Страница:
Корнев Павел Николаевич
Скользкий
Назову тебя льдом,
Только дело не в том,
Кто из нас холодней.
«Пикник»
Второе имя моё похоже на пробел,
Меня зовут тоска,
Оно как гололёд, как пятидневный дождь,
Как дуло у виска.
«Fort Royal»
Пролог
Тусклое пятно солнца давно миновало зенит, но на лужах всё ещё продолжал поблёскивать покрытый тонким слоем воды ледок. А вот не так давно посеребрённая инеем и схваченная ночным морозцем дорожная грязь подтаяла и превратилась в липкое месиво, разбавленное стылой водой раздавленных тележными колёсами луж. Вокруг чёрных пятен воды грязными бриллиантами рассыпалось ледяное крошево. Снег сошёл почти повсюду, только в сокрытых от солнечных лучей глухих углах возвышались не до конца стаявшие сугробы. Ноздреватые и пропитанные влагой они потихоньку подтаивали днём, а ночью покрывались хрупкими панцирями наледи.
Прислонившись к замызганной стене развалин гаража у самого выезда на Ляховскую топь, закутанный в затасканные обноски нищий отстранённо наблюдал за изредка проезжавшими по дороге телегами. Холод бродягу, казалось, вовсе не беспокоил и только затянутые в до черноты испачканную нитяную перчатку пальцы время от времени посильнее натягивали капюшон, прикрывая лицо от резких порывов ветра. Полы когда-то светлого плаща едва прикрывали согнутые ноги, а пронзительно синие глаза как-то слишком уж безразлично следили за ползущими по грязи торговыми обозами.
Бродяга никому не надоедал и никому не лез под руку — на самом деле, разглядеть скрюченную в тени фигуру было под силу только тренированным глазам сопровождавших телеги охранников. Да ещё шабашники из Старой Мельницы, разбиравшие полуразвалившееся здание бывшего зернохранилища, знали о его присутствии и последние несколько дней даже подкармливали. Не по доброте душевной, а из трезвого расчёта: пока бродяга на месте, можно не опасаться схоронившегося от солнечного света в развалинах хищника или того хуже — отродья стужи. Но сейчас рабочие уже заканчивали грузить на подводы вывороченные оконные блоки и собирались уезжать. Шабашники уезжали, а торговавшие с конца холодов на пятачке у выезда на гать домашними заготовками хуторяне сегодня так и не появились.
Нищий едва заметно передёрнул плечами. Поводов для беспокойства не было. Так куда лучше. И лишних глаз меньше. Соседство шумного сборища подвыпивших и галдящих людей раздражало. А без еды сегодня он вполне может обойтись.
Мимо прочавкали по раскисшей дороге тяжеловозы, тащившие сильно нагруженные телеги. Бродяга даже не посмотрел им вслед. Просто отметил как факт. Скатертью дорога. Что-то сегодня зачастили. Все хотят успеть попасть в Форт, прежде чем окончательно развезёт гать?
И снова потекли минуты ожидания. Но ждать привык. Ожидание — норма жизни. Когда-то ему это не нравилось. Теперь всё по-другому.
Некоторое время спустя со стороны Старой Мельницы появились четыре человека. Крепкого сложения бородатые парни молча месили сапогами дорожную грязь и мрачно поглядывали по сторонам. Четверо. Многовато. Но, несомненно, это были именно те, кого ждал нищий: выправку боевиков Братства ничем не скрыть. К тому же под длинными, почти одинаковыми плащами без труда угадывались делающие фигуры неуклюже-угловатыми доспехи. Нищий оценивающе осмотрел оставленные на виду топоры и длинные мечи, но подниматься на ноги не стал. Ещё не время.
Братья заметили неподвижно замершего бродягу, только когда уже подошли к выломанной двери зернохранилища.
— Разберись, — коротко бросил высокий светловолосый здоровяк, отряхнул плащ, мех которого понизу слипся от грязи, и зашёл внутрь здания.
Два его спутника последовали за ним, а молодой брат медленно стянул перчатки, потёр скуластое лицо и, немного косолапя, направился к нищему. Тот всё так же безучастно продолжал смотреть прямо перед собой. Когда до бродяги оставалась всего пара метров, парень засунул перчатки за пояс и поправил полы плаща. Мелькнула изукрашенная серебряной чеканкой пряжка пояса, меж сильных пальцев на миг тускло блеснуло короткое лезвие ножа. Бродяга наконец поднял взгляд от земли и скинул капюшон.
— Лёд?! — От удивления парень замешкался и сбился с шага.
Секундная заминка оказалась для него роковой. Тело нищего будто распрямившаяся пружина метнулось вперёд и зажатый в костлявой руке узкий клинок вонзился молодому брату под курчавую бородку. Выпустивший рукоять ножа убийца подхватил труп, опустил его в выбитую тележными колёсами колею и бесшумно побежал к зернохранилищу. Скорее наитие, чем расчёт позволяли ему избегать глубоких луж — всё внимание бродяги сейчас приковал к себе дверной проём. Вырвав запутавшийся в лохмотьях рубахи пистолет, он заскочил в зернохранилище.
А там его ожидал неприятный сюрприз: к трём братьям присоединился неведомо когда отставший от бригады шабашник. Именно он первым среагировал на влетевшего в дверь бродягу и, отбросив в сторону кожаный дипломат, подхватил с пола обрез дробовика. Нищий успел выстрелить первым и схватившийся за простреленный на груди ватник хуторянин завалился на пол.
Молниеносно развернувшись, приземистый крепыш хакнул и швырнул в убийцу метательный топорик. Уклонившись от промелькнувшего в воздухе топора, бродяга открыл стрельбу по уже вскинувшему жезл «свинцовых ос» брату. Защитный амулет у того на груди замигал в такт выстрелам, пули с гулом ушли в стороны, и только одной из них удалось, матово вспыхнув в силовом поле, зацепить правую кисть. Жезл вылетел из враз онемевших пальцев и треснул, ударившись о бетонный пол.
Светловолосый предводитель отряда рванул застёжку плаща и выхватил из-под него похожий на арбалет «огненный улей». Бродяга нырнул за груду битого кирпича. Два плазменных шара с кулак величиной прошли выше и врезались в стену — во все стороны брызнули расплавленные капли бетона, — третий разметал кучу строительного мусора. Но вовремя покинувший своё убежище нищий выкатился с другой стороны и, прячась за бетонным столбом от замершего со вторым топором в руке крепыша, несколько раз выстрелил по перезаряжавшему «огненный улей» главарю. Пули, теряя скорость в защитном поле, комками мягкого металла плющились о поддетый под плащ доспех, но одна прошла выше и разворотила брату горло.
