Страница:
– Если она когда и защищала меня, то делала это благодаря своему уму и хитрости, а не с помощью магических заклинаний. Рагнор Йоркский хотел заполучить ее в жены, Вильгельм Нормандский – тоже. Надеюсь, ни Рагнор, ни Вильгельм, ни король Ситрик, ее отец, не явятся сюда, чтобы спустить с меня шкуру. А теперь все-таки скажи мне, Варрик, как тебе удалось сотворить все это: ужасающий ветер, кромешную тьму, страшное волнение на озере?
Варрик поднял странную, покрытую резьбой деревянную палочку, лежавшую у него на коленях. Вблизи было видно, что длины в ней не больше фута и что необычный, состоящий из кругов и квадратов резной узор раскрашен в два цвета: ярко-синий и ярко-красный.
– Она принадлежала одному пиктскому вождю, который жил к востоку от озера, в одном дне пути отсюда. Я знал, что в ней сокрыта магическая сила. Эта палочка называется “бурра”, так ее называли друиды, которые владели ею многие сотни лет и использовали ее в своих обрядах. Она очень стара, старше, чем Кальдон, возможно, старше, чем Один и Тор. Я изучал ее много лет и познал все ее секреты. Когда я колдую, я делаю так, что моя сила перетекает в нее и от этого становится еще больше.
– А как вышло, что от пиктского вождя она перешла к тебе?
– Я убил его и забрал ее. Вот, подержи ее. Клив осторожно взял бурру. Она оказалась тяжелой, такой тяжелой, что от неожиданности он едва ее не выронил. Как это возможно, чтобы такая тонкая деревянная палочка была настолько тяжела? И почему Варрик держал ее с такой легкостью, будто она ничего не весит? В любом случае, в ней было нечто такое, отчего Клива мороз подирал по коже.
– Что ты чувствуешь? – спросил Варрик.
– Ничего, разве что она очень тяжелая. Как видно, тот, кто ее смастерил, вставил внутрь дерева что-то еще.
И он с готовностью отдал бурру своему отцу. Ему не хотелось ни видеть эту странную штуку, ни дотрагиваться до нее.
Варрик позвал:
– Чесса, прошу тебя, подойди к нам. Я хочу кое-что тебе показать.
Чесса, беседовавшая с Ларен, подняла голову, посмотрела на помост, увидела, что Клив сидит совершенно неподвижно, и торопливо подошла к Варрику.
– Что тебе угодно, мой господин?
– На, возьми, – коротко сказал Варрик и протянул ей бурру.
Чесса взяла палочку, успела подумать, что украшающий ее узор выглядит довольно необычно, и вдруг, вскрикнув, подбросила ее в воздух, потом поймала, схватив всего тремя пальцами. Палочка была легкая как пушинка. Это было странно, потому что на вид она казалась гораздо тяжелее.
– Она очень горячая, – с изумлением сказала Чесса, легко, словно перышко, перебрасывая бурру из одной руки в другую. – Очень горячая и совсем ничего не весит. Почему она такая? На вид она кажется очень тяжелой, так что и не поднимешь.
– Посмотри на изображенные на ней знаки, Чесса. Но та внезапно уронила палочку на земляной пол:
– Прости меня, господин Варрик, но твоя палочка вдруг сделалась такой холодной, что моей руке стало больно. Я не смогла ее удержать.
Она взглянула на Варрика, недоуменно хмуря брови, потом наклонилась и дотронулась до бурры. Теперь палочка не была ни горячей, ни ледяной, а только приятно теплой. Чесса подняла ее и вгляделась в узор из квадратов и кругов.
– Я чувствую, что она очень старая, – сказала она. – Старше, чем мыс, на котором стоит эта крепость. – Она озадаченно свела брови, глядя на мужа. – О, Клив, как странно! Я касаюсь этих квадратов и кругов, и мне кажется, будто пальцы погружаются в дерево, хотя на самом деле это, конечно же, не так. – Она замолчала, ощупывая узор и глядя на свои пальцы. Внезапно лицо ее побелело, глаза расширились от страха. Клив тут же вскочил на ноги, выхватил у нее из рук проклятую палку и бросил ее Варрику. Это было нелегко, потому что бурра снова оказалась ужасно тяжелой. Потом он крепко обнял жену.
– Что с тобой, Чесса? Что случилось? Ты можешь мне сказать?
Она уткнулась лицом в его плечо и прошептала:
– Я видела свою мать, Найту, видела так ясно, словно она и впрямь стояла передо мной. Она была такой живой, Клив, и улыбалась мне. Я смотрела на нее и мне казалось, что я очень маленькая, совсем маленькая девочка. О, Клив, я видела ее словно наяву!
Клива пробрал озноб. Как же ему все это не нравилось: и черная, непроницаемая тьма, вдруг наступившая нынче утром, и потрясший крепость неистовый ветер, и клокочущая вода, которая, казалось, вдруг обрела жизнь и собственную волю и пожелала поглотить крепость и всех, кто в ней находился. Не нравилась ему и эта бурра, которая явно пробудила что-то странное и пугающее, что таилось в душе Чессы. Внезапно Кливу очень захотелось бросить все и поскорей унести отсюда ноги.
Но он не мог этого сделать. Здесь была его родина. Кинлох был его домом. Чтобы успокоить Чессу, он сказал:
– Ты дочь своего отца, а ведь он чародей. Так что вполне естественно, что ты чувствуешь влечение к предметам древним и священным. Но все это не важно, Чесса, и не забивай себе голову такими пустяками. А теперь давай возьмем с собой Кири и поедем осматривать окрестности. Я хочу увидеть, многое ли здесь изменилось с тех пор, как я был ребенком.
Варрик ничего не сказал. Он бережно вложил бурру в футляр и привязал его к своему поясу кожаным ремешком, который тоже был расписан красными и синими кругами и квадратами. От взгляда на этот ремешок, разрисованный таинственными символами, Кливу стало еще больше не по себе. Люди и так довольно беспомощные создания – он знал это по опыту, – а тут еще все это необъяснимое колдовство и непонятная бурра, которая ему казалась почти неподъемной, а Варрику и Чессе – легкой как перышко.
– Я пошлю с вами твоего брата Атола, чтобы он показал вам окрестности, – сказал Варрик. – Он знает здесь каждый пригорок и каждую долину. Он будет начеку, ведь в этих краях нельзя терять бдительности. Изредка на нас нападают пикты и бритты, но всего опаснее разбойники, которые не имеют дома и бродят по горам и лесам, грабя и убивая. От них всегда можно ждать нападения, но мы, конечно, тоже не остаемся в долгу. Мои люди – свирепые бойцы, они дерутся без пощады. Если ты поедешь на юг, возьми с собой не меньше дюжины воинов. И знай: я рад, что ты хочешь узнать побольше об этой земле, которая после моей смерти будет принадлежать тебе.
