Лоренс какую-то долю секунды помедлил, прежде чем беспечно бросить:
   — Меньшего я от вас не ожидал. Ваш дед достойно вас воспитал. Надеюсь, вы не будете разочарованы, но мои предки были довольно скучными людьми — один сменял другого без особого шума и скандалов, не говоря уже о предательстве. Разумеется, всякое бывало, но до трагедий дело не дошло. И все же я ценю вашу клятву. А теперь, дорогая, мужественная Энди, успокойтесь. Надеюсь, ваш новый дом и люди, которых вы скоро встретите, помогут уменьшить скорбь. Но знаете, дорогая, грусть тоже важна для души. Когда-нибудь вы сумеете вспоминать о дедушке без горечи и слез, и эти воспоминания утешат вас и даже иногда заставят улыбнуться или рассмеяться, когда на ум придет что-то забавное. И если вам потребуется поплакать на чьем-то плече, я всегда буду рядом.
   — Господь дал вам прекрасную душу, сэр, — прошептала я, шмыгая носом, и поспешно высморкалась в протянутый платок. — В моей семье, признаюсь, есть скелеты, и ни один не покрыт романтическим флером.
   — Что же, можно вдвоем сочинить превосходную, вызывающую дрожь и зубовный скрежет сказку, чтобы развлекать гостей долгими зимними вечерами.
   — Следует поспешить, зима уже на носу.
   — Я освежу в памяти мою историю, чтобы вытащить на свет Божий наиболее омерзительного героя.
   Он проводил меня до спальни, улыбнулся и нежно погладил меня по щеке:
   — Приятных снов, дражайшая Энди.
   Я смотрела ему вслед, пока он шел по тускло освещенному коридору. Перед тем как открыть дверь в свою комнату, он махнул мне рукой. Интересно, где спит его камердинер? Лично мне не хотелось бы, чтобы Флинт ночевал где-то поблизости.
   Я вошла к себе, встреченная деликатным посапыванием мисс Крислок и громким храпом Джорджа. И тут я вспомнила о ростбифе для Джорджа, забытом на столе. Представив восторг моего любимца при виде лакомых кусочков, я взяла свечу и направилась назад. Возможно, грудастая Бетти еще не успела убрать со стола.
   — Она слишком молода.
   Я замерла с протянутой рукой, так и не повернув ручку двери. Кто этот мужчина? Я не узнаю голос. В гостиной, где мы обедали, кто-то есть! С кем беседует незнакомец?
   — Ни одна женщина не бывает слишком молодой, — ответил Лоренс, и его слова потрясли меня. Разумеется, я молода. Но в голосе звучало столько презрения, что я невольно нахмурилась. Каким образом он успел так быстро оказаться внизу? — Посмотрим, — продолжал муж. — Поезжай вперед. Мы прибудем в Девбридж-Мэнор послезавтра к ужину, если погода удержится. Все идет по плану. Не волнуйся.
   Забыв о ростбифе, я взлетела по ступенькам. С кем он говорил? Зачем? Может, это поверенный? Ничего, я не забуду этот голос и узнаю при встрече.
   Юной здоровой девушке, утолившей голод, легко погрузиться в забытье, что я и сделала. И проспала ночь напролет. Даже храп Джорджа над самым ухом мне не мешал.
   Бетти постучала в дверь ровно в семь утра. Мисс Крислок тряхнула меня за плечо:
   — Энди, дорогая, пора вставать. Если я немедленно не поведу Джорджа на прогулку, боюсь, может произойти неприятность.
   — Бедняга Джордж, он так и не получил своего ростбифа!
   — Не нужен ему никакой ростбиф. Немедленно отведу его вниз, а ты пока прими ванну, Энди. Я скоро вернусь.
   — Спасибо, Милли. Я в долгу у тебя, как и мой прелестный милый Джордж.
   В эту минуту я была готова убить ради нее любого. Как и ради мужа. Оставалось молиться, чтобы ни у мисс Крислок, ни у Лоренса не появилось смертельных врагов, иначе болтаться мне на виселице!
