Страница:
Выйдя из своей комнаты в фаулерском отеле, Алэн посетил четыре снятые заранее “чистые” комнаты, где он мог ощутить себя на короткое время в безопасности – переодеться, проверить наличие слежки. Похоже, за ним никто не следил.
Разведчик с опытом мог бы посоветовать Алэну менее разорительный способ ухода от хвоста, чем аренда четырех комнат. К тому же элегантный костюм и появление в районе космических доков делали его потенциальной жертвой грабителей.
Но Годфри Алэн шпионом не был, да и шпионские штучки-дрючки не очень-то уважал. В сознании большинства жителей Империи он был отпетым террористом. В сознании своих товарищей-революционеров, в сознании своих соплеменников из Таана, большого союза звездных систем, и в своем собственном Алэн являлся убежденным борцом за свободу.
Как ни странно, свобода, за которую боролся Алэн, была ущемлена не вследствие политических интриг, а просто из-за перенаселенности Вселенной. В свое время звездные системы Таан были основаны на задворках известного тогда мира беженцами из Империи, которые протестовали против тотальной технизации быта. Они выговорили невмешательство Империи в их внутренние дела. Поскольку таанцы заняли группу отдаленных звездных систем, жили замкнуто, не высовываясь из своего мира и всем себя обеспечивая самостоятельно, то Империи, занятой многочисленными проблемами, не было резона соваться в дела в техническом отношении слабо развитого окраинного союза. Но по мере того, как у таанцев возникли трудности с перенаселенностью их мира, они стали искать новое жизненное пространство – и столкновение с Империей стало неизбежным. Оно и произошло, как только первые таанские колонисты начали просачиваться на приграничные планеты Империи, заселенные пока что горстками первопроходцев.
Между представителями двух очень несхожих культур достаточно быстро разгорелись конфликты – и обе стороны стали заваливать жалобами свои центральные правительства. Таанские власти сознавали, что для прямой военной поддержки претензий своих переселенцев у них нет средств, да и себе дороже рисковать открытым столкновением с Империей. Империя, со своей стороны, тоже не желала слишком тратиться, чтобы оградить интересы имперских пионеров от посягательств таанских колонистов. Гарнизоны в местах конфликтов были чисто символически усилены немногочисленными пополнениями – не из лучших бойцов.
Алэн родился на планете в звездной системе Калтор – одной из тех, где пришли в столкновение интересы Таана и Империи. Поскольку таанские колонисты – по причинам социальных традиций и из экономической необходимости – жили поблизости друг от друга и вообще держались кучно, у них были определенные преимущества перед имперскими поселенцами, менее дружными. Зато на планете стоял имперский военный гарнизон, да и вообще имперские первопроходцы ощущали за своей спиной гигантскую межзвездную державу. Было обидно наблюдать, каких успехов добиваются юркие сплоченные таанцы – представители второсортного мира.
Подобные напряженные ситуации чреваты погромами. Во время одного из погромов родители Алэна были убиты.
Мальчик, видевший изуродованные трупы своих родителей и то, как начальство имперского гарнизона замяло очередной “инцидент”, стал ходить в тайную школу. В этой школе учили, как превратить гравитолет в смертельный снаряд или в бомбу с часовым механизмом; как переделать космический тихоход – корабль-рудовоз – в быстрый трансзвездный аппарат; как из обычной стальной трубы соорудить миномет и как – едва ли не самый важный урок! – в массе трусливых обывателей организовывать многочисленные разветвленные ячейки тайного общества.
Мало-помалу движение сопротивления разрасталось, к нему подключались таанские колонисты на все новых планетах. Их выступления всякий раз официально осуждались далекими таанскими властями, которые втайне старались оказывать колонистам моральную поддержку и снабжали их немаркированным оружием, происхождение которого при провале было невозможно установить. Имперские поселенцы вкупе с “миротворческими” имперскими отрядами жестоко расправлялись с непокорными, но это лишь укрепляло решимость таанцев бороться до конца.
Алэн со временем возглавил таанское движение сопротивления. Через пятьдесят лет после того, как мальчик увидел трупы своих родителей среди руин родного дома, он стал лидером Освободительного Движения Окраинных Планет.
Как представителя мощного вооруженного объединения, борющегося против Империи, Алэна пригласили посетить родину. Посещение планет родного – и в политическом, и в идеологическом отношении – Таанского Союза разбило сердце Алэна. В случае успеха движения сопротивления именно Таанский Союз должен был объединить все окраинные системы для решительной борьбы с Империей. Однако на родине своих предков, куда он сам попал впервые, Алэн увидел совсем не то, что ожидал увидеть.
Прежде всего его повергло в уныние, что само правительство поощряет демографический взрыв. Ему не пришлись по нраву многие традиции в общественной жизни. Но главной причиной его разочарования стало отчетливое классовое деление таанцев, наличие непреодолимых барьеров. Выходец из колонии, где существовало стихийное равенство, где человека ценили только за способности и никому не был заказан путь на самый верх общества, Алэн был воспитан на понятии равенства возможностей. Умом он понимал, что классовая стратификация отнюдь не в традициях культуры таанского общества, возникшего когда-то из демократичных переселенцев из Империи. Однако у него гвоздем засело в голове впечатление, что все таанцы довольны своим положением, принимают его безропотно: солдаты и не мечтают стать вровень с аристократией, представители низшего сословия – крестьяне и рабочие – не рвутся в купеческое сословие и так далее.
В сущности, это был классический конфликт представителя все еще развивающейся культуры с обществом устоявшимся, с обществом пусть и прекрасных, но застывших форм.
Такова была первая причина, почему Алэн вдруг сломался. Второй причиной стало то, что во время празднования Дня Империи Алэн не столько умом, сколько всем своим нутром ощутил несложную истину, которую прежде упрямо не пускал в свое сознание: захоти того Вечный Император всерьез, и все революционное движение будет уничтожено в мгновение ока – просто истребят таанских колонистов всех до единого, чтобы ненароком не оставить на развод ни одного революционера.
Шесть месяцев назад Алэн начал совершенно секретные переговоры с временным послом Империи. Сперва он намеревался обсудить возможности перемирия с Империей и с теми из окраинных миров, которые она поддерживала. Однако на протяжении этих месяцев концепция перемирия в его сознании значительно изменилась.
