Коултер Кэтрин. Прелестная лгунья

   – ..У меня не было возможности хорошо изучить нрав Доркас этим утром, Маккомбер. Только посмотри на Императора, он просто великолепен, – договорила Эванжелина.
   Маккомбер задумчиво глядел на герцога, который медленно подъезжал на своем коне к конюшне.
   – Но я сам проверил ее, мадам, – откашлявшись, произнес конюх. – Не тревожьтесь, вам будет хорошо на этой кобыле.
   – Здравствуй, Эванжелина! – крикнул герцог, направляясь к ним. – Вижу, ты готова. – Он похлопал Императора по шее. – Мой скакун притомился, так что о галопе забудь.
   – Может, Тревлину оседлать для вас Голубку, ваша светлость?
   Ричард уперся глазами в белую шею, выглядывавшую из белоснежного кружевного воротничка блузки.
   – Думаю, я и так как-нибудь справлюсь, – произнес он.
   – Знаю, о чем ты подумал, но – нет, не справишься, – заявила девушка. – Я очень сильная. Даже Эдмунд с этим согласен.
   Не прошло и нескольких минут, как герцог уже вел их на юг по узкой дорожке, спускавшейся к морю. Ричард рассказывал Эванжелине о купленной им собаке, когда его прервал громкий гудок, донесшийся из приближавшейся почтовой кареты.
   – Уступим дорогу, Эванжелина, – сказал он, направляя Императора на обочину.
   Едва девушка успела натянуть поводья, как карета сделала поворот, кучер еще раз задудел в рожок, Доркас перепугалась и, попятившись, встала на дыбы и тряхнула головой, отчего поводья вырвались из рук Эванжелины.
   Подняв изумленные глаза на Ричарда, девушка вылетела из седла и упала на землю рядом с дорогой. Несколько мгновений она просто сидела, не двигаясь, не понимая толком, что произошло.
   – С тобой все в порядке? – с тревогой спросил герцог, подбежав к ней. – Ты сильно ушиблась? Эванжелина потерла рукой бедро.
   – Со мной все будет хорошо, но вот моему мягкому месту досталось.
   – Не сказал бы, что оно такое уж мягкое, – улыбнулся Ричард, – однако надеюсь, что смягчить удар оно все же смогло.
   – Все время ты что-то критикуешь, – упрекнула его Эванжелина.
   – Так и есть, – отозвался Ричард, помогая ей встать. Он уже хотел было потереть ей бедра, а для этого, естественно, привлечь Эванжелину поближе к себе, но, осознав, что собирается сделать, уронил руки и выругался.
   – Как печально, – проговорила Эванжелина, глядя на клубы пыли, все еще парящие в воздухе. – Какой-то дурацкий почтовый рожок – и я лечу с лошади!
   – Послушай, если ты упала на.., мм.., мягкое место, как ты выразилась, то отчего это перо у тебя на шляпе сломано?
   – Не представляю. – Эванжелина сняла с головы шляпу, и волосы каскадом рассыпались по ее плечам.
   Ричард оторопело смотрел на великолепное зрелище. Блестящие кудри сзади спадали ей до пояса, курчавились на лбу, плясали вокруг нежного рта. И вновь герцог уже протянул было руку, чтобы убрать непокорные пряди с ее лица и прижать девушку к себе, и снова, выругавшись, опустил руки.
   – Почтовая карета обдала тебя грязью. Пожалуй, тебе надо было ехать на Голубке. Уж она-то наверняка не стала бы сбрасывать со спины наездницу – для этого она слишком ленива, – заметил Ричард.
   – Думаю, даже вы, ваша светлость, в подобной ситуации выпали бы из седла. Доркас просто испугалась и с перепугу встала на дыбы.
   – Ладно, надеюсь, на обратном пути она будет смирно вести себя, – кивнул молодой человек. – Поехали домой.

Глава 18

   – Баньон весьма своеобразно демонстрирует свое недовольство, – проговорил герцог, разрезая за ужином жареный с кровью ростбиф.