Варрик дал им верховых лошадей. Клив катался на пони в раннем детстве, пока его не увезли из Кинлоха, но потом он разучился ездить верхом и снова научился, только когда поселился в Малверне. Теперь он чувствовал себя достаточно уверенно, сидя на поджаром гнедом жеребце. Правда, до сих пор ему больше нравилось ходить пешком, но обойти владения отца было невозможно – они простирались слишком далеко на запад и на юг. Чессе досталась кобыла с белыми чулками, которая то и дело вскидывала голову, смеша Кири. Ларен, такая же хорошая наездница, как и Чесса, ехала с задумчивым видом, не глядя по сторонам. Что до Меррика и его воинов, то они явно чувствовали себя не в своей тарелке. Вид у них был настороженный, как будто они опасались, что из темных вод озера Лох-Несс вот-вот выскочат демоны и растерзают их на части.
Сзади, зорко поглядывая по сторонам, ехали воины Варрика. Все они были одеты в медвежьи шкуры, а их лица разрисованы синими линиями и кругами. Варрик сказал Кливу, что это пикты, которые находятся у него на службе и дали ему клятву верности. У их предводителя Игмала было свирепое, как у христианского дьявола, лицо и ослепительно белые зубы, которые он то и дело обнажал в улыбке. Кири все время приставала к нему с расспросами, а он в ответ улыбался своей свирепой улыбкой и подбрасывал девочку в воздух. Клив подумал о том безрадостном молчании, которое всегда царило в крепости. Если кто из ее обитателей и улыбался, то только за ее стенами, и при этом повод для улыбок давала им одна лишь Кири и больше никто. Неужели в Кинлохе и Кири скоро разучится улыбаться? Нет, он этого не допустит.
Чесса подъехала к Кливу:
– Взгляни на этот туман. Он приближается, как морской прилив, и скоро мы окажемся в холодной серой мгле и перестанем видеть солнце. Мне нелегко будет привыкнуть к тому, что даже в разгар лета здесь бывают такие туманы. Но зато зелени здесь столько же и она такая же яркая и сочная, как в Ирландии, где нет таких туманов и все время идет дождь.
– Тебе правда нравится этот край, Чесса? – спросил Клив. – Ты в самом деле считаешь его красивым? Ты хочешь, чтобы эта земля стала твоей землей и чтобы Кинлох стал твоим домом?
– Да, хочу. Эта земля великолепна, но дика, и все же овцы и коровы пасутся здесь так мирно; а сколько здесь разных птиц! Думаю, Мирана бы здесь блаженствовала, ведь она обожает птиц. Мне надо будет научиться узнавать их и выучить, как каждая из них называется, чтобы потом я могла рассказать о них Миране. Да, Шотландия – замечательный край, и отныне она будет нашим домом! – Она немного помолчала и вдруг заговорила о другом:
– Кейман ничего мне не рассказывает, Аргана и трое ее сыновей тоже уходят от моих вопросов. Нельзя сказать, что они обращаются со мною дурно, но я явно вижу: они не хотят, чтобы я здесь жила. Единственное, о чем женщины готовы со мной беседовать, – это стряпня, ткачество и крашение тканей. Стоит мне заговорить о другом, и они тут же умолкают. Все они боятся – боятся Варрика.
– Все, кроме тебя.
– Да, я его не боюсь, но это и немудрено, ведь мой отец – величайший чародей в мире. С моей стороны было бы трусостью трепетать перед Варриком. Твой отец кажется мне весьма интересным и забавным, но он опасен, не забывай этого, Клив. – Она дотронулась рукой до его рукава и добавила; – Никогда не забывай, что он очень опасен.
– Я этого не забуду, но что именно ты имеешь в виду? Ты хочешь сказать, что он опасен не только в сражении, не так ли?
– Да, но мне трудно объяснить это словами.
– Вспомни эту его бурру, Чесса. Когда я держал ее в руке, она казалась мне страшно тяжелой. Я еле-еле смог ее поднять. Однако, когда ее взяла ты, она вдруг стала легкой, как пылинка. А как насчет исходящих от нее жара и холода? Несомненно, тут не обошлось без колдовства. Мой отец был доволен, что бурра показалась тебе такой легкой. Ему тоже было легко ее держать.
Да, здесь точно замешаны какие-то чары, хотя мне и не нравится признавать, что я в них верю.
Чесса, сдвинув брови, глядела на гладкую поверхность озера, темневшую на глазах от опускающегося тумана. Сквозь него еще можно было разглядеть лоскутки голубого неба, но скоро он загустеет, и тогда уже не будет видно ничего, кроме сплошной серой мути, и станет холодно, несмотря на то, что сейчас лето. На озере виднелось несколько рыбацких лодок, но все они держались вблизи берега, как будто рыбаки боялись покидать мелководье и заплывать на глубину. Чесса вздрогнула и плотнее запахнула свой теплый шерстяной плащ.
– Как же это произошло? – тихо произнесла она. – Как получилось, что я вдруг увидела свою мать?
Неужели я сама вызвала ее образ, подумав о ней? Но как это возможно? Ведь на самом деле мой отец Хормуз не волшебник. Он вовсе не омолодил старого короля Ситрика, а просто убил его и занял его место. Единственная “магия”, которой пользуется мой отец, – это его ум, его понимание людей и знание причин их поступков. Когда я слышу, как Варрик называет его великим чародеем, мне хочется прыснуть со смеху. Но если мой отец не обладает магическим даром, тогда почему же я смогла увидеть свою покойную мать? И почему бурра кажется мне такой легкой?
– Я так же, как Керек и королева Турелла, преклоняюсь перед твоим умом, Чесса, но чтобы ты была способна вызвать из могилы свою мать? Нет, в это я не верю. Думаю, что все дело тут в Варрике. Наверное, он способен заглянуть в твое сознание, вот он и сделал это нынче утром и, увидев там твою мать, показал ее тебе с помощью своих колдовских чар.
Чессу пробрала дрожь, и дело здесь было вовсе не в обволакивающем их тумане. Туман больше не казался ей ни промозглым, ни холодным, напротив, он был приятным и ласковым, как прикосновение пальцев любовника. Они уже подъезжали к южной оконечности озера Лох-Несс. Вокруг возвышались пологие, низкие холмы, на их зеленых склонах мирно паслись овцы. По небу то и дело пролетали большие хищные птицы: соколы, канюки. Над озером носились чайки, время от времени ныряя в воду за рыбой. Вокруг виднелись ячменные поля, на которых трудились рабы, а там, где не было полей и пастбищ, густо росли деревья или высились нагромождения огромных валунов, словно собранных в кучу мощной рукой великана.
Похоже, владения Варрика не имеют конца, – нарушил молчание Клив. – Он говорил мне, что это место зовется Соколиным гребнем – такое название он дал ему сам. Однажды, проезжая здесь, он позвал к себе птиц, и на его вытянутую руку сели три сокола, словно в знак приветствия.
