* * * "Первый", я "пятый". Мы у развилки". "Что сенсоры?" "Никого... Группа, внимание, разделяемся. Встретимся в конце коридора. Ян, поддерживаем связь...". Мо Лау, вслушиваясь в переговоры отделения, нашел на планшете вторую ударную группу, нашел развилку. От нее трое десантников ушли влево, трое вправо. Он покачал головой, они заканчивали осмотр первого яруса, и так же, как на втором и третьем ярусе, все было впустую. Две другие ударные группы после короткого отдыха двинулись в обратную сторону. "Вижу! Вижу его! - дал о себе знать Ян. - Я попал в него... А, черт!!!" "Ян! Ян! Ян, что с тобой! Ответь!" Все было кончено в доли секунды. "Первый", я "пятый". Похоже, я только что потерял троих. На сенсорах ничего нет". "Пятый", - заговорил Мо Лау, - К вам идет помощь. Не атаковать. Только защищаться". "Первый"! Они идут на меня! Четверо, их четверо!" Брань, отборные ругательства, топот ног - это было последнее, что слышал Мо Лау. Все датчики жизнедеятельности десантников "второй ударной", выведенные на панель приборов в ЦУПе, погасли. "Всем отступать! Всем под защиту силового поля!" - загремел голос Мо Лау.
48. Два пути было передо мной: один - вернуться к кораблю, другой - к платформе. Против первого варианта была неизвестность. Я не знал причин, заставивших нас в спешном порядке покинуть ZZ-II и отправиться в пустыню; память упрямо заслоняла от меня часть событий предыдущей ночи. На платформу же я должен был возвращаться, так или иначе. Там оставались Фредерик и Мигель, "...возможно, Клод, если, конечно, он уцелел", размышлял я. Разумеется, я бы мог вернуться на платформу с корабля, но именно мысль о Клоде, что он убьет и остальных, перевесила все. "...К тому же до лагеря вдвое ближе, не больше четырех километров...". Я уже готов был отправиться в дорогу в выбранном направлении, как неожиданно понял, что ошибаюсь в своих расчетах. У меня не было ранца! Достигнув плато, я должен буду карабкаться наверх по отвесной стене, наверное, до конца дня. Нельзя было надеяться на случай, что меня отправятся искать, что в лагере все благополучно. Только поэтому я двинулся к кораблю. Сначала к кораблю... Он появился на горизонте задолго до нашей встречи, спустя сутки или целую вечность. Он стоял невредимый и могучий, словно в сиянии славы. Я смотрел на него иначе, чем раньше. Он стал ближе и дальше. Я был около него, как и ожидал, через два часа с небольшим. Трап был спущен. У входа стояли четыре выключенных робота, и по правую от них сторону было складировано вспомогательное оборудование. Амбар, где стоял десантный корабль, был открыт, и я мог видеть его задраенные люки и пыль на корпусе. Я вошел внутрь ZZ-II, поднялся на лифте в ЦУП, сделал шаг и увидел в пяти метрах от себя Клода. Я был у него на прицеле. "Я ждал тебя", - тяжело произнес он. Лицо его было сильно обожжено, державшая кольт рука дрожала, усталые глаза налиты кровью, и казалось, что он пересиливал себя, чтобы не заснуть. "Почему ты пошел на это?" - спросил я. "Ты единственный, кто знает почти то же, что и я". Я не нашелся, что ему ответить. Несколько минут мы молчали. Потом я спросил, что он собирается делать дальше. "Я убью тебя и вернусь в лагерь, чтобы покончить с Мигелем и Фредериком...". "Я не ошибся в нем", - с сожалением подумал я. "...надеюсь, мне удастся остановить все ЭТО раньше, чем ситуация выйдет из-под контроля", - продолжил он свою мысль. "Может быть, мы попытаемся объединить наши усилия, и никого не будем убивать...? И потом, мне не совсем понятно, ради чего...". Не знаю, собирался ли он ответить мне, сама жизнь вмешалась в наш спор. Неожиданно взгляд его потерял меня, глаза смотрели мимо, пока не закрылись; он пошатнулся, пытаясь найти точку опоры, сделал несколько неуверенных шагов в сторону и при этом налетел на кресло. На мгновение это привело его в чувство. Он глянул на меня в последний раз, - его рука с кольтом уже была опущена, и если б я хотел, то давно мог бы убить его, затем судорожно, словно для крика, раскрыл рот и упал лицом вниз, на то же кресло, по нему сползая на пол. Когда я подошел к нему, он был уже мертв. Задней части черепа у него не было вовсе. Я смотрел на него, и его слова: "Надеюсь, мне удастся остановить все это раньше, чем ситуация выйдет из-под контроля", проносились в моей голове громогласным эхом. Я знал, что Харон размножил нас на N-ое количество экземпляров. Это, несомненно, вносило определенный психологический дискомфорт в нашу жизнь, но чего-то фатального я в этом не видел. Видимо, Клод полагал иначе. Затем я взял кольт и одним залпом уничтожил тело моего товарища. Почему? Зачем?.. Я опомнился, задавшись теми же вопросами уже в полпути от платформы, где надеялся найти Мигеля и Фредерика. И сразу спросил себя: не значило ли это, что Харон менял нас? Медленно, поступательно, оставляя неизменной лишь оболочку?.. Разумеется, я отмел эту мысль. Мы никогда не признаемся себе, когда становимся хуже, только придумываем новые оправдания. Я сказал себе, что справлюсь со всем этим, что смогу управлять своими поступками и чувствами, что я ПРЕЖНИЙ! Но ЗЛО - это всегда прерогатива сильных. Платформа стремительно приближалась. Я уже различал на ней отдельные детали. Без присутствия людей. Я успокаивал себя, говорил, - возможно, они отправились меня искать, меня и Клода. Это было бы естественно, раз, проснувшись утром, они не нашли нас обоих. Но потом я увидел нечто не вписывающееся в привычный интерьер лагеря: справа от капсулы Фредерика на пол был брошен точно мешок муки... Через минуту он обрел очертания человека. Он лежал неподвижно, свернувшись в клубок, сжавшись, странно спрятав голову, как будто спасаясь от чьих-то ударов или словно у него болел живот, к тому же он, кажется, увеличился в размерах вдвое. Он был в обычном, с серебристым оттенком, светлом комбинезоне, но сквозь него прорастали тонкие волоски, очень длинные и с внешней стороны с белым налетом. Опустившись на платформу, я не решился подойти к нему ближе. Что-то останавливало меня. Я всегда говорил себе: я верю в свою интуицию. Мигеля нигде не было... Да, да, оглядываясь, я искал глазами Мигеля, заведомо определив лежавшего как Фредерика, хотя по-прежнему не видел его лица. Я заставил себя отвернуться. Подошел к пульту. В лагере был задействован постоянный режим слежения. Я