Костин Сергей. Повелители тьмы (Варркан - 3)

   "Именно таких, - говорила нам она, - нужно убивать в первую очередь".
   М-да, вышла небольшая накладочка. Прокол, так сказать. Ну кто знал, что это божество такое сообразительное? Но важно было другое. Божество было женского рода, а это, если хорошо постараться, могло сыграть и в мою пользу.
   - Я хочу видеть божество, у меня для нее есть сообщение!
   Главное, увидеться с этой дамочкой, конечно, если она действительно существует. А там, глядишь, все образуется.
   Старичок вскинул глаза к небу, поморщился, а затем, покопавшись в складках одежды, вытащил на свет небольшую замусоленную книжонку. Полистав ее, он нашел то, что искал, и торжественным голосом зачитал:
   - А тот, кто захочет увидеться со мной или будет иметь для меня что-либо, подлежит сожжению на костре, - старичок захлопнул книгу и, не глядя на меня, сказал: - Твоя смерть откладывается. Нам нужно немного времени, чтобы приготовить костер.
   - Но это несправедливо!
   - Высшая справедливость - это смерть!
   Анархисты, палачи, убийцы, террористы! Ну и порядочки здесь. Я решил испробовать свою козырную карту.
   - Уважаемый, - обратился я к старичку, инстинктивно чувствуя, что он является старшим в этом судейском корпусе. - Вам что-нибудь известно о варрканах?
   Если я ожидал потрясения, то его не последовало.
   - Варрканах? - переспросил старичок, тщательно просмаркиваясь. - Ну как же, слышали. А при чем здесь варрканы?
   - Дело в том, - внутренне я уже праздновал очередную победу, потому что заметил, что при слове "варркан" многие насторожились, что я и есть варркан!
   Какие у них были лица! Только писать картину: падение тунгусского метеорита. Я попал в точку. Надо было именно с этого и начинать.
   Старичок покачал головой.
   - Да не можешь ты быть варрканом!
   - Это почему я не могу быть варрканом? возмущение переполняло меня через край. Первый раз сказал правду и оказался неправ.
   - Потому что варрканов больше нет!
   - Как же нет, если вот он я?
   - Если бы ты был варрканом, то никакого разговора бы вообще не было.
   - Че? - не понял я. Дурная привычка говорить непонятные вещи.
   - Будь ты варрканом, ты не дал бы взять себя в плен. А вообще-то ты мне нравишься!
   Нам еще не попадался такой лжец, как ты, приятно будет убивать такого хорошего человека.
   "Лучше бы оставили этого хорошего человека в живых, - подумал я. Странная логика. А насчет варркана он, пожалуй, прав, какой я сейчас варркан? Одно название".
   - Ладно! Ваша взяла! - согласился я со всеми обвинениями. По толпе прошел облегченный вздох. - Никакой я не варркан и не посланник вашего божества. Я простой человек, который потерял семью и маленьких детей. Я потерял свой кров, и всю жизнь меня преследуют одни неудачи.
   Таким манером я заливал еще минут пятнадцать. От всех тех бед, которые я живописал, меня самого прошибла слеза. А что говорить о тех, кто все это слушал впервые, да притом из уст профессионального рассказчика. Люди плакали навзрыд, слушая мои причитания по поводу гибели моей семьи, надежд, мечтаний.
   Правда, было несколько неприятно наблюдать за тем, что, продолжая плакать и сочувствовать, ребята продолжали в то же время организовывать костер. Поняв, что ничего путного мне этим цирком мне добиться, я замолчал.
   Какой-то мужичок с притороченным к поясу ножом, годным разве что для забоя крупного рогатого скота, предложил побыстрее прервать все мои мучения и отправить на тот свет.
   Ничего подобного я не хотел. Но мужчина демонстративно вытащил нож и попробовал воплотить свое милосердие в реальность.
