Страница:
Ставский сочинил свое письмо, как уже сказано, 16 марта 1938 года; спустя почти полтора месяца, 27 апреля, была составлена "Справка" по этому делу в НКВД. В ней, в общем, излагалось содержание письма Ставского, но была добавлена в сущности противоречащая смыслу письма фраза, обосновывавшая арест: "По имеющимся сведениям, Мандельштам до настоящего времени сохранил свои антисоветские взгляды". Автор "Справки", капитан ГБ то есть, по общевойсковой мерке, полковник - Юревич, был в следующем году арестован и затем расстрелян; распорядившегося об аресте Мандельштама замнаркома Фриновского отстранили от его поста 8 сентября - именно тогда, когда поэт был отправлен в лагерь (это произошло между 7 и 9 сентября), а 6 апреля 1939 года Фриновский был арестован и позже расстрелян. Та же судьба постигла и утвердившего 20 июля "Обвинительное заключение" майора ГБ (то есть ранг комбрига) Глебова (Зиновия Юфу). "Уцелел" тогда - чтобы оказаться арестованным в иную эпоху, в 1951 году, - только один из вершителей судьбы поэта, ст. лейтенант ГБ (то есть майор) Райхман (с 1945-го генерал-лейтенант).
В литературе - в частности, в уже не раз цитированной книге Павла Нерлера (см. с. 7, 18, 55) - высказано основательное предположение, согласно которому истинной причиной второго ареста поэта было не письмо Ставского и изложенные в нем "факты", а обнаруженные в мандельштамовском "деле" 1934 года (которое, без сомнения, "изучалось" в 1938-м) сочувственные послания Бухарина, изъятые (это точно известно) при первом аресте Осипа Эмильевича в ночь с 13 на 14 мая 1934 года. Когда Бухарин писал эти послания, он еще состоял в ЦК, но незадолго до второго ареста поэта, 13 марта 1938 года, был осужден в качестве руководителя "Антисоветского правотроцкистского центра" и 15 марта расстрелян. И поскольку дело шло о тесной связи Осипа Мандельштама с одним из наиглавнейших "контрреволюционеров" ("главнее" его был, пожалуй, один только Троцкий), поэта, так сказать, не сочли возможным оставить на свободе, - хотя в "деле" реальная "причина" этого решения не отразилась (что вообще было типично для того времени).
Обо всем этом важно было сказать для уяснения общего положения вещей в 1937-1938 годах. Есть основания утверждать, что второй арест и "осуждение" Осипа Мандельштама не являли собой "закономерность"; поэт не принадлежал к людям, против которых было направлено острие тогдашнего террора. Одно из подтверждений этому - судьба наиболее близкого ему поэта - Анны Ахматовой, чье собрание стихотворений вскоре после ареста Мандельштама начало готовиться к публикации в главном издательстве страны; это была наиболее солидная книга Ахматовой, и после выхода ее в свет весной 1940 года сам Фадеев - член ЦК ВКП(б)! - выдвигал ее на соискание Сталинской премии (правда, присудили премии "по поэзии" ровеснику Ахматовой Асееву и молодому Твардовскому); позднейшие злоключения Анны Андреевны - это уже иной вопрос.
Так же не было, надо думать, "закономерным" и вторичное "дело" (осенью 1937-го) П. А. Флоренского, который, подобно Мандельштаму, "закономерно" был осужден ранее, в 1933 году. Показательно, что пережившие арест на рубеже 1920-х-1930-х годов М. М. Бахтин и А. Ф. Лосев (кстати, непосредственный ученик Флоренского) в 1937-м не подверглись новым репрессиям - как и целый ряд репрессированных в начале 1930-х годов историков и филологов, многие из которых в конце 1930-х-1940-х годах, напротив, получили высокие звания и награды.
Не исключено, что в гибели П. А. Флоренского определяющую роль сыграла чья-то личная враждебная православному мыслителю воля. В судьбе Н. А. Клюева такая воля более или менее обнаруживается: в "указании" комиссара ГБ 2-го ранга (то есть, по-нынешнему, генерал-полковника) Миронова "тащить" Николая Клюева "не на правых троцкистов", а "по линии монархическо-фашистского типа" уместно увидеть стремление погубить лично враждебного чекисту поэта наиболее "надежным" способом. При этом следует вспомнить, что "указание" было дано 25 марта 1937 года, Клюева арестовали 5 июня, а самого Миронова - 14 июня. Но некоторые ближайшие его коллеги по НКВД были арестованы еще до 25 марта (комиссар ГБ 2-го ранга Молчанов - 3 февраля, майор ГБ - то есть комбриг - Лурье - 22 марта), и нельзя исключить, что Миронов уже осознавал близящийся конец своей "деятельности" и стремился "на прощанье" нанести удар недругу - пусть даже это стремление и не было всецело сознательным...
Вообще внедренная в умы версия (в сущности, просто нелепая), согласно которой террор 1937-го, обрушившийся на многие сотни тысяч людей, был результатом воли одного стоявшего во главе человека, мешает или даже вообще лишает возможности понять происходившее. В стране действовали и разнонаправленные устремления и, конечно же, бессмысленная, бессистемная лавина террора, уже неуправляемая "цепная реакция" репрессий. И, без сомнения, погибли многие люди, не имевшие отношения к тому "слою", который стал тогда объектом террора, или даже в сущности противостоявшие этому "революционному" слою. Генерал от идеологии Волкогонов назвал свое объемистое "сталиноведческое" сочинение (в последнее время был опубликован целый ряд отзывов, показывающих его крайнюю поверхностность и прямую ложь) "Триумф и трагедия", так "объясняя" сие название: "Триумф вождя оборачивался страшной трагедией народа" 445 (эти слова выделены Волкогоновым жирным шрифтом как основополагающие).
Но "народ" - это все же не люди власти, а в 1937-м "мишенью" были те, кто располагали какой-то долей политической или хотя бы идеологической власти - прежде всего члены ВКП(б).
Рассмотрим теперь совершившиеся с 1934-го по 1939 год изменения в численности членов ВКП(б). В январе 1934 года в ней состояло 1 млн. 874 тыс. 488 членов и 935 тыс. 298 кандидатов в члены446, которые к 1939 году должны были бы стать полноправными членами, - и численность таковых составила бы около 2,8 млн. человек. Так, в июне 1930-го имелось 1 млн. 260 тыс. 874 члена ВКП(б) и 711 тыс. 609 кандидатов, то есть в целом 1 млн. 972 тыс. 483 человека - почти столько же, сколько в январе 1934-го стало полноправных членов (как уже сказано - 1 млн. 874 тыс. 488).
