— Ну что ж, — согласился Грелем, — мне следует немного поскучать в своем замке.
Кассия сорвала с себя мальчишескую шапку.
— Расскажи нам об этих людях, Роланд.
— Дэймон Лемарк несколько лет назад убил брата графа Клэра. Клэр этого не забыл, и ненависть его не угасла. Вот почему он похитил Дарию. Это была его месть. Но потом он решил взять ее в жены и получить приданое.
— Дэймон знал истинные причины моего похищения, — вмешалась Дария, — но скрыл их от Роланда. Он выдумал какую-то сказочку, которой Роланд не поверил.
В этот момент все услышали тихий голос Кэтрин:
— Он в любом случае не сказал бы правду. Не понимаю, почему Дэймон утаил это от меня. Ведь мои мучения доставили бы ему огромное удовольствие.
Все удивленно повернулись к ней.
— О чем ты, мама?
— Дэймону следовало бы сообщить мне, что Клэр собирается жениться на Дарии.
— Ты знала, что граф Клэр похитил меня, что он намеревался жениться на мне.
— Нет, я не знала, что он хотел жениться на тебе. — Она была бледна и очень грустна. Затем ее губы тронула горькая улыбка, словно женщина смирилась с чем-то. — Порой трудно сказать правду, Дария. Но теперь ты должна все знать. Дэймон Лемарк действительно убил брата Эдмонда Клэра. Его звали Дэвид, он был молод и невинен, так же, как и я, и мы полюбили друг друга. Это случилось много лет назад. Мои родители решили выдать меня замуж за одного из графов Реймерстоунов — Джеймса Фортескью, но я любила только Дэвида. Конечно, желание девушки ничего не значит, но перед самой свадьбой я пошла к Дэвиду. Твой настоящий отец — Дэвид Клэр, а граф Клэр — твой дядя. Дэймон узнал об этом, наверное, от Джеймса, потому что мой муж никогда не верил, что ты — его семя. Дэймон убил Дэвида около пяти лет назад, не преминув сообщить моему мужу, и тот, смеясь, рассказал мне об этом. Хотя они доводились друг другу только сводными братьями, у них было много общего, за исключением того, что Джеймс хорошо владел оружием и рукопашным боем. Его считали честным и храбрым. Но самом деле все принимали за честность его самонадеянность, и многие были одурачены им, в том числе и ты, моя дочь.
В зале воцарилась мертвая тишина. Сэр Томас кашлянул. Кэтрин продолжила:
— Если бы Клэр хорошенько присмотрелся к Дарии, он бы увидел, что ее глаза почти такие же, как у Дэвида. Но очевидно, он не замечал сходства Его брат никогда не рассказывал ему обо мне и дочери. Дэвид защитил нас обеих.
— Вот почему отец был так равнодушен ко мне, ни разу не поцеловал и не приласкал, ни разу не сказал, что любит меня.
Кэтрин кивнула.
— Прости, Дария. Каждый раз, когда он смотрел на тебя, он оборачивался ко мне, и ненависть в его взгляде заставляла меня дрожать. Но он никогда не поднимал на тебя руку. Я пригрозила ему, что если он это сделает, я убью его. Не ножом, но ядом. Он поверил, потому что знал — у меня остались от матери рецепты многих ядов. Но потом он был убит, и мы оказались в руках Дэймона Лемарка.
Роланд вспомнил, какие печальные глаза были у Кэтрин, когда он впервые посетил Реймерстоун. Значит, Дэймон отомстил за своего сводного брата, уложив его жену в свою постель и убив ее любовника. Очевидно, он считал это достойным наказанием за ее неверность, но это была слишком суровая кара. Он тоже удивился тому, что Дэймон Лемарк не сказал Кэтрин о возможном браке между Дарией и ее дядей, графом Клэром. Но, поразмыслив немного, решил: Дэймон боялся, что о происхождении Дарии узнает Колчестер и тогда брак, которого он хотел больше всего на свете, расстроится.
Роланд обернулся к жене. Как же она должна была переживать за мать, которая столько лет несла бремя страшной тайны! Стараясь говорить как можно непринужденнее, он обратился к Дарии:
— Ну что, женушка? Отрезать им уши? Или сделать их евнухами? Выбирай!
Дария покачала головой. Она была в смятении.
— Я чуть было не вышла замуж за своего дядю.
— Бог миловал. Но твой дядя изнасиловал тебя, от этого кровосмесительного союза мог родиться ребенок.
— Я не представляла, что граф Клэр захочет жениться на Дарии, — пробормотала Кэтрин, — не то я бы сошла с ума. Я виновата перед тобой, дитя мое, но я не хотела, чтобы ты знала правду и, возможно, презирала бы меня за нее и…
Дария рассмеялась истеричным смехом, напоминавшим рыдание. Он эхом прокатился по большому залу, и сердце Роланда переполнилось болью. Он схватил жену за плечи и закричал:
— Дария, прекрати!
Но она не могла остановиться. Смех вперемешку со слезами рвался из горла. Она с трудом вымолвила:
— Это уж слишком, Роланд! — Ее смех оборвался, но голос был резким и надрывным. — Неужели вы не понимаете, что если бы я не потеряла этого ребенка, он был бы похож на Клэра, потому что был бы его племянником? И тогда ты, Роланд, никогда бы не поверил мне. — Дария повернулась к мужу, который стоял бледный, со сжатыми кулаками.
— Я проиграла, Роланд. — Она взглянула на мать. — Не казнись больше, мама. Если же мне надо решать, как поступить с этими людьми, я хочу, чтобы они вступили друг с другом в открытый бой. Пусть дерутся. Если бы граф Клэр не был трусом, он бы не похищал меня, а встретился бы с Дэймоном в честном бою, как поступают с врагом. Что же до Даймона Лемарка, он заслуживает презрения. Ему следовало рассказать Роланду правду о моем рождении, но он молчал. Его не интересовало, что было бы со мной, если бы мой дядя женился на мне. Наверное, он хотел всласть посмеяться над моей матерью и над графом Клэром, когда бы это произошло.
Дария взглянула Роланду прямо в глаза и рассмеялась.