   После легкого завтрака мы вышли из гостиницы в серый ноябрьский денек. Джордж зарычал. Я поцеловала его в голову.
   — Джордж, никто не виноват в том, что погода такая сырая. Но все-таки это лучше городского смога. Не жалуйся.
   Лоренс позволил Джорджу почти всю дорогу ехать с нами в карете. Мой пес, которого никак не назовешь глупым, лизнул его руку.
   — У тебя ни капли стыда, — упрекнула я.
   Муж улыбнулся.
   Время летело как на крыльях, и не успела я оглянуться, как сгустились сумерки. Мы провели ночь в гостинице «Висельник» в Коллингфорде.
   — Потерпите, остался всего день, — сообщил Лоренс, покидая меня у двери моей спальни. — Завтра к ужину будем дома.
   Именно это он говорил незнакомцу вчера вечером.
   — Завтра, — добавил он, вежливо переждав мой зевок, — я расскажу вам о Хьюго, моем единственном предке с довольно загадочными темными пятнами на репутации. Он даже оставил дневник в назидание следующим поколениям, в котором и поведал о своей одержимости проклятыми еретиками. Доброй ночи, Энди.
   На следующий день я узнала, что Хьюго Линдхерст, впоследствии виконт Линдхерст, получил титул графа Девбриджа в тысяча пятьсот восемьдесят четвертом году милостью доброй королевы Бесс.
   — Его дневник сохранился? — поинтересовалась я. — Вы не шутите?
   — Частично. Уцелевшие страницы хранятся под стеклом в старом зале. Я покажу вам. Он построил Девбридж-Мэнор и, став графом, несколько умерил пыл в отношении католиков. Перестал убивать их сотнями и ограничивался аутодафе для того несчастного католика, который случайно забредал в его владения. Он скончался в своей постели в возрасте семидесяти четырех лет и в окружении семерых детей.
   — Похоже, он настоящий злодей, Лоренс, и при этом ничуть не романтичен. Неужели у вас нет истории получше?
   Лоренс задумался.
   — После Хьюго, пожалуй, никого. Мы, как верные роялисты, процветали при Стюартах. К сожалению, это оказалось причиной нашего падения. Кромвель и его Круглоголовые взяли замок как раз в тот момент, когда Джеймс Линдхерст, тогдашний граф Девбридж, давал ужин в честь полка королевских драгун. Во время сражения здание было почти разрушено, от него остался только старый зал.
   — Джеймс Линдхерст? Звучит многообещающе. И что же с ним случилось?
   — Он последовал за королем на плаху. Должен признать, что ваши предки, сумевшие избежать открытой стычки с Кромвелем, оказались куда умнее моих. К счастью для рода Девбриджей, Стюарты скоро вернулись на престол, и с того дня мы процветали. Мои ближайшие предки сумели угодить их германским величествам[3] и были щедро за это вознаграждены.
   — А когда был восстановлен ваш дом, Лоренс?
   — Как я уже говорил, старый зал относится по времени к династии Тюдоров. С тех пор каждый Девбридж делал к нему пристройки согласно своим понятиям о моде и архитектуре и своим художественным склонностям, поэтому теперь он и представляет собой самое невероятное смешение архитектурных стилей.
   — Совсем как Дирфилд-Холл, — рассмеялась я. — Мне впервые довелось там побывать в десять лет. Никогда не забуду, как заблудилась в лабиринте комнат.
   — У вас уйдет немало времени на то, чтобы безошибочно находить дорогу в Девбридже. Но я закрыл северное крыло, так что на вашу долю останется меньше темных сырых коридоров.
 
   Я всегда любила Йоркшир. Сразу понимаешь, что попала в совершенно своеобразную часть Англии, особенно когда оказываешься среди бесконечных, тянущихся до самого горизонта болот. Земли моего мужа раскинулись милях в двадцати от Йорка, одного из моих любимых городов. С полчаса карета катила среди высоких зеленых холмов, увенчанных густыми дубовыми рощами. К тому же Девбридж-Мэнор находился всего в пятнадцати милях от Дирфилд-Холла, так что я всем сердцем ощущала, что возвращаюсь домой. Вот только дедушки там больше никогда не будет.
