Страница:
Она посмотрела на меня, не произнося ни слова.
— Для ее же пользы, — с чувством добавила я. Эбби опустилась на ковер, скрестив ноги на индийский манер и прислонившись к стене.
— Что она сказала тебе? — спросила она.
— Она убеждена, что Спурриер убил ее дочь и что он никогда не будет за это наказан.
— Я не имею никакого отношения к тому, что она пришла к такому выводу, — сказала Эбби. — У Пэт своя голова.
— Слушание дела Спурриера намечено на пятницу. Она собирается пойти туда?
— Всего лишь пустяковое обвинение в краже номерных знаков. Но если ты спрашиваешь, беспокоюсь ли я, что Пэт может появиться и закатить сцену… — Она покачала головой. — Ни в коем случае. Какая ей от этого выгода? Она не идиотка, Кей.
— А ты?
— Что я? Не идиотка ли я? — Она снова уклонилась от моего вопроса.
— Ты будешь на процессе?
— Конечно, и могу сказать тебе заранее, как все будет происходить. Его посадят и тут же выпустят, признав виновным только в краже номерных знаков, оштрафуют на полторы тысячи долларов. Может быть, посадят в тюрьму, но, мне кажется, самое большее на месяц. Полиция хочет, чтобы он некоторое время побыл за решеткой, сломался и заговорил.
— Откуда ты знаешь?
— Он не будет говорить, — продолжала она. — Его проведут перед всеми через зал суда, посадят в патрульную машину. Вся эта процедура направлена на то, чтобы запугать и унизить его, но ничего из этого не выйдет. Он отлично знает, что против него нет улик. Он отсидит свое время в тюрьме и выйдет. Один месяц — это не вечность.
— Ты говоришь так, словно тебе его жалко.
— Я не испытываю к нему никаких чувств, — сказала она. — Согласно заявлению адвоката, Спурриер содержался в рекреационном наркотическом центре. В ночь, когда его задержали в момент кражи номерных знаков, он якобы собирался купить наркотики. Спурриер опасался, что какой-нибудь торговец наркотиками донесет на него, запишет номера его машины и потом сдаст полицейским. Так он объясняет причину, побудившую его украсть номерные знаки.
— Ты-то не веришь этому, — в сердцах сказала я. Эбби вытянула ноги, слегка поморщившись. Затем, не говоря ни слова, встала и вышла из комнаты. Я последовала за ней на кухню, мое раздражение нарастало. Когда она начала класть кубики льда в стакан, я взяла ее за плечи и повернула лицом к себе.
— Ты меня слушаешь?
Ее глаза стали мягче.
— Пожалуйста, не обижайся на меня. То, чем я занимаюсь, не имеет никакого отношения ни к тебе, ни к нашей дружбе.
— Какой дружбе? У меня такое ощущение, словно мы совершенно незнакомы. Ты оставляешь деньги в разных углах моего дома, будто я какая-то горничная. Не помню, когда в последний раз мы обедали вместе. Ты почти не разговариваешь со мной. Ты полностью погружена в свою проклятую книгу. Видишь, что случилось с Пэт Харви? Неужели ты не замечаешь, что то же самое происходит и с тобой?
Эбби, не говоря ни слова, смотрела на меня.
— Иногда мне кажется, будто ты раздумываешь над принятием важного решения, — продолжала я наступать. — Почему ты не хочешь рассказать мне, в чем дело?
— О чем тут раздумывать, — спокойно проговорила она, отодвигаясь от меня. — Все уже решено.
Рано утром, в субботу, позвонил Филдинг и сказал, что никаких вскрытий не предвидится. Измученная, я вновь легла в кровать. Когда я встала, был уже день. Я приняла горячий душ и почувствовала желание поговорить с Эбби. Мне хотелось убедиться, сможем ли мы восстановить наши разладившиеся отношения.
Спустившись вниз, я постучала в дверь ее спальни, но ответа не последовало. А когда поднялась за своими бумагами, то увидела, что ее машины нет на обычном месте перед домом. Эбби опять удалось от меня ускользнуть. Возмущенная, я пошла на кухню готовить кофе.
Я допивала вторую чашку кофе, когда мне на глаза попался небольшой заголовок в газете:
ВИЛЬЯМСБУРГСКИЙ СУД ВЫНЕС УСЛОВНЫЙ ПРИГОВОР
С ужасом я прочитала, что после суда Стивен Спурриер не был доставлен в тюрьму в наручниках, как накануне ему предрекала Эбби. Его признали виновным в мелком воровстве, но поскольку ранее он не совершал уголовно наказуемых деяний и был законопослушным гражданином Вильямсбурга, то суд решил ограничиться штрафом в тысячу долларов. Из здания суда Спурриер вышел свободным человеком.
«Все уже решено» — так вчера сказала Эбби.
Неужели именно это она имела в виду? Если Эбби знала, что Спурриера освободят, то почему намеренно водила меня за нос?
Я вышла из кухни и прошла в комнату Эбби. Кровать была убрана, шторы на окнах задернуты. В ванной комнате я заметила капли воды на умывальнике, легкий запах духов стоял в воздухе. Значит, она ушла совсем недавно. Я поискала глазами ее кейс и пишущую машинку, но не увидела. Пистолета также не было в ящике. Я решила заглянуть в платяные шкафы и нашла там несколько журналистских блокнотов, спрятанных под одеждой.
Сев на край кровати, я судорожно начала их листать. Передо мною мелькали дни и недели. Постепенно до меня стал доходить смысл написанного.
Крестовый поход, предпринятый Эбби с целью раскрыть правду об убийствах пар, постепенно выродился в навязчивую идею. Она, казалось, восхищалась Спурриером. Если он окажется виновным, то основой ее книги должен был стать рассказ о его жизни. Она намеревалась раскрыть особенности его психопатического ума. Если же его признают невиновным, то тогда будет «еще один Гейнесвилль», — писала она, имея в виду серию убийств студентов университета, когда обвиняемый, имя которого с отвращением произносили в каждой семье, оказался невиновным человеком. «Только на этот раз будет гораздо хуже, чем Гейнесвилль, — подчеркивала она. — Из-за того, что появилась игральная карта».
Сначала Спурриер решительно отклонял просьбы Эбби об интервью. Затем, в конце недели, она попытала счастья еще раз, и он согласился, предложив встретиться после суда, сказав при этом, что его адвокат «сделал дело».
«Он сказал, что на протяжении многих лет читал мои статьи в „Пост“, — писала Эбби, — а мое имя помнит со времен моей работы в Ричмонде. Он припомнил, что я писала о деле Джилл и Элизабет, и, добавив, что они были „замечательные девочки“, выразил надежду, что полиция скоро арестует „сумасшедшего“. Он также знает о моей сестре, сказал, что читал о том, что ее убили. Именно поэтому, с его слов, он согласился поговорить со мной. Он заявил, что „сочувствовал“ мне, ведь я знаю, что такое быть жертвой, потому что происшедшее с сестрой превратило в жертву и меня.