Сегодня вечером он намеревался изложить специальному уполномоченному Императора окончательный вариант своей новой программы. Не просто прекращение террористических актов и вооруженного сопротивления, а постепенное официальное признание его народа – таанских колонистов – и легитимизация Движения, возглавляемого Алэном. Приграничные миры следует признать независимой буферной зоной между Таанским Союзом и Империей.
До сих пор Алэн обсуждал проект перемирия лишь со старыми товарищами по борьбе и горсткой доверенных советников. Но Таанская разведка могла без особого труда проведать о его планах, объявить Алэна контрреволюционером и получить добро на его физическое уничтожение.
Смерть лидера окажется на руку и многим из его давних врагов из имперского лагеря. Алэн смерти не боялся – пятьдесят лет партизанской жизни вытравили из души страх погибнуть. Но его приводила в ужас мысль, что он может быть убит до того, как изложит свой план Императору.
Подготовка к встрече прошла тщательно и в строжайшей тайне. Алэна снабдили фальшивыми документами, на что было дано добро на самом высоком уровне, и он прибыл на Прайм-Уорлд в качестве одного из бесчисленных туристов, которые прилетали посмотреть на торжества, посвященные Дню Империи, и поглазеть на диковинную жизнь планеты, где находится двор Императора Тысячи Солнц.
На всем протяжении празднеств в связи с Днем Империи Алэну несколько раз передавали инструкции касательно предстоящей встречи, но делалось это так искусно, что он мог только догадываться, когда и как бумажки попадали в его карман.
Теперь он был относительно спокоен по поводу встречи с представителем Императора, которая должна была состояться в космопортовской забегаловке. Возможно, в более или менее отдаленном будущем этот контакт с представителем Императора окажется смертным приговором для Алэна. Но в данный момент сам Император должен был опасаться, как бы кто не прознал, что его представитель общается с террористом – и не просто террористом, а с человеком, на которого коммандос из отряда Богомолов дважды устраивали охоту и оба раза безуспешно.
Хвоста за ним не было.
Алэн легко взбежал по лестнице. Сжимая рукоять пистолета под курткой, он оглянулся еще раз и проверил, нет ли слежки. Затем он двинулся дальше по эстакаде из частых стальных прутьев. Эстакада была широкая, метров десять, и между прутьями далеко внизу проглядывала земля. По обеим сторонам эстакады на разных уровнях громоздились стальные конструкции – кубы, параллелепипеды, разнесенные на некоторое расстояние друг от друга. Там находились офисы и небольшие мастерские – сейчас пустые.
Единственным строением над эстакадой был бар, оно же было единственным освещенным зданием. Над красным фасадом с облицовкой под дерево мрачно помигивали яркие объемные буквы: “КО_ЕН_НТЕР”.
Алэн приближался к бару самым медленным шагом, стараясь держаться темной стороны эстакады. Но возле бара он не заметил ничего подозрительного. И, похоже, ни одной живой души поблизости.
Мужчина наблюдал за входом в бар “Ковенантер” с недостроенного второго этажа складского помещения, которое находилось наискосок от эстакады. Он старался держаться в простенке между окнами – на случай, если кто-нибудь обследует район с помощью реагирующего на тепло бинокля.
Уже в течение двух часов “взрывник” то просматривал чуть ли не каждый сантиметр эстакады через прибор ночного видения, то ругал последними словами чертов дождь и самого себя – что взялся за эту работу. И сидел он в засаде подобным образом уже три недели подряд: приходил через два часа после наступления сумерек, а покидал свой пост лишь после закрытия “Ковенантера”.
“Задницей я соображал, когда соглашался на эту мнимую халяву! ” – думал взрывник не в первый и не пятьсот первый раз. Вот наглядный пример, во что влипает человек, если он долго сидит без работы. Уголовная публика имеет на это особый нюх: они каким-то образом узнают, что профессионал на мели, и выползают из щелей, чтобы предложить дерьмовую работенку именно тогда, когда жизнь загнала тебя в угол и у нет иного выбора.
Взрывника звали Динсмен. Хотя он воображал себя профессиональным специалистом по взрывным работам, на самом деле он занимался далеко не тем, что предполагает этот термин. Динсмен был коренным жителем Прайм-Уорлда и презирал понаехавших лимитчиков. О выходцах из бедных районов исстари принято говорить: “родились не по ту сторону от железнодорожного полотна”. Так вот, Динсмен родился непонятно по какую сторону от железнодорожного полотна, потому что его старшие братья разобрали рельсы на ближайшем к родному дому участке и загнали их подпольному скупщику металлолома. Динсмен в то время был резвым и в целом очень сметливым пацаненком.
Если бы обстоятельства не складывались по-особенному, Динсмен пошел бы по дорожке, проторенной братьями и соседскими парнишками: начал бы с мелкого воровства, потом примкнул бы к шайке мелких бандитов, ежегодно представал бы перед судом и накопил бы столько судимостей, что в итоге его навсегда депортировали бы на планету-тюрьму.
Однако Динсмену, можно сказать, повезло. Счастье улыбнулось ему, когда в уличной пробке он высмотрел охраняемый грузовой гравитолет, выждал, пока охранник отвернется, выхватил из кузова один из ящиков и дал деру.
В ящиках были взрывпакеты для имперской гвардии. Взрывпакеты в полном комплекте – с таймерами, взрывателями и прочим плюс необходимые инструкции, как всем этим пользоваться. На кой все это сдалось мальчишке, который хотел загнать кому-нибудь краденый товар и заработать пару кредиток! Он сидел на крыше сарайчика и горестно глядел на ящик, ради которого пошел на Великий Риск – по крайней мере в его глазах это был самый настоящий подвиг. И в итоге – пшик.
Но Динсмен не зря был коренным праймуорлдцем, из тех, про которых говорят, что они способны продать ветры после сытного обеда, выдавая их за экспериментальную музыку. Прошло немного времени, и Динсмен – ценой трех оторванных пальцев, пару раз наделав в штаны от страха и будучи вышвырнут из дома разъяренными родителями – стал настоящим специалистом по взрывчатым веществам. И мог доказать это любому сомневающемуся.