   За последним поворотом невероятно длинной подъездной аллеи открылся Девбридж-Мэнор в кровавых отблесках заходящего солнца. Как и объяснил муж, трудно было определить стиль, в котором построено здание, но общее впечатление было поистине великолепным, и трудно сказать, что прекраснее: одинокая зубчатая башня или изящные арочные проемы.
   Я немедленно влюбилась в свой новый дом, еще до того, как карета остановилась у массивных дверей. Они тут же распахнулись, и на пороге появился Моисей. Я до самого смертного часа готова клясться, что библейский Моисей выглядел куда менее внушительно, чем Брантли, дворецкий Девбриджей, с его вьющимися серебряными волосами, в простой черной ливрее, с глазами, разумеется, горевшими пророческим светом.
   Он щелкнул пальцами, и откуда-то как по волшебству возникли два лакея в темно-синих с белым ливреях. Один открыл дверцу экипажа, другой подставил мне под ноги скамеечку.
   — Брантли, — окликнул Лоренс, — это ваша новая хозяйка.
   Я ожидала, что с уст Брантли сорвется какая-нибудь заповедь, но когда он заговорил, холмы остались неподвижны, а кусты не занялись пламенем. Зато голос оказался бархатистым и густым, как хорошее бренди.
   — Добро пожаловать, милорд, миледи. Вся семья собралась и ждет вас.
   Мы вошли в древний мрачный холл, и в ноздри ударил легкий запах лимонного воска и гниения. Брантли открыл массивные двери орехового дерева, раскинул руки и объявил:
   — Граф и графиня Девбридж.
   Гостиная оказалась длинной, узкой, со сводчатыми потолками, с тяжелой мебелью красного дерева и бордовыми шторами. На полу лежали три прекрасных турецких ковра, между которыми темной патиной поблескивали плашки паркета. В больших затейливых канделябрах, расставленных по всей комнате, горело не менее пятидесяти свечей. Три человека, вставшие при нашем появлении, внимательно рассматривали меня и Лоренса. При этом они не выглядели особенно счастливыми. Скорее наоборот.

Глава 6

   — Прямо логово чудища, — прошептал муж и, усмехнувшись, стиснул мою руку. Я попыталась рассмеяться, но это оказалось слишком трудно. Все же мне удалось взять себя в руки и восстановить дыхание. Родственники мужа не сдвинулись с места, продолжая пронзать меня взглядами. Я откашлялась, шагнула вперед и застыла. Нет, это просто невозможно. Это не может быть он, просто не может!
   Значит, может. Мужчина выступил из тени у камина. Джон. Тот Джон, которого обожал Джордж, Джон, которого я встречала трижды. Джон, который мечтал познакомиться со мной.
   Племянник и наследник моего мужа. Угрюмый тип, не ладивший с Лоренсом. Тот самый, что вернулся с войны. Чтобы остаться навсегда.
   Теперь он и мой племянник.
   Тут я решила, что всем сердцем ненавижу совпадения.
   Внезапно за спиной раздался оглушительный лай Джорджа. Должно быть, он увидел Джона, узнал и вырвался из рук моей дорогой мисс Крислок. Я и не подозревала, что у него такое острое зрение.
   Джордж, по обыкновению бешено вращая хвостиком, с тявканьем налетел на Джона. Тот, смеясь, встал на колени и прижал моего любимца к себе. Джордж явно вознамерился облизать физиономию Джона, и того это отчего-то забавляло. Он безуспешно попытался увернуться от вездесущего, ужасно мокрого языка.
   — Что происходят, Джон? — медленно выговорил Лоренс. — Ты знаешь эту собаку?
   При звуках его голоса Джон поднял голову и сжал губы. Он сунул Джорджа под мышку, не прекращая чесать его за ухом и теребить хохолок.
   — Да, — кивнул он, не шевелясь, — ее зовут Джордж. Мы как-то встречались в Гайд-парке. Он был со своей хозяйкой. Но мы так и не познакомились.
