-- Ваша информация обо мне интересует меня очень мало, -- затруднил еще
больше Полковник положение Карася. -- Только о ваших друзьях, коллегах,
любовницахЎ Как обычно.
-- Я простоЎ вы не сердитесь, пожалуйстаЎ -- Карась собрал всю свою волю,
чтобы держаться понезависимее. -- Я хотел бы, буквально, предложитьЎ
выкупить все моиЎ буквальноЎ сообщения.
-- Если уж буквально, -- поправил Полковник, с особой ехидцею
выделив интонацией карасево словечко, -- то доносы.
-- Доносы, доносы, -- согласился Карась. -- У нас в Комитете
освобождается вакансия Председателя, и яЎ Цену, конечно, назначаете вы, но чтоб
буквальноЎ с расписочкою. То есть -- гарантияЎ
Полковник глянул на Карася довольно пронзительно и продержал свой взгляд, под
которым Карась прямо-таки съежился, едва не минуту.
-- Тысяч, скажем, пятнадцать, а? -- спросил наконец.
-- Да-да, конечно, буквально -- с удовольствием, -- рассвободился,
разулыбался, перестал заикаться Карась. -- Я даже буквально и до двадцати
пяти рассчитывал.
-- Какая вы все-таки мелкая, мерзкая дрянь, -- устало констатировал весь
опавший, с лица даже посеревший Полковник. -- Буквально. -- И как бы
сам с собою размышляя, добавил: -- Вроде бы и всего-то дел: ушел на покой,
цветочки выращиваешь. Ну или там, в зависимости от склонностей, рыбок
разводишь, кроликов. Пенсия какая-никакая есть. А ведь как, падла, держится,
как цепляется!..
-- При чем тут, буквально, пенсия? -- посетовал Карась. -- Позор-то,
позор какой выйдет!
-- Да бросьте, позор! Если б вы позора боялись, вы б тогда еще, двадцать лет
назад, после первой нашей встречи руки на себя наложилиЎ ЛадноЎ Я и так
потратил на вас времени больше, чемЎ вы того стоите. Вот бумага --
пишите.
-- Да я уж написал все, -- честно глянул в глаза Полковника
Карась. -- Вот, буквально, пожалуйста, -- полез совершенно
обессиленный, выжатый, уж не обмочившийся ли Поборник Неограниченной Свободы
Печати во внутренний карман, откуда и извлек пачку смятых бумажек. --
Посмотрите. Достаточно подробно?
Полковник тоскливо смел рукавом, стараясь их не коснуться, бумаги в ящик стола
и сказал:
-- Свободны. И если еще раз попытаетесь предложить взяткуЎ
Карась задом выпятился из дверей. Полковник вышел на крыльцо, брезгливым
взглядом провожая подопечного до калитки: не обгадил бы, так сказать,
чего, -- а из нее уже припрыгивал навстречу очередной Карась, следующий:
шумный, веселый, курчавый толстячок в очках с сильными линзами.
-- Давненько мы с вами, Иннокентий Всеволодович!Ў Давне-е-енько! Квартирку,
стало быть, переменили. А и то верно! Чем по гостиницамЎ Или в том, помните,
клоповнике?.. Где лифт вечно ломался. А тут природа! Цветы!
Благорастворение -- ха-ха -- воздухов!.. И глядите-ка: в открытую,
повесточкой! Стало быть, и у вас этаЎ как ееЎ гласность мощь набирает?!
Ха-ха-ха! А и то: чего вам стесняться?! А что, и этот на вас работает? --
кивнул конфиденциально Второй Карась на забор, за которым хлопнула дверца и
взревел обиженный автомобильный мотор.
-- На нас, мой милый, -- ответил Полковник, пропуская Второго Карася в
дом, -- работает практически вся страна. Именно в этом наша сила!
Мы могли бы проследовать за Полковником и Вторым Карасем назад в дом, но у нас,
оказывается, появилась и альтернатива: понаблюдать за продолжением беседы с
маленького черно-белого экрана мониторчика, правда в немом варианте, ибо
Элегантный Молодой Человек, настраивающий с чердака соседнего дома видеокамеру
и специальный дальнобойный микрофон на съемку происходящего в полковничьем
кабинете, завел звуковое сопровождение на наушники. Не стоит, однако, сетовать
на некоторую ущербность представления: происходящее в кабинете было
рутинно-скучным и ничего ни о Полковнике, ни о Втором Карасе нам все равно не
добавило бы.