   Видя такое дело, я поднапрягся и закричал:
   - Только костер, черт побери, только костер!
   Не хватало мне быстрой и мгновенной смерти! Вот костер - другое дело. Долго горит, времени много. Может, чего и случится? Меня поддержало большинство, я получил еще одну отсрочку.
   Между тем, шутки шутками, а горка дров продолжала стремительно расти. Костерок должен был получиться на славу. Весть разнеслась по всей деревне, и каждый норовил приложить свою руку к этому благородному занятию. Мне же хотелось, чтобы вокруг всего этого дела было поменьше спешки и побольше торжественности. Именно об этом я и попросил старичка.
   - Твое сожжение будет выполнено в самых лучших наших традициях. Не надо думать о нас плохо.
   Как же мне о вас думать? Зажарят сейчас невиновного человека, и концы в воду.
   Куча дров превысила количество, необходимое для зажарки одного человека, и представляла сейчас сооружение, на котором можно было бы приготовить жаркое из целого слона.
   Утешение, что все это приготовлено для одного меня, было слабым.
   Наконец, когда жители сочли костерчик достаточным, чтобы жертва ни в чем не могла обвинить их, началось сооружение конструкции, напоминающей помост. Он венчал всю эту кучу Дров и предназначался опять же для меня одного. Работа спорилась, видимо, ожидаемое зрелище было целым событием для такой маленькой деревушки.
   Я было хотел, чтобы меня сожгли развязанным, но, получив категорический отказ, прекратил всякие попытки спасения.
   Может быть, мгновенная смерть была бы лучшим избавлением от тех мучений, что я испытывал. Тело практически ничего уже не чувствовало. Одна большая судорога.
   Но нужно было принимать все как есть. Костер сложен, помост закончен. Ко мне приблизилась группа людей, одетых, соответственно случаю, в белые балахоны. Словно сговорившись, заплакали женщины, но на их лицах я не заметил ни одной слезинки, одно любопытство.
   Белые балахоны затянули какую-то нудную песенку, подняли меня на руках высоко над собой и торжественно понесли к костру. Проплывая мимо жителей, я видел, что они склоняются в низких поклонах, присоединяясь к плачу. Дети стали бросать мне на грудь охапки живых цветов.
   Похороны были поистине великолепны.
   Если бы меня так хоронили после моей смерти, я бы не имел ничего против. Но сейчас это было несколько непривычно.
   Меня занесли наверх и бережно опустили на помост, заваленный цветами. Белые балахоны спустились вниз и присоединились к провожающим меня в последний путь жителям. Откуда ни возьмись в их руках появились факелы.
   - Последнее слово! Последнее слово! - раздались крики из толпы.
   Если это относилось ко мне, то я не имел ничего против. Любая секунда отсрочки могла принесли мне спасение. Только я не представлял, откуда оно может появиться.
   - Народ требует, чтобы ты сказал свое последнее слово, - крикнул старичок.
   Ну, если все-таки требует, я готов. Я собрал всю оставшуюся во рту влагу и смочил пересохшее горло.
   - Люди!
   Мой возглас был похож на писк охрипшей курицы. Так не годилось. Если уж умирать, то так, чтобы о тебе потом слагали песни. Насколько мне позволяли мое лежачее положение и стягивающие меня веревки, я прокашлялся, и теперь мой голос был похож на трубный глас Господа:
   - Люди! Принимая эту смерть, я хочу, чтобы она послужила благому делу прославления вашего божества!
   Я подождал, пока затихнут взрывы плача, и продолжил:
   - Я также хочу, чтобы вы все закончили свою жизнь в подобном огне и чтобы некому было развеять ваш пепел по ветру...
   Плач затих, и послышался легкий ропот. Но я не обращал на это никакого внимания. Каждый получал то, что заслужил.
   -... Вы все будете гореть в вечном аду, на сковородках, а над вами будут стоять дьяволы с вилами и тыкать в ваши...