Таким образом, Динсмен приобрел верный кусок хлеба: занялся древней и почтенной профессией, примкнул к тем благородным душам, которые поворотом взрывателя превращали неудачные инвестиции, здания-развалюшки, космические корабли, ненужный инвентарь и т. п. в живые деньги, выплачиваемые страховыми компаниями. Клиентов у него было хоть отбавляй. На беду, самым солидным из клиентов оказался переодетый офицер имперской полиции.
Короче, так оно и пошло – оттрубив очередной срок, Динсмен снова принимался за свое ремесло сверх-стремительной разборки надежно застрахованных строений и вещей.
С его опытом и природным чутьем было просто преступлением не заметить, что с нынешней халявой что-то не в порядке. Во-первых, наниматель был чересчур лощеным и безмятежно уверенным в себе и ничуть не напоминал заматерелого уголовника. И о Динсмену этот хлыщ знал на диво много – вплоть до того фактика, что Динсмен подзадержался на шесть циклов с выплатой карточного долга и тот, кому он задолжал, подумывал, не будет ли Динсмен выглядеть элегантнее, если его укоротить на голову.
Не будь Динсмен на мели, он бы послал хлыща с его работенкой куда подальше – за ним ходила слава человека, который имеет достаточно силы воли, чтобы выйти из игры в кости даже тогда, когда игра идет его собственными кубиками, в которых он упрятал кусочки свинца.
Седовласый хлыщ сказал, что работка не бей лежачего. Надо установить бомбу в баре “Ковенантер”. Не просто бомбу, которая сделает громкий бабах и разнесет все на свете, а умную штуковину, у которой будет сложное задание. Затем Динсмену предстояло дождаться, пока в бар зайдет определенный человек. После чего следовало выждать строго заданное число секунд и нажать кнопку.
Только после этого Динсмену выдадут вторую часть его гонорара, плюс фальшивое удостоверение личности и билет на космический корабль, чтобы убраться подальше из Прайм-Уорлда.
Динсмен снова осыпал проклятиями самого себя – чертов гонорар был слишком высок. Не менее подозрительным было и чрезвычайно дорогое оборудование, которое ему вручили: прибор ночного видения, спортивный секундомер самой дорогой марки, самая современная модель параболического микрофона с наушниками для прослушивания разговоров на большом расстоянии и опять-таки самый модерновый передатчик, с помощью которого предстояло взорвать детонатор.
До Динсмена мало-помалу доходило, что он сейчас как мелкая рыбешка, попавшая в бассейн с акулами. Но тут появился мужчина, который медленно шел по эстакаде в сторону “Ковенантера”.
Динсмен внимательно изучал идущего мужчину. Ну-ка, ну-ка! За последний час это первый человек, который направляется в бар. Одет с иголочки. Зажав в одной руке бинокль, Динсмен надел другой наушники и направил параболический микрофон в нужном направлении.
Алэн дошел до самого входа в “Ковенантер” и остановился. Из мрака навстречу ему вышел другой мужчина – Крейгвел, опытный дипломат, специальный уполномоченный Императора по улаживанию конфликтов. Он был выряжен в спецовку космоинженера и держал руки перед собой, показывая, что безоружен.
– Инженер Рашид? – спросил Алэн.
– Да, я использую именно это имя.
Наискосок от них, на втором этаже недостроенного склада, Динсмен чуть было не пустился в пляс от радости. Наконец-то! После трехнедельных бдений! Наконец-то они явились! Он сорвал с себя наушники, включил радио-детонатор и взял в руку секундомер.
В то же мгновение, когда мужчины переступили через порог бара, Динсмен нажал кнопку таймера и отсчет секунд начался.
Глава 6
Разведчик с опытом мог бы посоветовать Алэну менее разорительный способ ухода от хвоста, чем аренда четырех комнат. К тому же элегантный костюм и появление в районе космических доков делали его потенциальной жертвой грабителей.
Но Годфри Алэн шпионом не был, да и шпионские штучки-дрючки не очень-то уважал. В сознании большинства жителей Империи он был отпетым террористом. В сознании своих товарищей-революционеров, в сознании своих соплеменников из Таана, большого союза звездных систем, и в своем собственном Алэн являлся убежденным борцом за свободу.
Как ни странно, свобода, за которую боролся Алэн, была ущемлена не вследствие политических интриг, а просто из-за перенаселенности Вселенной. В свое время звездные системы Таан были основаны на задворках известного тогда мира беженцами из Империи, которые протестовали против тотальной технизации быта. Они выговорили невмешательство Империи в их внутренние дела. Поскольку таанцы заняли группу отдаленных звездных систем, жили замкнуто, не высовываясь из своего мира и всем себя обеспечивая самостоятельно, то Империи, занятой многочисленными проблемами, не было резона соваться в дела в техническом отношении слабо развитого окраинного союза. Но по мере того, как у таанцев возникли трудности с перенаселенностью их мира, они стали искать новое жизненное пространство – и столкновение с Империей стало неизбежным. Оно и произошло, как только первые таанские колонисты начали просачиваться на приграничные планеты Империи, заселенные пока что горстками первопроходцев.
Между представителями двух очень несхожих культур достаточно быстро разгорелись конфликты – и обе стороны стали заваливать жалобами свои центральные правительства. Таанские власти сознавали, что для прямой военной поддержки претензий своих переселенцев у них нет средств, да и себе дороже рисковать открытым столкновением с Империей. Империя, со своей стороны, тоже не желала слишком тратиться, чтобы оградить интересы имперских пионеров от посягательств таанских колонистов. Гарнизоны в местах конфликтов были чисто символически усилены немногочисленными пополнениями – не из лучших бойцов.
Алэн родился на планете в звездной системе Калтор – одной из тех, где пришли в столкновение интересы Таана и Империи. Поскольку таанские колонисты – по причинам социальных традиций и из экономической необходимости – жили поблизости друг от друга и вообще держались кучно, у них были определенные преимущества перед имперскими поселенцами, менее дружными. Зато на планете стоял имперский военный гарнизон, да и вообще имперские первопроходцы ощущали за своей спиной гигантскую межзвездную державу. Было обидно наблюдать, каких успехов добиваются юркие сплоченные таанцы – представители второсортного мира.