Подскочивший коротышка едва не раскроил бродяге топором голову, но тому в последний момент удалось уйти от удара, откатившись в сторону. Звонко клацнул по полу разряженный ПММ.
Замотавший окровавленную кисть обрывком плаща раненный брат пинком отправил в угол расколовшийся жезл и левой рукой потянул из ножен меч. Не желая оказаться атакованным сразу с двух сторон, нищий выхватил из потайного кармашка плаща тонкую костяную трубочку и вытянул руку в сторону коротышки. Артефакт сработал — в ладони бродяги осталась лишь пыль, — но обвешанный амулетами брат только покачнулся и, уже не торопясь, начал обходить убийцу слева. Его товарищ, морщась от боли в простреленной кисти, собирался атаковать с другой стороны.
Незамедлительно отпрыгнув за упирающийся в потолок железобетонный столб, нищий выхватил вторую костяшку и нацелил её на опору. Силовой удар снёс преграду — в лицо коротышки ударил шквал бетонных обломков и кусков арматуры. Во все стороны полетели кровавые ошмётки, а практически обезглавленное тело рухнуло в дымящуюся кучу мусора. Замахнувшись мечом, последний оставшийся в живых брат рванулся вперёд, но убийца неожиданно легко ушёл от удара и почти небрежным движением всадил ему в основание черепа подхваченный с пола топорик.
Даже не проверив все ли братья мертвы, нищий подошёл к трупу хуторянина и, подхватив дипломат, вышел на улицу.
Слишком просто. Не стоит Братству так уж полагаться на отводящие пули амулеты. Любую защиту можно обойти, если немного напрячь мозги и позвенеть монетами перед нужными людьми.
Мысли бродяги были лишены и тени насмешки. Убийца привык не смеяться над слабостями врагов, а использовать их.
Подтверждая бытующее мнение о непостоянстве июньской погоды, небо затянули тучи и на землю безмолвным десантом начали падать белые снежинки. Опустившись на одно колено, убийца щёлкнул защёлками и испытал что-то схожее с удовлетворением: в занимавших нутро дипломата ячейках всеми цветами радуги переливались узкие колбочки.
Секундное расслабление едва не обошлось нищему слишком дорого: приподнимая плечо, он качнулся в сторону, но уклониться от арбалетного болта не смог и, сбитый с ног, покатился по земле. Дипломат с пробирками ухнул в грязь. В один прыжок очутившись около двери, убийца заскочил внутрь. Мысль подхватить дипломат была без всякого сожаления отброшена: левая рука уже онемела, а отбиться от полудюжины несущихся к зернохранилищу разъярённых братьев задача для него сейчас просто невыполнимая. Сзади тяжело ухнуло, в спину ударила взрывная волна, дверной косяк и часть стены исчезли в огненном всполохе. Пробежав здание насквозь, убийца выпрыгнул из окна и, путая следы меж полуразобранных развалн, помчался прочь. Крики преследователей вскоре смолкли позади и только безразличные ко всему снежинки продолжали заметать его следы. Следы, на которых не осталось и капли крови…
Прислонившись к замызганной стене развалин гаража у самого выезда на Ляховскую топь, закутанный в затасканные обноски нищий отстранённо наблюдал за изредка проезжавшими по дороге телегами. Холод бродягу, казалось, вовсе не беспокоил и только затянутые в до черноты испачканную нитяную перчатку пальцы время от времени посильнее натягивали капюшон, прикрывая лицо от резких порывов ветра. Полы когда-то светлого плаща едва прикрывали согнутые ноги, а пронзительно синие глаза как-то слишком уж безразлично следили за ползущими по грязи торговыми обозами.
Бродяга никому не надоедал и никому не лез под руку — на самом деле, разглядеть скрюченную в тени фигуру было под силу только тренированным глазам сопровождавших телеги охранников. Да ещё шабашники из Старой Мельницы, разбиравшие полуразвалившееся здание бывшего зернохранилища, знали о его присутствии и последние несколько дней даже подкармливали. Не по доброте душевной, а из трезвого расчёта: пока бродяга на месте, можно не опасаться схоронившегося от солнечного света в развалинах хищника или того хуже — отродья стужи. Но сейчас рабочие уже заканчивали грузить на подводы вывороченные оконные блоки и собирались уезжать. Шабашники уезжали, а торговавшие с конца холодов на пятачке у выезда на гать домашними заготовками хуторяне сегодня так и не появились.
Нищий едва заметно передёрнул плечами. Поводов для беспокойства не было. Так куда лучше. И лишних глаз меньше. Соседство шумного сборища подвыпивших и галдящих людей раздражало. А без еды сегодня он вполне может обойтись.
Мимо прочавкали по раскисшей дороге тяжеловозы, тащившие сильно нагруженные телеги. Бродяга даже не посмотрел им вслед. Просто отметил как факт. Скатертью дорога. Что-то сегодня зачастили. Все хотят успеть попасть в Форт, прежде чем окончательно развезёт гать?
И снова потекли минуты ожидания. Но ждать привык. Ожидание — норма жизни. Когда-то ему это не нравилось. Теперь всё по-другому.
Некоторое время спустя со стороны Старой Мельницы появились четыре человека. Крепкого сложения бородатые парни молча месили сапогами дорожную грязь и мрачно поглядывали по сторонам. Четверо. Многовато. Но, несомненно, это были именно те, кого ждал нищий: выправку боевиков Братства ничем не скрыть. К тому же под длинными, почти одинаковыми плащами без труда угадывались делающие фигуры неуклюже-угловатыми доспехи. Нищий оценивающе осмотрел оставленные на виду топоры и длинные мечи, но подниматься на ноги не стал. Ещё не время.
Братья заметили неподвижно замершего бродягу, только когда уже подошли к выломанной двери зернохранилища.
— Разберись, — коротко бросил высокий светловолосый здоровяк, отряхнул плащ, мех которого понизу слипся от грязи, и зашёл внутрь здания.
Два его спутника последовали за ним, а молодой брат медленно стянул перчатки, потёр скуластое лицо и, немного косолапя, направился к нищему. Тот всё так же безучастно продолжал смотреть прямо перед собой. Когда до бродяги оставалась всего пара метров, парень засунул перчатки за пояс и поправил полы плаща. Мелькнула изукрашенная серебряной чеканкой пряжка пояса, меж сильных пальцев на миг тускло блеснуло короткое лезвие ножа. Бродяга наконец поднял взгляд от земли и скинул капюшон.