   – Представить себе не могу, чтобы кто-нибудь демонстрировал тебе недовольство, – пожала плечами девушка.
   – Стало быть, ты считаешь меня тираном?
   – Нет, вовсе нет, просто… Просто ты здесь хозяин, чье мнение не обсуждается.
   – Еще бы оно обсуждалось! – ухмыльнулся Ричард. – Кто осмелится противоречить?
   – Да никто. Знаешь, я помню, как ты разговаривал со мной, когда впервые увидел в библиотеке. Ты сразу же дал мне понять, кто в замке хозяин. Я чувствовала, что раздражаю тебя.
   – Ты и сейчас меня раздражаешь, – заявил Ричард. Нахмурившись, он покосился на жареную картошку, которую только что нанизал на вилку, а затем перевел взгляд на Эванжелину, сидевшую на противоположном конце огромного стола. На девушке было перешитое Дорри темно-синее платье Мариссы. Волосы Эванжелины Дорри заплела в две косы и, переплетя их, заколола на макушке. Несколько кудряшек выбились из прически и спадали на лицо и шею девушки.
   – Ты отлично понимаешь, что я имею в виду, – добавил он.
   Так оно и было, но Эванжелина не собиралась признаваться.
   Герцог продолжал хмуриться, опустив глаза на бокал с вином. Он решил, что на Эванжелину вообще лучше не смотреть.
   – В тот день я был в дурном настроении, – промолвил Ричард. – Твое появление удивило меня. – Он пожал плечами. – Не знаю уж, как мужчина должен обращаться с женщиной, внезапно оказавшейся в его библиотеке. Но, увидев тебя в первый раз, я понял, что тебя, должно быть, хорошо обучили твоей роли.
   – Моей роли? – нежным голосом переспросила Эванжелина.
   Ричард улыбнулся, глядя на свою тарелку.
   – Твоя роль не отличается от роли любой другой женщины, – заявил он, поднимая бокал.
   Герцог был чрезвычайно доволен собой. Он ждал, что Эванжелина покраснеет, возможно, даже бросит в него бокал или выругается.
   – Эта роль заключается в том, чтобы угождать мужу, беспрекословно выполнять все его желания, вынашивать его детей и, разумеется, держать свое мнение при себе, если оно отличается от мнения мужа.
   Реакции Эванжелины долго ждать не пришлось – она мгновенно схватила его наживку. Нет, она не бросила в него бокал. Швырнув на стол салфетку, девушка вскочила, едва не перевернув свой стул, и разразилась гневной речью:
   – Ты – надутый, невежественный индюк! У меня обо всем есть свое мнение, потому что я много училась! А вот ты, уверена, не слишком-то много времени потратил на обучение, потому что проводил его в праздности и думал лишь о своих удовольствиях.
   – Итак, надутый индюк, – спокойно проговорил Ричард, улыбнувшись Эванжелине. – Интересно, если бы ты обучала моего сына буквам “н” и “и”, то употребила бы это словосочетание? Или, может, “надутый асел” лучше?
   – Откуда ты знаешь? – опешила девушка.
   – Я говорил с сыном, Эванжелина. А что касается развлечений и удовольствий… Может, тебе стоит потолковать с моими знакомыми дамами. Они бы непременно сообщили тебе, что об их удовольствии я думал не меньше, чем о собственном. – Он наклонился вперед. – Разве ты забыла, как я вел себя вчера в библиотеке? Ты не можешь сказать, что я думал только о себе.
   – Не хочу и вспоминать, потому что сейчас я очень на тебя сердита. А если я что и вспомню, так ты меня задразнишь. Ты то и дело будешь припоминать, как мне нравились твои ласки и поцелуи. Господи! Опять я говорю не то, что нужно! Вечно меня язык подводит! Должна сказать, что мне совершенно не по нраву выслушивать истории о твоих любовницах.
   Герцог удивленно приподнял брови:
   – Но ты сама напросилась, Эванжелина, а я лишь пытался растолковать тебе, как обстоят дела.