Однако к марту 1939 года членов ВКП(б) имелось не около 2,8 млн., а всего лишь 1 млн. 588 тыс. 852 человека - то есть на 1 млн. 220 тыс. 932 человека меньше, чем насчитывалось совместно членов и кандидатов в члены в январе 1934-го! И эта цифра, фиксирующая "убыль" в составе ВКП(б), близка к приведенной выше цифре, зафиксировавшей количество репрессированных ("политических") в 1937-1938 годах (1 млн. 344 тыс. 923 человека)447.
Вполне понятно, что дело идет не о точных подсчетах. Так, определенная часть "убыли" в составе ВКП(б) с 1934-го по 1939 год была неизбежна в силу естественной смертности. С другой стороны, "убыль" в целом за это время была, вероятно, больше, чем следует из произведенного сопоставления цифр, ибо в ВКП(б) могли быть приняты с 1934-го по 1939 год не только те, кто к началу этого периода состояли в кандидатах. Но так или иначе сама близость двух количественных показателей - число репрессированных и число убывших с 1934-го по 1939 год из ВКП(б) - не может не учитываться при решении вопроса об "объекте" террора 1937-1938 годов. И, исходя из этого, уместно говорить о тогдашней "трагедии партии", но не о "трагедии народа".
Лев Разгон в своем не раз упомянутом сочинении рассказал, в частности, что, оказавшись в середине 1938 года в переполненной тюрьме, он встретил там всего только одного русского патриота - М. С. Рощаковского, и ему, как он утверждает, даже "стало жалко" этого человека - как "совершенно одинокого": "Я здесь со своими, а он с кем?" ("Плен в своем Отечестве", с. 155).
Конечно, в разгуле тогдашнего террора было репрессировано и множество "чужих" Разгону людей (о некоторых из них шла речь выше). Но суть 1937-го это не отменяет.
* * *
В заключение имеет смысл перевести разговор в иную плоскость обратиться к проблеме экономического развития во второй половине 1930-х годов. Вообще-то эта проблема еще не так давно была на первом плане в работах историков (хотя "сведение" истории к развитию экономики - едва ли плодотворное занятие), и читателям, интересующимся этой стороной дела, нетрудно обрести соответствующую информацию. И все же целесообразно охарактеризовать здесь общее состояние экономики после "1937-го", ибо оно, это состояние, по-своему подтверждает, что страшное время было все же трагедией определенного социально-политического слоя, а не народа - то есть бытия страны в целом.
Сведения, которые излагаются далее, основаны, главным образом, на уже цитированном выше объективном исследовании М. М. Горинова и на книге (кстати, заостренно "критической", что ясно уже из ее заглавия, но содержательной и сохраняющей объективность взгляда) Л. А. Гордона и Э. В. Клопова448, - книге, на которую, между прочим, опирался и М. М. Горинов.
В ходе совершавшегося с 1934 года "поворота", о котором подробно говорилось выше, основные показатели промышленного производства увеличились к 1940 году более чем в два раза - что являло собой в сущности беспрецедентный экономический рост. Многие ныне ставят вопрос о непомерной ".цене" этого роста, которая как бы сводит его на нет, но, как мы видели, непосредственно в те годы не было - вопреки не основанному на реальных фактах "мнению" - действительно массовой гибели людей (в отличие от 1929-1933-го) - смертность были даже чиже, чем в "нэповские" 1923-1928 годы. Другое дело коллективизация; но о ней подробно говорилось выше.
За вторую половину 1930-х добыча угля выросла почти на 120%, выплавка стали - на 165%, производство электроэнергии - даже на 200%, цемента на 115% и т.д. Не столь резко увеличилась добыча нефти - на 53%, поскольку тогда были освоены, по существу, только ее Бакинское и Грозненское месторождения, однако в целом прирост количества энергоносителей (пользуясь популярным ныне термином) был очень внушительным. Достаточно сказать, что если в дореволюционное время Россия располагала в 5(!) раз меньшим количеством энергоносителей, чем Великобритания, и в 2,6 раза меньшим, нежели Германия, то в 1940-м СССР в этом отношении "обогнал" и первую (хоть и не намного - на 5%), и вторую (на 33%) и уступал только США. Примерно так же обстояло дело и с выплавкой стали.
В связи с этим естественно возникает вопрос об "отсталости" дореволюционной России, - вопрос, который я затрагивал в начале этого сочинения (в главе "Что такое Революция?"). Тезис о крайней промышленной отсталости России был одним из основных аргументов в пользу Революции, которая обеспечит, мол, "свободу" для мощного экономического развития.
При трезвом подходе к делу становится ясно, что готовность к сокрушению русского государства и общественного строя из-за этого самого "отставания" представляет собой одно из проявлений столь характерного для России "экстремизма". Ибо по объему промышленного производства дореволюционная Россия уступала всего лишь трем странам мира-США, Великобритании и Германии, в которых действовала мощная энергия "протестантского духа капитализма". Еще одна тогдашняя "соперница" России католическая Франция - если и "обгоняла" ее по объему промышленного производства, то весьма незначительно. И нельзя не признать, что резкое недовольство и даже негодование многих русских людей такой "отсталостью" (их страна делит с Францией 4-е место в мире, а не, скажем, 1-е с США!) являло собой именно экстремизм.
Впрочем, в этом плане наша страна явно "неизлечима". Ибо спустя семь десятилетий после Революции, в 1980-х годах, массой людей вновь овладел подобного рода экстремизм - хотя теперь дело шло об отставании не столько экономики вообще, сколько уровня жизни. Разумеется, в так называемых высокоразвитых странах этот уровень намного или даже гораздо выше, чем в России, но обычно как-то забывается, что в этих странах живет всего лишь примерно 15% населения Земли, а остальное население планеты, то есть (без бывшего СССР) 80% (!), живет хуже или даже гораздо хуже, чем жило к 1985 году население СССР.
Экстремистское (о том, почему его следует определить именно так, еще пойдет речь) "требование" наиболее высокого уровня жизни, выпавшего на долю всего лишь одной седьмой части населения Земли, подкрепляли крикливые идеологи, основывающиеся, в сущности, на марксистском449 - к тому же упрощенном, вульгаризованном - положении о решающей роли "производственных отношений": перейдем, мол, к рыночной экономике - как у "них" - и только благодаря этому вырастет уровень жизни (ранее то же самое утверждали иногда те же самые, но затем "перестроившиеся" - идеологи о социалистической экономике).
