Корф Андрей
Однажды в России
Корф Андрей
ОДНАЖДЫ В РОССИИ
литературный сценарий
Сценарий написан по заказу директора магазина "Мир Кино" Александра Кучерова. (c) Александр Кучеров, Москва, 2000 (c) Андрей Корф, Москва, 2000
* * * Гена открыл чемодан. Вынул бутылку водки и жареную курицу, завернутую в газету. Потом закрыл чемодан и поставил его вниз, под полку. Бутылка и курица остались на столе. Снаружи, на перроне, остановился бомж и поглядел на бутылку с тоской. Он глядел на нее, пока мимо не прошли два милиционера. Один из них что-то сказал бомжу, и бомж зашаркал дальше. Он выглядел так, что мысли о еде пропали у Гены начисто. А мысли о водке заняли в голове все свободное место. Экран окна пустовал недолго. По нему проехал носильщик, навьюченный доверху. За носильщиком просеменила тетка-наседка, по виду - челночница. С другой стороны пробежала красивая девушка. У нее был распахнут плащ, а в руке зажат билет и паспорт. На ее плече болталась некрасивая дорожная сумка. Гена закрыл глаза и представил девушку в платье с декольте. На хрупком плече был виден розовый след от ремня сумки. Он улыбнулся и открыл глаза. Девушки не было, вместо нее по перрону прошли трое пьяных ребят в камуфляже, следом за ними - семейная пара с двумя детьми и лоточник с хотдогами и собакой на поводке запаха. Он перестал смотреть в окно и взглянул на бутылку. Это была пол-литровая бутылка "Столичной", налитая почти до горлышка. Ее поверхность была круглым озерцом размером с советский железный рубль, и по тому, что она чуть заметно качнулась, он понял, что поезд тронулся. Тогда он снова посмотрел в окно. Мимо прошла череда лиц. Некоторые люди махали руками, некоторые шли следом за поездом. Кто-то плакал, кто-то смеялся, кто-то говорил на языке жестов. В толпе мелькнуло лицо прежнего бомжа. Он узнал бутылку через окно и сделал то же выражение лица, которое было у других провожающих. Длинная платформа Казанского вокзала, наконец, закончилась. Начались танцы рельсов и ленивый перестук колес. Спустя бесконечность мимо проплыл первый столбик с километровой отметкой. Он закрыл дверь в купе и стал переодеваться в спортивный костюм. В длинном узком зеркале мимоходом отразился длинный узкий человек. Человек в пиджаке, потом человек - в рубашке, потом голый по пояс человек в брюках с ремнем, чтобы не спадали. Потом человек куда-то уехал, а вместо него появилась красивая девушка с некрасивой сумкой и сказала:
- Ой. Извините...
В ее глазах ясно успели прочитаться неловкость и раздражение на переодевающегося, который не закрывает двери на замок. После чего дверь захлопнулась снова и в зеркале снова отразился длинный узкий человек в брюках с ремнем, чтобы не спадали. Он улыбнулся, торопливо надел домашнюю рубашку и открыл дверь. Девушка стояла у окна, отвернувшись. Ее сумка загораживала весть проход.
- Проходите, пожалуйста. Извините. - Ничего... - она протиснулась в купе и огляделась в поисках своего места.
- Вам помочь? - Нет, спасибо. - это было сказано довольно резко, потому что она уже увидела бутылку водки на столе и сразу приготовилась держать оборону. - Как скажете... - он вышел из купе и встал у окна.
Девушка за его спиной подняла нижнюю полку и затолкала туда свою уродливую сумку. Он не оглядывался. Проводник, похожий на гоблина, шмыгнул во второе купе за билетами. Больше в коридоре никого не было. Осенний будний день оставил поезд полупустым. Гена стоял у окна и провожал глазами изнанку Москвы - все эти полустанки, тупиковые переулки, руины заводов и складов. При взгляде на все это водки захотелось еще больше. Он развернулся и зашел в купе. Девушка читала книгу, забившись в угол своей полки. На столе с ее стороны появилась бутылка "Пепси", пакет чипсов и паспорт с билетом. Пальто висело на крючке. На ее лице ясно читалось выражение "Не подходи - убьет", которое когда-то украшало трансформаторные будки вместе с "Веселым Роджером" из черепа и костей. "Ну и дура", просто подумал он и уселся на свое место. Аккуратно развернул курицу и открыл водку. Спохватился, что пить не из чего. И стал ждать проводника, чтобы взять у него стакан. Он старался не смотреть на девицу, но краем глаза ловил ее движения. Попутчица была хороша собой. Видно было, как это ей мешает. Особенно в таких ситуациях, как сейчас. Она сидела прямо, подобрав под полку ноги и опустив голову. Он не видел ее глаз, но чувствовал, что она держит его в поле своего радара. Он разозлился на попутчицу. Она принесла в купе напряжение, которого не было еще минуту назад. Ему захотелось сказать или сделать что-нибудь вызывающее, на худой конец просто затеять разговор. Ехать предстояло еще долго. - Что читаете? - Маринину. - Интересно? - Да. - А почему не переворачиваете страницы? - А я должна? - это было сказано жестко. - Не знаю. Наверное. Если вы не решили выучить страницу на память. - Что я еще должна? - а это уже просто зло. - Вы должны расслабиться, выпить со мной водки и закусить ее курицей. После этого можете читать дальше. - Нет. - Почему? - Я не пью с незнакомыми людьми. Кроме того, не люблю водку. И тех, кто ее пьет, тоже. - Я еще не начал ее пить. У меня есть шанс? - Боюсь, что нет... Послушайте. Вы не могли бы просто оставить меня в покое?..
В купе заглянул проводник. Мятая шевелюра, малый рост, глаза - как форменные пуговицы. Гоблин. Встал в дверях, поглядел на стол, крякнул и ушел.
- Куда это он? Не знаете? Я как раз собирался попросить у него стакан. Или, может быть, все-таки два? - Нет. Все таки один. - Хорошо, один. Я могу пить и из горла. - Тогда ни одного. - Пппопрошу ббилетики, граждане...
Он еще и заикается, подумал Гена. Под мышкой у проводника было постельное белье, а в руках он держал три стакана. Он поставил стаканы на стол и вопросительно посмотрел на бутылку. Девушка протянула ему билет и паспорт и снова уставилась в книгу. Гена потянулся за своим билетом.
- Кккоролева Ййекатерина Сергеевна, 1980 гггода рождения... - зачем то сказал проводник, раскрыв паспорт. С выражением сказал, громко. - ййедет у нас до Энска.
И, чуть погодя:
- Ччеренков Гггеннадий Андреевич, 1968 ггода... Ттоже до Энска, сссталбыть.
Оба пассажира с удивлением уставились на гоблина. Было в нем что-то монументальное. Он со значением огляделся и разложил по полкам белье.
- Пппо 12 ррубликов, гграждане. - Пожалуйста, - девушка пошарила в кармане своего пальто и достала деньги.
Гена тоже протянул два червонца. Проводник пошарил в кармане и выгреб кучу мелочи.
- Ппожалуйста. Это - вам, а это - вввам. Пппетя. - Меня зовут Гена. Помните? Геннадий Андреевич. - Ннет. Этто я - Пппетя. Ну... Пппо пятьдесят? - За что - по пятьдесят-то? - Ннне ррублей. Гграмм. Зза знакомство.