Когда и картинка, и звук, и качество записи вполне устроили Молодого Человека,
он снял наушники, профессиональной украдкою спустился с чердака и минутою позже
оказался в притаившейся в удобном закутке, том самом, где пару дней назад
таилась подслеповатая "То та", "Волге" в компании человека не менее
элегантного, хоть и несколько менее молодого. Оказался и доложил:
-- Пишется, товарищ майор. Качество -- удовлетворительное.
Но и "То та" была тут как тут: замаскировалась среди могил легшего на холме
запущенного кладбища. На водительском месте не развалился --
умостился -- Джинсовый, рядом сидел человек, наблюдавший за домиком на
Садовой в мощный морской бинокль. Одет человек был тоже и модно, и элегантно,
но если Обитатели Черной "Волги" брали себе за образец безупречного английского
лорда, Человек С Биноклем ориентировался скорее на голливудского крестного
отца. Наглядевшись вдоволь, доморощенный крестный отец отвел окуляры от глаз, и
стало видно, сколь жесток его взгляд. Как давеча Забулдыга перед Джинсовым,
сегодня Джинсовый шестерил перед Жесткоглазым:
-- Прям' Каннский фестиваль, а? И все чего-нибудь ему да везут, не иначеЎ
Каннский -- не Каннский, а на узкой Садовой, возле полковничьей дачки, и
впрямь скопилось тем временем штук уже пятнадцать автомобилей: вс новенькие,
блестящие, престижных моделей. Владельцы сидели за рулями, нервно покуривали;
иные переглядывались, иные, напротив, старались вжаться в салон поглубже, чтобы
не вдруг быть узнанными.
Отворилась калиточка. Вышел Второй Карась -- веселый, ехидный,
улыбающийся, проинвентаризировал взглядом автомобилизированное общество и
почапал в сторону электрички. Первый Из Очереди покинул машину, шагнул к
калиточке, но из дальней "Волги" выскочил Некто В Штатском, чьи своеобразные
шевелюра, борода и дородность наводили на мысль о рясе, -- выскочил,
перебежал дорогу Первому.
-- У меня, понимаетеЎ -- шепотом пробасил. -- У меня сегодня очень,
понимаете, важнаяЎ службаЎ Сам, понимаете, Владыка обещалЎ Не могли б выЎ чисто
по-христианскиЎ
Бормоча это, Бородач всем видом и поведением выказывал желание оказаться у
Полковника раньше остальных. Первый стоял в нерешительности, как это бывает,
когда просятся пропустить без очереди к зубному врачу, но тут оживились задние:
загудели клаксонами, повысовывались из окон:
-- У меня через час ученый совет!
-- А у меня -- репетиция!..
-- ВидитеЎ -- развел руками Первый и скрылся в калитке.
Бородач понуро поплелся к своей "Волге". Тот, У Кого Репетиция, высунулся из
окна:
-- А вы, батюшка, поезжайте. Чего ж на всякую дрянь внимание обращать? --
и помахал повесткою. -- Он, я слышал, вообще уже в отставке.
Бородач злобно покосился на советчика:
-- Сам вот и поезжай. Такой умный! Меньше ждать останется.
Из-за угла вынырнула блистающая перламутром "девяточка", но, увидав
автомобильное скопище, тут же и осеклась, остановилась, истерично попятилась да
и села обоими колесами в канаву. Водитель загазовал, задергал туда-сюда рычаг
передач, чем только усугубил положение.
-- Помочь? -- крикнул, выбираясь из "Вольво", Тот, У Кого Ученый Совет, и
двинулся к перламутровой красотке.
-- Спасибо, спасибо, не надо, спасибо! -- запричитал ее водитель,
прикрывая лицо ладошкою. -- Не надо!
Но обрадованные хоть таким развлечением ожидающие -- кто пешком, а кто и
на колесах -- уже двинулись к потерпевшему.
Тогда он вытащил не слишком чистый платок, набросил на лицо и дал деру, словно
нашкодивший мальчишка, оставив красавицу-"девятку" на произвол судьбы.