При этом с присущей всякому экстремизму догматической узостью подобные идеологи и их сторонники не задумывались хотя бы над следующими двумя "обстоятельствами". Во-первых, более или менее конкретное знание истории убеждает, что, скажем, в основных странах Западной Европы уровень жизни был заведомо выше, чем в России и 300, и 500, и 1000 лет назад, а вовсе не только в условиях современной "рыночной экономики". А во-вторых, эта самая экономика имеет место ныне в преобладающем большинстве стран мира, однако в 1980-х годах, согласно результатам произведенного экспертами ООН исследования (цитирую), "ежегодно от голода или связанных с ним причин в мире умирает около 20 млн. (! - В.К.) человек", а "не менее 435 млн. человек на Земном шаре страдают от разных стадий и форм голода" (цит. по кн.: Ковалев Е. В. Развивающиеся страны: новые тенденции в развитии аграрной сферы. М., 1991, с. 22).
И, между прочим, к 1995 году один из главнейших "рыночников", Гайдар, оказавшись не у дел, "сумел" наконец "заметить", что, как он - неожиданно для своих поклонников - заявил, "большинство стран с рыночной, капиталистической экономикой пребывает в жалком состоянии, застойной бедности. Они куда беднее, чем Россия..." (Гайдар Егор. Государство и эволюция. М., 1995, с. 9; выделено мною; имеется в виду, кстати сказать, Россия 1995-го, а не, допустим, 1985 года. - В.К.).
Но ведь, если дело обстоит таким образом, абсолютно ясно, что "рыночная экономика", которая, без сомнения, существенно изменяет строй жизни в стране, в то же время вовсе не обеспечивает высокий уровень жизни. Основываясь не на упрощенной марксистской догматике, а на всей полноте человеческой мысли об основах материального бытия, не так уж трудно понять, что высота уровня жизни определяется сложнейшим взаимодействием многообразных условий и причин - от географического (и, шире, геополитического) положения страны до выработанного веками характера ее народа (включая господствовавшую в стране религию).
Это можно бы доказать с помощью многих и различных аргументов; ограничусь одной стороной дела - климатическими условиями. Лет десять назад, знакомясь с содержательным статистическим справочником "СССР и зарубежные страны. 1988", я был удивлен одним "несоответствием": в СССР производилось почти в 2 раза больше цемента, чем в США, но почти в 8 раз (!) меньше картона и фанеры. Зачем им столько? - долго недоумевал я. Но в 1995 году в Москве была издана книга "Россия и опыт Запада", принадлежащая эмигранту во втором поколении Б. С. Пушкареву, который стал в США видным специалистом в области градостроительства. В книге упоминалось о резком превосходстве США над Россией по количеству жилой площади на душу населения: 49 м2 против российских 15 м2, то есть в 3 с лишним раза больше! Однако Пушкарев как специалист в этой сфере тут же сообщил о принципиальной (цитирую) "дешевизне господствующей в США легкой, не огнестойкой (и, конечно, не морозостойкой! - В.К.) конструкции односемейных жилых домов из деревянных планок, фанеры и картона, в которых живет три четверти (! В.К.) населения"450.
Если помнить, что северная граница США находится на широте Волгограда-Сталинграда, от которого уже не столь далеко до южной границы России, господство картонно-фанерных жилищ в США вполне понятно. А вместе с тем понятно, что для преодоления более чем трехкратного "отставания" России от США по количеству жилой площади надушу населения действительно надежным способом является изменение российского климата... В свои молодые годы я подолгу жил под Москвой именно в картонно-фанерном домике, оборудованном, между прочим, хорошей печкой, и знаю, что уже с ноября эта жизнь становится трудно переносимой...
Дело, конечно, вовсе не только в жилищной проблеме. Американский историк Ричард Пайпс, который, между прочим, родился и вырос в соседней с Россией Польше, констатировал в 1981 году: "Важнейшим следствием местоположения России является чрезвычайная краткость периода, пригодного для сева и уборки урожая" - всего в разных климатических зонах - от четырех до шести месяцев. "В Западной Европе, для сравнения, - продолжал Пайпс, этот период длится восемь-девять месяцев. Иными словами, у западноевропейского крестьянина на 50-100% больше времени на полевые работы". По-своему не менее существенно и другое отличие: "... особенность осадков в России состоит в том, что дожди обыкновенно льют сильнее всего во второй половине лета", из-за чего часто бывает засуха "весной и ранним летом, за которой следуют катастрофические ливни в уборочную. В Западной Европе дожди на протяжении всего года распределяются куда более равномерно". Следствие всего этого - предельно "низкая урожайность в России"451
Не исключено, что кто-либо напомнит о сельскохозяйственных успехах Канады и стран Скандинавии, которые расположены в тех же географических широтах, что и Россия. Но такое возражение предвидел сам Пайпс: "Подавляющее большинство канадского населения всегда жило в самых южных районах страны, по Великим Озерам и реке Св. Лаврентия, то есть на 45 параллели, что в России соответствует широте Крыма... К северу от 52 параллели в Канаде (соответствует широте Курска и Воронежа. - В.К.) мало населения и почти нет сельского хозяйства" (там же, с. 17).
Что же касается скандинавских стран, не следует забывать (об этом не забыл в своей книге и Пайпс) о близости к ним мощного теплого морского течения Гольфстрим и вообще об их близости к океану: "океанический" климат гораздо "благоприятнее" для сельского хозяйства, чем континентальный, и зима в южной части Скандинавии короче и теплее, нежели в расположенной в 1800 км южнее нее Кубанской степи!
Сейчас многие норовят поиздеваться над известной формулой - так сказать, тоталитарно-большевистской - "борьба за урожай". Но почти полтора века назад замечательный поэт Петр Вяземский (кстати, объездивший всю Европу) так обращался к соотечественникам:
...За трапезой земной печально место ваше!
Вас горько обошли пирующею чашей.
На жертвы, на борьбу судьбы вас обрекли:
В пустыне снеговой вы - схимники Земли.
Бог помощь! Свят ваш труд, на вечный бой похожий...
И возмущаться тем, что Россия по уровню жизни отстает (как отставала всегда) от так называемых высокоразвитых стран - это не более чем экстремистская претензия. Между прочим, само слово "высокоразвитые" дезориентирующее, ибо в основе "развитости" - изначальное "превосходство" этих стран, без которого они и не могли бы так "развиться".
Нельзя не сказать еще, что Ричард Пайпс - в отличие от многих "туземных" авторов (которые, казалось бы, должны были знать ситуацию лучше, чем иностранец) - совершенно справедливо утверждает, что "российская география не благоприятствует единоличному земледелию... климат располагает к коллективному ведению хозяйства" (там же, с. 30. - Выделено мною. В.К.), и далее этот американский историк прослеживает господствующую роль общинности во всей сельскохозяйственной истории России. Между тем в 1990-х годах многие "туземные" авторы начали безапелляционно уверять, что отставание нашего сельского хозяйства будет немедля преодолено, ежели колхозников сменят "фермеры"...