   Эванжелина залилась краской. Наблюдая за ней, Ричард думал лишь о том, как бы ему хотелось схватить ее в свои объятия, крепко прижать к себе, впиться в ее губы поцелуем и не отпускать до тех пор, пока не перехватит дыхание. Герцог глубоко вздохнул. Довольно, решил он, это уж слишком. Совладав с собой, Ричард решил перевести разговор на другую тему, чтобы не злить ее больше.
   – Ну ладно, насколько я помню, разговор начался с моих слов о том, что Баньон весьма своеобразно выражает недовольство.
   – Ага! Ты решил сменить тему, – язвительно произнесла Эванжелина. – Весьма разумно. Я уже успокоилась. Итак, что же сделал Баньон?
   – Он пригрозил удушить меня моим же галстуком.
   – Боже мой! И почему же?
   Герцог покачал бокал с красным бургундском вином.
   – Он считает, что я не должен оставлять тебя здесь, с Эдмундом на попечении, – добавил он. – Одну и с Эдмундом на попечении, – повторил Ричард.
   Эванжелине такой поворот разговора не понравился.
   – Я не понимаю тебя. – Не может же он на самом деле серьезно относиться к словам собственного слуги.
   – Баньон полагает, что Эдмунд уже достаточно взрослый для того, чтобы поехать со мной в Лондон. Также он считает, что мальчику в его возрасте нужен гувернер. По его мнению, ты не должна позволять Эдмунду стрелять в тебя, даже если он выучит буквы. Короче, Баньон решил, что ты слишком молода и добра для того, чтобы учить чему-то моего своенравного сына.
   Эванжелина почувствовала, что ее охватывает паника. Нет, этого не может быть.
   – Но.., если ты возьмешь Эдмунда с собой в Лондон, – наклонившись вперед, заговорила она, – я не смогу остаться в Чеслей-Касле.
   – Верно, – кивнул Ричард. – А поэтому, Эванжелина, завтра Эдмунд и ты отправитесь со мной в Лондон. Мы не будем ждать до пятницы.
   – Не-ет!
   Ричард изумленно заморгал. Лицо Эванжелины смертельно побледнело, лишь на щеках пламенели два красных пятна. Она приподнялась, держась руками за стол.
   – Прошу прощения? – переспросил герцог.
   – Что тут непонятного? Я сказала всего лишь одно слово. – Этого не может быть, она не должна уезжать из Чес-лея, не должна. Подумать только, Баньон нарушил все ее планы, хотя мотивы у него были самые благородные. Что же ей делать? Через два часа она должна встретиться с Джоном Эджертоном. Ей недвусмысленно дали понять, что она любыми средствами должна оставаться в замке. Если она уедет, Хоучард убьет ее отца.
   – Может быть, – медленно вымолвил Ричард, – ты возьмешь на себя труд объяснить мне, в чем дело? Ты так громко закричала, что из подсвечника едва свечи не вылетели.
   Девушка с трудом скрывала отчаяние.
   – Я вовсе не хотела кричать на тебя, – пролепетала она. – Просто у меня нет желания ехать в Лондон. Прошу вас, ваша светлость, позвольте мне остаться здесь. Я сумею справиться с Эдмундом, вот увидите. И мужчина-воспитатель ему еще не нужен. Даже если мальчик будет стрелять в меня из пистолета, я не возражаю. К тому же я не позволю ему стрелять, пока он не поймает меня, а я быстро бегаю. Ему будет нелегко догнать меня. Поверьте, ваша светлость, я знаю, как обходиться с маленькими мальчиками. Пожалуйста, я должна остаться здесь. Пожалуйста!