— Я повторяю тебе еще раз, Роланд, последний. Граф Клэр не спал со мной. Он унизил меня, это правда, но не изнасиловал. Ну что, меня выслушают наконец?
Голова у Роланда пошла кругом. Значит, граф Клэр не изнасиловал Дарию. Теперь он ей верил — не могла же она соврать, когда узнала, что граф Клэр был ее кровным родственником, ее дядей, будь он проклят. Что же ему делать? Он медленно кивнул.
— Будет так, как ты скажешь.
— А что, если один из них убьет другого? — вмешался Грелем. — Как вы поступите с победителем?
— Его освободят, — ответила Дария ровным голосом.
Роланд согласно кивнул, но в следующий миг обменялся взглядом с Грелемом, словно заключая с ним молчаливый союз.
День выдался жарким, дул сухой, горячий ветер.
Дария знала, что никогда не забудет выражение ярости и лютой ненависти, застывшее на лицах обоих мужчин. Их раздели до набедренных повязок и дали им мечи, булавы и топорики.
Дария не хотела смотреть, но не могла отвести глаза, зачарованная смертельной схваткой так же, как ее мать. Люди, окружавшие дерущихся, молчали. Теперь все в Чантри-Холле знали о том, что она повелела: оба ее дяди будут сражаться до последнего вздоха.
Она бросила взгляд на мать, но по окаменевшему лицу Кэтрин ничего нельзя было прочитать.
Звон мечей возвестил о начале поединка. Дария услышала взаимные проклятия, которые выкрикивали сражавшиеся, нападая и отступая друг от друга. Самый воздух, казалось, был пропитан ядом их взаимной ненависти.
Схватка продолжалась недолго, но Дарии показалось, что прошла целая вечность. Дэймон Лемарк дрался храбро, но он не мог тягаться с графом Клэром, который ежедневно оттачивал свое мастерство, сражаясь с уэльсскими разбойниками, Клэр обеими руками поднял меч, а потом опустил его на голову Дэймона Лемарка. Дэймон был мертв. В последнюю минуту граф применил меч в качестве копья и насквозь проткнул им своего противника. Тот бездыханный рухнул на землю.
Все застыли в оцепенении. Граф Клэр стоял над поверженным врагом и улыбался. Дария не могла поверить своим глазам. Но вот Роланд в одной набедренной повязке вышел в круг, держа в руке боевой меч. Он взмахнул им и закричал графу Клэру:
— Ты знал, вонючий подонок, что Дария — твоя племянница! Твой брат Дэвид был ее отцом! Если бы я не увез ее от тебя, ты бы совершил величайший грех в глазах Господа! Что ты на это скажешь, тупица?
Граф Клэр взглянул на стоявшего перед ним молодого человека. Унижение, которому Роланд подверг его в Тибертоне, все еще жгло его как свежая рана. Роланд тогда разделался с ним на глазах у короля, у всех его вассалов и слуг. Ну что ж, теперь у него есть меч. Он убил графа Реймерстоуна, а теперь убьет этого наглого выскочку.
— Ты лжешь! — заорал он. — Я бы узнал ее, если бы она была моей крови. Это не правда! Грелем вышел вперед, дрожа от ярости.
— Роланд, оставь его мне! — закричал он. — Сейчас моя очередь драться.
Но Роланд и Эдмонд Клэр уже столкнулись лицом к лицу. Граф с горящими на солнце ярко-рыжими волосами был выше Роланда. Он еще был полон сил после боя с графом Реймерстоуном. Эдмонд взглянул на смуглого молодого человека и улыбнулся: он будет отомщен. Издав боевой клич, граф сделал выпад, но противник успел отскочить. Эдмонд Клэр стоял, рассекая мечом воздух, чувствуя себя круглым дураком.
Дария взглянула на мужа. Он был более хрупкого сложения, нежели его противник, но мускулистым и сильным, а проворством и быстротой реакции превосходил графа. Он отбросил боевой меч и, схватив в левую руку топорик, принялся размахивать им. Потом стал перекладывать топорик из руки в руку, дразня противника, пока тот, наклонив голову, как разъяренный бык, не ринулся на него. Роланд легко увернулся и с силой опустил свой топорик. Но он с глухим стуком ударился по мечу графа. Роланд казался удивленным; он бросил на графа оценивающий взгляд и молниеносно увернулся.
Дария дотронулась до рукава Грелема.
— Все будет хорошо, — уверенно сказала она. — Он убьет графа.
— Откуда вы знаете… — нерешительно произнес он.
— Роланд убьет его, — повторила Дария, не сводя глаз с мужа. — Нет, дело не в моих видениях. Я была свидетелем того, как он дрался с графом Клэром в Тибертонском замке в присутствии короля. Он очень искусен и часто удивляет неожиданными приемами.
— Это правда, — согласился Грелем немного погодя, наблюдая за Роландом. — Только взгляните! Роланд очень умный противник.
— Он также научился некоторым приемам у бедуинов на святой земле.
Граф Клэр теперь наступал на Роланда, снова и снова изо всей силы размахивая мечом.
Вдруг Роланд отбросил топорик, и Салин протянул ему нож с тонким лезвием. Дария услышала, как Грелем с облегчением вздохнул.
— Теперь все будет кончено, — уверенно сказал он.
— Почему вы так думаете?
— Смотрите.
Роланд увернулся, отступил, затем резким взмахом полоснул ножом по заросшей густыми рыжими волосами груди графа. Тот с недоумением взглянул на кровавую полосу и взвыл от гнева:
— Я убью тебя, сукин сын! Роланд расхохотался:
— Попробуй, ублюдок!
Он замахнулся и ударил так быстро, что нож просвистел в воздухе. Кровавая полоса на груди графа сделалась шире. Разъяренный, граф начал бессмысленно махать мощным мечом.
— Он больше не думает, что делает, — тихо заметил Грелем. — Граф не понимает, что его физической силы недостаточно для победы. Его удары не достигают цели. Роланд знает, что ум — лучшее оружие.
Дария смотрела, как Роланд отпрыгнул от графа на добрых пятнадцать футов и, когда Клэр в бешенстве занес меч, готовясь опустить его на голову врага, Роланд метнул нож легким движением кисти. Тот с силой вонзился в грудь графа.
