиной, спускающейся на полумилю вниз до дороги паломников и, очевидно, образовавшейся в давние времена вследствие оползня. По эту сторону низины местность шириной от ста ярдов (в верхнем ее конце) и до трехсот ярдов (у дороги паломников) была открытой. Почва в самой низине была насыщена влагой, на ней росло много больших деревьев, а под деревьями расстилалась густая поросль кустарниковых джунглей. На верхнем конце низины находилась отвесная скала с нависшим выступом длиной около ста ярдов; высота скалы изменялась от двадцати до сорока футов. На полпути вдоль скалы имелась глубокая расщелина шириной в несколько футов, по которой тонкой струйкой стекал малюсенький ручеек. Над скалами и вокруг них лежали кустарниковые джунгли, выше которых опять-таки виднелись открытые травянистые полянки.
Я вел разведку местности с большой осторожностью, так как не хотел, чтобы леопарду - я был уверен, что он находится в низине, - стало известно о моем присутствии, прежде чем мне это будет нужно. Теперь необходимо было выяснить, где искать лежку леопарда, и, чтобы узнать это, я вернулся к трупу.
Нам говорили в деревне, что вскоре после того, как была утащена женщина, рассвело; следовательно, у леопарда оставалось не так много времени па то, чтобы убить свою жертву, протащить ее на четыре сотни ярдов и съесть некоторую часть своей добычи. Поэтому вполне вероятно, что зверь покинул место, куда спрятал тело убитой, только когда уже окончательно рассвело.
Гора, па которой лежал труп, полностью просматривалась из деревни, где в это время движение могло стать уже достаточно оживленным. Поэтому леопард, уходя от своей добычи, должен был по возможности держаться укрытых мест. Исходя из этого, а также и потому, что на крепком грунте не осталось каких-либо его следов, я направился по пути, который, возможно, он сам избрал накануне.
Через полмили деревня скрылась из виду. Приближаясь к низине, я был удовлетворен, увидев, что иду по следу людоеда шаг за шагом - под одним кустом, там, где земля была помягче, я нашел место, где он лежал несколько часов. Следы его лап показывали, что, покинув это место, хищник вошел в низину в пятидесяти ярдах ниже скалы с нависшим утесом.
С полчаса я лежал здесь, рассматривая небольшое пространство передо мной, покрытое деревьями и кустарниковыми джунглями, в надежде, что леопард пошевелится и выдаст себя.
Через несколько минут мое внимание было привлечено каким-то движением среди опавших листьев, и вскоре появились два беблера с кривыми, как сабля, клювами; они усердно копались в листве в поисках пищи. Там, где дело касается плотоядных хищников, эти птицы являются в джунглях одними из наиболее надежных осведомителей, и я надеялся, что позже могу использовать эту пару, чтобы определить местонахождение леопарда.
Никакого движения не было заметно и не долетало ни одного звука, который бы показывал, что хищник находится в низине; но что он там, я все еще был твердо убежден; и так как мне не удалось застрелить его, применяя прежний метод охоты, я решил сейчас испробовать другой.
Не выдавая себя, леопард мог уйти из низины только двумя путями: или вниз по горе, к дороге паломников, или вверх. Заставить его спуститься вниз было бы для меня менее выгодно, но если мне удастся заставить его подняться в гору, он, вероятно, должен будет полезть по расщелине, чтобы укрыться в кустах над отвесной скалой, и, пока он будет это делать, я смогу поймать его на мушку.
Войдя в низину, несколько ниже того места, где должен был находиться леопард, я очень медленно начал восхождение, передвигаясь "челноком" [* Идти "челноком" (охотничье выражение) - способ передвижения охотника, когда он идет не по прямой линии, а заходами вправо и влево: зигзагами, подобно челноку ткацкой машины] каждый раз на поворотах поднимаясь несколько выше. Сейчас нужно было только не спускать глаз с трещины, так как беблеры, находясь на земле в нескольких футах ниже расщелины, дали бы знать, если леопард начнет шевелиться. Я продвинулся примерно на сорок ярдов и был от расщелины ярдах в десяти и чуть левее выступа скалы, как вдруг беблеры подняли тревогу и, взлетев на небольшой дубок, возбужденно прыгая в ветвях, начали испускать свой чистый, звонкий и тревожный сигнал, который в горах можно слышать на расстоянии полумили. Крепко держа ружье в руках, чтобы, не мешкая, выстрелить, я простоял минуту не шевелясь, потом снова начал медленно продвигаться вперед.
