Коултер Кэтрин. Графиня

   Она с удивлением моргнула, и немудрено: вероятно, сравнение получилось слишком затейливым и не совсем точным.
   — Если вы хотите сказать, что Сомерсет — невинная девушка, а Йоркшир — воин, вполне с вами согласна, — кивнула Амелия. — За последний год я привыкла к здешним местам и даже полюбила их. Пойдемте в конюшню, я хочу, чтобы вы познакомились с Незабудкой, моей милой кобылкой, которую привез из Уэксфорда отец. Дядя Лоренс уже предлагал вам коня?
   — Пока еще нет.
   Конюшни Девбриджа содержались в безупречном порядке, солнце весело играло на ярко-красной черепице. Стойла чисто выбелены. Едва заглянув в ближайшее, я влюбилась. Предметом моего обожания стал гигантский черный жеребец, с белой полосой через лоб и морду и такими же носочками. Голову он нес гордо, совсем как арабская кобылица, которая у меня когда-то была, но в нем не замечалось особой фации или изящества. Не менее семнадцати ладоней в высоту, тяжелые сильные ноги и мощная грудь. — Что с вами, Энди?
   — Минуту, Амелия. Я, кажется, потеряла голову. Сейчас подойду.
   Я шагнула к стойлу, не сводя глаз с великолепного животного.
   — Добрый день, Красавец.
   К моему изумлению и радости, он повернул огромную голову и тихо заржал. Я забралась на ограду, протянула руку, назвала его ангелом и даже архангелом. Но больше всего мне понравилась кличка Красавец. Другого имени для него у меня не было. Оставалось надеяться, что он не обидится и не укусит меня.
   И стоило снова позвать его, как он потрусил ко мне. Четырехлетка, в прекрасной форме: вороная шкура поблескивает на солнце.
   Он потерся мордой о мою руку и едва не сбросил меня с ограды.
   — Ты просто изумителен, знаешь? Ну разумеется. Мне следовало спросить Амелию, как тебя зовут. Не могу же я звать тебя Красавцем, такого чудесного парня.
   — Его зовут Буйный.
   Я медленно обернулась, все еще гладя Буйного. Сзади стоял Джон, одетый для верховой прогулки.
   — Вы же должны были обсуждать дела с дядей и управляющим Суонсоном! Усердно учиться в ожидании дня, когда все это станет вашим!
   — Жена Суонсона только что родила близнецов. Дядя решил позволить ему остаться с ней.
   — Естественно. — Я показала на Буйного, хотя уже знала ответ. — Он ваш?
   — Да. Даже не надейтесь отобрать его у меня. Он настоящий армейский конь, сильный, умный и злее самого сатаны, когда это требуется. Правда, сейчас он флиртует с вами, но если вы попытаетесь вскочить на него, он скорее всего просто швырнет вас в ближайший овраг.
   — Ну уж нет, — покачала я головой. — Буйный, ты позволишь сесть на тебя?
   Великан благосклонно оглядел меня. Именно благосклонно, я могла бы в этом поклясться.
   — Я хорошая наездница, хотя давно не скакала по полям. Всякий знаток лошадей понимает, что физическая сила всадника не играет особенной роли.
   — Хотя Буйный неглуп, вряд ли он вас понял. Кроме того, не мешало бы повернуться и спросить разрешения у меня — поинтересоваться, что скажет хозяин.
   Я беспрекословно повиновалась:
   — Можно прокатиться на вашей лошади, Джон?
   — Нет. Он становится нетерпелив, сам выбирает дорогу и не слушается наездника. Такому, как он, требуется властный хозяин, и он подчиняется только мне, иначе может стать неуправляемым. Что я скажу дяде, если Буйный понесет и убьет его застенчивую юную жену?
   — Я не застенчива.
   — Но юна, не так ли?
   — И что же вы ему скажете?
   — Если вы сядете на Буйного, то без моего разрешения, и, следовательно, заслужите все, что он с вами сотворит. Буду вынужден сообщить дядюшке, что его жена — идиотка.