– Эти земли никогда не будут твоими, братец, – вдруг произнес подъехавший к ним Атол и, натянув поводья своего коня, поднял его на дыбы. – Эти земли мои. А ты убирайся назад в свою Норвегию. Ты стал совсем таким же, как те викинги, что приплывают оттуда, чтобы торговать в Инвернессе. А мы тут не такие. Мы другие. Мы тоже викинги, но не такие, как твои норвежцы. Мы лучше, сильнее и умнее. Но ты слишком невежествен, чтобы это понять. Уезжай отсюда. Тебе здесь никто не рад, хотя мой отец и наговорил тебе всяких приятных слов. Он не знает тебя, ты ему чужой, хотя и родился от его семени. Уезжай из наших мест по-хорошему, Клив из Малверна. Здесь ты ничего не получишь.
Клив спокойно разглядывал лицо Атола. Страсти так и кипели в этом мальчишке, и он не умел их сдерживать.
– Хотел бы я знать, – невозмутимо протянул Клив, – научишься ли ты властвовать собой, когда повзрослеешь, и проявишь ли хоть немного здравого смысла? Многим это так никогда и не удается. Я знаю, тебе кажется, что с тобой поступили несправедливо, лишив тебя того, что ты считал своим. Я не виню тебя за это, потому что твои чувства естественны. Ты не знаешь меня. Как и все остальные, ты считал, что я давно умер. Но я снова здесь, я вернулся – и тебе не остается ничего другого, как примириться с моим существованием.
– Нет, – процедил Атол сквозь зубы. – Никогда. – И, резко развернув своего жеребца, поскакал на свое прежнее место, впереди отряда.
– Держи нож наготове, – тихо сказал Клив, повернувшись к Чессе. – О проклятие, и зачем только я взял с собой Кири?
– А в чем, собственно, дело?
– Я чую опасность, Чесса, она где-то рядом. Так что держи нож наготове и смотри в оба. О боги, какой же я был дурак, что взял с собой этого своего новоявленного брата!
Нападение было таким внезапным, что Чесса не успела ответить. Клив бросил тревожный взгляд на Кири, которая сидела в одном седле с Мерриком, и вытащил из ножен свой меч.
Атакующих было не меньше трех дюжин. То были не викинги, а местные разбойники, бродяги и дикари. Одеты они были в грязные, рваные медвежьи и волчьи шкуры, обуты в грубые кожаные сандалии. В руке у каждого был деревянный щит, на голове – деревянный шлем, и все грозно размахивали короткими мечами. Чувствовалось, что они бывалые воины и готовы убивать без пощады. Они вопили во все горло, лица у них были разрисованы синими и красными квадратами и кругами. Пикты, подумал Клив, и глаза его сверкнули. Он ни на миг не сомневался, что их позвал Атол, после того как они поговорили несколько минут назад. Да, не может быть никаких сомнений – , тут приложил руку этот ублюдок.
Пока мужчины из Малверна и воины Варрика воинственно кричали и выстраивались в боевой порядок, Клив спокойно направил своего коня вперед. Пикты прижимали их к озеру, отступать было некуда, впрочем, в любом случае ни один уважающий себя викинг не стал бы помышлять о бегстве с поля боя.
Клив внимательно посмотрел на Атола, грозно размахивающего мечом над головой. Да, он не ошибся – это был условный знак, который этот молокосос подавал разбойникам. В следующее мгновение Клив схватил его за горло и приставил к груди острие ножа. Стащив Атола с коня, он пересадил его к себе в седло.
– Отзови своих людей, – шепнул он ему на ухо. Атол попытался вырваться, визгливо крича:
– Они не мои люди, Клив, они просто воры, разбойники! Они хотят отнять у нас мечи и драгоценные украшения. И еще они хотят забрать женщин.
– Отзови их сейчас же, или я всажу нож прямо тебе в сердце. Ты понял?
– Да я скорее умру, чем позволю тебе… Клив слегка нажал на нож, и острие, разрезав ткань туники Атола, неглубоко вошло в плоть. Атол закричал от боли.
– Вот видишь, сопляк, выбирая между жизнью и смертью, человек всегда отдает предпочтение жизни. Я хорошо усвоил это за те пятнадцать лет, которые провел в рабстве. Человек может выдержать все, если верит, что у него есть шанс выжить? Ну, давай же, отзови своих головорезов, иначе ты умрешь, прежде чем успеешь еще раз вздохнуть.
Атол завопил:
– Сарва, стой! Не подъезжай ближе! Вели своим людям отступить. Вели сейчас же, или меня убьют!
Вожак разбойников остановил своего коня, и его раскрашенное лицо нахмурилось. Стало быть, эти бандиты, эти дикие пикты, служат Атолу. Но как же этот молокосос сумел так быстро привести их сюда? Этого Клив не мог понять. Между тем вожак отрицательно затряс головой – похоже, ему не хотелось отступать, – и тут Атол, почувствовав, что нож Клива начал погружаться глубже, истошно завопил:
– Нет, нет! Назад! Уходи!
Сарва медленно поднял руку. Разбойники, скакавшие вслед за ним, остановились, затем окружили его и стали совещаться.
– Чего мы ждем? – воскликнул Меррик. – Давайте ударим по ним и перебьем эту шваль.
Но тут он вдруг вспомнил, что прижимает к себе Кири. Девочка уткнулась лицом ему в бок.
– Ох нет, я вовсе не это хотел сказать. Кири, золотце мое, мы не будем драться. Смотри, твой отец уже все уладил.
– Отец всегда все улаживает, – сказала Кири, выглядывая из-под мышки Меррика. – Отец, кто эти люди?
– Скоро они уедут. Мое сокровище, и тогда мы выясним, кто они и откуда тут взялись, – ответил Клив, а потом, понизив голос, шепнул Атолу на ухо:
– Что-то уж очень быстро они появились, братец, и, судя по их виду, явно собирались всех нас убить. Молись, чтобы этот бандит Сарва послушал тебя, Атол, иначе тебе не уйти отсюда живым. Ну как, нравится тебе, как в твою плоть входит холодное железо? – Кончик ножа вонзился еще глубже. Окаменевший от ужаса Атол застонал.
Разбойники вдруг рассыпались и быстро скрылись за тремя невысокими холмами, грудами валунов и серой завесой тумана.
Клив убрал свой нож от груди Атола, спокойно вложил его в ножны, потом схватил Атола за грудки, поднял его и швырнул на землю. Потом он соскочил с коня и встал над ним, глядя на своего младшего брата сверху вниз.
– Встань, трус, и перестань скулить.
– Ах вот оно что, – сказала Чесса, остановив свою кобылу в одном футе от Атола. – Значит, это было твоих рук дело?! Ты хотел перебить нас всех. ТЫ ХОТЕЛ УБИТЬ КЛИВА, УБИТЬ КИРИ! – Тут ее голос поднялся почти до визга. Она мигом соскочила с кобылы, выхватила из-за пояса нож и коршуном бросилась на Атола. Клив едва успел остановить ее.