Привязав козленка к крепко вбитому колу на изгибе тропы в десяти ярдах ниже кустарника, мы спустились по горе на сто пятьдесят ярдов, где были большие скалы, за которыми мы спрятались. Козленок оказался самым лучшим крикуном из всех, каких я когда-либо слышал. Он непрестанно испускал резкое и пронзительное блеяние; нам не нужно было сторожить его, так как он был привязан вполне надежно и леопард не смог бы его утащить.
Солнце - огненный красный шар - опустилось на ширину локтя от снежных вершин над Кедарнатхом, когда мы заняли наши позиции за скалами. Получасом позже, когда мы уже несколько минут находились в тени, козленок вдруг перестал блеять. Прокравшись вдоль скалы и взглянув сквозь травяную ширму, я увидел его с поднятыми настороженными ушами, глядящего в сторону кустарника, вдруг козленок затряс головой и попятился на всю длину веревки.
Несомненно, привлеченный блеянием козленка, леопард появился, и то, что он сразу не набросился на него, доказывало: леопард подозревал что-то неладное. Ибботсон мог точнее прицелиться, так как его ружье было снабжено оптическим прицелом, и поэтому я отодвинулся. Когда он лег, приставив ружье к плечу, я прошептал ему, чтобы он внимательно присматривался к кустарнику в направлении, куда глядит козленок, так как был уверен в том, что если козленок может видеть леопарда, - а все показывало, что это так, - то Ибботсон также может его рассмотреть через свой мощный оптический прицел. Несколько минут Ибботсон глядел в окуляр прицела, затем покачал головой, положил ружье наземь и отодвинулся, чтобы я занял место.
Козленок стоял точно в той же позе, в какой я видел его последний раз; по направлению его взгляда я навел прицел на те кусты на которые он смотрел. Через прицел можно было разглядеть, как козленок моргает ресницами, самые незначительные движения его ушей и даже бакенбардов; но хотя я также всматривался в течение нескольких минут в кусты, ничего интересного разглядеть не смог.
Отведя глаза от окуляра, я заметил, что стало быстро смеркаться, и козленок выделялся красно-белым пятном на фоне горы. Нам предстоял длинный путь обратно, а дальнейшее ожидание было бы и бесполезно и опасно, поэтому, встав, я сказал Ибботсону, что нам пришло время двигаться.
Подойдя к козленку, который не издавал больше ни звука, мы отвязали его и вместе с человеком, который его вел, направились в деревню. Этому козленку, очевидно, никогда не надевали веревку на шею, и он весьма решительно сопротивлялся тому, чтобы его вели, поэтому я сказал человеку, чтобы он снял веревку с шеи животного. По опыту я знал, что если козла освободить после того, как он был привязан в джунглях, то он от страха или от потребности в обществе будет следовать по пятам, словно собака. Этот козел, видно, имел особые, присущие ему одному идеи и склонности, и не успел человек снять с его шеи веревку, как он повернулся и побежал по тропинке вверх.
Потерять хорошо блеющего козленка, который однажды уже привлек к себе леопарда и может сделать это еще раз, было бы обидно. Кроме того, несколько часов назад мы заплатили за него изрядную сумму, поэтому в свою очередь побежали вверх по тропе, рьяно преследуя беглеца. На изгибе тропы козел повернул влево, и мы потеряли его из виду. Держась тропы, как это делал козел, мы дошли до выступа на горе, откуда была видна значительная ее часть, покрытая низкорослой травой, и так как его нигде в поле зрения не оказалось, мы решили, что он срезал дорогу, возвращаясь к деревне, и двинулись назад по тому же пути, по которому пришли сюда. Я шел первым, и мы уже прошли сто ярдов по тропе, которая в своей верхней части была окаймлена редким кустарником, а в своей нижней, крутой части - короткой травяной растительностью, как вдруг я увидел что-то белое впереди меня. Свет почти померк; осторожно приблизившись к белому предмету, я обнаружил, что это был козленок, лежавший во всю свою длину на узкой тропе в том единственно возможном положении, которое позволяло его трупу не скатиться вниз по круче горы. Кровь текла из его горла, и, когда я прикоснулся к нему рукой, его мышцы еще вздрагивали.