Эдмонд Клэр тупо уставился на ручку из слоновой кости, все еще вибрировавшую от силы и скорости удара Роланда.
Он взглянул сначала на Роланда, потом на Дарию.
— Я хотел твоего приданого, а не тебя, — проговорил граф. — Ты не моя племянница, иначе я бы знал, потому что Дэвид ничего от меня не скрывал. Нет, ты всего лишь… — И он тяжело рухнул на землю.
Роланд был покрыт потом и грязью, но на лице его блуждала удовлетворенная улыбка.
— Не сердись, Грелем! — вскричал он триумфально. — Эдмонд Клэр пал от моей руки. — Он повернулся к жене:
— Завтра с рассветом мы покидаем Чантри-Холл. Собери одежды на целый месяц. Поговори с Элис — пусть она приготовит побольше еды для нас и еще для семи человек. — Не переставая улыбаться, Роланд обратился к сэру Томасу:
— Томас, вы присмотрите за замком в наше отсутствие. А вы, Кэтрин, не волнуйтесь о дочери.
— Теперь не буду, — заверила его леди Кэтрин.
— Куда мы едем, Роланд? Роланд подошел к жене и долго молча смотрел на нее. Наконец он приподнял ее подбородок и сказал:
— Мы едем в Уэльс.
— Зачем?
Он наклонился к ней и сказал очень тихо, так, чтобы слышала только она:
— Я лишил тебя невинности, но ничего об этом не помню. Я хочу воскресить это событие, Дария. Хочу вспомнить, каким был твой взгляд, когда я впервые вошел в тебя.
Спустя двенадцать дней маленький отряд достиг Рексема. Как это ни удивительно, но дождь шел всего два раза. И что еще более невероятно — они не встретили разбойников. Роланд насвистывал, когда они вошли в собор.
Дария исступленно молилась. Она не знала, чего ей ждать, и всем сердцем взывала к Господу.
На стук Роланда дверь открыла Ромила. Она начала было ворчать о всяких неотесанных грубиянах, которые не дают покоя добрым людям, но наконец узнала его. Тогда она широко улыбнулась, сложив ладони и оглядывая его с головы до ног.
— Ай-ай-ай, это тот красавчик, в которого влюбились все девушки в Рексеме. Я рассказала им о твоих достоинствах, мои мальчик, описала, как нежна твоя кожа под женскими пальцами, а когда я упомянула о твоем… Это ты, Дария? Зачем ты здесь? Что…
Она болтала без умолку, а Роланд только добродушно улыбался.
Спустя некоторое время он попросил женщину проводить его наверх в комнату, где он провел в постели почти две недели.
— Нет, Дария, я пойду один, — остановил он жену. Она кивнула и стала смотреть, как Роланд и Ромила поднимаются по узким грязным ступеням, и подумала с полуулыбкой, не попытается ли Ромила соблазнить его в спальне.
— Роланд — честный человек, — проговорил стоявший за ее спиной Салин.
Дария снова начала читать молитвы. Роланд остановился посреди маленькой душной комнаты. Он взглянул на кровать, где провел столько часов, о которых совсем не помнил и которым потерял счет. Увидев в углу горшок, он покачал головой и, повернувшись к Ромиле, спросил:
— Когда меня принесли сюда, я был без памяти?
— Да, мой мальчик.
Он посмотрел на окно и словно увидел стоявшую там Дарию, перевел взгляд на стул и вспомнил, как Дария сидела на нем, зашивая его камзол.
— Твоя женушка хорошо заботилась о тебе. Даже когда ты буянил, она только улыбалась и любила тебя. Конечно, время от времени спрашивала моего совета, и я говорила ей, что ты скоро поправишься.
Ромила разразилась хриплым, вульгарным смехом.
— Я помню кое-что еще, похотливый козлик. Роланд медленно повернулся к ней.
— Что ты хочешь этим сказать? Ромила крякнула и окинула его оценивающим взглядом.
— Ты вожделел ее, даже когда метался в лихорадке и бормотал что-то на непонятном языке. Я знала, что вы недавно женаты, но чтоб так не терпелось наградить ее ребенком… Да, мужчины всегда не прочь выплеснуть свое семя, даже если они стоят на краю могилы.
Роланд старался унять бешено колотившееся сердце.
— Что ты имеешь в виду?
— Твое ненасытное тело не желало смириться с тем, что ты опасно болен, мой красавчик. — Она засмеялась снова и посмотрела на него так, словно собиралась толкнуть его на кровать и раздеть догола.
— В самом деле?
— О да. В ту ночь твоя маленькая женушка так извелась из-за тебя, что я забеспокоилась о ней и пошла к вам. Я остановилась около двери и услышала стоны и вздохи, а потом она закричала.
Тогда я открыла дверь, думая, что ты умираешь, и что же я увидела? Ты лежал на ней, засунув в нее свое копье, а затем застонал и взял ее. Ну и заставил ты ее попрыгать! — Ромила ласково улыбнулась Роланду. — Мне нравятся такие вкусненькие мальчики, как ты.
— Спасибо, Ромила, — с облегчением поблагодарил Роланд. Он обнял старуху и высоко поднял, хотя она весила не меньше его самого. Затем, опустив на землю, громко чмокнул в щеку. — Спасибо, — повторил он.
Спускаясь по ступеням, он думал: «Ради всех святых, я ничего не помню. Может быть, когда-нибудь память ко мне вернется».
Впрочем, слова Ромилы не имели большого значения. Поразительно было другое — ему безумно хотелось провести ночь с Дарией здесь, в этой постели. Она будет лежать на нем, и он возьмет ее, как в первый раз.
В полночь разбушевалась гроза, и шкура, прикрывавшая окно, громко хлопала на ветру. На узкой кровати лежал, раскинувшись, Роланд и смотрел на свою жену, обнаженную, с распущенными волосами, горящими от страсти глазами. Она выгнулась, вбирая его в себя так глубоко, что он чуть не умер от наслаждения.
Когда она достигла сияющих вершин своей страсти, он сказал:
— Я люблю тебя, Дария, и буду любить всегда. Она закричала от восторга, и он усмехнулся при мысли, что Ромила может стоять за дверью и прислушиваться, старая ведьма. Но скоро он забыл обо всем на свете, утонув в волнах чувственности, ибо в этот миг для него не было ничего важнее Дарии.