   — Идиотка, вот как? Что ж, я выскажу все, что думаю! Вы грубы и наглы! Только потому, что я не затрепетала и не пала к вашим ногам в Лондоне — признайтесь! — поэтому теперь вы на мне вымещаете злобу! Меня по-всякому называли, но идиоткой — никогда!
   Он встал рядом и облокотился о стенку стойла. Сегодня на нем были черные ботфорты, такие блестящие, что я видела в них свое хмурое лицо. И не только. Я была словно натянутая струна и изо всех сил старалась противиться чувствам, которые он во мне вызывал. Он беззастенчиво пользовался своим ростом, чтобы доминировать, подавлять, запугивать, но я твердила себе, что он не может причинить мне зла здесь, в поместье дяди.
   — В таком случае кретинка, — поправился он.
   — Нет, «кретинка» еще хуже, чем «идиотка». Я не принимаю этих оскорблений на свой счет. Значит, я права: вы привыкли третировать дам.
   Он склонил голову и стал меня изучать. Я снова посмотрела на свое отражение в ботфортах и с удовлетворением отметила, что выгляжу надменно-невозмутимой. Наконец Джон задумчиво протянул:
   — Это просто смешно. Вы сами не знаете, что говорите, и пытаетесь вывести меня из себя. Впервые увидев вас в Гайд-парке, я захотел познакомиться с вами. — Он пожал плечами и отвел глаза. — Было в вас нечто такое, что возбудило мой интерес. Я видел, что вы в глубоком трауре, но, даю слово, у меня не было ни дурных мыслей, ни порочных намерений. Вы же, к моему удивлению, не знали, как от меня отделаться, и вели себя крайне невежливо. У меня руки чесались задать вам трепку, но джентльмену не пристало бить женщин. Я выжидал, пока снова не увидел вас. Правда, теперь все это уже не имеет значения.
   Он вошел в стойло, еле слышно свистнул, и Буйный поднял голову и фыркнул. И немедленно подошел к Джону и ткнулся носом ему в плечо. Сделай он это со мной, наверняка бы сшиб на землю. Но Джон лишь рассмеялся, погладил коня и, не оборачиваясь, бросил:
   — Только поговорив с вами в третий раз, я наконец понял: что-то неладно. По какой-то абсолютно не понятной мне причине вы боялись и все еще боитесь меня.
   Уж лучше бы он меня ударил. Я отшатнулась. Не правда! Какая наглая ложь! Я так и сказала:
   — Это совершеннейший вздор.
   — А по-моему, правда. Но кого это сейчас волнует? Вы все равно жена моего дяди. — Он повернулся и объявил, подчеркивая каждое слово:
   — Если поскачете на моем жеребце и ему удастся вас прикончить, по крайней мере мне не придется снова и снова видеть перед собой ваше лицо.
   — Почему же, узрите еще раз. В гробу.
   — Хочу знать, по каким мотивам вы стали женой дядюшки.
   В этот момент меня окликнула Амелия. Я мимоходом погладила Буйного по морде. Тот доверчиво ткнулся носом мне в ладонь, прекрасно понимая, как меня тянет к нему, и я обняла его, не обращая внимания на Джона.
   — Я ухожу, — пробормотала я, спускаясь с ограды.
   — Почему, черт бы вас побрал?
   — Амелия задала мне этот же вопрос не далее как вчера вечером. Когда провожала в Синюю комнату. Но думаю, это не ваше дело. И вообще ничье. Если любопытство не дает вам покоя, обратитесь к Лоренсу.
   В его глазах вспыхнула и загорелась злоба, но он тут же подавил всякие эмоции, и лицо снова приняло непроницаемое выражение, словно было высечено из камня. Я заметила, как бешено бьется жилка у него на шее. Сильно же он разгневан!
   — Очевидно, вы не так уж боитесь мужчин, если вышли за моего дядюшку, — выдавил он. — Или не пугаетесь исключительно стариков?
   — Заткнитесь, дьявол вас побери!
   — Ага, не в бровь, а в глаз!
   — Да вы не могли бы попасть мне в глаз даже с минимального расстояния.