   – Ты столько всего наговорила, Эванжелина…
   – Знаю, прости, пожалуйста. Но мне правда больше всего хочется остаться в Чеслее с Эдмундом. Не пройдет и месяца, как он уже сможет читать семейную Библию. Он ежедневно станет писать тебе письма, и каждое письмо будет на одно предложение длиннее предыдущего. Ричард, прошу тебя…
   Все это было очень странно. Почему ей так не хочется ехать в Лондон? Да кто угодно предпочел бы уехать в столицу, чем сидеть в уединении мрачного замка. Герцог не понимал ее. Ее поведение было очень странным и неестественным. Ричард решил, что причина ее отказа ехать в столицу кроется в том, что Эванжелина стесняется своей роли бедной родственницы при его матери. Сам герцог был доволен своим решением взять девушку с собой, потому что, несмотря на события прошлой ночи, ему хотелось представить ее матери, вывезти в свет. Правда, он еще не знал, как будет сам относиться к ней, ведь они встретились всего пару дней назад. Однако Кларендон отдавал себе отчет в том, что никогда еще так не восхищался ни одной женщиной, ни одну не хотел так сильно. Эванжелина разбудила в нем настоящую страсть.
   Честно говоря, герцог и сам не хотел, чтобы девушка оставалась в Чеслее в компании лишь его сына. И, признаться, он не выносил, когда кто-то делал что-то против его воли, особенно если им руководили благородные помыслы.
   – Я буду беспокоиться о тебе, – наконец заявил он. – Хотя нет, этого не будет. Завтра вы с Эдмундом едете со мной в Лондон.
   Эванжелина похолодела. Она уговаривала его, но ее мольбы не подействовали. Глубоко вздохнув, девушка холодно произнесла:
   – Понятно, это приказ хозяина. Что ж, ваша светлость, если вы не позволяете мне остаться в Чеслей-Касле с Эдмундом, то я уйду. Я не поеду в Лондон.
   – Да тебе же некуда идти, – пожал плечами Ричард. – Ты поступишь так, как я сказал.
   – Вы очень упрямы, ваша светлость, но вас больше не должно интересовать, что я делаю и куда направляюсь. Герцог встал и посмотрел девушке прямо в глаза.
   – С меня довольно, Эванжелина. Не понимаю, в чем причина твоего упрямства. Поэтому я хочу, чтобы ты немедленно объяснила мне, в чем дело.
   – Я ненавижу Лондон и не хочу туда ехать.
   – Но ты же никогда не бывала в Лондоне.
   – Это не имеет значения! Я не хочу туда ехать!
   – Садись и ешь. Ты в полном смятении. У тебя вот-вот начнется истерика, и мне это не по нраву. Я потолкую с тобой позднее.
   Эванжелина не шевельнулась.
   – Нет. Послушай, ты не имеешь права командовать мной. Я не одна из твоих слуг, правда, как и Баньону, мне хочется придушить тебя галстуком, – глухо проговорила она.
   Ричард сел и сложил на груди руки.
   – Итак, – промолвила Эванжелина, – по холодному и решительному выражению твоего лица я вижу, что ты не изменишь своего решения. – Она швырнула салфетку на стол. – Прошу прощения, ваша светлость, можно сказать, что я получила урок.
   Герцог вскочил с места, уронив стул на ковер.
   – Черт возьми, Эванжелина! Никуда ты не пойдешь! Один шаг, и я высеку тебя розгами!
   Девушка рассмеялась ему в лицо:
   – Иди ты к дьяволу, – сквозь зубы произнесла она и, повернувшись на каблуках, направилась к двери. Эванжелина спрашивала себя, слышал ли Бэссик или кто-нибудь из слуг, стоявших за дверью, их спор и ждал ли, чем он завершится. – Будь у меня пистолет, я бы пристрелила тебя, – бросила она через плечо.
   Эванжелина не дошла до двери. Одним прыжком настигнув ее, Ричард схватил девушку за руку и повернул лицом к себе. Она не стала вырываться, чтобы поберечь силы. Герцог был в ярости, Эванжелина видела, как сильно бьется жилка на его шее.
   Как следует тряхнув девушку, Ричард рявкнул ей прямо в лицо:
   – Я сказал, что ты никуда не поедешь! Ты не поняла? Он смотрел на ее губы, потом его взор опустился на грудь. Внезапно гнев прошел. Схватив Эванжелину за подбородок, Ричард приподнял ее лицо, заставив взглянуть на себя.