выставил на дисплее время моего вылета следом за Клодом и сел в кресло. Конечно, можно было бы конкретизировать задачу, например, начать осмотр картинки с момента пробуждения одного из разведчиков; это было весьма просто, поскольку на капсулах установили соответствующие датчики, но... Я поймал себя на мысли, что нарочно тяну время. Я видел ночь, платформу, по периметру окруженную светом, и, сверившись с таймером, подумал, что бой уже начался. Ни Мигель, ни Фредерик ничем себя не обнаруживали, они мирно спали. Ночь забирала меня. Я шел с Мигелем и Арно, след в след за шагавшим впереди Клодом. "Это где-то здесь", - сказал он. "У нас совсем не осталось времени", - произнес Мигель. Я словно хотел выкрикнуть: "Почему не осталось?!", но вспомнил, где я и что со мной и что память наглухо зарылась в нору; мне только и оставалось, что набраться терпения и ждать. На мониторе начинался день; где-то в пустыне в это время я пришел в себя, воскреснув из мертвых, чтобы затем найти свой труп. Ощущение, что за мной наблюдают, заставило меня обернуться. "Бред! - никого не обнаружив, сказал я себе, - Ты становишься слишком мнительным...". Я уже хотел вернуться к монитору, как понял, внезапно понял, что труп, неопознанный мною труп Фредерика ли, Мигеля ли, переместился на несколько метров ближе... Я не поверил своим глазам. Я отказывался в это верить. "Так докажи себе, что обманулся", - воскликнул кто-то внутри меня. Я принял вызов. Вернувшись к монитору, я выставил новое время: на пять минут назад. Вот я сажусь на платформу... как неуверенно я выгляжу. Вот отступаю и иду к пульту, с опаской... чего я боюсь? Вот я сижу у монитора... А труп? Он вдруг ожил и пополз в моем направлении. Полз? Но, чтобы ползти, надо двигаться, шевелить руками, ногами или хотя бы туловищем... Нет, он перемещался, словно катился на роликах, но как медленно и осторожно, и бесшумно. "Однако он ближе, чем я полагал", - в какой-то момент произнес я вслух, обрываясь на последнем слове, замирая... Все, что происходило передо мною, на мониторе разворачивалось в реальном времени по меньшей мере две минуты назад! Я сорвался с места, опрокидывая кресло. Оно упало на "моего врага". Неожиданно он проявил, казалось, ему совершенно не свойственную прыть его словно отнесло ветром. Затем из того, что так напоминало мне человеческое тело, стали вырастать коричневые "водоросли". Снимите фильм, как вьюнок, вырастая, ползет по стене дома, потратьте на это все лето и посмотрите его за две минуты... Я выстрелил, сжег его наполовину... Его развернуло, он немного завалился на бок, и я увидел опущенную, склоненную голову Фредерика, я узнал его по затылку, и под ней так, словно это была лишь шелуха, голову Мигеля, его мертвое, перекошенное от ужаса лицо... Я сжег его окончательно вторым залпом. Но на полу платформы и после этого все еще оставались обрывки "водорослей". Я старательно, недоверчиво обходил их, пока оставался в лагере, и был совершенно прав. Минует время, много времени, и я пойму, что случилось с Фредериком и Мигелем. Эти коричневые "водоросли" были действительно не более чем безобидными растениями, пока им не причиняли боль. Упаси боже было их трогать! Каждый вырванный из джунглей отросток становился чудовищем. Он пожирал своего обидчика, он пожирал все живое, и он тоже обретал суть животного... Я вылетел из лагеря в направлении ZZ-II до исхода дня. Со мной были результаты всех наших исследований, и все это заняло целый контейнер. Я поднялся на высоту сто метров, набрал скорость. Я думал о том, что буду делать дальше: буду ли продолжать исследование Харона или дам заключение уже сейчас, и буду ли искать своих двойников... я полагал, у меня есть шансы, но это меня и страшило. Надо ли говорить о том, к какому диагнозу относительно планеты Харон я склонялся? Полный запрет!!! Категорический запрет на колонизацию!!! Гул появился не сразу. Сначала он мог сравниться с жужжанием шмеля, затем - с протяжным воем волка, затем - со стартующим звездолетом. Как хорошо я помнил нашу, в первые дни пребывания на Хароне, катастрофу!!!
"Упасть камнем, зарыться в песок, вырваться из западни...", - возопил мой мозг. Но было слишком поздно... Впрочем, разве спасли бы меня лишние пять-десять минут? Стены, словно из мутного плывущего стекла, наступали сверху, снизу и со всех сторон одновременно. Я отстегнул от пояса контейнер, он скрылся внизу, точно в трясине. Я видел под собой зеленую пыль пустыни и как контейнер вошел в невидимый барьер, и как в нем растворился. Снова обрыв, снова занавес... Когда стены замкнулись, пришла боль; в глазах потемнело. Я внезапно оказался у самой земли... Земля. Откуда это слово? Ностальгия... Меня вдавливало в пыль со страшной силой, и воля, и разум, и тело - были парализованы. Я очнулся только когда оказался внутри уже знакомого мне "яйца". Я был в нем словно куколка, словно кокон. Я спал, но сном удивительным, растянувшимся на целую вечность...
49. Алэн появился в ЦУПе, когда напряжение среди космодесантников достигло своего апогея. Минуту назад Лада Корнуэлл и Стив вывели в коридоры крейсера видеозонды Си-Эн-Си, и теперь происходящее там могли видеть все сорок человек, которые находились в головной части корабля. Юркие зонды в поисках хоть сколь-нибудь значимой картинки шныряли по всему первому ярусу. Люди исчезли, но ничто не говорило об опасности. Пусто... Во втором и третьем ярусах они сопровождали уцелевшие, в спешном порядке отступавшие в ЦУП первую и третью ударные группы - те отходили в молчании, без боя, с оружием наготове. Напряжение ожидания. Все понимали, что сыграна только прелюдия. Алэн возник из воздуха, беззвучно и без сильного свечения, как это иногда случалось, и непрошеного гостя никто не заметил. Все, затаив дыхание, вглядывались в огромный голографический экран. Где он, враг? Кто он, враг? Все что-то слышали о Бориславе и никто не понимал, о чем идет речь. Не найдя взглядом командора, Алэн все так же незамеченным подошел к Ладе Корнуэлл и тихо сказал: - Мне необходимо переговорить с командором. Где он? Лада, повернувшись к нему, узнав его, едва не вскрикнула: - Вы! - и тут же перешла на шепот. - Он мертв. - Что происходит? Лада было открыла рот, чтобы ответить, но встретилась со взглядом Мо Лау; слова застряли у нее в горле. - Взять его! - воскликнул