   Крик ярости заглушил мои слова, и боюсь что собравшиеся пропустили самое интересное Толпа всколыхнулась, и послышались крики:
   - Зажигай!..
   - Огня!..
   Огня, огня! Несут огонь! Белые балахоны, вскинув факелы, бросились к костру и подожгли его с четырех сторон. Толпа восторженно взвыла, а я перевернулся на спину и уставился в синее-синее небо.
   Ну что за жизнь? Всего лишь набор вполне известных и обыденных ситуаций, в которые попадает ни один, так другой человек. А что касается меня, что ж, смерть и для меня была смертью. Только ради чего эта смерть?
   Сухие дрова внизу костра весело трещали, и запахло дымом. Мне стало припекать бок, и я перевернулся на другой.
   Это было не от того, что я хотел быть зажаренным равномерно, просто со стороны деревни послышался стук копыт. Хоть какое-то развлечение. И может быть, чем черт не шутит?
   Лошади встали на дыбы почти перед костром. Жители деревни упали на колени и прижали свои лбы к земле. Дым мешал мне разглядеть гостей, но по отношению жителей я понял, что это имеет какое-то отношение к их божеству. Дышать стало совсем невозможно, и кашель скрутил мои легкие. Пятки неприятно обдало жаром, и я подтянул ноги под себя. Но и в центре костра было не лучше. Я почувствовал, как уже покрываюсь хрустящей корочкой, словно рождественская индейка.
   Где-то там, далеко, раздался свист, и мою шею охватила веревочная петля. Мало того, что меня зажаривают, меня хотят еще и повесить, это уж слишком. Я вцепился ногами в выступающий дрючок и напряг шею. Но силы были не те. Веревка потянула меня за собой, в самое пекло. Тонкие бревна, уже частично подпаленные, обломились под моим весом, и я свалился прямо в алые языки пламени.
   Волосы на теле моментально вспыхнули, голова превратилась в раскаленный шар, оставшаяся одежда добавила неприятностей, а веревки обволокли меня горящими кругами.
   Невыносимая боль вперемешку с ужасом выключили мое сознание.
   Глава 3
   ИМПЕРИЯ
   ШИМЕС - АМАТИЯ
   Голоса доносились откуда-то из темноты небытия. Они мешали и не давали покоя уставшему и больному телу. Но звук оказался таким настойчивым, что не слышать было просто невозможно...
   - Он будет жить?
   - Он должен жить, моя госпожа!
   - Он не похож на того человека!
   - Огонь, моя госпожа.
   - Почему он очутился где-то в лесу, среди сброда?
   - Может быть...
   - Мне не нужны твои "может быть"! Почему ты не нашел его раньше?
   - Мы искали его, моя госпожа, но...
   - Запомни, если он умрет, то его место займешь ты.
   - Я все понял, госпожа.
   - Моя госпожа, не забывай этого!
   - Да, моя госпожа!
   Голоса исчезли. Как хорошо в тишине и вечном мраке. Но как мешает эта боль. Она разлилась по всему телу... Нет, снова в ночь... Во мрак спокойствия...
   Шок прошел. Сознание вернулось на свое место, но боль продолжала пульсировать в каждой клетке тела. Боже, как мне больно. Словно мириады иголочек впиваются впиваются в меня, заставляя тело содрогаться в бешеных муках.
   С трудом раздирая обгоревшие веки, я раскрыл глаза и уставился в серый потолок.
   Восстановление картины происшедшего не заняло слишком много времени. Все было просто, как в сказке.
   ЗАГС, подворотня, бобоки, подводный мир и костер. И все. Значит, я снова жив?! Но если судить по той боли, которой охвачено мое тело, эта жизнь досталась мне с большим трудом. Но главное, я жив! Главное, я снова могу отдохнуть. А остальное свершится само собой. Да будет так!