Проводник Петя посмотрел на стаканы с любовью. Гена, улыбаясь, налил водки в два стакана.
- Ну, давай, Петя. За знакомство. И за Катерину Сергеевну, которая нас еще не знает, но уже не любит. - Этто пппочему же? - обиделся Петя. - Потому что мы, Петя, водку будем пить. - А... Этто пправильно. Я сссам пппьяных нне ллюблю. Зза знакомство.
Петя нежно выпил и занюхал рукавом.
- Курочки? - спросил Гена. - Нннет. - серьезно сказал Петя. - Пппущай она там еще пппоегозит. Ппойду билеты ддальше собирать, Гггенадий Андреич. - Ну, давай, Петр. Я так гляжу, весело поедем. Заходи еще на пятьдесят, раз Катя отказывается. - Зззайду пппопозже. - Он вдруг снова казенно застыл. - Тттолько нне ккурить в ккупе! - Так точно, Петя. За себя ручаюсь, а Екатерина и так не курит. Правда, Катя. - Правда. Не курю, и вам не разрешу.
Веселый проводник откланялся, закрыв за собой дверь. Гена оторвал от курицы кусок мяса и с удовольствием его съел. Потом посмотрел на Катю. Она снова делала вид, что читает.
- Вы так и не перевернули страницу. - Потому что вы не даете мне ее дочитать. - Виноват. Так вы, значит, тоже до Энска, Екатерина... Сергеевна. - Да. - Домой? - Да. А вы? - А я... А я и сам не знаю... Давайте так. Я схожу покурить, а вы тут переодевайтесь и дочитывайте свою страницу. - Спасибо, что разрешили. - Ухожу, ухожу.
Он встал, достал сигареты и открыл дверь. Закрывая ее снаружи, увидел косой взгляд Кати - короткий, оценивающий его во весь рост. И очень неприветливый. Потом он прошел по коридору, услышав из-за соседней двери: "Ннну... Пппо пятьдесят?.." и вышел в тамбур. Закурил от копеечной зажигалки и уставился в окно. Там метнулся встречный состав, сливаясь в одну гремящую массу. Когда он пролетел мимо, Гена успел заметить на насыпи рядом с путями двух мальчишек. Они обрывали ветки с куста орешника...
* * * - Тонкая - сказал Волчий Коготь. - Ага, - отозвался Одинокий Ворон. - А вот эта подойдет, - Коготь взялся за ветку потолще и, едва не обрубив себе палец, смахнул ее боевым томагавком. Томагавк был украден у мамы с кухни два часа назад и вызывал в душе Волчьего Когтя смешанное чувство раскаяния и страха. Но больше, все-таки, страха. - Ага, - Одинокий Ворон был немногословен, как и подобает воину племени Сиу.
Коготь зачистил от коры срезанную ветку, и оба индейца полюбовались на ее влажную изнанку. После этого Коготь достал из кармана бечевку и протянул ветку Ворону:
- Сгибай!
Одинокий Ворон что было сил согнул ветку, но в руках она все время норовила распрямиться.
- Не так, - сказал Коготь и поставил ветку одним концом на землю. - Вот как надо!
Ворон последовал примеру и, уперев ветку в землю, навалился на ее верхушку всей тяжестью. Ветка сильно изогнулась, и Коготь сноровисто привязал к обеим концам бечевку.
- Вот, - сказал он. - Один готов. Теперь второй. И стрелы.
Еще пять минут ушло на изготовление второго лука и стрел. Потом Коготь достал из кармана гвозди и проволоку.
- Вот. - сказал он. - Теперь главное. - Что это? - удивился Ворон. - Как "что"? - в свою очередь, удивился Коготь. - Наконечники, конечно. - А... Понятно.
Вскоре первый гвоздь был привязан к стреле. Волчий Коготь взвесил ее на ладони, положил на тетиву и натянул лук. Вид у него стал грозным. Бледнолицое население Энска, увидев такое, немедленно принялось бы собирать чемоданы.
- Класс! - Одинокий Ворон позволил себе странное для индейца выражение. - Еще бы! - самодовольно ответил Коготь. Он так и не выстрелил еще, будто смаковал тугое ожидание тетивы. - Стреляй, брат мой, - величественно произнес Ворон.
Волчий коготь прицелился в соседнее дерево, потом, не отпуская тетивы, медленно повел рукой. Лук, который был размером почти с хозяина, развернулся медленно. Очень медленно. Как-то даже слишком медленно. Одинокий Ворон увидел, что ржавый гвоздь смотрит ему прямо в глаз. А за ржавым гвоздем, на расстоянии вытянутой руки, его встретил немигающий взгляд Волчьего когтя, вышедшего на тропу войны.
- Злые языки говорят, что ты ходил к бледнолицым пить Огненную Воду, сказал Волчий Коготь. - Серый... То есть Волчий Коготь... Ты... - Ворон почувствовал, как его колено неожиданно задрожало. Гвоздь был на расстоянии полуметра от его зрачка и выглядел очень опасной штукой. Было видно, как дрожит его острие.
- Я уже тридцать лет как Волчий Коготь (это была наглая ложь), и намерен оставаться им до ухода в Долину Мертвых. А как теперь называть тебя? Пьяный Ворон? Глоток Огненной воды? - Серег, кончай, а?.. - Кому ты это говоришь, сын белокурой скво? - Я говорю это тебе, - к Одинокому Ворону вернулось самообладание. Он встал ровно, стараясь не опираться на дрожащее колено, и посмотрел прямо на острие гвоздя. - Я говорю это тебе, Ржавый Коготь, Волчий Гвоздь.
Коготь рассмеялся. Он резко обернулся назад и отпустил тетиву. Стрела лихо свистнула в воздухе, но пролетела мимо дерева и ушла в кусты. Коготь раздосадовано сплюнул и пошел ее искать. Одинокий Ворон тем временем ударил себя по предательской коленке, которая еще подрагивала после испуга, как рыба на песке. Коленка успокоилась. Тогда Ворон поднял свой лук, повесил его на плечо и сделал такую же стрелу - с гвоздем, примотанным проволокой к древку.
Вскоре вернулся Коготь. Он посмотрел на друга как ни в чем не бывало и сказал:
- Что ж. Нас не пустят в дом без добычи. С таким оружием нам не светит завалить бизона, но пара-тройка зайцев на ужин может порадовать наших скво. - Хорошо, брат мой. Пойдем искать зайцев.
...Не все бездомные твари безымянны. Некоторые из них готовы вздрогнуть и побежать к хозяину, услышав свою кличку. И только те, кто слишком давно не слышал ее, дичают совсем. Так и Васька. Время, когда его так называли, закончилось слишком давно для того, чтобы он сейчас откликнулся на это имя. Теперь он жил на огромной городской Свалке, которая ухитрялась одновременно быть позором для города, Клондайком для мальчишек и общежитием для котов, крыс и ворон. Время от времени бывший Васька смотрел на окна ближайшего дома, и смутные воспоминания теснились в его плешивой, с оборванным ухом, голове. В этих воспоминаниях было тепло, эти воспоминания умели чесать Ваську за ухом, а под полом этих воспоминаний копошились мыши. Еда в этих воспоминаниях появлялась сама собой в блюдечке и была очень вкусной.
