пришедший в себя Джинсовый пинал его с бешеной злобою:


-- П-пало! У! п-пало! Фраер вонючий! Парчушка! Ментяра! Пет-тух шоколадный!


-- Хватит! -- осадил Жесткоглазый. -- Кому сказал? Понесли, -- и
кивком показал на дом.


-- Значит, -- спросил, когда, привязанный к кушетке, оказался Полковник в
собственном кабинете, -- добром выдать ключи от подвала не желаете? Но вы
ж поймите -- мы без них все равно не уйдем.


Полковник презрительно молчал.


-- Мы понимаем, что это штамп, -- продолжал Жесткоглазый, -- что так
бывает только в "Вечерке" и в дурном кинематографе. Но честное слово, нам
некогда тратить время на изыски, особенно, когда клиент так строг к стрелкам на
брюках и так вдов, что вынужден сам поддерживать их в порядке, -- и кивнул
Джинсовому.


Тот подскочил, рванул с удовольствием на Полковнике рубаху.


-- Как там? -- обернулся Жесткоглазый к одному из уголовных, в глубину
комнаты. -- Нашел розетку?


-- Ага, -- ответил уголовный, только что включивший электроутюг. --
Провода не хватает. Тащите его сюда.


Выступили двое других, подхватили кушетку с Полковником, понесли к утюгу.


-- Слушай, можно, я? А? Можно? -- отнесся Джинсовый к Жесткоглазому столь
сладострастно, что слюни чуть не потекли изо рта.


Жесткоглазый равнодушно пожал плечами, и Джинсовый завладел утюгом.


-- Сами понимаете, какой вам срок одуматься, -- оборотился Жесткоглазый к
Полковнику. -- Пока нагреется. А время сейчас позднее, все свет
повыключали. Так что напряжение хорошееЎ



Хоть время было и впрямь позднее, родители не спали, а вели на кухне какой-то
важный и, судя по тому, что сразу прервали, секретный разговор: Юноша успел
услышать из прихожей только последнюю отцовскую реплику:


-- И ничего -- понимаешь, ни-че-го! -- нету в них особенного! Но сам
фактЎ


В ком "в них" (мы-то с вами сразу догадались, что речь идет о карасевых
экспертизах) Юноша не понял, да, впрочем, понимать и не интересовался, а:


-- Где ты был сегодня вечером, папа? -- спросил, став на пороге.


-- Может, сначала поздороваешься? -- робко испробовал отец воспитательный
тон.


-- Где ты был сегодня вечером?!


-- Н-нуЎ кк где? -- несколько замялся Благородный Карась. -- Где
всегда. В журнале. А потом -- на заседании "Мемориала". Ты прекрасно
знаешь, что твой дед погиб в чекистских застенкахЎ


-- Где ты был сегодня еще?!


-- Что это за манера? -- почувствовала мать, что пора идти мужу на
помощь. -- Ты что, допрашиваешь отца?


Но сын даже и внимания не обратил на материнское вмешательство:


-- Где ты был сегодня еще?!!


Отец молчал довольно красноречиво.


-- Я тебя видел на одной даче, -- сказал Юноша обреченно, словно только
что потерял последний атом надежды на благополучное разрешение страшного
недоразумения.


-- Как вдел? -- переспросил Карась: с момента появления сына на пороге
отец понял, что дезавуирован, но о возможности инцеста догадался только сейчас,
вот от этого вот словечка: видел, -- догадался, но тоже цеплялся за
непонятно на что надежду. -- Что ты там делал?!


-- Знакомился с дедом невесты, -- произнес Юноша вызывающе.


-- Какой еще невесты?! -- недоуменно вмешалась мать. -- Ты снова
женишься?


-- Погоди, Вера! -- остановил ее отец. -- С Иннокентием
Всеволодовичем?


-- А что ж тут такого страшного, папа? Ты ведь с ним, как оказалось, тоже
водишь знакомство. Наверное, дажеЎ сотрудничаешь. Почему ж нельзя мне?


-- Я?! Сотрудничаю?! -- очень искренне возмутился Благородный Карась.


-- Почему?!


-- Да потому чтоЎ -- чуть было не выдал Благородный Карась роковую тайну,
но осекся, глянув на жену. -- Да потомуЎ потому чтоЎ В общемЎ в общем, я
тебе запрещаю это знакомство!


-- Вот как! -- усмехнулся юноша.


-- За-пре-ща-ю! -- закричал Карась так натужно, что голос сорвался на
визг.


-- А я ничего другого и не ожидал! Привет! -- и со слезами на глазах Юноша
выскочил из кухни, из квартиры, стремглав понесся по лестнице.


-- Никита! -- выбежал за ним отец. -- Никита! Постой! Слышишь?!.


Далеко внизу хлопнула дверь парадного.



-- ЎДа кто ж еще как не мы создали вам этуЎ популярность? Мы вам обыск --
назавтра все голоса трубят. Мы вас на беседу -- тут же эдакий, знаете,
восхищенно-осуждающий шумок в либеральных кругах. Восхищенный, естественно, в
вашу сторону, осуждающий -- в нашу. Вы нам по-хорошему солидный процент
отстегивать должны. И от тутошних гонораров, и от тамошних!