Казалось, как будто людоед - ибо никакой другой леопард не убил бы козла, оставив его лежать на дороге, - сказал: "Вот, если хотите иметь вашего козла - берите его, и, так как сейчас темно, а вам предстоит долгий путь, посмотрим, кто из вас доберется живым до деревни".
Я не думаю, чтобы мы все трое благополучно достигли деревни, если бы я, к счастью, не имел с собой полной коробки спичек (Ибботсон в это время уже не курил). Зажигая спичку, бросая озабоченные взгляды кругом, мы быстро продвигались на несколько шагов, потом снова зажигали другую спичку и таким образом, спотыкаясь, спускались вниз по каменистой тропе, пока не дошли до места, откуда можно было крикнуть жителям деревни. На наш настойчивый зов появились люди, встретившие нас с фонарями и сосновыми факелами.
Мы оставили тело козленка там, где леопард его бросил. На рассвете я возвратился к этому месту и нашел следы лап людоеда; они были видны и дальше. Оказалось, он шел за нами вплоть до деревни. Козленок лежал нетронутым в том положении, в каком мы его оставили накануне вечером.
ОТРАВЛЕНИЕ ЦИАНИДОМ
Когда я возвращался в бунгало инспекции, после того как побывал у трупа козла, погибшего этой ночью, мне сообщили, что в деревню пришло известие - меня срочно требуют в Рудрапраяг, так как оказалось, что этой же ночью людоедом был убит человек. Люди, принесшие известие, не смогли сообщить подробностей или назвать место, где произошло убийство. Но так как следы лап людоеда показали, что после преследования нас до деревни он вернулся назад по козлиной тропе и повернул на ее изгибе вправо, я, как потом оказалось, правильно заключил, что леопард, после того как ему не удалось схватить кого-нибудь из нас, нашел свою жертву дальше в горах.
В бунгало я застал Ибботсона, разговаривавшего с человеком по имени Ненд Рам. Его деревня находилась в четырех милях от того места, где мы сделали засидку предыдущим вечером. В полумиле выше от этой деревни и на противоположной стороне глубокого ущелья человек низшей угнетенной касты по имени Геуйя расчистил от леса небольшую площадку и построил хижину, где жил со своей матерью, женой и тремя детьми. Утром, когда рассвело, Ненд Рам услышал, как со стороны дома Геуйи начали раздаваться вопли женщин. В ответ на вопрос: "Что произошло?" - он узнал: "мужчину дома" полчаса назад утащил людоед. С этим известием Ненд Рам, насмерть перепуганный, бросился в бунгало инспекции.
Обе лошади Ибботсона, арабская с побережья и английская кобыла стояли оседланными, и мы, основательно поев, отправились вместе с Ненд Рамом, который показывал нам путь. На горе не было дорог, только тропы козьи и более крупного скота, а так как английская кобыла не желала иметь дипломатических отношений с крутыми поворотами и каменистым грунтом, нам пришлось отправить лошадей назад и проделать на собственных ногах остальную часть подъема, тяжелого и крутого, выжавшего из нас семь потов.
Когда мы пришли на небольшой изолированный участок в лесу, две обезумевшие женщины - казалось, они лелеяли надежду, что "мужчина дома", может быть, еще жив, - показали нам, где Геуйя сидел, когда леопард схватил его. Хищник вонзил зубы в горло несчастного, помешав ему издать хотя бы один звук, и после этого оттащил на сто ярдов к небольшой впадине, окруженной густыми зарослями кустарника. Вопли женщин и крик Ненд Рама, очевидно, потревожили леопарда во время его пиршества, так как он съел только горло, челюсть и небольшую часть плеча и бедра у жертвы.
Поблизости от места, где лежал убитый, не росло ни одного дерева, на котором можно было бы устроить засидку. Поэтому мы положили яд в труп в тех местах, где мясо было изодрано зубами, и, так как время шло и приближался вечер, заняли позиции на горе в нескольких сотнях ярдов в стороне от впадины, откуда мы могли бы хорошо видеть эту лощину. Несомненно, хищник скрывался в густых зарослях, однако, хотя мы лежали в хорошо укрытом месте в течение двух часов, никаких признаков леопарда не было. Когда наступили сумерки, мы зажгли взятый с собой фонарь и вернулись назад в бунгало.