— Лёд?! — От удивления парень замешкался и сбился с шага.
Секундная заминка оказалась для него роковой. Тело нищего будто распрямившаяся пружина метнулось вперёд и зажатый в костлявой руке узкий клинок вонзился молодому брату под курчавую бородку. Выпустивший рукоять ножа убийца подхватил труп, опустил его в выбитую тележными колёсами колею и бесшумно побежал к зернохранилищу. Скорее наитие, чем расчёт позволяли ему избегать глубоких луж — всё внимание бродяги сейчас приковал к себе дверной проём. Вырвав запутавшийся в лохмотьях рубахи пистолет, он заскочил в зернохранилище.
А там его ожидал неприятный сюрприз: к трём братьям присоединился неведомо когда отставший от бригады шабашник. Именно он первым среагировал на влетевшего в дверь бродягу и, отбросив в сторону кожаный дипломат, подхватил с пола обрез дробовика. Нищий успел выстрелить первым и схватившийся за простреленный на груди ватник хуторянин завалился на пол.
Молниеносно развернувшись, приземистый крепыш хакнул и швырнул в убийцу метательный топорик. Уклонившись от промелькнувшего в воздухе топора, бродяга открыл стрельбу по уже вскинувшему жезл «свинцовых ос» брату. Защитный амулет у того на груди замигал в такт выстрелам, пули с гулом ушли в стороны, и только одной из них удалось, матово вспыхнув в силовом поле, зацепить правую кисть. Жезл вылетел из враз онемевших пальцев и треснул, ударившись о бетонный пол.
Светловолосый предводитель отряда рванул застёжку плаща и выхватил из-под него похожий на арбалет «огненный улей». Бродяга нырнул за груду битого кирпича. Два плазменных шара с кулак величиной прошли выше и врезались в стену — во все стороны брызнули расплавленные капли бетона, — третий разметал кучу строительного мусора. Но вовремя покинувший своё убежище нищий выкатился с другой стороны и, прячась за бетонным столбом от замершего со вторым топором в руке крепыша, несколько раз выстрелил по перезаряжавшему «огненный улей» главарю. Пули, теряя скорость в защитном поле, комками мягкого металла плющились о поддетый под плащ доспех, но одна прошла выше и разворотила брату горло.
Подскочивший коротышка едва не раскроил бродяге топором голову, но тому в последний момент удалось уйти от удара, откатившись в сторону. Звонко клацнул по полу разряженный ПММ.
Замотавший окровавленную кисть обрывком плаща раненный брат пинком отправил в угол расколовшийся жезл и левой рукой потянул из ножен меч. Не желая оказаться атакованным сразу с двух сторон, нищий выхватил из потайного кармашка плаща тонкую костяную трубочку и вытянул руку в сторону коротышки. Артефакт сработал — в ладони бродяги осталась лишь пыль, — но обвешанный амулетами брат только покачнулся и, уже не торопясь, начал обходить убийцу слева. Его товарищ, морщась от боли в простреленной кисти, собирался атаковать с другой стороны.
Незамедлительно отпрыгнув за упирающийся в потолок железобетонный столб, нищий выхватил вторую костяшку и нацелил её на опору. Силовой удар снёс преграду — в лицо коротышки ударил шквал бетонных обломков и кусков арматуры. Во все стороны полетели кровавые ошмётки, а практически обезглавленное тело рухнуло в дымящуюся кучу мусора. Замахнувшись мечом, последний оставшийся в живых брат рванулся вперёд, но убийца неожиданно легко ушёл от удара и почти небрежным движением всадил ему в основание черепа подхваченный с пола топорик.
Даже не проверив все ли братья мертвы, нищий подошёл к трупу хуторянина и, подхватив дипломат, вышел на улицу.
Слишком просто. Не стоит Братству так уж полагаться на отводящие пули амулеты. Любую защиту можно обойти, если немного напрячь мозги и позвенеть монетами перед нужными людьми.
Мысли бродяги были лишены и тени насмешки. Убийца привык не смеяться над слабостями врагов, а использовать их.
Подтверждая бытующее мнение о непостоянстве июньской погоды, небо затянули тучи и на землю безмолвным десантом начали падать белые снежинки. Опустившись на одно колено, убийца щёлкнул защёлками и испытал что-то схожее с удовлетворением: в занимавших нутро дипломата ячейках всеми цветами радуги переливались узкие колбочки.
Секундное расслабление едва не обошлось нищему слишком дорого: приподнимая плечо, он качнулся в сторону, но уклониться от арбалетного болта не смог и, сбитый с ног, покатился по земле. Дипломат с пробирками ухнул в грязь. В один прыжок очутившись около двери, убийца заскочил внутрь. Мысль подхватить дипломат была без всякого сожаления отброшена: левая рука уже онемела, а отбиться от полудюжины несущихся к зернохранилищу разъярённых братьев задача для него сейчас просто невыполнимая. Сзади тяжело ухнуло, в спину ударила взрывная волна, дверной косяк и часть стены исчезли в огненном всполохе. Пробежав здание насквозь, убийца выпрыгнул из окна и, путая следы меж полуразобранных развалн, помчался прочь. Крики преследователей вскоре смолкли позади и только безразличные ко всему снежинки продолжали заметать его следы. Следы, на которых не осталось и капли крови…
Часть 1: Городские встречи
Только, улице знаком закон иной,
Амулеты-пистолеты стерегут покой.
«Пикник»
Глава 1
Ночью шёл снег. Скорее даже не снег, а так, снежок. Невесомые хлопья снежинок укрыли землю тоненькой белой простынкой, но стоило взойти тусклому утреннему солнцу, как эта красота моментально раскисла, сумев подарить миру всего несколько часов ослепительной чистоты. А спрятавшиеся до поры в тёмных углах наполовину стаявшие ноздреватые и грязные сугробы никого украсить уже не могли. Разве что «подснежника». Это да, в середине июня вытаявшие из-под снега трупы дело обычное. Трупы, консервные банки, пластиковые пакеты и многое другое, копившееся в снегу всю долгую зиму являлось на свет Божий, когда летнее тепло начинало развеивать чары холода. Вырвавшиеся из ледяного плена вещи редко привлекали чьё-либо внимание. Чаще всего это был просто-напросто никому ненужный хлам. Но иногда люди дорого бы заплатили, чтобы никогда не видеть жуткие весточки зимы.