   Я снова провалился в забытье. Но теперь это был не абсолютный мрак. Наконец наступил тот момент, которого я ждал все это долгое время.
   По телу снова пробежала судорога. Но это не была судорога боли, бесконечной и невыносимой.
   Сознание обрело свободу, и теперь само, подчиняясь каким-то неведомым мне законам, начало освобождать накопившуюся в нем энергию знаний и мудрости.
   Прежде всего было тело.
   Боль постепенно отступала, тело расслаблялось и впитывало в себя соки жизни. Кровь заструилась с бешеной скоростью, обгорелая кожа спадала, вытесняемая новыми здоровыми клетками. Тело горело, вышвыривая вон. последствия другого огня.
   Даже сквозь долгий сон я чувствовал, как заживают раны, как сначала розовеет молодая кожица, как становится твердой и упругой. В какой-то момент я почувствовал себя садом.
   Маленькие волоски и волосы заколосились редкими всходами, чтобы через какой-то промежуток времени набрать новую силу.
   Кровь все медленней и медленней разносила по телу спасение. Когда был дан сигнал - я проснулся.
   Открывать глаза не хотелось. Еще слишком свежо было воспоминание о перенесенной боли.
   Я пошевелил пальцами рук. Вроде все нормально. Следующими на очереди были ноги. Непривычное ощущение совершенно свежей кожи.
   Словно только что вылез из бани.
   Пересилив себя, я открыл глаза.
   Как и следовало ожидать, я находился все в том же помещении, где пришел в сознание в
   первый раз. Серые мрачные своды, не менее мрачные стены, и уж совсем неприглядный пол.
   Скорее всего, это темница. Значит, я арестован.
   Не видно ни сиделки, ни стражи.
   Ощущая некоторую непривычность, я свесил ноги с деревянного топчана и с блаженством ощутил прохладу каменного пола. На мне ничего не было. Половина моей одежды плавала где-то в озере, часть болталась в лесу на сучьях, все остальное сожрал огонь.
   Огонь. Я провел по голове рукой, ожидая, что кроме лысины ничего не обнаружу. Волосы были, правда, не слишком длинные, но это ничего. Все остальное - я осмотрел себя - все остальное было на месте. Разве что на ладонях отсутствовали кирпичные мозоли. Это тоже придет, все это неважно. Важно, что я жив и мог открыть заслонки.
   Я снова лег, закрыл глаза и посмотрел в самого себя. То, что искал, скрывалось за крепкой бетонной стеной. Я был уверен, что эти знания мне никогда не понадобятся, и предусмотрительно избавился от них таким образом. А теперь требовалось открыть эту дверцу.
   Я сконцентрировал силы и навалился на бетонную дверь. Стена даже не затрещала. Но ничего, что построено человеком - всегда можно сломать, только для этого нужно время.
   Напрягаясь всем своим существом, я взламывал песчинку за песчинкой, отковыривал вслед за маленьким кусочком другой кусочек.
   Преграда подалась, и в узкую щель стали проскальзывать в меня крупицы чужих жизней.
   Краем уха я услышал, как отворилась дверь в камеру, раздался изумленный крик, и дверь снова захлопнулась. Теперь нельзя было терять ни секунды.
   Расшвыривая по сторонам куски, мешающие мне стать самим собой, я постепенно увеличил тоненький ручеек. И больше не нужно было моей помощи для этого потока. Он сам рвался наружу, сминая все на своем пути и неся мне наслаждение болью. Это было именно наслаждением, потому что я получал самое ценное, что у меня было. Знание и мощь.
   Некоторое время меня дергало и бросало в стороны, сотрясало, но все это было мелочью по сравнению с той болью, которую я перенес на костре.
   В последний раз меня тряхнуло так, что я слетел с кровати. Я упал на каменный пол, но уже не чувствовал его холода. Тело налилось той необычайной силой, о которой говорят, что она волшебная.
   Я снова стал варрканом. Спасибо тебе, Господи, если ты есть!