Теперь Васька ел что придется и сам стал не просто котом, а пищей. По крайней мере, так думали крысы. Поэтому ему часто приходилось прятаться и все время быть начеку. Даже во время сна. Вороны на свалке тоже дружелюбием не отличались, так что старый кот не имел ни минуты покоя. Он и дремал уже давно в пол-уха, чутко прислушиваясь к тайной жизни свалки. Поэтому, услышав разговор двух мальчишек недалеко от себя, затаился и был готов дать стрекача при первом сигнале тревоги...
- Ага... - шепотом сказал Волчий Коготь, замерев на ходу. - Вижу одного! - Где? - Вон там... Только не смотри туда прямо. Просто глаз скоси... - Точно... Есть один... - Близко не подпустит. Придется отсюда стрелять. - Думаешь, попадем? - Кто ни будь да попадет. Давай, на раз-два-три...
...Кот сел на задние лапы и внимательно посмотрел на человеческие фигуры. Он был слишком занят наблюдением за ними, такими большими. И не сразу понял, что отделившиеся от них белые молнии опасней, чем боги, которые их метнули. Измученный блохами, недосыпом и голодом, он был уже не так резв, как раньше. Поэтому, дернувшись от первой стрелы, поймал вторую. Ржавый гвоздь насквозь пробил ему заднюю ногу и обжег внутренности, как горящий уголь. Бывший Васька успел еще заорать, прежде чем боль накрыла его голову теплым черным одеялом...
- Готов! - восторженно крикнул Волчий Коготь. Он в пять прыжков добежал до "зайца" и наклонился над ним. На его лице мелькнуло выражение злости... А стрела то твоя. Значит, и добыча твоя, Одинокий Ворон.
Ответом было молчание. Коготь оглянулся и увидел, что Одинокий Ворон не спешит приближаться. Он сделал только шаг вперед, и все его лицо было как отражение лица в блюдце с горячим чаем. По нему шли волны. Сделав еще шаг, Одинокий Ворон вдруг сел на землю и заплакал.
- Ты чего, Ворон... Генка! - Коготь бросил на землю лук и подошел к приятелю. - Иди на хуй! - Чевооо?!
Генка встал и, оттолкнув друга, подошел к коту. Тот еще дышал. А Генка еще плакал. Но, увидев, что кот дышит, с надеждой наклонился над "добычей". Крови из кота натекло мало, почти вся она осталась на гвозде. Гена выдернул стрелу. Кот чуть заметно дернулся. Сзади подошел Серега и тоже опустился на корточки. Генке стало стыдно за свои слезы, но он ничего не мог с собой поделать. А кот вдруг открыл глаза и посмотрел ему прямо в лицо. Тогда Генка заревел пуще прежнего.
- Ген!.. - сказал Серый, - ты чего?.. - Жалко... - Чего жалко то? Это ж заяц, он ни хера не соображает. - Это не заяц. Это кот... И он... - Что "он"? - Он... Он с нами не играл, Генка... Понимаешь? - Не понимаю. - Лучше бы ты в меня выстрелил, козел. Понимаешь? Он с нами не играл! - Хорош реветь. Он, кажется, жив еще. - Тогда давай его.. спасать. - Вот не было печали. Тут этих котов - как собак нерезаных. Подумаешь, на одного меньше будет.
Сергей встал и, как бы ища подтверждения своим словам, оглянулся по сторонам. Вокруг расстилалась Свалка, которая казалась целым Космосом. Она была огромна. На ней было все, если хорошо поискать. Мальчишки проводили здесь дни напролет. Во-первых, потому, что здесь было все. А во-вторых, и это главное, потому что им сюда запрещали ходить. И сейчас тут лежали кучи сокровищ. А по ним бродили коты и шмыгали крысы, целые и невредимые.
- Смотри, сколько их тут! - сказал Серега, обводя рукой простреливаемое пространство. - Одним больше, одним меньше. Подумаешь!
Он повернулся к Гене. Тот успел снять рубашку и сейчас заворачивал в нее кота. Рядом с раной на рубашке уже расплылась кровь. Кот, даже умирая, пытался сопротивляться. Его движения были слабыми, только когти грозно топорщились в воздухе.
- Видишь, - сказал Серега. - Ты его спасать хочешь, а он тебя за это еще и подерет сейчас. - Он меня не за это подерет, дурак. А сам знаешь за что. Пошли. - Куда? - Домой, куда еще? А еще лучше, давай в ветеринарку съездим. Скажем, что нашли. - Так нам и поверят. - А мне насрать, поверят нам или нет. Я пошел, а ты - как хочешь.
Генка встал, держа кота, как ребенка - двумя руками. Потом наступил на стрелу, сломав ее пополам. А потом пошел к остановке.
- Пойдем, Серый. - Иди, иди. А я тут останусь. Поохочусь еще немного. - Попробуй только! - А что будет? - Увидишь. - Ну, давай. Показывай. - Увидишь... - Показывай, показывай! - Ладно, хватит, Серег. Пошли. - Не пойду. - Пошли, говорю. - Не пойду я! - Как хочешь. Пока. - Давай... Айболит.
Генка ушел. Сергей поднял лук и подобрал уцелевшую стрелу. Огляделся по сторонам. Везде были коты. Они смотрели на него без выражения.
- Что, - сказал им Сергей. - Испугались?
Он положил стрелу на тетиву и медленно повел луком. Коты не прятались. Они внимательно смотрели на Серегу. А на них: и на Серегу, и на Свалку, и на весь город, сверху смотрела огромная заводская Труба. Она была Королевой Энска, только не Снежной, а Кирпичной.
- Ладно, не бойтесь, - сказал Серега, как будто коты боялись. - Не трону. Стрельну-ка я подальше. Может, в принцессу попаду...
Он поднял лук вверх, изо всех сил оттянул тетиву и отпустил ее. Навстречу стреле метнулся лес, увязая по колено в кустах...
* * * Лес, по колено в кустах, бежал навстречу поезду. Гена докурил сигарету, выбросил ее в простенок между вагонами и пошел обратно в купе. Катя сидела в той же позе, как кукла, которую переодели и положили на место. Теперь на ней был домашний халат и тапочки. Городская одежда, аккуратно развешенная, примостилась рядом с пальто на крючке. Она по прежнему читала книгу, и ничто в ее позе или взгляде не заставляло подумать, что она хоть на малую толику расслабилась. Гена сел на свое место (девушка поджала ноги, когда он проходил мимо) и налил себе водки.
- Ну что, Екатерина Сергеевна? Не дозрели до рюмочки? - Нет. - Что так? - Не хочу. - Ладно. Мне больше достанется. Хотя пить одному - это уже порок, вы не находите? - Пить вообще вредно. - Глубокомысленное замечание. - Уж как умею. - Катюша, не злитесь, пожалуйста. Вам не приходило в голову, что вы мне нужнее как собеседница, чем как собутыльница? - И о чем вы хотите побеседовать? - Мы с вами едем в один и тот же город. Неужели нам не найдется, о чем поговорить? - О чем? - Ну, например, об общих родственниках. Или друзьях. Я уже давно не был в Энске. Как там сейчас? - Не знаю. Я и сама там уже не была целый год. - А что делали в Москве? - Ничего. - Не ходили по театрам? Не посидели на Патриарших? Не постояли на Ленинских? В побегали по ГУМу, наконец? - Посидела, постояла, побегала. - Вот видите. А вы говорите. - Мы уже выехали за окружную? - Да. - Это хорошо. Я не могу дышать в этом городе. - Да, это большая проблема. И мы еще везем в своем купе московский воздух.
