— Это все неправильно, — шепнул Карп хозяину, поставив тарелку с супом перед своей женой. — Еще возомнят о себе невесть что, потом попробуй выбей из их головы!
   Глядя на широкую спину мамаши шестерых детей, Филипп подумал, что ее малорослому муженьку лучше ее не воспитывать. При взгляде на эту странную парочку юноше хотелось постоянно улыбаться, но он тут же переводил взгляд на белую шейку и красивые плечи собственной жены. Фелисите была просто восхитительна.
   Ужин оказался обильным. На первое был подан суп, затем креветки в чудесном соусе с гарниром из риса, рагу из ягненка и холодная рыба. Помимо хлеба на столе оказались и кукурузные лепешки, пища индейцев, которая пришлась по вкусу и переселенцам. Кроме того, в распоряжении гостей было много белого и красного вина. Отовсюду доносился шум и гам веселья, на новобрачных выплеснулось немало фривольностей, но гости наконец-то стали благодарить за прекрасный прием. Лютня Жюля Панлете замолкла, когда ее хозяин принялся за рыбу. Фелисите почти ничего не ела, зато ее «подруга» ела за двоих. Мадам Бонне напробовалась всего от души, но передохнуть своему взволнованному жениху так и не позволила. Она без конца повторяла:
   — Поликарп, еще соуса. Или недовольно говорила:
   — Тебе следует быть более внимательным, мой бокал — пуст. Карп через силу повиновался, а потом шепнул на ухо Филиппу:
   — Мастер, мне это совсем не нравится. Нельзя им позволять так себя вести. Они будут командовать нами оставшуюся жинь. Как вы считаете, не пора ли указать на их место?
   — Карп, — с дрожью в голосе отозвался Филипп, — я только о том и мечтаю, чтобы прислуживать своей жене!
   Тут к счастливым новобрачным подошла мадам Жуве и, наклонившись к Фелисите, шепотом спросила:
   — Ты счастлива?
   — Да, мадам Жуве. Я перед вами в долгу. Вы все так чудесно устроили.
   Мадам Жуве с трудом сдерживала слезы.
   — Сегодня я ощущаю себя твоей матерью. Я… я была счастлива, когда готовила для вас ужин. Как хорошо, что позволила мне все устроить.
   — Мне все очень нравится, — улыбнулась Фелисите, — но, насколько я знаю, один из мужей чуть ли не оскорблен.
   — Завтра мы отплываем, Фелисите, — мадам Жуве приложила к глазам салфетку. — Я… я боюсь, что больше никогда тебя не увижу. — Она тотчас повернулась к Филиппу и даже попробовала дружелюбно ему улыбнуться. — Вы нарушили все мои планы! Должна признаться, я не хотела, чтобы Фелисите выходила за вас. Теперь, когда вы женаты, мне кажется, что это единственно правильный путь. Моя… Фелисите выглядит счастливой и, видимо, так оно и есть. Филипп, заботьтесь о ней, прошу вас.
   — Я жизнь положу, чтобы сделать ее счастливой! — пылко заявил новобрачный.
   После ужина зазвучала зажигательная мелодия, и гости приготовились к танцам. Фелисите с Филиппом должны были открыть танцы, но Фелисите сказалась уставшей. Мадам Бонне вместе с мужем тотчас оказались во главе танцующих. Во время танца она сильно напоминала огромную баржу с углем, которую, надрываясь, тащит по берегу небольшой ослик.
   Пробравшись к Фелисите Николетта уселась к ней на колени.
   — Мадам Фелисите, вы такая красивая! — восхищенно воскликнула она. — Я рада, что вы не танцуете. Моя мать так глупо выглядит, правда ведь?
   Ровно в девять часов мадам Жуве встала посреди танцевальной площадки и захлопала в ладоши, требуя внимания.
   — Одну секундочку. Настало время новобрачным нас покинуть. Но мы еще увидим их попозже.
   Фелисите поднялась со стула, и гости громко захлопали. Она протянула руку Филиппу: на ладони лежал ключ.