Любопытно, что во время распространения упомянутого "недовольства" низким, в сравнении с Западом, уровнем жизни широкое хождение получила ироническая "формулировка": мы хотим работать так, как мы работаем, а жить так, как живут "они"... Этот "самокритический" юмор, имевший в виду, что в СССР достаточно много людей работало без особого напряжения, уместно осмыслить и по-иному. Ведь, скажем, в сельском хозяйстве на российской территории с ее описанными выше "условиями" и невозможно работать столь же плодотворно, как в США, Франции или Австралии...
Но вернемся во вторую половину 1930-х годов. Выше было сказано о тогдашнем впечатляющем сдвиге в сфере промышленности. В сельском хозяйстве дело обстояло гораздо скромнее - уже в силу изложенных только что причин (промышленность зависит от местоположения страны в значительно меньшей степени, чем сельское хозяйство). И в последнее время постоянно высказывается мнение, что сельское хозяйство в тот период было менее эффективным, чем в нэповское время, ибо население росло быстрее, чем урожаи зерновых. Так, по подсчетам Л. А. Гордона и Э. В. Клопова, надушу населения в 1928 году приходилось 470 кг зерна (на год), а в 1938-м-430 кг. Однако эти стремящиеся к объективности авторы тут же сообщают, что в первом случае перед нами результат труда "50-55 млн. крестьян-единоличников", а во втором - всего "30-35 млн. колхозников и рабочих совхозов" (пит. соч., с.80), - то есть на 40% меньше.
Это означает, что производительность труда выросла весьма значительно: на одного работающего в 1928 году пришлось 1,4 тонны зерна, а в 1938-м 2,4 тонны. Разумеется, это было немного в сравнении со странами с более "благополучным" сельским хозяйством. Но и говорить об "упадке" сельского хозяйства в это время (как многие сейчас делают) нет оснований, ибо один работающий производил в 1938 году на 70% больше зерна, чем в 1928-м.
И последнее. Выше отмечалось, что в глазах идеологов начала века Революция мыслилась как преобразование, долженствующее создать "свободу" промышленной деятельности, которая, в свою очередь, преодолеет прискорбнейшее отставание России от "передовых" стран.
По-своему знаменательно, что после Революции в промышленности действительно произошел беспримерный сдвиг, о чем в книге Л. А. Гордона и Э. В. Клопова сказано так: "К началу 40-х годов по абсолютному объему только в США производилось существенно больше промышленной продукции, чем в СССР" (с. 62). Притом, как отметил М. М. Горинов, "рост тяжелой промышленности осуществлялся невиданными доселе темпами. Так, за 6 лет СССР сумел поднять выплавку чугуна с 4,3 до 12,5 млн. тонн. Америке понадобилось для этого 18 лет"452.
Что ж, выходит, сбылись те надежды на Революцию, которые питали люди начала века, возмущавшиеся промышленной отсталостью "самодержавной" России... Правда, не нужно доказывать, что Революция - в противоположность упомянутым надеждам - достигла искомой цели на пути не экономической свободы, но невиданного ранее диктата власти в сфере экономики (и, конечно, в других сферах).
Сегодня есть немало охотников доказывать или, точнее, уверять (ибо убедительных аргументов не имеется), что если бы Революция "подарила" России не диктатуру, а экономическую свободу, достижения ее промышленности были бы еще более грандиозны, а к тому же и сельское хозяйство пышно расцвело бы - несмотря на неблагоприятные российские условия.
Подобные "альтернативные" проекты сами по себе могут представлять определенный интерес, но они, строго говоря, ровно ничего не дают истинному пониманию истории и даже (о чем уже шла речь) вредят этому пониманию, ибо при постановке вопроса в плане "если бы... то..." мыслимая возможность затемняет, заслоняет реальную историческую действительность.
И необходимо осознать, что для "альтернативного" мышления типично противопоставление конструируемого им "проекта" предполагаемому "проекту" того или иного "руководителя", "вождя" (будь то Ленин, Сталин, Хрущев и т.д.); это вполне естественно, ибо каждый такой проект являет собой субъективное мнение, которое поэтому предлагается в сущности взамен реализованного, но так же будто бы субъективного - ленинского или сталинского - проекта, - а не объективного хода истории.
В этом сочинении я стремился показать, что движение истории определяется не замыслами и волеизъявлениями каких-либо лиц (пусть и обладавших громадной властью), а сложнейшим и противоречивым взаимодействием различных общественных сил, и "вожди" в конечном счете только "реагируют" - притом обычно с определенным запозданием (как было, например, при введении НЭП или при повороте середины 1930-х годов к "патриотизму") - на объективно сложившуюся в стране - и мире в целом ситуацию.
Наконец, в самом ходе истории есть, как представляется, смысл, который, правда, трудно выявить, но который значительней всех наших мыслей об истории. Никто до 1941 года не мог ясно предвидеть, что страна будет вынуждена вести колоссальную - геополитическую - войну за само свое бытие на планете с мощнейшей военной машиной, вобравшей в себя энергию почти всей Европы. Но вполне уместно сказать, что сама история страны (во всей ее полноте) это как бы "предвидела", - иначе и не было бы великой Победы!
1 Войсковые комитеты действующей армии. Март 1917 г. - март 1918 г. М., 1981,с.18.