— Я тоже жертва, — сказал Спурриер. — Мы можем поговорить об этом. Возможно, вы, Эбби, поможете мне лучше понять, в чем тут дело.
Он предложил приехать к нему домой в субботу, в одиннадцать утра, и я согласилась, при условии, что все интервью будут эксклюзивными. Его устроило мое предложение, поскольку он не намерен беседовать с кем-либо другим до тех пор, пока я буду высказывать его позицию. «Правду», как он выразился. Спасибо тебе, Господи! Ну, держитесь, ты и твоя книга, Клифф. Ты проиграешь!»
Значит, Клифф Ринг тоже писал книгу об этих убийствах! Боже мой! Неудивительно, что Эбби вела себя так странно.
Она лгала мне, когда рассуждала о возможном исходе дела Спурриера. Не хотела, чтобы я догадалась, что она планирует поехать к нему домой. Подобная мысль никогда не пришла бы мне в голову, если бы я считала, что он находится в тюрьме. Я вспомнила ее слова, что она больше никому не верит. Да, никому, даже мне.
Часы показывали одиннадцать тридцать.
Марино не было на месте, поэтому я оставила для него сообщение на автоответчике. Затем я позвонила в полицию Вильямсбурга. Гудки, казалось, звучали вечность, прежде чем секретарша сняла трубку. Я попросила ее немедленно позвать кого-нибудь из детективов.
— Они все в городе.
— Тогда дайте мне того, кто есть в отделении. Она соединила меня с сержантом. Назвавшись, я спросила:
— Вам известно, кто такой Стивен Спурриер?
— Нельзя работать здесь и не знать.
— В настоящий момент у него в доме находится репортер и берет интервью. Я прошу вас предупредить группу наблюдения о ее присутствии и попросить их проконтролировать, чтобы там все было в порядке.
Последовала продолжительная пауза. Слышался шелест страниц. Было похоже, что сержант что-то ищет, затем прозвучало:
— Спурриер больше не находится под наблюдением.
— Прошу прощения?..
— Повторяю, наших парней отозвали.
— Почему? — спросила я.
— Сейчас я на этот вопрос не смогу ответить, док, я был в отпуске последние…
— Послушайте, единственное, о чем я прошу, — направьте к его дому патрульную машину, чтобы убедиться, что все в порядке.
Я еле сдержалась, чтобы не накричать на него.
— Не волнуйтесь. — Его голос был спокоен. — Я передам.
Повесив трубку, я услышала, как к дому подъехала машина.
Эбби, слава Богу!
Но, посмотрев в окно, я увидела Марино. Я распахнула входную дверь прежде, чем он успел позвонить.
— Был в районе, когда получил твой звонок…
— К Спурриеру! — Я схватила его за руку. — Там Эбби! У нее пистолет!
Небо потемнело, и пошел дождь, пока мы с Марино мчались к Шестьдесят четвертой улице. Каждый мускул моего тела был напряжен, сердце колотилось.
— Эй, расслабься, — сказал Марино, когда мы свернули на дорогу, ведущую в колониальную часть Вильямсбурга.
— Ведут за ним наблюдение или нет, он не настолько глуп, чтобы напасть на нее. Ты и сама отлично понимаешь. Он на это не пойдет.
Повернув на тихую улочку, где жил Спурриер, мы увидели только один автомобиль.
— Проклятье, — процедил сквозь зубы Марино.
На улице, напротив дома Спурриера, стоял черный «ягуар».
— Пэт Харви, — прошептала я. — О, Господи! Марино ударил по тормозам.
— Будь здесь.
Он выскочил из автомобиля, словно выброшенный катапультой, и под проливным дождем бросился к дому. Мое сердце заколотилось еще быстрее, когда он, держа револьвер в руке, вышиб ногой входную дверь и скрылся внутри.
Дверной проем зиял пустотой. Внезапно Марино вновь появился в дверях. Глядя в мою сторону, он что-то прокричал, но я не расслышала.
Я тоже выскочила из машины и, пока добежала до дома, успела изрядно промокнуть.
Войдя в прихожую, я сразу же уловила запах пороха.
— Я вызвал помощь, — сказал Марино, его глаза бегали по сторонам.
— Двое там, внутри, Гостиная находилась слева.
Пока он торопливо поднимался по лестнице на второй этаж, у меня в голове в бешеном темпе мелькали фотографии, снятые в доме Спурриера. Я узнала стеклянный кофейный стол и увидела лежавший на нем револь-. вер. На голом деревянном полу под телом Спурриера расплылась кровавая лужа. Второй револьвер лежал в нескольких футах в стороне. Спурриер ничком застыл в нескольких дюймах от серой кожаной кушетки, где на правом боку лежала Эбби. Взгляд ее неподвижных глаз упирался в подушку, голубая блузка набухла от темно-красной крови.
Какое-то мгновение я не знала, что делать, в голове так шумело, словно там поднялась буря. Я опустилась на колено около Спурриера, запекшаяся кровь захрустела под моими туфлями, когда я переворачивала его лицом вверх. Он был мертв: одна пуля пробила ему грудь, другая — живот.
Я бросилась к кушетке и попыталась нащупать пульс на шее Эбби. Пульса не было. Перевернув ее на спину, я принялась делать ей искусственное дыхание, но сердце и легкие бездействовали уже достаточно давно, чтобы отвыкнуть делать то, ради чего они созданы. Держа лицо Эбби в руках, я ощущала ее тепло и запах духов. Безотчетные рыдания сотрясали мое тело.
Я не обратила внимания на звук шагов по голому полу, пока не сообразила, что они слишком легки для Марино. Подняв глаза, увидела, как Пэт Харви взяла револьвер с кофейного столика.
Широко раскрыв глаза, я, не отрываясь, смотрела на нее, губы мои невольно раскрылись.
— Извини…
Направленный на меня револьвер дрожал в ее руках. — Миссис Харви!
Слова застряли у меня в горле, руки, перепачканные кровью Эбби, окаменели. — Пожалуйста.
— Не двигайся!
Она отошла назад на несколько шагов, немного опустив пистолет. По непонятной причине я обратила внимание на красную ветровку, ту самую, в которой она появилась в моем доме.
— Эбби мертва, — проговорила я.
Пэт Харви никак не реагировала, ее лицо имело пепельный оттенок, глаза настолько потемнели, что казались черными.
— Я пыталась найти телефон. У него, похоже, нет телефона.
— Пожалуйста, положите пистолет.
— Это он. Он убил мою Дебби. Он убил Эбби. «Марино! — подумала я. — О, Господи! Скорее!»
— Миссис Харви, все кончено. Они мертвы. Пожалуйста, опустите пистолет. Не ухудшайте ситуацию.
— Хуже быть уже не может.
— Неправда. Пожалуйста, послушайте меня!