На следующее утро мы рано встали и, только рассвело, снова отправились на гору, откуда просматривалась прогалина. Ничего не увидев и не услышав, мы через час, когда поднялось солнце, подошли к трупу. До тех трех мест тела покойного, куда мы положили яд, леопард не дотронулся, но съел другое плечо и ногу, потом оттащил труп на некоторое расстояние и спрятал его в кустах.
Здесь также не было дерева, откуда можно было бы наблюдать за трупом и устроить засидку. После длительной дискуссии мы наконец решили, что Ибботсон спустится на одну милю по направлению к деревне, вниз по горе до большого мангового дерева, на котором он сможет поставить махан и провести в нем ночь, а я засяду примерно в четырехстах ярдах от трупа по дороге в деревню, там, где накануне днем мы видели следы лап людоеда.
Дерево, выбранное мной для этой цели, было рододендроном, много лет назад срубленным в пятнадцати футах от земли. Крепкие ветви выросли из места сруба, и на этом старом пне, окруженном ветвями, я устроил очень удобную и хорошо укрытую засидку.
Прямо передо мной возвышался большой густо покрытый лесом холм с частым подлеском папоротника-орляка и кормового бамбука. По холму с востока на запад вилась хорошо протоптанная пешеходная тропинка; рододендрон рос примерно в десяти футах ниже тропинки.
С места своей засидки я без каких-либо помех мог наблюдать за десятью ярдами этой пешеходной дорожки, которая налево от меня пересекала овраг и шла на том же уровне по противоположной стороне, а направо, в каких-нибудь трехстах ярдах дальше, она проходила немного ниже кустов, где лежал труп. В овраге, там, где его пересекала тропинка, воды не было, но тридцатью ярдами ниже и еще немного дальше, а также в трех-четырех ярдах от корней моего дерева было несколько небольших луж выходы ключей, которые образовали ручейки, стекавшие вниз; ручейки превращались в поток, дававший местным жителям воду для питья и для орошения полей.
Тропинка, которую я мог просматривать на расстоянии десяти ярдов, соединялась под прямым углом с тропой, спускающейся с холма и идущей от расположенной в трехстах ярдах хижины, где был убит Геуйя. В тридцати ярдах выше эта тропа изгибалась, и здесь начиналась небольшая впадина, доходившая до нижней тропинки. Места, где впадина начиналась у верхней тропы и кончалась у нижней, были вне поля моего зрения.
Луна светила так ярко, что не нужно было никаких электрических фонарей, и, если бы леопард пришел по нижней тропинке или спустился по тропинке, идущей от домика, - как показывали следы его лап накануне, - я смог бы легко сделать выстрел по цели на расстоянии от двадцати до сорока футов.
Я прошел по холму немного вниз вместе с Ибботсоном, затем незадолго до захода солнца занял свое место на дереве. Несколькими минутами позже три тем поспи иных серебряных фазана - петушок и две курочки - сбежали с холма и, после того как напились в ручейке, вернулись тем же путем обратно. В обоих случаях они прошли мимо моего дерева, и то, что они меня не обнаружили, было достаточным доказательством, что мое потаенное укрытие вполне надежно.
В самом начале ночь была безмолвна, но в восемь часов послышались лающие звуки каркера в том направлении, где лежал труп. Леопард появился, и я был вполне убежден, что он не пришел ни по одной из тропинок, за которыми я следил. "Полаяв" несколько минут, каркер замолк, и снова наступила тишина, продолжавшаяся до десяти часов, когда вдруг опять раздались звуки, издаваемые каркером. Леопард был у трупа два часа - достаточное время, чтобы основательно наесться и многократно получить дозу отравы. На этот раз имелись все шансы, что хищник попался, так как в эту вторую ночь мы весьма старательно начинили отравой весь труп, заложив яд глубоко в тело жертвы.
Не закрывая ни на минуту глаз, я следил за холмом, возвышавшимся прямо передо мной и освещенным луной настолько ярко, что я мог разглядеть каждую травинку на нем. В два часа ночи я услышал, как леопард спускался по тропе от хижины. На эту тропу, так же как и на идущую внизу тропинку, я набросал много сухих листьев для того, чтобы заранее узнать о приближении леопарда, и то, что он сейчас, не чувствуя опасности, ступал по этим листьям, не пытаясь сохранить тишину, наполняло меня надеждой - хотя я ожидал и хотел в ближайшие несколько секунд всадить в него пулю, - что ему не по себе.
На повороте леопард сделал короткую остановку, потом, покинув тропинку, вошел в небольшую ложбину и, пройдя по ней до нижней тропинки, снова остановился.