   — Это ключ от моей спальни, — сказала она, изо всех сил стараясь не краснеть. — Теперь он ваш, муж мой!
   Замужние пары проводили их в маленькую комнатку Фелисите. Другая группа провожала семейство Бонне, все время отпуская двусмысленные шуточки.
   Филипп отпер дверь и пропустил жену внутрь. К его удивлению в комнату вошли и сопровождающие. Женщины делали вид, что наводят порядок, — приглаживали подушки, откинули покрывало, задернули занавеси. Мадам Жуве тем временем принесла шелковую ночную рубашку и ночной чепец с вышитыми на нем незабудками. Мужья суетившихся жен стояли вдоль стенки и глупо улыбались, подмигивая жениху и давая не совсем приличные советы.
   Наконец мадам Жуве произнесла:
   — Через час мы вернемся. Все разом покинули комнату.
   Филипп проводил их до двери и закрыл замок на ключ.
   — Когда они вернутся, — сказала Фелисите, — они принесут с собой вино и станут произносить разные тосты. Будь комната побольше, они устроили бы танцы. Нам придется оставаться в кровати, улыбаться и пить вино вместе с ними. И так до глубокой ночи. Ты знал об этом?
   Филипп кивнул.
   — Какой-то старомодный и… варварский обычай. Если бы мы поженились в Канаде, с нами никто бы не проделывал подобных шуточек. Брак совершился бы достойно и прилично.
   — А ты не знаешь, почему мсье Жан-Батист не пришел на наше бракосочетание? — Фелисите, видимо, очень встревожило отсутствие губернатора на торжестве. — Он так интересовался приготовлениями, а сейчас его почему-то нет.
   — Говорят, днем с другой стороны залива прибыли индейские вожди.
   Фелисите, похоже, не удовлетворилась этим объяснением.
   — А может, другая какая причина? Он мог повидаться с вождями и завтра! Может, их приезд послужил отговоркой, чтобы не присутствовать на нашей свадьбе.
   Филипп улыбнулся.
   — Какое это имеет значение? Ты терпеливо переносила эти глупые обычаи, и ты так прелестна!
   Фелисите радостно ему улыбнулась. Она действительно была счастлива и сейчас ничуть не волновалась… Она решила не делать вид, что чего-то боится, как это положено невестам. Зачем притворяться?
   Сев на стол, она попросила:
   — Мсье Филипп, будьте столь любезны, помогите.
   Он опустился на одно колено и стал искать застежку туфельки внезапно одревеневшими пальцами. Прошло еще какое-то время, он взглянул на Фелисите, и они кинулись в объятия друг друга.
   — Все казалось безнадежным, — прошептал он. — Ты должна была выйти замуж и отправиться во Францию, а мне предстояло очутиться в Новом Орлеане. Я был уверен, что больше никогда тебя не увижу. И вдруг все переменилось! Возможно, нам помог мудрый и добрый Бог и милые святые небеса, — они свели нас вместе! Теперь мы поженились, и ты принадлежишь мне!
   Фелисите коснулась белой прядки в его темных волосах.
   — Больше такого не повторится. Я буду стараться, чтобы ты наслаждался жизнью, был счастлив и никогда не волновался, — девушка нежно потерлась о его щеку. — Любимый, впереди у тебя никаких забот и волнений! Никаких несчастий и неопределенностей! — И продолжила шепотом: — Мсье Филипп, вам нужно закончить начатое…
   Но тут кто-то легонько постучал в окно, и Филипп, поднявшись, недоуменно нахмурился, а потом взглянул на жену:
   — Что это? Продолжение их шуточек?
   — Нет, вряд ли, — шепотом отозвалась Фелисите. Филипп подошел к окну и осторожно откинул занавеску.
   Мелькнул чей-то профиль.
   — Это Жюль Паштете, — раздался шопот. — У меня послание к его превосходительству. Это очень важно! Людям в колонии грозит опасность. Страшная опасность! Мсье, мне нужна ваша помощь!
