Печальный король уступил. И в договоре появилось еще два пункта:
   Пункт III. Полевой суд приговорит Матиуша к расстрелу. Перед казнью три короля помилуют его.
   Пункт IV. Первый год Матиуш проведет в одиночестве на необитаемом острове. Через год ему разрешается пригласить по собственному выбору десять человек, если таковые найдутся.
   Потом приступили к обсуждению дальнейших пунктов: сколько городов и денег получит каждый из королей, какие права предоставить столице, как вольному городу, и так далее.
   Заседание подходило уже к концу, когда доложили: какой-то человек требует, чтобы его допустили на военный совет по очень важному делу.
   Оказалось, это был химик, изобретатель усыпляющего газа.
   Он предложил напустить в зверинец газ. Обессилевший от голода и усталости Матиуш уснет, и его можно будет связать и заковать в кандалы.
   – Если желаете, испробуйте действие моего газа на животных, – услужливо предложил химик.
   Принесли баллон, установили в полверсте от королевской конюшни и пустили струю жидкости, которая моментально испарилась. Конюшню словно туманом заволокло.
   Через пять минут входят в конюшню и видят: лошади спят стоя, мальчишка-конюх, валявшийся на сене и от безделья ковырявший в носу, тоже спит как убитый. Его тормошили, стреляли над самым ухом из пистолета, а у него даже ресницы не дрогнули. Спустя час конюх и лошади проснулись.
   Опыт удался на славу. И короли решили не терять времени и сегодня же захватить Матиуша.
   Матиуш три дня ничего не ел, отдавая остатки пищи своим верным товарищам.
   – Мы должны быть готовы обороняться целый месяц, – твердил он.
   Матиуш надеялся: вдруг богатые горожане одумаются и прогонят неприятельские войска?
   Поэтому, заметив поблизости каких-то штатских, он принял их за парламентеров и приказал не стрелять.
   Но что это?
   Дождь – не дождь? Холодная струя с силой ударила в окна. Несколько стекол треснуло, и помещение наполнилось не то туманом, не то дымом. Во рту – сладковатый вкус, в носу – удушливый запах. И не поймешь, приятно это или противно. «Измена!» – мелькнуло в голове у Матиуша, и он схватился за револьвер. Но руки были точно ватные. Он напряг зрение, стараясь разглядеть, что там, за пеленой тумана, но безуспешно.
   – Огонь! – превозмогая слабость, кричит Матиуш и судорожно хватает ртом воздух. Но глаза сами слипаются. Револьвер выпадает из рук.
   Матиуш нагибается, хочет его поднять, но силы покидают его, и он падает на пол.
   Его охватывает безразличие. Он забывает, где он, и засыпает.

LI

   Пробуждение было ужасно.
   На руках и ногах – кандалы. Высоко, под самым потолком, – зарешеченное окошко. В тяжелой, окованной железом двери – маленькое круглое отверстие, в которое заглядывает тюремщик: следит за королем-узником.
   Лежа с открытыми глазами, Матиуш старался припомнить, что случилось.
   «Как быть?» – вертелось в голове.
   Матиуш не принадлежал к числу людей, которые перед лицом трудностей опускают руки и предаются отчаянию. Нет, он никогда не терял присутствия духа и всегда старался найти выход из любого, самого безвыходного, положения.
   Как быть? Но чтобы принять решение, надо знать, что произошло. А он не знает.
   Матиуш лежал возле стены на охапке соломы, брошенной на пол. Он легонько постучал в стену. Может, отзовется кто-нибудь? Стукнул раз, другой – никакого ответа.
   Где Клу-Клу? Что с Фелеком? Что происходит в столице?
   В окованных железом дверях заскрежетал ключ, и в камеру вошли двое неприятельских солдат. Один остановился в дверях, другой поставил на пол рядом с подстилкой кружку молока и положил кусок хлеба. Матиуш безотчетным движением протянул руку, чтобы опрокинуть кружку. Но тут же одумался. Ведь от этого он все равно не станет свободным. А есть хочется, и силы ему еще понадобятся.
   Матиуш сел и, с трудом двигая руками в тяжелых кандалах, потянулся за кружкой.
   А солдат стоит и смотрит.
   Матиуш съел хлеб, выпил молоко и говорит:
   – Ну и скупые ваши короли! Разве одним куском хлеба насытишься? Я кормил их получше, когда они гостили у меня. И Старого короля, когда он был моим пленником, тоже угощал на славу. Меня содержат три короля, а дают всего-навсего одну кружечку молока да один кусок хлеба. – И Матиуш весело и непринужденно засмеялся.