2 Верховский А. И. На трудном перевале. М., 1959, с. 207
3 Цит по кн.: Старцев В. И. Внутренняя политика Временного правительства первого состава. Л., 1980, с. 69
4 Деникин А. И. Очерки русской смуты. "Вопросы истории", 1990, № 8, с. 78
5 Суханов Н. Н. Записки о революции. М., 1990, т. 1, с. 53
6 Блок Александр. Собрание сочинений в восьми томах. Том 8. М. - Л., 1963,с.498
7 Блок Александр. Записные книжки 1901-1920. М., 1965, с. 379, 380
8 См.: Бонч-Бруевич Вл. Из воспоминаний о П. А. Кропоткине. Журн.. "Звезда", 1930, с. 182-183 (перепечатано в кн.: "За кулисами видимой власти. М., 1984, с. 94-96); Яковлев Н. 1 августа 1914.М., 1974; Старцев В. И. Революция и власть. М., 1978; он же. Внутренняя политика Временного правительства первого состава. Л., 1980; За кулисами видимой власти. М., 1984; Старцев В. И. Российские масоны XX века. "Вопросы истории", 1989, № 6; Русское политическое масонство. 1906- 1918 гг. (Документы из архива Гуверовского института войны, революции и мира). "История СССР", 1989, № 6 и 1990, № 1; Замойский Лоллий. За фасадом масонского храма. Взгляд на проблему. М., 1990; Старцев Виталий. Что могут масоны. Газ. "Экономика сегодня и завтра". М., 1992, № 1, 1993, № 1. Определенные итоги изучения масонства подведены в издании: Политические деятели России. 1917. Биографический словарь. М., 1993; здесь освещена масонская принадлежность многих главных "героев Февраля". Основная эмигрантская и иностранная литература о российском масонстве XX века указана в статье В.И. Старцева в ж. "Вопросы истории", 1989, № 6, (см. сноски к с. 34- 38)
В литературе - в частности, в уже не раз цитированной книге Павла Нерлера (см. с. 7, 18, 55) - высказано основательное предположение, согласно которому истинной причиной второго ареста поэта было не письмо Ставского и изложенные в нем "факты", а обнаруженные в мандельштамовском "деле" 1934 года (которое, без сомнения, "изучалось" в 1938-м) сочувственные послания Бухарина, изъятые (это точно известно) при первом аресте Осипа Эмильевича в ночь с 13 на 14 мая 1934 года. Когда Бухарин писал эти послания, он еще состоял в ЦК, но незадолго до второго ареста поэта, 13 марта 1938 года, был осужден в качестве руководителя "Антисоветского правотроцкистского центра" и 15 марта расстрелян. И поскольку дело шло о тесной связи Осипа Мандельштама с одним из наиглавнейших "контрреволюционеров" ("главнее" его был, пожалуй, один только Троцкий), поэта, так сказать, не сочли возможным оставить на свободе, - хотя в "деле" реальная "причина" этого решения не отразилась (что вообще было типично для того времени).
Обо всем этом важно было сказать для уяснения общего положения вещей в 1937-1938 годах. Есть основания утверждать, что второй арест и "осуждение" Осипа Мандельштама не являли собой "закономерность"; поэт не принадлежал к людям, против которых было направлено острие тогдашнего террора. Одно из подтверждений этому - судьба наиболее близкого ему поэта - Анны Ахматовой, чье собрание стихотворений вскоре после ареста Мандельштама начало готовиться к публикации в главном издательстве страны; это была наиболее солидная книга Ахматовой, и после выхода ее в свет весной 1940 года сам Фадеев - член ЦК ВКП(б)! - выдвигал ее на соискание Сталинской премии (правда, присудили премии "по поэзии" ровеснику Ахматовой Асееву и молодому Твардовскому); позднейшие злоключения Анны Андреевны - это уже иной вопрос.
Так же не было, надо думать, "закономерным" и вторичное "дело" (осенью 1937-го) П. А. Флоренского, который, подобно Мандельштаму, "закономерно" был осужден ранее, в 1933 году. Показательно, что пережившие арест на рубеже 1920-х-1930-х годов М. М. Бахтин и А. Ф. Лосев (кстати, непосредственный ученик Флоренского) в 1937-м не подверглись новым репрессиям - как и целый ряд репрессированных в начале 1930-х годов историков и филологов, многие из которых в конце 1930-х-1940-х годах, напротив, получили высокие звания и награды.
Не исключено, что в гибели П. А. Флоренского определяющую роль сыграла чья-то личная враждебная православному мыслителю воля. В судьбе Н. А. Клюева такая воля более или менее обнаруживается: в "указании" комиссара ГБ 2-го ранга (то есть, по-нынешнему, генерал-полковника) Миронова "тащить" Николая Клюева "не на правых троцкистов", а "по линии монархическо-фашистского типа" уместно увидеть стремление погубить лично враждебного чекисту поэта наиболее "надежным" способом. При этом следует вспомнить, что "указание" было дано 25 марта 1937 года, Клюева арестовали 5 июня, а самого Миронова - 14 июня. Но некоторые ближайшие его коллеги по НКВД были арестованы еще до 25 марта (комиссар ГБ 2-го ранга Молчанов - 3 февраля, майор ГБ - то есть комбриг - Лурье - 22 марта), и нельзя исключить, что Миронов уже осознавал близящийся конец своей "деятельности" и стремился "на прощанье" нанести удар недругу - пусть даже это стремление и не было всецело сознательным...
Вообще внедренная в умы версия (в сущности, просто нелепая), согласно которой террор 1937-го, обрушившийся на многие сотни тысяч людей, был результатом воли одного стоявшего во главе человека, мешает или даже вообще лишает возможности понять происходившее. В стране действовали и разнонаправленные устремления и, конечно же, бессмысленная, бессистемная лавина террора, уже неуправляемая "цепная реакция" репрессий. И, без сомнения, погибли многие люди, не имевшие отношения к тому "слою", который стал тогда объектом террора, или даже в сущности противостоявшие этому "революционному" слою. Генерал от идеологии Волкогонов назвал свое объемистое "сталиноведческое" сочинение (в последнее время был опубликован целый ряд отзывов, показывающих его крайнюю поверхностность и прямую ложь) "Триумф и трагедия", так "объясняя" сие название: "Триумф вождя оборачивался страшной трагедией народа" 445 (эти слова выделены Волкогоновым жирным шрифтом как основополагающие).
Но "народ" - это все же не люди власти, а в 1937-м "мишенью" были те, кто располагали какой-то долей политической или хотя бы идеологической власти - прежде всего члены ВКП(б).
Рассмотрим теперь совершившиеся с 1934-го по 1939 год изменения в численности членов ВКП(б). В январе 1934 года в ней состояло 1 млн. 874 тыс. 488 членов и 935 тыс. 298 кандидатов в члены446, которые к 1939 году должны были бы стать полноправными членами, - и численность таковых составила бы около 2,8 млн. человек. Так, в июне 1930-го имелось 1 млн. 260 тыс. 874 члена ВКП(б) и 711 тыс. 609 кандидатов, то есть в целом 1 млн. 972 тыс. 483 человека - почти столько же, сколько в январе 1934-го стало полноправных членов (как уже сказано - 1 млн. 874 тыс. 488).
Однако к марту 1939 года членов ВКП(б) имелось не около 2,8 млн., а всего лишь 1 млн. 588 тыс. 852 человека - то есть на 1 млн. 220 тыс. 932 человека меньше, чем насчитывалось совместно членов и кандидатов в члены в январе 1934-го! И эта цифра, фиксирующая "убыль" в составе ВКП(б), близка к приведенной выше цифре, зафиксировавшей количество репрессированных ("политических") в 1937-1938 годах (1 млн. 344 тыс. 923 человека)447.