– Нет, Чесса, нет! Я не хочу, чтобы его подлая кровь запятнала твои руки. Ни с Кири, ни со мной ничего не случилось. Все закончилось благополучно. Считай, что Атол – это второй Рагнор Йоркский, еще один несчастный дурак, только и всего. Ты же не хотела убивать Рагнора, ты просто хотела, чтобы он держался от тебя подальше.
– Он подверг тебя и Кири смертельной опасности, – задыхаясь, проговорила Чесса, вся еще во власти дикой ярости.
Клив взял ее за плечи и тряхнул.
– Чесса, Чесса, опомнись, успокойся. – Он наклонился, крепко поцеловал ее в губы и прижал к своей груди.
Кири повернулась к Игмалу, который ехал бок о бок с Мерриком, и сказала:
– Чесса никому не позволяет обижать меня и моего отца. Она тогда так разъяряется, что глаза у нее становятся красными, как горящие уголья. Однажды я видела, как она набросилась на одного плохого человека, который хотел обидеть другого человека, который ей нравился. Она очень хорошая, но, когда она выходила замуж за моего отца, я не знала точно, хочу я этого или нет. Ведь мы с ним и до нее хорошо жили. – Кири тяжело вздохнула. – Но с ней наша жизнь стала куда интереснее и, по-моему, отец считает ее просто чудом. Но она не моя настоящая мама.
Игмал понимающе кивнул:
– Она достойная жена викинга. Она сильная, гордая и очень любит твоего отца – я в таких вещах хорошо разбираюсь. Тебе здорово повезло с мачехой, Кири.
Клив нагнулся и помог Атолу встать на ноги – Ты порезал меня, у меня идет кровь! Эта потуга на благородное негодование вызвала у Клива презрительную улыбку.
– Удивительно, до чего он напоминает мне этого поганца Рагнора. Такое же ничтожество и такой же нытик. – Размахнувшись, он впечатал свой кулак в челюсть Атола и от души пожалел, что при этом не раздался хруст. Было бы совсем неплохо сломать этому маленькому ублюдку челюсть.
– Жаль, – коротко выразил свои чувства Меррик. – Сломанная челюсть пошла бы ему на пользу: ему бы казалось, что каждое произнесенное слово убивает его, и в конце концов он, может быть, умер бы голодной смертью. Жаль, что у тебя не получилось, Клив, но я видел, что ты старался. – Меррик усмехнулся. – О боги, я пять лет учил тебя, как надо драться, но так и не смог привить тебе вкус к убийству врагов. И все же ты хорошо ему врезал, и, полагаю, тебе это понравилось.
– Да, мне это понравилось, – подтвердил Клив и ударил Атола кулаком в живот, отчего тот согнулся пополам. Клив примерился и пнул его в зад. Атол пролетел несколько футов и ничком растянулся на каменистой земле. Тогда Клив повернулся к Игмалу и остальным людям Варрика и сказал:
– Мы отвезем его обратно в крепость. Пусть Варрик решает, что с ним делать. Я не хочу, чтобы кто-либо из вас или моя жена пачкал руки его кровью. Игмал, ты со мной согласен?
Игмал опустил взгляд на Атола, который лежал на боку, подтянув колени к груди и держась руками за живот. Лицо пикта выражало печаль, но не удивление.
– Я видел, как он вышел из чрева матери, здоровый, кричащий во все горло, готовый к жизни. Я наблюдал за тем, как он рос. Он вырос высоким. Высоким, но не прямым. В его сердце образовалась тьма, нехороший, черный угол, хотя откуда в нем эта чернота, я не понимаю. Я следил за ним, Клив, следил с той самой минуты, как появился ты, и видел, как в нем растет страх, ибо он знал, что теперь потеряет все, что считал своим. А потом я заметил, что он строит планы, заметил овладевшую им ненависть и решимость. Сегодня он попытался убить тебя, своего брата, убить твоих женщин и эту маленькую девочку, которая так здорово умеет меня смешить. Он опозорил всех нас.
Не сказав больше ни единого слова, Игмал вытащил свой короткий, узкий нож, соскочил с коня и нагнулся над Атолом. Клив едва успел удержать его руку, целившуюся Атолу прямо в сердце.
– Нет, Игмал, не надо. Это дело Варрика. Пусть он решает его судьбу. Ты говорил о позоре. Но это не твой позор, а позор моей семьи. Поэтому наш долг – отвезти его к Варрику.
– Как хочешь, Клив, – коротко сказал Игмал и, выпрямившись, убрал нож обратно в ножны. – Когда-нибудь ты будешь здесь хозяином. – С этими словами он повернулся и плюнул на валяющегося на земле Атола. – Клив спас твою жизнь. Ты пытался убить его, а он спас тебя. Спас от своей жены и от меня. – Он еще раз плюнул на Атола, повернулся к нему спиной и знаком приказал своим людям садиться на лошадей.
– Игмал, – позвала Кири.
Страшный пикт посмотрел на девочку и улыбнулся ей своей свирепой улыбкой, показав блестящие белые зубы:
– Что, малышка?
– Игмал, я хочу ехать в крепость с тобой. Меррик молча покачал головой, передал Кири Игмалу, и тот посадил ее рядом с собой.
– Я начинаю подозревать, что все мы здесь только для того, чтобы ублажать ее, – пробормотал пикт. Клив кивнул, потом приказал:
– Посадите моего брата на коня. Надо отвезти его к Варрику.
Атол, убедившийся наконец, что Клив не собирается лишать его жизни, посмотрел по сторонам, ища глазами скрывшихся разбойников, потом уверенно сказал:
– Мой отец любит меня. Он примет мою сторону. Он меня простит.
– Ни за что, – зло сказала Чесса. – А если он все-таки сделает это, значит, ума у него не больше, чем у такого дурака, как ты.
– Ты гнусная ведьма! Моя мать сказала мне, что ты ведьма, когда увидела, как ты держишь бурру, и тогда я понял, что такой, как ты, лучше умереть, чтобы с тобой умерли и все твои злые чары. Надо же, ты всего лишь женщина, а пыталась всадить в меня нож!
– Может, ты и прав, и я в самом деле ведьма, – улыбаясь, сказала Чесса. – Ты набитый дурак, Атол, если воображаешь, будто тебе под силу тягаться со мной. Не забывай этого, не то тебе же будет хуже. Твой отец знает, кто я такая, и уверена: он тоже посоветовал бы тебе обходить меня десятой дорогой.
Чувствуя на себе его взгляд, полный страха и бессильной ненависти, она направилась к своей кобыле и остановилась, ожидая, пока Клив подойдет и подсадит ее в седло.
– Смотрите, чудовище! – вдруг крикнул один из воинов. – О боги, это Кальдон! Кальдон!
Чесса резко повернулась и посмотрела на озеро. Но не увидела ничего, кроме плотной серой пелены тумана.
– Оно вон там, на востоке!