   — Что я должен сделать?
   — Скажите ему, что тут творится, — продолжал шептать менестрель. — Я не смогу сообщить ему, потому что они сразу заметят мое отсутствие. Кроме того, они сразу выставят караул. Мсье, я боюсь разговаривать об этом с кем-либо кроме вас. Я никому больше не доверяю. Мсье, вы должны все передать губернатору.
   — Я?! — Филипп был крайне поражен. — Вы хотите сказать, что мне придется отправиться к нему прямо сейчас? Но мсье Панлете, вы же понимаете… — он помолчал, а потом засмеялся. — Неужели все настолько серьезно, что надо отправляться к губернатору прямо сейчас?
   — Мсье, — с отчаянием продолжил в темноте менестрель, — существует заговор. В полночь недовольные здешними порядками захватят лодку, приплывшую сюда прошлой ночью, и отправятся вниз по реке, чтобы напасть на «Нептун». Мсье, они все хотят стать пиратами!
   Филипп не шевельнулся, и если с улицы за ним кто-то наблюдал, то наверняка решил бы, что он просто подошел к окну глотнуть свежего воздуха.
   — Откуда вы знаете? — шепотом потребовал Филипп ответа. — Я сделал вид, что заодно с ними… Они приняли меня в свою шайку. Прошлой ночью. Я знаю их план до мельчайших подробностей. Всеми руководит этот англичанин…
   — Беддоуз?
   — Да, мсье. Он прячется на чердаке хижины «Сино». Предводители собираются там сегодня ночью. Если его превосходительство прикажет окружить этот дом в половине двенадцатого, он поймает всех сразу.
   — Вы хотите, чтобы я все это передал его превосходительству?
   — Да, конечно. С ними собирались отправиться почти пятьдесят человек. Все они — холосты, кроме одного.
   — Я все передам губернатору. В течение часа меня не хватятся.
   Филипп отошел от окна, задернув занавески, приблизился к Фелисите.
   — Ты слышала?
   — Кое-что. Филипп, неужели это правда?
   — Не сомневаюсь. Панлете — честный малый. Какой смысл ему что-либо сочинять?
   — Но здесь живут такие добрые и терпеливые люди. Я не верю, что пятьдесят человек из Нового Орлеана решили стать пиратами.
   — Я должен связаться с губернатором, и тогда мы узнаем, что тут правда, а что — ложь.
   Они грустно улыбнулась друг другу.
   — Дорогая жена, — Филипп крепко обнял Фелисите и страстно ее поцеловал. — Кто кроме меня мог оказаться в подобном дурацком положении в день свадьбы? Я сейчас же отправляюсь к губернатору, и, не теряя ни минуты, сразу же возвращаюсь к тебе.
   — Да, Филипп, ты должен идти, но возвращайся побыстрее!
   Он задул свечу и осторожно раздвинул занавески, подождал немного, и Фелисите даже не уловила, когда он выбрался наружу. Она снова зажгла свечу. Филиппа в комнате не было. В голове у нее теснились разные мысли. Неужели Филиппу сейчас грозит опасность? Может ли он вернуться вовремя?
   Девушка сильно волновалась, но ничего никому не могла сказать, даже мадам Жуве. Никто не должен был знать, что муж оставил ее одну.
   Фелисите глубоко вздохнула и поднялась на ноги. Ей надо быстро лечь в постель! Просто ей вспомнились слова мсье Гадо из Монреаля: «Мадемуазель, никогда не пренебрегайте старыми пословицами и приметами»?
   Девушка начала спешно раздеваться. Она сложила одежду и залегла в постель, как когда-то это сделала испуганная мадам Гадо.
   «По крайней мере, из этого случая можно извлечь пользу, — радостно подумала Фелисите. — Если бы Филипп остался, он настоял бы на том, чтобы улечься первым. А сейчас это сделала я, и у моего Филиппа впереди многие годы жизни!»
   При мысли, что с ним что-нибудь случится, Фелисите вздрогнула.