- Ничего. Скоро вы прогоните его своим перегаром. - Кстати, о перегаре. Может, плеснуть вам хоть капельку в Пепси? Получится вкусно. - Нет, спасибо. - Екатерина Сергеевна! - Нет. - Ну, как скажете. Тогда с вас тост. - Вот еще... Вы пьете, вам и тост говорить. - Хорошо. За то, чтобы следующую рюмку мы выпили вдвоем.
Гена выпил водки и закусил курицей. Катя вернулась к своей книге. За окнами волоклась бесконечная дачная страна. Хозяйки жгли листья, и даже сквозь закрытое окно Гена почувствовал горький и печальный запах. Запах осени. Он ощутил в себе зевок ностальгии, очнувшейся после долгой московской спячки. И отвернулся от окна. Две бутылки на столике стояли так же отчужденно, как их хозяева. Они отвернулись этикетками друг от друга, и только жидкости плескались синхронно, покорные воле поезда и Дороги.
- Вот так и мы, - сказал Гена. - Что? - спросила Катя. - Посмотрите на жидкость в этих двух бутылках. Она колеблется в унисон, хотя бутылки такие разные. Это потому, что мы в поезде. Наверное, так же точно человеческие души. Вы не задумывались, почему в поездах люди готовы рассказать друг другу самое сокровенное? - Нет. Не задумывалась. И в поезде еду четвертый раз в жизни. И ничего сокровенного вы от меня не дождетесь, говорю сразу. - Не спешите. Дорога впереди длинная. - Да уж. Кажется, я об этом уже жалею. - С вами трудно общаться, Катюша? - А я и не навязывалась.
Она встала и, глядя под ноги, вышла из купе. На месте, где она сидела, открылся кусочек белой пластиковой стены. На которую косо легла солнечная полоса...
* * * Солнечная полоса косо лежала на белой, недавно отштукатуренной стене. Маляр остался бы очень недоволен, увидев, как на белоснежной штукатурке с глухим чавкающим звуком разлетелось красное пятно. Снаряды из рябины были тяжелее и летели дальше, но от них на мишени не оставалось таких роскошных "кровавых" пятен. Поэтому мальчишки делали вид, что души не чают в красной смородине, и родители снабжали их по первой категории. Однако, набив рот ягодами, вчерашние индейцы не спешили жевать или глотать их. Вместо этого к губам подносились длинные трубки, и выдох сквозь них уносил ягоду к заранее выбранной мишени. Генка перешел к новому виду оружия после несчастного случая с котом, а Сергей, хоть и не выбросил свой боевой лук, составил ему компанию. Теперь индейские мотивы сползли по карте на несколько параллелей ниже и превратились в амазонские войны. А смородина, надо сказать, была в сезоне и уродилась славно. Так что недостатка в боеприпасах у мальчишек не было.
- Ну, что, - нетерпеливо сказал Серега. - Враги заждались! Пошли! - Пошли, - сурово ответил Генка. Его трубка была длиннее и выглядела, как ствол старинного ружья. Генка очень гордился тем, что первым заметил такую роскошную трубку на свалке. Потом он долго отмывал ее от пыли и паутины, и, наконец, разрисовал сложным орнаментом. Рисунок был задуман как симметричный, но получился немного хромым. И все равно это было классное оружие. - Где они, как думаешь? - Во втором подъезде, наверное, - сказал Генка. "Они" - это были девчонки. Плеваться из трубок они не пожелали, но и безоружными не остались: каждая вооружилась брызгалкой из старой коробки из-под шампуня. Брызгалки были заправлены водой, а иногда в воду добавлялось мыло - в качестве "яда" для глаз. Во втором подъезде жила Анюта - известный командир для девчонок из трех соседних дворов. Рядом с ее квартирой на лестничной клетке у девчонок был штаб. В случае чего, они бегали к Ане за водой или просто прятались у нее при отступлении. - Так пошли. Чего стоять-то? - Вперед.
Мальчишки, крадучись, пробежали ко входу во второй подъезд. У входа каждый набил полный рот смородиной и приготовился к атаке. Остаток боеприпасов лежал у каждого к кармане в стеклянных банках из-под майонеза. У Серого за плечом болтался лук, которым он уже давно не пользовался, но по привычке таскал за плечами. Первый этаж, имеющий обыкновение оставаться в полумраке даже днем, они прошли без приключений. На площадке между первым и вторым Генка остановился и приложил к губам палец. Серега тоже встал, как вкопанный, и прислушался. Сквозь обычные звуки, шедшие из-за дверей (где-то работал телевизор, где-то журчала вода, где-то вполголоса ругались) мальчики расслышали наверху короткое хихиканье. Потом сверху сверкнула струя воды и Серый шарахнулся в сторону, схватившись за мокрый рукав. На сей раз девчонки добавили в воду красную акварель, поэтому пятно на рукаве выглядело как тяжелое боевое ранение. Не сговариваясь, мальчишки бросились на приступ. Им оставалось пролететь один лестничный пролет, когда одна из дверей на площадке неожиданно открылась, и в промежуток между дверью и стеной втиснулся человек. Генке удалось затормозить, но Серега подтолкнул его сзади, и оба туземца врезались в живот... директора собственной школы. Это был огромный человечище без шеи, но с таким множеством подбородков, что даже живот казался одним из них.
- Так, - сказал директор, - Черенков и... И Гончар... Если не ошибаюсь.
Оба туземца замерли с полными ртами смородины и попрятали трубки за спину. Чувствовали они себя не лучшим образом.
- Куда путь держим, молодые люди? - ... - Великие немые? - ... - Вы что, язык проглотили? А что за спиной прячем? Позвольте взглянуть?
Вместо ответа оба нарушителя порядка принялись активно жевать. Генка управился первым и, глотнув смородиновую кашу, промямлил:
- Домой, СанСергеич... - Вот как. А ты разве не в первом подъезде живешь? - вкрадчиво произнес СанСаргеич, славящийся феноменальной памятью. - В первом. - А это какой? - Это второй. - А вы, товарищ Гончар, живете вообще через двор отсюда. - Да, СанСергеич. - Что же заставило двух столь непричастных ко второму подъезду джентльменов оказаться здесь, да еще и во время субботника?.. - Они шли ко мне в гости, - раздалось за спиной СанСергеича. Тот обернулся. - К тебе? - Да. - Анюта глядела на всех своими смеющимися глазами, в которых всегда бегали искры. Все остальное были синяки, коленки и косички, если не считать огромной банки из-под шампуня, заправленной красной холодной водой. Анюта держала ее в руках с таким видом, как будто собиралась устроить головомойку самому директору. - Ну, если к тебе, тогда ладно, - улыбнулся директор. - А то... То крадутся, как воры, то несутся, как стадо бизонов. - Мы как раз собирались вместе на субботник идти, СанСергеич, - как ни в чем не бывало, соврала Анюта. - А ребята должны были за мной зайти. - Ну, если так, то не смею задерживать. Вас ждут великие дела. - Пошли, мальчики! - сказала Анюта и сбежала вниз. Генка и Сережа нерешительно спустились следом. За ними, как эхо, топали шаги СанСергеича.