лейтенант, указывая солдатам на Алэна Лаустаса. Алэн никак не воспрепятствовал им и в следующую минуту стоял перед Мо Лау с заломаной назад рукой. Лейтенант холодно посмотрел на Ладу Корнуэлл и словно задумчиво произнес: - Стало быть, это и есть ваша сообщница... - Вы забываетесь!!! - попыталась контратаковать его журналистка. Мо Лау жестом прервал ее. - Мне не составит труда доказать, что это вы проникли в электронный мозг и сняли силовое поле с изолятора. Вы помогли бежать преступнику, а это уже наказуемо. Судом, мисс, судом, - Он говорил, будто бы говорить ему было лень. - С чем пожаловали, сэр? - обратился он наконец к Алэну. - Мне был нужен командор. - Он погиб. - Я уже знаю. - Говорите... Вам придется иметь дело со мной. Сзади к лейтенанту подошел сержант и что-то зашептал на ухо. Мо Лау, выслушав его, резко заметил: - Ведь я, кажется, вам поручил вывести из опасной зоны всех людей? Напомните мне о себе, Мэлброк, когда все закончится! И, позабыв о ставшем пунцовым сержанте, о Ладе Корнуэлл и об Алэне Лаустасе, он направился к пульту. "Третий", это "первый". "Третий" слушает, - отозвался Боб Санитто. Мо Лау видел, как первая "ударная группа", едва с ней вышли на связь, замедлила движение. "В двух кварталах от вас, в каюте D-24, женщина, стюардесса с "Леонардо да Винчи"; немедленно к ней. Я очень хотел бы, чтобы она была в ЦУПе". "Понял, "первый". Связь, однако, не прервалась. Боб Санитто на выдохе почти сразу произнес: "Первый", сенсоры засекли объекты на нашем ярусе! Похоже, у них та же цель!" "Сколько их?" "Восемь". "Постарайтесь ее забрать, Боб", - почти просил Мо Лау. Алэна держали двое космодесантников. Он избавился от них одним движением: взлетев в воздух, оставив им только руку, - будто у него не было костей и она была пришита - оказался сзади и дважды ударом головы оглушил первого и второго. Прежде чем кто-либо успел опомниться, он уже был рядом с Мо Лау и, приставив лазерное ружье к его затылку, спокойно сказал: - Прикажите вашим людям оставить меня в покое и выслушайте меня. Время не терпит. Так же спокойно ответил и Мо Лау: - Не думаю, что у вас есть шансы. Несмотря на всю вашу прыть, мои парни сделают из вас решето раньше, чем вы подумаете нажать на гашетку. - Вы теряете единственную возможность избежать гибели крейсера... - Я ведь говорил, что выслушаю вас. Однако, может быть, позже. На карту сейчас поставлена жизнь целого отделения и, между прочим, молодой женщины, что была вместе с вами на звездолете. "Первый", мы у каюты, - доложил Боб Санитто, - Объекты будут здесь через полминуты". Алэн опустил ружье. Мо Лау повернулся к нему вполоборота и в то же время остановил взмахом руки нескольких бросившихся к Алэну космодесантников. - Я знаю, как уничтожить их, - произнес Алэн. Мо Лау вопросительно посмотрел на него: - Так скажите. - Это и долго, и бесполезно. Я один могу это сделать. Но у меня есть некоторые условия. - Если вам и в самом деле это по силам, я готов обещать все, что в моей власти. - Возможно, это и не в вашей власти, но выбора у вас нет. - Что вы хотите? На экране все увидели каюту; как в нее вошли космодесантники, как они подняли с постели полусонную Катрин и, ничего не понимающую, повели к выходу. "Первый", это "третий", дистанция до объектов - двадцать метров, "ударная группа" была уже в коридоре, - сейчас они покажутся из-за поворота... Дьявол! Они разделились! Мы в ловушке! - Лейтенант, вы должны обещать, что дадите мне вместе с сыном уйти с крейсера. Вы измените курс, я сообщу вам его. В заданном квадрате меня ждет корабль. Как только я там окажусь, вы не будете его преследовать. Мо Лау слушал Алэна, не отрываясь от экрана; видел ожесточение и растерянность на лицах людей Санитто и чувствовал, что все решают секунды... - Согласен... Когда Мо Лау, обернувшись, хотел к тому лишь добавить: "только поторопитесь, ради бога!", Алэна Лаустаса он не увидел.
* * * "ВСПОМНИТЕ МИФ ОБ АНТЕЕ. ДЕТИ ТРЕПА ТАКЖЕ ПИТАЮТСЯ ЭНЕРГИЕЙ СВОИХ ВРАГОВ, КАК АНТЕЙ ЧЕРПАЛ СИЛЫ В ЗЕМЛЕ", - в мыслях повторял Алэн сказанное ему Ля Кроссом. Он телепортировался на третьем ярусе у каюты D-24 и, появившись в шаге от Лео Гейдера, успел выбить из его рук уже готовое выстрелить ружье. Остальных удержал Мо Лау: "Спокойно, "третий". Возможно, это ваш спасательный круг. До особого распоряжения вы подчиняетесь этому человеку". Но приказ Алэна десантникам был предельно прост - вернуться в каюту. Как только люк ее закрылся, справа, из-за поворота, показался Борислав, за ним - второй и третий его двойники. "С КАЖДОЙ СМЕРТЬЮ ИХ ЧИСЛО ЛИШЬ УДВАИВАЕТСЯ. И ЭТО ПРОДОЛЖАЕТСЯ ДО ТЕХ ПОР, ПОКА ВРАГ НЕ ПОВЕРЖЕН. ПОБЕДИВ, ОНИ ГИБНУТ САМИ, НО ТЕРРИТОРИЯ ДЛЯ ПОТОМКОВ РАСЧИЩЕНА". Расстояние не больше десяти метров. Замерли. Пошли. Ветер, перерастающий в ураган. Шквал. Лица и тела слились в одно целое. "ИХ НЕЛЬЗЯ НИ СЖЕЧЬ, НИ ЗАМОРОЗИТЬ, НИ ПРЕВРАТИТЬ В АТОМАРНУЮ ПЫЛЬ, ПОТОМУ ЧТО ОНИ ДРУГИЕ... НО И У НИХ ЕСТЬ АХИЛЛЕСОВА ПЯТА. ОСТАНОВИТЕ СВОЕ СЕРДЦЕ, ОСТУДИТЕ КРОВЬ В ЖИЛАХ, ПУСТЬ ВАШИ ЛЕГКИЕ ПЕРЕСТАНУТ ДЫШАТЬ, А ПОТОВЫЕ ЖЕЛЕЗЫ - ИСПУСКАТЬ ВАШ ЗАПАХ. УМРИТЕ, НО ОСТАНЬТЕСЬ ЖИВЫ. ЖИВЫ МОЗГОМ! ОН ДОЛЖЕН СТАТЬ МЕРИЛОМ ВСЕГО, ЧТО ДЛЯ ВАС ЕСТЬ. ЛИШЬ МОЗГ, РАБОТАЮЩИЙ КАК МАШИНА СМЕРТИ, СПОСОБЕН ИХ ОСТАНОВИТЬ. НАПРАВЛЕННОЕ ПСИХОТРОПНОЕ ВОЗДЕЙСТВИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО МОЗГА - ВОТ ТОТ ЯД, КОТОРЫЙ РАЗРУШАЕТ ИХ ПОЧТИ МГНОВЕННО...". В ЦУПе наступила мертвая тишина, когда к Алэну Лаустасу метнулись призраки, имеющие такое поразительное сходство с Бориславом. Все трое слились с телом Лаустаса, и, казалось, это конец; но затем их стало выбрасывать из него один за одним. Потом они тускнели и исчезали. Однако торжествовать было рано. Почти тотчас, но теперь слева, показалось еще пятеро "близнецов" Борислава. Алэн почувствовал, что силы на исходе. Мозг, оставленный без кислорода, мозг-убийца грозил смертью, окончательной и бесповоротной, и ему самому. Какой яростной была эта вторая атака!.. Коридор залило солнечным светом; видеозонды вышли из строя, и ЦУП ослеп, теряясь в догадках, чем завершилась схватка. Через какое-то время Мо Лау запросил третьего: "Что на сенсорах?" "Никого". "Его тоже?" "Никого". "Третий", проведите разведку... Будьте осторожны". Прошло еще полминуты, прежде чем Боб Санитто, наконец, доложил: "Он жив! Приходит в себя!"
