"Рyeryestroyka". Но в этот как раз момент один из швейцарцев подал
Батюшке-Карасю голубой конверт. Батюшка глянул на надпись и посерел с лица.
Что-то продолжал говорить Католический Чин, что-то переводил Молодой
Священник -- все звуки исчезли для Батюшки, заглушенные гулким стуком
крови в ушах.
Когда пауза, повисшая в воздухе, перетянулась за всякие приличные пределы
времени, потребного для обдумывания ответа, Батюшка-Карась пришел, наконец, в
себя; пришел, впрочем, только отчасти -- иначе не пробасил бы, склонясь к
уху Молодого Священника:
-- Спроси, понимаете, его потихонечку, не мог ли бы я получить, понимаете, в
Ватикане политическое убежище.
И на взгляд-вопль изумленного услышанным Священника добавил:
-- Если потребуется -- готов, понимаете, принять католичество. Во славу
Божию!
-- Ч-черт! Понарыли! -- выругался Юноша, едва не свалившись в канаву во
тьме вечерней Садовой. -- Постой, Машка! Давай руку!
-- Эй, командир! -- появился из мглы кто-то Высокий.
-- Пошли-пошли, -- шепнула Внучка. -- Не ввязывайся.
-- Закурить есть? -- крикнул Высокий вдогонку и ускорил шаги.
Внучка, схватив Юношу за руку, побежала.
Побежал и Высокий, догнал возле самой полковничьей калитки, заградил путь.
-- Дед, дед! -- громко позвала Внучка. -- Полко-о-вник!
-- Да чего тыЎ -- забубнил Высокий. -- Кто тебя, понял, трогает?..
Калитка отворилась. На крыльце появился Человечек, освещенный электрическим
отблеском из комнаты.
-- Где полковник? -- агрессивно выступила Внучка.
-- Заходите, заходите, ребята, -- очень добродушно сказал
Человечек. -- Чего волнуетесь?
-- А выЎ кто? -- осведомилась Внучка.
-- Товарищи его, по работе, -- широко и открыто улыбнулся
Человечек. -- Приехали навестить. Он приболел немножко. Нелличка, где вы
там? -- жестко и нетерпеливо позвал во тьму.
Страшный, истерзанный, опираясь на руку Чернокудрой Нежной, появился из-за угла
Полковник.
-- Дед, что с тобой?! -- бросилась к нему Внучка.
-- Ничего, Машенька, ничего. Все в порядке. Все прекрасно. ПыталисьЎ ограбить.
Вот, ребята приехали, -- кивнул на Человечка и еще две-три тени,
ошивающиеся около, -- помогли. И доктор тоже есть, -- взглянул на
Ласковую. -- Так что вы езжайте, езжайте в Москву. У меня здесь всеЎ в
порядке.
-- Никуда я не поеду! -- объявила Внучка решительно. -- Тут что-то не
так. Пошли в дом.
-- Конечно, заходите, пожалуйста, -- гостеприимно пропел Человечек.
-- Поезжай в Москву, я сказал! -- повысил голос Полковник.
-- Иннокентий Всеволодович, -- упрекнул Человечек. -- Вы думайте, что
говорите! Заходите, ребята, заходите.
-- В Москву! -- заорал Полковник так страшно, что Внучка с Юношею не
сумели не послушаться, однако, едва двинувшись к калитке, оказались накрепко
схвачены двумя тенями.
Человечек подал незаметный сигнал и третьей тени -- Полковник тоже
очутился в клещах, со ртом, зажатым чужой потной ладонью.
Две первые тени тащили ребят в дом, а Человечек отнесся к Полковнику:
-- Не Штирлиц вы оказались, Иннокентий Всеволодович. Далек-ко не Штирлиц!
Отправьте его на место. Наручники -- обязательны, -- бросил во тьму. --
Извините, -- вернулся к Полковнику, -- у меня не столько людей, чтобы следить
за вами каждое мгновение. А самоубийством жизнь вы покончите не прежде, чем я
вам это позволю. Не в службу, а в дружбу, Нелличка, подежурь немного возле.
Полковника увели.
-- Там у нас решетка еще осталась? -- осведомился Человечек. --
Молодых людей определите наверх, окошко зарешетите. Если будут кричать --
заткнуть!
Тени рассосались выполнять распоряжения. Человечек вошел в дом, взял
радиотелефон, набрал номер:
-- Не разбудил? Ну-ну. Тут, понимаешь, обстановка несколькоЎ усложняется. Нет,
пока ничего серьезного. И тем не менее -- переезд надо форсировать. Да
прямо хоть сейчас! Хорошо, хорошо, до утра. Но как можно раньше! Я даже заночую
здесь сегодня. Пока, жду!
А по ночной Москве чесала тем временем с недозволенной скоростью
"Волга"-универсал. Юркий "жигулек" старался от нее не отрываться, для чего
водителю, старому нашему знакомцу Благородному Карасю, приходилось
манипулировать рулем, педалями и рычагом с явно непривычною резвостью.