ОДНАЖДЫ В РОССИИ
литературный сценарий
Сценарий написан по заказу директора магазина "Мир Кино" Александра Кучерова. (c) Александр Кучеров, Москва, 2000 (c) Андрей Корф, Москва, 2000
* * * Гена открыл чемодан. Вынул бутылку водки и жареную курицу, завернутую в газету. Потом закрыл чемодан и поставил его вниз, под полку. Бутылка и курица остались на столе. Снаружи, на перроне, остановился бомж и поглядел на бутылку с тоской. Он глядел на нее, пока мимо не прошли два милиционера. Один из них что-то сказал бомжу, и бомж зашаркал дальше. Он выглядел так, что мысли о еде пропали у Гены начисто. А мысли о водке заняли в голове все свободное место. Экран окна пустовал недолго. По нему проехал носильщик, навьюченный доверху. За носильщиком просеменила тетка-наседка, по виду - челночница. С другой стороны пробежала красивая девушка. У нее был распахнут плащ, а в руке зажат билет и паспорт. На ее плече болталась некрасивая дорожная сумка. Гена закрыл глаза и представил девушку в платье с декольте. На хрупком плече был виден розовый след от ремня сумки. Он улыбнулся и открыл глаза. Девушки не было, вместо нее по перрону прошли трое пьяных ребят в камуфляже, следом за ними - семейная пара с двумя детьми и лоточник с хотдогами и собакой на поводке запаха. Он перестал смотреть в окно и взглянул на бутылку. Это была пол-литровая бутылка "Столичной", налитая почти до горлышка. Ее поверхность была круглым озерцом размером с советский железный рубль, и по тому, что она чуть заметно качнулась, он понял, что поезд тронулся. Тогда он снова посмотрел в окно. Мимо прошла череда лиц. Некоторые люди махали руками, некоторые шли следом за поездом. Кто-то плакал, кто-то смеялся, кто-то говорил на языке жестов. В толпе мелькнуло лицо прежнего бомжа. Он узнал бутылку через окно и сделал то же выражение лица, которое было у других провожающих. Длинная платформа Казанского вокзала, наконец, закончилась. Начались танцы рельсов и ленивый перестук колес. Спустя бесконечность мимо проплыл первый столбик с километровой отметкой. Он закрыл дверь в купе и стал переодеваться в спортивный костюм. В длинном узком зеркале мимоходом отразился длинный узкий человек. Человек в пиджаке, потом человек - в рубашке, потом голый по пояс человек в брюках с ремнем, чтобы не спадали. Потом человек куда-то уехал, а вместо него появилась красивая девушка с некрасивой сумкой и сказала:
- Ой. Извините...
В ее глазах ясно успели прочитаться неловкость и раздражение на переодевающегося, который не закрывает двери на замок. После чего дверь захлопнулась снова и в зеркале снова отразился длинный узкий человек в брюках с ремнем, чтобы не спадали. Он улыбнулся, торопливо надел домашнюю рубашку и открыл дверь. Девушка стояла у окна, отвернувшись. Ее сумка загораживала весть проход.
- Проходите, пожалуйста. Извините. - Ничего... - она протиснулась в купе и огляделась в поисках своего места.
- Вам помочь? - Нет, спасибо. - это было сказано довольно резко, потому что она уже увидела бутылку водки на столе и сразу приготовилась держать оборону. - Как скажете... - он вышел из купе и встал у окна.
Девушка за его спиной подняла нижнюю полку и затолкала туда свою уродливую сумку. Он не оглядывался. Проводник, похожий на гоблина, шмыгнул во второе купе за билетами. Больше в коридоре никого не было. Осенний будний день оставил поезд полупустым. Гена стоял у окна и провожал глазами изнанку Москвы - все эти полустанки, тупиковые переулки, руины заводов и складов. При взгляде на все это водки захотелось еще больше. Он развернулся и зашел в купе. Девушка читала книгу, забившись в угол своей полки. На столе с ее стороны появилась бутылка "Пепси", пакет чипсов и паспорт с билетом. Пальто висело на крючке. На ее лице ясно читалось выражение "Не подходи - убьет", которое когда-то украшало трансформаторные будки вместе с "Веселым Роджером" из черепа и костей. "Ну и дура", просто подумал он и уселся на свое место. Аккуратно развернул курицу и открыл водку. Спохватился, что пить не из чего. И стал ждать проводника, чтобы взять у него стакан. Он старался не смотреть на девицу, но краем глаза ловил ее движения. Попутчица была хороша собой. Видно было, как это ей мешает. Особенно в таких ситуациях, как сейчас. Она сидела прямо, подобрав под полку ноги и опустив голову. Он не видел ее глаз, но чувствовал, что она держит его в поле своего радара. Он разозлился на попутчицу. Она принесла в купе напряжение, которого не было еще минуту назад. Ему захотелось сказать или сделать что-нибудь вызывающее, на худой конец просто затеять разговор. Ехать предстояло еще долго. - Что читаете? - Маринину. - Интересно? - Да. - А почему не переворачиваете страницы? - А я должна? - это было сказано жестко. - Не знаю. Наверное. Если вы не решили выучить страницу на память. - Что я еще должна? - а это уже просто зло. - Вы должны расслабиться, выпить со мной водки и закусить ее курицей. После этого можете читать дальше. - Нет. - Почему? - Я не пью с незнакомыми людьми. Кроме того, не люблю водку. И тех, кто ее пьет, тоже. - Я еще не начал ее пить. У меня есть шанс? - Боюсь, что нет... Послушайте. Вы не могли бы просто оставить меня в покое?..
В купе заглянул проводник. Мятая шевелюра, малый рост, глаза - как форменные пуговицы. Гоблин. Встал в дверях, поглядел на стол, крякнул и ушел.
- Куда это он? Не знаете? Я как раз собирался попросить у него стакан. Или, может быть, все-таки два? - Нет. Все таки один. - Хорошо, один. Я могу пить и из горла. - Тогда ни одного. - Пппопрошу ббилетики, граждане...
Он еще и заикается, подумал Гена. Под мышкой у проводника было постельное белье, а в руках он держал три стакана. Он поставил стаканы на стол и вопросительно посмотрел на бутылку. Девушка протянула ему билет и паспорт и снова уставилась в книгу. Гена потянулся за своим билетом.
- Кккоролева Ййекатерина Сергеевна, 1980 гггода рождения... - зачем то сказал проводник, раскрыв паспорт. С выражением сказал, громко. - ййедет у нас до Энска.
И, чуть погодя:
- Ччеренков Гггеннадий Андреевич, 1968 ггода... Ттоже до Энска, сссталбыть.
Оба пассажира с удивлением уставились на гоблина. Было в нем что-то монументальное. Он со значением огляделся и разложил по полкам белье.
- Пппо 12 ррубликов, гграждане. - Пожалуйста, - девушка пошарила в кармане своего пальто и достала деньги.
Гена тоже протянул два червонца. Проводник пошарил в кармане и выгреб кучу мелочи.
- Ппожалуйста. Это - вам, а это - вввам. Пппетя. - Меня зовут Гена. Помните? Геннадий Андреевич. - Ннет. Этто я - Пппетя. Ну... Пппо пятьдесят? - За что - по пятьдесят-то? - Ннне ррублей. Гграмм. Зза знакомство.