Я сидел несколько часов, не двигаясь, сжимая руками винтовку, лежавшую на коленях. Убежденный, что людоед пойдет по тропинке, я решил дать ему пройти мимо. Когда минует опасность, что он заметит меня, я вскину оружие и выстрелю в него в то место, какое мне понравится. Несколько секунд я наблюдал за тропинкой, ожидая все время увидеть его голову из-за склонившихся ветвей. Когда напряжение стало невыносимым, я вдруг услышал, как он прыгнул внизу тропинки и начал спускаться по диагонали через холм к моему дереву. В тот миг я подумал, что каким-то непостижимым таинственным путем ему стало известно о моем присутствии на дереве, и, так как вкус трупа ему не понравился, сейчас он намеревается заполучить еще одну человеческую жертву. Однако оказалось, что, сойдя с тропинки, он не стремился добраться до меня, а хотел сократить путь к ручейку, потому что как только хищник прошел, не останавливаясь под деревом, я сразу же услышал, что он, шумно чавкая, пил воду.
Его поведение на холме и то, как он сейчас пил, позволяли мне надеяться, что он отравился, но, не имея опыта применения цианида, я не знал, когда яд подействует. Через десять минут после того, как леопард кончил пить, и когда у меня появилась надежда, что он подох у ручья, я вдруг услышал, как он пробирается вверх по холму по противоположной стороне оврага. И как только он достиг тропинки, которая огибала выступ горы, все звуки затихли.
Ни разу - ни когда леопард шел по тропинке или спускался во впадину, пробираясь по холму у подножия дерева, на котором я сидел, ни когда он пил или поднимался на холм по той стороне оврага, - ни разу мне не удалось его увидеть, так как случайно или преднамеренно он был крайне осторожен и использовал любое укрытие, куда не проникал ни один проблеск лунного света.
Теперь уже не было надежды на выстрел, впрочем, это и не важно, если только яд окажется таким сильным, каким ему надлежало быть по словам доктора из Найни-Тала.
Всю остальную часть ночи я провел сторожа тропинки и прислушиваясь к звукам. На рассвете пришел Ибботсон, и, пока мы кипятили столь желанный чай, я рассказал ему о всех происшествиях ночи.
Подойдя к трупу, мы увидели, что леопард съел ногу, начиненную ядом, от которой две ночи назад он откусил небольшую часть. Мы также заметили, что он "принял" еще две другие дозы отравы -одну в левом плече и другую со спины.
Теперь необходимо было предпринять поиски трупа леопарда, поэтому патвари, пришедший с Ибботсоном, был послан собрать для этой цели людей. Около полудня патвари вернулся вместе с двумястами жителями. Вместе мы цепочкой прочесали всю сторону холма в том направлении, куда ушел людоед. В полумиле от того места, где животное утоляло свою жажду, были большие скалы, у подножия которых находилась пещера с отверстием, достаточно широким, чтобы леопард мог туда проникнуть. Ока углублялась далеко внутрь горы. Около входа в эту пещеру леопард изрыл когтями землю и изрыгнул пальцы ног своей жертвы, которые он целиком проглотил.
Тут же нашлось достаточно добровольцев, чтобы принести большие камни со скал и заложить ими вход. Пещера была запечатана так, что, когда мы уходили, никакому леопарду, если бы он там спрятался, не удалось бы удрать.
На следующее утро я вернулся с рулоном однодюймовой проволочной сетки и железными кольями. После того как камни были удалены, вход в пещеру был весьма искусно затянут сеткой. С этого момента и последующие десять дней я навещал пещеру утром и вечером, и в течение этого времени никаких новостей о людоеде не приходило ни из одной деревни на левом берегу Алакнанды. Мои надежды с каждым днем укреплялись; мне казалось, что в следующий визит я, наверное, смогу найти некоторые знаки, указывающие на гибель леопарда в пещере.
На десятое утро, когда я вернулся после посещения пещеры, где нашел проволочную сетку в полном порядке, Ибботсон встретил меня новостью: этой ночью в деревне в пяти милях отсюда и примерно в одной миле от дороги паломников на участке Радрапраяг - Бадринатх была убита женщина.
