Коултер Кэтрин. Нескромное предложение

   — Не знаю. Она ничего не сказала.
   Какое счастье, что она встретила Филипа во всеоружии! Сабрина задохнулась и подалась вперед, едва не коснувшись его грудью. Он поспешно отстранился.
   — Не могу, Сабрина, как страстно ни желал бы, но не могу.
   Сабрина недоуменно посмотрела на него, испытывая в эту минуту почти физическую боль. Перед глазами все плыло. Такого она не ожидала. Что с ней творится? Откуда эти странные ощущения?
   — Почему?
   Она близко, слишком близко. И эта чертова одежда! Правда, Сабрина и в ней выглядит обольстительной. Неотразимой. Прелестной. Но он помнил каждый дюйм ее белоснежного тела.
   До него, как сквозь туман, донесся ее голос. «Почему?»
   — Потому что джентльмен не должен поддаваться чарам леди из опасения, что она его скомпрометирует. Должен признаться, что держусь из последних сил, так что вам лучше не искушать меня.
   — Я ничего не понимаю в искушении.
   — Естественно, — вздохнул Филип. — Я пригласил вас на танец, желая серьезно поговорить.
   Танцующие разбились на четверки, и их тут же разлучили. Сабрина, растянув губы в улыбке, присела и протянула руку сначала одному, потом другому кавалеру. И хотя все это казалось не слишком утомительным, к концу танца она с трудом переводила дыхание.
   — Похоже, вы еще не оправились как следует и быстро устаете, — заметил Филип.
   — Да. Но с каждым днем мне становится лучше.
   — Не хотелось бы возвращать вас тете. Нам действительно нужно потолковать. Не выпьете ли пунша, чтобы немного освежиться?
   Сабрина кивнула и взяла Филипа под руку. Они направились через бальную залу к столовой, где длинные столы были уставлены самыми разнообразными блюдами, от пирожков с устрицами до яблочных пирожных.
   — Вы голодны?
   Девушка покачала головой. Филип протянул ей бокал и взял с подноса у проходившего лакея бокал с шампанским.
   — За Лондон и ваш очевидный успех.
   Сабрина пригубила пунш, показавшийся ей чересчур сладким. Поморщившись, она отставила бокал.
   — Лучше выпьем за мир, который не нуждается в переменах. Мой успех далеко не столь очевиден, как вы считаете.
   — Ах, Сабрина, здешнее общество еще не успело узнать…
   — И вы намереваетесь их просветить?
   — Это совершенно ни к чему. Вы и сами не понимаете, что живете в стеклянном доме. Всего один камень, чей-то грязный язык, и все разлетится вдребезги.
   — Какая чушь! Во всем этом нет ни малейшего смысла! Я никому ничего не сделала плохого, а здесь стараюсь не открывать рта. Тетушка болтает за двоих. Я всего лишь улыбаюсь, киваю и послушно выполняю ее повеления. Нет, Филип, для такой злобы вовсе нет причин.
   — Вы поразительно наивны, — грустно улыбнулся Филип. — Рано или поздно это произойдет. Кстати, вы получили мое письмо?
   — Да, сегодня утром. Спасибо, Филип. Я в огромном долгу перед вами.
   — Надеюсь, вы перестали волноваться.
   — Почти.
   — Лжете, впрочем, это не важно. Как я писал, здоровье вашего деда постепенно улучшается. Он крепкий орешек. Боюсь, ваш кузен одряхлеет, дожидаясь своей очереди стать графом. Да, кстати, я не сообщил вам, на случай, если тетушка Берсфорд сунет нос в письмо, но графу теперь не угрожает никакая опасность со стороны Тревора.
   Сабрина нахмурилась, поняв скрытый смысл его слов.
   — Что вы натворили?
   — Поехал в Монмут-Эбби, повидался со змеенышем и постарался все ему разъяснить.

Глава 23

   — Что?! Что вы сказали, Филип? В самом деле ездили туда? Видели Тревора? Стреляли в него? О Господи! Надеюсь, что вы промахнулись и не попали в сердце!
