Страница:
– Она сказала, что добавит сюда кусочек ткани, который вырежет из юбки. Кстати, мне маловато и в талии.
– Надеюсь, юбка-то хоть достаточно широкая? А то миссис Роули вырежет из нее кусок, и та чересчур обтянет другие части твоего тела.
Бэссик нахмурился и демонстративно громко откашлялся.
– Ты быстро сообразил, что надо сделать, – заметила Эванжелина.
– Да, я всегда быстро соображаю, особенно, если для этого не требуется особых усилий.
Девушка знала, что он подсмеивается над ней, но не поняла, в чем соль шутки, поэтому предпочла просто кивнуть.
– И это возмутило тебя, не так ли? Я просто в ужасе, оттого что ты не понимаешь моего юмора, Эванжелина. Да уж, я таков. Но можно не сомневаться, что этот твой покойный Андре точно знал, что нужно делать для того, чтобы понравиться женщине. – Ричард усмехнулся.
Девушка посмотрела на него:
– Андре был очень осторожным и щепетильным.
– Ну да, – кивнул герцог, поправляя крашеное голубое перо на ее шляпе. – А ты не могла бы сообщить мне, с чем это он так осторожничал?
Эванжелина ничего не могла придумать, но тут, к счастью, ей вспомнилось, как аккуратно отец вел домашние счета.
– Ну-у, к примеру, Андре никогда не платил мяснику до тех пор, пока последний кусок мяса – а он считал, сколько мяса купили в лавке и сколько было подано к столу, – не был съеден. И кухарке приходилось ежедневно отчитываться. Ну как, ты не считаешь, что такого человека можно назвать щепетильным?
Герцог оторопел:
– Он считал куски мяса?!
Торжествующе улыбнувшись ему, Эванжелина крикнула:
– Эдмунд! Ты готов? Покажешь мне свои тайные дорожки? Мальчик засунул пистолет за пояс штанов, вышел из дома и остановился перед Эванжелиной. Бэссик, сделав страшные глаза, прошептал герцогу:
– Ваша светлость, она же совсем неопытная молодая девушка.
– Знаю, – кивнул Ричард. Вдруг он нахмурился, увидев, как его сын дразнит одного из павлинов. – Да, знаю. И это странно, – добавил он, покачав головой.
Бэссик тоже нахмурился, глядя вслед герцогу, направившемуся за этой молодой девушкой и своим возбужденным сыном. И как только она додумалась привезти ребенку пистолет? По опыту Бэссик знал, что леди вообще не выносят вида оружия. Да уж, необыкновенная леди, Бэссик был уверен в этом. И еще он спросил себя, что же все-таки на уме у его хозяина.
Вскоре управляющий услышал, как Ричард спрашивает свою кузину:
– А сапоги для верховой езды тебе подходят?
– Нет, – ответила та, поворачиваясь к нему лицом. – Они мне жмут. Я же гораздо крупнее Мариссы. – Девушка приподняла юбки, чтобы показать герцогу свои обычные сапожки. – Я надела свои, какая разница? Но спасибо тебе за то, что одолжил платье кузины.
– Ничего я тебе не одалживал, – возразил Ричард. – Оно твое – равно как и вся остальная одежда Мариссы.
– Ты очень добр, но я не возьму вещей моей несчастной кузины, – заявила Эванжелина.
– Почему бы и нет? Ее вещи стоят столько, что если их продать, то на вырученные деньги можно целый год содержать небольшую деревушку. Одежда висит в шкафах – кое-что она носила, а что-то наверняка ни разу не надевала. Мама учила меня быть бережливым. Так что ты можешь помочь мне стать добродетельным. К тому же, – добавил он, – если ты будешь хорошо одеваться, то соседи будут более высокого мнения обо мне.
– Папа, я только что застрелил Рекса!
– Не слишком удачный выстрел, – заметил герцог, – потому что он все еще ковыляет. Рекс – это наш павлин, – объяснил он Эванжелине.
– Господи, я не хотела, чтобы он так играл, – разволновалась девушка. – Бедная птица.
– А что, по-твоему, он должен делать с игрушечным пистолетом?
Казалось, Эванжелина огорчилась. Ричард слегка приподнял ее подбородок.
– Не тревожься. Это прекрасный подарок. Я, конечно, потолкую с Эдмундом по-отцовски позднее, но даже не представляю, что скажу ему. Насколько я знаю, дети часто бывают прямо-таки кровожадными дикарями, особенно мальчишки. Мы постоянно дрались на деревянных саблях, ножах, кидали друг в друга камнями, ветками! Я вообще-то не против таких игр, пусть играет, пусть воображает, что стреляет в Рекса. Тот хоть ненадолго замолчал, после того как Эдмунд “выстрелил” в него.
Тут павлин вновь заклекотал, и мальчик снова прицелился в него.
– Эдмунд, спрячь пистолет и попроси мистера Маккомбера оседлать тебе Пэнси.
Чеслейская конюшня находилась на довольно большом расстоянии от северного крыла дома. Воздух возле нее был напоен ароматом свежего сена и соленого морского бриза. Справа от конюшни простиралась небольшая возвышенность. Эванжелина поднялась на нее и замерла, глядя вниз на море, омывающее мыс, на котором стоял Чеслей-Касл. Вода была темно-синей, а по ее поверхности то и дело пробегали и разбивались о берег белые барашки пены. На какое-то мгновение девушка ощутила себя беспечной, словно ничто не омрачало ее жизнь. Жить во лжи было ужасно.
– Франции ты отсюда не увидишь, даже в самый ясный день. Если хочешь, можем на моей яхте прокатиться до острова Уайт, у меня там есть небольшая усадьба. Недалеко от Вентнора, – пояснил герцог. – Эдмунд любит ездить туда. Там есть маленькая, закрытая со всех сторон бухточка, где он плавает, и лодочка, которую я купил ему в прошлом году.
– Я так люблю ходить под парусами, но никогда не каталась на яхте по морю, – вымолвила Эванжелина. – Есть какая-нибудь разница?
– О да! Сама увидишь, это волнует и будоражит воображение. Ты хорошо плаваешь?
Девушка кивнула и повернулась к Ричарду, чтобы пойти вслед за ним в конюшню.
Глава 11
Глава 12
– Надеюсь, юбка-то хоть достаточно широкая? А то миссис Роули вырежет из нее кусок, и та чересчур обтянет другие части твоего тела.
Бэссик нахмурился и демонстративно громко откашлялся.
– Ты быстро сообразил, что надо сделать, – заметила Эванжелина.
– Да, я всегда быстро соображаю, особенно, если для этого не требуется особых усилий.
Девушка знала, что он подсмеивается над ней, но не поняла, в чем соль шутки, поэтому предпочла просто кивнуть.