-- Вы что, процент требовать меня пригласили? -- не без иронии
поинтересовался Карась-Писатель.


-- Бог с ним, с процентом, -- махнул рукою Полковник. -- Вы ведь,
пожалуй, заведете что рекламу нам не заказывали, что мы сами, вас не
спросясьЎ


-- А разве не так? -- попытался перехватить инициативу Карась.


-- И тк, знаете, -- мгновенно ответил Полковник, -- и не так, --
и пояснил, что имеет в виду: -- Вы ведь нас провоцировали на эти обыски,
вызовы. Грань, однако, никогда не переступали, чтоб в лагерь там или под
грузовик. Согласен, согласен! -- замахал ладошками на Карася-Писателя, рот
ему не дав открыть. -- Дело это тонкое, недоказуемое. Так что процентами
уж пользуйтесь.


-- Вот спасибо, -- снова сыронизировал Карась.


-- Не за что, -- отпаснул Полковник.


-- Ну и зачем же в таком случае?.. -- обвел Карась широким жестом
окружающую обстановку.


-- А вы не догадываетесь?


-- Нет, -- честно сознался Карась.


-- Чего ж тогда приехали? Ну-ну, думайте, людовед! Приехали? Согласились?
Значит, чувствуете за собой что-то, а? Чувствуете высшее мое право вас сюдаЎ
приглашать?


Карась-Писатель покраснел.


-- То-то же! -- припечатал Полковник и, не давая подопечному остыть,
пустился дальше: -- Догадались? Правильно! Вроде и доносов вы ни на кого
не строчили, и не заложили вроде никого, а вот поди ж ты: сидите тут передо
мною и краснеете. Потому что не забыли, как вызывал я вас свидетелем по делам
ваших приятелей и как правдиво и искренне отвечали вы на вопросы. И вопросы-то,
согласитесь, были пустячными. Я вам важные на всякий случай даже и не задавал:
вдруг, боялся, сорветесь. Но, однако, чувствовали вы, наверное, что лучше бы
вообще не отвечать, а? А храбрости не хватило. Вот и краснеете. Чувствовали,
что самим фактом согласия беседовать тогда со мною о ваших друзьях вы уже как
бы санкционировали мое право на их арест и прочее. Угадал? Вот бы вам о чем
написатьЎ автобиографическую повестьЎ


-- А я, может, и напишу, -- сказал Карась после паузы. -- Спасибо за
идею.


-- Не знаю -- не знаю, -- ответил Полковник. -- Может, когда и
напишете. А вот что вижу отчетливо, так это что воображения вашего
писательского вполне достает представить себе реакцию друзей по "Апрелю" и
товарищей по Пен-центру, -- согласен, согласен! -- им ли
судить? -- а все-таки: если в печати вдруг обнаружится парочка ваших
свидетельских протоколовЎ где вы хоть никого и не заложили, однако, такие
невинные подробности из частной жизни приятелей припомнилиЎ Тут ведь того и
гляди популярность, которую мы с вами столькими усилиями и так долго пестовали,
рухнет? А вы уверены, что книги ваши, сами по себе, достаточно значительны,
чтобы подобное испытание выдержать? -- Самое Высокое Начальство -- то
как раз, с которым Полковник столкнулся нос к носу несколько дней назад --
щелкнуло клавишею, чем и прервало демонстрацию оперативной видеозаписи, и
отнеслось к Товарищу Майору, знакомому нам по автомобилю "Волга" с задворок
поселка "Стахановец".


-- Я думаюЎ -- протянуло, -- пускай. ПускайЎ развлекается, -- и,
вздохнув, встало из-за необъятного, как Родина, стола, размяло конечности,
подошло к окну не Самого, кажется, Главного, но уж во всяком случае Второго или
Третьего в этом Гранитно-Охристом Здании Кабинета. -- Настоящий
чекистЎ -- помотало рукою в воздухе. -- Даже если в отставкеЎ Что
гласит народная мудрость? -- полуобернулось к Товарищу Майору.


-- Старый конь борозды не испортит, -- отрапортовал без паузы Товарищ
Майор.


-- ИменноЎ -- похвалило Начальство.


За окном суетилась Москва. Автомобили обтекали по кругу чугунного основателя
Заведения, повернувшегося спиною к одному из своих преемников.


-- То есть, -- спросил Товарищ Майор, -- наблюдение снять?


-- Н-нуЎ -- снова повертело Самое Высокое Начальство ладошкою. --
Наведайся через месяцЎ через полтора. Ведь что в нашем деле главное?


-- Учет и контроль! -- выпалил Товарищ Майор.


-- ИменноЎ


Самое Высокое Начальство покивало одобрительно и вперилось в кишащую перед
Детским Миром толпу. Постояло так некоторое время, потом поманило, не
оборачиваясь, жестом указательного. Товарищ Майор подошел, как подкрался.