   Эванжелина молча смотрела на него. Грубо рванув ее к себе, Ричард впился в ее губы своими губами, провел по ним языком.
   – Открой рот, черт побери!
   Сначала Эванжелина чувствовала лишь его гнев, а потом все ее чувства притупились под напором его бешеного желания. Казалось, Ричард не знает, с чего начать. Он снова и снова целовал ее. Затем, прижав девушку к своему возбужденному естеству, стал осыпать горячими поцелуями ее шею и плечи. Переведя дыхание, Ричард застонал и стащил лиф прекрасного синего платья вниз, до пояса, обнажая грудь девушки. Несколько мгновений он любовался, а потом его горячие губы и язык принялись ласкать нежную кожу.
   Эванжелина была поражена.
   Она догадалась, что в нем пылает страсть, что Ричард ощущает болезненное желание обладать ею, но не совсем понимала, что именно он чувствует.
   И вдруг Ричард резко отпрянул от нее. Посмотрев на Эванжелину затуманенными глазами, он зарылся лицом в ее волосы.
   – Господи, – простонал Ричард. – Прости, пожалуйста.
   Эванжелина заставила себя выпрямиться и отойти от него. Полуобнаженная, она серьезно посмотрела на Ричарда. Это был ее единственный шанс остаться в Чеслее.
   Глубоко вздохнув, девушка заговорила деланно равнодушным голосом, с презрением глядя на герцога:
   – Я начинаю думать, ваша светлость, что у вас слишком долго не было женщины. Может, именно поэтому вы и хотите взять меня в Лондон? Чтобы рядом была женщина, которая будет доставлять вам удовольствие? Может, вы позволили мне остаться здесь лишь потому, что со мной нет мужчины, способного защитить меня?
   Герцог отшатнулся, словно она ударила его. Его желание мгновенно угасло, уступив место закипевшей вмиг ярости. Эванжелина видела это, но уже не могла остановиться. Съежившись, она подумала, что герцог, возможно, сейчас ее ударит.
   Наконец Ричард заговорил. Его голос был на удивление спокоен.
   – Некоторые сучки любят дразнить мужчин. Может, и ты такая же? – Затем он понизил голос:
   – Признаться, ты удивила меня. Ты можешь остаться в Чеслее, если хочешь, – добавил Ричард. – Будешь присылать мне отчеты об успехах Эдмунда. А теперь спокойной ночи и прощай.
   Он направился к двери, оставив ее, полуобнаженную, стоять посреди столовой. Не обернувшись, герцог спокойно прикрыл за собой дверь.
   Эванжелина смотрела ему вслед. В это мгновение она поняла, что просто не сможет предать его. Она скажет ему правду. И Ричард поверит ей. Они с лордом Петтигрю арестуют Джона Эджертона, а потом освободят ее отца от Хоучарда. Наверняка это можно сделать.
   Девушке потребовалось немало времени, чтобы привести платье в порядок, а ведь ей надо было торопиться. Она должна была сказать Ричарду, что через час ей надо встретиться с Эджертоном. Им надо составить план. Выбежав из столовой, Эванжелина бросилась в холл, но у парадной двери увидела лишь Бэссика. Она резко остановилась, с трудом переводя дыхание.
   – Что-нибудь случилось, Бэссик?
   Управляющий посмотрел на нее и покачал головой.
   – Нет, мадам, не случилось ничего такого, что бы вы или я могли изменить.
   – Я не понимаю, что вы имеете в виду.
   – Его светлость, – важно проговорил Бэссик, – уехал. Минуты три назад, – добавил он.

ТОМ 2

Глава 19

   Эванжелина выбежала из замка, но тут же остановилась. Может, все к лучшему. Она посмотрит, как пойдут дела. И получит доказательства того, что Эджертон предатель, а уж потом напишет об этом герцогу.
   Да, так будет лучше. Надо просто держать себя в руках. Эджертон не должен заподозрить, что она собирается сделать. Теперь Эванжелина уже с нетерпением ждала встречи с негодяем. Когда ожидание стало совсем утомительным, она выскользнула из замка, плотно закутавшись в темный плащ.