И тут она увидела его. Длинная, изогнутая пятнистая шея и, кажется, маленькая головка, которая сначала была задрана вверх, а потом вдруг повернулась, как будто чудовище взглянуло в их сторону. Но Чесса не была уверена, вправду ли она все это видит или же ей просто чудится, так как пласты тумана делили то, что ей казалось длинной шеей, на три части, а потом слились воедино и все заволокли.
Варрик поднял странную, покрытую резьбой деревянную палочку, лежавшую у него на коленях. Вблизи было видно, что длины в ней не больше фута и что необычный, состоящий из кругов и квадратов резной узор раскрашен в два цвета: ярко-синий и ярко-красный.
– Она принадлежала одному пиктскому вождю, который жил к востоку от озера, в одном дне пути отсюда. Я знал, что в ней сокрыта магическая сила. Эта палочка называется “бурра”, так ее называли друиды, которые владели ею многие сотни лет и использовали ее в своих обрядах. Она очень стара, старше, чем Кальдон, возможно, старше, чем Один и Тор. Я изучал ее много лет и познал все ее секреты. Когда я колдую, я делаю так, что моя сила перетекает в нее и от этого становится еще больше.
– А как вышло, что от пиктского вождя она перешла к тебе?
– Я убил его и забрал ее. Вот, подержи ее. Клив осторожно взял бурру. Она оказалась тяжелой, такой тяжелой, что от неожиданности он едва ее не выронил. Как это возможно, чтобы такая тонкая деревянная палочка была настолько тяжела? И почему Варрик держал ее с такой легкостью, будто она ничего не весит? В любом случае, в ней было нечто такое, отчего Клива мороз подирал по коже.
– Что ты чувствуешь? – спросил Варрик.
– Ничего, разве что она очень тяжелая. Как видно, тот, кто ее смастерил, вставил внутрь дерева что-то еще.
И он с готовностью отдал бурру своему отцу. Ему не хотелось ни видеть эту странную штуку, ни дотрагиваться до нее.
Варрик позвал:
– Чесса, прошу тебя, подойди к нам. Я хочу кое-что тебе показать.
Чесса, беседовавшая с Ларен, подняла голову, посмотрела на помост, увидела, что Клив сидит совершенно неподвижно, и торопливо подошла к Варрику.
– Что тебе угодно, мой господин?
– На, возьми, – коротко сказал Варрик и протянул ей бурру.
Чесса взяла палочку, успела подумать, что украшающий ее узор выглядит довольно необычно, и вдруг, вскрикнув, подбросила ее в воздух, потом поймала, схватив всего тремя пальцами. Палочка была легкая как пушинка. Это было странно, потому что на вид она казалась гораздо тяжелее.
– Она очень горячая, – с изумлением сказала Чесса, легко, словно перышко, перебрасывая бурру из одной руки в другую. – Очень горячая и совсем ничего не весит. Почему она такая? На вид она кажется очень тяжелой, так что и не поднимешь.
– Посмотри на изображенные на ней знаки, Чесса. Но та внезапно уронила палочку на земляной пол:
– Прости меня, господин Варрик, но твоя палочка вдруг сделалась такой холодной, что моей руке стало больно. Я не смогла ее удержать.
Она взглянула на Варрика, недоуменно хмуря брови, потом наклонилась и дотронулась до бурры. Теперь палочка не была ни горячей, ни ледяной, а только приятно теплой. Чесса подняла ее и вгляделась в узор из квадратов и кругов.
– Я чувствую, что она очень старая, – сказала она. – Старше, чем мыс, на котором стоит эта крепость. – Она озадаченно свела брови, глядя на мужа. – О, Клив, как странно! Я касаюсь этих квадратов и кругов, и мне кажется, будто пальцы погружаются в дерево, хотя на самом деле это, конечно же, не так. – Она замолчала, ощупывая узор и глядя на свои пальцы. Внезапно лицо ее побелело, глаза расширились от страха. Клив тут же вскочил на ноги, выхватил у нее из рук проклятую палку и бросил ее Варрику. Это было нелегко, потому что бурра снова оказалась ужасно тяжелой. Потом он крепко обнял жену.
– Что с тобой, Чесса? Что случилось? Ты можешь мне сказать?
Она уткнулась лицом в его плечо и прошептала:
– Я видела свою мать, Найту, видела так ясно, словно она и впрямь стояла передо мной. Она была такой живой, Клив, и улыбалась мне. Я смотрела на нее и мне казалось, что я очень маленькая, совсем маленькая девочка. О, Клив, я видела ее словно наяву!
Клива пробрал озноб. Как же ему все это не нравилось: и черная, непроницаемая тьма, вдруг наступившая нынче утром, и потрясший крепость неистовый ветер, и клокочущая вода, которая, казалось, вдруг обрела жизнь и собственную волю и пожелала поглотить крепость и всех, кто в ней находился. Не нравилась ему и эта бурра, которая явно пробудила что-то странное и пугающее, что таилось в душе Чессы. Внезапно Кливу очень захотелось бросить все и поскорей унести отсюда ноги.
Но он не мог этого сделать. Здесь была его родина. Кинлох был его домом. Чтобы успокоить Чессу, он сказал:
– Ты дочь своего отца, а ведь он чародей. Так что вполне естественно, что ты чувствуешь влечение к предметам древним и священным. Но все это не важно, Чесса, и не забивай себе голову такими пустяками. А теперь давай возьмем с собой Кири и поедем осматривать окрестности. Я хочу увидеть, многое ли здесь изменилось с тех пор, как я был ребенком.
Варрик ничего не сказал. Он бережно вложил бурру в футляр и привязал его к своему поясу кожаным ремешком, который тоже был расписан красными и синими кругами и квадратами. От взгляда на этот ремешок, разрисованный таинственными символами, Кливу стало еще больше не по себе. Люди и так довольно беспомощные создания – он знал это по опыту, – а тут еще все это необъяснимое колдовство и непонятная бурра, которая ему казалась почти неподъемной, а Варрику и Чессе – легкой как перышко.
– Я пошлю с вами твоего брата Атола, чтобы он показал вам окрестности, – сказал Варрик. – Он знает здесь каждый пригорок и каждую долину. Он будет начеку, ведь в этих краях нельзя терять бдительности. Изредка на нас нападают пикты и бритты, но всего опаснее разбойники, которые не имеют дома и бродят по горам и лесам, грабя и убивая. От них всегда можно ждать нападения, но мы, конечно, тоже не остаемся в долгу. Мои люди – свирепые бойцы, они дерутся без пощады. Если ты поедешь на юг, возьми с собой не меньше дюжины воинов. И знай: я рад, что ты хочешь узнать побольше об этой земле, которая после моей смерти будет принадлежать тебе.