Проводник Петя посмотрел на стаканы с любовью. Гена, улыбаясь, налил водки в два стакана.
- Ну, давай, Петя. За знакомство. И за Катерину Сергеевну, которая нас еще не знает, но уже не любит. - Этто пппочему же? - обиделся Петя. - Потому что мы, Петя, водку будем пить. - А... Этто пправильно. Я сссам пппьяных нне ллюблю. Зза знакомство.
Петя нежно выпил и занюхал рукавом.
- Курочки? - спросил Гена. - Нннет. - серьезно сказал Петя. - Пппущай она там еще пппоегозит. Ппойду билеты ддальше собирать, Гггенадий Андреич. - Ну, давай, Петр. Я так гляжу, весело поедем. Заходи еще на пятьдесят, раз Катя отказывается. - Зззайду пппопозже. - Он вдруг снова казенно застыл. - Тттолько нне ккурить в ккупе! - Так точно, Петя. За себя ручаюсь, а Екатерина и так не курит. Правда, Катя. - Правда. Не курю, и вам не разрешу.
Веселый проводник откланялся, закрыв за собой дверь. Гена оторвал от курицы кусок мяса и с удовольствием его съел. Потом посмотрел на Катю. Она снова делала вид, что читает.
- Вы так и не перевернули страницу. - Потому что вы не даете мне ее дочитать. - Виноват. Так вы, значит, тоже до Энска, Екатерина... Сергеевна. - Да. - Домой? - Да. А вы? - А я... А я и сам не знаю... Давайте так. Я схожу покурить, а вы тут переодевайтесь и дочитывайте свою страницу. - Спасибо, что разрешили. - Ухожу, ухожу.
Он встал, достал сигареты и открыл дверь. Закрывая ее снаружи, увидел косой взгляд Кати - короткий, оценивающий его во весь рост. И очень неприветливый. Потом он прошел по коридору, услышав из-за соседней двери: "Ннну... Пппо пятьдесят?.." и вышел в тамбур. Закурил от копеечной зажигалки и уставился в окно. Там метнулся встречный состав, сливаясь в одну гремящую массу. Когда он пролетел мимо, Гена успел заметить на насыпи рядом с путями двух мальчишек. Они обрывали ветки с куста орешника...
* * * - Тонкая - сказал Волчий Коготь. - Ага, - отозвался Одинокий Ворон. - А вот эта подойдет, - Коготь взялся за ветку потолще и, едва не обрубив себе палец, смахнул ее боевым томагавком. Томагавк был украден у мамы с кухни два часа назад и вызывал в душе Волчьего Когтя смешанное чувство раскаяния и страха. Но больше, все-таки, страха. - Ага, - Одинокий Ворон был немногословен, как и подобает воину племени Сиу.
Коготь зачистил от коры срезанную ветку, и оба индейца полюбовались на ее влажную изнанку. После этого Коготь достал из кармана бечевку и протянул ветку Ворону:
- Сгибай!
Одинокий Ворон что было сил согнул ветку, но в руках она все время норовила распрямиться.
- Не так, - сказал Коготь и поставил ветку одним концом на землю. - Вот как надо!
Ворон последовал примеру и, уперев ветку в землю, навалился на ее верхушку всей тяжестью. Ветка сильно изогнулась, и Коготь сноровисто привязал к обеим концам бечевку.
- Вот, - сказал он. - Один готов. Теперь второй. И стрелы.
Еще пять минут ушло на изготовление второго лука и стрел. Потом Коготь достал из кармана гвозди и проволоку.
- Вот. - сказал он. - Теперь главное. - Что это? - удивился Ворон. - Как "что"? - в свою очередь, удивился Коготь. - Наконечники, конечно. - А... Понятно.
Вскоре первый гвоздь был привязан к стреле. Волчий Коготь взвесил ее на ладони, положил на тетиву и натянул лук. Вид у него стал грозным. Бледнолицое население Энска, увидев такое, немедленно принялось бы собирать чемоданы.
- Класс! - Одинокий Ворон позволил себе странное для индейца выражение. - Еще бы! - самодовольно ответил Коготь. Он так и не выстрелил еще, будто смаковал тугое ожидание тетивы. - Стреляй, брат мой, - величественно произнес Ворон.
Волчий коготь прицелился в соседнее дерево, потом, не отпуская тетивы, медленно повел рукой. Лук, который был размером почти с хозяина, развернулся медленно. Очень медленно. Как-то даже слишком медленно. Одинокий Ворон увидел, что ржавый гвоздь смотрит ему прямо в глаз. А за ржавым гвоздем, на расстоянии вытянутой руки, его встретил немигающий взгляд Волчьего когтя, вышедшего на тропу войны.
- Злые языки говорят, что ты ходил к бледнолицым пить Огненную Воду, сказал Волчий Коготь. - Серый... То есть Волчий Коготь... Ты... - Ворон почувствовал, как его колено неожиданно задрожало. Гвоздь был на расстоянии полуметра от его зрачка и выглядел очень опасной штукой. Было видно, как дрожит его острие.
- Я уже тридцать лет как Волчий Коготь (это была наглая ложь), и намерен оставаться им до ухода в Долину Мертвых. А как теперь называть тебя? Пьяный Ворон? Глоток Огненной воды? - Серег, кончай, а?.. - Кому ты это говоришь, сын белокурой скво? - Я говорю это тебе, - к Одинокому Ворону вернулось самообладание. Он встал ровно, стараясь не опираться на дрожащее колено, и посмотрел прямо на острие гвоздя. - Я говорю это тебе, Ржавый Коготь, Волчий Гвоздь.
Коготь рассмеялся. Он резко обернулся назад и отпустил тетиву. Стрела лихо свистнула в воздухе, но пролетела мимо дерева и ушла в кусты. Коготь раздосадовано сплюнул и пошел ее искать. Одинокий Ворон тем временем ударил себя по предательской коленке, которая еще подрагивала после испуга, как рыба на песке. Коленка успокоилась. Тогда Ворон поднял свой лук, повесил его на плечо и сделал такую же стрелу - с гвоздем, примотанным проволокой к древку.
Вскоре вернулся Коготь. Он посмотрел на друга как ни в чем не бывало и сказал:
- Что ж. Нас не пустят в дом без добычи. С таким оружием нам не светит завалить бизона, но пара-тройка зайцев на ужин может порадовать наших скво. - Хорошо, брат мой. Пойдем искать зайцев.
...Не все бездомные твари безымянны. Некоторые из них готовы вздрогнуть и побежать к хозяину, услышав свою кличку. И только те, кто слишком давно не слышал ее, дичают совсем. Так и Васька. Время, когда его так называли, закончилось слишком давно для того, чтобы он сейчас откликнулся на это имя. Теперь он жил на огромной городской Свалке, которая ухитрялась одновременно быть позором для города, Клондайком для мальчишек и общежитием для котов, крыс и ворон. Время от времени бывший Васька смотрел на окна ближайшего дома, и смутные воспоминания теснились в его плешивой, с оборванным ухом, голове. В этих воспоминаниях было тепло, эти воспоминания умели чесать Ваську за ухом, а под полом этих воспоминаний копошились мыши. Еда в этих воспоминаниях появлялась сама собой в блюдечке и была очень вкусной.