   «Без него мне не жить! А может, старик-менестрель — это перст судьбы?» Девушка собралась было погасить свечу, но потом передумала. Филиппу и так сложно будет найти окно в темноте. Она раскинулась на подушках и попытаюсь представить их безмятежное счастье с любимым. Она начала улыбаться. А ведь было время, когда она сомневалась, что привлечет хотя бы внимание Филиппа. Как же она страдала!
   — Теперь он мой! — громко воскликнула Фелисите. — О, святая Мария, благодарю тебя за то, что ты подарила мне любимого мужчину!
   Неизвестно, сколько уже прошло времени, но девушка вдруг заволновалась. Что делать, если Филипп не вернется вовремя? Шаги во дворе ее не беспокоили, а вот стук в дверь…
   — Кто там? — вздрогнула Фелисите, когда он наконец раздался.
   — Кто еще кроме нас? — удивилась за дверью мадам Жуве. — Открывайте, пора. Мы уже собрались; принесли с собой вино и заготовили тосты. Ну же, открывайте.
   Фелисите охватила паника. Нет, собравшихся впустить нельзя. Если они поймут, что Филиппа здесь нет, то наверняка найдутся такие, кто, заподозрив неладное, предупредит их врагов. В результате «Сито» опустеет прежде, чем его окружат правительственные войска.
   В дверь постучали громче и нетерпеливее.
   — Впустите. Сколько можно ждать?!
   — Не сейчас… прошу вас, — отозвалась невеста. — Возвращайтесь… минут через десять… а лучше через пятнадцать…
   Последовала долгая пауза, и мадам Жуве произнесла:
   — Хорошо, даем вам еще пятнадцать минут!
   — Боже, что они обо мне подумают! — расстроилась Фе-лисите. — Господи, какой срам! Но больше я ничего придумать не смогла. — Девушка в отчаянии прикусила губу. — Филипп! Прошу тебя, возвращайся скорее!
   И тут за окном послышались осторожные шаги. Фелисите вмиг задула свечку.
   — Как я рад, что ты задула свечку, — выдохнул Филипп. — Во дворе полно людей, я не мог двинуться с места, пока в окне горел свет. Женушка дорогая, ты очень предусмотрительна!
   Вот он уже в комнате, поянулся к ней… Она протянула руки к нему навстречу.
   — Мы потеряли самый важный час в нашей жизни! — сокрушенно вздохнул Филипп. — Но… губернатор получил не менее важное известие. Жюль не соврал — англичанин в течение нескольких дней и впрямь занимал хижину. Жан-Батист сейчас разрабатывает план его захвата.
   Фелисите, обняв мужа, вдруг ощутила, что он весь мокрый.
   — Что с тобой? — заволновалась девушка. — Ты ранен?!
   — Нет, я решил не показываться на улицах города и пробирался по пустоши. Я только и делал, что тонул и выбирался из болота. Промок до костей!
   Фелисите зажгла свечу.
   — Боже! Но где же спрятать твою одежду? Придется засунуть ее под кровать. Дорогой Филипп, поторапливайся. Сюда скоро придут!
   — Значит, я возвратился вовремя? Фелисите покачала головой.
   — Нет, гости уже стучали в комнату четверть часа назад, но я их не пустила. Теперь они наверняка будут отпускать сальные шуточки и делать неприличные намеки, что мы им скажем?
   Губернатор в течение нескольких часов допрашивал заговорщиков, захваченных в «Сите». Они мало что сообщили, за исключением того, что их не устраивает существующее положение дел в городе и страшит будущее. Что ж, он прекрасно понимал этих людей, но пиратство считалось гнусным преступлением, и оправдания ему не было.
   Де Бьенвилль послал наконец за англичанином, и того привели из камеры.
   — Мне известно, что вас зовут не Джек Беддоуз, — заявил губернатор, с трудом подавляя зевоту. — Мелвин или Аду отнюдь не ваши имена.
   — Ваше превосходительство прекрасно информированы, — ответил пленник.