   — Кажется, мне удалось вас взбесить! Наконец-то стрела вонзилась в самый центр мишени! Итак, вы появляетесь здесь через три месяца после нашей встречи, дражайшая тетушка, в роли супруги человека, годящегося вам в отцы. Повторяю, зачем вам это понадобилось?
   — Убирайтесь! Нет, лучше уйду я. До свидания.
   Он молча наблюдал, как я подхватываю юбки и бегу к Амелии, держащей под уздцы самую чудесную гнедую кобылку, которую мне когда-либо доводилось видеть. За спиной раздался его издевательский смех. Подонок! Я погладила лошадку по носу, дала морковку, протянутую мне одним из конюхов, и при этом даже не обернулась, сосредоточив все внимание на кобылке.
   — Какая ты прелесть, — прошептала я ей. — И что думаешь о Буйном? Хочешь пуститься вместе с ним в галоп?
   — Нет, Лютик не желает иметь ничего общего с Буйным. Я видела, как вы ласкали его, Энди. Следует быть осторожнее. Он до сих пор не признавал никого, кроме Джона. Это очень коварное создание.
   Я наконец обернулась. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как Джон, успевший взнуздать Буйного, вскочил в седло. Конь птицей перелетел через ограду, и вскоре оба исчезли из виду.
   — Не нужно мечтать об этом коне, Энди, он может вас сбросить. Джон легко управляется с ним, но он солдат и привык укрощать подобных дикарей.
   Этому вполне можно поверить, но что подразумевала Амелия под дикарями? Пропади он пропадом, все равно я его не боюсь!
   — Похоже, вы спорили с Джоном. Можно спросить, о чем?
   — Ни о чем. Вам просто показалось.
   Слава Богу, Амелия не стала допытываться.
   Пройдясь по конюшне, я остановила выбор на резвой арабской кобылке по прозвищу Малютка Бесс, сразившей меня наповал. Недаром Томас говорил об изменчивости женщин — я снова влюбилась.
   — Его светлость приобрел Малютку Бесс всего три месяца назад, — сообщил главный конюх Ракер, почесав лошадку за ухом.
   Что ж, это означает, что она куплена не для меня. Какая жалость!
   — Почему бы вам не спросить его светлость? — предложил Ракер, принимаясь расчесывать длинную серебристо-серую гриву.
   — Я так и сделаю, спасибо, Ракер. До свидания, Малютка Бесс.
   — Поговорите с дядей Лоренсом за обедом. Он так и не сообщил, почему купил ее, но, честно говоря, его и не спрашивали. Кроме грумов, никто на ней не ездил.
   — Очевидно, она не предназначалась для меня, поскольку тогда мы даже не были знакомы с Лоренсом.
   — Увидим. А теперь, Энди, позвольте проводить вас в Черную комнату, где когда-то одна из графинь Девбридж заколола любовника.
   В маленькой черной каморке стоял неестественный холод. Я почувствовала это в тот момент, когда Амелия распахнула дверь. Помещение оказалось совершенно пустым, если не считать узкого топчана. Голые широкие доски пола не покрыты ничем, нет даже потертого коврика. Стены действительно выкрашены черной краской. На единственном окне — темная штора, непонятно какого цвета. Всего этого оказалось достаточно, чтобы меня пробрал озноб. Амелия высоко подняла канделябр.
   — Совсем как в колодце, — пробормотала я, отступая к двери. — Не желаю оставаться здесь. Ни минуты. У меня мурашки по коже бегут от дурных предчувствий.
   — Ну, не будьте же трусихой! Ничего тут нет страшного. Мне иногда даже хочется, чтобы здесь поселилось нечто сверхъестественное. Вот отец был бы рад! Но я в жизни не замечала здесь ничего такого, если не считать того, что какой-то олух выкрасил стены черным. Интересно, неужели та дама действительно прикончила возлюбленного? Стыдно признаться, но для фамильного предания ничего лучше не придумать! Это всего лишь жалкая каморка. Стоило бы, пожалуй, выкрасить стены белым и повесить на окно красивую кружевную гардину, как вы думаете?
   — Нет, ничего хорошего не выйдет. Тут что-то неладно, неужели не ощущаете, Амелия?