Вполне понятно, что дело идет не о точных подсчетах. Так, определенная часть "убыли" в составе ВКП(б) с 1934-го по 1939 год была неизбежна в силу естественной смертности. С другой стороны, "убыль" в целом за это время была, вероятно, больше, чем следует из произведенного сопоставления цифр, ибо в ВКП(б) могли быть приняты с 1934-го по 1939 год не только те, кто к началу этого периода состояли в кандидатах. Но так или иначе сама близость двух количественных показателей - число репрессированных и число убывших с 1934-го по 1939 год из ВКП(б) - не может не учитываться при решении вопроса об "объекте" террора 1937-1938 годов. И, исходя из этого, уместно говорить о тогдашней "трагедии партии", но не о "трагедии народа".
Лев Разгон в своем не раз упомянутом сочинении рассказал, в частности, что, оказавшись в середине 1938 года в переполненной тюрьме, он встретил там всего только одного русского патриота - М. С. Рощаковского, и ему, как он утверждает, даже "стало жалко" этого человека - как "совершенно одинокого": "Я здесь со своими, а он с кем?" ("Плен в своем Отечестве", с. 155).
Конечно, в разгуле тогдашнего террора было репрессировано и множество "чужих" Разгону людей (о некоторых из них шла речь выше). Но суть 1937-го это не отменяет.
* * *
В заключение имеет смысл перевести разговор в иную плоскость обратиться к проблеме экономического развития во второй половине 1930-х годов. Вообще-то эта проблема еще не так давно была на первом плане в работах историков (хотя "сведение" истории к развитию экономики - едва ли плодотворное занятие), и читателям, интересующимся этой стороной дела, нетрудно обрести соответствующую информацию. И все же целесообразно охарактеризовать здесь общее состояние экономики после "1937-го", ибо оно, это состояние, по-своему подтверждает, что страшное время было все же трагедией определенного социально-политического слоя, а не народа - то есть бытия страны в целом.
Сведения, которые излагаются далее, основаны, главным образом, на уже цитированном выше объективном исследовании М. М. Горинова и на книге (кстати, заостренно "критической", что ясно уже из ее заглавия, но содержательной и сохраняющей объективность взгляда) Л. А. Гордона и Э. В. Клопова448, - книге, на которую, между прочим, опирался и М. М. Горинов.
В ходе совершавшегося с 1934 года "поворота", о котором подробно говорилось выше, основные показатели промышленного производства увеличились к 1940 году более чем в два раза - что являло собой в сущности беспрецедентный экономический рост. Многие ныне ставят вопрос о непомерной ".цене" этого роста, которая как бы сводит его на нет, но, как мы видели, непосредственно в те годы не было - вопреки не основанному на реальных фактах "мнению" - действительно массовой гибели людей (в отличие от 1929-1933-го) - смертность были даже чиже, чем в "нэповские" 1923-1928 годы. Другое дело коллективизация; но о ней подробно говорилось выше.
За вторую половину 1930-х добыча угля выросла почти на 120%, выплавка стали - на 165%, производство электроэнергии - даже на 200%, цемента на 115% и т.д. Не столь резко увеличилась добыча нефти - на 53%, поскольку тогда были освоены, по существу, только ее Бакинское и Грозненское месторождения, однако в целом прирост количества энергоносителей (пользуясь популярным ныне термином) был очень внушительным. Достаточно сказать, что если в дореволюционное время Россия располагала в 5(!) раз меньшим количеством энергоносителей, чем Великобритания, и в 2,6 раза меньшим, нежели Германия, то в 1940-м СССР в этом отношении "обогнал" и первую (хоть и не намного - на 5%), и вторую (на 33%) и уступал только США. Примерно так же обстояло дело и с выплавкой стали.
В связи с этим естественно возникает вопрос об "отсталости" дореволюционной России, - вопрос, который я затрагивал в начале этого сочинения (в главе "Что такое Революция?"). Тезис о крайней промышленной отсталости России был одним из основных аргументов в пользу Революции, которая обеспечит, мол, "свободу" для мощного экономического развития.
При трезвом подходе к делу становится ясно, что готовность к сокрушению русского государства и общественного строя из-за этого самого "отставания" представляет собой одно из проявлений столь характерного для России "экстремизма". Ибо по объему промышленного производства дореволюционная Россия уступала всего лишь трем странам мира-США, Великобритании и Германии, в которых действовала мощная энергия "протестантского духа капитализма". Еще одна тогдашняя "соперница" России католическая Франция - если и "обгоняла" ее по объему промышленного производства, то весьма незначительно. И нельзя не признать, что резкое недовольство и даже негодование многих русских людей такой "отсталостью" (их страна делит с Францией 4-е место в мире, а не, скажем, 1-е с США!) являло собой именно экстремизм.
Впрочем, в этом плане наша страна явно "неизлечима". Ибо спустя семь десятилетий после Революции, в 1980-х годах, массой людей вновь овладел подобного рода экстремизм - хотя теперь дело шло об отставании не столько экономики вообще, сколько уровня жизни. Разумеется, в так называемых высокоразвитых странах этот уровень намного или даже гораздо выше, чем в России, но обычно как-то забывается, что в этих странах живет всего лишь примерно 15% населения Земли, а остальное население планеты, то есть (без бывшего СССР) 80% (!), живет хуже или даже гораздо хуже, чем жило к 1985 году население СССР.
Экстремистское (о том, почему его следует определить именно так, еще пойдет речь) "требование" наиболее высокого уровня жизни, выпавшего на долю всего лишь одной седьмой части населения Земли, подкрепляли крикливые идеологи, основывающиеся, в сущности, на марксистском449 - к тому же упрощенном, вульгаризованном - положении о решающей роли "производственных отношений": перейдем, мол, к рыночной экономике - как у "них" - и только благодаря этому вырастет уровень жизни (ранее то же самое утверждали иногда те же самые, но затем "перестроившиеся" - идеологи о социалистической экономике).
При этом с присущей всякому экстремизму догматической узостью подобные идеологи и их сторонники не задумывались хотя бы над следующими двумя "обстоятельствами". Во-первых, более или менее конкретное знание истории убеждает, что, скажем, в основных странах Западной Европы уровень жизни был заведомо выше, чем в России и 300, и 500, и 1000 лет назад, а вовсе не только в условиях современной "рыночной экономики". А во-вторых, эта самая экономика имеет место ныне в преобладающем большинстве стран мира, однако в 1980-х годах, согласно результатам произведенного экспертами ООН исследования (цитирую), "ежегодно от голода или связанных с ним причин в мире умирает около 20 млн. (! - В.К.) человек", а "не менее 435 млн. человек на Земном шаре страдают от разных стадий и форм голода" (цит. по кн.: Ковалев Е. В. Развивающиеся страны: новые тенденции в развитии аграрной сферы. М., 1991, с. 22).