Подобные напряженные ситуации чреваты погромами. Во время одного из погромов родители Алэна были убиты.
Мальчик, видевший изуродованные трупы своих родителей и то, как начальство имперского гарнизона замяло очередной “инцидент”, стал ходить в тайную школу. В этой школе учили, как превратить гравитолет в смертельный снаряд или в бомбу с часовым механизмом; как переделать космический тихоход – корабль-рудовоз – в быстрый трансзвездный аппарат; как из обычной стальной трубы соорудить миномет и как – едва ли не самый важный урок! – в массе трусливых обывателей организовывать многочисленные разветвленные ячейки тайного общества.
Мало-помалу движение сопротивления разрасталось, к нему подключались таанские колонисты на все новых планетах. Их выступления всякий раз официально осуждались далекими таанскими властями, которые втайне старались оказывать колонистам моральную поддержку и снабжали их немаркированным оружием, происхождение которого при провале было невозможно установить. Имперские поселенцы вкупе с “миротворческими” имперскими отрядами жестоко расправлялись с непокорными, но это лишь укрепляло решимость таанцев бороться до конца.
Алэн со временем возглавил таанское движение сопротивления. Через пятьдесят лет после того, как мальчик увидел трупы своих родителей среди руин родного дома, он стал лидером Освободительного Движения Окраинных Планет.
Как представителя мощного вооруженного объединения, борющегося против Империи, Алэна пригласили посетить родину. Посещение планет родного – и в политическом, и в идеологическом отношении – Таанского Союза разбило сердце Алэна. В случае успеха движения сопротивления именно Таанский Союз должен был объединить все окраинные системы для решительной борьбы с Империей. Однако на родине своих предков, куда он сам попал впервые, Алэн увидел совсем не то, что ожидал увидеть.
Прежде всего его повергло в уныние, что само правительство поощряет демографический взрыв. Ему не пришлись по нраву многие традиции в общественной жизни. Но главной причиной его разочарования стало отчетливое классовое деление таанцев, наличие непреодолимых барьеров. Выходец из колонии, где существовало стихийное равенство, где человека ценили только за способности и никому не был заказан путь на самый верх общества, Алэн был воспитан на понятии равенства возможностей. Умом он понимал, что классовая стратификация отнюдь не в традициях культуры таанского общества, возникшего когда-то из демократичных переселенцев из Империи. Однако у него гвоздем засело в голове впечатление, что все таанцы довольны своим положением, принимают его безропотно: солдаты и не мечтают стать вровень с аристократией, представители низшего сословия – крестьяне и рабочие – не рвутся в купеческое сословие и так далее.
В сущности, это был классический конфликт представителя все еще развивающейся культуры с обществом устоявшимся, с обществом пусть и прекрасных, но застывших форм.
Такова была первая причина, почему Алэн вдруг сломался. Второй причиной стало то, что во время празднования Дня Империи Алэн не столько умом, сколько всем своим нутром ощутил несложную истину, которую прежде упрямо не пускал в свое сознание: захоти того Вечный Император всерьез, и все революционное движение будет уничтожено в мгновение ока – просто истребят таанских колонистов всех до единого, чтобы ненароком не оставить на развод ни одного революционера.
Шесть месяцев назад Алэн начал совершенно секретные переговоры с временным послом Империи. Сперва он намеревался обсудить возможности перемирия с Империей и с теми из окраинных миров, которые она поддерживала. Однако на протяжении этих месяцев концепция перемирия в его сознании значительно изменилась.
Сегодня вечером он намеревался изложить специальному уполномоченному Императора окончательный вариант своей новой программы. Не просто прекращение террористических актов и вооруженного сопротивления, а постепенное официальное признание его народа – таанских колонистов – и легитимизация Движения, возглавляемого Алэном. Приграничные миры следует признать независимой буферной зоной между Таанским Союзом и Империей.
До сих пор Алэн обсуждал проект перемирия лишь со старыми товарищами по борьбе и горсткой доверенных советников. Но Таанская разведка могла без особого труда проведать о его планах, объявить Алэна контрреволюционером и получить добро на его физическое уничтожение.
Смерть лидера окажется на руку и многим из его давних врагов из имперского лагеря. Алэн смерти не боялся – пятьдесят лет партизанской жизни вытравили из души страх погибнуть. Но его приводила в ужас мысль, что он может быть убит до того, как изложит свой план Императору.
Подготовка к встрече прошла тщательно и в строжайшей тайне. Алэна снабдили фальшивыми документами, на что было дано добро на самом высоком уровне, и он прибыл на Прайм-Уорлд в качестве одного из бесчисленных туристов, которые прилетали посмотреть на торжества, посвященные Дню Империи, и поглазеть на диковинную жизнь планеты, где находится двор Императора Тысячи Солнц.
На всем протяжении празднеств в связи с Днем Империи Алэну несколько раз передавали инструкции касательно предстоящей встречи, но делалось это так искусно, что он мог только догадываться, когда и как бумажки попадали в его карман.
Теперь он был относительно спокоен по поводу встречи с представителем Императора, которая должна была состояться в космопортовской забегаловке. Возможно, в более или менее отдаленном будущем этот контакт с представителем Императора окажется смертным приговором для Алэна. Но в данный момент сам Император должен был опасаться, как бы кто не прознал, что его представитель общается с террористом – и не просто террористом, а с человеком, на которого коммандос из отряда Богомолов дважды устраивали охоту и оба раза безуспешно.
Хвоста за ним не было.
Алэн легко взбежал по лестнице. Сжимая рукоять пистолета под курткой, он оглянулся еще раз и проверил, нет ли слежки. Затем он двинулся дальше по эстакаде из частых стальных прутьев. Эстакада была широкая, метров десять, и между прутьями далеко внизу проглядывала земля. По обеим сторонам эстакады на разных уровнях громоздились стальные конструкции – кубы, параллелепипеды, разнесенные на некоторое расстояние друг от друга. Там находились офисы и небольшие мастерские – сейчас пустые.