— Я не могу больше здесь находиться, — проговорила она тем же безразличным голосом.
— Я могу вам помочь. Опустите пистолет, пожалуйста, — сказала я, поднимаясь с кушетки, в то время как она вновь навела на меня пистолет.
— Нет! — умоляюще воскликнула я, догадываясь, что она собиралась сделать.
Она направила дуло себе в грудь, я бросилась к ней.
— Миссис Харви! Нет!
Выстрел отбросил ее назад, она покачнулась, уронив револьвер. Я оттолкнула его туфлей, и он, медленно вращаясь, заскользил по полу. Ноги ее подогнулись. Она судорожно попыталась ухватиться за что-нибудь, но под рукой ничего не оказалось. В комнату влетел Марино.
— Проклятье!
Он держал револьвер обеими руками, направив дуло в потолок. В ушах у меня стоял звон, меня всю трясло, когда я опустилась на колени около Пэт Харви. Она лежала на боку, подогнув колени и прижав руки к груди.
— Принеси полотенца!
Отведя в стороны ее руки, я занялась одеждой. Расстегнув блузку и подняв вверх бюстгальтер, приложила кусок ткани к ране, зиявшей ниже левой груди. Марино выругался и бросился из комнаты.
— Потерпите, — прошептала я, закрывая небольшое отверстие, чтобы в него не проникал воздух и не привел к нарушению дыхательной функции легких.
Пэт Харви начала ворочаться и стонать.
— Потерпите, — повторила я. За окном раздались звуки полицейских сирен.
Красный свет пульсировал сквозь жалюзи, закрывавшие окна в гостиной. Казалось, весь мир вне дома Стивена Спурриера был охвачен пламенем.
Глава 18
— Для ее же пользы, — с чувством добавила я. Эбби опустилась на ковер, скрестив ноги на индийский манер и прислонившись к стене.
— Что она сказала тебе? — спросила она.
— Она убеждена, что Спурриер убил ее дочь и что он никогда не будет за это наказан.
— Я не имею никакого отношения к тому, что она пришла к такому выводу, — сказала Эбби. — У Пэт своя голова.
— Слушание дела Спурриера намечено на пятницу. Она собирается пойти туда?
— Всего лишь пустяковое обвинение в краже номерных знаков. Но если ты спрашиваешь, беспокоюсь ли я, что Пэт может появиться и закатить сцену… — Она покачала головой. — Ни в коем случае. Какая ей от этого выгода? Она не идиотка, Кей.
— А ты?
— Что я? Не идиотка ли я? — Она снова уклонилась от моего вопроса.
— Ты будешь на процессе?
— Конечно, и могу сказать тебе заранее, как все будет происходить. Его посадят и тут же выпустят, признав виновным только в краже номерных знаков, оштрафуют на полторы тысячи долларов. Может быть, посадят в тюрьму, но, мне кажется, самое большее на месяц. Полиция хочет, чтобы он некоторое время побыл за решеткой, сломался и заговорил.
— Откуда ты знаешь?
— Он не будет говорить, — продолжала она. — Его проведут перед всеми через зал суда, посадят в патрульную машину. Вся эта процедура направлена на то, чтобы запугать и унизить его, но ничего из этого не выйдет. Он отлично знает, что против него нет улик. Он отсидит свое время в тюрьме и выйдет. Один месяц — это не вечность.
— Ты говоришь так, словно тебе его жалко.
— Я не испытываю к нему никаких чувств, — сказала она. — Согласно заявлению адвоката, Спурриер содержался в рекреационном наркотическом центре. В ночь, когда его задержали в момент кражи номерных знаков, он якобы собирался купить наркотики. Спурриер опасался, что какой-нибудь торговец наркотиками донесет на него, запишет номера его машины и потом сдаст полицейским. Так он объясняет причину, побудившую его украсть номерные знаки.
— Ты-то не веришь этому, — в сердцах сказала я. Эбби вытянула ноги, слегка поморщившись. Затем, не говоря ни слова, встала и вышла из комнаты. Я последовала за ней на кухню, мое раздражение нарастало. Когда она начала класть кубики льда в стакан, я взяла ее за плечи и повернула лицом к себе.
— Ты меня слушаешь?
Ее глаза стали мягче.
— Пожалуйста, не обижайся на меня. То, чем я занимаюсь, не имеет никакого отношения ни к тебе, ни к нашей дружбе.
— Какой дружбе? У меня такое ощущение, словно мы совершенно незнакомы. Ты оставляешь деньги в разных углах моего дома, будто я какая-то горничная. Не помню, когда в последний раз мы обедали вместе. Ты почти не разговариваешь со мной. Ты полностью погружена в свою проклятую книгу. Видишь, что случилось с Пэт Харви? Неужели ты не замечаешь, что то же самое происходит и с тобой?
Эбби, не говоря ни слова, смотрела на меня.
— Иногда мне кажется, будто ты раздумываешь над принятием важного решения, — продолжала я наступать. — Почему ты не хочешь рассказать мне, в чем дело?
— О чем тут раздумывать, — спокойно проговорила она, отодвигаясь от меня. — Все уже решено.
Рано утром, в субботу, позвонил Филдинг и сказал, что никаких вскрытий не предвидится. Измученная, я вновь легла в кровать. Когда я встала, был уже день. Я приняла горячий душ и почувствовала желание поговорить с Эбби. Мне хотелось убедиться, сможем ли мы восстановить наши разладившиеся отношения.
Спустившись вниз, я постучала в дверь ее спальни, но ответа не последовало. А когда поднялась за своими бумагами, то увидела, что ее машины нет на обычном месте перед домом. Эбби опять удалось от меня ускользнуть. Возмущенная, я пошла на кухню готовить кофе.
Я допивала вторую чашку кофе, когда мне на глаза попался небольшой заголовок в газете:
ВИЛЬЯМСБУРГСКИЙ СУД ВЫНЕС УСЛОВНЫЙ ПРИГОВОР
С ужасом я прочитала, что после суда Стивен Спурриер не был доставлен в тюрьму в наручниках, как накануне ему предрекала Эбби. Его признали виновным в мелком воровстве, но поскольку ранее он не совершал уголовно наказуемых деяний и был законопослушным гражданином Вильямсбурга, то суд решил ограничиться штрафом в тысячу долларов. Из здания суда Спурриер вышел свободным человеком.
«Все уже решено» — так вчера сказала Эбби.
Неужели именно это она имела в виду? Если Эбби знала, что Спурриера освободят, то почему намеренно водила меня за нос?
Я вышла из кухни и прошла в комнату Эбби. Кровать была убрана, шторы на окнах задернуты. В ванной комнате я заметила капли воды на умывальнике, легкий запах духов стоял в воздухе. Значит, она ушла совсем недавно. Я поискала глазами ее кейс и пишущую машинку, но не увидела. Пистолета также не было в ящике. Я решила заглянуть в платяные шкафы и нашла там несколько журналистских блокнотов, спрятанных под одеждой.