-- Стесняется, -- понимающе пробасил в бороду Батюшка. -- МолодойЎ
В электричке еще не зажгли света, хотя, в общем-то, было пора. Внучка стояла в
обнимку со своим Юношей возле тамбурного дверного окна. Толстая тетка с сумками
и авоськами с трудом выдралась из межвагонного перехода и, пропихиваясь сквозь
раздвижные остекленные двери, высказалась, взглянув на парочку:
-- Совсем обесстыдели!
-- Зверь рыгает ароматически, -- сказал Юноша.
-- Что? -- не вдруг отозвалась Внучка. -- Какой еще зверь?
-- Вон, -- кивнул Юноша на скорректированную досужими шутниками
запретительную надпись на стекле двери. -- И все-таки зря мы туда едем.
Внучка не ответила ни звуком, однако, плечо ее затвердело под рукою Юноши,
демонстрируя характер владелицы.
-- Я вот, честное слово, сознаю, что это чушь собачьяЎ Дефект воспитания. И
все-такиЎ
-- Зверя боишься?
-- Родители не поймут.
-- Рано или поздно и им, и тебе все равно придется смириться, -- пожала
Внучка плечами. -- Полковник мне и папа, и мама вместе. Не просто дед.
-- Да-да, я помнюЎ -- попытался закрыть Юноша не слишком приятный
разговор, но Внучка не обратила внимания.
-- Мама умерла, когда меня рожала. А отца не было вообще.
-- Помню, -- повторил Юноша и нежно поцеловал Внучку в висок, поглаживая
ей голову.
-- Не надо меня жалеть! -- вырвалась Внучка. -- Мне полковник их всех
заменил! И я его не предам!..
Электричка остановилась. Открылись противоположные двери. Туда-сюда замелькал
народ.
-- Выходи! -- крикнула Внучка и резко толкнула Юношу в сторону проема.
Юноша набычился.
-- Выходи!
Двери захлопнулись, электричка двинулась дальше.
-- Эх, -- сказал Юноша. -- Знала бы тыЎ Для них гэбэ --
этоЎ -- и махнул рукою.
-- Я ж говорила: выходи.
-- Ладно, поехали, -- вернул Юноша руку на внучкино плечо.
-- Следующая станция -- "Стахановец", -- неразборчиво пробурчало
вагонное радио.
Застрявшая перламутровая "девяточка" так и белела-посверкивала вдали, а
стыдливый ноль-одиннадцатый "жигуль" одиноко стоял возле самой полковничьей
дачи, когда Внучка и Юноша к ней подошли. В освещенном окне видно было, как
Полковник беседует с Очередным Карасем. Внучка взяла Юношу за руку, потащила к
калитке.
-- Неудобно, -- шепнул он, слегка упираясь. -- Видишь --
разговаривают.
Внучка пренебрежительно пожала плечами, запечатала губы пальцем и, шутливо
крадучись, повлекла Юношу к дверям. Прежде чем те закрылись, голубоватый
пронзительный свет галогенок подъезжающей машины успел на мгновенье осветить
пару.
-- Да ни черта мне от вас не надо! -- устало втолковывал Карасю
Полковник. -- Вызывают вас -- приходите. Вс ! А зачем -- это уж
мое делоЎ
-- Извини, полковникЎ -- прервала Внучка, выступая из полутьмы
прихожей. -- Мы потихонечку, помнишь, как Штирлиц? Ну полковник, чего
надулся?! Мы вчера не могли и позавчера тоже. Я потом объясню.
Здравствуйте, -- отнеслась к Карасю.
-- Здравствуйте, -- привстал тот.
-- Вот, знакомься, -- вытащила Внучка на свет Юношу.
-- Никита, -- представился Юноша и протянул руку кажется что с опаскою.
-- Иннокентий Всеволодович, -- вышел из-за стола, пожал руку Полковник.
-- Рыгает ароматически, -- шепнула Внучка с ехидцею.
-- Сидоров-Казюкас, -- снова привстал-поклонился Карась. -- Очень
приятно.
-- А вас никто не спрашивал! -- прикрикнул Полковник.
-- Никита, -- подчеркнуто вопреки покрику Полковника поклонился Юноша
Сидорову-Казюкасу.
-- Оторвали, да? -- поспешила Внучка загасить в зародыше готовый вспыхнуть
конфликт и потянула Юношу на крутую лесенку, а по ней -- в мансарду,
бросив деду по пути: -- Ну ты занимайся!..