Единственным строением над эстакадой был бар, оно же было единственным освещенным зданием. Над красным фасадом с облицовкой под дерево мрачно помигивали яркие объемные буквы: “КО_ЕН_НТЕР”.
Алэн приближался к бару самым медленным шагом, стараясь держаться темной стороны эстакады. Но возле бара он не заметил ничего подозрительного. И, похоже, ни одной живой души поблизости.
Мужчина наблюдал за входом в бар “Ковенантер” с недостроенного второго этажа складского помещения, которое находилось наискосок от эстакады. Он старался держаться в простенке между окнами – на случай, если кто-нибудь обследует район с помощью реагирующего на тепло бинокля.
Уже в течение двух часов “взрывник” то просматривал чуть ли не каждый сантиметр эстакады через прибор ночного видения, то ругал последними словами чертов дождь и самого себя – что взялся за эту работу. И сидел он в засаде подобным образом уже три недели подряд: приходил через два часа после наступления сумерек, а покидал свой пост лишь после закрытия “Ковенантера”.
“Задницей я соображал, когда соглашался на эту мнимую халяву! ” – думал взрывник не в первый и не пятьсот первый раз. Вот наглядный пример, во что влипает человек, если он долго сидит без работы. Уголовная публика имеет на это особый нюх: они каким-то образом узнают, что профессионал на мели, и выползают из щелей, чтобы предложить дерьмовую работенку именно тогда, когда жизнь загнала тебя в угол и у нет иного выбора.
Взрывника звали Динсмен. Хотя он воображал себя профессиональным специалистом по взрывным работам, на самом деле он занимался далеко не тем, что предполагает этот термин. Динсмен был коренным жителем Прайм-Уорлда и презирал понаехавших лимитчиков. О выходцах из бедных районов исстари принято говорить: “родились не по ту сторону от железнодорожного полотна”. Так вот, Динсмен родился непонятно по какую сторону от железнодорожного полотна, потому что его старшие братья разобрали рельсы на ближайшем к родному дому участке и загнали их подпольному скупщику металлолома. Динсмен в то время был резвым и в целом очень сметливым пацаненком.
Если бы обстоятельства не складывались по-особенному, Динсмен пошел бы по дорожке, проторенной братьями и соседскими парнишками: начал бы с мелкого воровства, потом примкнул бы к шайке мелких бандитов, ежегодно представал бы перед судом и накопил бы столько судимостей, что в итоге его навсегда депортировали бы на планету-тюрьму.
Однако Динсмену, можно сказать, повезло. Счастье улыбнулось ему, когда в уличной пробке он высмотрел охраняемый грузовой гравитолет, выждал, пока охранник отвернется, выхватил из кузова один из ящиков и дал деру.
В ящиках были взрывпакеты для имперской гвардии. Взрывпакеты в полном комплекте – с таймерами, взрывателями и прочим плюс необходимые инструкции, как всем этим пользоваться. На кой все это сдалось мальчишке, который хотел загнать кому-нибудь краденый товар и заработать пару кредиток! Он сидел на крыше сарайчика и горестно глядел на ящик, ради которого пошел на Великий Риск – по крайней мере в его глазах это был самый настоящий подвиг. И в итоге – пшик.
Но Динсмен не зря был коренным праймуорлдцем, из тех, про которых говорят, что они способны продать ветры после сытного обеда, выдавая их за экспериментальную музыку. Прошло немного времени, и Динсмен – ценой трех оторванных пальцев, пару раз наделав в штаны от страха и будучи вышвырнут из дома разъяренными родителями – стал настоящим специалистом по взрывчатым веществам. И мог доказать это любому сомневающемуся.
Таким образом, Динсмен приобрел верный кусок хлеба: занялся древней и почтенной профессией, примкнул к тем благородным душам, которые поворотом взрывателя превращали неудачные инвестиции, здания-развалюшки, космические корабли, ненужный инвентарь и т. п. в живые деньги, выплачиваемые страховыми компаниями. Клиентов у него было хоть отбавляй. На беду, самым солидным из клиентов оказался переодетый офицер имперской полиции.
Короче, так оно и пошло – оттрубив очередной срок, Динсмен снова принимался за свое ремесло сверх-стремительной разборки надежно застрахованных строений и вещей.
С его опытом и природным чутьем было просто преступлением не заметить, что с нынешней халявой что-то не в порядке. Во-первых, наниматель был чересчур лощеным и безмятежно уверенным в себе и ничуть не напоминал заматерелого уголовника. И о Динсмену этот хлыщ знал на диво много – вплоть до того фактика, что Динсмен подзадержался на шесть циклов с выплатой карточного долга и тот, кому он задолжал, подумывал, не будет ли Динсмен выглядеть элегантнее, если его укоротить на голову.
Не будь Динсмен на мели, он бы послал хлыща с его работенкой куда подальше – за ним ходила слава человека, который имеет достаточно силы воли, чтобы выйти из игры в кости даже тогда, когда игра идет его собственными кубиками, в которых он упрятал кусочки свинца.
Седовласый хлыщ сказал, что работка не бей лежачего. Надо установить бомбу в баре “Ковенантер”. Не просто бомбу, которая сделает громкий бабах и разнесет все на свете, а умную штуковину, у которой будет сложное задание. Затем Динсмену предстояло дождаться, пока в бар зайдет определенный человек. После чего следовало выждать строго заданное число секунд и нажать кнопку.
Только после этого Динсмену выдадут вторую часть его гонорара, плюс фальшивое удостоверение личности и билет на космический корабль, чтобы убраться подальше из Прайм-Уорлда.
Динсмен снова осыпал проклятиями самого себя – чертов гонорар был слишком высок. Не менее подозрительным было и чрезвычайно дорогое оборудование, которое ему вручили: прибор ночного видения, спортивный секундомер самой дорогой марки, самая современная модель параболического микрофона с наушниками для прослушивания разговоров на большом расстоянии и опять-таки самый модерновый передатчик, с помощью которого предстояло взорвать детонатор.
До Динсмена мало-помалу доходило, что он сейчас как мелкая рыбешка, попавшая в бассейн с акулами. Но тут появился мужчина, который медленно шел по эстакаде в сторону “Ковенантера”.