Эпилог
Оба графа были давно мертвы, и никто особенно не интересовался тем, кто их убил и как. Но король опрометчиво захотел услышать подробности. Он знал, что в сражении участвовали Роланд и Грелем де Мортон. Король ценил преданность всех вассалов друг другу, но разве они не должны доверять ему, своему монарху, хромые козлы?
Он подумал, не расправиться ли ему с Денвольдом, ибо подозревал, что зять скрыл от него самое главное, но, взглянув на свою дочь Филиппу, остыл и приказал принести вина.
После второго кубка король, однако, подобрел, поскольку теперь в его владениях находилось два очень богатых поместья. К радости Эдуарда, ни у одного из графов не осталось наследников, кроме кузена Дэймона Лемарка — полного ничтожества, который не был достоин ни земли, ни титула. Король предупредил его через одного из своих рыцарей, что в ту минуту, как он возомнит себя приграничным бароном, он, Эдуард, проследит за тем, чтобы в его эль подсыпали яду. Потом король вздумал наградить своего зятя Реймерстоунским поместьем, но решил, что тот еще не выказал достаточной верности своему королю.
Через год королю захотелось услышать о том, что произошло, из первых уст, и он послал гонца в Чантри-Холл, настаивая на том, чтобы Роланд де Турне с женой посетили Лондон и представили ему полный отчет.
Роланд послал ответ с гонцом короля.
— Мне казалось, что Дария уже была беременна, Робби. Разве она еще не родила? Помнится, Роланд женился на ней, потому что она носила ребенка.
— Она скинула младенчика, сир, в конце прошлого лета, как я слышал.
Удивительно, откуда Барнелл знает такие незначительные подробности, как выкидыш у жены корнуоллского барона? Король из гордости промолчал.
— Я так и думал, — сказал он. — Надо сказать королеве, что Дария ждет другого ребенка. Она будет рада.
— Знаю, сир.
Король удовлетворенно улыбнулся.
— Тот ребенок, которого Дария скинула, был ребенком графа Клэра, не так ли? Он изнасиловал ее, и Роланд, несмотря на это, женился на ней.
— Сир, ваша память поразительна.
— Ты смеешься надо мной?
— Я, сир? Как я смею? Король потер руки и поднялся.
— Ну что ж, хорошо. Я получил земли, в которых остро нуждался, и монеты для моей казны. Мои вассалы как будто уже распределили их между собой. Ты выглядишь усталым, Робби. Почему бы тебе не отдохнуть?
Роберту Барнеллу пришлось по душе это предложение, и он согласно кивнул.
Король повернулся было, чтобы выйти из комнаты, но, словно спохватившись, ударил себя по лбу:
— Чуть не забыл! Принеси-ка письменные принадлежности, Робби. Прибыла делегация каких-то шотландских идиотов, которые просят нашей королевской аудиенции.
Барнелл вздохнул, потом улыбнулся.
— Да, сир. Одну минуту, сир.
— Эта картина согревает сердце. — Роланд махнул рукой в сторону овец.
— И придает воздуху особый запах, — улыбнулась его жена, плотнее запахиваясь в теплый плащ.
Роланд притянул ее к себе, поцеловал в висок, затем указал на восток, куда ускакал посланник короля, Флорин, который провел ночь в замке и осушил не один кубок вина.
— Интересно, что скажет Эдуард, когда получит мое послание.
Дария рассмеялась.
— Только бы Флорин привез его в целости и сохранности. Муженек, твой ответ королю написан в дерзком стиле Денвольда.
— Ха! Денвольду здорово досталось от короля за то, что он не рассказал ему всей правды о наших графах, плел всякую чушь и вообще сделал из себя шута почище Круки.
— Так сказала Филиппа, а не Денвольд.
— Насколько я припоминаю, он отстегал ее за это по заднице. Ты думаешь, король написал также и Грелему с Кассией?
— Мы узнаем, когда они приедут сюда в следующий раз.
— Как ты себя чувствуешь, милая? Наш ребенок не слишком досаждает тебе? — Он притянул ее к себе и легонько погладил по округлившемуся животу.
— Все хорошо. Мы оба проголодались. Роланд с сожалением посмотрел на нее.
— Если бы ты еще несколько месяцев назад сказала мне, что голодна, я бы перекинул тебя через плечо и отнес на наше западное пастбище, где любил бы среди роз и колокольчиков. Но теперь я должен воздерживаться и играть роль страстотерпца. Это трудно, Дария, потому что я молод, горяч и полон…
Она надрала ему уши и дернула за нос, а потом принялась целовать.
— Здесь нет роз, Роланд, но в лесу полно еловых шишек. Что ты на это скажешь? Или по-прежнему будешь ныть и жаловаться?
— А я-то думал, что один страдаю от постоянного желания, — обронил он, поднимая ее над деревянными мостками. — Нет, Дария, ты будешь лежать не в лесу, а в мягкой постели, красиво раскинувшись, а я буду любоваться тобой и плакать от избытка чувств.
— Ты становишься поэтом, Роланд. Пожалуй, я попрошу Элис приготовить ее чудесное вино для обуздания твоей похоти.
Он посмотрел на нее с такой любовью, что Дария оставила все попытки шутить над ним и сжала его в объятиях.
— С тобой жизнь прекрасна, Роланд. Я хочу, чтобы она никогда не кончалась.
— А как же вонючие овцы, чей запах доносит нам ветер?
— Даже они мне нравятся. Пойдем, мой господин, и покажи, на что ты способен.
— Что ж, тогда поспешим. — И он повел ее в большой зал.
Кассия сорвала с себя мальчишескую шапку.
— Расскажи нам об этих людях, Роланд.
— Дэймон Лемарк несколько лет назад убил брата графа Клэра. Клэр этого не забыл, и ненависть его не угасла. Вот почему он похитил Дарию. Это была его месть. Но потом он решил взять ее в жены и получить приданое.
— Дэймон знал истинные причины моего похищения, — вмешалась Дария, — но скрыл их от Роланда. Он выдумал какую-то сказочку, которой Роланд не поверил.