– И это возмутило тебя, не так ли? Я просто в ужасе, оттого что ты не понимаешь моего юмора, Эванжелина. Да уж, я таков. Но можно не сомневаться, что этот твой покойный Андре точно знал, что нужно делать для того, чтобы понравиться женщине. – Ричард усмехнулся.
Девушка посмотрела на него:
– Андре был очень осторожным и щепетильным.
– Ну да, – кивнул герцог, поправляя крашеное голубое перо на ее шляпе. – А ты не могла бы сообщить мне, с чем это он так осторожничал?
Эванжелина ничего не могла придумать, но тут, к счастью, ей вспомнилось, как аккуратно отец вел домашние счета.
– Ну-у, к примеру, Андре никогда не платил мяснику до тех пор, пока последний кусок мяса – а он считал, сколько мяса купили в лавке и сколько было подано к столу, – не был съеден. И кухарке приходилось ежедневно отчитываться. Ну как, ты не считаешь, что такого человека можно назвать щепетильным?
Герцог оторопел:
– Он считал куски мяса?!
Торжествующе улыбнувшись ему, Эванжелина крикнула:
– Эдмунд! Ты готов? Покажешь мне свои тайные дорожки? Мальчик засунул пистолет за пояс штанов, вышел из дома и остановился перед Эванжелиной. Бэссик, сделав страшные глаза, прошептал герцогу:
– Ваша светлость, она же совсем неопытная молодая девушка.
– Знаю, – кивнул Ричард. Вдруг он нахмурился, увидев, как его сын дразнит одного из павлинов. – Да, знаю. И это странно, – добавил он, покачав головой.
Бэссик тоже нахмурился, глядя вслед герцогу, направившемуся за этой молодой девушкой и своим возбужденным сыном. И как только она додумалась привезти ребенку пистолет? По опыту Бэссик знал, что леди вообще не выносят вида оружия. Да уж, необыкновенная леди, Бэссик был уверен в этом. И еще он спросил себя, что же все-таки на уме у его хозяина.
Вскоре управляющий услышал, как Ричард спрашивает свою кузину:
– А сапоги для верховой езды тебе подходят?
– Нет, – ответила та, поворачиваясь к нему лицом. – Они мне жмут. Я же гораздо крупнее Мариссы. – Девушка приподняла юбки, чтобы показать герцогу свои обычные сапожки. – Я надела свои, какая разница? Но спасибо тебе за то, что одолжил платье кузины.
– Ничего я тебе не одалживал, – возразил Ричард. – Оно твое – равно как и вся остальная одежда Мариссы.
– Ты очень добр, но я не возьму вещей моей несчастной кузины, – заявила Эванжелина.
– Почему бы и нет? Ее вещи стоят столько, что если их продать, то на вырученные деньги можно целый год содержать небольшую деревушку. Одежда висит в шкафах – кое-что она носила, а что-то наверняка ни разу не надевала. Мама учила меня быть бережливым. Так что ты можешь помочь мне стать добродетельным. К тому же, – добавил он, – если ты будешь хорошо одеваться, то соседи будут более высокого мнения обо мне.
– Папа, я только что застрелил Рекса!
– Не слишком удачный выстрел, – заметил герцог, – потому что он все еще ковыляет. Рекс – это наш павлин, – объяснил он Эванжелине.
– Господи, я не хотела, чтобы он так играл, – разволновалась девушка. – Бедная птица.
– А что, по-твоему, он должен делать с игрушечным пистолетом?
Казалось, Эванжелина огорчилась. Ричард слегка приподнял ее подбородок.
– Не тревожься. Это прекрасный подарок. Я, конечно, потолкую с Эдмундом по-отцовски позднее, но даже не представляю, что скажу ему. Насколько я знаю, дети часто бывают прямо-таки кровожадными дикарями, особенно мальчишки. Мы постоянно дрались на деревянных саблях, ножах, кидали друг в друга камнями, ветками! Я вообще-то не против таких игр, пусть играет, пусть воображает, что стреляет в Рекса. Тот хоть ненадолго замолчал, после того как Эдмунд “выстрелил” в него.
Тут павлин вновь заклекотал, и мальчик снова прицелился в него.
– Эдмунд, спрячь пистолет и попроси мистера Маккомбера оседлать тебе Пэнси.
Чеслейская конюшня находилась на довольно большом расстоянии от северного крыла дома. Воздух возле нее был напоен ароматом свежего сена и соленого морского бриза. Справа от конюшни простиралась небольшая возвышенность. Эванжелина поднялась на нее и замерла, глядя вниз на море, омывающее мыс, на котором стоял Чеслей-Касл. Вода была темно-синей, а по ее поверхности то и дело пробегали и разбивались о берег белые барашки пены. На какое-то мгновение девушка ощутила себя беспечной, словно ничто не омрачало ее жизнь. Жить во лжи было ужасно.
– Франции ты отсюда не увидишь, даже в самый ясный день. Если хочешь, можем на моей яхте прокатиться до острова Уайт, у меня там есть небольшая усадьба. Недалеко от Вентнора, – пояснил герцог. – Эдмунд любит ездить туда. Там есть маленькая, закрытая со всех сторон бухточка, где он плавает, и лодочка, которую я купил ему в прошлом году.
– Я так люблю ходить под парусами, но никогда не каталась на яхте по морю, – вымолвила Эванжелина. – Есть какая-нибудь разница?
– О да! Сама увидишь, это волнует и будоражит воображение. Ты хорошо плаваешь?
Девушка кивнула и повернулась к Ричарду, чтобы пойти вслед за ним в конюшню.
Глава 11
– Маккомбер! – крикнул Ричард высокому худощавому человеку, одетому в домотканую куртку и великолепные кожаные сапоги, очень понравившиеся Эванжелине.
На вид Маккомбер был крепок и могуч, как старый дуб, и силен, как Геркулес.
– Добрый день, ваша светлость, – приветливо ответил он. – Император уже вовсю вертит головой. Парню нужен хороший галоп, и можете побиться об заклад, что он попытается свалить вас на землю, такой озорник. И вот чего, я подумал, что Голубка лучше всех подойдет для молодой леди. А Томми сейчас седлает пони лорда Эдмунда.
Услышав свое имя, мальчик тут же выставил голову из дверей конюшни.
– Папа, я показываю Томми мой новый пистолет! – Он снова исчез в конюшне, и они тотчас услышали звуки выстрелов.
– Я не знаю, как ты ездишь верхом, – проговорил герцог, обращаясь к Эванжелине. – Голубка – милая добрая старушка, которая за свои двадцать лет ни разу никого не обидела. Она обожает кусочки яблока, которыми потчует ее Маккомбер. Дай ей три ломтика, и Голубка согласится переплыть Па-де-Кале с тобой и тремя тюками на спине. А уж если ты угостишь ее целым яблоком, то она опередит любого скакуна в округе.