Динсмен внимательно изучал идущего мужчину. Ну-ка, ну-ка! За последний час это первый человек, который направляется в бар. Одет с иголочки. Зажав в одной руке бинокль, Динсмен надел другой наушники и направил параболический микрофон в нужном направлении.
Алэн дошел до самого входа в “Ковенантер” и остановился. Из мрака навстречу ему вышел другой мужчина – Крейгвел, опытный дипломат, специальный уполномоченный Императора по улаживанию конфликтов. Он был выряжен в спецовку космоинженера и держал руки перед собой, показывая, что безоружен.
– Инженер Рашид? – спросил Алэн.
– Да, я использую именно это имя.
Наискосок от них, на втором этаже недостроенного склада, Динсмен чуть было не пустился в пляс от радости. Наконец-то! После трехнедельных бдений! Наконец-то они явились! Он сорвал с себя наушники, включил радио-детонатор и взял в руку секундомер.
В то же мгновение, когда мужчины переступили через порог бара, Динсмен нажал кнопку таймера и отсчет секунд начался.
Глава 6
Десять секунд.
Яниз Керлех, будучи совладелицей бара, выполняла в нем роли и повара, и барменши, и старшей официантки. Да и сам бар был ее творческим произведением.
Яниз отнюдь не назовешь обманутой деревенской простушкой из бедной семьи, которую жизнь заставила от стыда податься на большую планету, хотя она родилась и выросла на планете фермеров. Пятнадцать лет наблюдения за тем, как ее родители, занимавшиеся рубкой леса и обработкой древесины, от зари до зари рубят и пилят, рубят и пилят, заставили ее всерьез задуматься, как бы улизнуть из этого замкнутого круга изнурительной работы. Случай удрать явился в лице странствующего продавца, который сбывал дрессированных слонов, обученных перетаскивать древесные стволы.
Продавец слонов увез Яниз в ближайший городок. Девушке понадобилось всего лишь двадцать минут, чтобы сообразить, какая профессия там самая прибыльная, найти нужный оживленный угол и снять своего первого клиента.
Профессия девушки для утех ей ни секунды не нравилась – хотя бы потому, что она никак не могла понять, отчего большинству мужиков, которые отправляются на поиски платных приключений, никогда не приходит в голову предварительно почистить зубы. Но эта работенка была все же веселей, чем перспектива всю жизнь подбирать дерьмо за слонами и с тревогой заглядывать им в зад – как бы у них не случилось геморроя, который помешает как следует работать хоботами. Мало-помалу, подвизаясь в качестве ночной бабочки, Яниз поднакопила столько деньжат, что смогла передислоцироваться в Прайм-Уорлд.
К се жесточайшему разочарованию, Прайм-Уорлд оказался не тем благословенным раем, где проливается золотой дождь – успевай только ноги расставлять. Профессиональных шлюх на планете-столице было видимо-невидимо. Хуже того, не было проходу от шлюх-любительниц, которые готовы отдаться за что попало – скажем, за такую сущую нелепицу, как возможность быть представленной при императорском дворе.
Таким образом, Яниз Керлех переживала не лучшие времена, когда ей повстречался человек по имени Рашид, то чинивший космические корабли в доках, то летавший на них главным инженером. Проведя ночь-другую вместе, они обнаружили в своих характерах что-то общее и стали встречаться в других положениях, кроме горизонтального.
Говорят, что в постели языки развязываются. В моменты интимной откровенности Яниз Керлех взахлеб говорила о своей давней – двадцатилетней! – мечте. Она мечтала открыть собственный бар. Даже набрасывала на бумаге план заведения. Более того, вылепила из пластилина маленькую модель своего будущего бара и неоднократно восстанавливала ее, раздавленную офицерским сапогом во время очередного налета полиции нравов.
По прошествии года совместной жизни, когда сексуальные отношения, утратив прелесть новизны, стали способом дружеского общения, Рашид сумел не просто изумить ее, а вызвать у нее самый настоящий столбняк. Он протянул ей как-то банковский чек и сказал:
– Ты, кажется, мечтала о своем баре? Вот, возьми. Мы будем равноправными партнерами.
Рашид выдвинул единственное предварительное условие: одна кабинка – он предложил назвать ее кабинкой “Ч” будет несколько отличаться от остальных: ее надлежит содержать в абсолютной чистоте.
Неизвестные люди в рабочих комбинезонах доставили и установили новейшие охранные электронные системы против подслушивания. Конструкция кабинки делала ее звуконепроницаемой; даже громкую беседу не было слышно в метре от столика. Специальные охранники раз в неделю перепроверяли всю электронную начинку кабинки “Ч”.
Рашид сказал подружке, что хочет использовать особую кабинку для организации разного рода встреч. Никто не смел ее занимать, кроме самого Рашида, а в его отсутствие – кроме людей, которые называли его имя и особый пароль.
Яниз прекрасно сознавала, что корабельный инженер, даже главный, зарабатывает отнюдь не столько, чтобы потакать капризам своей подружки, бывшей проститутки высокого класса. Она догадалась, что Рашид прирабатывает чем-то не очень законным. Возможно, контрабандой. Или... а впрочем, какое ей до этого дело?
“Ковенантер” оказался заведением прибыльным – докеры и летный состав полюбили это тихое местечко, где можно было спокойно потолковать, а если вечерок становился интересней и кому-то припадала охота разбить чужой нос, то хозяйке и в голову не приходило вызывать наряд полиции, чтобы утихомирить забияк. До общих свалок не доходило, а с буянами справлялись сами посетители. Здесь же можно было подцепить девочек самых экзотических цветов кожи, причем без риска подцепить от них что-нибудь экзотическое.
Рашид объявлялся от силы пару раз за весь прайм-уорлдский год, остальное время где-то пропадал, а где – о том помалкивал. Яниз пыталась вычислить, на какой именно посудине он сейчас летает, внимательно вчитываясь в колонки сообщений о передвижении кораблей, приписанных к соуардскому порту. Но ей никогда не удавалось связать имя своего дружка с каким-то космическим кораблем или конкретной транспортной линией. Да и раскусить, какого рода у него “друзья”, она тоже не могла: кого только не было среди типов, беседующих в кабинке “Ч”, – от элегантных богачей до явных уголовников в обносках.