   Новое тело, новые мысли привели к тому, что я и мыслить стал немного по-другому. Память вернула меня к самому важному моменту, касающемуся моего пребывания в этом мире.
   Разговор женщины, которую называли госпожой, и мужчины, который так называл женщину. Значит, именно эти ребята спасли меня и запихали в эту комнатушку. И я нужен им живой. По крайней мере, женщине.
   В коридоре за дверью послышались шаги бегущих людей, и я предусмотрительно занял свое место на деревянном топчане. Было вполне естественно, что я продолжал наблюдать за всем происходящим из-под прикрытых век.
   Дверь распахнулась, и в камеру осторожно вошли несколько мужчин. Все хорошо вооружены. Один из них, видимо, старший, одет слишком богато, чтобы не догадаться о его высоком положении. И все они удивлены.
   Изумление так и лезло из них.
   - Всевышний, он действительно изменился.
   Богато одетый человек прервал всех повелительным жестом.
   - Довольно болтать. Я хочу, чтоб в эту келью никто не заходил и никто, естественно, не выходил. Никто!
   - А наша госпожа? - поинтересовался один из воинов.
   Богатый сощурил глаза и пошел на воина.
   - Разве наша госпожа есть никто? Или ты хочешь попробовать моей плетки, если не понимаешь таких вещей?
   Ну и порядочки у них. Не было у меня в этом мире хороших компаний, и не будет. Но все-таки, где я мог видеть этого парня?
   Личность богато одетого человека была мне определенно знакома, но в мозгах еще был большой бардак, и ответа я не получил.
   Дверь за солдатам закрылась, послышался стук запираемого замка. Трое остались за дверью. Было слышно, как они переговариваются. А тот, что был знаком мне, и еще один солдат удалились по коридору.
   Мне требовалось еще по крайней мере два часа, чтобы полностью привести себя в норму.
   Я не знал, есть ли у меня эти два часа, поэтому сразу принялся за дело с тщательностью часового мастера.
   Я бы не сказал, что это слишком интересное и захватывающее занятие для действующего человека. Внутри происходит непрерывная борьба живущих во мне сознаний совершенно разных людей. И каждого нужно поставить на место, чтобы не лез со своими советами и правилами в самое неподходящее время. Это как стихи: они должны возникать в голове только тогда, когда нужны. Нелегкое дело, но обязательное. Я не хотел, чтобы в момент, когда мне нужно заклинание огня, в голову лезла всякая чепуха, вроде того, как приготовить приворотное снадобье.
   Существовала масса совершенно не нужных знаний, применение которых ожидалось едва ли не в ближайшее светопреставление. Но и они могли понадобиться, поэтому тоже занимали свое место в моем мозгу.
   Самое почетное и, несомненно, самое привилегированное положение было у тех навыков
   и познаний, которые были давно испытаны на деле. В своей жизни варркана у меня было десятка два коронных приемов, которыми я пользовался. И, главное, мне этого хватало. Поэтому я и оставил их на своих позициях, надеясь, что они и впредь будут служить мне верой и правдой.
   Требовалось немало сил, чтобы рассортировать все личности, живые и давно угасшие. Я был кладом, в котором скопилось все, что было известно или давно забыто. Иногда я сравнивал себя с гигантской библиотекой, столько всего во мне было.
   Мне повезло, что жизнь предоставила мне эти два часа. Я успел сделать все, что хотел.
   Когда я закончил, то чувствовал себя богом. Но чувство всемогущества, соизмеримого с мощью богов, никогда не подымало меня слишком высоко над землей. Я прекрасно помнил, кто я и зачем пришел в этот мир.
   В конечном итоге я был всего лишь обыкновенным варрканом, странствующим убийцей нечистой силы, эдаким Робин Гудом и американским шерифом одновременно. Я чтил кодекс варрканов, но не считал его догмой. Я носил на своем теле цеховой знак варрканов, но прекрасно мог обойтись без него.