Теперь Васька ел что придется и сам стал не просто котом, а пищей. По крайней мере, так думали крысы. Поэтому ему часто приходилось прятаться и все время быть начеку. Даже во время сна. Вороны на свалке тоже дружелюбием не отличались, так что старый кот не имел ни минуты покоя. Он и дремал уже давно в пол-уха, чутко прислушиваясь к тайной жизни свалки. Поэтому, услышав разговор двух мальчишек недалеко от себя, затаился и был готов дать стрекача при первом сигнале тревоги...
- Ага... - шепотом сказал Волчий Коготь, замерев на ходу. - Вижу одного! - Где? - Вон там... Только не смотри туда прямо. Просто глаз скоси... - Точно... Есть один... - Близко не подпустит. Придется отсюда стрелять. - Думаешь, попадем? - Кто ни будь да попадет. Давай, на раз-два-три...
...Кот сел на задние лапы и внимательно посмотрел на человеческие фигуры. Он был слишком занят наблюдением за ними, такими большими. И не сразу понял, что отделившиеся от них белые молнии опасней, чем боги, которые их метнули. Измученный блохами, недосыпом и голодом, он был уже не так резв, как раньше. Поэтому, дернувшись от первой стрелы, поймал вторую. Ржавый гвоздь насквозь пробил ему заднюю ногу и обжег внутренности, как горящий уголь. Бывший Васька успел еще заорать, прежде чем боль накрыла его голову теплым черным одеялом...
- Готов! - восторженно крикнул Волчий Коготь. Он в пять прыжков добежал до "зайца" и наклонился над ним. На его лице мелькнуло выражение злости... А стрела то твоя. Значит, и добыча твоя, Одинокий Ворон.
Ответом было молчание. Коготь оглянулся и увидел, что Одинокий Ворон не спешит приближаться. Он сделал только шаг вперед, и все его лицо было как отражение лица в блюдце с горячим чаем. По нему шли волны. Сделав еще шаг, Одинокий Ворон вдруг сел на землю и заплакал.
- Ты чего, Ворон... Генка! - Коготь бросил на землю лук и подошел к приятелю. - Иди на хуй! - Чевооо?!
Генка встал и, оттолкнув друга, подошел к коту. Тот еще дышал. А Генка еще плакал. Но, увидев, что кот дышит, с надеждой наклонился над "добычей". Крови из кота натекло мало, почти вся она осталась на гвозде. Гена выдернул стрелу. Кот чуть заметно дернулся. Сзади подошел Серега и тоже опустился на корточки. Генке стало стыдно за свои слезы, но он ничего не мог с собой поделать. А кот вдруг открыл глаза и посмотрел ему прямо в лицо. Тогда Генка заревел пуще прежнего.
- Ген!.. - сказал Серый, - ты чего?.. - Жалко... - Чего жалко то? Это ж заяц, он ни хера не соображает. - Это не заяц. Это кот... И он... - Что "он"? - Он... Он с нами не играл, Генка... Понимаешь? - Не понимаю. - Лучше бы ты в меня выстрелил, козел. Понимаешь? Он с нами не играл! - Хорош реветь. Он, кажется, жив еще. - Тогда давай его.. спасать. - Вот не было печали. Тут этих котов - как собак нерезаных. Подумаешь, на одного меньше будет.
Сергей встал и, как бы ища подтверждения своим словам, оглянулся по сторонам. Вокруг расстилалась Свалка, которая казалась целым Космосом. Она была огромна. На ней было все, если хорошо поискать. Мальчишки проводили здесь дни напролет. Во-первых, потому, что здесь было все. А во-вторых, и это главное, потому что им сюда запрещали ходить. И сейчас тут лежали кучи сокровищ. А по ним бродили коты и шмыгали крысы, целые и невредимые.
- Смотри, сколько их тут! - сказал Серега, обводя рукой простреливаемое пространство. - Одним больше, одним меньше. Подумаешь!
Он повернулся к Гене. Тот успел снять рубашку и сейчас заворачивал в нее кота. Рядом с раной на рубашке уже расплылась кровь. Кот, даже умирая, пытался сопротивляться. Его движения были слабыми, только когти грозно топорщились в воздухе.
- Видишь, - сказал Серега. - Ты его спасать хочешь, а он тебя за это еще и подерет сейчас. - Он меня не за это подерет, дурак. А сам знаешь за что. Пошли. - Куда? - Домой, куда еще? А еще лучше, давай в ветеринарку съездим. Скажем, что нашли. - Так нам и поверят. - А мне насрать, поверят нам или нет. Я пошел, а ты - как хочешь.
Генка встал, держа кота, как ребенка - двумя руками. Потом наступил на стрелу, сломав ее пополам. А потом пошел к остановке.
- Пойдем, Серый. - Иди, иди. А я тут останусь. Поохочусь еще немного. - Попробуй только! - А что будет? - Увидишь. - Ну, давай. Показывай. - Увидишь... - Показывай, показывай! - Ладно, хватит, Серег. Пошли. - Не пойду. - Пошли, говорю. - Не пойду я! - Как хочешь. Пока. - Давай... Айболит.
Генка ушел. Сергей поднял лук и подобрал уцелевшую стрелу. Огляделся по сторонам. Везде были коты. Они смотрели на него без выражения.
- Что, - сказал им Сергей. - Испугались?
Он положил стрелу на тетиву и медленно повел луком. Коты не прятались. Они внимательно смотрели на Серегу. А на них: и на Серегу, и на Свалку, и на весь город, сверху смотрела огромная заводская Труба. Она была Королевой Энска, только не Снежной, а Кирпичной.
- Ладно, не бойтесь, - сказал Серега, как будто коты боялись. - Не трону. Стрельну-ка я подальше. Может, в принцессу попаду...
Он поднял лук вверх, изо всех сил оттянул тетиву и отпустил ее. Навстречу стреле метнулся лес, увязая по колено в кустах...
* * * Лес, по колено в кустах, бежал навстречу поезду. Гена докурил сигарету, выбросил ее в простенок между вагонами и пошел обратно в купе. Катя сидела в той же позе, как кукла, которую переодели и положили на место. Теперь на ней был домашний халат и тапочки. Городская одежда, аккуратно развешенная, примостилась рядом с пальто на крючке. Она по прежнему читала книгу, и ничто в ее позе или взгляде не заставляло подумать, что она хоть на малую толику расслабилась. Гена сел на свое место (девушка поджала ноги, когда он проходил мимо) и налил себе водки.
- Ну что, Екатерина Сергеевна? Не дозрели до рюмочки? - Нет. - Что так? - Не хочу. - Ладно. Мне больше достанется. Хотя пить одному - это уже порок, вы не находите? - Пить вообще вредно. - Глубокомысленное замечание. - Уж как умею. - Катюша, не злитесь, пожалуйста. Вам не приходило в голову, что вы мне нужнее как собеседница, чем как собутыльница? - И о чем вы хотите побеседовать? - Мы с вами едем в один и тот же город. Неужели нам не найдется, о чем поговорить? - О чем? - Ну, например, об общих родственниках. Или друзьях. Я уже давно не был в Энске. Как там сейчас? - Не знаю. Я и сама там уже не была целый год. - А что делали в Москве? - Ничего. - Не ходили по театрам? Не посидели на Патриарших? Не постояли на Ленинских? В побегали по ГУМу, наконец? - Посидела, постояла, побегала. - Вот видите. А вы говорите. - Мы уже выехали за окружную? - Да. - Это хорошо. Я не могу дышать в этом городе. - Да, это большая проблема. И мы еще везем в своем купе московский воздух.