"Жигули", минуту-другую назад мазнувшие светом по парочке, подкатили к даче,
погасили фары, умолкли и выпустили, наконец, одетого в светлый костюм
Спортивного Мужчину, не старого, но совсем седого эдакой благородною
сединой. Он осмотрелся, оценил факт наличия стоящего у дома ноль-одиннадцатого,
вытащил кисет с табаком, трубку, неторопливо набил ее, запалил от спички и
стушевался во мгле. Когда глаза Благородного попривыкли к темноте, он пересек
неширокую Садовую и остановился у дома напротив: не в пример ладненькому, но, в
общем-то, несерьезному полковничьему -- мощный, огромный, из неподъемных,
почерневших от времени бревен сложенный, был он -- даже во тьме
очевидно -- запущен до невозможности восстановления. По лицу Благородного
скользнула странная какая-то гримаска: улыбка -- не улыбка, и если уж
улыбка, то, скорее, усмешка: горькая и над собой. Он толкнул державшуюся на
одной верхней петле калитку, та подалась нехотя, скребя низом по земле, но щель
достаточную, чтобы пройти, Благородному предоставила. Чем он и
воспользовался.
На дверях висел огромный амбарный замок, вход, однако, не охраняющий, ибо
находился в давно ни на чем не держащихся пробоях. Благородный потянул за ручку
и оказался внутри затканного паутиною, загаженного экскрементами дома. Слабый
блик далекого фонаря пробивался сквозь незакрытую дверь, и Благородный,
перешагивая через кучки дерьма, вошел в огромную в своей нежилой пустоте
комнату.
Немалое усилие потребовалось воображению, чтобы признать в ней ту самую теплую,
всю в уютных мелочах гостиную, где много-много лет назад пел ныне покойный
Бард:
-- Как жу те, Караси?..
-- Хорошо жуем, мерси!..
-- ДаЎ -- протянул вслух Благородный. -- Иных уж нет, а те --
далечеЎ -- но и эхо, кажется, покинуло дом: не отозвалось, позволило
словам потонуть, кануть, бесследно не стать.
Оборванная ставня приоткрывала часть того как раз самого окна, напротив
которого сидел в незапамятные времена Благородный, слушая Барда и машинально
наблюдая, как на участке напротив десяток солдат строит дачу, а крепенький
мужичок лет сорока бегает-приглядывает, обеспечивает указаниями. "Летчик,
наверное, -- подумал Благородный тогда. -- Испытатель. Откуда ж иначе
в таком возрасте деньги на дачу? Да и солдат не всякому дадут."
Сейчас дача напротив, какими бы комично-зловещими повестками на нее ни
зазывали, была живою и теплою, а здесь, в огромном чернобревенчатом доме, в
диссидентском гнезде, стояли необратимое запустение и тоска. Энтропия, как
ей и положено в замкнутой системе, неудержимо росла.
Хлопнула калитка. Сидоров-Казюкас нырнул в своего ноль-одиннадцатого, запустил
мотор и, стыдливо не зажигая огней, укатил на ощупь. Благородный выбил трубку о
каблук и выбрался наружу, скользнув случайным безмысленным взглядом по неярко
освещенному мансардному окну, за которым на низкой дачной тахте Внучка с Юношею
целовались страстно и нецеломудренно, поглощенные этим занятием столь глубоко,
сколь глубоко могут быть поглощены им лишь люди, совсем недавно открывшие для
себя в полной мере эту таинственную сторону жизниЎ
-- Вы, Иннокентий Всеволодович, считаю своим долгом заметить, пользуетесь
недозволенными приемами. То, что связывало меня с покойной Мариною, не дает вам
праваЎ скорее -- наоборотЎ Я всегда, слава Богу, сознавал, что человек,
пошедший служить в чекагэбэ, не может быть порядочным человеком -- но
сколько же вы потратили сил, чтобы внушить мне иллюзию обратного! А теперь сами
все и рушите? -- разговор шел на участке, партнеры едва освещались бликом
мансардного окна, так что трудно было понять с определенностью, почему
Полковник молча терпит страстную эту филиппику. -- Я приехал к вам
исключительно как к отцу Марины. Уважая ваш возрастЎ одиночествоЎ зная, что вас
уволили в отставку. Так что не трудитесь больше переводить впустую
повестки -- играть в ваши паранойяльные игры вы меня не заставите. А если
вам понадобится моя помощь -- вот, звоните, пожалуйста. Я не
откажу, -- и, протянув Полковнику визитную карточку, Благородный
повернулся уходить.