   После праведных трудов требовалось отдохнуть и набить желудок. Я всегда говорил, что голодный варркан - это половинка трупа. Считая, что кормежка пленных - дело тюремщиков, я подошел к двери и забарабанил в нее своими дубовыми кулаками.
   - Что надо? - послышался голос из-за дверей. Не требовалось даже сканировать мысли говорившего, чтобы понять, что меня боятся. Ну что же, надо поддержать общественное мнение.
   - Жрать давай!
   За дверью послышалось приглушенное шептание. Парни явно не знали, что им делать. Я решил им немного помочь.
   - Ну что? Сходит кто-нибудь за едой? Или мне помереть с голоду и жажды?
   Немного поспорив о том, кому идти, ребята бросились выполнять мой заказ. Я, правда, хотел не этого, но терпеливо ждал, когда заказ будет подан.
   Первым пришел тот, кто пошел за водой.
   Дверь приоткрылась, показался сначала нос, а потом уже меч. У ребят отвратительные учителя.
   Обычно сначала рискуют расстаться с оружием, а уж потом с носом. Увидев, что я преспокойно валяюсь, раздетый и безоружный, солдат поставил кувшин на пол и собрался было уходить.
   В это мгновение я застонал. Лучшие актеры мира не отличили бы мой стон от стона умирающего. А парень был не из семьи профессиональных артистов. Он поверил сразу. Держа меч перед собой, он осторожно подобрался к мне и наклонился, чтобы заглянуть в мое лицо.
   Не стоило ему этого делать. "Осторожность превыше всего", - думал я, торопливо заталкивая его в дальний темный угол. По коридору кто-то шел, очевидно, мой второй охранник. У самых дверей он остановился, смущенный открытой дверью. Мне пришлось снова застонать.
   История повторилась с той разницей, что парень решил подойти к моим ногам.
   Пока он корчился от боли, я связал обоих, после чего привел в чувство первого и дождался, пока не стихнут стоны второго. Посадив на пол, я прислонил их к стене и занялся допросом. Мне нужны были сведения, чтобы знать, что мне делать и чего мне не делать.
   Солдаты попались веселые и разговорчивые.
   Я бы тоже был разговорчив, если бы у моей шеи плавно парил клинок.
   Из короткого делового разговора я узнал, что, во-первых, я нахожусь в замке Шимес, названном так по имени своей хозяйки. Шимес была внебрачной дочерью какого-то короля, по рассказам стражников, злобная и вредная бабенка, желающая стать полноправной королевой.
   Мне бы ее заботы!
   Во-вторых, замок стоит в скалистых горах, и подступы к нему хорошо защищены.
   В-третьих, тип, которого я видел в самом начале, любовник Шимес по имени Милах. Он же главный советник, он же начальник стражи, он же главнокомандующий, он же самый гнусный тип, которых когда-либо носила земля.
   Предположим, я видел и похуже, ну да ладно, оставим эту мелочь на совести отвечавших.
   И четвертое! Самое главное! Два дня назад во дворец была доставлена и заключена под стражу одна весьма симпатичная молодая особа. Имени ее не упоминалось. Девушку охраняли воины из личной стражи Шимес.
   Остальные сведения о численности гарнизона, привычках его обитателей и прочее я не стал принимать во внимание. Было достаточно, чтобы в моем мозгу, напоминающем компьютер, зародились кое-какие подозрения. Покусывая ногти, я размышлял.
   Вне всякого сомнения, эта госпожа Шимес и ее любовник Милах и есть те самые люди, которые помогли мне перебраться в этот мир.
   Таким образом, мне стало понятно, для чего весь этот сыр-бор. Я должен был завоевать Шимес трон. Но я варркан, и им должно быть известно, что варрканы никогда не будут заниматься подобной дрянью. А вот здесь мы приближаемся к самому главному.