– Ага, – вмешался в разговор Маккомбер. – Так и есть. Она хорошая девочка, моя Голубка, такая спокойная, но, думаю, это именно то, что вам нужно, мадам. Голубка – единственная кобыла, на которой осмеливалась ездить покойная герцогиня.
Маккомбер пожал своими могучими плечами и наградил Эванжелину многозначительным взглядом, который явно говорил: “Возможно, ты и не умеешь ездить верхом, но не переживай. Смело садись на эту старую добрую кобылу”.
Тут молодой конюх нервного вида вывел из конюшни огромного вороного жеребца с белой полоской на носу. Конь, не меньше семнадцати ладоней в высоту, был настоящим красавцем и, похоже, прекрасно знал об этом. Увидев хозяина, он попятился назад, громко фыркая.
Рассмеявшись, Ричард направился к своему коню.
– Потрясающее животное! – воскликнул он.
– Да уж, – кивнул Маккомбер, не сводя глаз с конюха, едва удерживающего непокорного жеребца. – Мой хороший мальчик, – ласково проговорил он. – Но уж очень норовистый! Его светлость так дорожит своим конем, что и убить за него может. Покойный герцог подарил ему Императора четыре года назад.
– А покойный герцог, отец нынешнего герцога, был хорошим человеком? Хорошим отцом? – поинтересовалась Эванжелина.
Если Маккомбер и подумал о том, что это не совсем тактичные вопросы, то не подал виду и, почесав затылок, промолвил:
– Да-а, старый герцог был крупным и сильным мужчиной. Я в жизни не встречал человека, который больше его любил бы жизнь и семью. Ох, не должен он был помереть так рано. – Маккомбер тяжело вздохнул. – Такой нелепый случай. Герцог пытался остановить двух дуэлянтов, а получилось так, что пулю получил он сам.
– Какой ужас! – воскликнула Эванжелина. – Но как же это случилось?
– Мой хозяин… – Маккомбер кивнул на Ричарда, – ездил к этим людям после злосчастной дуэли. Странно, но почему-то оба через три дня уехали из Англии. Причем их семьи остались здесь, а они быстренько собрали вещички и смотались. С тех пор никто больше ничего о них не знает. Я слышал, как его светлость говорил ее светлости, своей матери, что, будь его воля, он пристрелил бы любого из них и оставил подыхать в канаве, но, видно, не судьба. Ничего он не смог поделать. Правда, его светлость постарался сделать так, чтобы оба потеряли все самое дорогое. А вот и наша красотка Голубка!
Подумать только, потерять отца из-за такой нелепости! Эванжелина спросила себя, как бы она поступила на месте Ричарда. Подняв голову, девушка увидела милую старую вороную кобылу с длинной черно-белой гривой, провисшей спиной и добрыми глазами. Голубка тихо сопела.
Представив рядом двух лошадей, из которых одна фыркает и то и дело встает на дыбы, а вторая тихо плетется, опустив хвост, Эванжелина расхохоталась:
– Ох нет, Маккомбер, только не красотка Голубка! Это будет напоминать пародию! Нет ли в конюшне другой лошади? Может, не слишком резвой, но которая была бы под стать Императору?
Герцог, которого нетерпеливый скакун только что едва не столкнул в кусты, крикнул конюху:
– Маккомбер, оседлай для нее Доркас! Заодно проверим, какой у нее норов.
Доркас оказалась бархатистой гнедой кобылой с карими озорными глазами. Она была намного ниже Императора, но у нее были сильные ноги, широкая грудная клетка и гордо посаженная голова.
Эванжелина глубоко вздохнула, подумав, что, возможно, она погорячилась, попросив другую лошадь, ведь ей не доводилось ездить верхом с тех пор, как они с отцом вернулись во Францию. Девушка подняла глаза на ясное, совсем по-летнему голубое небо. Она почувствовала, как по ее спине поползли струйки пота. Все еще глядя на небо, Эванжелина вознесла молитву Создателю. Если ее молитва не будет услышана, подумалось ей, то она, разумеется, свалится с лошади. Одно утешало: день для этого был вполне подходящим, и она могла не опасаться, что сломает руку, упав на лед.
Ведя за собой под уздцы Императора, жевавшего яблоко, которое дал ему Маккомбер, к Эванжелине подошел герцог. Ричард сцепил ладони и помог девушке вскочить в седло. Хоть Доркас и не была семнадцати ладоней в высоту, но, глядя с ее спины вниз, на землю, которая оказалась удивительно далеко, Эванжелина снова подумала, что давно не ездила верхом. Впрочем, и раньше ее нельзя было назвать отличной наездницей. Что ж, дело принимало интересный оборот. Хотелось только, чтобы оно не закончилось сломанной шеей. Эванжелина сильно натянула поводья, понимая, что, дай она Доркас хоть малейший шанс, та немедленно сбросит ее на землю.
Золотистый и лохматый Пэнси – шотландский пони – был очень мал. Не пройдет и года, как Эдмунд перерастет его. Хорошо хоть, что мальчик не пытался застрелить лошадку.
По выложенной известняковыми плитами дорожке Ричард повел за собой маленькую кавалькаду к лесу, простиравшемуся к северу от замка. Но, едва въехав в лес, они повернули на восток и поскакали вдоль побережья, минуя фермы и пестрые квадратики огороженных плетнями полей.
– Папочка, давай поедем на пляж, – попросил Эдмунд. – Я хочу показать тете Еве мою лодочку. Ева, ты хочешь посмотреть на нее? Скажи, что хочешь, пожалуйста!
– Да, конечно, – кивнула девушка. – Прошу вас, ваша светлость.
Она подумала о том, что должна хорошо изучить каждый уголок между бухтой и замком. Эванжелина не знала точно, когда Хоучард пришлет связного, но она догадывалась, что это произойдет в ближайшее время. Вспомнив о Хоучарде и своем отце, девушка натянула поводья. Доркас фыркнула и дернула головой, затем попятилась и с такой силой ударила ногами, что Эванжелина подскочила в седле. Девушке потребовалось несколько секунд, чтобы успокоить кобылу.
– Эванжелина, осторожнее?
– Слишком поздно, ваша светлость! – крикнула наездница, наклоняясь к шее Доркас, чтобы потрепать ее.
Если она точно помнила указания Хоучарда, то пещера должна быть где-то неподалеку, на южном берегу бухты, там, где в воду вдавался длинный мыс.
– Поехали, Эдмунд! – крикнула Эванжелина, поворачивая Доркас в сторону скалы.
Древняя пологая тропинка, ведущая к берегу, была широкой и хорошо утоптанной. Девушка с улыбкой подумала, что в давние времена кельтские жрецы – друиды, должно быть, спускались по этой тропинке к берегу моря. Обернувшись на замок, она прикинула расстояние: похоже, они проехали не более полумили. Ходить здесь нетрудно, и с ней ничего не случится, когда она будет в одиночестве пробираться к берегу.