Высокий сугроб, наметённый ветром у крыльца развалин трёхэтажной школы, от обжигающих солнечных лучей почти не пострадал. Прикрытый с трёх сторон стенами, он только сейчас начал поддаваться разрушительному воздействию тепла. И торчащие из снега белые пальцы с посиневшими ногтями ясно показывали, что сугроб скрывает не только выкинутый за ненадобностью мусор. Ну и что? Трупом больше, трупом меньше… Кому это интересно?
Боль возвращалась медленно. И так же боялась спугнуть почти затухшее сознание, как ночной лазутчик боится привлечь внимание часового. Сначала боль лизнула один палец, затем легонько уколола другой. А вскоре, обнаглев, принялась выкручивать суставы и тянуть жилы правой руки. И в конце концов, разбила хрупкий лёд забытья.
Ещё не до конца очнувшись, я рванулся и попытался сбросить давящую многопудовым одеялом тяжесть сугроба. Руки легко вырвались из снежного плена, а дальше пришлось собрать все силы, чтобы выползти под благодатные солнечные лучи. Ничего не соображая, я вертел головой по сторонам и пытался справиться с лавиной нахлынувших вопросов: почему лето? где я? кто я?
Кто я?! Именно этот вопрос дал толчок и заставил заработать замёрзшие мозги. Лёд. Я — Лёд. От этого слова по всему телу пробежала волна стужи, с которой холод сугроба не имел ничего общего. Лёд. Это слово намертво вмёрзло в мою душу и стало такой же неотъемлемой её частью, как имя, данное при рождении. Если не большей. Не могу сказать, что мне это нравилось — слишком уж мрачные и пугающие обрывки полузабытых воспоминаний пришли вслед за ним из глубин памяти. Лёд — сознание вновь рухнуло в тёмные подземелья, спрятанные в самом сердце моря стужи.
Судорожно вздохнув сквозь крепко сжатые зубы воздух, я скинул наваждение. Довольно! Хватит! Промороженная и стоящая колом фуфайка полетела на землю, но без неё стало даже теплее. Солнечные лучи обжигающими пальцами гладили по лицу. В синем с едва заметной проседью небе кружилось белое пятно птицы. Благодать. Живи и радуйся. Только есть одно офигенно большое «но»: как я здесь очутился?
— Чёрт! — прошипев проклятие, я сощурил глаза и попытался рассмотреть окрестности. Куда всё же меня занесло? Взгляд остановился на пустом постаменте посреди школьного двора. Ох, твою мать! Конечно, многие школы строили по одному типовому проекту, но даю даже не зуб, а всю челюсть, что это именно та школа, в которую я как последний дурак вломился под чёрный полдень. Только теперь её здание превратилось в руины.
Что здесь произошло? Как сейчас может быть лето? Не мог же я проваляться в сугробе без малого полгода? Или мог? Я приложил по лбу ладонь. Она казалась холодной, но вовсе не ледяной. И уж тем более не походила на кусок промороженной плоти пролежавшего шесть месяцев в снегу человека. Может, у меня амнезия? Получил кирпичом по голове или палёной водки перепил, вот и образовался провал в памяти?
Пока сознание мучилось над разрешением дьявольской головоломки, руки сами по себе начали проверять одежду и снаряжение. Я сплюнул. Снаряжение! Из оружия один засапожный нож и всё. Что радует — деньги на месте, и крестик на цепочке висит. О, ещё и пирамидка никуда не делась. Только не уверен, стоит ли этому радоваться. И одежда вроде вся цела, только проморожена. Ничего, оттаю.
А может я ледяной ходок? Зародившаяся в измученном мозге мысль испугала до судорог. Мертвяк? Несколько раз судорожно вздохнув, я попытался уверить себя, что это невозможно. Мертвяки не дышат и сердце у них не бьётся. А самое главное — такими дурацкими вопросами они не задаются. Я — живой! Ага, и провалялся полгода в сугробе… Отвали! У меня амнезия! Точка.
Задавив последние крохи глупых сомнений, я накинул на плечи фуфайку и через пустырь побрёл к ведущей в Форт дороге. Башмаки с чавканьем взламывали подсохшую корку земли и вскоре полностью скрылись под толстым слоем рыжей глины. Такое впечатление — на ноги нацепили пудовые гири.
Выбравшись на дорогу, я первым делом залез в лужу и постарался счистить налипшую грязь. Куда там! Только зря ноги промочил. Фигня, холоднее не стало. Тяжело вздохнув, посмотрел на высоко поднявшееся солнце — дело движется к обеду — и, сжимая в руке рукоять ножа, поплёлся по дороге. Мне бы, главное, развалины гаражей миновать, а дальше легче будет. В Форт пустят без проблем — вложенные в пластиковый файл документы не пострадали, — но до него ещё дойти надо. А с одним ножом это совсем непросто. Конечно, многие твари впали в летнюю спячку или откочевали на север, а отродья стужи сгинули до следующей зимы, но хватает и хищников, для которых сейчас самый сезон. Нежить с нечистью опять таки никуда не делись. Хотя нет, летним днём их можно не опасаться. Так что, глядишь — прорвёмся.
Промокшие ноги совершенно не мёрзли, да и сам я холода не ощущал. Тоже странно. Хоть и июнь, но на улице должно быть прохладновастенько. Вопрос. Ещё один вопрос. Ох, что-то их многовато накопилось. Не к добру это.
Как в сугробе очутился? Если провалялся с зимы, то почему не замёрз? Если обратно вернулся только недавно, то почему не помню ничего? Полугодовую амнезию простым запоем не объяснить. И самое главное: ну, дойду я сейчас до Форта, а дальше? Здравствуйте, я вернулся… И кому я там нужен? Работы нет — на обещанной Гельманом северной промзоне мне делать нечего. Денег кот наплакал. Пока парней не найду и делом не займусь, как бы ноги не протянуть. А ещё валькирии! Забыли они про меня, нет? Вряд ли, эти стервы такое не прощают. Выходит, придётся опять идти на поклон к Яну — узнавать новости. А потом… потом из Форта придётся рвать когти.
Я даже остановился от неожиданно пришедшей в голову мысли. Из Форта? А что это изменит? Если уж ставить перед собой задачу, так это валить из Приграничья. Слухи о счастливчиках, вырвавшихся отсюда в нормальный мир, ходят давно. А дыма без огня не бывает. Ведь так? Очень на это надеюсь. И что тогда мне мешает попробовать вырваться домой?