   — Признаться, — рассмеялся Филип, — я рассчитываю месяцев через шесть снова побывать в Монмут-Эбби и переломать негодяю все кости.
   Он не добавил, что Ричард Кларендон, вероятнее всего, станет его спутником, если не успеет раньше расправиться с Тревором. Сама мысль об этом наполняла его восторгом. Филип едва не потирал руки от удовольствия.
   — Вот как все вышло, Сабрина: я припер к стенке не только Тревора, но и его застенчивую юную женушку. Должен сказать, они друг друга стоят.
   Сабрина беспомощно всплеснула руками:
   — Но почему?
   — У обоих моральные принципы и понятия о чести, как у бродячих котов.
   — Но зачем вы туда поехали?
   — Чувствовал, что обязан это сделать ради вас.
   — Ничем вы мне не обязаны, сколько раз повторять? Вы спасли мне жизнь, Филип, неужели этого недостаточно?
   — Ладно, если быть честным, я поехал, желая своими глазами посмотреть на того очаровательного денди, который произвел столь огромное впечатление на Ричарда Кларендона. Мужественного рыцаря, задумавшего изнасиловать невинную свояченицу, доверенную его покровительству.
   — Он и в самом деле красив. Вы велели ему оставить дедушку в покое?
   — Да. Несмотря на бесчисленные недостатки, Тревор Эверсли не лишен инстинкта самосохранения. Я достаточно подробно разъяснил ему и Элизабет, что пущу пулю в сердце будущего графа, если старый умрет. Пришлось вытерпеть бурю негодования. Меня обвиняли в том, что я лезу не в свои дела, но в конце концов мне удалось их усмирить. Правда, признаюсь, что для наглядности сшиб Тревора с ног и пару раз ударил головой о стену. Элизабет визжала, будто ее режут, но мне кажется, она втайне радовалась, что я задал трепку ублюдку. Кто знает? Все это очень странно. Тревор позвал на помощь дворецкого.
   — Риббла?
   — Совершенно верно. Он появился, встал в дверях, увидел, что происходит, и немедленно исчез.
   — Но, Филип, вы упомянули о дуэли с Тревором в случае смерти дедушки! Я не могу этого одобрить. А что, если он вас ранит? Неужели станете рисковать жизнью из-за какого-то старика?
   — Он ваш дедушка, Сабрина.
   — Я освобождаю вас от всех обязательств, навязанных Чарлзом. Мой долг вам растет с каждой минутой, и это невыносимо.
   — Похоже, вам придется терпеть, пока я не выполню все, что задумал.
   Терпеть? Этого еще не хватало!
   Она стала обмахиваться рукой, чтобы охладить пылающие щеки.
   — Благодарю вас, Филип, — холодно проговорила она. Филип с досадой поморщился.
   — Мне не нужна ваша благодарность, Сабрина. Все эти излияния так утомительны!
   Ну вот, кажется, подействовало. От груди до самых корней волос она покрылась густым румянцем. Ах, эти груди… Филип спохватился и поспешно отвел взгляд.
   — Утомительны?! — ахнула Сабрина. — Глупец, да если бы вы знали, как мне надоело постоянно рассыпаться в благодарностях! Почему бы вам не выказать наконец свой характер, буйный и эгоистичный, как считает Чарлз?
   — Эгоистичный? И это после того, как я купал вас, Сабрина, вытирал, укладывал в кровать и при этом не воспользовался вашим бедственным положением! Разве я не доказал свою самоотверженность?
   — Я была без сознания, то есть почти. Только законченный злодей способен был купать меня в таком состоянии.
   Она несла совершенный вздор, но это ему нравилось. Филип решил слегка поддразнить ее.
   — Кстати, вы почти визжали от удовольствия, когда я предложил принять ванну. Без сознания? Что-то незаметно было.
   — Джентльмену не обязательно помнить подобные мелочи.
   Румянец на ее щеках пылал алыми розами, глаза сверкали яростью. Еще секунда, и она набросится на него, вполне обретя утраченный было бойцовский дух.