50. Харон живет другими категориями, нежели Земля. Время для него - ничто. Он играет им как безделицей. Жизнь лишь уснула во мне. Та, созданная самой природой, камера хранения, в которой я находился, наконец была вскрыта, и ее владельцу вручили самого себя в целости и полной сохранности. Мое яйцо рассосалось, как ему и было предназначено, не раньше, чем в пустыне, на том месте, где я был пленен, образовалась котловина. Я открыл глаза и почувствовал себя удивительно легко. Я поднялся, ноги были словно чужими. Вокруг был уже знакомый ландшафт - отполированное, отутюженное дно котловины, голубое окно "колодца" в центре... и рассыпанный возле него "белый жемчуг". Только потом я осмотрел себя. При мне не было ни ранца, ни вспомогательного комплекта, ни оружия, не было даже пакета НЗ; комбинезон был изуродован, словно меня, привязав к хвосту лошади, долго волочили по монгольской степи. Я был предоставлен на волю судьбы, беспомощный как младенец. Мне было над чем подумать. Оставаться ли в котловине, рядом с живыми существами (а некоторые из них, как я теперь знал, были пригодны в пищу) и водоемом, или отправляться в неизвестность в поисках, может быть, лучшей доли. "Водоем..., - усмехнувшись, вдруг сказал я вслух. - Мираж...". Телепортировавшись наверх тысячеметровой кручи, выраставшей над котловиной девятым валом зеленой пыли, я опять не встретил ничего нового - пустыня была передо мной, позади меня, слева и справа. "Все тот же сон..." - почти обреченно сказал я вслух, лишь для того, чтобы услышать собственный голос.
Три дня я двигался упрямо на север. И в этот раз, руководствуясь только интуицией. Появление на горизонте скал я счел себе подарком. Но, добравшись до них, упав в изнеможении у подножья, я почувствовал, что одолеть их сил у меня нет. Надо было дать себе отдых. Последний свой отдых. Перед последним броском. Я понимал, что больше дня без воды не продержусь. ...На что я надеялся? Мне странно задавать себе этот вопрос - я всегда верил, что надежда бестелесна, для каждого свой неразвенчанный миф... Ночь пролетела незаметно. В какой-то степени удивило, что "одеяло" в этот раз не навестило меня. Что-то изменилось на этой планете, - механически сделал зарубку в памяти мой разум. И уснул. Я карабкался на скалы и ночью, во сне. Я срывался, не добираясь до вершины. Многократно. И, разбуженный дневным светом, какое-то время раздумывал, решаясь на штурм... Нет, не было у меня выбора... Я полез наверх, как одержимый, - так солдаты идут в атаку на заведомо неприступный, ощетинившийся огнем неприятельский бруствер, когда позади них сама смерть, встав в полный рост, размашисто орудует косой. Вершины я достиг раньше, чем думал, и, упав на краю плато, еще не смея окинуть взглядом даль, почувствовал, что оказался в чьей-то тени, и разорвавший перепонки звук обрушился словно молот. Тень забирала вокруг меня все большее пространство. Я ощутил себя муравьем, на голову которого опускается человеческий башмак. И сколько сил стоило мне просто поднять голов! Я, наконец, увидел ЕЕ над собой, устало сказал, что буду сейчас раздавлен и, кажется, чувствовал, как дышит, вздрагивает корпус нашедшей меня машины. Затем днище ее разверзлось, и невидимые, но цепкие сети подхватили меня легко и свободно... Я подумал, как рыбу, и так же, как рыбу, затянув, меня небрежно бросили на скользкую и грязную палубу. Было совершенно темно и тихо, точно в могиле. Но к смерти мне было не привыкать... Впрочем, я ошибался.
- Кто вы? - склонилось надо мною незнакомое человеческое лицо. - Алэн Лаустас, корпус разведчиков ZZ-II, прибыл на Харон 22 октября 2990 года, - заучено произнес я. Он не понравился мне. У него была грубая, квадратная и тупая физиономия, нос пьяницы, лоб - узкий, глаза - щелки. Я видел, как его покорежило от моих слов, точно он прочел мои мысли о нем, но затем он, видимо, решил сделать хорошую мину при плохой игре и нарочито улыбнулся: - О'кей! А я Пьер... Пьер Лобо. Мы разве не знакомы? Я глядел на него, не понимая. - Максимилиан! Я услышал топот ног, сбегающих по металлической лестнице, и тотчас же юношеский голос: - Слушаю, кэп! - Как там наш приятель? - Вот-вот богу душу отдаст. - О'кей... Поднимайся, парень..., - последние слова были обращены ко мне. Я никак не ответил на его пожелание, но Пьер подхватил меня под руки и поставил на ноги силой. Мне удалось сделать шаг. Слабость была ужасной. - Я сделал тебе инъекцию. Сейчас придешь в норму, - как-то по-особенному задумчиво произнес он. На второй ярус вели тридцать две ступеньки. Я почему-то тупо считал их, и, достигнув площадки наверху, посмотрел назад - закружилась голова, от падения меня удержал Лобо. Верхний зал был захламлен так же, как и нижний. Пульт управления был выведен шестиугольником в дальнем углу, а в ближнем, справа, была лежанка - странный симбиоз гамака и медицинской койки. На ней покоился живой труп. Он был без одежды, и тело его было сшито по кускам, запекшаяся кровь оттеняла длинные уродливые шрамы. На правой руке не было пальцев, а лицо было обезображено, точно кто-то решил снять с его одной стороны всю кожу. Силы вернулись. Я подошел к нему... К себе... Да, это был я. Как бы я ни выглядел, ошибиться было невозможно. Я - тот, что лежал, захрипел, кажется, пытаясь что-то сказать, у рта выступила пена, из груди вырвалось клокотанье... а в голове пронеслись тысячи картин, оформившиеся в единый молниеносный сценарий - Харон, сходящие с неба корабли, женское лицо, смех, слезы, лица людей, искаженные страхом, взрыв... Я умер в тот же день, не приходя в себя. Все это время я был у своей постели безмолвно, словно призрак.
После того, как я остался один, прошел час. Я был опустошен. Сидел рядом с иллюминатором и бесцельно глядел вниз. Но в какой-то момент я понял, что уже несколько минут как смотрю на раскинувшийся подо мною город, огромный, залитый светом, на километры отбросивший от себя ночь, мегаполис. - Что это? - спросил я. - Харон-Сити, - снова ухмыляясь, ответил Пьер Лобо. Я вздрогнул. - Какое сегодня число? - Седьмой день третьей декады сантуриана две тысячи девятьсот девяносто пятого года. "Прошло пять лет!!!.. Пять лет... пять лет", - пытался я привыкнуть к этой мысли. - Это был твой брат? - неуверенно спросил Пьер. Подобный вопрос давно должен был слететь с его языка. - Да, - мне ничего не оставалось, как солгать, - Где ты его нашел? - Что значит нашел, - хмыкнул он, - Я лечу с приисков... Вообще-то я не занимаюсь перевозкой пассажиров и не работаю "скорой помощью", но для коменданта порта сделал исключение. Он лично попросил меня переправить твоего брата в город... Кстати, там его ждет жена... Последняя новость была не менее неожиданной, чем все остальное. Однако мне показалось, что Пьер все-таки чего-то не договаривает. Что-то подсказывает мне - не к жене или, по крайней мере, не ради нее везли в Харон-Сити мое тело... Мы уже шли на посадку. Порт был огромным. Я сразу оценил все его превосходные качества. Харон-Сити строили с размахом... Что значило это для меня как разведчика? - Рекомендация о колонизации Харона была в высшей степени положительной. - Ты не смотри, что у меня такая старушка. Ей, конечно, за полтораста лет, но летать она еще может. Ничего, скоро куплю новую. "Он не похож на преуспевающего пилота, - подумал я, оценивая его внешний вид, - замасленный комбинезон и дешевые тяжелые ботинки, и даже нечесаные волосы, с запахом. Но, может быть, он просто скряга и свинья?" Впрочем, я отдал Лобо должное, когда он переключил управление машиной с автопилота на ручное. Он был настоящий ас. Мы сели очень мягко, что для такой развалюхи было удивительным. Лобо сразу выпрыгнул из своего кресла и попросил меня подождать, пока уладит кое-какие дела. Порт был прямо передо мной. Мы сели на дальней от центрального корпуса площадке. На ближних стояли два пассажирских звездолета "А" класса. Потом я увидел Пьера и тех, кто его встречал. Их было пятеро и выглядели они очень официально. Пьер Лобо, расшаркиваясь, поздоровался с ними и пригласил в свой корабль. Через пару минут меня позвал Максимилиан: - Сэр, вас просят вниз. Я спускался, как вдруг меня сбили с ног, а затем оглушили...