Сев на край кровати, я судорожно начала их листать. Передо мною мелькали дни и недели. Постепенно до меня стал доходить смысл написанного.
Крестовый поход, предпринятый Эбби с целью раскрыть правду об убийствах пар, постепенно выродился в навязчивую идею. Она, казалось, восхищалась Спурриером. Если он окажется виновным, то основой ее книги должен был стать рассказ о его жизни. Она намеревалась раскрыть особенности его психопатического ума. Если же его признают невиновным, то тогда будет «еще один Гейнесвилль», — писала она, имея в виду серию убийств студентов университета, когда обвиняемый, имя которого с отвращением произносили в каждой семье, оказался невиновным человеком. «Только на этот раз будет гораздо хуже, чем Гейнесвилль, — подчеркивала она. — Из-за того, что появилась игральная карта».
Сначала Спурриер решительно отклонял просьбы Эбби об интервью. Затем, в конце недели, она попытала счастья еще раз, и он согласился, предложив встретиться после суда, сказав при этом, что его адвокат «сделал дело».
«Он сказал, что на протяжении многих лет читал мои статьи в „Пост“, — писала Эбби, — а мое имя помнит со времен моей работы в Ричмонде. Он припомнил, что я писала о деле Джилл и Элизабет, и, добавив, что они были „замечательные девочки“, выразил надежду, что полиция скоро арестует „сумасшедшего“. Он также знает о моей сестре, сказал, что читал о том, что ее убили. Именно поэтому, с его слов, он согласился поговорить со мной. Он заявил, что „сочувствовал“ мне, ведь я знаю, что такое быть жертвой, потому что происшедшее с сестрой превратило в жертву и меня.
— Я тоже жертва, — сказал Спурриер. — Мы можем поговорить об этом. Возможно, вы, Эбби, поможете мне лучше понять, в чем тут дело.
Он предложил приехать к нему домой в субботу, в одиннадцать утра, и я согласилась, при условии, что все интервью будут эксклюзивными. Его устроило мое предложение, поскольку он не намерен беседовать с кем-либо другим до тех пор, пока я буду высказывать его позицию. «Правду», как он выразился. Спасибо тебе, Господи! Ну, держитесь, ты и твоя книга, Клифф. Ты проиграешь!»
Значит, Клифф Ринг тоже писал книгу об этих убийствах! Боже мой! Неудивительно, что Эбби вела себя так странно.
Она лгала мне, когда рассуждала о возможном исходе дела Спурриера. Не хотела, чтобы я догадалась, что она планирует поехать к нему домой. Подобная мысль никогда не пришла бы мне в голову, если бы я считала, что он находится в тюрьме. Я вспомнила ее слова, что она больше никому не верит. Да, никому, даже мне.
Часы показывали одиннадцать тридцать.
Марино не было на месте, поэтому я оставила для него сообщение на автоответчике. Затем я позвонила в полицию Вильямсбурга. Гудки, казалось, звучали вечность, прежде чем секретарша сняла трубку. Я попросила ее немедленно позвать кого-нибудь из детективов.
— Они все в городе.
— Тогда дайте мне того, кто есть в отделении. Она соединила меня с сержантом. Назвавшись, я спросила:
— Вам известно, кто такой Стивен Спурриер?
— Нельзя работать здесь и не знать.
— В настоящий момент у него в доме находится репортер и берет интервью. Я прошу вас предупредить группу наблюдения о ее присутствии и попросить их проконтролировать, чтобы там все было в порядке.
Последовала продолжительная пауза. Слышался шелест страниц. Было похоже, что сержант что-то ищет, затем прозвучало:
— Спурриер больше не находится под наблюдением.
— Прошу прощения?..
— Повторяю, наших парней отозвали.
— Почему? — спросила я.
— Сейчас я на этот вопрос не смогу ответить, док, я был в отпуске последние…
— Послушайте, единственное, о чем я прошу, — направьте к его дому патрульную машину, чтобы убедиться, что все в порядке.
Я еле сдержалась, чтобы не накричать на него.
— Не волнуйтесь. — Его голос был спокоен. — Я передам.
Повесив трубку, я услышала, как к дому подъехала машина.
Эбби, слава Богу!
Но, посмотрев в окно, я увидела Марино. Я распахнула входную дверь прежде, чем он успел позвонить.
— Был в районе, когда получил твой звонок…
— К Спурриеру! — Я схватила его за руку. — Там Эбби! У нее пистолет!
Небо потемнело, и пошел дождь, пока мы с Марино мчались к Шестьдесят четвертой улице. Каждый мускул моего тела был напряжен, сердце колотилось.
— Эй, расслабься, — сказал Марино, когда мы свернули на дорогу, ведущую в колониальную часть Вильямсбурга.
— Ведут за ним наблюдение или нет, он не настолько глуп, чтобы напасть на нее. Ты и сама отлично понимаешь. Он на это не пойдет.
Повернув на тихую улочку, где жил Спурриер, мы увидели только один автомобиль.
— Проклятье, — процедил сквозь зубы Марино.
На улице, напротив дома Спурриера, стоял черный «ягуар».
— Пэт Харви, — прошептала я. — О, Господи! Марино ударил по тормозам.
— Будь здесь.
Он выскочил из автомобиля, словно выброшенный катапультой, и под проливным дождем бросился к дому. Мое сердце заколотилось еще быстрее, когда он, держа револьвер в руке, вышиб ногой входную дверь и скрылся внутри.
Дверной проем зиял пустотой. Внезапно Марино вновь появился в дверях. Глядя в мою сторону, он что-то прокричал, но я не расслышала.
Я тоже выскочила из машины и, пока добежала до дома, успела изрядно промокнуть.
Войдя в прихожую, я сразу же уловила запах пороха.
— Я вызвал помощь, — сказал Марино, его глаза бегали по сторонам.
— Двое там, внутри, Гостиная находилась слева.
Пока он торопливо поднимался по лестнице на второй этаж, у меня в голове в бешеном темпе мелькали фотографии, снятые в доме Спурриера. Я узнала стеклянный кофейный стол и увидела лежавший на нем револь-. вер. На голом деревянном полу под телом Спурриера расплылась кровавая лужа. Второй револьвер лежал в нескольких футах в стороне. Спурриер ничком застыл в нескольких дюймах от серой кожаной кушетки, где на правом боку лежала Эбби. Взгляд ее неподвижных глаз упирался в подушку, голубая блузка набухла от темно-красной крови.
Какое-то мгновение я не знала, что делать, в голове так шумело, словно там поднялась буря. Я опустилась на колено около Спурриера, запекшаяся кровь захрустела под моими туфлями, когда я переворачивала его лицом вверх. Он был мертв: одна пуля пробила ему грудь, другая — живот.