   — Ничего подобного, Сабрина, наоборот. Джентльмен должен помнить каждую деталь. Такая способность помогает ему в следующий раз еще лучше угодить леди. Но, может, вы не желаете, чтобы я упоминал о дамах? Придется хорошенько обдумать, стоит ли соглашаться. Кстати, готов поклясться, что к тому памятному дню, когда я усадил вас в ванну, вы уже полностью пришли в себя, да и раньше отнюдь не метались в бреду и не лежали в обмороке. Наоборот, находились в чересчур возбужденном лихорадочном состоянии.
   Он задумчиво уставился на маленькое ушко, обрамленное темно-красными локонами. Сейчас последует взрыв.
   — Неужели забыли, как я согревал вас, когда вы замерзли?
   Сердце Сабрины учащенно забилось. Разве могла она забыть, как он прижимал ее к себе, согревая жаром собственного тела, а его ладони неустанно гладили ее спину и она старалась глубже окунуться в это чудесное тепло!
   — Вы не джентльмен, сэр, — с достоинством объявила она и отступила, выставив вперед руки, словно желая отгородиться от него.
   Черт, он и в самом деле зашел слишком далеко в своем желании немного ее встряхнуть. Но, гром и молния, кажется, взрыва не получилось.
   — Вы правы, — коротко, жестко бросил он. — Примите мои извинения. И позвольте заверить, что вы и в самом деле были не в себе. Я, со своей стороны, делал все необходимое, чтобы спасти вашу жизнь. Не стоит впадать в истерику. Обещаю, что больше словом не упомяну об этом.
   — Я никогда не впадаю в истерику.
   Филип невольно расхохотался:
   — Действительно. И я умоляю впредь не приобретать подобной привычки. Я смертельно боюсь женщин такого склада. Ну а теперь приглашаю вас на танец. Или, если вы уж очень злы на меня, просто вернемся к леди Берсфорд. Той самой тете, что, кажется, замужем за торговцем? О, простите, я снова забылся! Вы слишком тяжело дышите, что свидетельствует о нервном напряжении. Успокойтесь.
   — Ваше остроумие способно кого угодно свести в могилу, — бросила девушка и, подобрав юбки, величественно поплыла по коридору в бальную залу, под крылышко тетки.
   — Очередное оскорбление, которое мне приходится терпеть от вас! — воскликнул, смеясь, Филип. — Как вы жестоки!
   Он вежливо попрощался с хозяйкой и велел кучеру ехать в «Уайте». Проведя там несколько часов за бутылкой бренди, он отправился к своей содержанке Мартине на Фиттон-плейс. Энни, горничная, дворецкий и повариха в одном лице, приоткрыла дверь на громкий настойчивый стук и раздраженно осведомилась, кого это принесло. Увидев покровителя хозяйки, она растерянно произнесла:
   — Милорд, да ведь сейчас два часа ночи!
   — Самое подходящее время, девушка, — заверил тот, широко улыбаясь, и бросил Энни пальто и цилиндр. — Я войду без доклада. Сделаю сюрприз вашей хозяйке.
   Он взлетел наверх, перепрыгивая через ступеньки, и бесцеремонно ворвался в спальню Мартины. Комнату освещало неяркое сияние свечи, стоявшей на тумбочке. Мартина сидела в кровати и с ленивой улыбкой на прелестных губах разглядывала гостя.
   — Добрый вечер, мадам, — пьяно приветствовал он, отвесив размашистый поклон.
   Мартина вздохнула, и покрывало сползло с ее полной груди. Оказалось, что она спала голой. Филип уставился на белоснежную плоть, чувствуя, как вздыбилось его мужское достоинство. Он застонал и принялся срывать с себя одежду, разбрасывая ее по полу.
   — Какая спешка, — заметила Мартина с сильным манчестерским выговором. — Подойдите, милорд, кажется, вам необходима моя помощь, и как можно скорее.
   Она откинула покрывало и притянула его к себе.
   — Вы пьяны, Филип? Слишком пьяны, чтобы подарить нам обоим наслаждение?