Проносились мимо красные волдыри светофоров, летели вслед безнадежные
милицейские свистки -- "жигулек" как приклеился к остекленному задку.
Водитель "Волги", понаблюдав за маневрами преследователя, покачал головою:
-- Движок у нас слабоват, командир. Пятую сотню тысяч крутит.
-- Да он все равно знает адрес. Какой смысл? -- прозвучал голос с заднего
сиденья.
-- Ладно, -- сказал Командир. -- Сбавь.
Благородный Карась сбросил скорость в свою очередь и вытер со лба пот.
В мансарде, едва освещенной чуть сереющим небом, на фоне которого неприятно
вырисовывалась наскоро вделанная в окно решетка, понурились на тахте Внучка и
Юноша.
Внучка вскочила вдруг, бросилась на дверь, заколотила руками, ногами:
-- А ну сейчас же выпустите нас отсюда! А-ну-сей-час-же!
Юноша подошел, обнял ее сзади:
-- Перестань. Видишь ведь -- бесполезно. Только удовольствие им
доставляешь.
Внучка побилась еще капельку и заплакала от бессилияЎ
В том же едва сереющем утре возникла возле "Волги"-универсала с потушенными
огнями тень, произнесла в щель от приспущенного стекла:
-- Их там человек двенадцать самое маленькое.
-- Ну что, ребята? -- обернулся Командир. -- Может, вызовем
подкрепление?
-- Брось, командир, -- прозвучал голос сзади. -- Двое на одного.
Шпана -- неужто не справимся? Мы ж профессионалы. Стыдно.
Командир задумался на мгновение.
-- Ладно. Тогда -- пошли.
Бесшумно открылись автомобильные дверцы, вооруженные люди по-кошачьи выбрались
наружу.
Когда Благородный Карась тоже попытался выкарабкаться из своей машины, Командир
шепнул:
-- Вы остаетесь.
-- Но яЎ -- взялся возражать Карась.
-- Я сказал: остаешься! На тебя что -- браслеты надеть? -- шепотом
прикрикнул Командир и, убедившись, что Карась смирился, поднял руку и
растворился во мгле.
Остальные растворились следом, чтобы материализоваться уже возле дома
Полковника.
На мгновенье сойдясь, они тут же и рассыпались, и вот одна из теней пружинисто
перемахнула забор и навалилась на несколько в этот сонный час осовевшего
часового. Ему, однако, удалось хрипло выкрикнуть:
-- Менты!
Звякнуло выбиваемое стволом стекло, и навстречу тени, движущейся от реки,
прозвучал выстрел. Тень вскрикнула, опала, но тут из-за куста справа
протютюкала очередь по дому, осыпала еще несколько стекол.
-- Окружены, сдавайтесь! -- заорал Командир из-за тамбурка, и тут же,
отколотая пулями, запуржила вокруг его головы мелкая щепа.
Бугай с "калашниковым" ворвался в мансарду и, не обратив внимания на Внучку и
Юношу, пристроился у оконца, направил ствол в решеточную прореху, выпустил одну
очередь, другую.
Внучка вскочила, схватилась за подножную скамеечку в намерении оглушить
Бугая.
-- Сядь! -- дернул ее за руку Юноша, и Бугай прореагировал, замахнулся
прикладом, но тут же и упал, успев обрызгать молодых людей разлетевшимся
мозгом.
Внучка рванулась к выходу, Юноша снова попытался ее удержать:
-- Стреляют же, дура! -- и между ними завязалась нешуточная борьба.
Человечек тем временем полз меж кустов вниз по участку, к сортиру, к реке,
сжимая в руке "макарова".
Заметил впереди шевеление, выпалил несколько раз. Шевеление стихло. Человечек
пополз дальше.
Переваливаясь через забор, отчетливо вырисовался на фоне посветлевшего неба.
И тогда тот, лежащий, подстреленный, выпустил пулю. Она прошила затылок и
вылетела через глаз. Человечек конвульсивно дернул пару раз ногою, обмяк, но не
упал: так и остался висеть на забореЎ
А в безопасном отдалении от дачи завороженно прислушивался к перестрелке
Благородный Карась, до пота сжимая ручку автомобильной канистры.
Парень из группы захвата, тот, что подавал реплики с заднего сиденья, подложил
под металлическую дверь пристройки гранату и прянул за угол.
Дверь покачнулась и рухнула внутрь, загремела по ступеням. Раздался страшный
женский вопль.
Парень осторожно высунулся в проем и получил очередь через грудь. Пули вырвали
пять клочков на спине куртки. Перешагнув труп, стрелявший поднялся из
подвалаЎ
Пальба мало-помалу начала стихать. Внучка пересилила-таки Юношу и ринулась по
лестнице вниз. И тут же осела, схватилась за ногу.