   Лоренс повернулся ко мне:
   — Надеюсь, это не тот Джон, о котором вы говорили?
   Неужели он помнит? Мне все еще не верилось, что такие встречи возможны, хотя доказательство было прямо перед глазами. Вот он, улыбчивый незнакомец, ласкает ошалевшего от счастья Джорджа.
   — Именно тот. Я еще упоминала о том, что он настоящий волшебник во всем, что касается животных. Как видите, он похитил привязанность Джорджа.
   — Что же, — решил Лоренс, — это облегчает дело. Майор Джон Линдхерст, мой племянник и наследник. Джон, это Андреа Джеймсон Линдхерст, моя жена, графиня Девбридж. Она упоминала, что знает тебя, правда, только по имени.
   Джон продолжал гладить Джорджа. Пес в полном экстазе закатил глаза и еще теснее прижался головой к пальцам Джона.
   — И я ее знаю, дядя. Она — кузина Питера Уилтона. Однако я удивлен тем, что она помнит меня и даже рассказала о нашей встрече вам.
   Честно говоря, я разделяла его чувства. Все равно он слишком высок, даже на расстоянии в двадцать футов!
   — Все действительно так и было — граф заговорил о своем племяннике по имени Джон. Я подумала, что это совпадение.
   По его лицу было невозможно прочесть что-либо. Наконец он вымолвил, легонько потянув Джорджа за ухо:
   — Питер присутствовал на венчании? Как его здоровье?
   — Благодарю, с ним все в порядке. Он приезжал в Лондон всего на несколько дней и был вынужден вернуться в Париж.
   В конце концов какое ему дело, был Питер на свадьбе или нет! Но откладывать больше нельзя. Раз уж так получилось, лучше раз и навсегда покончить с ужасной неопределенностью.
   Я растянула губы в фальшивой сияющей улыбке:
   — Счастлива с вами познакомиться, Джон. Какая радость, что мы теперь родственники! Ведь отныне все симпатии моей собаки принадлежат вам. Джордж, да имей же хоть немного достоинства! Прекрати лизать его пальцы.
   Джон, к моей тихой радости, рассмеялся и опустил Джорджа на пол, но тот и с места не сдвинулся. Остался сидеть у ног Джона, повиливая хвостом и высунув язык. Олицетворение преданности!
   — Джордж, — снова позвала я, — довольно! Немедленно ко мне, твое место тут! Я твоя хозяйка, единственное существо в мире, на которое ты вправе рассчитывать во всем, что касается обеда. Не желаешь же ты голодать?!
   Джордж заскулил и, секунд десять пометавшись в нерешительности, потрусил ко мне.
   После этой сцены всякая неловкость улетучилась, и остальным уже было не до условностей.
   — Дорогая, это Томас и его жена Амелия, — представил Лоренс, едва я подняла Джорджа с пола. Я подошла к ним и протянула руку:
   — Как поживаете? Ваш дядя много о вас рассказывал. Рада познакомиться.
   Томас галантно поцеловал мои пальцы, а Амелия слегка коснулась ладони.
   — Для нас ваша свадьба оказалась совершеннейшей неожиданностью, мадам, — уведомила она. Красиво изогнутые черные брови изумленно взлетели не менее чем на целый дюйм.
   «Мадам?!»
   Я нацепила на физиономию подобающую случаю учтивую улыбку. Амелия была на добрых шесть дюймов выше и взирала на меня сверху вниз, надменно прищурившись. Мой голос так и сочился елеем, что вызвало бы подозрение у любого, самого наивного человека.
   — Зовите меня Энди. Даже Лоренс уже успел привыкнуть. Это гораздо проще, не находите?
   — Абсолютно с вами согласна.
   — Почему же наша свадьба стала сюрпризом? — допытывалась я, искоса поглядывая ни мужа.
   — Мы понятия не имели, что дядя Лоренс женится, пока вчера не прибыл посыльный с письмом, — пояснил Томас. — Кроме того, мы представляли вас пожилой дамой, рассчитывая обрести в вашем лице вторую мать, и не предполагали, что вы так молоды и прекрасны.