Я бросилась к кушетке и попыталась нащупать пульс на шее Эбби. Пульса не было. Перевернув ее на спину, я принялась делать ей искусственное дыхание, но сердце и легкие бездействовали уже достаточно давно, чтобы отвыкнуть делать то, ради чего они созданы. Держа лицо Эбби в руках, я ощущала ее тепло и запах духов. Безотчетные рыдания сотрясали мое тело.
Я не обратила внимания на звук шагов по голому полу, пока не сообразила, что они слишком легки для Марино. Подняв глаза, увидела, как Пэт Харви взяла револьвер с кофейного столика.
Широко раскрыв глаза, я, не отрываясь, смотрела на нее, губы мои невольно раскрылись.
— Извини…
Направленный на меня револьвер дрожал в ее руках. — Миссис Харви!
Слова застряли у меня в горле, руки, перепачканные кровью Эбби, окаменели. — Пожалуйста.
— Не двигайся!
Она отошла назад на несколько шагов, немного опустив пистолет. По непонятной причине я обратила внимание на красную ветровку, ту самую, в которой она появилась в моем доме.
— Эбби мертва, — проговорила я.
Пэт Харви никак не реагировала, ее лицо имело пепельный оттенок, глаза настолько потемнели, что казались черными.
— Я пыталась найти телефон. У него, похоже, нет телефона.
— Пожалуйста, положите пистолет.
— Это он. Он убил мою Дебби. Он убил Эбби. «Марино! — подумала я. — О, Господи! Скорее!»
— Миссис Харви, все кончено. Они мертвы. Пожалуйста, опустите пистолет. Не ухудшайте ситуацию.
— Хуже быть уже не может.
— Неправда. Пожалуйста, послушайте меня!
— Я не могу больше здесь находиться, — проговорила она тем же безразличным голосом.
— Я могу вам помочь. Опустите пистолет, пожалуйста, — сказала я, поднимаясь с кушетки, в то время как она вновь навела на меня пистолет.
— Нет! — умоляюще воскликнула я, догадываясь, что она собиралась сделать.
Она направила дуло себе в грудь, я бросилась к ней.
— Миссис Харви! Нет!
Выстрел отбросил ее назад, она покачнулась, уронив револьвер. Я оттолкнула его туфлей, и он, медленно вращаясь, заскользил по полу. Ноги ее подогнулись. Она судорожно попыталась ухватиться за что-нибудь, но под рукой ничего не оказалось. В комнату влетел Марино.
— Проклятье!
Он держал револьвер обеими руками, направив дуло в потолок. В ушах у меня стоял звон, меня всю трясло, когда я опустилась на колени около Пэт Харви. Она лежала на боку, подогнув колени и прижав руки к груди.
— Принеси полотенца!
Отведя в стороны ее руки, я занялась одеждой. Расстегнув блузку и подняв вверх бюстгальтер, приложила кусок ткани к ране, зиявшей ниже левой груди. Марино выругался и бросился из комнаты.
— Потерпите, — прошептала я, закрывая небольшое отверстие, чтобы в него не проникал воздух и не привел к нарушению дыхательной функции легких.
Пэт Харви начала ворочаться и стонать.
— Потерпите, — повторила я. За окном раздались звуки полицейских сирен.
Красный свет пульсировал сквозь жалюзи, закрывавшие окна в гостиной. Казалось, весь мир вне дома Стивена Спурриера был охвачен пламенем.
Глава 18
Марино отвез меня домой и не уходил. Я сидела на кухне и смотрела на дождь, смутно отдавая себе отчет в том, что творилось вокруг. Кто-то позвонил, открылась входная дверь, послышались шаги и мужские голоса.
Позднее Марино пришел на кухню и сел на стул напротив меня. Он примостился на самом краешке, словно не собирался надолго задерживаться.
— Есть в доме какие-нибудь другие места, кроме спальни, где Эбби могла бы хранить свои вещи? — спросил он.
— Не думаю, — пробормотала я.
— Извини, но нам нужно посмотреть. Извини, док.
— Понимаю.
Он взглянул в направлении моего взгляда, устремленного в окно.
— Я приготовлю кофе. Он поднялся.
— Посмотрим, как я усвоил то, чему ты меня учила. Мой первый экзамен, да?
Он передвигался по кухне, открывая и закрывая дверцы шкафов. Бежала вода, наполняя кофейник. Он удалился, пока закипал кофе, но через несколько мгновений вернулся обратно в компании другого детектива.
— Мы ненадолго, доктор Скарпетта, — вежливо проговорил детектив. — Ценим ваше сотрудничество.
Шепнув несколько слов Марино, он ушел. Марино вновь присел к столу, поставив передо мной чашку кофе.
— Что они ищут? — Я пыталась сосредоточиться.
— Они просматривают блокноты, про которые ты мне рассказывала. Ищут пленки, а также что-нибудь, что могло бы помочь нам понять, почему миссис Харви застрелила Спурриера.
— Вы уверены, что это сделала она?
— Да, это сделала миссис Харви. Просто чудо, что она жива. Она не попала в сердце. Ей повезло, хотя, возможно, она будет другого мнения, если останется жива.
— Я звонила в полицию Вильямсбурга. Я говорила им…
— Да, знаю, — мягко прервал он меня. — Ты все сделала правильно. Ты сделала все, что могла.
— Они не могли быть заняты другими делами. Я закрыла глаза, стараясь сдержать слезы.
— Дело не в этом. Он помолчал.
— Послушай меня, док. Я глубоко вздохнула.
Марино прокашлялся и закурил сигарету.
— Прежде чем вернуться в твой кабинет, я говорил с Бентоном. В ФБР получили результаты анализа крови Спурриера на DNA и сравнили с анализом крови, найденной в машине Элизабет Мотт. Характеристики крови не совпадают.
— Что?
— DNA характеристики не совпадают, — снова повторил он. — Об этом вчера сообщили работникам, осуществлявшим наблюдение за Спурриером. Бентон пытался дозвониться до меня, но не смог, поэтому я не знал. Ты понимаешь, что я говорю?
Ошарашенно я глядела на него.
— Юридически Спурриер более не являлся подозреваемым. Извращенцем — да. Мы витали в облаках. Но он не убивал Элизабет и Джилл. В машине была не его кровь, следовательно, их убить он не мог. Не исключено, что он убил другие пары, но у нас нет доказательств. Продолжать повсеместную слежку, наблюдать за его домом — неблагодарное дело. Я имею в виду, что наступает момент, когда сил одних полицейских, становится недостаточно, а Спурриер мог обратиться в суд. Поэтому ФБР отказалось от наблюдения. Вот как все получилось.
— Он убил Эбби.
Марино отвернулся в сторону.
— Да, похоже. Ее магнитофон был включен, и все записано на пленку. Но это не доказывает, что он убил другие пары, док. Похоже, что миссис Харви застрелила невиновного человека.
— Но если Спурриер был невиновен, зачем он застрелил Эбби?