   — Лишить тебя наслаждения? О, чтобы такое случилось, я должен быть не пьян, а мертв! Доверься мне, Мартина, я не разочарую тебя! И если что-то пропущу, постарайся мне напомнить. Люблю повторять пройденное!
   Мартина снова засмеялась и укусила его в плечо.
   — Обязательно, но не думаю, что ты забудешь какие-то тонкости, они давно уже превратились в любовный ритуал!
   Филип, ухмыльнувшись, уткнулся лицом в ее груди. По крайней мере этой женщине он нужен.
   Она провела ладонью по его темным волосам, чуть поблескивавшим в желтоватом свете, и выгнула спину, подставляя груди жадным губам.
   — Ах, как приятно!
   — Я мог бы ублажить всех лондонских дам, — пробормотал он между поцелуями, — включая эту упрямую маленькую ведьму.
   «Вот это уже становится интересным», — подумала Мартина, прежде чем волна блаженства подхватила ее и понесла, вытеснив все мысли из ее сознания. Губы их слились в жарком поцелуе.
   После нескольких минут полного забытья Филип приподнялся и окинул ее мутным взглядом, затем упал на бок и, опершись на локоть, принялся, скорее по привычке, гладить и мять ее плоть.
   — Она дурочка, Мартина. Я скомпрометировал ее, но она все равно не желает иметь со мной ничего общего. О нет, сегодня вечером я не просил ее выйти за меня, это бесполезно. С меня довольно. Зачем снова нарываться на отказ? Нет, не такой я идиот! Но все равно не знаю, что делать. Не нахожу себе места. Меня терзает ее убитый вид. Совершенно не к лицу такой девушке! Но знаешь что? У нее хватило дерзости обвинить меня в заключении какого-то немыслимого договора! Будто мы трое поспорили, кому принести себя в жертву и стать ее мужем! Представляешь? Это я жертва? Какая чепуха!
   Мартина растерянно моргала, слушая эту исповедь. Он забыл о ласках, унесясь мыслями куда-то далеко. Что же, это не менее интересно!
   — Вы скомпрометировали леди, милорд?
   — Разумеется, нет! Неужели ты способна так плохо думать обо мне?
   Пальцы Мартины зарылись в его взъерошенные волосы.
   — Но ты сам только что сказал…
   — Обстоятельства, дорогая. Она замерзла бы в лесу, если бы я не позаботился о ней. Мы оба знаем это, но чертово общество… если только они пронюхают…
   Он принялся рассеянно выстукивать какую-то мелодию на ее животе. Мартина улыбнулась, всем своим поведением вызывая его на дальнейшие откровения. И он не обманул ее ожиданий.
   — Представляешь, даже Кларендон добивался ее. Ну почему она не видит, что недалек час расплаты и она превратится в парию?
   — Не понимаю. Если ты ее не компрометировал, почему свет должен ее отвергнуть?
   Филип откинулся на спину и всмотрелся в игру теней на потолке. Кажется, кусочек штукатурки вот-вот отвалится и упадет прямо ему на голову.
   — Немедленно прикажи позвать обойщиков и маляров, Мартина. Не желаю, чтобы потолок обрушился в самый разгар наших любовных игр.
   Мартина кивнула и с любопытством спросила:
   — Все-таки не могу понять, почему эта девушка отказала Кларендону! Такой неотразимый мужчина, мечта всех женщин! При одном его имени я почти теряю сознание.
   Она дразнит его! Филип нахмурился, но Мартина тут же добавила:
   — Однако при упоминании твоего имени, Филип, я немедленно падаю в обморок! Почему ты против того, чтобы он на ней женился?
   — Он просто хочет ее, но не любит. Кларендон — распутник и не достоин Сабрины.
   — А ты? Ты любишь ее?
   — Вздор! Я едва с ней знаком. И при этом слишком молод, чтобы кого-то любить, не говоря уже о женитьбе.
   — Но разве ты не повеса?