Юноша выскочил на помощь:
-- Ранили?.. ПошлиЎ пошли-пошли, потерпи немного, -- потащил ее назад, в
мансарду; уложив на пол, сорвал с себя рубаху, разодрал, стал заматывать ногу,
рану, из которой толчками выплескивалась кровь, и едва не потерял сознания от
дурнотыЎ
В свои пятьдесят седой, как лунь, Профессор Дмитрий Никитович Тищенко стоял на
прежнем месте. Перестрелка умолкла окончательно. К "Волге" не вернулся никто.
Рассвело. Освещенный косыми лучами встающего солнца, профессор двинулся к
даче.
Вошел в калитку. Увидел трупы. Много трупов. И не сумел сдержать желудочный
спазмЎ
Рвало профессора долго, и тогда даже, когда и нечем-то стало, и это совершенно
вымотало. Таким вымотанным и пошел он, пошатываясь, ломая оставшиеся розы,
лавируя между мертвецами. Приблизился к разнесенному в щепы тамбурку.
Переступил через того, с пятью дырками на спине. Едва не упал, поскользнувшись
на крови. Заглянул вниз. Не желая выпускать из рук канистру, вынужден был
встать на четвереньки, чтобы преодолеть лежащую на ступенях бронированную
дверь, и наткнулся на раздавленную ею Нелличку -- Чернокудрую
Очаровательницу. Снова начались спазмы.
И все-таки Дмитрий Никитович до подвала добрался. Солнце располагалось так, что
достигало светом самый вход в помещение. Профессор открыл канистру, плеснул на
шкафы, на папки с бумагами, на стеллажиЎ Достал спички, вынул одну, готовясь
чиркнуть. И услышал вдруг шевеление.
-- Здесь кто-то живой? -- спросил испуганно, шепотом. Спрятал спички,
сделал несколько робких шагов в глубину.
Полковник лежал на кушетке ничком, руки за спиною -- в наручниках, рот
заклеен широкой полосою пластыря, и, повернув голову на щеку, смотрел на
зятя.
Несколько бесконечных мгновений шла эта молчаливая переглядка родственников. Не
выдержав, Дмитрий Никитович двинулся к решетке, дернул дверцу, которая,
естественно, не поддалась, застопоренная мощным импортным замком.
-- Конечно, как жеЎ живой человекЎ -- бормотал. -- А, ч-
черт!
М-минуткуЎ м-минуточкуЎ
Снова на четвереньках, стараясь не впустить в поле зрения Чернокудрую,
Профессор одолел дверь. Остановился, шаря растерянным взглядом вокруг, и то ли
услышал, то ли почудился ему шум автомобиля. Рядом с трупом того, с пятью
дырочками, валялся пистолет. Дмитрий Никитович, косясь в сторону дороги,
поспешно достал носовой платок. Осторожно поднял пистолет с земли -- через
ткань. Приладился. И снова пополз в подвал.
Изо всех сил воротя взгляд от Полковника, только направление удерживая боковым
зрением, приблизился Профессор на несколько шагов к решетке, заговорил:
-- Ради Бога, молчите, пожалуйста! Чем я вам помогу? Я все равно н-неЎ н-неЎ в
состоянии. Замок, понимаете? Но спалить живогоЎ Это уж слишком. Слишком, так
ведь? Согласны? Вы только зла на меня не держитеЎ Не держите зла!.. Все ж
лучше, чем живьемЎ
И выпустил в Полковника все пули, что оставались в магазине.
С брезгливостью отбросил оружие. Достал заветный коробок, из него --
спичку. Отпятился к выходу. Чиркнул. Возник огонек.
Готовя дорогу к отступлению, Дмитрий Никитович оглянулся и увидел лицо
наблюдающего за происходящим, совершенно остолбеневшего сына.
Пламя подбиралось к пальцам, обжигало ихЎ
ЭПИЛОГ
(Лондон,
1995 год)
После долгой торговли маленький этюд Левитана ушел за восемьдесят тысяч фунтов.
На порядок дешевле и почти сразу пошла амфора времен Боспорского царства. Затем
служители вытащили на помост несколько огромных, металлом окованных серых
деревянных ящиков.
-- Лот сорок шестой: группа документов под общим названием "Архив полковника
Картошкина", -- возгласил аукционист. -- Доносы виднейших научных,
культурных и политических деятелей сегодняшней России. Начальная цена --
сто фунтов стерлингов.
Господин, украшенный изысканной шотландской бородкою, которая, впрочем, не
особенно мешала узнать в нем старого нашего знакомца -- Товарища Майора,
скромно, но весомо поднял свою карточку из восьмого ряда.
-- Сто пятьдесят слева! -- прокомментировал аукционист, но тут же сам себя
перебил: -- Двести справа! -- увидев, что на два ряда дальше от
Товарища Майора столь же скромно поднимает карточку невысокий плотный мужчина с
черной повязкою на глазу.
Тот, кого мы привыкли называть Человечком.
Аукционист обладал достаточным опытом, чтобы с одного взгляда понять: торговля
будет долгой, упорной, ожесточенной.
А вот кто победит -- аукционист предсказать бы не взялсяЎ
Пицунда, 1990