Варрик дал им верховых лошадей. Клив катался на пони в раннем детстве, пока его не увезли из Кинлоха, но потом он разучился ездить верхом и снова научился, только когда поселился в Малверне. Теперь он чувствовал себя достаточно уверенно, сидя на поджаром гнедом жеребце. Правда, до сих пор ему больше нравилось ходить пешком, но обойти владения отца было невозможно – они простирались слишком далеко на запад и на юг. Чессе досталась кобыла с белыми чулками, которая то и дело вскидывала голову, смеша Кири. Ларен, такая же хорошая наездница, как и Чесса, ехала с задумчивым видом, не глядя по сторонам. Что до Меррика и его воинов, то они явно чувствовали себя не в своей тарелке. Вид у них был настороженный, как будто они опасались, что из темных вод озера Лох-Несс вот-вот выскочат демоны и растерзают их на части.
Сзади, зорко поглядывая по сторонам, ехали воины Варрика. Все они были одеты в медвежьи шкуры, а их лица разрисованы синими линиями и кругами. Варрик сказал Кливу, что это пикты, которые находятся у него на службе и дали ему клятву верности. У их предводителя Игмала было свирепое, как у христианского дьявола, лицо и ослепительно белые зубы, которые он то и дело обнажал в улыбке. Кири все время приставала к нему с расспросами, а он в ответ улыбался своей свирепой улыбкой и подбрасывал девочку в воздух. Клив подумал о том безрадостном молчании, которое всегда царило в крепости. Если кто из ее обитателей и улыбался, то только за ее стенами, и при этом повод для улыбок давала им одна лишь Кири и больше никто. Неужели в Кинлохе и Кири скоро разучится улыбаться? Нет, он этого не допустит.
Чесса подъехала к Кливу:
– Взгляни на этот туман. Он приближается, как морской прилив, и скоро мы окажемся в холодной серой мгле и перестанем видеть солнце. Мне нелегко будет привыкнуть к тому, что даже в разгар лета здесь бывают такие туманы. Но зато зелени здесь столько же и она такая же яркая и сочная, как в Ирландии, где нет таких туманов и все время идет дождь.
– Тебе правда нравится этот край, Чесса? – спросил Клив. – Ты в самом деле считаешь его красивым? Ты хочешь, чтобы эта земля стала твоей землей и чтобы Кинлох стал твоим домом?
– Да, хочу. Эта земля великолепна, но дика, и все же овцы и коровы пасутся здесь так мирно; а сколько здесь разных птиц! Думаю, Мирана бы здесь блаженствовала, ведь она обожает птиц. Мне надо будет научиться узнавать их и выучить, как каждая из них называется, чтобы потом я могла рассказать о них Миране. Да, Шотландия – замечательный край, и отныне она будет нашим домом! – Она немного помолчала и вдруг заговорила о другом:
– Кейман ничего мне не рассказывает, Аргана и трое ее сыновей тоже уходят от моих вопросов. Нельзя сказать, что они обращаются со мною дурно, но я явно вижу: они не хотят, чтобы я здесь жила. Единственное, о чем женщины готовы со мной беседовать, – это стряпня, ткачество и крашение тканей. Стоит мне заговорить о другом, и они тут же умолкают. Все они боятся – боятся Варрика.
– Все, кроме тебя.
– Да, я его не боюсь, но это и немудрено, ведь мой отец – величайший чародей в мире. С моей стороны было бы трусостью трепетать перед Варриком. Твой отец кажется мне весьма интересным и забавным, но он опасен, не забывай этого, Клив. – Она дотронулась рукой до его рукава и добавила; – Никогда не забывай, что он очень опасен.
– Я этого не забуду, но что именно ты имеешь в виду? Ты хочешь сказать, что он опасен не только в сражении, не так ли?
– Да, но мне трудно объяснить это словами.
– Вспомни эту его бурру, Чесса. Когда я держал ее в руке, она казалась мне страшно тяжелой. Я еле-еле смог ее поднять. Однако, когда ее взяла ты, она вдруг стала легкой, как пылинка. А как насчет исходящих от нее жара и холода? Несомненно, тут не обошлось без колдовства. Мой отец был доволен, что бурра показалась тебе такой легкой. Ему тоже было легко ее держать.
Да, здесь точно замешаны какие-то чары, хотя мне и не нравится признавать, что я в них верю.
Чесса, сдвинув брови, глядела на гладкую поверхность озера, темневшую на глазах от опускающегося тумана. Сквозь него еще можно было разглядеть лоскутки голубого неба, но скоро он загустеет, и тогда уже не будет видно ничего, кроме сплошной серой мути, и станет холодно, несмотря на то, что сейчас лето. На озере виднелось несколько рыбацких лодок, но все они держались вблизи берега, как будто рыбаки боялись покидать мелководье и заплывать на глубину. Чесса вздрогнула и плотнее запахнула свой теплый шерстяной плащ.
– Как же это произошло? – тихо произнесла она. – Как получилось, что я вдруг увидела свою мать?
Неужели я сама вызвала ее образ, подумав о ней? Но как это возможно? Ведь на самом деле мой отец Хормуз не волшебник. Он вовсе не омолодил старого короля Ситрика, а просто убил его и занял его место. Единственная “магия”, которой пользуется мой отец, – это его ум, его понимание людей и знание причин их поступков. Когда я слышу, как Варрик называет его великим чародеем, мне хочется прыснуть со смеху. Но если мой отец не обладает магическим даром, тогда почему же я смогла увидеть свою покойную мать? И почему бурра кажется мне такой легкой?
– Я так же, как Керек и королева Турелла, преклоняюсь перед твоим умом, Чесса, но чтобы ты была способна вызвать из могилы свою мать? Нет, в это я не верю. Думаю, что все дело тут в Варрике. Наверное, он способен заглянуть в твое сознание, вот он и сделал это нынче утром и, увидев там твою мать, показал ее тебе с помощью своих колдовских чар.
Чессу пробрала дрожь, и дело здесь было вовсе не в обволакивающем их тумане. Туман больше не казался ей ни промозглым, ни холодным, напротив, он был приятным и ласковым, как прикосновение пальцев любовника. Они уже подъезжали к южной оконечности озера Лох-Несс. Вокруг возвышались пологие, низкие холмы, на их зеленых склонах мирно паслись овцы. По небу то и дело пролетали большие хищные птицы: соколы, канюки. Над озером носились чайки, время от времени ныряя в воду за рыбой. Вокруг виднелись ячменные поля, на которых трудились рабы, а там, где не было полей и пастбищ, густо росли деревья или высились нагромождения огромных валунов, словно собранных в кучу мощной рукой великана.
Похоже, владения Варрика не имеют конца, – нарушил молчание Клив. – Он говорил мне, что это место зовется Соколиным гребнем – такое название он дал ему сам. Однажды, проезжая здесь, он позвал к себе птиц, и на его вытянутую руку сели три сокола, словно в знак приветствия.