— У меня есть версия, основанная на том, что я слышал на пленке и видел в доме, — сказал он. — Эбби и Спурриер разговаривали в гостиной. Эбби сидела на кушетке, где мы ее обнаружили. Спурриер услышал звонок и пошел открывать. Не знаю, почему он впустил Пэт Харви в дом. На ней была ветровка с капюшоном и джинсы. Теперь не узнать, как она представилась ему, что сказала. Нам не узнать, пока не поговорим с ней, но и тогда нет гарантий, что мы узнаем всю правду.
— Но он все же впустил ее внутрь.
— Он открыл дверь, — сказал Марино. — Затем она вытащила револьвер, тот, из которого она позднее выстрелила в себя. Миссис Харви заставила его вернуться в дом, в гостиную. Эбби продолжала сидеть на кушетке, а магнитофон все фиксировал. Поскольку машина Эбби стояла за углом, миссис Харви не заметила ее, когда парковала свой автомобиль перед домом. Она не знала, что Эбби в доме. Их встреча отвлекла ее внимание от Спурриера, дав ему возможность подойти к Эбби и прикрыться ею как щитом. Трудно сказать, как в точности обстояло дело, но мы знаем, что у Эбби был с собой револьвер, возможно, в сумочке, лежавшей рядом с ней на кушетке. Она попыталась достать оружие. Эбби стала бороться со Спурриером и получила пулю. Затем, прежде чем он успел выстрелить в миссис Харви, та опередила его. Мы проверили ее револьвер. Три стреляных гильзы, два патрона целы.
— Она что-то говорила насчет телефона, — сказала я.
— У Спурриера в доме только два телефонных аппарата. Один — в спальне, наверху, другой — на кухне, одного цвета со стеной и между шкафов, его очень трудно заметить. Я сам еле разглядел его. Похоже, что мы подъехали через несколько минут после стрельбы, док.
Думаю, миссис Харви положила свой пистолет на кофейный столик и подошла к Эбби, затем, увидев, что дело плохо, решила вызвать помощь по телефону. Когда я вошел в гостиную, миссис Харви, вероятно, находилась в другой комнате, но не исключаю, что, услышав мои шаги, скрылась из виду. Войдя, я осмотрелся. В гостиной лежали лишь тела, проверил пульс. Мне показалось, что у Эбби он еще прощупывается, но я не был уверен. Нужно было решить, что делать: начать поиски миссис Харви в квартире Спурриера или сначала позвать тебя и уж затем приступить к ее поискам. Хочу сказать, что, войдя в первый раз, я ее не видел. Подумал, что она могла подняться наверх, — сказал он, явно расстроенный тем, что подверг меня смертельному риску.
— Я хочу услышать пленку, — сказала я.
Марино потер лицо руками, и, когда взглянул на меня, глаза у него были красными и полными слез.
— Не подвергай себя такому испытанию.
— Я должна.
Он решительно поднялся из-за стола и вышел. Вернувшись, Марино открыл пластиковый пакет, внутри которого лежал магнитофон с микрокассетами, установил его на столе, перемотал часть пленки и нажал на кнопку воспроизведения.
Кухню наполнил голос Эбби.
— …Я просто пытаюсь взглянуть на события с вашей стороны, но это не объясняет, почему вы разъезжали по ночам и расспрашивали людей о том, что вам хорошо известно. Например, как проехать в то или иное место.
— Послушайте, я уже говорил вам о наркотиках. Вы пробовали наркотики?
— Нет.
— Как-нибудь попробуйте. Под их воздействием вы начнете совершать множество из ряда вон выходящих вещей. Вы, например, можете заблудиться, но думать, что знаете, где находитесь. Затем неожиданно понимаете, что заблудились, и вынуждены спрашивать дорогу к нужному месту.
— Вы сказали, что больше не употребляете наркотики.
— Никогда больше. Никогда. Моя большая ошибка. Никогда снова.
— Что вы можете сказать по поводу предметов, найденных полицией в вашем доме?.. Ну…
На пленке был отчетливо слышен звонок входной двери.
— Да. Подождите.
В голосе Спурриера прозвучало напряжение.
Послышались затихающие шаги. На заднем плане звучали неразличимые голоса. Я расслышала, как Эбби пошевелилась на кушетке. Затем раздался недоуменный голос Спурриера:
— Подождите, вы не знаете, что вы…
— Я отлично знаю, что делаю, негодяй! Нарастая, звучал голос Пэт Харви:
— Это мою дочь ты заманил в лес!
— Не понимаю, о чем вы…
— Пэт. Не надо! Пауза.
— Эбби? О Господи!
— Пэт. Не надо, Пэт.
Голос Эбби был скован страхом. Она судорожно вздохнула, когда что-то тяжелое опустилось на кушетку.
— Отпустите меня!
Движение, быстрое дыхание, затем вскрик Эбби.
— Стой! Стой! Звук выстрела. Еще один и еще. Тишина.
Усиливающийся звук шагов по полу. Тишина.
— Эбби? Пауза.
— Пожалуйста, не умирай, Эбби…
Голос Пэт Харви дрожал так сильно, что я едва узнала его.
Марино взял магнитофон со стола, выключил и сунул обратно в пакет. Потрясенная, я не сводила с него глаз.
Субботним утром после похорон Эбби я подождала, когда рассеется толпа, и затем медленно пошла по тропинке, вившейся в тени магнолий и дубов, листья которых поблескивали на мягком весеннем солнце.
Похороны Эбби были немноголюдными. Я встретила нескольких ее коллег по Ричмонду, пыталась, как могла, успокоить родителей. Приехал Марино. Марк тоже приехал. Он крепко прижал меня к себе, затем ушел, пообещав в конце дня зайти ко мне. Мне нужно было поговорить с Бентоном Уэсли, но прежде необходимо побыть несколько мгновений одной.
Голливудское кладбище, удивительный город для умерших жителей Ричмонда, лежало к северу от реки Джеймс и занимало около сорока акров холмистой местности, по которой протекали ручьи и росли деревья. Изогнутые улочки, проложенные по его территории, были вымощены и имели названия, виднелись указатели ограничения скорости, молодая зеленая трава скрывала подножия гранитных обелисков, могильных камней, фигуры скорбящих ангелов, большинству из которых насчитывалось уже около века. На этом кладбище были похоронены президенты США: Джеймс Монро, Джон Тайлер, а также Джефферсон Девис, табачный магнат Левис Гинтер. Имелся отдельный участок, где хоронили солдат, погибших при Геттисбурге, и большое семейное захоронение, расположенное в долине. Там и была похоронена Эбби рядом с сестрой Хенной.
Я прошла между деревьями. Внизу, как полированная медь, блестела река, помутневшая после недавних дождей. Невозможно поверить, что теперь Эбби стала частью населения этого мертвого города, гранитным монументом, взирающим на проходящее время. Интересно, успела ли она вернуться к: себе домой и подняться наверх, в комнату Хенны, как, она говорила мне, собиралась сделать, если найдет в себе достаточно смелости и сил.