48. Два пути было передо мной: один - вернуться к кораблю, другой - к платформе. Против первого варианта была неизвестность. Я не знал причин, заставивших нас в спешном порядке покинуть ZZ-II и отправиться в пустыню; память упрямо заслоняла от меня часть событий предыдущей ночи. На платформу же я должен был возвращаться, так или иначе. Там оставались Фредерик и Мигель, "...возможно, Клод, если, конечно, он уцелел", размышлял я. Разумеется, я бы мог вернуться на платформу с корабля, но именно мысль о Клоде, что он убьет и остальных, перевесила все. "...К тому же до лагеря вдвое ближе, не больше четырех километров...". Я уже готов был отправиться в дорогу в выбранном направлении, как неожиданно понял, что ошибаюсь в своих расчетах. У меня не было ранца! Достигнув плато, я должен буду карабкаться наверх по отвесной стене, наверное, до конца дня. Нельзя было надеяться на случай, что меня отправятся искать, что в лагере все благополучно. Только поэтому я двинулся к кораблю. Сначала к кораблю... Он появился на горизонте задолго до нашей встречи, спустя сутки или целую вечность. Он стоял невредимый и могучий, словно в сиянии славы. Я смотрел на него иначе, чем раньше. Он стал ближе и дальше. Я был около него, как и ожидал, через два часа с небольшим. Трап был спущен. У входа стояли четыре выключенных робота, и по правую от них сторону было складировано вспомогательное оборудование. Амбар, где стоял десантный корабль, был открыт, и я мог видеть его задраенные люки и пыль на корпусе. Я вошел внутрь ZZ-II, поднялся на лифте в ЦУП, сделал шаг и увидел в пяти метрах от себя Клода. Я был у него на прицеле. "Я ждал тебя", - тяжело произнес он. Лицо его было сильно обожжено, державшая кольт рука дрожала, усталые глаза налиты кровью, и казалось, что он пересиливал себя, чтобы не заснуть. "Почему ты пошел на это?" - спросил я. "Ты единственный, кто знает почти то же, что и я". Я не нашелся, что ему ответить. Несколько минут мы молчали. Потом я спросил, что он собирается делать дальше. "Я убью тебя и вернусь в лагерь, чтобы покончить с Мигелем и Фредериком...". "Я не ошибся в нем", - с сожалением подумал я. "...надеюсь, мне удастся остановить все ЭТО раньше, чем ситуация выйдет из-под контроля", - продолжил он свою мысль. "Может быть, мы попытаемся объединить наши усилия, и никого не будем убивать...? И потом, мне не совсем понятно, ради чего...". Не знаю, собирался ли он ответить мне, сама жизнь вмешалась в наш спор. Неожиданно взгляд его потерял меня, глаза смотрели мимо, пока не закрылись; он пошатнулся, пытаясь найти точку опоры, сделал несколько неуверенных шагов в сторону и при этом налетел на кресло. На мгновение это привело его в чувство. Он глянул на меня в последний раз, - его рука с кольтом уже была опущена, и если б я хотел, то давно мог бы убить его, затем судорожно, словно для крика, раскрыл рот и упал лицом вниз, на то же кресло, по нему сползая на пол. Когда я подошел к нему, он был уже мертв. Задней части черепа у него не было вовсе. Я смотрел на него, и его слова: "Надеюсь, мне удастся остановить все это раньше, чем ситуация выйдет из-под контроля", проносились в моей голове громогласным эхом. Я знал, что Харон размножил нас на N-ое количество экземпляров. Это, несомненно, вносило определенный психологический дискомфорт в нашу жизнь, но чего-то фатального я в этом не видел. Видимо, Клод полагал иначе. Затем я взял кольт и одним залпом уничтожил тело моего товарища. Почему? Зачем?.. Я опомнился, задавшись теми же вопросами уже в полпути от платформы, где надеялся найти Мигеля и Фредерика. И сразу спросил себя: не значило ли это, что Харон менял нас? Медленно, поступательно, оставляя неизменной лишь оболочку?.. Разумеется, я отмел эту мысль. Мы никогда не признаемся себе, когда становимся хуже, только придумываем новые оправдания. Я сказал себе, что справлюсь со всем этим, что смогу управлять своими поступками и чувствами, что я ПРЕЖНИЙ! Но ЗЛО - это всегда прерогатива сильных. Платформа стремительно приближалась. Я уже различал на ней отдельные детали. Без присутствия людей. Я успокаивал себя, говорил, - возможно, они отправились меня искать, меня и Клода. Это было бы естественно, раз, проснувшись утром, они не нашли нас обоих. Но потом я увидел нечто не вписывающееся в привычный интерьер лагеря: справа от капсулы Фредерика на пол был брошен точно мешок муки... Через минуту он обрел очертания человека. Он лежал неподвижно, свернувшись в клубок, сжавшись, странно спрятав голову, как будто спасаясь от чьих-то ударов или словно у него болел живот, к тому же он, кажется, увеличился в размерах вдвое. Он был в обычном, с серебристым оттенком, светлом комбинезоне, но сквозь него прорастали тонкие волоски, очень длинные и с внешней стороны с белым налетом. Опустившись на платформу, я не решился подойти к нему ближе. Что-то останавливало меня. Я всегда говорил себе: я верю в свою интуицию. Мигеля нигде не было... Да, да, оглядываясь, я искал глазами Мигеля, заведомо определив лежавшего как Фредерика, хотя по-прежнему не видел его лица. Я заставил себя отвернуться. Подошел к пульту. В лагере был задействован постоянный режим слежения. Я выставил на дисплее время моего вылета следом за Клодом и сел в кресло. Конечно, можно было бы конкретизировать задачу, например, начать осмотр картинки с момента пробуждения одного из разведчиков; это было весьма просто, поскольку на капсулах установили соответствующие датчики, но... Я поймал себя на мысли, что нарочно тяну время. Я видел ночь, платформу, по периметру окруженную светом, и, сверившись с таймером, подумал, что бой уже начался. Ни Мигель, ни Фредерик ничем себя не обнаруживали, они мирно спали. Ночь забирала меня. Я шел с Мигелем и Арно, след в след за шагавшим впереди Клодом. "Это где-то здесь", - сказал он. "У нас совсем не осталось времени", - произнес Мигель. Я словно хотел выкрикнуть: "Почему не осталось?!", но вспомнил, где я и что со мной и что память наглухо зарылась в нору; мне только и оставалось, что набраться терпения и ждать. На мониторе начинался день; где-то в пустыне в это время я пришел в себя, воскреснув из мертвых, чтобы затем найти свой труп. Ощущение, что за мной наблюдают, заставило меня обернуться. "Бред! - никого не обнаружив, сказал я себе, - Ты становишься слишком мнительным...". Я уже хотел вернуться к монитору, как понял, внезапно понял, что труп, неопознанный мною труп Фредерика ли, Мигеля ли, переместился на несколько метров ближе... Я не поверил своим глазам. Я отказывался в это верить. "Так докажи себе, что обманулся", - воскликнул кто-то внутри меня. Я принял вызов. Вернувшись к монитору, я выставил новое время: на пять минут назад. Вот я сажусь на платформу... как неуверенно я выгляжу. Вот отступаю и иду к пульту, с опаской... чего я боюсь? Вот я сижу у монитора... А труп? Он вдруг ожил и пополз в моем направлении. Полз? Но, чтобы ползти, надо двигаться, шевелить руками, ногами или хотя бы туловищем... Нет, он перемещался, словно катился на роликах, но как медленно и осторожно, и бесшумно. "Однако он ближе, чем я полагал", - в какой-то момент произнес я вслух, обрываясь на последнем слове, замирая... Все, что происходило передо мною, на мониторе разворачивалось в реальном времени по меньшей мере две минуты назад! Я сорвался с места, опрокидывая кресло. Оно упало на "моего врага". Неожиданно он проявил, казалось, ему совершенно не свойственную прыть его словно отнесло ветром. Затем из того, что так напоминало мне человеческое тело, стали вырастать коричневые "водоросли". Снимите фильм, как вьюнок, вырастая, ползет по стене дома, потратьте на это все лето и посмотрите его за две минуты... Я выстрелил, сжег