   — Полагаю, у меня еще будет время превратиться в пожилую даму и воспылать материнскими чувствами, Томас.
   — Что?! Вы уже ждете ребенка? — тихо и злобно прошипел Джон и, оттолкнувшись от каминной полки, шагнул к нам.
   Мой язык примерз к гортани.
   — Нет, Джон, — спокойно вмешался Лоренс, завладев моей рукой, — она хочет сказать, что когда-нибудь привыкнет к вам и станет считать родственниками.
   Я ничего не ответила, предоставив членам моей новой семьи возможность изучить меня. Интересно, что они видят перед собой, кроме миниатюрной девушки с вьющимися рыжевато-каштановыми волосами? Я не уродина, но вряд ли могу претендовать на звание красавицы. Конечно, у меня приятные голубые глаза — воплощение лета, как говорил дедушка, — но эта троица слишком далеко, чтобы восхититься ими. Кстати, почему Лоренс словом не обмолвился, что женится на мне? И что здесь происходит?
   — Дорогая, — спросил Лоренс у Амелии, — Брантли не сообщил, когда подадут ужин? У Энди прекрасный аппетит. Насколько я помню, ее желудок стал роптать еще в десяти милях от Девбриджа.
   В желудке у меня действительно урчало, но не слишком громко. Я одарила мужа солнечной улыбкой:
   — Возможно, пара запеченных фазанов, только с корочкой, вполне удовлетворят меня.
   Он чуть коснулся моей щеки, ласкающе провел пальцами до подбородка, и я оцепенела. Он, конечно, почувствовал, как я съежилась, хотя на самом деле я не дернулась, не отстранилась, нет, ничего подобного. Но поняла, что он все замечает. Его улыбка, однако, ничуть не померкла.
   — Сейчас позвоню Брантли и позабочусь о фазанах.
   — Спасибо, Лоренс.
   Он ничего такого не имел в виду. Просто демонстрировал симпатию. Пора привыкнуть к такого рода проявлению мужских эмоций. Все это ничего не значит. Он всего лишь хорошо ко мне относится.
   Амелия опустилась на резное кресло прошлого века из красного дерева с витыми подлокотниками и расправила шелковую темно-синюю юбку. Вероятно, она старше меня лет на пять, не больше. И прелестна, особенно волосы, черные, как сны грешника, как говаривал дед, стянутые в узел на макушке, откуда выбиваются кокетливые локоны.
   — Вы не ездите верхом, Амелия? — поинтересовалась я.
   Джордж залаял при виде направлявшегося к нам Джона и напрягся, пытаясь вырваться.
   — Почему вы так посчитали? Джон, не поощряй этого пса!
   — У вас такая белая кожа — должно быть, вы редко выходите на солнце. Вы похожи на богиню Диану, статую которой я когда-то видела в Британском музее. Джордж, если можно, прошу, соблюдай приличия.
   — Слишком бледная, я все время это твержу, — вставил Томас, положив жене руку на плечо. — Мертвенно-бледная, особенно зимой, а ведь холодов недолго ждать. Ненавижу смерть или что-либо с ней связанное. Видите ли, сам я довольно слабого сложения…
   — Терпеть не могу веснушки, — перебила Амелия. — Стоит солнечному лучу упасть на меня, как я покрываюсь веснушками.
   Она улыбнулась, и я с изумлением отметила, что на мраморных щеках появился легкий румянец.
   — Веснушки всегда напоминали мне о старческих родинках, — добавил Томас, — которые появляются как раз перед кончиной. Нет, я тоже не перевариваю веснушек. Амелия, дражайшая моя, я предпочитаю веснушкам мертвенно-белую кожу. Чем больше я думаю об этом, тем сильнее уверен, что обожаю твою белую плоть. Да, я могу считать себя счастливчиком.
   — Томас, что это за нытье о смерти? — выдавил Джон, недоуменно взиравший на брата. — Не вижу и малейшего признака болезни. Ты здоров как бык и переживешь всех нас.