Услышав за спиной шаги, я обернулась и увидела Уэсли, медленно шедшего мне навстречу.
— Ты хотела поговорить со мной, Кей?
Я молча кивнула.
Он снял свой темный пиджак, ослабил узел галстука. Глядя на реку, ждал моих вопросов.
— Есть несколько новых моментов, — начала я. — В среду я позвонила Гордону Спурриеру.
— Брату? — Уэсли с любопытством взглянул на меня.
— Да, брату Стивена Спурриера. Не хотела говорить вам об этом, не проверив ряда других обстоятельств.
— Я еще не беседовал с ним, — сказал Уэсли. — Но он внесен в мой список. Да, вышла неувязка с этим исследованием DNA. В этом главная проблема.
— В этом-то все и дело. С анализом DNA нет проблем, Бентон.
— Не понимаю.
— Во время вскрытия тела Спурриера я обнаружила множество старых хирургических шрамов, один от небольшого разреза над средней частью ключицы, из чего я сделала вывод, что были некоторые сложности в подключичной области, — сказала я.
— То есть?
— Вы проникаете в подключичную область, если у пациента серьезные проблемы, например, травма, требующая срочного переливания крови, заменяющей ее жидкости или введения лекарств или наркотиков. Другими словами, я поняла, что у Спурриера были серьезные медицинские проблемы в какой-то момент в прошлом. Наиболее вероятно, это произошло в те пять месяцев, когда его магазин был закрыт, то есть некоторое время спустя после убийства Джилл и Элизабет. На теле были и другие шрамы — на бедре и на ягодице сбоку. Эти небольшие шрамы навели меня на мысль, что у него брали образцы костного мозга. Поэтому я позвонила его брату узнать, чем он болел.
Позднее Марино пришел на кухню и сел на стул напротив меня. Он примостился на самом краешке, словно не собирался надолго задерживаться.
— Есть в доме какие-нибудь другие места, кроме спальни, где Эбби могла бы хранить свои вещи? — спросил он.
— Не думаю, — пробормотала я.
— Извини, но нам нужно посмотреть. Извини, док.
— Понимаю.
Он взглянул в направлении моего взгляда, устремленного в окно.
— Я приготовлю кофе. Он поднялся.
— Посмотрим, как я усвоил то, чему ты меня учила. Мой первый экзамен, да?
Он передвигался по кухне, открывая и закрывая дверцы шкафов. Бежала вода, наполняя кофейник. Он удалился, пока закипал кофе, но через несколько мгновений вернулся обратно в компании другого детектива.
— Мы ненадолго, доктор Скарпетта, — вежливо проговорил детектив. — Ценим ваше сотрудничество.
Шепнув несколько слов Марино, он ушел. Марино вновь присел к столу, поставив передо мной чашку кофе.
— Что они ищут? — Я пыталась сосредоточиться.
— Они просматривают блокноты, про которые ты мне рассказывала. Ищут пленки, а также что-нибудь, что могло бы помочь нам понять, почему миссис Харви застрелила Спурриера.
— Вы уверены, что это сделала она?
— Да, это сделала миссис Харви. Просто чудо, что она жива. Она не попала в сердце. Ей повезло, хотя, возможно, она будет другого мнения, если останется жива.
— Я звонила в полицию Вильямсбурга. Я говорила им…
— Да, знаю, — мягко прервал он меня. — Ты все сделала правильно. Ты сделала все, что могла.
— Они не могли быть заняты другими делами. Я закрыла глаза, стараясь сдержать слезы.
— Дело не в этом. Он помолчал.
— Послушай меня, док. Я глубоко вздохнула.
Марино прокашлялся и закурил сигарету.
— Прежде чем вернуться в твой кабинет, я говорил с Бентоном. В ФБР получили результаты анализа крови Спурриера на DNA и сравнили с анализом крови, найденной в машине Элизабет Мотт. Характеристики крови не совпадают.
— Что?
— DNA характеристики не совпадают, — снова повторил он. — Об этом вчера сообщили работникам, осуществлявшим наблюдение за Спурриером. Бентон пытался дозвониться до меня, но не смог, поэтому я не знал. Ты понимаешь, что я говорю?
Ошарашенно я глядела на него.
— Юридически Спурриер более не являлся подозреваемым. Извращенцем — да. Мы витали в облаках. Но он не убивал Элизабет и Джилл. В машине была не его кровь, следовательно, их убить он не мог. Не исключено, что он убил другие пары, но у нас нет доказательств. Продолжать повсеместную слежку, наблюдать за его домом — неблагодарное дело. Я имею в виду, что наступает момент, когда сил одних полицейских, становится недостаточно, а Спурриер мог обратиться в суд. Поэтому ФБР отказалось от наблюдения. Вот как все получилось.
— Он убил Эбби.
Марино отвернулся в сторону.
— Да, похоже. Ее магнитофон был включен, и все записано на пленку. Но это не доказывает, что он убил другие пары, док. Похоже, что миссис Харви застрелила невиновного человека.
— Но если Спурриер был невиновен, зачем он застрелил Эбби?
— У меня есть версия, основанная на том, что я слышал на пленке и видел в доме, — сказал он. — Эбби и Спурриер разговаривали в гостиной. Эбби сидела на кушетке, где мы ее обнаружили. Спурриер услышал звонок и пошел открывать. Не знаю, почему он впустил Пэт Харви в дом. На ней была ветровка с капюшоном и джинсы. Теперь не узнать, как она представилась ему, что сказала. Нам не узнать, пока не поговорим с ней, но и тогда нет гарантий, что мы узнаем всю правду.
— Но он все же впустил ее внутрь.
— Он открыл дверь, — сказал Марино. — Затем она вытащила револьвер, тот, из которого она позднее выстрелила в себя. Миссис Харви заставила его вернуться в дом, в гостиную. Эбби продолжала сидеть на кушетке, а магнитофон все фиксировал. Поскольку машина Эбби стояла за углом, миссис Харви не заметила ее, когда парковала свой автомобиль перед домом. Она не знала, что Эбби в доме. Их встреча отвлекла ее внимание от Спурриера, дав ему возможность подойти к Эбби и прикрыться ею как щитом. Трудно сказать, как в точности обстояло дело, но мы знаем, что у Эбби был с собой револьвер, возможно, в сумочке, лежавшей рядом с ней на кушетке. Она попыталась достать оружие. Эбби стала бороться со Спурриером и получила пулю. Затем, прежде чем он успел выстрелить в миссис Харви, та опередила его. Мы проверили ее револьвер. Три стреляных гильзы, два патрона целы.
— Она что-то говорила насчет телефона, — сказала я.
— У Спурриера в доме только два телефонных аппарата. Один — в спальне, наверху, другой — на кухне, одного цвета со стеной и между шкафов, его очень трудно заметить. Я сам еле разглядел его. Похоже, что мы подъехали через несколько минут после стрельбы, док.