   — Не совсем. И уж точно не такой, как Кларендон! Куда мне до него. И вообще сплетни обо мне слишком преувеличены! Я не так свят, как Роэн Кэррингтон, но все-таки не гоняюсь за каждой юбкой, подобно Ричарду!
   — Обожаю слушать характеристики, которые ты даешь друзьям, Филип.
   — Не смей искажать мои слова! Кларендон наверняка скомпрометировал бы девушку, воспользовался бы ее невинностью, окажись он на моем месте. Я благороден. И не дал похоти взять надо мной верх, хоть искушение и было сильным.
   Мартина обдумала эту пламенную тираду и вновь вернулась к довольно странному замечанию, поразившему ее воображение.
   — А что, Кларендон тоже хотел стать этим самым «жертвенным мужем» той леди, которую никто не компрометировал?
   — Ни о чем таком и речи не было. Это глупая шутка олуха Чарли Аскбриджа. Твой романтический Кларендон исчез бы при одной мысли о том, что должен принести себя в жертву, как бы он ни распинался насчет страстного желания жениться на ней, при условии, разумеется, что я не «испортил» ее. Испортил! Можешь такому поверить? Услышав, что она едва не умерла, он еще возымел наглость допытываться, тронул ли я ее! Куда катится этот мир, Мартина? В сточную канаву!
   — Ты прав, дорогой, — согласилась Мартина, пробегая пальцами по его груди, животу и спускаясь чуть ниже. Пора бы и к делу перейти: честно говоря, ей уже начинали надоедать все эти рассуждения о какой-то совершенно неизвестной девушке.
   Наклонившись, она припала губами к шее любовника.
   — Какой ты твердый, — шепнула она, обхватив напрягшуюся плоть.
   — Ты же знаешь, я часто тренируюсь в боксерском салоне «Джентльмен Джексон», — рассеянно обронил Филип, все еще рассматривая потрескавшуюся штукатурку.
   Мартина усмехнулась и снова осыпала его поцелуями.
   — Нет, Филип, не думаю, что эти тренировки имеют какое-то отношение к такого рода твердости, — пробормотала она и сжала пальцы чуть сильнее. У Филипа перехватило дыхание. Немного опомнившись, он потянул ее на себя. — Знаешь, я не совсем тебя понимаю, Филип, — оторвавшись от его губ, проговорила Мартина. — Ты все время твердишь, будто слишком молод, чтобы жениться, а сам так переживаешь из-за этой леди. Похоже, твоя совесть все же не чиста.
   И с этими словами она начала двигаться, и он едва не позабыл обо всем на свете. Но стоило Мартине на секунду остановиться, как Филип заговорил:
   — Сабрина провела со мной наедине почти неделю. А эта гнусная парочка, Элизабет и Тревор, повсюду распространяют слух, будто она пыталась совратить собственного зятя. Правда, сплетни еще не достигли Лондона, но это вопрос времени. А Сабрина не желает ничего понять, черт бы ее побрал, и не доверяет мне.
   Мартина молча выжидала, пока он заполнит ее до конца. Как это изумительно — чувствовать в себе Филипа!
   — Интересно, понравилось бы это девушке, которую ты так и не соблазнил?
   Филип представил Сабрину, маленькую, легкую, прижимавшуюся к нему в бреду и жару. Она сгорала от стыда, узнав о том, какие интимные услуги он ей оказывал!
   И хотя похоть туманила рассудок, он сумел взять себя в руки. Джентльмен не обсуждает благородную леди, не судачит о ней со своей любовницей. Но Мартина не виновата. Он сам затронул эту скользкую тему.
   — Нет, Мартина, не стоит об этом. Сейчас мне нужно совсем другое. Ты. Только ты.
   Он запустил пальцы в короткие светлые локоны и прижался ртом к ее губам.

Глава 24

   На рассвете Дамблер с самым угрюмым видом впустил в дом своего хозяина и, желая выразить недовольство столь фривольным поведением, потащился за ним по широкой лестнице. Он прекрасно понимал, где виконт провел ночь и чем занимался. Нет. Он не завидовал. Давно смирился с тем, что стареет, а следовательно, становится равнодушным к дамам. Одно из преимуществ его возраста — денег на женщин уходит все меньше.