его наполовину... Его развернуло, он немного завалился на бок, и я увидел опущенную, склоненную голову Фредерика, я узнал его по затылку, и под ней так, словно это была лишь шелуха, голову Мигеля, его мертвое, перекошенное от ужаса лицо... Я сжег его окончательно вторым залпом. Но на полу платформы и после этого все еще оставались обрывки "водорослей". Я старательно, недоверчиво обходил их, пока оставался в лагере, и был совершенно прав. Минует время, много времени, и я пойму, что случилось с Фредериком и Мигелем. Эти коричневые "водоросли" были действительно не более чем безобидными растениями, пока им не причиняли боль. Упаси боже было их трогать! Каждый вырванный из джунглей отросток становился чудовищем. Он пожирал своего обидчика, он пожирал все живое, и он тоже обретал суть животного... Я вылетел из лагеря в направлении ZZ-II до исхода дня. Со мной были результаты всех наших исследований, и все это заняло целый контейнер. Я поднялся на высоту сто метров, набрал скорость. Я думал о том, что буду делать дальше: буду ли продолжать исследование Харона или дам заключение уже сейчас, и буду ли искать своих двойников... я полагал, у меня есть шансы, но это меня и страшило. Надо ли говорить о том, к какому диагнозу относительно планеты Харон я склонялся? Полный запрет!!! Категорический запрет на колонизацию!!! Гул появился не сразу. Сначала он мог сравниться с жужжанием шмеля, затем - с протяжным воем волка, затем - со стартующим звездолетом. Как хорошо я помнил нашу, в первые дни пребывания на Хароне, катастрофу!!!
"Упасть камнем, зарыться в песок, вырваться из западни...", - возопил мой мозг. Но было слишком поздно... Впрочем, разве спасли бы меня лишние пять-десять минут? Стены, словно из мутного плывущего стекла, наступали сверху, снизу и со всех сторон одновременно. Я отстегнул от пояса контейнер, он скрылся внизу, точно в трясине. Я видел под собой зеленую пыль пустыни и как контейнер вошел в невидимый барьер, и как в нем растворился. Снова обрыв, снова занавес... Когда стены замкнулись, пришла боль; в глазах потемнело. Я внезапно оказался у самой земли... Земля. Откуда это слово? Ностальгия... Меня вдавливало в пыль со страшной силой, и воля, и разум, и тело - были парализованы. Я очнулся только когда оказался внутри уже знакомого мне "яйца". Я был в нем словно куколка, словно кокон. Я спал, но сном удивительным, растянувшимся на целую вечность...
49. Алэн появился в ЦУПе, когда напряжение среди космодесантников достигло своего апогея. Минуту назад Лада Корнуэлл и Стив вывели в коридоры крейсера видеозонды Си-Эн-Си, и теперь происходящее там могли видеть все сорок человек, которые находились в головной части корабля. Юркие зонды в поисках хоть сколь-нибудь значимой картинки шныряли по всему первому ярусу. Люди исчезли, но ничто не говорило об опасности. Пусто... Во втором и третьем ярусах они сопровождали уцелевшие, в спешном порядке отступавшие в ЦУП первую и третью ударные группы - те отходили в молчании, без боя, с оружием наготове. Напряжение ожидания. Все понимали, что сыграна только прелюдия. Алэн возник из воздуха, беззвучно и без сильного свечения, как это иногда случалось, и непрошеного гостя никто не заметил. Все, затаив дыхание, вглядывались в огромный голографический экран. Где он, враг? Кто он, враг? Все что-то слышали о Бориславе и никто не понимал, о чем идет речь. Не найдя взглядом командора, Алэн все так же незамеченным подошел к Ладе Корнуэлл и тихо сказал: - Мне необходимо переговорить с командором. Где он? Лада, повернувшись к нему, узнав его, едва не вскрикнула: - Вы! - и тут же перешла на шепот. - Он мертв. - Что происходит? Лада было открыла рот, чтобы ответить, но встретилась со взглядом Мо Лау; слова застряли у нее в горле. - Взять его! - воскликнул лейтенант, указывая солдатам на Алэна Лаустаса. Алэн никак не воспрепятствовал им и в следующую минуту стоял перед Мо Лау с заломаной назад рукой. Лейтенант холодно посмотрел на Ладу Корнуэлл и словно задумчиво произнес: - Стало быть, это и есть ваша сообщница... - Вы забываетесь!!! - попыталась контратаковать его журналистка. Мо Лау жестом прервал ее. - Мне не составит труда доказать, что это вы проникли в электронный мозг и сняли силовое поле с изолятора. Вы помогли бежать преступнику, а это уже наказуемо. Судом, мисс, судом, - Он говорил, будто бы говорить ему было лень. - С чем пожаловали, сэр? - обратился он наконец к Алэну. - Мне был нужен командор. - Он погиб. - Я уже знаю. - Говорите... Вам придется иметь дело со мной. Сзади к лейтенанту подошел сержант и что-то зашептал на ухо. Мо Лау, выслушав его, резко заметил: - Ведь я, кажется, вам поручил вывести из опасной зоны всех людей? Напомните мне о себе, Мэлброк, когда все закончится! И, позабыв о ставшем пунцовым сержанте, о Ладе Корнуэлл и об Алэне Лаустасе, он направился к пульту. "Третий", это "первый". "Третий" слушает, - отозвался Боб Санитто. Мо Лау видел, как первая "ударная группа", едва с ней вышли на связь, замедлила движение. "В двух кварталах от вас, в каюте D-24, женщина, стюардесса с "Леонардо да Винчи"; немедленно к ней. Я очень хотел бы, чтобы она была в ЦУПе". "Понял, "первый". Связь, однако, не прервалась. Боб Санитто на выдохе почти сразу произнес: "Первый", сенсоры засекли объекты на нашем ярусе! Похоже, у них та же цель!" "Сколько их?" "Восемь". "Постарайтесь ее забрать, Боб", - почти просил Мо Лау. Алэна держали двое космодесантников. Он избавился от них одним движением: взлетев в воздух, оставив им только руку, - будто у него не было костей и она была пришита - оказался сзади и дважды ударом головы оглушил первого и второго. Прежде чем кто-либо успел опомниться, он уже был рядом с Мо Лау и, приставив лазерное ружье к его затылку, спокойно сказал: - Прикажите вашим людям оставить меня в покое и выслушайте меня. Время не терпит. Так же спокойно ответил и Мо Лау: - Не думаю, что у вас есть шансы. Несмотря на всю вашу прыть, мои парни сделают из вас решето раньше, чем вы подумаете нажать на гашетку. - Вы теряете единственную возможность избежать гибели крейсера... - Я ведь говорил, что выслушаю вас. Однако, может быть, позже. На карту сейчас поставлена жизнь целого отделения и, между прочим, молодой женщины, что была вместе с вами на звездолете. "Первый", мы у каюты, - доложил Боб Санитто, - Объекты будут здесь через полминуты". Алэн опустил ружье. Мо Лау повернулся к нему вполоборота и в то же время остановил взмахом руки нескольких бросившихся к Алэну космодесантников. - Я знаю, как уничтожить их, - произнес Алэн. Мо Лау вопросительно посмотрел на него: - Так скажите. - Это и долго, и бесполезно. Я один могу это сделать. Но у меня есть некоторые условия. - Если вам и в самом деле это по силам, я готов обещать все, что в моей власти. - Возможно, это и не в вашей власти, но выбора у вас нет. - Что вы хотите? На экране все увидели каюту; как в нее вошли космодесантники, как они подняли с постели полусонную Катрин и, ничего не понимающую, повели к выходу. "Первый", это "третий", дистанция до объектов - двадцать метров, "ударная группа" была уже в коридоре, - сейчас они покажутся из-за поворота... Дьявол! Они разделились! Мы в ловушке! - Лейтенант, вы должны обещать, что дадите мне вместе с сыном уйти с крейсера. Вы измените курс, я сообщу вам его. В заданном квадрате меня ждет корабль. Как только я там окажусь, вы не будете его преследовать. Мо Лау слушал Алэна, не отрываясь от экрана; видел ожесточение и растерянность на лицах людей Санитто и чувствовал, что все решают секунды... - Согласен... Когда Мо Лау, обернувшись, хотел к тому лишь добавить: "только поторопитесь, ради бога!", Алэна Лаустаса он не увидел.