-- Ой ли, Дмитрий Никитович? -- спросил Полковник. -- Точно ли не
заставлю?
-- Безо всяких сомнений! -- отрезал Благородный.
-- А вы вообразите на минуточку, что я -- ваша персонифицированная
совесть. Ведь тогда и наши встречи можно будет расценить как дело пусть для вас
неприятное, но безусловно благое. КакЎ покаяниеЎ
-- Вы опять про Марину? -- раздражился Благородный настолько, что повысил
тон несколько сверх самим же себе назначенной меры, чем раздражился еще
больше. -- Она рожала у лучших врачей. Ее ничто не могло бы спасти. Это
судьба. И я тут не при чем. А вот вы! вы! вы ни разу не допустили меня до моего
собственного ребенкаЎ
-- Марина не допустила, -- мягко возразил Полковник.
-- Но я действительно собирался развестись! -- почти уже кричал
Благородный.
-- Ее не устраивало, что вы оставили бы своего сына сиротою.
-- Я бы уж как-нибудь разобрался!
-- Нисколько не сомневаюсь, -- теперь интонация Полковника несла в себе
едкий яд.
-- Откуда ж столько презрения? -- поинтересовался Благородный.
-- Оттуда! -- вспылил, наконец, и Полковник. -- Оттуда, что мое дело
было -- выполнить последнюю волю дочери. А ваше -- пробиться к
ребенку несмотря на мое сопротивление. Несмотря на все силы ада!
-- И вы еще смеете упрекать?!.
Видать, в этой последней реплике Благородного послышалась Полковнику боль столь
искренняя, что он вдруг как-то весь помягчал и сказал:
-- Хотите познакомлю?
-- С кем? -- испугался Благородный, и именно потому испугался, что отлично
понял с кем.
-- С дочкой с вашею, с Машенькой, -- тем не менее пояснил Полковник.
-- А она что, здесь?
Полковник кивнул утвердительно.
-- Но яЎ но яЎ -- в страшной неловкости замялся Благородный. -- Но я
н-не готовЎ
-- Понимаю, -- отозвался Полковник после недлинной паузы. -- Она,
наверное, тоже. Пойдемте, хоть фотографию покажу, -- и направился к летней
кухоньке, щелкнул выключателем.
Внучкино фото в рукодельной рамочке стояло на полке, предваренное роскошной
розовой розою в баночке из-под майонеза. Благородный взял рамку в руки,
посмотрел пристально на изображение лица дочери. Полковник забрал рамку у
Благородного, вытащил из нее фотографию:
-- Возьмите. У меня есть еще.
Благородный бережно положил фотографию во внутренний карман, уронил "спасибо" и
направился к выходу.
-- А про покаяние, -- произнес Полковник совсем тихо, так, что при желании
вполне можно было б его и не услышать, -- про покаяние я сказал
исключительно в связи с вашимиЎ доносами.
-- Что?! -- столько праведного возмущения прозвучало в этом словечке
человека, вмиг превратившегося из Просто Благородного в Благородного Карася,
так безостаточно разогнало оно теплую, тихую какую-то атмосферу, только что
наполнявшую кухоньку, что и Полковник поневоле сменил тон, поправившись с
ехидцею:
-- Простите: экспертизами.
-- А-а-аЎ -- протянул Благородный Карась, застыв на пороге. -- А чтоЎ
мои экспертизы? Я всегда писал, что думал. И если даже иногда заблуждался в
своих оценкахЎ
-- Дмитрий Никитович! -- как-то даже обескуражился Полковник. -- Да
пойдемте почитаем. Коль уж все равно в такую даль прикатилиЎ
-- ОниЎ -- отпустил Благородный Карась дверную ручку, -- у вас
есть?
-- Да неужто в противном случае я посмел бы послать вам повестку? --
развеселился Полковник.