   Я спряталась за ее спину и попятилась к двери. Амелия стояла посреди комнаты, стараясь осветить каждый уголок.
   — Что именно?
   — Холод. Невыносимый холод. Холод и сырость, от которых сжимается сердце и хочется съежиться и поскорее спрятаться.
   Амелия подошла ко мне и недоуменно подняла брови:
   — О чем вы? О да, отец все время твердит, что в некоторых комнатах может оказаться определенное место, где людей просто трясет от непонятного ледяного дуновения. Но здесь… ничего такого я не ощущаю.
   — А я ощущаю, — возразила я, поспешно удаляясь. — И хотя ничего не знаю о графине-убийце, что-то здесь есть, Амелия, нечто зловещее и недоброжелательное. Более черное, чем эти стены.
   Амелия, покачивая головой и улыбаясь, закрыла и заперла дверь. Очевидно, она не поверила мне, но какая разница? Я не желала верить сама себе.
   — Ваш отец когда-нибудь посещал эту комнату?
   — Нет, у него еще не было времени приехать сюда. Мы с Томасом женаты чуть меньше года. Отец, вероятно, давно бы явился и исследовал каждый уголок, но беда в том, что мама серьезно болела. Сейчас она выздоровела, и я с нетерпением жду визита родителей.
   Я старалась уйти подальше от этой ужасной комнаты, и Амелии пришлось почти бежать, чтобы не отстать от меня.
   — А чем болела ваша матушка? — осведомилась я, когда мы преодолели половину коридора. Не дождавшись ответа, я повернулась и обнаружила, что она остановилась и с недоумением уставилась на приоткрытую дверь какой-то комнаты. Неестественно яркий свет лился из щели.
   — Странно, — пробормотала она, входя в комнату. — Минутку, Энди.
   Я остановилась, покачала головой и уже хотела последовать за ней, но дверь захлопнулась у меня перед носом. Почему Амелия так поступила?
   — Амелия! Немедленно откройте дверь! Что вы там делаете? Отвечайте!
   И туг я услышала ее крик.
   — Амелия!
   Я налегла плечом на дверь, но толстые доски не поддавались. Попыталась повернуть ручку. Заперто. Ужас, охвативший меня, невозможно описать. На миг я словно потеряла рассудок от страха.
   — Амелия, сейчас я позову на помощь!
   В широком коридоре западного крыла царил полумрак, поскольку здесь не было ни одного окна, лишь закрытые двери многочисленных комнат. Повсюду мелькали зловещие темные тени.
   — Очнись, идиотка! — прикрикнула я на себя, тяжело дыша.
   Наконец мне удалось добраться до массивной центральной лестницы. Я так летела по ступенькам, что едва не свалилась. Хорошо хоть успела схватиться за перила.
   — Лоренс! Джон! Сюда! Скорее сюда!
   Никого. Ни единой души. Но ведь в этом огромном доме полно людей!
   Я кричала изо все сил, не слыша собственного голоса. Его заглушал грохот колотившегося сердца.
   И почти успела спуститься, когда кто-то распахнул входные двери так широко, что обе створки ударились о стены. Ослепительный белый свет ударил в глаза, изгоняя тени, заливая древние доспехи, наполняя окружающий мир такой беспощадной белизной, что я зажмурилась от боли, вскрикнула, потеряла равновесие и скатилась по последним ступенькам. И должно быть, сильно ударилась головой, потому что все окуталось неприятной прозрачной дымкой. А, все равно!
   Кто-то повторял мое имя. Снова и снова. Наконец мне удалось приоткрыть глаза. Он, казалось, плавал надо мной, как темное пятно среди непорочного сияния. И тут я поняла, что мертва. Слава Богу, я попала на небеса.
   — Ты ангел?

Глава 11

   Ангел кивнул. Уж это я видела ясно. Темные, как ночь, глаза вопросительно моргнули. Он прижал меня к себе так тесно, что я почувствовала на лбу теплое дыхание, невыразимо сладостное.
   — Возможно, — мрачно признался он.