   — У меня есть еще кое-какие сведения, — губернатор начал быстро перебирать лежавшие перед ним бумаги. — Ваше имя капитан Седрик Гудчайлд, я не ошибся?
   Мятежник кивнул.
   — Это действительно, так, ваше высочество. Я служил на флоте Его Величества, пока не получил специальное задание. Мне очень неприятно об этом вспоминать, поскольку из-за него я не смог сражаться вместе с герцогом Мальборо.
   — Несомненно, ваше специальное задание было связано с делами колоний?
   Капитан Гудчайлд снова кивнул.
   — Да, ваше превосходительство. У меня есть способности к языкам и, кроме того, я умею перевоплощаться…
   Его тон и манеры немало поразила бы сейчас тех, кто виде его только в роли сбежавшего пирата. Капитан Гудчайлд даже не пытался скрывать, что хорошо образован и рожден в богатстве.
   — Не угостите ли меня нюхательным табачком? — обратился он к губернатору.
   Де Бьенвилль протянул ему табакерку, полученную в подарок от старого короля. Прелестная вещичка синей эмали с розовыми бриллиантами в филигранной оправе!
   — Я не мог себе этого позволить в течение двух лет. Благодарю вас за доброту, ваше превосходительство, — капитан Гудчайлд от души наслаждался табаком.
   Де Бьенвилль продолжал:
   — Видимо, я должен поверить, что вы не плавали вместе с Ситцевым Джеком?
   — Да, ваше превосходительство. Я придумал эту историю во время моей первой беседы с начальником полиции Нового 'Орлеана. Позже он погиб при самых неблагоприятных обстоятельствах. Но… — англичанин кивнул и усмехнулся, — я видел, как всех их повесили в Кингстоне.
   — Вам известно, что вы послужили прямой причиной смерти Августа де Марьи?
   — Я ни от чего не открещиваюсь. Но после возвращения в Новый Орлеан мне стало ясно, что с его смертью положение Тмногих жителей облегчилось. Мне известно, что я даже предотвратил попытку весьма уважаемого государственного человека проткнуть шпагой ребра де Марьи… Просто в дело вмешались мои дикари…
   — В Новом Орлеане у Августа де Марьи было много врагов, — согласился губернатор. — Но дело в том, что он был королевским офицером, и его смерть нельзя замалчивать только из-за личного к нему отношения.
   — Я понимаю, ваше высочество.
   — Мне следует отослать вас во Францию, где вам предъявят серьезные обвинения. У меня нет выбора, капитан Гуд-чайлд, — де Бьенвилль промолчал и, внимательно взглянув на заключенного, продолжил: — но вы можете быть мне полезным, и я предлагаю вам сделку. Вы выложите все подробности случившегося. Всю правду, капитан, в особенности те факты, которые касаются дел Августа де Марьи. Ваше заявление сыграет определенную роль, если у меня возникнут трудности при проведении в колонии определенных мер. И кроме того, в делах денежных, а именно, при возмещении приданного мадам Фелисите. Старший де Марья уже сейчас пытается чинить нам препоны, а если у меня появится ваше свидетельство, нам будет легче с ним разделаться. Помогите мне, и я предоставлю вам некий шанс, когда корабль достигнет берегов Кубы. При условии, что вы заранее сообщите нам пароль, согласно которому должны будту действовать ваши люди… Вы больше никогда не пересечете Атлантику и, конечно же, вам предстоит полностью сложить с себя специальные полномочия. Не сомневаюсь, капитан Гудчайдд, что вы — джентльмен и полностью полагаюсь на ваше данное мне слово.
   — Торжественно клянусь! — с жаром воскликнул англичанин. — Я твердо выполню ваши условия! Я вовсе не желаю оказаться во Франции… Ваше превосходительство, я устал от дурных условий жизни и мечтаю только о мягкой, теплой постели, чашке чая по утрам, удобных домашних туфлях, вкусном и сытном обеде. Я просто жажду распрощаться с этой кочевой жизнью и снова стать… джентльменом. Правда, со… слегка подмоченной репутацией.