-- Ну и пускай! Не стану я!.. -- возмутился было Благородный Карась, но
вдруг согласился, видимо, заинтересованный. -- А впрочемЎ
Они вышли, двинулись вниз по тропинке, уложенной бетонными восьмиугольниками.
-- Сюда вот, пожалуйтеЎ Осторожно, здесь крутоЎ ТакЎ вот сюдаЎ -- вел
Полковник гостя к заветному тамбуру. -- Несмотря ни на что, всегда считал
вас человекомЎ ну не то что бы вполне порядочнымЎ Во всяком случае, никого
другого сюда не пригласил бы. Постойте минуточкуЎ сейчасЎ -- нащупывал
кодовые колечки, поворачивал, прислушиваясь к треску, замочный
маховичок. -- Сейчас я и свет зажгу, -- и лестница в подземелье
озарилась. -- Проходите, проходите. Не бойтесь: не пыточная камера, не
подземная тюрьма.
-- Да с чего вы взяли?! -- взвился Благородный Карась, компенсируясь,
видать, за то, что смолчал на "не то что бы вполне порядочного".
-- Вот и чудненько.
Отворилась вторая дверь, нижняя, и перед Благородным Карасем во всем
великолепии открылась полковничья сокровищница. Хозяин, пропустив гостя вперед,
остался на пороге, и в гордом взгляде его чудился едва ли не блеск безумия.
-- Где вы тут у меня? -- насладившись паузою, двинулся Полковник к одному
из каталожных стеллажей, вытянул ящик. -- ТакЎ такЎ та-акЎ --
приговаривал, перебирая карточки, словно на арфе играя. -- Вот! --
едва ли не на ощупь определил, наконец, нужную. -- Шкаф номер восемь,
папка четырнадцатая.
Затем подошел к шкафу номер восемь и извлек папку номер четырнадцать. Открыл.
Перелистал. Подманил Благородного:
-- Ваша рука? Узна те?
Благородный Карась потянулся к папочке.
-- Не надо! -- профессионально остановил Полковник. --
Трогать -- не надо. Я вам почитаю. Вот, -- принялся листать, --
где это? Ага: "Ўс достаточной уверенностью заключить, что в подвергнутых
экспертизе текстах безусловно"Ў чувствуете, -- отвлекся, -- какое
словцо? вы ведь филолог, не можете не чувствовать! -- и вернулся к
документу: -- "Ўбезусловно отсутствует даже след таланта, так что мысли,
высказанные в них, можно считать вполне авторскими и публицистическими".
Полковник шумно захлопнул папку, выпустив на волю легкое облачко тонкой книжной
пыли.
-- И это, заметьте, не про Солженицына. Это про того мальчика, помните? Который
на втором году погиб в лагере, в Мордовии?
-- Так ведь вы ж туда его и засадили, вы! -- закричал Благородный
Карась.
-- Не мы, положим, а суд. Но дело сейчас не в этом. Это, так сказать, наши
проблемы. НашиЎ с Господом!
-- Вы еще и верующий?! -- несколько истерично хохотнул Благородный.
-- Не в этом! -- повторил-утвердил Полковник.
Благородный Карась прошелся туда-назад по бетонному полу не упруго-спортивною,
как прежде, как еще несколько минут назад, а шаркающей какою-то, стариковской
походкой и потянулся в карман за трубкой, за кисетом, принялся набивать
табак.
Полковник, краем глаза наблюдая процедуру, водворял папку номер четырнадцать в
шкаф номер восемь, а когда Благородный Карась чиркнул спичкою, мягко сказал:
-- Воздержитесь, если можете, Дмитрий Никитович. У меня тут с
вентиляциейЎ -- и пустил многоточие, подкрепленное жестом.
Благородный Карась раздраженно помотал рукою, гася пламя.
-- Но я мог в конце концов ошибаться! -- несколько запоздало, но с
попыткой достоинства возразил. -- И потом, там действительно с талантом
былоЎ
Полковник отрицательно качнул головою и тихо сказал:
-- Неужели ж вы не понимали, что означает для него такая экспертиза? И потом:
писали-то -- не в журналЎ
Они не выдержали-таки, и получилась любовь. А сейчас, смущенные, приводили в
порядок одежду.
-- Я ж говорила: ты сумасшедший, -- лепетала Внучка. -- А ну как
полковник услышал?
-- Не услышал он ничего!