   — Вероятно, я ошибалась насчет небес. Это, наверное, ад? Вы черны, как все смертные грехи, вместе взятые. Вы один из ангелов сатаны? Дедушка всегда верил, что и у сатаны есть ангелы, совсем как у Господа. И глаза у вас почти смоляные. Как вы способны вынести это жестокое сияние? Я едва не ослепла. И ничего не понимаю.
   Я снова прикрыла глаза. У меня не осталось ни единой мысли. Только в глубине души я сознавала, что не желаю попасть ни в ад, ни в рай. И еще я не хотела видеть никаких ангелов. А если это все же слуга дьявола? В таком случае я в беде. В смертельной опасности.
   Я попыталась припомнить, в чем согрешила. На память пришел лишь тот давний случай, когда мне удалось стащить шиллинг со стола викария. Но, пожалуй, даже нечистый не способен покарать меня за проступок, совершенный в одиннадцать лет. Разумеется, этого просто не может быть!
   — Не хочу умирать! — выпалила я в это смуглое лицо, то появлявшееся, то исчезавшее передо мной. — Останусь здесь, в Йоркшире, и буду скакать на Буйном.
   — Первое вполне достижимо, что же касается второго… ни за что!
   Он легко, как пушинку, подхватил меня на руки, и я поняла, что этот ангел отнюдь не бесплотен и очень силен. Он повернулся — непонятное белое свечение вновь озарило мое лицо и тут же исчезло.
   — А мне нужно и то и другое, — упорствовала я.
   — Даю слово, что вы по-прежнему в Йоркшире. Но Буйный вам не принадлежит. Если попробуете приблизиться к нему, я задам вам трепку. А теперь лежите спокойно.
   Неожиданно все встало на свои места. Я поняла, что передо мной Джон, и почти позабытый страх разгорелся с новой силой. Я ненавидела это чувство. И не знала, что с ним делать.
   — Вот так, — спокойным, глубоким голосом заметил он. — Не сопротивляйтесь. Я знаю, как вы боитесь меня, хоть и непонятно почему. Возможно, скоро все сами скажете. Доверьтесь мне, Энди. Я не причиню вам зла.
   У самой щеки билось его сердце. Сильно, мерно, хотя, пожалуй, чуть учащенно. Нет, он никакой не ангел. Настоящий мужчина.
   Я открыла глаза, и передо мной поплыло его лицо.
   — Куда мы идем? — тонким, неуверенным голоском пролепетала я. — И почему бы нам просто не полететь туда?
   — Черт возьми, что это вы себе вбили в голову? Никакой я не ангел, и крыльев у меня нет. Я ваш племянник. И вы прижимаетесь к моей груди. Чувствуете, как колотится мое сердце? Нет, не отвечайте, вы все еще не пришли в себя.
   — Хорошо, — прошептала я, закрыла глаза и куда-то уплыла. Страх тоже улетучился, и мне стало так хорошо. Вряд ли я потеряла сознание. Это все, кто окружал меня, скорее всего сошли с ума. В уши неприятно били громкие незнакомые голоса.
   Я почувствовала, что виски раздирает невыносимая боль, и, едва ворочая непослушным языком, вымолвила:
   — Джон, пожалуйста… Я бежала за помощью. Амелия в беде.
   Томас едва не набросился на меня:
   — Эй! Что с Амелией?
   Я с трудом сфокусировала взгляд на его побелевшем лице:
   — Западное крыло. Комната… примерно в середине коридора… справа. Дверь была открыта, и Амелия очень удивилась. Она переступила порог… я пошла за ней… но дверь внезапно захлопнулась прямо перед моим носом. Я не смогла ни открыть ее, ни сломать. Амелия кричала. Не знаю почему… Со мной все в порядке… Спасайте Амелию. Пожалуйста… Не пойму, что с ней случилось…
   И тут мне стало совсем плохо. Я знала, что все еще нахожусь на земле, потому что боль нарастала и нарастала, унося меня во мрак, пока мне не удалось ускользнуть от нее и погрузиться в чудесные темные глубины.