Совершенно очевидно, что цианид не был подходящим ядом для животного, которое, по-видимому, прекрасно себя чувствовало и у которого мышьяк со стрихнином лишь стимулировали аппетит. Не было никакого сомнения в том, что леопард съел цианид и вошел в пещеру, ибо шерсть пристала к скале, когда он протискивался внутрь.
Яд не оказал требуемого эффекта, возможно, из-за слишком большой дозы, которая вызвала рвоту. Исчезновение леопарда из пещеры можно объяснить наличием еще одного отверстия где-то в глубине горы. Так или иначе, но это не удивило ни меня, знакомого с этим леопардом всего несколько месяцев, ни тем более жителей Гарвала, которые жили в непосредственной близости от этого животного в течение восьми долгих лет и наделяли его - зверя или духа - сверхъестественным могуществом. Они верили, что только огонь сможет освободить их от этого злого духа.
НА ВОЛОСКЕ ОТ ГИБЕЛИ
Важные новости, живо интересующие каждого человека, путешествуют быстро. В течение прошедших десяти дней любой житель Гарвала знал об отравлении людоеда и надеялся, что он накрепко замурован в пещере. Поэтому естественно, что некоторые люди стали вести себя менее предусмотрительно, больше рисковали, и также очевидно, что леопард, оправившись после действия, произведенного на него ядом и найдя выход из пещеры, схватил первого попавшегося человека, забывшего о необходимости быть осторожным.
В нашем распоряжении целый день был впереди, так как я рано вернулся после посещения пещеры. После завтрака верхом на надежных лошадях Ибботсона, взяв с собой ружье, мы направились к деревне, где была убита женщина.
Быстро проскакав дорогой паломников, мы повернули на дорожку, идущую по диагонали поперек холма, проехали по ней с милю до тропинки, ведущей из деревни, и там заметили следы борьбы и большую лужу крови.
Старшина и родственник убитой ждали нас в деревне. Они показали место, где леопард схватил женщину, когда она закрывала за собой наружную дверь дома... Отсюда людоед поволок ее спиной по земле, через сто ярдов у дорожки на мгновение отпустил свою жертву и после яростной борьбы убил ее. Жители деревни слышали пронзительные вопли женщины, пока леопард тащил ее по земле и она боролась с ним, защищая свою жизнь; однако люди были слишком напуганы, чтобы оказать какую-либо помощь. Когда женщина умерла, леопард поднял ее и понес по пустому, открытому месту через ущелье шириной в сто ярдов и далее в гору по той стороне еще двести ярдов. Следов от протащенного тела тут не оказалось, но кровавые пятна на земле указывали путь. Они нас вывели к небольшой прогалине шириной в четыре фута и двадцать футов длиной. Верхнюю часть этой узкой полоски земли перегораживала перпендикулярно идущая восьмифутовая межа с росшей на ней чахлой мушмулой [* Мушмула германская, или обыкновенная (MespHus germanica), - вид листопадных деревьев или кустарников семейства розоцветных, естественный ареал распространения - Балканский п-ов, М. Азия, Иран, СССР; Кавказ, Крым, Туркмения. Как садовая культура распространена и за пределами естественного ареала].
На нижней части прогалины, там, где начинался обрыв, разросшийся куст дикой розы поравнялся с мушмулой, вытесняя ее своей листвой. Между межой и розовым кустом, свернутая калачиком, с головой, покоящейся на меже, без каких-либо признаков одежды, лежала убитая старая седоволосая женщина, семидесяти лет; ее обнаженное тело было усыпано бледно-розовыми лепестками, опавшими с куста.
За это безжалостное убийство леопард должен был наконец заплатить своей жизнью. После короткого военного совета Ибботсон, взяв с собой лишнюю лошадь, уехал в Рудрапраяг за необходимым снаряжением, меж тем как я, захватив ружье, отправился на поиски леопарда, надеясь, что мне повезет и я замечу его при свете дня.