   Они долго не сводили друг с друга глаз, а потом де Бьенвилль спросил:
   — Ваше специальное задание никогда не приводило вас в Канаду?
   — Как же! Я был там несколько раз и восхищен силой духа живущих там людей. Между прочим, ваше превосходительство, однажды я был в замке ле Мойн в Лонгее.
   — Вы шутите, капитан Гудчайдд!
   — Туда меня привез ваш знаменитый брат, мсье Д'Ибер-вилль, — англичанин насмешливо усмехнулся, заметив удивление в глазах губернатора. Д'Ибервилль как раз возвратился из Ньюфаундленда и собирался отправиться в Гудзонов залив, где он нас как следует отделал.
   — Пьера тогда сопровождало множество людей, — губернатор, похоже, принял на веру слова капитана. — Вы были среди них?
   — Именно так, ваше превосходительство. Не помните менестреля с большой черной собакой? — англичанин улыбнулся. — У меня неплохой голос и полагаю, я прилично исполнял тогда нормандские песни.

Глава 12

   Фелисите грустно взглянула на Николетту. Наступило утро, и, конечно, после свадьбы, да еще двойной, надо было навести порядок.
   — Николетта, — шепнула девушка, приложив палец к губам, чтобы девочка хранила услышанное в тайне. — Я должна тебе кое в чем признаться. Я не могу сказать этого твоей матери или мадам Жуве, потому что мне очень стыдно. А ты, я знаю, никому не проболтаешься. Николетта, я не умею готовить.
   Девочка никак не могла поверить, что ее кумир отнюдь не идеальна.
   — Мадам хочет сказать, что не умеет готовить всякие замысловатые блюда?
   — Николетта, я вообще не умею готовить! Когда я была голодна, мне всегда все приносили на подносе. Теперь я знаю, что пищу надо готовить и более того, мне придется делать это самой.
   — У мадам не было времени, чтобы научиться готовке, — решила девочка.
   — В общем, я всегда была занята другими делами. Но по приезде в Новый Орлеан следовало бы сообразить, что мне придется готовить, — молодая жена с отчаянием всплеснула руками. — Сегодня я должна сварить обед для мужа, ведь он наверняка проголодается. И все должно быть вкусно или я просто плохая жена. Николетта, как же мне быть? Что делать?
   Девочка, сверкнув глазами, заговорщически шепнула:
   — Мадам, я подойду к своей матери и, прикинувшись, что мне пора учиться готовить, расспрошу ее о самом вкусном блюде. Я вызнаю все подробности, а потом расскажу вам, — она на мгновение задумалась. — Мадам, что вы скажете о рагу из свиных ножек по-канадски? Очень вкусно, и мать чудесно его готовит!
   — Думаю, это прекрасная идея! — обрадовалась Фелисите.
   Филипп шел домой торопливо и чуть смущенно, как и полагается молодому мужу. У дверей его с горящими глазами встретила Николетта.
   — Мсье! Ваша жена так чудесно готовит! Я смотрела, как она варит обед. Наверное, все так вкусно! А в особенности одно блюдо!
   — Какое Николетта?
   — Не могу сказать, мсье, это секрет, — девочка оглянулась, чтобы удостовериться, что Фелисите их не слышит. — Ладно, скажу. Это рагу из свиных ножек. Мсье, оно готовится по специальному рецепту.
   — О, я очень люблю рагу! — обрадовался Филипп и громко позвал жену: — Дорогая, где ты?
   — Филипп, я здесь, — донеслось до него из кухни. — Ты по-видимому торопился?
   — Именно, — муж поспешил на кухню. — Ни один молодой муж не усидит на работе после свадьбы.
   Фелисите в огромном фартуке серого цвета, что одолжила ей жена Карпа, встретила его у двери. Щеки ее пылали; она пыталась спрятать за спину забинтованный палец, — он пострадал в «битве за обед»!
   — Мне хотелось, чтобы к твоему приходу все уже было готово. Ой, надо же привести себя в порядок! — она всплеснула руками. — Ты только взгляни на меня!