-- Ага, не услышал! Он у меня знаешь какой Штирлиц?
-- Да вон жеЎ -- подошел Юноша к окну. -- Его и в доме-то не было.
Вон, видишь, с гостем прощается. Или не с гостем, аЎ как там у вас это
называется?
Внучке, видать, так хорошо было после произошедшего, так тепло, так
расслабленно, так нежно, что она даже решила не обратить внимание на едкое "у
вас", приблизилась, обняла Юношу сзади. Полковник, действительно, прощался с
кем-то у калитки.
-- Постой-постой, -- сказал Юноша. -- Это жеЎ
Гость вышел, уселся в машину, заурчал мотор, вспыхнули галогенки.
-- Точно! Отец!
-- Кто?
-- Вон, -- кивнул Юноша на удаляющиеся хвостовые огни.
Внучка замерла -- таким жутким голосом произнес Юноша последние слова, а
потом вдруг расхохоталась:
-- Ты боялся! А они -- дружат! Или даже по делу!
Юноша стоял, совершенно ошарашенный:
-- Но ведь этого же не может быть! чтобы у моего отца!Ў С твоим дедом!Ў
-- Ты подумал, что говоришь? -- обиделась Внучка и отошла от Юноши.
-- Не в том смысле, -- бросился он за нею, но она вывернулась, сменила
направление. -- Просто этоЎ невероятно.
-- Однако же факт! -- довольно жестко констатировала Внучка, и тут понятно
вдруг стало с очевидностью, кто ее дед. -- Полковник! -- крикнула,
распахнув окно.
-- Не надо! -- испугался Юноша. -- Слышишь, не надо! Не надо у него
ничего выяснять!
Полковник, стоявший перед тем в задумчивости, поднял голову.
-- Ну я тебя умоляю, -- продолжал шептать Юноша.
-- Ты про нас не забыл? -- пропела Внучка голосом
счастливо-беззаботным. -- Ну-ка быстро -- за коньяком!
Полковник молча направился к кухоньке.
-- А мы пока стол накроем, -- крикнула Внучка вдогонку.
-- Сперва я поговорю с отцом, -- пояснил Юноша.
-- Поговори-поговори, -- ответила Внучка не без злой иронии и, взяв Юношу
за руку, потянула вниз: -- Пошли знакомиться. Ароматически!
Черная "Волга" давно укатила, а из подслеповатой "То ты" все продолжали
наблюдать за домом, только к Джинсовому и Жесткоглазому прибавились -- на
заднем сиденье -- еще трое: молодых, уголовных по виду.
Джинсовый сказал:
-- А что, если они там на ночь останутся?
-- Значит, приедем завтра, -- отозвался Жесткоглазый.
-- За-а-втра-аЎ -- с сожалением протянул Джинсовый. -- На завтра у
меня дельце одно намечено.
-- Тогда, -- жестко ответил Жесткоглазый, -- без тебя.
-- Как без меня? Как, понял, без меня?! Я, падла, нашел, а тыЎ
-- А ну-ка!.. -- убедительно, хоть и негромко прикрикнул Жесткоглазый.
-- О, смори! -- буркнул сзади один из уголовных.
И действительно: парочка, держась за руки, вышла из калитки, в проеме которой
стоял, провожая, Полковник, и направилась к электричке.
Выждав некоторое время, Жесткоглазый сказал:
-- Айда!
Полковник мыл посуду на кухоньке, как дверь вдруг распахнулась и обнаружила
Джинсово-Усатого, за которым маячили тени.
-- Ну вот, папаша, -- сказал Джинсовый. -- Ты погулял в своей жизни.
Теперь дай и нам. Где там подвал с брильянтами? Все по-тихому сдашь -- не
тронем. Понял? Вот и отлично. Пошли, -- и отступил на полкорпуса, давая
Полковнику дорогу.
Полковник медленно двинулся к выходу и, когда миновал Джинсового, сделал резкий
выпад локтем, так что Джинсовый со стоном согнулся пополам. Еще удар --
тому, кто на улице! Еще! ЕщеЎ
Хоть и не молод, хоть и работа вроде кабинетная, а тренирован был Полковник
неплохо, и случись противников не пятеро, а хотя бы троеЎ
Минуты спустя, Полковник, скрученный бельевой веревкою, лежал на дорожке, а