Домой! Я ещё раз попробовал это слово на вкус и, рассмеявшись, поднял лицо к небу, наслаждаясь снизошедшими покоем и теплом. Именно домой. Форт за три года домом для меня так и не стал. И стоит ли за него цепляться? Раньше крутился как белка в колесе, просто пытаясь выжить. А теперь? Оно мне надо? Или стоит использовать шанс спрыгнуть с этой безумной электрички?
Я перепрыгнул через стекавший в низину к гаражам стремительный ручей, и прибавил шаг. На душе полегчало. Мне даже доставляло определённое удовольствие перескакивать с одного сухого островка дороги на другой. И даже то и дело летящие из-под ног брызги холодной воды и грязи не могли испортить настроения.
Но вправду говорят — не стоит щёлкать клювом, судьба этого не любит. Увлечённый прыжками через грязь, внимания на стремительно остывающий воздух я не обратил, а стоило зайти за гаражи и стало уже поздно. Низкий гул словно сверлом ввернулся в темечко, и внезапно возникший над развалинами льдисто-прозрачный силуэт пирамиды заставил бешено забиться сердце. Меня захлестнул дикий ужас, но отступать было уже некуда: позади всё затянуло густой пеленой тумана, в глубине которого двигалось нечто, постоянно меняющее очертания. В панике вертясь на перекрёстке, я искал пути к отступлению. Тщетно. Один из проходов полностью перегораживали бетонные обломки гаражей, а в двух оставшихся туман сгустился так же внезапно, как и у меня за спиной. Что делать? Зажатый в руке засапожный нож сейчас ничем помочь не мог. Я бросил взгляд на парящую в воздухе пирамиду — от одного её вида в позвоночник словно забили ледяной штырь — и мне показалось, что грани стали уже чуть более прозрачными, а в нескольких местах замелькали радужные разводы. Совсем как на мыльных пузырях перед тем, как они лопаются. От непрерывной смены давящих на психику цветов заломило глаза. В этот момент окружавший меня туман забурлил, закрутился и сконцентрировался в три человекоподобные фигуры. Меня аж к месту приморозило. Ноги враз стали ватными, а правая кисть сама собой разжалась и нож, булькнув, скрылся в мутной воде.
Туманные фигуры смазались и двинулись ко мне, гоня перед собой волну холодного воздуха, такого густого, будто он был пропитан ужасом и агонией сгинувших в беспросветном мраке человеческих душ. С каждым мигом исчадия стужи становились всё более и более материальными. Перекрученные полосы тумана высасывали и вбирали в себя из окружающего мира холод, тени и осколки льда. Вскоре парящие в воздухе фигуры превратились в сгустки тьмы и мороза, а зачаровывающе-пронзительные взгляды пустых лиц ощущались почти физически. Переполняющая эти твари энергия бурлила и была готова в любой момент сорваться с удерживающей её цепи, чтобы растерзать и разметать на обледенелые куски моё тело. Или они пришли за душой?
Да что это за напасть? Снежные Лорды? Летом?! Прижав к вискам ладони, я зажмурился и попытался сконцентрировать доступные мне крохи магической энергии. Отбиться, конечно, не получится, но быть может эта чёртова пирамида сгинет прежде, чем твари успеют меня растерзать? Вот только попытка колдовства окончилась полным провалом: внутренняя энергия даже не заметила моих попыток управлять ей. Я её чувствовал, осязал, но управлять не мог! Словно не было обучения в Гимназии, словно я больше не был колдуном!
Нахлынувшие с трёх сторон волны холода обрушились как удар кузнечного пресса. Дыхание со свистом вырвалось из лёгких и тут же осыпалось вниз кристалликами льда. Мгновенно застывшая вода сковала подошвы ботинок. От невыносимой стужи потемнело в глазах, но в какой-то момент я понял, что всё ещё жив и даже продолжаю дышать. Чужая сила окатила меня, заморозила всё вокруг и, не причинив никакого вреда, схлынула обратно.
Вот только в планы Снежных Лордов отступать вовсе не входило, и они ударили снова. И снова, и снова, и снова…
С каждой последующей волной во мне что-то ломалось и вскоре в голову стали впиваться иглы чужой воли. Пронзительные голоса монотонно твердили одну и ту же фразу на незнакомом языке. Осознав, что ещё чуть-чуть и мне конец, я заорал и, с хрустом выломав из замершей лужи ботинки, кинулся к перегородившему свободный от тумана проход завалу. Очередная волна стужи догнала меня, легко приподняла и с размаху швырнула прямо на бетонные обломки. Зрение на миг пропало, а когда вернулось — ледяной пирамиды в небе уже не было. Вместе с ней сгинули и Снежные Лорды.
Вовремя. Я уселся на край бетонной плиты и наклонился вперёд, чтобы капающая из разбитого носа кровь не пачкала штаны. Алые капельки срывались с кончика носа и пятнали землю. А кровь-то тёплая! Совсем даже не смёрзшееся ледяное крошево. Немного посидев и подождав, пока не пройдёт гул в голове, я осторожно встал — правое колено стрельнуло резкой болью — и, прихрамывая, доковылял до перекрёстка. Чёрт! Промёрзшие лужи и не думали оттаивать, и достать со дна засапожный нож не получилось при всём желании.
Кроме расквашенного при падении носа и припухшего колена, больше ничего не беспокоило. В голове, правда, ещё звенит. Но тут уж ничего не поделать. И всё же, что произошло? Именно этот вопрос не давал мне покоя, пока я пробирался через развалины гаражей. Даже если счесть появление Снежных Лордов случайностью — это летом-то! — как объяснить мою нечувствительность к холоду? И куда пропали способности к колдовству? А ещё эта клятая пирамида!
Наученный горьким опытом, я не давал крутящимся в голове тяжёлым мыслям полностью занять меня и настороженно посматривал по сторонам. И не зря: пару раз на пути встречались бездонные лужи, белела на бетонных стенах белая изморозь дурманящего сознание мха-страхогона, а провал, заполненный нежить-дымом, оказался совсем не там, где ему полагалось находиться. Да ещё двух заползших в тень мертвяков-подснежников удалось заметить заранее и обойти, свернув в соседний проход. Нет, что ни говори, отрядом возвращаться в Форт куда как веселей.