В этот момент все услышали тихий голос Кэтрин:
— Он в любом случае не сказал бы правду. Не понимаю, почему Дэймон утаил это от меня. Ведь мои мучения доставили бы ему огромное удовольствие.
Все удивленно повернулись к ней.
— О чем ты, мама?
— Дэймону следовало бы сообщить мне, что Клэр собирается жениться на Дарии.
— Ты знала, что граф Клэр похитил меня, что он намеревался жениться на мне.
— Нет, я не знала, что он хотел жениться на тебе. — Она была бледна и очень грустна. Затем ее губы тронула горькая улыбка, словно женщина смирилась с чем-то. — Порой трудно сказать правду, Дария. Но теперь ты должна все знать. Дэймон Лемарк действительно убил брата Эдмонда Клэра. Его звали Дэвид, он был молод и невинен, так же, как и я, и мы полюбили друг друга. Это случилось много лет назад. Мои родители решили выдать меня замуж за одного из графов Реймерстоунов — Джеймса Фортескью, но я любила только Дэвида. Конечно, желание девушки ничего не значит, но перед самой свадьбой я пошла к Дэвиду. Твой настоящий отец — Дэвид Клэр, а граф Клэр — твой дядя. Дэймон узнал об этом, наверное, от Джеймса, потому что мой муж никогда не верил, что ты — его семя. Дэймон убил Дэвида около пяти лет назад, не преминув сообщить моему мужу, и тот, смеясь, рассказал мне об этом. Хотя они доводились друг другу только сводными братьями, у них было много общего, за исключением того, что Джеймс хорошо владел оружием и рукопашным боем. Его считали честным и храбрым. Но самом деле все принимали за честность его самонадеянность, и многие были одурачены им, в том числе и ты, моя дочь.
В зале воцарилась мертвая тишина. Сэр Томас кашлянул. Кэтрин продолжила:
— Если бы Клэр хорошенько присмотрелся к Дарии, он бы увидел, что ее глаза почти такие же, как у Дэвида. Но очевидно, он не замечал сходства Его брат никогда не рассказывал ему обо мне и дочери. Дэвид защитил нас обеих.
— Вот почему отец был так равнодушен ко мне, ни разу не поцеловал и не приласкал, ни разу не сказал, что любит меня.
Кэтрин кивнула.
— Прости, Дария. Каждый раз, когда он смотрел на тебя, он оборачивался ко мне, и ненависть в его взгляде заставляла меня дрожать. Но он никогда не поднимал на тебя руку. Я пригрозила ему, что если он это сделает, я убью его. Не ножом, но ядом. Он поверил, потому что знал — у меня остались от матери рецепты многих ядов. Но потом он был убит, и мы оказались в руках Дэймона Лемарка.
Роланд вспомнил, какие печальные глаза были у Кэтрин, когда он впервые посетил Реймерстоун. Значит, Дэймон отомстил за своего сводного брата, уложив его жену в свою постель и убив ее любовника. Очевидно, он считал это достойным наказанием за ее неверность, но это была слишком суровая кара. Он тоже удивился тому, что Дэймон Лемарк не сказал Кэтрин о возможном браке между Дарией и ее дядей, графом Клэром. Но, поразмыслив немного, решил: Дэймон боялся, что о происхождении Дарии узнает Колчестер и тогда брак, которого он хотел больше всего на свете, расстроится.
Роланд обернулся к жене. Как же она должна была переживать за мать, которая столько лет несла бремя страшной тайны! Стараясь говорить как можно непринужденнее, он обратился к Дарии:
— Ну что, женушка? Отрезать им уши? Или сделать их евнухами? Выбирай!
Дария покачала головой. Она была в смятении.
— Я чуть было не вышла замуж за своего дядю.
— Бог миловал. Но твой дядя изнасиловал тебя, от этого кровосмесительного союза мог родиться ребенок.
— Я не представляла, что граф Клэр захочет жениться на Дарии, — пробормотала Кэтрин, — не то я бы сошла с ума. Я виновата перед тобой, дитя мое, но я не хотела, чтобы ты знала правду и, возможно, презирала бы меня за нее и…
Дария рассмеялась истеричным смехом, напоминавшим рыдание. Он эхом прокатился по большому залу, и сердце Роланда переполнилось болью. Он схватил жену за плечи и закричал:
— Дария, прекрати!
Но она не могла остановиться. Смех вперемешку со слезами рвался из горла. Она с трудом вымолвила:
— Это уж слишком, Роланд! — Ее смех оборвался, но голос был резким и надрывным. — Неужели вы не понимаете, что если бы я не потеряла этого ребенка, он был бы похож на Клэра, потому что был бы его племянником? И тогда ты, Роланд, никогда бы не поверил мне. — Дария повернулась к мужу, который стоял бледный, со сжатыми кулаками.
— Я проиграла, Роланд. — Она взглянула на мать. — Не казнись больше, мама. Если же мне надо решать, как поступить с этими людьми, я хочу, чтобы они вступили друг с другом в открытый бой. Пусть дерутся. Если бы граф Клэр не был трусом, он бы не похищал меня, а встретился бы с Дэймоном в честном бою, как поступают с врагом. Что же до Даймона Лемарка, он заслуживает презрения. Ему следовало рассказать Роланду правду о моем рождении, но он молчал. Его не интересовало, что было бы со мной, если бы мой дядя женился на мне. Наверное, он хотел всласть посмеяться над моей матерью и над графом Клэром, когда бы это произошло.
Дария взглянула Роланду прямо в глаза и рассмеялась.
— Я повторяю тебе еще раз, Роланд, последний. Граф Клэр не спал со мной. Он унизил меня, это правда, но не изнасиловал. Ну что, меня выслушают наконец?
Голова у Роланда пошла кругом. Значит, граф Клэр не изнасиловал Дарию. Теперь он ей верил — не могла же она соврать, когда узнала, что граф Клэр был ее кровным родственником, ее дядей, будь он проклят. Что же ему делать? Он медленно кивнул.
— Будет так, как ты скажешь.
— А что, если один из них убьет другого? — вмешался Грелем. — Как вы поступите с победителем?
— Его освободят, — ответила Дария ровным голосом.