   Он демонстративно принюхался. От виконта пахло продажной любовью и бренди. Аромат первой почти перебивал запах второго.
   — Я не желаю слушать твои проповеди, — предупредил Филип, не оборачиваясь, но уверенный, что Дамблер в любой момент способен наступить ему на пятки. Камердинер не удостоил господина ответом.
   Добравшись до спальни, Филип честно попытался снять измятую одежду, но пальцы упрямо отказывались слушаться.
   — Господь предназначил ночное время для того, чтобы почивать, милорд, а не предаваться разгулу, — не выдержал наконец камердинер.
   — Твои сентенции годятся только для стариков, так что успокойся. Кстати, отец не раз описывал мне, каким повесой ты был в молодости. Ты просто завидуешь!
   — Никоим образом, милорд.
   Филип только ухмыльнулся. Все уверения Дамблера — чистый вздор!
   Он с блаженным вздохом растянулся на чистых простынях. Какие они прохладные!
   Филип хотел было что-то сказать, но глаза сами закрывались.
   — С другой стороны, все возможно, — неожиданно заявил Дамблер. — Придется хорошенько над этим поразмыслить. Дело в том, что я как раз поздравлял себя с возможностью спокойно наслаждаться одной из радостей наступления старости: слава Богу, теперь совершенно не обязательно каждую ночь тащить в постель женщину.
   — Или даже двух, если получится.
   — Помилуйте, милорд, что-то я такого не припомню! То есть… возможно, что-то подобное и бывало, но это мимолетные встречи, не оставившие даже воспоминаний.
   — Похоже, ты сейчас разрыдаешься. Забудь о своих осенних годах, Дамблер, и поищи себе пухленькую хохотушку. Но сначала иди спать и буди меня только в том случае, если начнется пожар или почувствуешь, что умираешь. Я не просил дожидаться меня, черт тебя побери!
   — Что бы сказала ее сиятельство! — вздохнул Дамблер, принимаясь тушить свечи.
   — Поскольку матушка отправилась на небо четыре года назад, боюсь, всякая встреча с ней довольно затруднительна, даже для тебя. Иди к себе, Дамблер. Но знаешь, мать в свое время слыла довольно дерзкой особой, неукротимой и знала толк в развлечениях. Родная кровь все-таки, благодарение Богу!
   Дамблер от возмущения зашипел, но Филип уже отвернулся. Интересно, что сказал бы камердинер, увидев Мартину во всем ее великолепии. Удар. Наверняка бы дело кончилось апоплексическим ударом.
   — Что вы собирались делать вечером, милорд? — проговорил Дамблер с порога.
   — По-моему, вечер давно закончился. Убирайся.
   — Я имею в виду вечер наступившего дня, милорд. Филип неожиданно выругался:
   — И как это я забыл? Нужно торчать в невыносимо тоскливом «Олмэксе» и снова разыгрывать святого Георгия, без всякой, впрочем, пользы.
   — Святой Георгий был благородным рыцарем, милорд.
   — Да, и если при этом хоть сколько-нибудь похожим на меня, значит, к тому же еще и редкостным дураком.
 
   Мисс Тереза Эллиот под руку с братом Уилфредом грациозно скользила по полу парадного зала «Олмэкс» к возвышению, где, верша суд, восседали патронессы.
   — Старые ведьмы, — проворчал Уилфред на ухо сестре, близоруко взирая на трех благородных леди, занимавших три позолоченных стула с высокими жесткими спинками. — Уж лучше предстать перед военным трибуналом! Если бы ты не изводила маму со своими дурацкими балами и нарядами…
   — Немедленно замолчи, Уилфред! Тебе полезно хотя бы раз в неделю выезжать в свет, отложив свои злосчастные книги! Должен же меня кто-то сопровождать!