   Оторвавшись на секунду, я немного утихомирил одного из солдат, который вздумал было позвать на помощь.
   Так вот. Для того, чтобы я этим занимался, в руках у Шимес и ее парня должен быть козырной туз. Вернее, козырная дама. Эта женщина, которую заточили два дня назад, не может ли это быть... Да нет, убеждал я себя, это просто невозможно. Выходило уж совсем не почеловечески. Второй раз у меня отнимают мою
   Илонею. Но все говорило за то, что так оно и есть.
   Мне захотелось сразу же броситься на выручку своей будущей жены, но усилием воли я сдержал этот порыв. Если Шимес сумела извлечь меня из моего мира, то было бы просто глупостью не позаботиться о мерах пресечения непокорности. Нужно действовать немного иначе. Именно это я и стал делать.
   Немного гипноза, немного физического убеждения, и все стало, как прежде. Я лежал, обнаженный, на деревянной раскладушке, от которой у меня уже начали побаливать бока, воины стояли на страже у дверей. Единственное, что я оставил, еда и кувшин с водой, позаботившись, чтобы на этот счет в мозгах стражников не возникало никаких иллюзий.
   Подкрепившись чем бог послал, я, по своей любимой привычке, завалился спать. Но глубоко ошибался бы тот, кто верил, что я действительно сплю. В моей голове прокручивались различные варианты дальнейших событий. Было еще неизвестно, какой из вариантов будет пригоден, но мозг, как шахматист, прокручивал все на двадцать ходов вперед. Потом может и не быть времени на обдумывание и выбор.
   И, естественно, что я принял все меры предосторожности. Время бездействия и покорности судьбе прошло. Я сам выбирал свое будущее, и должен быть готов к этому будущему в любое время дня и ночи. В общем, я спал довольно спокойно.
   Я проснулся от того, что за дверью моей камеры появились новые действующие лица.
   Насколько я разбираюсь в подобных вещах, пришли Милах и несколько воинов. Я открыл свои уши, чтобы послушать, как поведут себя мои охранники.
   - Все спокойно? - это Милах.
   - Да, господин.
   - Он вел себя спокойно?
   - Да. Он был очень слаб, и мы принесли ему немного еды и воды.
   - Хорошо. Вы оба свободны.
   Стражники, выполнив свою работу удалились.
   Дверь скрипнула, и на пороге появился сам Милах в сопровождении шести воинов.
   Теперь у меня не оставалось никаких сомнений. Это был тот самый парень, который ткнул своим перстнем мне в лоб. Не было ничего удивительного в том, что я его не узнал с самого начала. Богатая одежда, позолоченные доспехи и нахлобученная на глаза боевая каска делали его неузнаваемым. Мне, правда, было непонятно, почему он все время носит этот тяжелый головной убор. Если у него есть причины чегото бояться, то мне хотелось бы знать их.
   Я продолжал валяться на опостылевшем топчане, желания вскакивать и вытягиваться в
   струнку перед моим тюремщиком у меня не возникало.
   Милах обернулся к солдатам:
   - Поднимите его!
   Солдаты выполнили все в точности. Меня подняли, как упавшего на землю ребенка. Видимо, они получили соответствующие указания относительно моей персоны.
   Главнокомандующий, он же начальник охраны, он же и все остальное, осмотрел меня с ног до головы и поморщился. Кажется, я понял, что ему не понравилось. По сведениям, полученным от стражи, Шимес была своенравной женщиной, и ей в голову могли прийти самые удивительные мысли. Я попросту был опасным соперником.
   - Ты! - Милах уткнул палец в грудь одного из солдат. - Принеси ему одежду.
   Посланный вернулся довольно быстро и приволок целую охапку. Я дал солдатам одеть себя в широченные дырявые штаны и более-менее целую безрукавку. По виду Милаха я понял, что выгляжу, как последний оборванец.