   — Очень мило с твоей стороны, Джон, но тебя слишком давно не было дома. Откуда тебе знать, как трагически пошатнулось мое здоровье! Да только сегодня утром я раскашлялся. Представляешь, не было и половины восьмого, когда начался приступ — заболело глубоко в груди, и откашливалась мокрота! Я немедленно заподозрил воспаление легких. Хорошо еще, что Амелия была рядом! Она влила мне в горло настой и обернула вокруг шеи горячее полотенце. Благодаря моей заботливой малышке я избежал чего-то страшного, что вполне могло положить конец моему земному существованию. Да, я был, можно сказать, на краю… Похоже, Энди, этот пес не может обойтись без Джона.
   — Каждый день, даруемый Томасу Господом, — драгоценный дар, — объявил Лоренс с бесстрастным лицом, ни к кому персонально не обращаясь. Кажется, я различила саркастические нотки? Легкое благожелательное презрение? Нет, не уверена. Как и Джон, Лоренс предпочитал не выказывать эмоций. — Кстати, Джон, отойди или возьми эту злосчастную собаку. Он вот-вот устроит сцену.
   Я перевела взгляд на Джона и крепче прижала Джорджа к себе. Он не шевельнулся, только пристально уставился на Лоренса. Я принялась тихо напевать Джорджу одну из его любимых мелодий — о том, как пес поймал кролика и отгрыз ухо…
   — Что же, Джон, рад тебя видеть. На этот раз ты приехал навсегда?
   — По крайней мере я так считал, — медленно протянул он, взирая на этот раз то ли на меня, то ли на Джорджа.
   — А теперь ты передумал? И желаешь отправиться в мирный Париж?
   — Нет, вовсе не так.
   — Ужин подан, милорд.
   — Ах, Брантли, как раз вовремя. Дорогая, не хочешь ли куда-нибудь пристроить Джорджа?
   — Позвольте, я отнесу его Милли. Она попросит прислать ей поднос в комнату. Не так ли, Брантли?
   — Совершенно верно, миледи. Миссис Редбрист, наша экономка, позаботится о вашей мисс Крислок. Она велела передать, что будет счастлива познакомиться со всеми утром, когда отдохнет. Взять у вас собаку, миледи?
   — Захочешь ли ты довериться человеку, похожему на Моисея, который вызвался отнести тебя к мисс Крислок?
   Джордж потянулся к Брантли и обнюхал его длинные белые пальцы. Должна отдать должное Брантли: несмотря на библейскую внешность человека, готового сорок лет водить свой народ по пустыне, он обладал чувством юмора и немалой добротой. Вот и сейчас он осторожно поднес ладонь к мордочке Джорджа и позволил ему обнюхивать себя сколько угодно. Наконец Джордж фыркнул.
   — Превосходно, — заключила я, передавая песика дворецкому. — Благодарю вас, Брантли.
   — А теперь, дорогая, пора наполнить ваш опустевший желудок, — улыбнулся Лоренс.
   Мы ели в большой неуютной столовой, за столом, где легко могло поместиться не пять, а пятнадцать человек. Мне указали место на противоположном от мужа конце стола, на самом дне, как выражался дед. Лакей по имени Джаспер встал за стулом.
   Джон устроился в середине, между дядей и мной. Томас и Амелия уселись напротив. Именно в эту минуту я впервые присмотрелась к Томасу в ярком свете канделябров. И кажется, громко охнула. О Господи, я старалась не глазеть, но это оказалось слишком трудно. В жизни не видела мужчины красивее. Стройный, светловолосый, в отличие от брата и матери-испанки с точеными, поистине скульптурными чертами тонкого лица, столь безупречными, что сам Микеланджело почел бы за честь иметь такого натурщика. Его старший брат Джон выглядел опасным, зловещим, темным демоном, злобным, как бешеная собака. Томас казался настоящим ангелом, с его густыми, вьющимися, золотистыми волосами и голубыми глазами, почти такого же оттенка, как мои.