Эванжелина помнила, что принадлежавшая Чеслеям бухта была, на ее счастье, окружена колючим кустарником, деревьями и высокими утесами. Девушка сразу обратила внимание, что сюда нельзя случайно забрести: бухта хорошо укрыта от посторонних глаз.
А изменники должны прятаться, пришло ей в голову. При мысли об этом Эванжелине захотелось свернуться калачиком и умереть. Но она должна выжить, потому что ее смерть неминуемо приведет к смерти отца. А Эванжелина очень дорожила отцом, и Хоучарду это было известно.
Не успела девушка спешиться, как герцог подхватил ее и осторожно опустил на землю. Несколько мгновений Кларендон не отпускал ее, его пальцы почти обхватывали тонкую талию.
– А ты большая девочка, – наконец произнес он. – Думаю, мне понравится танцевать с тобой вальс. Во всяком случае, не придется то и дело нагибаться.
– Что ж, тогда должна заметить, что тебе повезло, потому что ты тоже большой мальчик, – парировала Эванжелина.
Откинув голову, Ричард так громко расхохотался, что чайки, кружившие над их головами, с криками разлетелись.
– Папочка, а что такого смешного Ева сказала тебе? – спросил Эдмунд. – Почему ты смеешься? А можно, я застрелю несколько чаек? Их же тут сотни. Думаю, ничего не случится, если я убью несколько штук.
– Стреляй, Эдмунд, у тебя еще полно пуль. Что до шутки твоей тетушки, то она просто поставила меня на место. Пойдем же, Ева, посмотришь лодку Эдмунда.
При их появлении с полдюжины куликов с серо-белыми брюшками неуклюже разбежались в стороны. Эванжелина и герцог спустились вниз, к деревянной пристани, где была привязана небольшая шлюпка. Эдмунд, опередивший их, с грохотом спрыгнул на узкую полоску причала. Мальчик размахивал пистолетом и что-то громко выкрикивал – как пират после грабежа.
– Эдмунд, осторожнее! – крикнул отец. – Он вообще ничего не боится, – произнес Ричард, повернувшись к своей спутнице. – Полгода назад свалился с дерева в кусты шиповника и выбрался оттуда, весело смеясь. Вообще-то, наверное, это нормально, – добавил он, обращаясь скорее к себе самому, чем к Эванжелине.
Но девушка отвернулась, рассматривая окружавшие бухту крутые утесы. Казалось, она полностью поглощена созерцанием природы. Ричард слегка потряс ее за плечо.
– Здесь очень красиво, не правда ли?
"Нет! – хотелось ей крикнуть во всю мочь. – Нет, здесь ужасно! Вообще все ужасно!” У нее не было выбора. Он пустил ее в свой дом, собирался доверить ей сына, подарить одежду, а она.., она предаст его.
Эванжелина опустила глаза на увязающие в песке ноги. Ей хотелось выть. Но она не должна была показывать ему, что изучает окрестности.
– Да, разумеется, – поспешила согласиться девушка. – Запах моря просто голову кружит. Мне так нравится слушать шум прибоя. Он никогда не утихает, подумать только! На земле все могут умереть, а волны все будут биться и биться о берег, и им не будет дела до того, что никто их не слышит.
– Тебя, случайно, не эльфы подкинули родителям взамен украденной дочери? – улыбнулся Ричард.
– Не думаю. Папа всегда говорил, что я вылитая мама в молодости. Правда, теперь я стала больше походить на него.
– Нет, ты не правильно меня поняла. Твой дядя и кузина Марисса всегда ненавидели море. Марисса даже ни разу не спускалась сюда, уверяя меня, что от морского бриза у нее мурашки бегут по коже и тут слишком холодно. От шума прибоя у нее болела голова, а от брызг ее волосы завивались в упругие пружинки, которые горничная никак не могла расчесать.
– Ваша светлость, вообще-то дядя может не любить море, потому что в детстве едва не утонул. Не исключено, что его страх передался Мариссе. Впрочем, я не могу судить наверняка. Но почему же вы поселились именно здесь, если Марисса так не любила море? – спросила Эванжелина. – Разве у вас нет других особняков?
Девушка понимала, что сболтнула лишнее, но слова сами слетели с ее языка. Она ждала. Выражение лица герцога не изменилось: приложив козырьком руку к глазам, он продолжал смотреть на сына, суетившегося в своей маленькой шлюпке.
– Мои родители считали, что Чеслей-Касл – очень романтичное место. Как раз для молодоженов. Они даже уехали в Лондон, оставив нас здесь. – Он горько рассмеялся. – Правда, я никогда не верил в романтическую любовь, о которой рассказывал отец. Двое не сводящих друг с друга глаз, шепчущих друг другу на ухо какие-то ласковые глупости, долгие занятия любовью… – Он опять засмеялся, и на этот раз смех его стал еще горше. – Правда, я понимал, что можно подолгу бывать с женщиной в постели, но к чувствам это никакого отношения не имело. И после женитьбы на твоей кузине ничего не изменилось. Мне так и неведомо, что за романтические отношения могут связывать мужчину и женщину. Единственный раз Марисса, правда, действительно кое-что прошептала мне на ухо. Она стеснялась громко сказать, что не хочет, чтобы я еще хоть раз лег с нею. – Вздохнув, Ричард провел рукой по своим густым волосам. – Прости меня, Эванжелина, не стоило этого говорить. Марисса была еще так молода, она не должна была умереть. Она бы непременно полюбила своего сына и поселилась в Лондоне.
– Мне известно лишь, что она умерла от несчастного случая, – тихо произнесла Эванжелина.
– Да, – кивнул герцог, – наверное, тебе хочется узнать, в чем дело? Ну хорошо. Мариссу преследовал страх перед родами, она боялась умереть. Однако жена выжила, но страх ее стал еще сильнее. Забеременев во второй раз, Марисса поехала к одной женщине в Портсмут, чтобы избавиться от ребенка. Но кровотечение унесло ее жизнь. Марисса умерла, даже не доехав до Чеслей-Касла. Ужасная потеря! Правда, я ничего этого не знал. Лишь после ее смерти я нашел дневник, в котором она описывала свой ужас. Да я бы ни за что и пальцем до нее не дотронулся, если бы только мог представить, как ей страшно! – горячо говорил он.
– Мне очень жаль, – вымолвила Эванжелина.
– Да, – бросил Ричард, направляясь к причалу. Эдмунд уже собирался отвязать веревку, державшую его шлюпку.
– Эдмунд, – крикнул герцог, – если только ты свалишься в воду и мне придется лезть за тобой, я отправлю тебя к Баньону! Уж он-то надерет твои уши, если мои сапоги вымокнут в морской воде.
Однако мальчику никак не удавалось развязать тугой узел, хотя он пробовал несколько раз. Потом Эдмунд выстрелил в веревку из пистолета.