Вот почему, когда двое мужчин, Алэн и Крейгвел, попросили обслужить их именно в кабинке “Ч”, хотя в баре были свободны все столики, она нисколько не удивилась и спросила их об одном: что господа будут пить?
Двадцать две секунды.
Несколько недель назад Динсмен тайно проник в бар и приладил в нужном месте бомбу; тогда же он с секундомером рассчитал время взрыва. Итак, нужный человек заходит в бар. Это десять секунд. Оглядывается. Еще пять секунд. Идет к стойке бара. Семь с половиной секунд. Делает заказ. На все ушла минута. Вот он берет стакан и направляется к кабинке “Ч”. Взрывник набросил немного времени на возможную очередь у стойки, если в баре вдруг окажется много посетителей. Поздним вечером в заведении никогда небывало много посетителей, но Динсмен на всякий случай накинул целых две минуты, чтобы не попасть впросак.
Алэн окинул взглядом батарею разных бутылок со спиртным и выбрал самый слабый напиток.
– Синтхэлк, – сказал он. – С водой. В высоком стакане. Льда добавьте по своему усмотрению.
Крейгвел, профессиональный дипломат, заказал то же. Следующие его слова обрекли обоих собеседников на смерть. А сказаны они были лишь для того, чтобы установить приятельскую атмосферу перед серьезными переговорами.
– Вы пробовали когда-нибудь метаксу?
– Нет, – ответил Алэн.
– В такой вечер этот напиток самый подходящий.
– Без наркотика? – подозрительно спросил Алэн.
– Чистый алкоголь, – сказал Крейгвел и шутливо добавил: – Хорош и для приема внутрь, и для чистки одежды.
Яниз налила им по стаканчику, а затем занялась приготовлением двух порций синтхэлка. Мужчины роковым образом задержались у стойки вместо того, чтобы сразу идти в кабинку “Ч”.
Алэн поднял свой стаканчик:
– За мир!
Крейгвел искренне кивнул и осушил свою порцию метаксы.
Время истекло. Таймер зажужжал, и Динсмен нажал кнопку радиодетонации.
Мощное взрывчатое устройство, обложенное металлическими шариками, сработало. Двое мужчин и женщина погибли мгновенно, разорванные в клочья. Динсмен слегка переборщил с зарядом, и взрыв разворотил даже стену за стойкой бара.
Не глядя на руины, Динсмен побросал все свое оборудование в чемоданчик и побежал в дальний конец склада. Там он вылез из окна и проворно спустился по веревочной лестнице на землю. Нажал кнопку, крепление лестницы отстрелилось; лестница упала ему в руки и была немедленно спрятана в том же чемоданчике. Стараясь не выходить на освещенные участки улицы, Динсмен заторопился прочь, чтобы побыстрее спрятаться в своем любимом укромном местечке – в сердце прайм-уорлдского гетто, где проживали представители негуманоидных рас.
В ушах у него еще звенело от взрыва, и он не слышал стука башмаков с металлическими набойками по стальной решетке эстакады. Кто-то мчался в сторону руин того, что только что было баром под названием “Ковенантер”.
За несколько мгновений до взрыва сержант Армус пытался смягчить оскорбленные чувства своего товарища из взвода спецназа. В секторе царило спокойствие, и их дежурства проходили настолько нудно, что казались своего рода дисциплинарным наказанием. А ведь они, как-никак, принадлежали к элитным частям спецназа. Предполагалось, что их будут посылать в районы повышенной криминогенной опасности, чтобы они наводили там порядок и передавали очищенный сектор обычным полицейским патрулям.
Яниз Керлех, будучи совладелицей бара, выполняла в нем роли и повара, и барменши, и старшей официантки. Да и сам бар был ее творческим произведением.
Яниз отнюдь не назовешь обманутой деревенской простушкой из бедной семьи, которую жизнь заставила от стыда податься на большую планету, хотя она родилась и выросла на планете фермеров. Пятнадцать лет наблюдения за тем, как ее родители, занимавшиеся рубкой леса и обработкой древесины, от зари до зари рубят и пилят, рубят и пилят, заставили ее всерьез задуматься, как бы улизнуть из этого замкнутого круга изнурительной работы. Случай удрать явился в лице странствующего продавца, который сбывал дрессированных слонов, обученных перетаскивать древесные стволы.
Продавец слонов увез Яниз в ближайший городок. Девушке понадобилось всего лишь двадцать минут, чтобы сообразить, какая профессия там самая прибыльная, найти нужный оживленный угол и снять своего первого клиента.
Профессия девушки для утех ей ни секунды не нравилась – хотя бы потому, что она никак не могла понять, отчего большинству мужиков, которые отправляются на поиски платных приключений, никогда не приходит в голову предварительно почистить зубы. Но эта работенка была все же веселей, чем перспектива всю жизнь подбирать дерьмо за слонами и с тревогой заглядывать им в зад – как бы у них не случилось геморроя, который помешает как следует работать хоботами. Мало-помалу, подвизаясь в качестве ночной бабочки, Яниз поднакопила столько деньжат, что смогла передислоцироваться в Прайм-Уорлд.
К се жесточайшему разочарованию, Прайм-Уорлд оказался не тем благословенным раем, где проливается золотой дождь – успевай только ноги расставлять. Профессиональных шлюх на планете-столице было видимо-невидимо. Хуже того, не было проходу от шлюх-любительниц, которые готовы отдаться за что попало – скажем, за такую сущую нелепицу, как возможность быть представленной при императорском дворе.
Таким образом, Яниз Керлех переживала не лучшие времена, когда ей повстречался человек по имени Рашид, то чинивший космические корабли в доках, то летавший на них главным инженером. Проведя ночь-другую вместе, они обнаружили в своих характерах что-то общее и стали встречаться в других положениях, кроме горизонтального.
Говорят, что в постели языки развязываются. В моменты интимной откровенности Яниз Керлех взахлеб говорила о своей давней – двадцатилетней! – мечте. Она мечтала открыть собственный бар. Даже набрасывала на бумаге план заведения. Более того, вылепила из пластилина маленькую модель своего будущего бара и неоднократно восстанавливала ее, раздавленную офицерским сапогом во время очередного налета полиции нравов.