   Ослепителен. Другого слова не подберешь. Но тут я присмотрелась и увидела кое-что, спасавшее его от определения «слащавый херувимчик». Упрямый подбородок, к которому, однако, хотелось прикоснуться и смотреть, смотреть без конца на его владельца. Это нервировало, лишало самообладания. Случайно бросив взгляд на Джона, я заметила его приподнятые брови.
   — Простите, — выдохнула я, — не смогла сдержаться.
   — Как и большинство дам. Придется постараться.
   — Обязательно.
   Но тут вернулся Брантли, чтобы лично наблюдать за обеденным ритуалом, привычным, но куда более строгим, чем в доме деда. Мисс Крислок, вне всякого сомнения, была бы довольна столь безупречной церемонией. Именно ее стараниями в нашем доме кое-как соблюдались обеденные часы. Кроме того, она всегда настаивала, чтобы мы переодевались к столу, что обычно встречалось ворчанием и жалобами. Но мы уступали, видя, как это важно для нее.
   Оба лакея, Джаспер и Тимоти, бесшумно передвигались, повинуясь безмолвным указаниям дворецкого. Они были так вышколены, что даже притворялись, будто не слушают, как Лоренс беспечно рассуждает о погоде, о состоянии травы на восточном газоне, и даже когда он перешел к более животрепещущим темам — проклятым вигам, ввергающим порядочных людей в бесконечные беды, за что, по правде говоря, их следовало бы выстроить у стенки и расстрелять.
   И только когда Брантли взглядом велел лакеям удалиться в дальний конец комнаты и сам встал у закрытой двери, Лоренс обратился к Джону, как раз поднявшему вилку с кусочком индейки с каштанами:
   — Я думал, ты собираешься остаться в Девбридже. Есть ли хоть какая-то надежда, что ты действительно будешь жить здесь и наконец начнешь учиться управлять поместьем?
   Джон нахмурился, но не сказал ни слова, пока не прожевал кусочек. Наконец он откинулся на спинку стула, сложил руки на груди и объявил, отчетливо выговаривая каждое слово:
   — Вы только что женились на молодой даме, дядюшка. Очень молодой и здоровой на вид. Очевидно, в ближайшем будущем на свет появится наследник. Поэтому я не вижу причин вмешиваться в управление хозяйством. Вы воспитаете своего сына так, как сочтете нужным. Парнишка, вне всякого сомнения, уже к двенадцати годам обучится всему, что ему следует знать. К чему мне мешать ему, занимать чужое место, обременять своим присутствием?
   Лоренс отсалютовал мне бокалом и, молча покачав головой, заявил Джону голосом, холодным, как январский ветер, завывающий над йоркширскими болотами:
   — Я говорил это раньше, повторю и теперь: именно ты мой наследник и им останешься. Но ты должен подготовиться, чтобы когда-нибудь взять в свои руки бразды правления. Больше мне нечего добавить.
   — Но, дядя Лоренс, — вмешался Томас, махнув в мою сторону тонкой изящной рукой, — Джон прав. Энди очень молода. Зачем же тебе жениться, как не для того, чтобы обзавестись наследником?
   — Мужчины живут не только ожиданием наследника, — выпалила я.
   Последовало мертвое молчание.
   Ну почему я не могу держать рот на замке?!

Глава 7

   Амелия поперхнулась вином. Джон задохнулся, так и не проглотив кусочек печеной форели, и громко откашлялся. Томас стал колотить кулаком по спине супруги. У Лоренса сделался такой вид, словно он был бы рад вышвырнуть меня из окна. Но мой супруг и на этот раз сдержался, благодарение Небу. Присмотревшись хорошенько, я решила, что он, кажется, изо всех сил пытается скрыть улыбку. Какое счастье, он, кажется, не сердится! Но мне все-таки ужасно хотелось спросить: почему эти чертовы мужчины так уверены, что единственное предназначение жены — произвести на свет мальчика? Поразительно, что и Джон, и Томас считают, будто Лоренс женился исключительно с этой целью! Я — породистая кобылка, чья важнейшая функция — родить ребенка, и ничего более.