   Неизвестно, сколько времени я там пробыла, но когда очнулась, меня окутывала мягкая полутьма. Никто ничего не требовал, не кричал, никаких громких голосов. Я лежала, и лоб приятно холодил компресс. И ангел, которого я так боялась, тоже исчез. Надо мной возвышался Лоренс, мой муж, и это означало, что я не мертва и вновь вернулась на грешную землю.
   — Надеюсь, на этот раз я останусь жива, — пролепетала я.
   — Вы просто были без сознания, — объяснил он, улыбаясь мне. Я почувствовала, что он стиснул мою руку. — Как вы, Энди?
   — Амелия… — выдохнула я. — Где Амелия?
   Он немного помолчал и, отвернувшись, перебросился с кем-то несколькими словами. И снова склонился надо мной.
   — Амелия спит. Когда Томас и Джон нашли комнату, дверь была приоткрыта, а спящая Амелия лежала посреди пустой комнаты.
   — Она несла канделябр, — перебила я, пытаясь отыскать в его словах хотя бы крупицу смысла.
   — Да, он валялся рядом, но свечи, к счастью, потухли.
   — Что с ней случилось?
   — Ничего, Энди, — заверил Лоренс, снова стиснув мою руку, словно я в его глазах выглядела беспомощным безмозглым инвалидом.
   — Она вскрикнула, — пояснила я, пытаясь приподняться. — Дверь захлопнулась, и она вскрикнула.
   — Нет, не вставайте, вам еще нельзя.
   — Пустите меня! — выдохнула я, отталкивая его. Лоренс отодвинулся, и я села.
   Оказалось, что меня положили на один из диванов в гостиной и накрыли кремовым одеялом. Я спустила ноги на пол и села. В комнате было полно людей и среди них — только одна женщина. Я воззрилась на нее, и та после нескольких мучительных мгновений вымолвила:
   — Я миссис Редбрист, экономка, миледи. Мы еще не встречались… то есть теперь встретились, но при самых странных обстоятельствах.
   Действительно, более чем странных.
   Тут стояли Джон, Лоренс и Флинт, камердинер Лоренса, неприятный человек, которого я невзлюбила с первого взгляда. Особенно раздражали меня его глаза, бесстрастные и невыразительные, как у снулой рыбы. Рядом с Джоном находился какой-то незнакомец.
   — Это Бойнтон, мой армейский денщик, а теперь камердинер.
   Бойнтон показался мне человеком упрямым и жестким. Смуглый, загорелый до черноты, с выдубленной ветрами и солнцем кожей. И почти такого же роста, как я. Совсем карлик.
   Он улыбнулся, и я заметила большую щербинку между передними зубами. Несмотря на все, что произошло, я невольно улыбнулась в ответ. Он годился мне в отцы, хотя был на добрых десять лет моложе моего мужа. Улыбка сползла с моей физиономии. Я закуталась в одеяло и громко, на всю комнату, провозгласила:
   — Повторяю: я услышала крик Амелии. А когда не сумела открыть дверь, заорала, что иду за помощью. И хотя я упала и ушибла голову, не могла же так долго оставаться без сознания.
   — Совсем недолго, — заверил Джон и нахмурился. В его почти черных глазах промелькнуло что-то неприятное. Может, жалость? Ну да, разумеется! Будь у меня в руках камень, бросила бы в него.
   — Видите ли, — пояснил он, — дело в том, что мы почти сразу же нашли ту комнату. Дядя Лоренс говорит правду. Дверь не была заперта. Амелия спала на полу. Проснувшись, она сказала, что, увидев открытую дверь, удивилась и вошла. Амелия помнит только, что оставила вас в коридоре. Но это все. Остальное покрыто мраком неизвестности.
   — Она вскрикнула, — упрямо повторила я. — А дверь захлопнулась передо мной. И оказалась запертой. Я билась в нее, толкала плечом, но дверь не поддавалась. Я не безумна и все помню.
   Господи, как же надоело без конца твердить одно и то же, особенно потому, что никто, похоже, не собирался мне верить!
   — Убежден, именно так все и было, дорогая моя, — кивнул Лоренс. — Сейчас появится врач, чтобы убедиться, все ли с вами в порядке.