Эта часть провинции была для меня новой, и в первую очередь необходимо было ознакомиться с местностью. Еще в деревне я заметил, что гора круто поднимается вверх от ущелья на высоту от четырех до пяти тысяч футов и покрыта густым дубовым и сосновым лесом, ниже которого расстилается открытый склон шириной около полумили, заросший невысокой травой, а еще ниже начинаются кустарниковые джунгли. Пробираясь по границе между травой и кустарниковыми джунглями, я обошел выступ скалы и оказался перед обширной низиной, спускающейся на полумилю вниз до дороги паломников и, очевидно, образовавшейся в давние времена вследствие оползня. По эту сторону низины местность шириной от ста ярдов (в верхнем ее конце) и до трехсот ярдов (у дороги паломников) была открытой. Почва в самой низине была насыщена влагой, на ней росло много больших деревьев, а под деревьями расстилалась густая поросль кустарниковых джунглей. На верхнем конце низины находилась отвесная скала с нависшим выступом длиной около ста ярдов; высота скалы изменялась от двадцати до сорока футов. На полпути вдоль скалы имелась глубокая расщелина шириной в несколько футов, по которой тонкой струйкой стекал малюсенький ручеек. Над скалами и вокруг них лежали кустарниковые джунгли, выше которых опять-таки виднелись открытые травянистые полянки.
Я вел разведку местности с большой осторожностью, так как не хотел, чтобы леопарду - я был уверен, что он находится в низине, - стало известно о моем присутствии, прежде чем мне это будет нужно. Теперь необходимо было выяснить, где искать лежку леопарда, и, чтобы узнать это, я вернулся к трупу.
Нам говорили в деревне, что вскоре после того, как была утащена женщина, рассвело; следовательно, у леопарда оставалось не так много времени па то, чтобы убить свою жертву, протащить ее на четыре сотни ярдов и съесть некоторую часть своей добычи. Поэтому вполне вероятно, что зверь покинул место, куда спрятал тело убитой, только когда уже окончательно рассвело.
Гора, па которой лежал труп, полностью просматривалась из деревни, где в это время движение могло стать уже достаточно оживленным. Поэтому леопард, уходя от своей добычи, должен был по возможности держаться укрытых мест. Исходя из этого, а также и потому, что на крепком грунте не осталось каких-либо его следов, я направился по пути, который, возможно, он сам избрал накануне.
Через полмили деревня скрылась из виду. Приближаясь к низине, я был удовлетворен, увидев, что иду по следу людоеда шаг за шагом - под одним кустом, там, где земля была помягче, я нашел место, где он лежал несколько часов. Следы его лап показывали, что, покинув это место, хищник вошел в низину в пятидесяти ярдах ниже скалы с нависшим утесом.
С полчаса я лежал здесь, рассматривая небольшое пространство передо мной, покрытое деревьями и кустарниковыми джунглями, в надежде, что леопард пошевелится и выдаст себя.
Через несколько минут мое внимание было привлечено каким-то движением среди опавших листьев, и вскоре появились два беблера с кривыми, как сабля, клювами; они усердно копались в листве в поисках пищи. Там, где дело касается плотоядных хищников, эти птицы являются в джунглях одними из наиболее надежных осведомителей, и я надеялся, что позже могу использовать эту пару, чтобы определить местонахождение леопарда.
Никакого движения не было заметно и не долетало ни одного звука, который бы показывал, что хищник находится в низине; но что он там, я все еще был твердо убежден; и так как мне не удалось застрелить его, применяя прежний метод охоты, я решил сейчас испробовать другой.
Не выдавая себя, леопард мог уйти из низины только двумя путями: или вниз по горе, к дороге паломников, или вверх. Заставить его спуститься вниз было бы для меня менее выгодно, но если мне удастся заставить его подняться в гору, он, вероятно, должен будет полезть по расщелине, чтобы укрыться в кустах над отвесной скалой, и, пока он будет это делать, я смогу поймать его на мушку.
Войдя в низину, несколько ниже того места, где должен был находиться леопард, я очень медленно начал восхождение, передвигаясь "челноком" [* Идти "челноком" (охотничье выражение) - способ передвижения охотника, когда он идет не по прямой линии, а заходами вправо и влево: зигзагами, подобно челноку ткацкой машины] каждый раз на поворотах поднимаясь несколько выше. Сейчас нужно было только не спускать глаз с трещины, так как беблеры, находясь на земле в нескольких футах ниже расщелины, дали бы знать, если леопард начнет шевелиться. Я продвинулся примерно на сорок ярдов и был от расщелины ярдах в десяти и чуть левее выступа скалы, как вдруг беблеры подняли тревогу и, взлетев на небольшой дубок, возбужденно прыгая в ветвях, начали испускать свой чистый, звонкий и тревожный сигнал, который в горах можно слышать на расстоянии полумили. Крепко держа ружье в руках, чтобы, не мешкая, выстрелить, я простоял минуту не шевелясь, потом снова начал медленно продвигаться вперед.