Эванжелина вновь стала осматривать побережье, но перед глазами ее стояло лицо Мариссы. Бедная девочка. Герцог прав: ее смерть была ужасной потерей.
Девушка обернулась к широкой тропе, протоптанной за века сотнями ног и лошадиных копыт. Даже шотландский пони Эдмунда, не задумываясь, стал спускаться по тропинке. Три лошади стояли, увязая в песке и поглядывая на нахальных чаек, с криками круживших вокруг них. Эванжелина попыталась взглядом отыскать вход в пещеру, о которой упоминал Хоучард. Ничего. Прищурившись, она заметила какое-то темное углубление в скале и направилась к нему. Но, приблизившись, девушка увидела, что это всего лишь впадина в темном камне. Где же эта чертова пещера?
Услышав за спиной взрыв смеха, Эванжелина обернулась. Герцог держал сына над головой, угрожая, видимо, бросить его в воду. Потом Ричард опустил мальчика вниз и зажал его под мышкой, словно маленький шевелящийся сверток.
– Думаю, он наполовину рыба, – заявил Ричард, опуская сына на песок.
– Папочка, так же как Ева наполовину иностранка? – спросил мальчуган.
– Да, ты совершенно прав. – Ричард посмотрел на девушку, и вновь его глаза задержались на ее груди. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но промолчал и лишь через несколько мгновений обратился к сыну:
– Имей терпение, Эдмунд. Пожалуй, мы попросим твою тетушку отвернуться или переждать в каком-нибудь рве или канаве, пока мы искупаемся. Только попозже, если станет немного теплее. Как ты думаешь, Еве захочется присоединиться к нам?
– Но мой пистолетик утонет, – разочарованно протянул мальчик.
– Верно, – кивнул герцог.
– Но.., когда мы плаваем, то на нас.., ничего нет, – нерешительно вымолвил ребенок. – А девочки всегда надевают что-нибудь на себя.
– Он еще очень мал, – заметил Ричард, обращаясь к Эванжелине.
Хоучард очень хорошо описал девушке герцога Чеслея, но его описание не могло передать живости характера, решительности, необычайно притягательного озорства и удивительного обаяния. Эванжелина совсем недолго пробыла в его доме, но уже чувствовала, что подчиняется обаянию Ричарда, оно словно обволакивало ее, и это нравилось девушке.
– Знаешь, Эдмунд, – заявила она, – возможно, я плаваю гораздо лучше твоего папы. Если и в самом деле потеплеет, то, пожалуй, мы с тобой поплаваем, а папа пусть сам отсидится где-нибудь в канаве. Впрочем, хоть сегодня и очень теплый день, я думаю, что купаться все-таки не стоит – как-никак стоит февраль, самая середина зимы. Вода наверняка ледяная.
– Как это – ледяная? – спросил Эдмунд.
– Да очень просто, – ответил за Эванжелину герцог. – Это означает, что некоторые части тела девушки могут до того замерзнуть, что потеряют чувствительность. Она не утонет, но станет холодной. И тогда ей будет совсем невесело <Ричард каламбурит: frigid по-английски означает “холодный” и “фригидный”.>.
– Я толком не поняла, что ты имеешь в виду, – покачала головой Эванжелина, – но уверена, что это что-то не совсем приличное.
– Вот тебе раз! – воскликнул Ричард. – Почтенная замужняя женщина, а ничего не знает о холодности!
– Вовсе я не почтенная, – недовольно буркнула девушка.
– Но ты же старше меня, – вмешался Эдмунд. – А папа говорит, что я уже молодой джентльмен.
Эванжелина перевела взгляд с отца на сына. Кажется, она проигрывала. Всплеснув руками, девушка рассмеялась.
– Ну хорошо, сдаюсь! – воскликнула она. – Вы победили.
– Отлично, – кивнул герцог. – Не годится леди постоянно выигрывать сражения. Запомни это, Эдмунд. Впрочем, временами истинный джентльмен должен делать вид, что леди все-таки победила. И это тоже не забудь.
– Я непременно запомню твои слова, папочка, правда, не понимаю, что они означают.
– Поймешь со временем, – улыбнулся Ричард. – Сомневаюсь, что с годами что-то переменится в отношениях мужчин и женщин.
– А вы, однако, циник, ваша светлость.
– Всего лишь реалист, мадам.
На этом разговор закончился. Эванжелина почувствовала настоящее облегчение, когда кони уверенно поднялись по тропе, ведущей к замку.
На вид Маккомбер был крепок и могуч, как старый дуб, и силен, как Геркулес.
– Добрый день, ваша светлость, – приветливо ответил он. – Император уже вовсю вертит головой. Парню нужен хороший галоп, и можете побиться об заклад, что он попытается свалить вас на землю, такой озорник. И вот чего, я подумал, что Голубка лучше всех подойдет для молодой леди. А Томми сейчас седлает пони лорда Эдмунда.
Услышав свое имя, мальчик тут же выставил голову из дверей конюшни.
– Папа, я показываю Томми мой новый пистолет! – Он снова исчез в конюшне, и они тотчас услышали звуки выстрелов.
– Я не знаю, как ты ездишь верхом, – проговорил герцог, обращаясь к Эванжелине. – Голубка – милая добрая старушка, которая за свои двадцать лет ни разу никого не обидела. Она обожает кусочки яблока, которыми потчует ее Маккомбер. Дай ей три ломтика, и Голубка согласится переплыть Па-де-Кале с тобой и тремя тюками на спине. А уж если ты угостишь ее целым яблоком, то она опередит любого скакуна в округе.
– Ага, – вмешался в разговор Маккомбер. – Так и есть. Она хорошая девочка, моя Голубка, такая спокойная, но, думаю, это именно то, что вам нужно, мадам. Голубка – единственная кобыла, на которой осмеливалась ездить покойная герцогиня.
Маккомбер пожал своими могучими плечами и наградил Эванжелину многозначительным взглядом, который явно говорил: “Возможно, ты и не умеешь ездить верхом, но не переживай. Смело садись на эту старую добрую кобылу”.
Тут молодой конюх нервного вида вывел из конюшни огромного вороного жеребца с белой полоской на носу. Конь, не меньше семнадцати ладоней в высоту, был настоящим красавцем и, похоже, прекрасно знал об этом. Увидев хозяина, он попятился назад, громко фыркая.
Рассмеявшись, Ричард направился к своему коню.
– Потрясающее животное! – воскликнул он.
– Да уж, – кивнул Маккомбер, не сводя глаз с конюха, едва удерживающего непокорного жеребца. – Мой хороший мальчик, – ласково проговорил он. – Но уж очень норовистый! Его светлость так дорожит своим конем, что и убить за него может. Покойный герцог подарил ему Императора четыре года назад.
– А покойный герцог, отец нынешнего герцога, был хорошим человеком? Хорошим отцом? – поинтересовалась Эванжелина.