Думаю, миссис Харви положила свой пистолет на кофейный столик и подошла к Эбби, затем, увидев, что дело плохо, решила вызвать помощь по телефону. Когда я вошел в гостиную, миссис Харви, вероятно, находилась в другой комнате, но не исключаю, что, услышав мои шаги, скрылась из виду. Войдя, я осмотрелся. В гостиной лежали лишь тела, проверил пульс. Мне показалось, что у Эбби он еще прощупывается, но я не был уверен. Нужно было решить, что делать: начать поиски миссис Харви в квартире Спурриера или сначала позвать тебя и уж затем приступить к ее поискам. Хочу сказать, что, войдя в первый раз, я ее не видел. Подумал, что она могла подняться наверх, — сказал он, явно расстроенный тем, что подверг меня смертельному риску.
— Я хочу услышать пленку, — сказала я.
Марино потер лицо руками, и, когда взглянул на меня, глаза у него были красными и полными слез.
— Не подвергай себя такому испытанию.
— Я должна.
Он решительно поднялся из-за стола и вышел. Вернувшись, Марино открыл пластиковый пакет, внутри которого лежал магнитофон с микрокассетами, установил его на столе, перемотал часть пленки и нажал на кнопку воспроизведения.
Кухню наполнил голос Эбби.
— …Я просто пытаюсь взглянуть на события с вашей стороны, но это не объясняет, почему вы разъезжали по ночам и расспрашивали людей о том, что вам хорошо известно. Например, как проехать в то или иное место.
— Послушайте, я уже говорил вам о наркотиках. Вы пробовали наркотики?
— Нет.
— Как-нибудь попробуйте. Под их воздействием вы начнете совершать множество из ряда вон выходящих вещей. Вы, например, можете заблудиться, но думать, что знаете, где находитесь. Затем неожиданно понимаете, что заблудились, и вынуждены спрашивать дорогу к нужному месту.
— Вы сказали, что больше не употребляете наркотики.
— Никогда больше. Никогда. Моя большая ошибка. Никогда снова.
— Что вы можете сказать по поводу предметов, найденных полицией в вашем доме?.. Ну…
На пленке был отчетливо слышен звонок входной двери.
— Да. Подождите.
В голосе Спурриера прозвучало напряжение.
Послышались затихающие шаги. На заднем плане звучали неразличимые голоса. Я расслышала, как Эбби пошевелилась на кушетке. Затем раздался недоуменный голос Спурриера:
— Подождите, вы не знаете, что вы…
— Я отлично знаю, что делаю, негодяй! Нарастая, звучал голос Пэт Харви:
— Это мою дочь ты заманил в лес!
— Не понимаю, о чем вы…
— Пэт. Не надо! Пауза.
— Эбби? О Господи!
— Пэт. Не надо, Пэт.
Голос Эбби был скован страхом. Она судорожно вздохнула, когда что-то тяжелое опустилось на кушетку.
— Отпустите меня!
Движение, быстрое дыхание, затем вскрик Эбби.
— Стой! Стой! Звук выстрела. Еще один и еще. Тишина.
Усиливающийся звук шагов по полу. Тишина.
— Эбби? Пауза.
— Пожалуйста, не умирай, Эбби…
Голос Пэт Харви дрожал так сильно, что я едва узнала его.
Марино взял магнитофон со стола, выключил и сунул обратно в пакет. Потрясенная, я не сводила с него глаз.
Субботним утром после похорон Эбби я подождала, когда рассеется толпа, и затем медленно пошла по тропинке, вившейся в тени магнолий и дубов, листья которых поблескивали на мягком весеннем солнце.
Похороны Эбби были немноголюдными. Я встретила нескольких ее коллег по Ричмонду, пыталась, как могла, успокоить родителей. Приехал Марино. Марк тоже приехал. Он крепко прижал меня к себе, затем ушел, пообещав в конце дня зайти ко мне. Мне нужно было поговорить с Бентоном Уэсли, но прежде необходимо побыть несколько мгновений одной.
Голливудское кладбище, удивительный город для умерших жителей Ричмонда, лежало к северу от реки Джеймс и занимало около сорока акров холмистой местности, по которой протекали ручьи и росли деревья. Изогнутые улочки, проложенные по его территории, были вымощены и имели названия, виднелись указатели ограничения скорости, молодая зеленая трава скрывала подножия гранитных обелисков, могильных камней, фигуры скорбящих ангелов, большинству из которых насчитывалось уже около века. На этом кладбище были похоронены президенты США: Джеймс Монро, Джон Тайлер, а также Джефферсон Девис, табачный магнат Левис Гинтер. Имелся отдельный участок, где хоронили солдат, погибших при Геттисбурге, и большое семейное захоронение, расположенное в долине. Там и была похоронена Эбби рядом с сестрой Хенной.
Я прошла между деревьями. Внизу, как полированная медь, блестела река, помутневшая после недавних дождей. Невозможно поверить, что теперь Эбби стала частью населения этого мертвого города, гранитным монументом, взирающим на проходящее время. Интересно, успела ли она вернуться к: себе домой и подняться наверх, в комнату Хенны, как, она говорила мне, собиралась сделать, если найдет в себе достаточно смелости и сил.
Услышав за спиной шаги, я обернулась и увидела Уэсли, медленно шедшего мне навстречу.
— Ты хотела поговорить со мной, Кей?
Я молча кивнула.
Он снял свой темный пиджак, ослабил узел галстука. Глядя на реку, ждал моих вопросов.
— Есть несколько новых моментов, — начала я. — В среду я позвонила Гордону Спурриеру.
— Брату? — Уэсли с любопытством взглянул на меня.
— Да, брату Стивена Спурриера. Не хотела говорить вам об этом, не проверив ряда других обстоятельств.
— Я еще не беседовал с ним, — сказал Уэсли. — Но он внесен в мой список. Да, вышла неувязка с этим исследованием DNA. В этом главная проблема.
— В этом-то все и дело. С анализом DNA нет проблем, Бентон.
— Не понимаю.
— Во время вскрытия тела Спурриера я обнаружила множество старых хирургических шрамов, один от небольшого разреза над средней частью ключицы, из чего я сделала вывод, что были некоторые сложности в подключичной области, — сказала я.
— То есть?
— Вы проникаете в подключичную область, если у пациента серьезные проблемы, например, травма, требующая срочного переливания крови, заменяющей ее жидкости или введения лекарств или наркотиков. Другими словами, я поняла, что у Спурриера были серьезные медицинские проблемы в какой-то момент в прошлом. Наиболее вероятно, это произошло в те пять месяцев, когда его магазин был закрыт, то есть некоторое время спустя после убийства Джилл и Элизабет. На теле были и другие шрамы — на бедре и на ягодице сбоку. Эти небольшие шрамы навели меня на мысль, что у него брали образцы костного мозга. Поэтому я позвонила его брату узнать, чем он болел.