Целый и невредимый, хоть и изрядно покусанный озверевшими от тепла комарами, я примерно через час вышел к стенам Форта. И куда теперь? К южным воротам или западным? До южных ещё топать и топать, а западные — вот они, почти под боком. Но там на посту запросто может никого не оказаться: если не ждут патрульных или ремонтников с обхода стены, караульных с подвала снимают. Тогда ни в жисть не достучаться. И что делать? Скрипя сердцем, решил идти к западными: и ближе, и до Яна Карловича рукой подать. А не получится — не так уж много времени потеряю.
Настороженно косясь на сторожевые вышки и узкие щели огневых позиций, я повернул на север. Как бы не пальнули сгоряча — хорошие люди по одному не ходят. Да нет, не должны. День всё-таки, мало ли кто заплутать мог. А вот в сумерках точно бы пальнули. Не сослепу, так из служебного рвения или для тренировки личного состава.
Спуск в подземный переход за прошедшее время с моего последнего сюда визита ничуть не изменился. Только покрывающий ступени снег растаял, и наледь внизу оказалась скрыта под глубоким слоем воды. И так промокшие ботинки суше от этого не стали. Впервые с момента пробуждения мне почудилось что-то отдалённо напоминающее холод. Начал оттаивать? Подошва ботинка проскользнула на обледенелом полу, и, только бешено замахав руками, получилось удержать равновесие и не рухнуть навзничь в холодную воду. Твою мать! Так и убиться можно. Освещение отключили и вперёд приходилось пробираться в полной темноте. К счастью панель домофона была едва заметно подсвечена — там питание не отрубили. Ну-ну, глядишь, чего и выгорит. Какой там пароль?
Я набрал три тройки, но в ответ раздался лишь короткий электронный писк, а цифры мигнули и потухли. Сменили? А если так: палец остановился на семёрке и три раза подряд нажал кнопку. Раздался длинный гудок. Ништяк. Есть кто на посту, нет?
— Кто? — захрипел динамик на седьмом гудке.
— Конь в пальто, открывайте короче, — рявкнул я, целиком положившись на удачу. Запустят?
— Повторяю вопрос: кто там припёрся такой умный? — не купился на любимую присказку Креста караульный.
— Лёд это, Патруль, — вздохнул я, предчувствуя новые приключения на свою пятую точку. — Ну чё, открывать будем, нет?
— Заходи, — как-то озадаченно отозвался караульный. Домофон щёлкнул и потух, а перегораживающий люк с лязгом сдвинулся немного в сторону. Не теряя времени, я проскользнул внутрь. Стальная перегородка незамедлительно захлопнулась у меня за спиной. Ничего интересного в тёмной камере не появилось. Всё те же голые стены, всё тот же заляпанный грязью пол с пентаграммой. А может, пентаграмма и руны никакой смысловой нагрузки вовсе не несут? Запросто от скуки какой-нибудь патрульный намалевать мог. От скуки и не такое нарисуешь. Минуты ожидания тянулись мучительно долго. Через некоторое время я забеспокоился всерьёз: стандартная проверка занимает ровно пять минут. Не больше и не меньше. А меня здесь уже минут пятнадцать мурыжат. Что происходит? Несколько раз со всей мочи пнув по стене, я пошевелил отбитыми пальцами и зло выругался. Забыли они обо мне, что ли? Или меня в какой-нибудь чёрный список внесли и сейчас сюда группа захвата подтягивается?
Высокий сугроб, наметённый ветром у крыльца развалин трёхэтажной школы, от обжигающих солнечных лучей почти не пострадал. Прикрытый с трёх сторон стенами, он только сейчас начал поддаваться разрушительному воздействию тепла. И торчащие из снега белые пальцы с посиневшими ногтями ясно показывали, что сугроб скрывает не только выкинутый за ненадобностью мусор. Ну и что? Трупом больше, трупом меньше… Кому это интересно?
Боль возвращалась медленно. И так же боялась спугнуть почти затухшее сознание, как ночной лазутчик боится привлечь внимание часового. Сначала боль лизнула один палец, затем легонько уколола другой. А вскоре, обнаглев, принялась выкручивать суставы и тянуть жилы правой руки. И в конце концов, разбила хрупкий лёд забытья.
Ещё не до конца очнувшись, я рванулся и попытался сбросить давящую многопудовым одеялом тяжесть сугроба. Руки легко вырвались из снежного плена, а дальше пришлось собрать все силы, чтобы выползти под благодатные солнечные лучи. Ничего не соображая, я вертел головой по сторонам и пытался справиться с лавиной нахлынувших вопросов: почему лето? где я? кто я?
Кто я?! Именно этот вопрос дал толчок и заставил заработать замёрзшие мозги. Лёд. Я — Лёд. От этого слова по всему телу пробежала волна стужи, с которой холод сугроба не имел ничего общего. Лёд. Это слово намертво вмёрзло в мою душу и стало такой же неотъемлемой её частью, как имя, данное при рождении. Если не большей. Не могу сказать, что мне это нравилось — слишком уж мрачные и пугающие обрывки полузабытых воспоминаний пришли вслед за ним из глубин памяти. Лёд — сознание вновь рухнуло в тёмные подземелья, спрятанные в самом сердце моря стужи.
Судорожно вздохнув сквозь крепко сжатые зубы воздух, я скинул наваждение. Довольно! Хватит! Промороженная и стоящая колом фуфайка полетела на землю, но без неё стало даже теплее. Солнечные лучи обжигающими пальцами гладили по лицу. В синем с едва заметной проседью небе кружилось белое пятно птицы. Благодать. Живи и радуйся. Только есть одно офигенно большое «но»: как я здесь очутился?
— Чёрт! — прошипев проклятие, я сощурил глаза и попытался рассмотреть окрестности. Куда всё же меня занесло? Взгляд остановился на пустом постаменте посреди школьного двора. Ох, твою мать! Конечно, многие школы строили по одному типовому проекту, но даю даже не зуб, а всю челюсть, что это именно та школа, в которую я как последний дурак вломился под чёрный полдень. Только теперь её здание превратилось в руины.
Что здесь произошло? Как сейчас может быть лето? Не мог же я проваляться в сугробе без малого полгода? Или мог? Я приложил по лбу ладонь. Она казалась холодной, но вовсе не ледяной. И уж тем более не походила на кусок промороженной плоти пролежавшего шесть месяцев в снегу человека. Может, у меня амнезия? Получил кирпичом по голове или палёной водки перепил, вот и образовался провал в памяти?