Роланд согласно кивнул, но в следующий миг обменялся взглядом с Грелемом, словно заключая с ним молчаливый союз.
День выдался жарким, дул сухой, горячий ветер.
Дария знала, что никогда не забудет выражение ярости и лютой ненависти, застывшее на лицах обоих мужчин. Их раздели до набедренных повязок и дали им мечи, булавы и топорики.
Дария не хотела смотреть, но не могла отвести глаза, зачарованная смертельной схваткой так же, как ее мать. Люди, окружавшие дерущихся, молчали. Теперь все в Чантри-Холле знали о том, что она повелела: оба ее дяди будут сражаться до последнего вздоха.
Она бросила взгляд на мать, но по окаменевшему лицу Кэтрин ничего нельзя было прочитать.
Звон мечей возвестил о начале поединка. Дария услышала взаимные проклятия, которые выкрикивали сражавшиеся, нападая и отступая друг от друга. Самый воздух, казалось, был пропитан ядом их взаимной ненависти.
Схватка продолжалась недолго, но Дарии показалось, что прошла целая вечность. Дэймон Лемарк дрался храбро, но он не мог тягаться с графом Клэром, который ежедневно оттачивал свое мастерство, сражаясь с уэльсскими разбойниками, Клэр обеими руками поднял меч, а потом опустил его на голову Дэймона Лемарка. Дэймон был мертв. В последнюю минуту граф применил меч в качестве копья и насквозь проткнул им своего противника. Тот бездыханный рухнул на землю.
Все застыли в оцепенении. Граф Клэр стоял над поверженным врагом и улыбался. Дария не могла поверить своим глазам. Но вот Роланд в одной набедренной повязке вышел в круг, держа в руке боевой меч. Он взмахнул им и закричал графу Клэру:
— Ты знал, вонючий подонок, что Дария — твоя племянница! Твой брат Дэвид был ее отцом! Если бы я не увез ее от тебя, ты бы совершил величайший грех в глазах Господа! Что ты на это скажешь, тупица?
Граф Клэр взглянул на стоявшего перед ним молодого человека. Унижение, которому Роланд подверг его в Тибертоне, все еще жгло его как свежая рана. Роланд тогда разделался с ним на глазах у короля, у всех его вассалов и слуг. Ну что ж, теперь у него есть меч. Он убил графа Реймерстоуна, а теперь убьет этого наглого выскочку.
— Ты лжешь! — заорал он. — Я бы узнал ее, если бы она была моей крови. Это не правда! Грелем вышел вперед, дрожа от ярости.
— Роланд, оставь его мне! — закричал он. — Сейчас моя очередь драться.
Но Роланд и Эдмонд Клэр уже столкнулись лицом к лицу. Граф с горящими на солнце ярко-рыжими волосами был выше Роланда. Он еще был полон сил после боя с графом Реймерстоуном. Эдмонд взглянул на смуглого молодого человека и улыбнулся: он будет отомщен. Издав боевой клич, граф сделал выпад, но противник успел отскочить. Эдмонд Клэр стоял, рассекая мечом воздух, чувствуя себя круглым дураком.
Дария взглянула на мужа. Он был более хрупкого сложения, нежели его противник, но мускулистым и сильным, а проворством и быстротой реакции превосходил графа. Он отбросил боевой меч и, схватив в левую руку топорик, принялся размахивать им. Потом стал перекладывать топорик из руки в руку, дразня противника, пока тот, наклонив голову, как разъяренный бык, не ринулся на него. Роланд легко увернулся и с силой опустил свой топорик. Но он с глухим стуком ударился по мечу графа. Роланд казался удивленным; он бросил на графа оценивающий взгляд и молниеносно увернулся.
Дария дотронулась до рукава Грелема.
— Все будет хорошо, — уверенно сказала она. — Он убьет графа.
— Откуда вы знаете… — нерешительно произнес он.
— Роланд убьет его, — повторила Дария, не сводя глаз с мужа. — Нет, дело не в моих видениях. Я была свидетелем того, как он дрался с графом Клэром в Тибертонском замке в присутствии короля. Он очень искусен и часто удивляет неожиданными приемами.
— Это правда, — согласился Грелем немного погодя, наблюдая за Роландом. — Только взгляните! Роланд очень умный противник.
— Он также научился некоторым приемам у бедуинов на святой земле.
Граф Клэр теперь наступал на Роланда, снова и снова изо всей силы размахивая мечом.
Вдруг Роланд отбросил топорик, и Салин протянул ему нож с тонким лезвием. Дария услышала, как Грелем с облегчением вздохнул.
— Теперь все будет кончено, — уверенно сказал он.
— Почему вы так думаете?
— Смотрите.
Роланд увернулся, отступил, затем резким взмахом полоснул ножом по заросшей густыми рыжими волосами груди графа. Тот с недоумением взглянул на кровавую полосу и взвыл от гнева:
— Я убью тебя, сукин сын! Роланд расхохотался:
— Попробуй, ублюдок!
Он замахнулся и ударил так быстро, что нож просвистел в воздухе. Кровавая полоса на груди графа сделалась шире. Разъяренный, граф начал бессмысленно махать мощным мечом.
— Он больше не думает, что делает, — тихо заметил Грелем. — Граф не понимает, что его физической силы недостаточно для победы. Его удары не достигают цели. Роланд знает, что ум — лучшее оружие.
Дария смотрела, как Роланд отпрыгнул от графа на добрых пятнадцать футов и, когда Клэр в бешенстве занес меч, готовясь опустить его на голову врага, Роланд метнул нож легким движением кисти. Тот с силой вонзился в грудь графа.
Эдмонд Клэр тупо уставился на ручку из слоновой кости, все еще вибрировавшую от силы и скорости удара Роланда.
Он взглянул сначала на Роланда, потом на Дарию.
— Я хотел твоего приданого, а не тебя, — проговорил граф. — Ты не моя племянница, иначе я бы знал, потому что Дэвид ничего от меня не скрывал. Нет, ты всего лишь… — И он тяжело рухнул на землю.
Роланд был покрыт потом и грязью, но на лице его блуждала удовлетворенная улыбка.