   Солдаты промолчали. Им строго-настрого запретили разговаривать с узником. Но, выйдя из камеры, они передали слова Матиуша тюремному надзирателю, а тот срочно позвонил по телефону, спрашивая, как поступить.
   Часа не прошло, как Матиушу принесли три кружки молока и три куска хлеба.
   – Это, пожалуй, многовато. Я не намерен объедать своих благодетелей. Их трое, и, чтобы никого не обидеть, возьму у каждого поровну, а лишний кусок хлеба и лишнюю кружку молока прошу забрать.
   После еды Матиуша сморил сон. Он спал долго и, наверно, проспал бы еще дольше, если бы его не разбудил в полночь скрип отворяемой двери.
   – «В 12 часов ночи состоится суд над бывшим королем Матиушем Реформатором», – прочел военный прокурор и показал Матиушу бумагу с печатями трех неприятельских королей. – Прошу встать!
   – Передайте суду, чтобы с меня сняли кандалы. Они для меня слишком тяжелы и натирают ноги.
   Матиуш это нарочно придумал. Просто ему хотелось предстать перед судом ловким и грациозным, как прежде, а не жалким узником в безобразных цепях, сковывающих движения.
   И он настоял на своем: тяжелые кандалы заменили изящными золотыми цепочками.
   С высоко поднятой головой, быстрым легким шагом вошел Матиуш в тот самый зал, где совсем недавно диктовал свои условия арестованным министрам. С любопытством огляделся он по сторонам.
   За длинным столом восседали генералы трех неприятельских армий. Короли занимали места в левой половине зала. Справа сидели какие-то личности во фраках и белых перчатках. Кто это? Они все время отворачивались, и он не мог разглядеть их лиц.
   Обвинительный акт гласил:
   Первое. Король Матиуш обратился с воззванием к детям всего мира, призывая их к бунту и непослушанию.
   Второе. Король Матиуш хотел стать полновластным властелином мира.
   Третье. Матиуш застрелил парламентера, который направлялся к нему с белым флагом. Поскольку Матиуш тогда уже не был королем, его следует судить как обыкновенного преступника. А за это по закону вешают либо расстреливают.
   Слово предоставляется обвиняемому.
   – Что я обратился с воззванием ко всем детям – это ложь. Что я не был королем, когда застрелил парламентера, – тоже ложь. А хотел ли я стать властелином мира, этого, кроме меня, никто не может знать.
   – Хорошо! Прошу, господа, зачитать ваше постановление, – обратился председатель суда к личностям во фраках и белых перчатках.
   Волей-неволей пришлось встать. Один толстяк с мертвенно-бледным лицом держит в трясущихся руках бумагу и дрожащим голосом читает:
   – «Мы, нижеподписавшиеся, видя, что бомбы разрушают наши жилища, и желая спасти женщин и детей, отрекаемся от короля Матиуша Реформатора. Мы, именитые горожане, постановили на своем совете лишить Матиуша трона и короны. Дальше так продолжаться не может. Белые флаги означают, что город сдается. И с этой минуты войну ведет не наш король, а простой мальчик Матиуш. Пускай он сам расплачивается за свои поступки, мы за него отвечать не желаем!»
   Председатель суда протянул Матиушу бумагу:
   – Подпишите, пожалуйста.
   Матиуш взял ручку и, подумав немного, написал внизу:
   С решением банды изменников и трусов, предавших родину, не согласен. Ибо я был королем и останусь им до самой смерти.
   И громко прочел написанное вслух.
   – Господа судьи! – обратился Матиуш к генералам. – Я требую, чтобы меня называли королем Матиушем, ибо я был королем и останусь им, пока жив. Иначе это будет не суд, а расправа с побежденным. Тогда позор вам! Это недостойно людей вообще, а тем более солдат. Или вы выполните мое требование, или я буду молчать.
   Генералы удалились на совещание, а Матиуш стоит и насвистывает залихватскую солдатскую песенку.
   Но вот генералы вернулись.
   – Матиуш, признаёшь ли ты, что обращался с воззванием к детям всего мира?
   Молчание.
   – Ваше величество, признаете ли вы, что обращались с воззванием к детям всего мира?
   – Нет, не признаю. Никакого воззвания я не писал.