Пока сознание мучилось над разрешением дьявольской головоломки, руки сами по себе начали проверять одежду и снаряжение. Я сплюнул. Снаряжение! Из оружия один засапожный нож и всё. Что радует — деньги на месте, и крестик на цепочке висит. О, ещё и пирамидка никуда не делась. Только не уверен, стоит ли этому радоваться. И одежда вроде вся цела, только проморожена. Ничего, оттаю.
А может я ледяной ходок? Зародившаяся в измученном мозге мысль испугала до судорог. Мертвяк? Несколько раз судорожно вздохнув, я попытался уверить себя, что это невозможно. Мертвяки не дышат и сердце у них не бьётся. А самое главное — такими дурацкими вопросами они не задаются. Я — живой! Ага, и провалялся полгода в сугробе… Отвали! У меня амнезия! Точка.
Задавив последние крохи глупых сомнений, я накинул на плечи фуфайку и через пустырь побрёл к ведущей в Форт дороге. Башмаки с чавканьем взламывали подсохшую корку земли и вскоре полностью скрылись под толстым слоем рыжей глины. Такое впечатление — на ноги нацепили пудовые гири.
Выбравшись на дорогу, я первым делом залез в лужу и постарался счистить налипшую грязь. Куда там! Только зря ноги промочил. Фигня, холоднее не стало. Тяжело вздохнув, посмотрел на высоко поднявшееся солнце — дело движется к обеду — и, сжимая в руке рукоять ножа, поплёлся по дороге. Мне бы, главное, развалины гаражей миновать, а дальше легче будет. В Форт пустят без проблем — вложенные в пластиковый файл документы не пострадали, — но до него ещё дойти надо. А с одним ножом это совсем непросто. Конечно, многие твари впали в летнюю спячку или откочевали на север, а отродья стужи сгинули до следующей зимы, но хватает и хищников, для которых сейчас самый сезон. Нежить с нечистью опять таки никуда не делись. Хотя нет, летним днём их можно не опасаться. Так что, глядишь — прорвёмся.
Промокшие ноги совершенно не мёрзли, да и сам я холода не ощущал. Тоже странно. Хоть и июнь, но на улице должно быть прохладновастенько. Вопрос. Ещё один вопрос. Ох, что-то их многовато накопилось. Не к добру это.
Как в сугробе очутился? Если провалялся с зимы, то почему не замёрз? Если обратно вернулся только недавно, то почему не помню ничего? Полугодовую амнезию простым запоем не объяснить. И самое главное: ну, дойду я сейчас до Форта, а дальше? Здравствуйте, я вернулся… И кому я там нужен? Работы нет — на обещанной Гельманом северной промзоне мне делать нечего. Денег кот наплакал. Пока парней не найду и делом не займусь, как бы ноги не протянуть. А ещё валькирии! Забыли они про меня, нет? Вряд ли, эти стервы такое не прощают. Выходит, придётся опять идти на поклон к Яну — узнавать новости. А потом… потом из Форта придётся рвать когти.
Я даже остановился от неожиданно пришедшей в голову мысли. Из Форта? А что это изменит? Если уж ставить перед собой задачу, так это валить из Приграничья. Слухи о счастливчиках, вырвавшихся отсюда в нормальный мир, ходят давно. А дыма без огня не бывает. Ведь так? Очень на это надеюсь. И что тогда мне мешает попробовать вырваться домой?
Домой! Я ещё раз попробовал это слово на вкус и, рассмеявшись, поднял лицо к небу, наслаждаясь снизошедшими покоем и теплом. Именно домой. Форт за три года домом для меня так и не стал. И стоит ли за него цепляться? Раньше крутился как белка в колесе, просто пытаясь выжить. А теперь? Оно мне надо? Или стоит использовать шанс спрыгнуть с этой безумной электрички?
Я перепрыгнул через стекавший в низину к гаражам стремительный ручей, и прибавил шаг. На душе полегчало. Мне даже доставляло определённое удовольствие перескакивать с одного сухого островка дороги на другой. И даже то и дело летящие из-под ног брызги холодной воды и грязи не могли испортить настроения.
Но вправду говорят — не стоит щёлкать клювом, судьба этого не любит. Увлечённый прыжками через грязь, внимания на стремительно остывающий воздух я не обратил, а стоило зайти за гаражи и стало уже поздно. Низкий гул словно сверлом ввернулся в темечко, и внезапно возникший над развалинами льдисто-прозрачный силуэт пирамиды заставил бешено забиться сердце. Меня захлестнул дикий ужас, но отступать было уже некуда: позади всё затянуло густой пеленой тумана, в глубине которого двигалось нечто, постоянно меняющее очертания. В панике вертясь на перекрёстке, я искал пути к отступлению. Тщетно. Один из проходов полностью перегораживали бетонные обломки гаражей, а в двух оставшихся туман сгустился так же внезапно, как и у меня за спиной. Что делать? Зажатый в руке засапожный нож сейчас ничем помочь не мог. Я бросил взгляд на парящую в воздухе пирамиду — от одного её вида в позвоночник словно забили ледяной штырь — и мне показалось, что грани стали уже чуть более прозрачными, а в нескольких местах замелькали радужные разводы. Совсем как на мыльных пузырях перед тем, как они лопаются. От непрерывной смены давящих на психику цветов заломило глаза. В этот момент окружавший меня туман забурлил, закрутился и сконцентрировался в три человекоподобные фигуры. Меня аж к месту приморозило. Ноги враз стали ватными, а правая кисть сама собой разжалась и нож, булькнув, скрылся в мутной воде.
Туманные фигуры смазались и двинулись ко мне, гоня перед собой волну холодного воздуха, такого густого, будто он был пропитан ужасом и агонией сгинувших в беспросветном мраке человеческих душ. С каждым мигом исчадия стужи становились всё более и более материальными. Перекрученные полосы тумана высасывали и вбирали в себя из окружающего мира холод, тени и осколки льда. Вскоре парящие в воздухе фигуры превратились в сгустки тьмы и мороза, а зачаровывающе-пронзительные взгляды пустых лиц ощущались почти физически. Переполняющая эти твари энергия бурлила и была готова в любой момент сорваться с удерживающей её цепи, чтобы растерзать и разметать на обледенелые куски моё тело. Или они пришли за душой?