– Эти земли никогда не будут твоими, братец, – вдруг произнес подъехавший к ним Атол и, натянув поводья своего коня, поднял его на дыбы. – Эти земли мои. А ты убирайся назад в свою Норвегию. Ты стал совсем таким же, как те викинги, что приплывают оттуда, чтобы торговать в Инвернессе. А мы тут не такие. Мы другие. Мы тоже викинги, но не такие, как твои норвежцы. Мы лучше, сильнее и умнее. Но ты слишком невежествен, чтобы это понять. Уезжай отсюда. Тебе здесь никто не рад, хотя мой отец и наговорил тебе всяких приятных слов. Он не знает тебя, ты ему чужой, хотя и родился от его семени. Уезжай из наших мест по-хорошему, Клив из Малверна. Здесь ты ничего не получишь.
Клив спокойно разглядывал лицо Атола. Страсти так и кипели в этом мальчишке, и он не умел их сдерживать.
– Хотел бы я знать, – невозмутимо протянул Клив, – научишься ли ты властвовать собой, когда повзрослеешь, и проявишь ли хоть немного здравого смысла? Многим это так никогда и не удается. Я знаю, тебе кажется, что с тобой поступили несправедливо, лишив тебя того, что ты считал своим. Я не виню тебя за это, потому что твои чувства естественны. Ты не знаешь меня. Как и все остальные, ты считал, что я давно умер. Но я снова здесь, я вернулся – и тебе не остается ничего другого, как примириться с моим существованием.
– Нет, – процедил Атол сквозь зубы. – Никогда. – И, резко развернув своего жеребца, поскакал на свое прежнее место, впереди отряда.
– Держи нож наготове, – тихо сказал Клив, повернувшись к Чессе. – О проклятие, и зачем только я взял с собой Кири?
– А в чем, собственно, дело?
– Я чую опасность, Чесса, она где-то рядом. Так что держи нож наготове и смотри в оба. О боги, какой же я был дурак, что взял с собой этого своего новоявленного брата!
Нападение было таким внезапным, что Чесса не успела ответить. Клив бросил тревожный взгляд на Кири, которая сидела в одном седле с Мерриком, и вытащил из ножен свой меч.
Атакующих было не меньше трех дюжин. То были не викинги, а местные разбойники, бродяги и дикари. Одеты они были в грязные, рваные медвежьи и волчьи шкуры, обуты в грубые кожаные сандалии. В руке у каждого был деревянный щит, на голове – деревянный шлем, и все грозно размахивали короткими мечами. Чувствовалось, что они бывалые воины и готовы убивать без пощады. Они вопили во все горло, лица у них были разрисованы синими и красными квадратами и кругами. Пикты, подумал Клив, и глаза его сверкнули. Он ни на миг не сомневался, что их позвал Атол, после того как они поговорили несколько минут назад. Да, не может быть никаких сомнений – , тут приложил руку этот ублюдок.
Пока мужчины из Малверна и воины Варрика воинственно кричали и выстраивались в боевой порядок, Клив спокойно направил своего коня вперед. Пикты прижимали их к озеру, отступать было некуда, впрочем, в любом случае ни один уважающий себя викинг не стал бы помышлять о бегстве с поля боя.
Клив внимательно посмотрел на Атола, грозно размахивающего мечом над головой. Да, он не ошибся – это был условный знак, который этот молокосос подавал разбойникам. В следующее мгновение Клив схватил его за горло и приставил к груди острие ножа. Стащив Атола с коня, он пересадил его к себе в седло.
– Отзови своих людей, – шепнул он ему на ухо. Атол попытался вырваться, визгливо крича:
– Они не мои люди, Клив, они просто воры, разбойники! Они хотят отнять у нас мечи и драгоценные украшения. И еще они хотят забрать женщин.
– Отзови их сейчас же, или я всажу нож прямо тебе в сердце. Ты понял?
– Да я скорее умру, чем позволю тебе… Клив слегка нажал на нож, и острие, разрезав ткань туники Атола, неглубоко вошло в плоть. Атол закричал от боли.
– Вот видишь, сопляк, выбирая между жизнью и смертью, человек всегда отдает предпочтение жизни. Я хорошо усвоил это за те пятнадцать лет, которые провел в рабстве. Человек может выдержать все, если верит, что у него есть шанс выжить? Ну, давай же, отзови своих головорезов, иначе ты умрешь, прежде чем успеешь еще раз вздохнуть.
Атол завопил:
– Сарва, стой! Не подъезжай ближе! Вели своим людям отступить. Вели сейчас же, или меня убьют!
Вожак разбойников остановил своего коня, и его раскрашенное лицо нахмурилось. Стало быть, эти бандиты, эти дикие пикты, служат Атолу. Но как же этот молокосос сумел так быстро привести их сюда? Этого Клив не мог понять. Между тем вожак отрицательно затряс головой – похоже, ему не хотелось отступать, – и тут Атол, почувствовав, что нож Клива начал погружаться глубже, истошно завопил:
– Нет, нет! Назад! Уходи!
Сарва медленно поднял руку. Разбойники, скакавшие вслед за ним, остановились, затем окружили его и стали совещаться.
– Чего мы ждем? – воскликнул Меррик. – Давайте ударим по ним и перебьем эту шваль.
Но тут он вдруг вспомнил, что прижимает к себе Кири. Девочка уткнулась лицом ему в бок.
– Ох нет, я вовсе не это хотел сказать. Кири, золотце мое, мы не будем драться. Смотри, твой отец уже все уладил.
– Отец всегда все улаживает, – сказала Кири, выглядывая из-под мышки Меррика. – Отец, кто эти люди?
– Скоро они уедут. Мое сокровище, и тогда мы выясним, кто они и откуда тут взялись, – ответил Клив, а потом, понизив голос, шепнул Атолу на ухо:
– Что-то уж очень быстро они появились, братец, и, судя по их виду, явно собирались всех нас убить. Молись, чтобы этот бандит Сарва послушал тебя, Атол, иначе тебе не уйти отсюда живым. Ну как, нравится тебе, как в твою плоть входит холодное железо? – Кончик ножа вонзился еще глубже. Окаменевший от ужаса Атол застонал.
Разбойники вдруг рассыпались и быстро скрылись за тремя невысокими холмами, грудами валунов и серой завесой тумана.
Клив убрал свой нож от груди Атола, спокойно вложил его в ножны, потом схватил Атола за грудки, поднял его и швырнул на землю. Потом он соскочил с коня и встал над ним, глядя на своего младшего брата сверху вниз.
– Встань, трус, и перестань скулить.
– Ах вот оно что, – сказала Чесса, остановив свою кобылу в одном футе от Атола. – Значит, это было твоих рук дело?! Ты хотел перебить нас всех. ТЫ ХОТЕЛ УБИТЬ КЛИВА, УБИТЬ КИРИ! – Тут ее голос поднялся почти до визга. Она мигом соскочила с кобылы, выхватила из-за пояса нож и коршуном бросилась на Атола. Клив едва успел остановить ее.
– Нет, Чесса, нет! Я не хочу, чтобы его подлая кровь запятнала твои руки. Ни с Кири, ни со мной ничего не случилось. Все закончилось благополучно. Считай, что Атол – это второй Рагнор Йоркский, еще один несчастный дурак, только и всего. Ты же не хотела убивать Рагнора, ты просто хотела, чтобы он держался от тебя подальше.