   – Вызвать свидетеля, – распорядился судья.
   В зал вошел шпион-журналист, Матиуша передернуло, но внешне он остался спокоен.
   – Слово предоставляется свидетелю, – объявил судья.
   – Я утверждаю, что Матиуш хотел стать королем всех детей.
   – Это правда? – строго спросил судья.
   – Правда, – прозвучало в ответ. – Да, я хотел этого. И мне бы это удалось. Но подпись под воззванием фальшивая, и подделал ее вот этот шпион. Да, я хочу быть королем всех детей.
   Судьи стали разглядывать подпись Матиуша. Покачивают головами, вертят бумагу и так и этак, корчат из себя знатоков.
   Но теперь это уже не имело значения. Ведь Матиуш во всем признался.
   Прокурор произнес длинную обвинительную речь и закончил ее такими словами:
   – Надо приговорить Матиуша к смерти. Иначе на земле не будет порядка и покоя.
   – Желаешь ли ты сказать что-нибудь в свое оправдание?
   Молчание.
   – Желаете ли вы, ваше величество, сказать что-либо в свое оправдание? – повторил судья вопрос.
   – Нет, – последовал ответ. – Незачем терять понапрасну время. Час поздний. Пора спать, – произнес Матиуш беспечным тоном. По его лицу нельзя было отгадать, что творится у него в душе. Он решил быть стойким до конца и не ронять своего королевского достоинства.
   Судьи удалились в соседнюю комнату, будто на совещание, но тут же вышли и объявили приговор:
   – Расстрелять!
   – Подпиши! – обратился председатель суда к Матиушу.
   Тот не шевельнулся.
   – Ваше величество, подпишите!
   Матиуш подписал.
   Тут один из господ во фраке и белых перчатках бросился ему в ноги и, всхлипывая, запричитал:
   – Всемилостивый король, прости меня, подлого изменника! Я только сейчас понял, что мы натворили. Если бы не наша преступная трусость, не они, а ты судил бы их, как победитель…
   Солдаты с трудом оттащили его от короля. После драки, как говорится, кулаками не машут.
   – Спокойной ночи, господа судьи! – сказал Матиуш и с истинно королевским величием покинул зал.
   По коридору и тюремному двору направился Матиуш в свою камеру в сопровождении двадцати солдат с саблями наголо.
   Он прилег на соломенную подстилку и притворился спящим. О чем он думал и что чувствовал в ночь перед казнью, пусть останется тайной.

LII

   Идет Матиуш посреди улицы, на руках и ногах поблескивают золотые цепочки. Вдоль тротуаров стеной стоят солдаты, а за ними теснится народ.
   День выдался погожий. На безоблачном небе сияло солнце. Жители столицы высыпали на улицы, чтобы в последний раз посмотреть на своего короля. Многие плакали, но Матиуш не видел слез, а если бы видел, легче было бы идти на казнь.
   Те, кто любили и жалели Матиуша, молчали. Они не решались в присутствии врага высказать вслух свою преданность и уважение бывшему королю. Да и что могли они сказать? Кричать, как всегда: «Ура!» и «Да здравствует!» не годилось – ведь короля вели на казнь.
   Зато пьяницы и бродяги, которых Молодой король нарочно напоил вином и водкой из королевских подвалов, орали во всю глотку:
   – Ой, гляньте, король идет! От горшка два вершка! Ну и король! Ха-ха-ха! Что, слезки проливаешь? Иди, носик тебе утрем. Эх, король, королек!..
   А Матиуш шагал с высоко поднятой головой: пусть все видят, что глаза у него сухие. Только брови сдвинул и глядел на солнышко.
   Он не обращал внимания на то, что происходило вокруг. Его одолевали другие заботы: «Что с Клу-Клу? Где Фелек? Почему Печальный король предал его? Что станется с его государством?»
   И про отца с матерью подумал в последний раз. Город остался позади. Вот он и у столба, возле вырытой ямы. В лице – ни кровинки. Хладнокровно смотрит он, как взвод солдат заряжает ружья и целится в него.
   Так же спокойно и хладнокровно выслушал он акт о помиловании:
   ЗАМЕНИТЬ РАССТРЕЛ ССЫЛКОЙ
   НА НЕОБИТАЕМЫЙ ОСТРОВ
   Подъехал автомобиль и отвез Матиуша обратно в тюрьму. Через неделю его отправят на необитаемый остров.