И, между прочим, к 1995 году один из главнейших "рыночников", Гайдар, оказавшись не у дел, "сумел" наконец "заметить", что, как он - неожиданно для своих поклонников - заявил, "большинство стран с рыночной, капиталистической экономикой пребывает в жалком состоянии, застойной бедности. Они куда беднее, чем Россия..." (Гайдар Егор. Государство и эволюция. М., 1995, с. 9; выделено мною; имеется в виду, кстати сказать, Россия 1995-го, а не, допустим, 1985 года. - В.К.).
Но ведь, если дело обстоит таким образом, абсолютно ясно, что "рыночная экономика", которая, без сомнения, существенно изменяет строй жизни в стране, в то же время вовсе не обеспечивает высокий уровень жизни. Основываясь не на упрощенной марксистской догматике, а на всей полноте человеческой мысли об основах материального бытия, не так уж трудно понять, что высота уровня жизни определяется сложнейшим взаимодействием многообразных условий и причин - от географического (и, шире, геополитического) положения страны до выработанного веками характера ее народа (включая господствовавшую в стране религию).
Это можно бы доказать с помощью многих и различных аргументов; ограничусь одной стороной дела - климатическими условиями. Лет десять назад, знакомясь с содержательным статистическим справочником "СССР и зарубежные страны. 1988", я был удивлен одним "несоответствием": в СССР производилось почти в 2 раза больше цемента, чем в США, но почти в 8 раз (!) меньше картона и фанеры. Зачем им столько? - долго недоумевал я. Но в 1995 году в Москве была издана книга "Россия и опыт Запада", принадлежащая эмигранту во втором поколении Б. С. Пушкареву, который стал в США видным специалистом в области градостроительства. В книге упоминалось о резком превосходстве США над Россией по количеству жилой площади на душу населения: 49 м2 против российских 15 м2, то есть в 3 с лишним раза больше! Однако Пушкарев как специалист в этой сфере тут же сообщил о принципиальной (цитирую) "дешевизне господствующей в США легкой, не огнестойкой (и, конечно, не морозостойкой! - В.К.) конструкции односемейных жилых домов из деревянных планок, фанеры и картона, в которых живет три четверти (! В.К.) населения"450.
Если помнить, что северная граница США находится на широте Волгограда-Сталинграда, от которого уже не столь далеко до южной границы России, господство картонно-фанерных жилищ в США вполне понятно. А вместе с тем понятно, что для преодоления более чем трехкратного "отставания" России от США по количеству жилой площади надушу населения действительно надежным способом является изменение российского климата... В свои молодые годы я подолгу жил под Москвой именно в картонно-фанерном домике, оборудованном, между прочим, хорошей печкой, и знаю, что уже с ноября эта жизнь становится трудно переносимой...
Дело, конечно, вовсе не только в жилищной проблеме. Американский историк Ричард Пайпс, который, между прочим, родился и вырос в соседней с Россией Польше, констатировал в 1981 году: "Важнейшим следствием местоположения России является чрезвычайная краткость периода, пригодного для сева и уборки урожая" - всего в разных климатических зонах - от четырех до шести месяцев. "В Западной Европе, для сравнения, - продолжал Пайпс, этот период длится восемь-девять месяцев. Иными словами, у западноевропейского крестьянина на 50-100% больше времени на полевые работы". По-своему не менее существенно и другое отличие: "... особенность осадков в России состоит в том, что дожди обыкновенно льют сильнее всего во второй половине лета", из-за чего часто бывает засуха "весной и ранним летом, за которой следуют катастрофические ливни в уборочную. В Западной Европе дожди на протяжении всего года распределяются куда более равномерно". Следствие всего этого - предельно "низкая урожайность в России"451
Не исключено, что кто-либо напомнит о сельскохозяйственных успехах Канады и стран Скандинавии, которые расположены в тех же географических широтах, что и Россия. Но такое возражение предвидел сам Пайпс: "Подавляющее большинство канадского населения всегда жило в самых южных районах страны, по Великим Озерам и реке Св. Лаврентия, то есть на 45 параллели, что в России соответствует широте Крыма... К северу от 52 параллели в Канаде (соответствует широте Курска и Воронежа. - В.К.) мало населения и почти нет сельского хозяйства" (там же, с. 17).
Что же касается скандинавских стран, не следует забывать (об этом не забыл в своей книге и Пайпс) о близости к ним мощного теплого морского течения Гольфстрим и вообще об их близости к океану: "океанический" климат гораздо "благоприятнее" для сельского хозяйства, чем континентальный, и зима в южной части Скандинавии короче и теплее, нежели в расположенной в 1800 км южнее нее Кубанской степи!
Сейчас многие норовят поиздеваться над известной формулой - так сказать, тоталитарно-большевистской - "борьба за урожай". Но почти полтора века назад замечательный поэт Петр Вяземский (кстати, объездивший всю Европу) так обращался к соотечественникам:
...За трапезой земной печально место ваше!
Вас горько обошли пирующею чашей.
На жертвы, на борьбу судьбы вас обрекли:
В пустыне снеговой вы - схимники Земли.
Бог помощь! Свят ваш труд, на вечный бой похожий...
И возмущаться тем, что Россия по уровню жизни отстает (как отставала всегда) от так называемых высокоразвитых стран - это не более чем экстремистская претензия. Между прочим, само слово "высокоразвитые" дезориентирующее, ибо в основе "развитости" - изначальное "превосходство" этих стран, без которого они и не могли бы так "развиться".
Нельзя не сказать еще, что Ричард Пайпс - в отличие от многих "туземных" авторов (которые, казалось бы, должны были знать ситуацию лучше, чем иностранец) - совершенно справедливо утверждает, что "российская география не благоприятствует единоличному земледелию... климат располагает к коллективному ведению хозяйства" (там же, с. 30. - Выделено мною. В.К.), и далее этот американский историк прослеживает господствующую роль общинности во всей сельскохозяйственной истории России. Между тем в 1990-х годах многие "туземные" авторы начали безапелляционно уверять, что отставание нашего сельского хозяйства будет немедля преодолено, ежели колхозников сменят "фермеры"...
Любопытно, что во время распространения упомянутого "недовольства" низким, в сравнении с Западом, уровнем жизни широкое хождение получила ироническая "формулировка": мы хотим работать так, как мы работаем, а жить так, как живут "они"... Этот "самокритический" юмор, имевший в виду, что в СССР достаточно много людей работало без особого напряжения, уместно осмыслить и по-иному. Ведь, скажем, в сельском хозяйстве на российской территории с ее описанными выше "условиями" и невозможно работать столь же плодотворно, как в США, Франции или Австралии...