   — В таком случае поскорее найди себе мужа, Тереза! Может, удастся поймать какого-нибудь беднягу, который позволит тебе таскать его по чужим домам…
   Она одарила брата мерзкой самодовольной ухмылкой, и тому страстно захотелось подставить ей подножку и полюбоваться, как милая сестрица растянется на паркете на виду у всех.
   — К твоему сведению, я выбрала одного из самых завидных женихов в столице!
   — И кто же этот несчастный? — осведомился Уилфред, с брезгливой жалостью глядя на классический профиль Терезы.
   — Вряд ли он сегодня здесь будет. Всем известно, что он терпеть не может «Олмэкс». Однако надеюсь, что после свадьбы сумею внушить ему некоторые понятия о правилах приличия!
   — И кто же все-таки этот слабовольный осел?
   Тереза ущипнула его за руку, но на большее не осмелилась: герцогиня Уиген как раз смотрела в ее сторону.
   — Довольно загадок, Тереза! Так кто же это совершенство и воплощенная добродетель, на которого ты расставила силки?
   — Сомневаюсь, чтобы он удостоил тебя вниманием. Он слишком великолепен, красив, умен…
   — Хватит! Вероятно, один из тех ничтожеств, которые способны лишь с утра до вечера тянуть бренди, навещать любовниц и хвастаться своими лошадьми.
   — Ошибаешься, олух! Я говорю о виконте Деренкуре!
   — Филипе Мерсеро?
   — Вот именно, — подтвердила Тереза, намеренно игнорируя недоверчивые нотки в голосе брата. — Если бы ты взял на себя труд поднять нос от своих бесконечных трактатов, давно бы узнал, что я каталась с ним в парке и гостила в Морленде перед Рождеством.
   Она не призналась, правда, что пребывание в доме лорда Аскбриджа отнюдь не оправдало ее ожиданий.
   — Ах, если бы не эта глупая девчонка, я уверена, что он обязательно…
   — Ты, кажется, утверждала, что Филип Мерсеро никогда не бывает в «Олмэксе».
   — К сожалению. А я сегодня выгляжу как никогда, и если бы… — Тереза не договорила. Проследив за пристальным взглядом брата, она охнула: — Господи помилуй, он, должно быть, узнал, куда я поехала. Как романтично с его стороны преподнести мне сюрприз! — И, дернув за рукав брата, девушка прошипела: — Попробуй только не быть с ним учтивым, Уилли, и завтра же твой наставник влюбится в меня по уши!
   Если бы только Уилфред мог поставить ее на место! Но ведь она исполнит угрозу, и при мысли об учителе, несчастном мистере Джеймсе, и его невыразимых страданиях у молодого человека сжалось сердце.
   — Обещаю быть воплощенной вежливостью, — выдавил Уилфред.
   — Боже, но сначала нам придется поздороваться с леди Джерси, княгиней Ливен и этой противной миссис Драммонд Беррел!
   — Предпочел бы сразу отправиться в Ньюгейт.
   Легкий румянец возбуждения окрасил щеки Терезы, но манеры, как всегда, оставались безупречными. Даже Уилфред, слава Создателю, сумел выговорить несколько почтительных фраз, требуемых этикетом.
   — Миленькая девушка, — заметила княгиня Ливен леди Джерси, прикрываясь веером и глядя вслед молодой паре. — И хорошо воспитана. Одевается со вкусом.
   Леди Джерси ответила высокомерной улыбкой, в которой, по правде говоря, содержалась немалая доля ехидства.
   — Возможно, мисс Тереза Эллиот мгновенно забудет о манерах и воспитании, когда увидит нашу новую дебютантку. Похоже, — задумчиво добавила она, — что Сабрина Эверсли уже успела одержать блистательную победу. Филип Мерсеро просил моего разрешения пригласить ее на вальс.
   Миссис Драммонд Беррел, до того момента, казалось, не прислушивавшаяся к разговору, окинула холодным взглядом леди Джерси.
   — У меня сложилось отчетливое впечатление, что виконт вскоре окажется между двух огней. Этот мужчина поистине неотразим, но сейчас ему придется нелегко. С удовольствием понаблюдаю, как он сумеет выйти из столь щекотливого положения.