Если Маккомбер и подумал о том, что это не совсем тактичные вопросы, то не подал виду и, почесав затылок, промолвил:
– Да-а, старый герцог был крупным и сильным мужчиной. Я в жизни не встречал человека, который больше его любил бы жизнь и семью. Ох, не должен он был помереть так рано. – Маккомбер тяжело вздохнул. – Такой нелепый случай. Герцог пытался остановить двух дуэлянтов, а получилось так, что пулю получил он сам.
– Какой ужас! – воскликнула Эванжелина. – Но как же это случилось?
– Мой хозяин… – Маккомбер кивнул на Ричарда, – ездил к этим людям после злосчастной дуэли. Странно, но почему-то оба через три дня уехали из Англии. Причем их семьи остались здесь, а они быстренько собрали вещички и смотались. С тех пор никто больше ничего о них не знает. Я слышал, как его светлость говорил ее светлости, своей матери, что, будь его воля, он пристрелил бы любого из них и оставил подыхать в канаве, но, видно, не судьба. Ничего он не смог поделать. Правда, его светлость постарался сделать так, чтобы оба потеряли все самое дорогое. А вот и наша красотка Голубка!
Подумать только, потерять отца из-за такой нелепости! Эванжелина спросила себя, как бы она поступила на месте Ричарда. Подняв голову, девушка увидела милую старую вороную кобылу с длинной черно-белой гривой, провисшей спиной и добрыми глазами. Голубка тихо сопела.
Представив рядом двух лошадей, из которых одна фыркает и то и дело встает на дыбы, а вторая тихо плетется, опустив хвост, Эванжелина расхохоталась:
– Ох нет, Маккомбер, только не красотка Голубка! Это будет напоминать пародию! Нет ли в конюшне другой лошади? Может, не слишком резвой, но которая была бы под стать Императору?
Герцог, которого нетерпеливый скакун только что едва не столкнул в кусты, крикнул конюху:
– Маккомбер, оседлай для нее Доркас! Заодно проверим, какой у нее норов.
Доркас оказалась бархатистой гнедой кобылой с карими озорными глазами. Она была намного ниже Императора, но у нее были сильные ноги, широкая грудная клетка и гордо посаженная голова.
Эванжелина глубоко вздохнула, подумав, что, возможно, она погорячилась, попросив другую лошадь, ведь ей не доводилось ездить верхом с тех пор, как они с отцом вернулись во Францию. Девушка подняла глаза на ясное, совсем по-летнему голубое небо. Она почувствовала, как по ее спине поползли струйки пота. Все еще глядя на небо, Эванжелина вознесла молитву Создателю. Если ее молитва не будет услышана, подумалось ей, то она, разумеется, свалится с лошади. Одно утешало: день для этого был вполне подходящим, и она могла не опасаться, что сломает руку, упав на лед.
Ведя за собой под уздцы Императора, жевавшего яблоко, которое дал ему Маккомбер, к Эванжелине подошел герцог. Ричард сцепил ладони и помог девушке вскочить в седло. Хоть Доркас и не была семнадцати ладоней в высоту, но, глядя с ее спины вниз, на землю, которая оказалась удивительно далеко, Эванжелина снова подумала, что давно не ездила верхом. Впрочем, и раньше ее нельзя было назвать отличной наездницей. Что ж, дело принимало интересный оборот. Хотелось только, чтобы оно не закончилось сломанной шеей. Эванжелина сильно натянула поводья, понимая, что, дай она Доркас хоть малейший шанс, та немедленно сбросит ее на землю.
Золотистый и лохматый Пэнси – шотландский пони – был очень мал. Не пройдет и года, как Эдмунд перерастет его. Хорошо хоть, что мальчик не пытался застрелить лошадку.
По выложенной известняковыми плитами дорожке Ричард повел за собой маленькую кавалькаду к лесу, простиравшемуся к северу от замка. Но, едва въехав в лес, они повернули на восток и поскакали вдоль побережья, минуя фермы и пестрые квадратики огороженных плетнями полей.
– Папочка, давай поедем на пляж, – попросил Эдмунд. – Я хочу показать тете Еве мою лодочку. Ева, ты хочешь посмотреть на нее? Скажи, что хочешь, пожалуйста!
– Да, конечно, – кивнула девушка. – Прошу вас, ваша светлость.
Она подумала о том, что должна хорошо изучить каждый уголок между бухтой и замком. Эванжелина не знала точно, когда Хоучард пришлет связного, но она догадывалась, что это произойдет в ближайшее время. Вспомнив о Хоучарде и своем отце, девушка натянула поводья. Доркас фыркнула и дернула головой, затем попятилась и с такой силой ударила ногами, что Эванжелина подскочила в седле. Девушке потребовалось несколько секунд, чтобы успокоить кобылу.
– Эванжелина, осторожнее?
– Слишком поздно, ваша светлость! – крикнула наездница, наклоняясь к шее Доркас, чтобы потрепать ее.
Если она точно помнила указания Хоучарда, то пещера должна быть где-то неподалеку, на южном берегу бухты, там, где в воду вдавался длинный мыс.
– Поехали, Эдмунд! – крикнула Эванжелина, поворачивая Доркас в сторону скалы.
Древняя пологая тропинка, ведущая к берегу, была широкой и хорошо утоптанной. Девушка с улыбкой подумала, что в давние времена кельтские жрецы – друиды, должно быть, спускались по этой тропинке к берегу моря. Обернувшись на замок, она прикинула расстояние: похоже, они проехали не более полумили. Ходить здесь нетрудно, и с ней ничего не случится, когда она будет в одиночестве пробираться к берегу.
Эванжелина помнила, что принадлежавшая Чеслеям бухта была, на ее счастье, окружена колючим кустарником, деревьями и высокими утесами. Девушка сразу обратила внимание, что сюда нельзя случайно забрести: бухта хорошо укрыта от посторонних глаз.
А изменники должны прятаться, пришло ей в голову. При мысли об этом Эванжелине захотелось свернуться калачиком и умереть. Но она должна выжить, потому что ее смерть неминуемо приведет к смерти отца. А Эванжелина очень дорожила отцом, и Хоучарду это было известно.
Не успела девушка спешиться, как герцог подхватил ее и осторожно опустил на землю. Несколько мгновений Кларендон не отпускал ее, его пальцы почти обхватывали тонкую талию.
– А ты большая девочка, – наконец произнес он. – Думаю, мне понравится танцевать с тобой вальс. Во всяком случае, не придется то и дело нагибаться.
– Что ж, тогда должна заметить, что тебе повезло, потому что ты тоже большой мальчик, – парировала Эванжелина.
Откинув голову, Ричард так громко расхохотался, что чайки, кружившие над их головами, с криками разлетелись.
– Папочка, а что такого смешного Ева сказала тебе? – спросил Эдмунд. – Почему ты смеешься? А можно, я застрелю несколько чаек? Их же тут сотни. Думаю, ничего не случится, если я убью несколько штук.