Но вернемся во вторую половину 1930-х годов. Выше было сказано о тогдашнем впечатляющем сдвиге в сфере промышленности. В сельском хозяйстве дело обстояло гораздо скромнее - уже в силу изложенных только что причин (промышленность зависит от местоположения страны в значительно меньшей степени, чем сельское хозяйство). И в последнее время постоянно высказывается мнение, что сельское хозяйство в тот период было менее эффективным, чем в нэповское время, ибо население росло быстрее, чем урожаи зерновых. Так, по подсчетам Л. А. Гордона и Э. В. Клопова, надушу населения в 1928 году приходилось 470 кг зерна (на год), а в 1938-м-430 кг. Однако эти стремящиеся к объективности авторы тут же сообщают, что в первом случае перед нами результат труда "50-55 млн. крестьян-единоличников", а во втором - всего "30-35 млн. колхозников и рабочих совхозов" (пит. соч., с.80), - то есть на 40% меньше.
Это означает, что производительность труда выросла весьма значительно: на одного работающего в 1928 году пришлось 1,4 тонны зерна, а в 1938-м 2,4 тонны. Разумеется, это было немного в сравнении со странами с более "благополучным" сельским хозяйством. Но и говорить об "упадке" сельского хозяйства в это время (как многие сейчас делают) нет оснований, ибо один работающий производил в 1938 году на 70% больше зерна, чем в 1928-м.
И последнее. Выше отмечалось, что в глазах идеологов начала века Революция мыслилась как преобразование, долженствующее создать "свободу" промышленной деятельности, которая, в свою очередь, преодолеет прискорбнейшее отставание России от "передовых" стран.
По-своему знаменательно, что после Революции в промышленности действительно произошел беспримерный сдвиг, о чем в книге Л. А. Гордона и Э. В. Клопова сказано так: "К началу 40-х годов по абсолютному объему только в США производилось существенно больше промышленной продукции, чем в СССР" (с. 62). Притом, как отметил М. М. Горинов, "рост тяжелой промышленности осуществлялся невиданными доселе темпами. Так, за 6 лет СССР сумел поднять выплавку чугуна с 4,3 до 12,5 млн. тонн. Америке понадобилось для этого 18 лет"452.
Что ж, выходит, сбылись те надежды на Революцию, которые питали люди начала века, возмущавшиеся промышленной отсталостью "самодержавной" России... Правда, не нужно доказывать, что Революция - в противоположность упомянутым надеждам - достигла искомой цели на пути не экономической свободы, но невиданного ранее диктата власти в сфере экономики (и, конечно, в других сферах).
Сегодня есть немало охотников доказывать или, точнее, уверять (ибо убедительных аргументов не имеется), что если бы Революция "подарила" России не диктатуру, а экономическую свободу, достижения ее промышленности были бы еще более грандиозны, а к тому же и сельское хозяйство пышно расцвело бы - несмотря на неблагоприятные российские условия.
Подобные "альтернативные" проекты сами по себе могут представлять определенный интерес, но они, строго говоря, ровно ничего не дают истинному пониманию истории и даже (о чем уже шла речь) вредят этому пониманию, ибо при постановке вопроса в плане "если бы... то..." мыслимая возможность затемняет, заслоняет реальную историческую действительность.
И необходимо осознать, что для "альтернативного" мышления типично противопоставление конструируемого им "проекта" предполагаемому "проекту" того или иного "руководителя", "вождя" (будь то Ленин, Сталин, Хрущев и т.д.); это вполне естественно, ибо каждый такой проект являет собой субъективное мнение, которое поэтому предлагается в сущности взамен реализованного, но так же будто бы субъективного - ленинского или сталинского - проекта, - а не объективного хода истории.
В этом сочинении я стремился показать, что движение истории определяется не замыслами и волеизъявлениями каких-либо лиц (пусть и обладавших громадной властью), а сложнейшим и противоречивым взаимодействием различных общественных сил, и "вожди" в конечном счете только "реагируют" - притом обычно с определенным запозданием (как было, например, при введении НЭП или при повороте середины 1930-х годов к "патриотизму") - на объективно сложившуюся в стране - и мире в целом ситуацию.
Наконец, в самом ходе истории есть, как представляется, смысл, который, правда, трудно выявить, но который значительней всех наших мыслей об истории. Никто до 1941 года не мог ясно предвидеть, что страна будет вынуждена вести колоссальную - геополитическую - войну за само свое бытие на планете с мощнейшей военной машиной, вобравшей в себя энергию почти всей Европы. Но вполне уместно сказать, что сама история страны (во всей ее полноте) это как бы "предвидела", - иначе и не было бы великой Победы!
1 Войсковые комитеты действующей армии. Март 1917 г. - март 1918 г. М., 1981,с.18.
2 Верховский А. И. На трудном перевале. М., 1959, с. 207
3 Цит по кн.: Старцев В. И. Внутренняя политика Временного правительства первого состава. Л., 1980, с. 69
4 Деникин А. И. Очерки русской смуты. "Вопросы истории", 1990, № 8, с. 78
5 Суханов Н. Н. Записки о революции. М., 1990, т. 1, с. 53
6 Блок Александр. Собрание сочинений в восьми томах. Том 8. М. - Л., 1963,с.498
7 Блок Александр. Записные книжки 1901-1920. М., 1965, с. 379, 380
8 См.: Бонч-Бруевич Вл. Из воспоминаний о П. А. Кропоткине. Журн.. "Звезда", 1930, с. 182-183 (перепечатано в кн.: "За кулисами видимой власти. М., 1984, с. 94-96); Яковлев Н. 1 августа 1914.М., 1974; Старцев В. И. Революция и власть. М., 1978; он же. Внутренняя политика Временного правительства первого состава. Л., 1980; За кулисами видимой власти. М., 1984; Старцев В. И. Российские масоны XX века. "Вопросы истории", 1989, № 6; Русское политическое масонство. 1906- 1918 гг. (Документы из архива Гуверовского института войны, революции и мира). "История СССР", 1989, № 6 и 1990, № 1; Замойский Лоллий. За фасадом масонского храма. Взгляд на проблему. М., 1990; Старцев Виталий. Что могут масоны. Газ. "Экономика сегодня и завтра". М., 1992, № 1, 1993, № 1. Определенные итоги изучения масонства подведены в издании: Политические деятели России. 1917. Биографический словарь. М., 1993; здесь освещена масонская принадлежность многих главных "героев Февраля". Основная эмигрантская и иностранная литература о российском масонстве XX века указана в статье В.И. Старцева в ж. "Вопросы истории", 1989, № 6, (см. сноски к с. 34- 38)