   Погода испортилась. Немного похолодало, но чувствовалось, что вскоре зима возьмет свое. Девушка медленно шла по извилистой тропинке, освещаемой таинственным светом молодой луны. Добравшись до пещеры, она огляделась по сторонам. Море низко стонало, обрушивая на берег все новые и новые потоки свинцово-серых волн. Отхлынув, они тихо шептали что-то песку.
   Девушке не хотелось входить в мрачную темную пещеру. Она присела на большой валун и стала ждать. Может, Эджертон не придет? Может, о его преступной деятельности стало известно, его арестовали и ее отец уже в безопасности? Увы, на это было мало надежды. Эванжелина была плохой актрисой, однако вечером ей придется притворяться, чтобы Эджертон ничего не заподозрил.
   Завтра, решила Эванжелина, завтра же она отправит герцогу письмо. Он вернется и поможет ей.
   Ей хотелось, чтобы Джон Эджертон провалился в преисподнюю.
   Ей даже показалось, что чувство вины перестало, как прежде, давить на нее.
   Становилось все холоднее, девушка тряслась от холода. Где же Эджертон? Может, она что-то перепутала и…
   – Добрый вечер, Эванжелина, – раздался рядом с ней низкий голос. – В противоположность многим женщинам ты пунктуальна. Это радует.
   Эванжелина резко повернулась, едва не упав с камня. Джон Эджертон стоял у входа в пещеру, его черный силуэт четко выделялся на фоне серого неба. Интересно, долго ли он наблюдал за ней из темноты?
   Девушка медленно поднялась, крепко прижимая плащ к горлу.
   – А вот я обнаружила, что мужчины гораздо чаще женщин бывают неточными. Возможно, потому что так и норовят проскользнуть в комнату, когда все уже пришли.
   – Ты очень молода и неопытна, поэтому твое мнение значения не имеет. Ты здесь, если бы ты опоздала, то я, пожалуй, задумался бы о твоих намерениях. Прошлым вечером у меня не было возможности сказать, как я рад тебя видеть. Правда, я бы предпочел заключить с тобой союз на других условиях, но, видно, не судьба. Ну да ладно, когда в следующий раз пойдешь в пещеру, не забудь прихватить с собой фонарь. Пойдем.
   Эджертон поставил свой фонарь на пол пещеры и опустился рядом с ним на колени, а потом посмотрел на нее.
   – Через двадцать минут ты должна будешь дать этим фонарем сигнал. – Он помолчал, вглядываясь в ее лицо. – Итак, ты боишься. Это неплохо. Ты не совершишь ошибки, которая приблизит гибель твоего отца. У нас много дел, и мы должны торопиться.
   – Вы же англичанин, – проговорила Эванжелина. – Почему предаете свою страну?
   Пожав плечами, Эджертон поглядел на мерцающий в фонаре огонь, а потом, подняв на нее глаза, вымолвил:
   – В жизни нам часто приходится делать выбор, Эванжелина. Я сделал свой, решив помогать великому человеку. Его судьба повлияет на будущее всего мира, и я окажусь причастным к этому.
   Однако довольно. Я не жду, что ты поймешь меня, и не пытайся со мной спорить. У нас мало времени, нам надо выполнить серьезное дело. У тебя будут разные задания, но ты не будешь подвергаться особой опасности. Для начала я доверю тебе проверку людей. Ты никого из них не пошлешь ко мне до тех пор, пока не убедишься, что они те, за кого себя выдают.
   Вытащив сложенный лист бумаги из кармана плаща, Эджертон вручил его Эванжелине.
   – Все получаемые тобой сообщения будут зашифрованы.
   Шифр будет известен лишь тебе, мне и Хоучарду. Ты встретишься с нужными людьми, Эванжелина, и внимательно изучишь их документы. И никогда не станешь иметь дела с человеком, пока не выяснишь, с какой целью он прибыл. А убедившись в том, что все в порядке, ты напишешь на обратной стороне его бумаги свои инициалы. Это для защиты меня и Хоучарда. У нас С тобой тоже есть определенная защита. Никому не будет известно твое или мое имя. У тебя будет прозвище Орлица, а у меня – Ягуар. Ты умна, так что сумеешь разобрать тайный шифр.