Да что это за напасть? Снежные Лорды? Летом?! Прижав к вискам ладони, я зажмурился и попытался сконцентрировать доступные мне крохи магической энергии. Отбиться, конечно, не получится, но быть может эта чёртова пирамида сгинет прежде, чем твари успеют меня растерзать? Вот только попытка колдовства окончилась полным провалом: внутренняя энергия даже не заметила моих попыток управлять ей. Я её чувствовал, осязал, но управлять не мог! Словно не было обучения в Гимназии, словно я больше не был колдуном!
Нахлынувшие с трёх сторон волны холода обрушились как удар кузнечного пресса. Дыхание со свистом вырвалось из лёгких и тут же осыпалось вниз кристалликами льда. Мгновенно застывшая вода сковала подошвы ботинок. От невыносимой стужи потемнело в глазах, но в какой-то момент я понял, что всё ещё жив и даже продолжаю дышать. Чужая сила окатила меня, заморозила всё вокруг и, не причинив никакого вреда, схлынула обратно.
Вот только в планы Снежных Лордов отступать вовсе не входило, и они ударили снова. И снова, и снова, и снова…
С каждой последующей волной во мне что-то ломалось и вскоре в голову стали впиваться иглы чужой воли. Пронзительные голоса монотонно твердили одну и ту же фразу на незнакомом языке. Осознав, что ещё чуть-чуть и мне конец, я заорал и, с хрустом выломав из замершей лужи ботинки, кинулся к перегородившему свободный от тумана проход завалу. Очередная волна стужи догнала меня, легко приподняла и с размаху швырнула прямо на бетонные обломки. Зрение на миг пропало, а когда вернулось — ледяной пирамиды в небе уже не было. Вместе с ней сгинули и Снежные Лорды.
Вовремя. Я уселся на край бетонной плиты и наклонился вперёд, чтобы капающая из разбитого носа кровь не пачкала штаны. Алые капельки срывались с кончика носа и пятнали землю. А кровь-то тёплая! Совсем даже не смёрзшееся ледяное крошево. Немного посидев и подождав, пока не пройдёт гул в голове, я осторожно встал — правое колено стрельнуло резкой болью — и, прихрамывая, доковылял до перекрёстка. Чёрт! Промёрзшие лужи и не думали оттаивать, и достать со дна засапожный нож не получилось при всём желании.
Кроме расквашенного при падении носа и припухшего колена, больше ничего не беспокоило. В голове, правда, ещё звенит. Но тут уж ничего не поделать. И всё же, что произошло? Именно этот вопрос не давал мне покоя, пока я пробирался через развалины гаражей. Даже если счесть появление Снежных Лордов случайностью — это летом-то! — как объяснить мою нечувствительность к холоду? И куда пропали способности к колдовству? А ещё эта клятая пирамида!
Наученный горьким опытом, я не давал крутящимся в голове тяжёлым мыслям полностью занять меня и настороженно посматривал по сторонам. И не зря: пару раз на пути встречались бездонные лужи, белела на бетонных стенах белая изморозь дурманящего сознание мха-страхогона, а провал, заполненный нежить-дымом, оказался совсем не там, где ему полагалось находиться. Да ещё двух заползших в тень мертвяков-подснежников удалось заметить заранее и обойти, свернув в соседний проход. Нет, что ни говори, отрядом возвращаться в Форт куда как веселей.
Целый и невредимый, хоть и изрядно покусанный озверевшими от тепла комарами, я примерно через час вышел к стенам Форта. И куда теперь? К южным воротам или западным? До южных ещё топать и топать, а западные — вот они, почти под боком. Но там на посту запросто может никого не оказаться: если не ждут патрульных или ремонтников с обхода стены, караульных с подвала снимают. Тогда ни в жисть не достучаться. И что делать? Скрипя сердцем, решил идти к западными: и ближе, и до Яна Карловича рукой подать. А не получится — не так уж много времени потеряю.
Настороженно косясь на сторожевые вышки и узкие щели огневых позиций, я повернул на север. Как бы не пальнули сгоряча — хорошие люди по одному не ходят. Да нет, не должны. День всё-таки, мало ли кто заплутать мог. А вот в сумерках точно бы пальнули. Не сослепу, так из служебного рвения или для тренировки личного состава.
Спуск в подземный переход за прошедшее время с моего последнего сюда визита ничуть не изменился. Только покрывающий ступени снег растаял, и наледь внизу оказалась скрыта под глубоким слоем воды. И так промокшие ботинки суше от этого не стали. Впервые с момента пробуждения мне почудилось что-то отдалённо напоминающее холод. Начал оттаивать? Подошва ботинка проскользнула на обледенелом полу, и, только бешено замахав руками, получилось удержать равновесие и не рухнуть навзничь в холодную воду. Твою мать! Так и убиться можно. Освещение отключили и вперёд приходилось пробираться в полной темноте. К счастью панель домофона была едва заметно подсвечена — там питание не отрубили. Ну-ну, глядишь, чего и выгорит. Какой там пароль?
Я набрал три тройки, но в ответ раздался лишь короткий электронный писк, а цифры мигнули и потухли. Сменили? А если так: палец остановился на семёрке и три раза подряд нажал кнопку. Раздался длинный гудок. Ништяк. Есть кто на посту, нет?
— Кто? — захрипел динамик на седьмом гудке.
— Конь в пальто, открывайте короче, — рявкнул я, целиком положившись на удачу. Запустят?
— Повторяю вопрос: кто там припёрся такой умный? — не купился на любимую присказку Креста караульный.
— Лёд это, Патруль, — вздохнул я, предчувствуя новые приключения на свою пятую точку. — Ну чё, открывать будем, нет?
— Заходи, — как-то озадаченно отозвался караульный. Домофон щёлкнул и потух, а перегораживающий люк с лязгом сдвинулся немного в сторону. Не теряя времени, я проскользнул внутрь. Стальная перегородка незамедлительно захлопнулась у меня за спиной. Ничего интересного в тёмной камере не появилось. Всё те же голые стены, всё тот же заляпанный грязью пол с пентаграммой. А может, пентаграмма и руны никакой смысловой нагрузки вовсе не несут? Запросто от скуки какой-нибудь патрульный намалевать мог. От скуки и не такое нарисуешь. Минуты ожидания тянулись мучительно долго. Через некоторое время я забеспокоился всерьёз: стандартная проверка занимает ровно пять минут. Не больше и не меньше. А меня здесь уже минут пятнадцать мурыжат. Что происходит? Несколько раз со всей мочи пнув по стене, я пошевелил отбитыми пальцами и зло выругался. Забыли они обо мне, что ли? Или меня в какой-нибудь чёрный список внесли и сейчас сюда группа захвата подтягивается?