– Стреляй, Эдмунд, у тебя еще полно пуль. Что до шутки твоей тетушки, то она просто поставила меня на место. Пойдем же, Ева, посмотришь лодку Эдмунда.
При их появлении с полдюжины куликов с серо-белыми брюшками неуклюже разбежались в стороны. Эванжелина и герцог спустились вниз, к деревянной пристани, где была привязана небольшая шлюпка. Эдмунд, опередивший их, с грохотом спрыгнул на узкую полоску причала. Мальчик размахивал пистолетом и что-то громко выкрикивал – как пират после грабежа.
– Эдмунд, осторожнее! – крикнул отец. – Он вообще ничего не боится, – произнес Ричард, повернувшись к своей спутнице. – Полгода назад свалился с дерева в кусты шиповника и выбрался оттуда, весело смеясь. Вообще-то, наверное, это нормально, – добавил он, обращаясь скорее к себе самому, чем к Эванжелине.
Но девушка отвернулась, рассматривая окружавшие бухту крутые утесы. Казалось, она полностью поглощена созерцанием природы. Ричард слегка потряс ее за плечо.
– Здесь очень красиво, не правда ли?
"Нет! – хотелось ей крикнуть во всю мочь. – Нет, здесь ужасно! Вообще все ужасно!” У нее не было выбора. Он пустил ее в свой дом, собирался доверить ей сына, подарить одежду, а она.., она предаст его.
Эванжелина опустила глаза на увязающие в песке ноги. Ей хотелось выть. Но она не должна была показывать ему, что изучает окрестности.
– Да, разумеется, – поспешила согласиться девушка. – Запах моря просто голову кружит. Мне так нравится слушать шум прибоя. Он никогда не утихает, подумать только! На земле все могут умереть, а волны все будут биться и биться о берег, и им не будет дела до того, что никто их не слышит.
– Тебя, случайно, не эльфы подкинули родителям взамен украденной дочери? – улыбнулся Ричард.
– Не думаю. Папа всегда говорил, что я вылитая мама в молодости. Правда, теперь я стала больше походить на него.
– Нет, ты не правильно меня поняла. Твой дядя и кузина Марисса всегда ненавидели море. Марисса даже ни разу не спускалась сюда, уверяя меня, что от морского бриза у нее мурашки бегут по коже и тут слишком холодно. От шума прибоя у нее болела голова, а от брызг ее волосы завивались в упругие пружинки, которые горничная никак не могла расчесать.
– Ваша светлость, вообще-то дядя может не любить море, потому что в детстве едва не утонул. Не исключено, что его страх передался Мариссе. Впрочем, я не могу судить наверняка. Но почему же вы поселились именно здесь, если Марисса так не любила море? – спросила Эванжелина. – Разве у вас нет других особняков?
Девушка понимала, что сболтнула лишнее, но слова сами слетели с ее языка. Она ждала. Выражение лица герцога не изменилось: приложив козырьком руку к глазам, он продолжал смотреть на сына, суетившегося в своей маленькой шлюпке.
– Мои родители считали, что Чеслей-Касл – очень романтичное место. Как раз для молодоженов. Они даже уехали в Лондон, оставив нас здесь. – Он горько рассмеялся. – Правда, я никогда не верил в романтическую любовь, о которой рассказывал отец. Двое не сводящих друг с друга глаз, шепчущих друг другу на ухо какие-то ласковые глупости, долгие занятия любовью… – Он опять засмеялся, и на этот раз смех его стал еще горше. – Правда, я понимал, что можно подолгу бывать с женщиной в постели, но к чувствам это никакого отношения не имело. И после женитьбы на твоей кузине ничего не изменилось. Мне так и неведомо, что за романтические отношения могут связывать мужчину и женщину. Единственный раз Марисса, правда, действительно кое-что прошептала мне на ухо. Она стеснялась громко сказать, что не хочет, чтобы я еще хоть раз лег с нею. – Вздохнув, Ричард провел рукой по своим густым волосам. – Прости меня, Эванжелина, не стоило этого говорить. Марисса была еще так молода, она не должна была умереть. Она бы непременно полюбила своего сына и поселилась в Лондоне.
– Мне известно лишь, что она умерла от несчастного случая, – тихо произнесла Эванжелина.
– Да, – кивнул герцог, – наверное, тебе хочется узнать, в чем дело? Ну хорошо. Мариссу преследовал страх перед родами, она боялась умереть. Однако жена выжила, но страх ее стал еще сильнее. Забеременев во второй раз, Марисса поехала к одной женщине в Портсмут, чтобы избавиться от ребенка. Но кровотечение унесло ее жизнь. Марисса умерла, даже не доехав до Чеслей-Касла. Ужасная потеря! Правда, я ничего этого не знал. Лишь после ее смерти я нашел дневник, в котором она описывала свой ужас. Да я бы ни за что и пальцем до нее не дотронулся, если бы только мог представить, как ей страшно! – горячо говорил он.
– Мне очень жаль, – вымолвила Эванжелина.
– Да, – бросил Ричард, направляясь к причалу. Эдмунд уже собирался отвязать веревку, державшую его шлюпку.
– Эдмунд, – крикнул герцог, – если только ты свалишься в воду и мне придется лезть за тобой, я отправлю тебя к Баньону! Уж он-то надерет твои уши, если мои сапоги вымокнут в морской воде.
Однако мальчику никак не удавалось развязать тугой узел, хотя он пробовал несколько раз. Потом Эдмунд выстрелил в веревку из пистолета.
Эванжелина вновь стала осматривать побережье, но перед глазами ее стояло лицо Мариссы. Бедная девочка. Герцог прав: ее смерть была ужасной потерей.
Девушка обернулась к широкой тропе, протоптанной за века сотнями ног и лошадиных копыт. Даже шотландский пони Эдмунда, не задумываясь, стал спускаться по тропинке. Три лошади стояли, увязая в песке и поглядывая на нахальных чаек, с криками круживших вокруг них. Эванжелина попыталась взглядом отыскать вход в пещеру, о которой упоминал Хоучард. Ничего. Прищурившись, она заметила какое-то темное углубление в скале и направилась к нему. Но, приблизившись, девушка увидела, что это всего лишь впадина в темном камне. Где же эта чертова пещера?
Услышав за спиной взрыв смеха, Эванжелина обернулась. Герцог держал сына над головой, угрожая, видимо, бросить его в воду. Потом Ричард опустил мальчика вниз и зажал его под мышкой, словно маленький шевелящийся сверток.
– Думаю, он наполовину рыба, – заявил Ричард, опуская сына на песок.
– Папочка, так же как Ева наполовину иностранка? – спросил мальчуган.