   — Ты прекрасна! — он взглянул на огонь, где тушилось рагу, источая вкуснейший запах. — О, я не только безумно влюблен в свою жену, но и жутко проголодался!
   — Я не уверена, что смогу удовлетворить твой аппетит, — все еще смущаясь проговорила Фелисите.
   — Малышка, ты полна сюрпризов! Я и не знал, что ты умеешь готовить!
   — Боюсь, ты скоро решись, что я просто притворщица. Она взглянула на котелок, в котором тушилось рагу.
   — Думаю, все уже готово.
   — О-о-о! — протянул Филипп, аппетино причмокнув губами.
   Фелисите неуверенно отведала свинины, напоминая крестного-холостяка, который с дрожью в руках касается новорожденного младенца.
   — По-моему, уже достаточно нежное. Сейчас я вытащу его из котелка и положу на блюдо.
   — Но сначала поцелую мою всхитительную женушку!
   — Только один поцелуй, — Фелисите брезгливо поправила фартук. — Не уверена, что он идеально чист, а щеки мои горят. От меня всегда должно хорошо пахнуть, я должна быть свежей и прохладной, когда ты меня целуешь.
   — Конечно, свежей, но не прохладной! Нет, нет, ни в коем случае!
   Филипп крепко обнял жену и впился в ее губы страстным поцелуем. Фелисите забыла обо всем на свете. И только спустя несколько мгновений Филипп отпустил ее:
   — Что ж, пора заняться трудной задачей по перекладыванию рагу на блюдо.
   Он взял огромную разливную ложку и, не расплескав ни капли соуса, разложил рагу на блюде.
   — Сейчас я поставлю на стол, — добавил он, подняв блюдо. — Хорошо бы нам аккомпанировал оркестр с барабанами и дудками, словно мы с тобой король и королева, и вот-вот приступим к трапезе. Милая, ты — настоящая королева!
   Фелисите, похоже, гордилась плодами своих трудов.
   — Сначала я проварила свиную ногу, — начала она, — с солью, перцем и луком. Потом размешала муку и холодную воду до… — она на мгновение задумалась, — до жидкого состояния, чтобы там не осталось никаких комочков. Я все мешала, мешала, мешала… В конце концов все стало похоже на сметану. Затем я вылила все в мясной бульон, чтобы после варки эта смесь превратилась в соус. И, не переставая, перемешивала. Да, еще добавила приправу — гвоздику, корицу и мускатный орех. И когда соус был готов, залила им мясо и снова все поставила на огонь.
   Фелисите поставила на стол хлеб и вино в глиняном кувшине, и только отломив кусок хлеба, заметила, что Филипп о чем-то задумался.
   — В чем дело? — спросила она. — Почему ты такой задумчивый?
   — Уже собираясь домой, я увидел на пристани мсье Жан-Батиста, — Филипп нахмурился. — Очень уж он был озабоченным. Видимо, плохие новости из Франции.
   — Мне тоже так кажется, — согласилась Фелисите. — Наверное, вскоре станет известно, что проект Джона Ло провалился.
   — Что-то явно не так. Губернатор приказал поторапливаться с разгрузкой, как будто опасался, что вскоре поступит приказ отправить все обратно во Францию.
   Рагу остывало, но молодые не обращали на это внимания. Слишком они были озабочены судьбой колонии, чтобы спокойно есть.
   — Если распадется луизианская кампания, что станет с нами? — спросила наконец Фелисите.
   — Боюсь, нам всем не поздоровится.
   — Рагу! — с упреком взглянула на него Фелисите. — Пока мы говорили, блюдо остыло, а я так старалась! Мсье Филипп, приступайте. Сейчас рагу для нас главнее, чем крах проекта Джона Ло.
   Филипп разложил рагу на тарелки с таким видом, словно это блюдо стало одним из чудес света. Отведав, он отложил приборы и с восхищением и удивлением взглянул на жену.
   — Да, твое рагу значит для нас куда больше, чем будущая судьба Франции!