По прошествии года совместной жизни, когда сексуальные отношения, утратив прелесть новизны, стали способом дружеского общения, Рашид сумел не просто изумить ее, а вызвать у нее самый настоящий столбняк. Он протянул ей как-то банковский чек и сказал:
– Ты, кажется, мечтала о своем баре? Вот, возьми. Мы будем равноправными партнерами.
Рашид выдвинул единственное предварительное условие: одна кабинка – он предложил назвать ее кабинкой “Ч” будет несколько отличаться от остальных: ее надлежит содержать в абсолютной чистоте.
Неизвестные люди в рабочих комбинезонах доставили и установили новейшие охранные электронные системы против подслушивания. Конструкция кабинки делала ее звуконепроницаемой; даже громкую беседу не было слышно в метре от столика. Специальные охранники раз в неделю перепроверяли всю электронную начинку кабинки “Ч”.
Рашид сказал подружке, что хочет использовать особую кабинку для организации разного рода встреч. Никто не смел ее занимать, кроме самого Рашида, а в его отсутствие – кроме людей, которые называли его имя и особый пароль.
Яниз прекрасно сознавала, что корабельный инженер, даже главный, зарабатывает отнюдь не столько, чтобы потакать капризам своей подружки, бывшей проститутки высокого класса. Она догадалась, что Рашид прирабатывает чем-то не очень законным. Возможно, контрабандой. Или... а впрочем, какое ей до этого дело?
“Ковенантер” оказался заведением прибыльным – докеры и летный состав полюбили это тихое местечко, где можно было спокойно потолковать, а если вечерок становился интересней и кому-то припадала охота разбить чужой нос, то хозяйке и в голову не приходило вызывать наряд полиции, чтобы утихомирить забияк. До общих свалок не доходило, а с буянами справлялись сами посетители. Здесь же можно было подцепить девочек самых экзотических цветов кожи, причем без риска подцепить от них что-нибудь экзотическое.
Рашид объявлялся от силы пару раз за весь прайм-уорлдский год, остальное время где-то пропадал, а где – о том помалкивал. Яниз пыталась вычислить, на какой именно посудине он сейчас летает, внимательно вчитываясь в колонки сообщений о передвижении кораблей, приписанных к соуардскому порту. Но ей никогда не удавалось связать имя своего дружка с каким-то космическим кораблем или конкретной транспортной линией. Да и раскусить, какого рода у него “друзья”, она тоже не могла: кого только не было среди типов, беседующих в кабинке “Ч”, – от элегантных богачей до явных уголовников в обносках.
Вот почему, когда двое мужчин, Алэн и Крейгвел, попросили обслужить их именно в кабинке “Ч”, хотя в баре были свободны все столики, она нисколько не удивилась и спросила их об одном: что господа будут пить?
Двадцать две секунды.
Несколько недель назад Динсмен тайно проник в бар и приладил в нужном месте бомбу; тогда же он с секундомером рассчитал время взрыва. Итак, нужный человек заходит в бар. Это десять секунд. Оглядывается. Еще пять секунд. Идет к стойке бара. Семь с половиной секунд. Делает заказ. На все ушла минута. Вот он берет стакан и направляется к кабинке “Ч”. Взрывник набросил немного времени на возможную очередь у стойки, если в баре вдруг окажется много посетителей. Поздним вечером в заведении никогда небывало много посетителей, но Динсмен на всякий случай накинул целых две минуты, чтобы не попасть впросак.
Алэн окинул взглядом батарею разных бутылок со спиртным и выбрал самый слабый напиток.
– Синтхэлк, – сказал он. – С водой. В высоком стакане. Льда добавьте по своему усмотрению.
Крейгвел, профессиональный дипломат, заказал то же. Следующие его слова обрекли обоих собеседников на смерть. А сказаны они были лишь для того, чтобы установить приятельскую атмосферу перед серьезными переговорами.
– Вы пробовали когда-нибудь метаксу?
– Нет, – ответил Алэн.
– В такой вечер этот напиток самый подходящий.
– Без наркотика? – подозрительно спросил Алэн.
– Чистый алкоголь, – сказал Крейгвел и шутливо добавил: – Хорош и для приема внутрь, и для чистки одежды.
Яниз налила им по стаканчику, а затем занялась приготовлением двух порций синтхэлка. Мужчины роковым образом задержались у стойки вместо того, чтобы сразу идти в кабинку “Ч”.
Алэн поднял свой стаканчик:
– За мир!
Крейгвел искренне кивнул и осушил свою порцию метаксы.
Время истекло. Таймер зажужжал, и Динсмен нажал кнопку радиодетонации.
Мощное взрывчатое устройство, обложенное металлическими шариками, сработало. Двое мужчин и женщина погибли мгновенно, разорванные в клочья. Динсмен слегка переборщил с зарядом, и взрыв разворотил даже стену за стойкой бара.
Не глядя на руины, Динсмен побросал все свое оборудование в чемоданчик и побежал в дальний конец склада. Там он вылез из окна и проворно спустился по веревочной лестнице на землю. Нажал кнопку, крепление лестницы отстрелилось; лестница упала ему в руки и была немедленно спрятана в том же чемоданчике. Стараясь не выходить на освещенные участки улицы, Динсмен заторопился прочь, чтобы побыстрее спрятаться в своем любимом укромном местечке – в сердце прайм-уорлдского гетто, где проживали представители негуманоидных рас.
В ушах у него еще звенело от взрыва, и он не слышал стука башмаков с металлическими набойками по стальной решетке эстакады. Кто-то мчался в сторону руин того, что только что было баром под названием “Ковенантер”.
За несколько мгновений до взрыва сержант Армус пытался смягчить оскорбленные чувства своего товарища из взвода спецназа. В секторе царило спокойствие, и их дежурства проходили настолько нудно, что казались своего рода дисциплинарным наказанием. А ведь они, как-никак, принадлежали к элитным частям спецназа. Предполагалось, что их будут посылать в районы повышенной криминогенной опасности, чтобы они наводили там порядок и передавали очищенный сектор обычным полицейским патрулям.