– Он подверг тебя и Кири смертельной опасности, – задыхаясь, проговорила Чесса, вся еще во власти дикой ярости.
Клив взял ее за плечи и тряхнул.
– Чесса, Чесса, опомнись, успокойся. – Он наклонился, крепко поцеловал ее в губы и прижал к своей груди.
Кири повернулась к Игмалу, который ехал бок о бок с Мерриком, и сказала:
– Чесса никому не позволяет обижать меня и моего отца. Она тогда так разъяряется, что глаза у нее становятся красными, как горящие уголья. Однажды я видела, как она набросилась на одного плохого человека, который хотел обидеть другого человека, который ей нравился. Она очень хорошая, но, когда она выходила замуж за моего отца, я не знала точно, хочу я этого или нет. Ведь мы с ним и до нее хорошо жили. – Кири тяжело вздохнула. – Но с ней наша жизнь стала куда интереснее и, по-моему, отец считает ее просто чудом. Но она не моя настоящая мама.
Игмал понимающе кивнул:
– Она достойная жена викинга. Она сильная, гордая и очень любит твоего отца – я в таких вещах хорошо разбираюсь. Тебе здорово повезло с мачехой, Кири.
Клив нагнулся и помог Атолу встать на ноги – Ты порезал меня, у меня идет кровь! Эта потуга на благородное негодование вызвала у Клива презрительную улыбку.
– Удивительно, до чего он напоминает мне этого поганца Рагнора. Такое же ничтожество и такой же нытик. – Размахнувшись, он впечатал свой кулак в челюсть Атола и от души пожалел, что при этом не раздался хруст. Было бы совсем неплохо сломать этому маленькому ублюдку челюсть.
– Жаль, – коротко выразил свои чувства Меррик. – Сломанная челюсть пошла бы ему на пользу: ему бы казалось, что каждое произнесенное слово убивает его, и в конце концов он, может быть, умер бы голодной смертью. Жаль, что у тебя не получилось, Клив, но я видел, что ты старался. – Меррик усмехнулся. – О боги, я пять лет учил тебя, как надо драться, но так и не смог привить тебе вкус к убийству врагов. И все же ты хорошо ему врезал, и, полагаю, тебе это понравилось.
– Да, мне это понравилось, – подтвердил Клив и ударил Атола кулаком в живот, отчего тот согнулся пополам. Клив примерился и пнул его в зад. Атол пролетел несколько футов и ничком растянулся на каменистой земле. Тогда Клив повернулся к Игмалу и остальным людям Варрика и сказал:
– Мы отвезем его обратно в крепость. Пусть Варрик решает, что с ним делать. Я не хочу, чтобы кто-либо из вас или моя жена пачкал руки его кровью. Игмал, ты со мной согласен?
Игмал опустил взгляд на Атола, который лежал на боку, подтянув колени к груди и держась руками за живот. Лицо пикта выражало печаль, но не удивление.
– Я видел, как он вышел из чрева матери, здоровый, кричащий во все горло, готовый к жизни. Я наблюдал за тем, как он рос. Он вырос высоким. Высоким, но не прямым. В его сердце образовалась тьма, нехороший, черный угол, хотя откуда в нем эта чернота, я не понимаю. Я следил за ним, Клив, следил с той самой минуты, как появился ты, и видел, как в нем растет страх, ибо он знал, что теперь потеряет все, что считал своим. А потом я заметил, что он строит планы, заметил овладевшую им ненависть и решимость. Сегодня он попытался убить тебя, своего брата, убить твоих женщин и эту маленькую девочку, которая так здорово умеет меня смешить. Он опозорил всех нас.
Не сказав больше ни единого слова, Игмал вытащил свой короткий, узкий нож, соскочил с коня и нагнулся над Атолом. Клив едва успел удержать его руку, целившуюся Атолу прямо в сердце.
– Нет, Игмал, не надо. Это дело Варрика. Пусть он решает его судьбу. Ты говорил о позоре. Но это не твой позор, а позор моей семьи. Поэтому наш долг – отвезти его к Варрику.
– Как хочешь, Клив, – коротко сказал Игмал и, выпрямившись, убрал нож обратно в ножны. – Когда-нибудь ты будешь здесь хозяином. – С этими словами он повернулся и плюнул на валяющегося на земле Атола. – Клив спас твою жизнь. Ты пытался убить его, а он спас тебя. Спас от своей жены и от меня. – Он еще раз плюнул на Атола, повернулся к нему спиной и знаком приказал своим людям садиться на лошадей.
– Игмал, – позвала Кири.
Страшный пикт посмотрел на девочку и улыбнулся ей своей свирепой улыбкой, показав блестящие белые зубы:
– Что, малышка?
– Игмал, я хочу ехать в крепость с тобой. Меррик молча покачал головой, передал Кири Игмалу, и тот посадил ее рядом с собой.
– Я начинаю подозревать, что все мы здесь только для того, чтобы ублажать ее, – пробормотал пикт. Клив кивнул, потом приказал:
– Посадите моего брата на коня. Надо отвезти его к Варрику.
Атол, убедившийся наконец, что Клив не собирается лишать его жизни, посмотрел по сторонам, ища глазами скрывшихся разбойников, потом уверенно сказал:
– Мой отец любит меня. Он примет мою сторону. Он меня простит.
– Ни за что, – зло сказала Чесса. – А если он все-таки сделает это, значит, ума у него не больше, чем у такого дурака, как ты.
– Ты гнусная ведьма! Моя мать сказала мне, что ты ведьма, когда увидела, как ты держишь бурру, и тогда я понял, что такой, как ты, лучше умереть, чтобы с тобой умерли и все твои злые чары. Надо же, ты всего лишь женщина, а пыталась всадить в меня нож!
– Может, ты и прав, и я в самом деле ведьма, – улыбаясь, сказала Чесса. – Ты набитый дурак, Атол, если воображаешь, будто тебе под силу тягаться со мной. Не забывай этого, не то тебе же будет хуже. Твой отец знает, кто я такая, и уверена: он тоже посоветовал бы тебе обходить меня десятой дорогой.
Чувствуя на себе его взгляд, полный страха и бессильной ненависти, она направилась к своей кобыле и остановилась, ожидая, пока Клив подойдет и подсадит ее в седло.
– Смотрите, чудовище! – вдруг крикнул один из воинов. – О боги, это Кальдон! Кальдон!
Чесса резко повернулась и посмотрела на озеро. Но не увидела ничего, кроме плотной серой пелены тумана.
– Оно вон там, на востоке!
И тут она увидела его. Длинная, изогнутая пятнистая шея и, кажется, маленькая головка, которая сначала была задрана вверх, а потом вдруг повернулась, как будто чудовище взглянуло в их сторону. Но Чесса не была уверена, вправду ли она все это видит или же ей просто чудится, так как пласты тумана делили то, что ей казалось длинной шеей, на три части, а потом слились воедино и все заволокли.