* * * "ВСПОМНИТЕ МИФ ОБ АНТЕЕ. ДЕТИ ТРЕПА ТАКЖЕ ПИТАЮТСЯ ЭНЕРГИЕЙ СВОИХ ВРАГОВ, КАК АНТЕЙ ЧЕРПАЛ СИЛЫ В ЗЕМЛЕ", - в мыслях повторял Алэн сказанное ему Ля Кроссом. Он телепортировался на третьем ярусе у каюты D-24 и, появившись в шаге от Лео Гейдера, успел выбить из его рук уже готовое выстрелить ружье. Остальных удержал Мо Лау: "Спокойно, "третий". Возможно, это ваш спасательный круг. До особого распоряжения вы подчиняетесь этому человеку". Но приказ Алэна десантникам был предельно прост - вернуться в каюту. Как только люк ее закрылся, справа, из-за поворота, показался Борислав, за ним - второй и третий его двойники. "С КАЖДОЙ СМЕРТЬЮ ИХ ЧИСЛО ЛИШЬ УДВАИВАЕТСЯ. И ЭТО ПРОДОЛЖАЕТСЯ ДО ТЕХ ПОР, ПОКА ВРАГ НЕ ПОВЕРЖЕН. ПОБЕДИВ, ОНИ ГИБНУТ САМИ, НО ТЕРРИТОРИЯ ДЛЯ ПОТОМКОВ РАСЧИЩЕНА". Расстояние не больше десяти метров. Замерли. Пошли. Ветер, перерастающий в ураган. Шквал. Лица и тела слились в одно целое. "ИХ НЕЛЬЗЯ НИ СЖЕЧЬ, НИ ЗАМОРОЗИТЬ, НИ ПРЕВРАТИТЬ В АТОМАРНУЮ ПЫЛЬ, ПОТОМУ ЧТО ОНИ ДРУГИЕ... НО И У НИХ ЕСТЬ АХИЛЛЕСОВА ПЯТА. ОСТАНОВИТЕ СВОЕ СЕРДЦЕ, ОСТУДИТЕ КРОВЬ В ЖИЛАХ, ПУСТЬ ВАШИ ЛЕГКИЕ ПЕРЕСТАНУТ ДЫШАТЬ, А ПОТОВЫЕ ЖЕЛЕЗЫ - ИСПУСКАТЬ ВАШ ЗАПАХ. УМРИТЕ, НО ОСТАНЬТЕСЬ ЖИВЫ. ЖИВЫ МОЗГОМ! ОН ДОЛЖЕН СТАТЬ МЕРИЛОМ ВСЕГО, ЧТО ДЛЯ ВАС ЕСТЬ. ЛИШЬ МОЗГ, РАБОТАЮЩИЙ КАК МАШИНА СМЕРТИ, СПОСОБЕН ИХ ОСТАНОВИТЬ. НАПРАВЛЕННОЕ ПСИХОТРОПНОЕ ВОЗДЕЙСТВИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО МОЗГА - ВОТ ТОТ ЯД, КОТОРЫЙ РАЗРУШАЕТ ИХ ПОЧТИ МГНОВЕННО...". В ЦУПе наступила мертвая тишина, когда к Алэну Лаустасу метнулись призраки, имеющие такое поразительное сходство с Бориславом. Все трое слились с телом Лаустаса, и, казалось, это конец; но затем их стало выбрасывать из него один за одним. Потом они тускнели и исчезали. Однако торжествовать было рано. Почти тотчас, но теперь слева, показалось еще пятеро "близнецов" Борислава. Алэн почувствовал, что силы на исходе. Мозг, оставленный без кислорода, мозг-убийца грозил смертью, окончательной и бесповоротной, и ему самому. Какой яростной была эта вторая атака!.. Коридор залило солнечным светом; видеозонды вышли из строя, и ЦУП ослеп, теряясь в догадках, чем завершилась схватка. Через какое-то время Мо Лау запросил третьего: "Что на сенсорах?" "Никого". "Его тоже?" "Никого". "Третий", проведите разведку... Будьте осторожны". Прошло еще полминуты, прежде чем Боб Санитто, наконец, доложил: "Он жив! Приходит в себя!"
50. Харон живет другими категориями, нежели Земля. Время для него - ничто. Он играет им как безделицей. Жизнь лишь уснула во мне. Та, созданная самой природой, камера хранения, в которой я находился, наконец была вскрыта, и ее владельцу вручили самого себя в целости и полной сохранности. Мое яйцо рассосалось, как ему и было предназначено, не раньше, чем в пустыне, на том месте, где я был пленен, образовалась котловина. Я открыл глаза и почувствовал себя удивительно легко. Я поднялся, ноги были словно чужими. Вокруг был уже знакомый ландшафт - отполированное, отутюженное дно котловины, голубое окно "колодца" в центре... и рассыпанный возле него "белый жемчуг". Только потом я осмотрел себя. При мне не было ни ранца, ни вспомогательного комплекта, ни оружия, не было даже пакета НЗ; комбинезон был изуродован, словно меня, привязав к хвосту лошади, долго волочили по монгольской степи. Я был предоставлен на волю судьбы, беспомощный как младенец. Мне было над чем подумать. Оставаться ли в котловине, рядом с живыми существами (а некоторые из них, как я теперь знал, были пригодны в пищу) и водоемом, или отправляться в неизвестность в поисках, может быть, лучшей доли. "Водоем..., - усмехнувшись, вдруг сказал я вслух. - Мираж...". Телепортировавшись наверх тысячеметровой кручи, выраставшей над котловиной девятым валом зеленой пыли, я опять не встретил ничего нового - пустыня была передо мной, позади меня, слева и справа. "Все тот же сон..." - почти обреченно сказал я вслух, лишь для того, чтобы услышать собственный голос.