— Не сердись, Грелем! — вскричал он триумфально. — Эдмонд Клэр пал от моей руки. — Он повернулся к жене:
— Завтра с рассветом мы покидаем Чантри-Холл. Собери одежды на целый месяц. Поговори с Элис — пусть она приготовит побольше еды для нас и еще для семи человек. — Не переставая улыбаться, Роланд обратился к сэру Томасу:
— Томас, вы присмотрите за замком в наше отсутствие. А вы, Кэтрин, не волнуйтесь о дочери.
— Теперь не буду, — заверила его леди Кэтрин.
— Куда мы едем, Роланд? Роланд подошел к жене и долго молча смотрел на нее. Наконец он приподнял ее подбородок и сказал:
— Мы едем в Уэльс.
— Зачем?
Он наклонился к ней и сказал очень тихо, так, чтобы слышала только она:
— Я лишил тебя невинности, но ничего об этом не помню. Я хочу воскресить это событие, Дария. Хочу вспомнить, каким был твой взгляд, когда я впервые вошел в тебя.
Спустя двенадцать дней маленький отряд достиг Рексема. Как это ни удивительно, но дождь шел всего два раза. И что еще более невероятно — они не встретили разбойников. Роланд насвистывал, когда они вошли в собор.
Дария исступленно молилась. Она не знала, чего ей ждать, и всем сердцем взывала к Господу.
На стук Роланда дверь открыла Ромила. Она начала было ворчать о всяких неотесанных грубиянах, которые не дают покоя добрым людям, но наконец узнала его. Тогда она широко улыбнулась, сложив ладони и оглядывая его с головы до ног.
— Ай-ай-ай, это тот красавчик, в которого влюбились все девушки в Рексеме. Я рассказала им о твоих достоинствах, мои мальчик, описала, как нежна твоя кожа под женскими пальцами, а когда я упомянула о твоем… Это ты, Дария? Зачем ты здесь? Что…
Она болтала без умолку, а Роланд только добродушно улыбался.
Спустя некоторое время он попросил женщину проводить его наверх в комнату, где он провел в постели почти две недели.
— Нет, Дария, я пойду один, — остановил он жену. Она кивнула и стала смотреть, как Роланд и Ромила поднимаются по узким грязным ступеням, и подумала с полуулыбкой, не попытается ли Ромила соблазнить его в спальне.
— Роланд — честный человек, — проговорил стоявший за ее спиной Салин.
Дария снова начала читать молитвы. Роланд остановился посреди маленькой душной комнаты. Он взглянул на кровать, где провел столько часов, о которых совсем не помнил и которым потерял счет. Увидев в углу горшок, он покачал головой и, повернувшись к Ромиле, спросил:
— Когда меня принесли сюда, я был без памяти?
— Да, мой мальчик.
Он посмотрел на окно и словно увидел стоявшую там Дарию, перевел взгляд на стул и вспомнил, как Дария сидела на нем, зашивая его камзол.
— Твоя женушка хорошо заботилась о тебе. Даже когда ты буянил, она только улыбалась и любила тебя. Конечно, время от времени спрашивала моего совета, и я говорила ей, что ты скоро поправишься.
Ромила разразилась хриплым, вульгарным смехом.
— Я помню кое-что еще, похотливый козлик. Роланд медленно повернулся к ней.
— Что ты хочешь этим сказать? Ромила крякнула и окинула его оценивающим взглядом.
— Ты вожделел ее, даже когда метался в лихорадке и бормотал что-то на непонятном языке. Я знала, что вы недавно женаты, но чтоб так не терпелось наградить ее ребенком… Да, мужчины всегда не прочь выплеснуть свое семя, даже если они стоят на краю могилы.
Роланд старался унять бешено колотившееся сердце.
— Что ты имеешь в виду?
— Твое ненасытное тело не желало смириться с тем, что ты опасно болен, мой красавчик. — Она засмеялась снова и посмотрела на него так, словно собиралась толкнуть его на кровать и раздеть догола.
— В самом деле?
— О да. В ту ночь твоя маленькая женушка так извелась из-за тебя, что я забеспокоилась о ней и пошла к вам. Я остановилась около двери и услышала стоны и вздохи, а потом она закричала.
Тогда я открыла дверь, думая, что ты умираешь, и что же я увидела? Ты лежал на ней, засунув в нее свое копье, а затем застонал и взял ее. Ну и заставил ты ее попрыгать! — Ромила ласково улыбнулась Роланду. — Мне нравятся такие вкусненькие мальчики, как ты.
— Спасибо, Ромила, — с облегчением поблагодарил Роланд. Он обнял старуху и высоко поднял, хотя она весила не меньше его самого. Затем, опустив на землю, громко чмокнул в щеку. — Спасибо, — повторил он.
Спускаясь по ступеням, он думал: «Ради всех святых, я ничего не помню. Может быть, когда-нибудь память ко мне вернется».
Впрочем, слова Ромилы не имели большого значения. Поразительно было другое — ему безумно хотелось провести ночь с Дарией здесь, в этой постели. Она будет лежать на нем, и он возьмет ее, как в первый раз.
В полночь разбушевалась гроза, и шкура, прикрывавшая окно, громко хлопала на ветру. На узкой кровати лежал, раскинувшись, Роланд и смотрел на свою жену, обнаженную, с распущенными волосами, горящими от страсти глазами. Она выгнулась, вбирая его в себя так глубоко, что он чуть не умер от наслаждения.
Когда она достигла сияющих вершин своей страсти, он сказал:
— Я люблю тебя, Дария, и буду любить всегда. Она закричала от восторга, и он усмехнулся при мысли, что Ромила может стоять за дверью и прислушиваться, старая ведьма. Но скоро он забыл обо всем на свете, утонув в волнах чувственности, ибо в этот миг для него не было ничего важнее Дарии.
Эпилог
Лондон, Англия
Весть о схватке не на жизнь, а на смерть, в которой жарким сентябрьским деньком сошлись во дворе Корнуоллского замка два знатных пэра, достигла ушей короля только в октябре. К неудовольствию Эдуарда, этот рассказ был мало приукрашен его зятем, Денвольдом де Фортенбери; бедняга со скорбной миной признался, что ему не довелось лично присутствовать на этом поединке.Оба графа были давно мертвы, и никто особенно не интересовался тем, кто их убил и как. Но король опрометчиво захотел услышать подробности. Он знал, что в сражении участвовали Роланд и Грелем де Мортон. Король ценил преданность всех вассалов друг другу, но разве они не должны доверять ему, своему монарху, хромые козлы?