- Ничего. Скоро вы прогоните его своим перегаром. - Кстати, о перегаре. Может, плеснуть вам хоть капельку в Пепси? Получится вкусно. - Нет, спасибо. - Екатерина Сергеевна! - Нет. - Ну, как скажете. Тогда с вас тост. - Вот еще... Вы пьете, вам и тост говорить. - Хорошо. За то, чтобы следующую рюмку мы выпили вдвоем.
Гена выпил водки и закусил курицей. Катя вернулась к своей книге. За окнами волоклась бесконечная дачная страна. Хозяйки жгли листья, и даже сквозь закрытое окно Гена почувствовал горький и печальный запах. Запах осени. Он ощутил в себе зевок ностальгии, очнувшейся после долгой московской спячки. И отвернулся от окна. Две бутылки на столике стояли так же отчужденно, как их хозяева. Они отвернулись этикетками друг от друга, и только жидкости плескались синхронно, покорные воле поезда и Дороги.
- Вот так и мы, - сказал Гена. - Что? - спросила Катя. - Посмотрите на жидкость в этих двух бутылках. Она колеблется в унисон, хотя бутылки такие разные. Это потому, что мы в поезде. Наверное, так же точно человеческие души. Вы не задумывались, почему в поездах люди готовы рассказать друг другу самое сокровенное? - Нет. Не задумывалась. И в поезде еду четвертый раз в жизни. И ничего сокровенного вы от меня не дождетесь, говорю сразу. - Не спешите. Дорога впереди длинная. - Да уж. Кажется, я об этом уже жалею. - С вами трудно общаться, Катюша? - А я и не навязывалась.
Она встала и, глядя под ноги, вышла из купе. На месте, где она сидела, открылся кусочек белой пластиковой стены. На которую косо легла солнечная полоса...
* * * Солнечная полоса косо лежала на белой, недавно отштукатуренной стене. Маляр остался бы очень недоволен, увидев, как на белоснежной штукатурке с глухим чавкающим звуком разлетелось красное пятно. Снаряды из рябины были тяжелее и летели дальше, но от них на мишени не оставалось таких роскошных "кровавых" пятен. Поэтому мальчишки делали вид, что души не чают в красной смородине, и родители снабжали их по первой категории. Однако, набив рот ягодами, вчерашние индейцы не спешили жевать или глотать их. Вместо этого к губам подносились длинные трубки, и выдох сквозь них уносил ягоду к заранее выбранной мишени. Генка перешел к новому виду оружия после несчастного случая с котом, а Сергей, хоть и не выбросил свой боевой лук, составил ему компанию. Теперь индейские мотивы сползли по карте на несколько параллелей ниже и превратились в амазонские войны. А смородина, надо сказать, была в сезоне и уродилась славно. Так что недостатка в боеприпасах у мальчишек не было.
- Ну, что, - нетерпеливо сказал Серега. - Враги заждались! Пошли! - Пошли, - сурово ответил Генка. Его трубка была длиннее и выглядела, как ствол старинного ружья. Генка очень гордился тем, что первым заметил такую роскошную трубку на свалке. Потом он долго отмывал ее от пыли и паутины, и, наконец, разрисовал сложным орнаментом. Рисунок был задуман как симметричный, но получился немного хромым. И все равно это было классное оружие. - Где они, как думаешь? - Во втором подъезде, наверное, - сказал Генка. "Они" - это были девчонки. Плеваться из трубок они не пожелали, но и безоружными не остались: каждая вооружилась брызгалкой из старой коробки из-под шампуня. Брызгалки были заправлены водой, а иногда в воду добавлялось мыло - в качестве "яда" для глаз. Во втором подъезде жила Анюта - известный командир для девчонок из трех соседних дворов. Рядом с ее квартирой на лестничной клетке у девчонок был штаб. В случае чего, они бегали к Ане за водой или просто прятались у нее при отступлении. - Так пошли. Чего стоять-то? - Вперед.
Мальчишки, крадучись, пробежали ко входу во второй подъезд. У входа каждый набил полный рот смородиной и приготовился к атаке. Остаток боеприпасов лежал у каждого к кармане в стеклянных банках из-под майонеза. У Серого за плечом болтался лук, которым он уже давно не пользовался, но по привычке таскал за плечами. Первый этаж, имеющий обыкновение оставаться в полумраке даже днем, они прошли без приключений. На площадке между первым и вторым Генка остановился и приложил к губам палец. Серега тоже встал, как вкопанный, и прислушался. Сквозь обычные звуки, шедшие из-за дверей (где-то работал телевизор, где-то журчала вода, где-то вполголоса ругались) мальчики расслышали наверху короткое хихиканье. Потом сверху сверкнула струя воды и Серый шарахнулся в сторону, схватившись за мокрый рукав. На сей раз девчонки добавили в воду красную акварель, поэтому пятно на рукаве выглядело как тяжелое боевое ранение. Не сговариваясь, мальчишки бросились на приступ. Им оставалось пролететь один лестничный пролет, когда одна из дверей на площадке неожиданно открылась, и в промежуток между дверью и стеной втиснулся человек. Генке удалось затормозить, но Серега подтолкнул его сзади, и оба туземца врезались в живот... директора собственной школы. Это был огромный человечище без шеи, но с таким множеством подбородков, что даже живот казался одним из них.
- Так, - сказал директор, - Черенков и... И Гончар... Если не ошибаюсь.
Оба туземца замерли с полными ртами смородины и попрятали трубки за спину. Чувствовали они себя не лучшим образом.
- Куда путь держим, молодые люди? - ... - Великие немые? - ... - Вы что, язык проглотили? А что за спиной прячем? Позвольте взглянуть?
Вместо ответа оба нарушителя порядка принялись активно жевать. Генка управился первым и, глотнув смородиновую кашу, промямлил:
- Домой, СанСергеич... - Вот как. А ты разве не в первом подъезде живешь? - вкрадчиво произнес СанСаргеич, славящийся феноменальной памятью. - В первом. - А это какой? - Это второй. - А вы, товарищ Гончар, живете вообще через двор отсюда. - Да, СанСергеич. - Что же заставило двух столь непричастных ко второму подъезду джентльменов оказаться здесь, да еще и во время субботника?.. - Они шли ко мне в гости, - раздалось за спиной СанСергеича. Тот обернулся. - К тебе? - Да. - Анюта глядела на всех своими смеющимися глазами, в которых всегда бегали искры. Все остальное были синяки, коленки и косички, если не считать огромной банки из-под шампуня, заправленной красной холодной водой. Анюта держала ее в руках с таким видом, как будто собиралась устроить головомойку самому директору. - Ну, если к тебе, тогда ладно, - улыбнулся директор. - А то... То крадутся, как воры, то несутся, как стадо бизонов. - Мы как раз собирались вместе на субботник идти, СанСергеич, - как ни в чем не бывало, соврала Анюта. - А ребята должны были за мной зайти. - Ну, если так, то не смею задерживать. Вас ждут великие дела. - Пошли, мальчики! - сказала Анюта и сбежала вниз. Генка и Сережа нерешительно спустились следом. За ними, как эхо, топали шаги СанСергеича.