   Подойдя поближе к фонарю, девушка опустилась на колени. Шифр заключался в определенном наборе цифр, которыми надо было заменять различные сочетания букв.
   – – Для гласных есть отдельный шифр, – сообщил Эджертон. – Через несколько минут ты сможешь поупражняться в использовании кода.
   – А что, если человек, обратившийся ко мне, окажется не тем, за кого себя выдает? – поинтересовалась Эванжелина.
   – Если у тебя появится в этом уверенность, то тебе самой ничего делать не придется. Ты просто отправишь его вот по этому адресу в Лондоне. – Он вручил ей небольшую визитную карточку. – Вообще-то я не думаю, что кто-то сумеет внедриться в нашу тайную сеть, но мы должны быть предельно осторожны. Я тебе доверяю, ты должна быть абсолютно уверена, что посылаешь к нам бонапартиста, потому что в случае ошибки – вольной или невольной – тебе не поздоровится. Я уж не говорю о том, что твой отец умрет, потому что к тому моменту сама окажешься на том свете.
   Девушка поднесла карточку к глазам.
   – Вы хотите сказать, что человек, которому я дам этот адрес, будет убит?
   – Разумеется. А вот тебе моя карточка. Людей, в которых ты будешь уверена, станешь отправлять сюда.
   – А где письмо от отца? Хоучард обещал, что вы передадите мне его.
   – Письмо получишь, когда придет лодка. Вместе с дальнейшими инструкциями. Ты останешься в Чеслее. Если будут какие-то изменения, я сообщу тебе. Герцог уже пытался переспать с тобой?
   – Нет. Я вообще не думаю, что он обратил на меня внимание, а сейчас он и подавно уехал в Лондон.
   – Это не важно. Кстати, прошлым вечером ты устроила настоящее представление, твои способности поразили меня.
   – У меня не было выбора. И герцог, и лорд Петтигрю считают вас своим другом и думают, что вам можно доверять.
   – Да уж, – кивнул негодяй. – Я много лет добивался этого. Да и ты молодец, тебе явно удалась роль невинной дамочки.
   – Вы ошибаетесь, – заявила Эванжелина, поднимая на него глаза. – Я плохая актриса. Если бы герцог не уехал из Чеслея, то непременно заподозрил бы неладное. Между прочим, хоть я здесь совсем недавно, кое-кто меня уже подозревает. Вот, к примеру, миссис Нидл. Вроде бы она абсолютно безвредная старуха, однако ей пришло в голову, что со мной что-то не так. Кто следующий? У меня все на лице написано, так что не думаю, что долго смогу быть хорошей помощницей вам или Хоучарду.
   – А кто, ты говоришь, эта старуха? Эванжелина нетерпеливо тряхнула головой.
   – Это не важно, – отозвалась она. – Все дело в том, что она, по-моему, раскусила меня. А значит, и остальным это по силам.
   – Думаю, что ради собственной безопасности и безопасности твоего отца ты постараешься держаться естественно. Женщины отлично прикидываются. Кстати, это неудивительно, потому что по части обмана женщины намного превзошли мужчин. Уверен, что и ты такая же.
   – Не слишком-то у вас высокое мнение о представительницах прекрасного пола, – заметила Эванжелина.
   – О нет! Я обожаю женщин. Их любят все мужчины, когда дело доходит до удовлетворения их желаний. Просто я знаю, что ни одной женщине нельзя доверять.
   – Тогда зачем же вы хотели жениться на семнадцатилетней девушке, которой не собирались доверять?
   – Именно по этой причине. Ты была очень молода, поэтому у тебя просто не было времени научиться всевозможным женским штучкам. И если бы ты стала моей женой, то я слепил бы из тебя то, что захотел. – Он вынул из жилетного кармана часы. – Пора. Следи за мной внимательно.