Три дня я двигался упрямо на север. И в этот раз, руководствуясь только интуицией. Появление на горизонте скал я счел себе подарком. Но, добравшись до них, упав в изнеможении у подножья, я почувствовал, что одолеть их сил у меня нет. Надо было дать себе отдых. Последний свой отдых. Перед последним броском. Я понимал, что больше дня без воды не продержусь. ...На что я надеялся? Мне странно задавать себе этот вопрос - я всегда верил, что надежда бестелесна, для каждого свой неразвенчанный миф... Ночь пролетела незаметно. В какой-то степени удивило, что "одеяло" в этот раз не навестило меня. Что-то изменилось на этой планете, - механически сделал зарубку в памяти мой разум. И уснул. Я карабкался на скалы и ночью, во сне. Я срывался, не добираясь до вершины. Многократно. И, разбуженный дневным светом, какое-то время раздумывал, решаясь на штурм... Нет, не было у меня выбора... Я полез наверх, как одержимый, - так солдаты идут в атаку на заведомо неприступный, ощетинившийся огнем неприятельский бруствер, когда позади них сама смерть, встав в полный рост, размашисто орудует косой. Вершины я достиг раньше, чем думал, и, упав на краю плато, еще не смея окинуть взглядом даль, почувствовал, что оказался в чьей-то тени, и разорвавший перепонки звук обрушился словно молот. Тень забирала вокруг меня все большее пространство. Я ощутил себя муравьем, на голову которого опускается человеческий башмак. И сколько сил стоило мне просто поднять голов! Я, наконец, увидел ЕЕ над собой, устало сказал, что буду сейчас раздавлен и, кажется, чувствовал, как дышит, вздрагивает корпус нашедшей меня машины. Затем днище ее разверзлось, и невидимые, но цепкие сети подхватили меня легко и свободно... Я подумал, как рыбу, и так же, как рыбу, затянув, меня небрежно бросили на скользкую и грязную палубу. Было совершенно темно и тихо, точно в могиле. Но к смерти мне было не привыкать... Впрочем, я ошибался.
- Кто вы? - склонилось надо мною незнакомое человеческое лицо. - Алэн Лаустас, корпус разведчиков ZZ-II, прибыл на Харон 22 октября 2990 года, - заучено произнес я. Он не понравился мне. У него была грубая, квадратная и тупая физиономия, нос пьяницы, лоб - узкий, глаза - щелки. Я видел, как его покорежило от моих слов, точно он прочел мои мысли о нем, но затем он, видимо, решил сделать хорошую мину при плохой игре и нарочито улыбнулся: - О'кей! А я Пьер... Пьер Лобо. Мы разве не знакомы? Я глядел на него, не понимая. - Максимилиан! Я услышал топот ног, сбегающих по металлической лестнице, и тотчас же юношеский голос: - Слушаю, кэп! - Как там наш приятель? - Вот-вот богу душу отдаст. - О'кей... Поднимайся, парень..., - последние слова были обращены ко мне. Я никак не ответил на его пожелание, но Пьер подхватил меня под руки и поставил на ноги силой. Мне удалось сделать шаг. Слабость была ужасной. - Я сделал тебе инъекцию. Сейчас придешь в норму, - как-то по-особенному задумчиво произнес он. На второй ярус вели тридцать две ступеньки. Я почему-то тупо считал их, и, достигнув площадки наверху, посмотрел назад - закружилась голова, от падения меня удержал Лобо. Верхний зал был захламлен так же, как и нижний. Пульт управления был выведен шестиугольником в дальнем углу, а в ближнем, справа, была лежанка - странный симбиоз гамака и медицинской койки. На ней покоился живой труп. Он был без одежды, и тело его было сшито по кускам, запекшаяся кровь оттеняла длинные уродливые шрамы. На правой руке не было пальцев, а лицо было обезображено, точно кто-то решил снять с его одной стороны всю кожу. Силы вернулись. Я подошел к нему... К себе... Да, это был я. Как бы я ни выглядел, ошибиться было невозможно. Я - тот, что лежал, захрипел, кажется, пытаясь что-то сказать, у рта выступила пена, из груди вырвалось клокотанье... а в голове пронеслись тысячи картин, оформившиеся в единый молниеносный сценарий - Харон, сходящие с неба корабли, женское лицо, смех, слезы, лица людей, искаженные страхом, взрыв... Я умер в тот же день, не приходя в себя. Все это время я был у своей постели безмолвно, словно призрак.
После того, как я остался один, прошел час. Я был опустошен. Сидел рядом с иллюминатором и бесцельно глядел вниз. Но в какой-то момент я понял, что уже несколько минут как смотрю на раскинувшийся подо мною город, огромный, залитый светом, на километры отбросивший от себя ночь, мегаполис. - Что это? - спросил я. - Харон-Сити, - снова ухмыляясь, ответил Пьер Лобо. Я вздрогнул. - Какое сегодня число? - Седьмой день третьей декады сантуриана две тысячи девятьсот девяносто пятого года. "Прошло пять лет!!!.. Пять лет... пять лет", - пытался я привыкнуть к этой мысли. - Это был твой брат? - неуверенно спросил Пьер. Подобный вопрос давно должен был слететь с его языка. - Да, - мне ничего не оставалось, как солгать, - Где ты его нашел? - Что значит нашел, - хмыкнул он, - Я лечу с приисков... Вообще-то я не занимаюсь перевозкой пассажиров и не работаю "скорой помощью", но для коменданта порта сделал исключение. Он лично попросил меня переправить твоего брата в город... Кстати, там его ждет жена... Последняя новость была не менее неожиданной, чем все остальное. Однако мне показалось, что Пьер все-таки чего-то не договаривает. Что-то подсказывает мне - не к жене или, по крайней мере, не ради нее везли в Харон-Сити мое тело... Мы уже шли на посадку. Порт был огромным. Я сразу оценил все его превосходные качества. Харон-Сити строили с размахом... Что значило это для меня как разведчика? - Рекомендация о колонизации Харона была в высшей степени положительной. - Ты не смотри, что у меня такая старушка. Ей, конечно, за полтораста лет, но летать она еще может. Ничего, скоро куплю новую. "Он не похож на преуспевающего пилота, - подумал я, оценивая его внешний вид, - замасленный комбинезон и дешевые тяжелые ботинки, и даже нечесаные волосы, с запахом. Но, может быть, он просто скряга и свинья?" Впрочем, я отдал Лобо должное, когда он переключил управление машиной с автопилота на ручное. Он был настоящий ас. Мы сели очень мягко, что для такой развалюхи было удивительным. Лобо сразу выпрыгнул из своего кресла и попросил меня подождать, пока уладит кое-какие дела. Порт был прямо передо мной. Мы сели на дальней от центрального корпуса площадке. На ближних стояли два пассажирских звездолета "А" класса. Потом я увидел Пьера и тех, кто его встречал. Их было пятеро и выглядели они очень официально. Пьер Лобо, расшаркиваясь, поздоровался с ними и пригласил в свой корабль. Через пару минут меня позвал Максимилиан: - Сэр, вас просят вниз. Я спускался, как вдруг меня сбили с ног, а затем оглушили...