– Да, ты совершенно прав. – Ричард посмотрел на девушку, и вновь его глаза задержались на ее груди. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но промолчал и лишь через несколько мгновений обратился к сыну:
– Имей терпение, Эдмунд. Пожалуй, мы попросим твою тетушку отвернуться или переждать в каком-нибудь рве или канаве, пока мы искупаемся. Только попозже, если станет немного теплее. Как ты думаешь, Еве захочется присоединиться к нам?
– Но мой пистолетик утонет, – разочарованно протянул мальчик.
– Верно, – кивнул герцог.
– Но.., когда мы плаваем, то на нас.., ничего нет, – нерешительно вымолвил ребенок. – А девочки всегда надевают что-нибудь на себя.
– Он еще очень мал, – заметил Ричард, обращаясь к Эванжелине.
Хоучард очень хорошо описал девушке герцога Чеслея, но его описание не могло передать живости характера, решительности, необычайно притягательного озорства и удивительного обаяния. Эванжелина совсем недолго пробыла в его доме, но уже чувствовала, что подчиняется обаянию Ричарда, оно словно обволакивало ее, и это нравилось девушке.
– Знаешь, Эдмунд, – заявила она, – возможно, я плаваю гораздо лучше твоего папы. Если и в самом деле потеплеет, то, пожалуй, мы с тобой поплаваем, а папа пусть сам отсидится где-нибудь в канаве. Впрочем, хоть сегодня и очень теплый день, я думаю, что купаться все-таки не стоит – как-никак стоит февраль, самая середина зимы. Вода наверняка ледяная.
– Как это – ледяная? – спросил Эдмунд.
– Да очень просто, – ответил за Эванжелину герцог. – Это означает, что некоторые части тела девушки могут до того замерзнуть, что потеряют чувствительность. Она не утонет, но станет холодной. И тогда ей будет совсем невесело <Ричард каламбурит: frigid по-английски означает “холодный” и “фригидный”.>.
– Я толком не поняла, что ты имеешь в виду, – покачала головой Эванжелина, – но уверена, что это что-то не совсем приличное.
– Вот тебе раз! – воскликнул Ричард. – Почтенная замужняя женщина, а ничего не знает о холодности!
– Вовсе я не почтенная, – недовольно буркнула девушка.
– Но ты же старше меня, – вмешался Эдмунд. – А папа говорит, что я уже молодой джентльмен.
Эванжелина перевела взгляд с отца на сына. Кажется, она проигрывала. Всплеснув руками, девушка рассмеялась.
– Ну хорошо, сдаюсь! – воскликнула она. – Вы победили.
– Отлично, – кивнул герцог. – Не годится леди постоянно выигрывать сражения. Запомни это, Эдмунд. Впрочем, временами истинный джентльмен должен делать вид, что леди все-таки победила. И это тоже не забудь.
– Я непременно запомню твои слова, папочка, правда, не понимаю, что они означают.
– Поймешь со временем, – улыбнулся Ричард. – Сомневаюсь, что с годами что-то переменится в отношениях мужчин и женщин.
– А вы, однако, циник, ваша светлость.
– Всего лишь реалист, мадам.
На этом разговор закончился. Эванжелина почувствовала настоящее облегчение, когда кони уверенно поднялись по тропе, ведущей к замку.
Глава 12
Дорри – миловидная, рослая восемнадцатилетняя девушка, новая горничная Эванжелины, поправила складочки на бледно-желтом шелковом платье.
– Я помню этот наряд, – заметила она. – Ее светлость надевала его утром в Рождество. Господи, как давно это было! Целых пять лет назад, я тогда только что поступила в замок в , услужение и была совсем девочкой. – Дорри вздохнула. – Ее светлость сама подарила мне рождественский подарок – шкатулку для шитья. Миссис Роули говорила ее светлости, что я ; хочу стать портнихой. Ох, она была такой хорошенькой. Как жаль, что Господь так рано забрал ее.
– А ты шила для нее? – спросила Эванжелина.
– Нет, тогда не шила. Хозяйка велела мне чинить одежду слуг. Обещаю, что буду очень стараться, мадам. За эти пять лет я многому научилась. Хотите, я сделаю платье моднее? Вы же высокая, и мне кажется, что оборки вам не идут. Такой , женщине, как вы, надо носить платья простого покроя.
– Согласна с тобой, Дорри, – кивнула Эванжелина. – Убери оборки и вообще все лишнее. Ты же видишь, что мы с ее светлостью разного роста. Я в семье самая высокая, – Да уж, как говорил герцог, она – большая девочка. И при этом держал ее за талию своими большими руками.
Осмотрев швы и подол платья, Дорри заявила:
– Когда я перешью платья ее светлости, будет казаться, что они сшиты на вас, мадам. Они не будут выглядеть старомодными. Мамочка его светлости присылает мне модные журналы. У вас будет потрясающий вид, мадам!
Эванжелина ушла, размышляя про себя, знал ли Хоучард, который, казалось, знает буквально все о семье герцога, что Ричард настоит на том, чтобы она взяла себе платья его покойной жены. Впрочем, возможно, Хоучард предполагал, что герцог пожелает расплатиться с ней платьями лишь после того, как позволит Эванжелине соблазнить себя.
– Я помню этот наряд, – заметила она. – Ее светлость надевала его утром в Рождество. Господи, как давно это было! Целых пять лет назад, я тогда только что поступила в замок в , услужение и была совсем девочкой. – Дорри вздохнула. – Ее светлость сама подарила мне рождественский подарок – шкатулку для шитья. Миссис Роули говорила ее светлости, что я ; хочу стать портнихой. Ох, она была такой хорошенькой. Как жаль, что Господь так рано забрал ее.
– А ты шила для нее? – спросила Эванжелина.
– Нет, тогда не шила. Хозяйка велела мне чинить одежду слуг. Обещаю, что буду очень стараться, мадам. За эти пять лет я многому научилась. Хотите, я сделаю платье моднее? Вы же высокая, и мне кажется, что оборки вам не идут. Такой , женщине, как вы, надо носить платья простого покроя.
– Согласна с тобой, Дорри, – кивнула Эванжелина. – Убери оборки и вообще все лишнее. Ты же видишь, что мы с ее светлостью разного роста. Я в семье самая высокая, – Да уж, как говорил герцог, она – большая девочка. И при этом держал ее за талию своими большими руками.
Осмотрев швы и подол платья, Дорри заявила:
– Когда я перешью платья ее светлости, будет казаться, что они сшиты на вас, мадам. Они не будут выглядеть старомодными. Мамочка его светлости присылает мне модные журналы. У вас будет потрясающий вид, мадам!
Эванжелина ушла, размышляя про себя, знал ли Хоучард, который, казалось, знает буквально все о семье герцога, что Ричард настоит на том, чтобы она взяла себе платья его покойной жены. Впрочем, возможно, Хоучард предполагал, что герцог пожелает расплатиться с ней платьями лишь после того, как позволит Эванжелине соблазнить себя.