   Я медленно поднялась. Голова, правда, закружилась, но ненадолго. Скоро я почувствовала себя лучше.
   — Мне не нужен доктор. Хочу видеть Амелию.
   — Разумеется, — согласился Лоренс. — Очевидно, вы очень волнуетесь за нее. Однако она снова заснула. Сказала, что ужасно устала.
   — Вы что-нибудь понимаете? С чего это вдруг она так утомилась? И даже если это так, почему, во имя Неба, ей вдруг вздумалось прилечь на пол в пустой комнате? И отчего свечи не горели, словно их кто-то загасил?
   Ответов я не получила. И мне это страшно не понравилось, Я переводила взгляд с озабоченного лица Лоренса на Джона, стоявшего с видом ошеломленного темного ангела, и Флинта, отвратительного существа с черными глазками-пуговками. Он взирал на меня, как на наглую лгунью, решившую посмеяться над окружающими. Бойнтон же, напротив, мрачно хмурился, очевидно, как и хозяин, ничего не понимая. Я опять ему улыбнулась, но не получила на этот раз ответной улыбки. Миссис Редбрист встревоженно озиралась. Боится, что новая хозяйка не в себе?
   — Поднимусь в свою комнату, — решила я и, таща за собой одеяло, вышла из гостиной прямо в чулках, поскольку кто-то снял с меня туфли.
   — Пусть идет, — услышала я голос мужа. — Позже я зайду взглянуть на нее.
   Я, не оборачиваясь, продолжала шагать, пока не услышала отчаянный лай Джорджа, рвущийся сквозь закрытую дверь Синей комнаты. По коридору мне навстречу шествовала мисс Крислок. Увидев меня, она взмахнула тонкой белой рукой:
   — Дорогая, я шла вниз, чтобы справиться, как ты. Что случилось?
   — Упала с лестницы в Старом зале, Милли. Но сейчас все в порядке. Хочу погулять с Джорджем.
   — По-моему, он почувствовал твое приближение: ты ведь знаешь, какой острый у него слух. Он мертвых поднимет из могил, если немедленно не доберется до тебя.
   Не успела я открыть дверь, как на пороге появился Джордж, держа в зубах желтую митенку. Я опустилась перед ним на колени, так что прелестное кремовое одеяло раскинулось у моих ног, и стала упрашивать отдать митенку мамочке, но Джордж лишь крепче сжимал челюсти. Я опасалась, что он порвет перчатку, по виду весьма дорогую и хорошего качества. Пришлось долго умасливать и уговаривать Джорджа, предлагать на завтрак бекон, чтобы он согласился расстаться с перчаткой. Наконец мне удалось отвлечь его, щелкая пальцами над головой, и он раскрыл пасть. Я заполучила митенку. Странно. Такая крохотная. Совсем детская. Но кому она принадлежит? Здесь ведь нет детей!
   — Милли, — заверила я, — со мной все в порядке. Почему бы тебе не отыскать миссис Редбрист? Передай ей, что я не сумасшедшая. И постарайся убедить, что я совершенно безвредна. Похоже, именно она и Брантли всем здесь заправляют.
   — Разумеется, дорогая. Ты ведь правду говоришь? — осведомилась мисс Крислок, озабоченно щуря прелестные голубые глаза.
   Но что еще я могла ей сказать? Как успокоить?
   Оказавшись у себя, я неожиданно поняла, что совершенно не желаю покидать спальню. Здесь я чувствовала себя в безопасности, несмотря на дыры от решеток! Что же все-таки стряслось? Никак в толк не возьму! Ничего, как только Амелия проснется, непременно выпытаю правду. Она наверняка что-то припомнит!
   Я пролежала добрый час, пока Джордж не запрыгнул на постель и не уселся мне на грудь, так что наши носы почти соприкасались. Он тявкнул.
   — Все-таки требуешь прогулки? Так и быть, я полна энергии, поэтому дай только разыскать туфли, и мы идем.
   К счастью, по пути я не встретила никого из семейства Линдхерстов. Высокие стеклянные двери вели из гостиной в маленький садик на задах. Кирпичная ограда была увита розами. Должно быть, весной здесь изумительно красиво!