Он подумал, не расправиться ли ему с Денвольдом, ибо подозревал, что зять скрыл от него самое главное, но, взглянув на свою дочь Филиппу, остыл и приказал принести вина.
После второго кубка король, однако, подобрел, поскольку теперь в его владениях находилось два очень богатых поместья. К радости Эдуарда, ни у одного из графов не осталось наследников, кроме кузена Дэймона Лемарка — полного ничтожества, который не был достоин ни земли, ни титула. Король предупредил его через одного из своих рыцарей, что в ту минуту, как он возомнит себя приграничным бароном, он, Эдуард, проследит за тем, чтобы в его эль подсыпали яду. Потом король вздумал наградить своего зятя Реймерстоунским поместьем, но решил, что тот еще не выказал достаточной верности своему королю.
Через год королю захотелось услышать о том, что произошло, из первых уст, и он послал гонца в Чантри-Холл, настаивая на том, чтобы Роланд де Турне с женой посетили Лондон и представили ему полный отчет.
Роланд послал ответ с гонцом короля.
"Сир,Король неопределенно хмыкнул, когда Роберт Барнелл прочитал короткое послание, и в недоумении воззрился на секретаря.
Умоляю о снисхождении и прощении, но мы с Дарией не сможем приехать в Лондон, чтобы насладиться вашим обществом, в течение еще нескольких месяцев, поскольку она ждет ребенка. Мы просим принять нас в конце лета».
— Мне казалось, что Дария уже была беременна, Робби. Разве она еще не родила? Помнится, Роланд женился на ней, потому что она носила ребенка.
— Она скинула младенчика, сир, в конце прошлого лета, как я слышал.
Удивительно, откуда Барнелл знает такие незначительные подробности, как выкидыш у жены корнуоллского барона? Король из гордости промолчал.
— Я так и думал, — сказал он. — Надо сказать королеве, что Дария ждет другого ребенка. Она будет рада.
— Знаю, сир.
Король удовлетворенно улыбнулся.
— Тот ребенок, которого Дария скинула, был ребенком графа Клэра, не так ли? Он изнасиловал ее, и Роланд, несмотря на это, женился на ней.
— Сир, ваша память поразительна.
— Ты смеешься надо мной?
— Я, сир? Как я смею? Король потер руки и поднялся.
— Ну что ж, хорошо. Я получил земли, в которых остро нуждался, и монеты для моей казны. Мои вассалы как будто уже распределили их между собой. Ты выглядишь усталым, Робби. Почему бы тебе не отдохнуть?
Роберту Барнеллу пришлось по душе это предложение, и он согласно кивнул.
Король повернулся было, чтобы выйти из комнаты, но, словно спохватившись, ударил себя по лбу:
— Чуть не забыл! Принеси-ка письменные принадлежности, Робби. Прибыла делегация каких-то шотландских идиотов, которые просят нашей королевской аудиенции.
Барнелл вздохнул, потом улыбнулся.
— Да, сир. Одну минуту, сир.
Чантри-Холл, Корнуолл
Роланд и Дария застыли у северной стены Чантри-Холла, глядя на холмы, усеянные белыми пятнами сотен пасущихся там овец. Стояло начало января, но воздух был скорее бодрящим, чем морозным, а небо — голубым и чистым.— Эта картина согревает сердце. — Роланд махнул рукой в сторону овец.
— И придает воздуху особый запах, — улыбнулась его жена, плотнее запахиваясь в теплый плащ.
Роланд притянул ее к себе, поцеловал в висок, затем указал на восток, куда ускакал посланник короля, Флорин, который провел ночь в замке и осушил не один кубок вина.
— Интересно, что скажет Эдуард, когда получит мое послание.
Дария рассмеялась.
— Только бы Флорин привез его в целости и сохранности. Муженек, твой ответ королю написан в дерзком стиле Денвольда.
— Ха! Денвольду здорово досталось от короля за то, что он не рассказал ему всей правды о наших графах, плел всякую чушь и вообще сделал из себя шута почище Круки.
— Так сказала Филиппа, а не Денвольд.
— Насколько я припоминаю, он отстегал ее за это по заднице. Ты думаешь, король написал также и Грелему с Кассией?
— Мы узнаем, когда они приедут сюда в следующий раз.
— Как ты себя чувствуешь, милая? Наш ребенок не слишком досаждает тебе? — Он притянул ее к себе и легонько погладил по округлившемуся животу.
— Все хорошо. Мы оба проголодались. Роланд с сожалением посмотрел на нее.
— Если бы ты еще несколько месяцев назад сказала мне, что голодна, я бы перекинул тебя через плечо и отнес на наше западное пастбище, где любил бы среди роз и колокольчиков. Но теперь я должен воздерживаться и играть роль страстотерпца. Это трудно, Дария, потому что я молод, горяч и полон…
Она надрала ему уши и дернула за нос, а потом принялась целовать.
— Здесь нет роз, Роланд, но в лесу полно еловых шишек. Что ты на это скажешь? Или по-прежнему будешь ныть и жаловаться?
— А я-то думал, что один страдаю от постоянного желания, — обронил он, поднимая ее над деревянными мостками. — Нет, Дария, ты будешь лежать не в лесу, а в мягкой постели, красиво раскинувшись, а я буду любоваться тобой и плакать от избытка чувств.
— Ты становишься поэтом, Роланд. Пожалуй, я попрошу Элис приготовить ее чудесное вино для обуздания твоей похоти.
Он посмотрел на нее с такой любовью, что Дария оставила все попытки шутить над ним и сжала его в объятиях.
— С тобой жизнь прекрасна, Роланд. Я хочу, чтобы она никогда не кончалась.
— А как же вонючие овцы, чей запах доносит нам ветер?
— Даже они мне нравятся. Пойдем, мой господин, и покажи, на что ты способен.
— Что ж, тогда поспешим. — И он повел ее в большой зал.