-- Вот, -- сказало Начальство. -- Смотри! -- и повело
указательным вправо и чуть вниз, видимо, желая преподать какой-то важный не то
профессиональный, не то нравственный урок. Но так и не сумело облечь словами.


Товарищ Майор в некоторой растерянности смекая, на что, собственно, смотреть,
вывернул голову, привстал даже на цыпочки -- тут-то и попался ему на глаза
Благородный Карась, направляющийся явно к одной из дверей Здания.


-- Вас понял, -- сказал с облегчением Товарищ Майор. -- Жаловаться
идет. На Иннокентия Всеволодовича.


-- Кто? -- тупо посмотрело Самое Высокое Начальство, отвлеченное от Не
Менее Высоких Мыслей.


-- Подопечный. Тоже из вчерашних. Последний. Вы не досмотрели, на третьей
кассете.


-- А-аЎ -- не то сообразило, не то сделало вид, что сообразило Самое
Высокое Начальство. -- Ну ты ужЎ -- и в третий раз помотало кистью, а
потом погрозило в воздухе толстым, поросшим шерстью перстом.


-- Так точно! -- отчеканил Товарищ Майор. -- Разрешите идти?


Начальство разрешительно махнуло, вздохнуло глубоко и снова погрузилось в
созерцание Народа.



-- Володя? -- нажал Товарищ Майор в каком-то совсем небольшом, с окном во
двор, кабинетике, кнопку селектора. -- Там один такойЎ седойЎ в светлом
костюмеЎ в общем, догадаешьсяЎ прорываться будет. Проведешь. Только помурыжь
как следует, понял? Чтоб обосрался. Конец связи. -- Нажал другую кнопку,
сказал: -- Валечка? Материалы на Тищенко Дэ эН! -- после чего достал
из ящика стола тамиздатовскую книжку Солженицына и погрузился в чтение.



Святая святых полковничьей дачи была варварски разорена: расколотые каталожные
ящики валялись повсюду, шкафы -- перевернуты, и весь пол засыпан
карточками, фотографиями, листами "дел"Ў Сам Полковник, измученный,
истерзанный, едва живой лежал на принесенной сверху кушетке и подвергался
ласковой медицинской заботе Чернокудрой Красавицы. Даже нежные ее пальцы,
касаясь воспаленных ожогов и рубцов на полковничьем теле, не могли не вызвать
едва переносимую боль, -- Полковник, однако, не стонал, даже губу не
закусывал, а только добавочно серел с лица.


Не смущаясь, что Полковник демонстративно не обращает ни на его речи, ни на
него самого ни малейшего внимания, невысокого роста, лысоватый, обаянием ума
обаятельный человечек расхаживал по подвалу и, с аппетитом разглядывая то одну
бумажку, то другую, продолжал спокойный, неспешный монолог:


-- Ўда когда, сами посудите, кому удавалось на черную работу набрать одних
интеллектуалов? Вы вспомните хоть историю вашего ведомстваЎ Сколько разоренных
библиотек, сколько научных трудов, попаленных в печках, сколько поэтовых
черновиковЎ Я, знаете, когда размышляю об этом -- вспоминаю рахманиновский
рояль, сброшенный на мостовую со второго этажа. Не вспоминаю, конечно, аЎ как
бы это сказать?.. слышу звук, -- и Человечек на минутку прислушался к
этому внутри себя звуку, после чего обернулся к Нежной Чернокудрой: -- Как
там, Нелличка?


-- Ожоги глубокие, -- ответила Чернокудрая, -- но сепсиса, думаю, не
произойдет.


-- А сердце? давление? Проверь, пожалуйста, все как следует. Уверяю тебя: жизнь
Иннокентия Всеволодовича, его здоровьеЎ Таких людей, как Иннокентий
ВсеволодовичЎ


-- Все проверим, и кардиограммку снимем, -- ответила Ласковая Чернокудрая
не шагающему Человечку, а прямо Полковнику, -- все будет очень хорошо.


-- Так что клянусь вам, Иннокентий Всеволодович, мне и самому крайне печально
наблюдать это, крайне! -- пропанорамировал Человечек рукою по пейзажу
разора. -- Ну да мы постараемся все и восстановить. С вашей, разумеется,
помощью. Не дадим погибнуть архиву столь уникальному.


Полковник презрительно скривил губы.


-- О! -- обрадовался Человечек. -- Вы уже реагируете! Это приятно. А
что касается содержания вашей реакции -- это, уверяю вас, дело временное.
Вы всю жизнь просидели по ту сторону стола -- вот и не приобрели опыта
истинного подчинения: радостного и добровольного. Но он приобретается
быстро -- было бы достаточным давление.


-- Я за кардиографом, -- встала от Полковника Чернокудрая Очаровательница
и пошла из подвала, в дверях которого столкнулась с пропустившими ее двоими
уголовного вида.


-- Ступай, Нелличка, ступай. Да что далеко ходить за примерами? --
продолжил Человечек. -- Вот вчера: переоценили вы свои силы, стойкость
духа своего, когда под утюжок-то легли. Все равно ведь шифры-то выдали. Так
стоило ли мучиться? Урок! -- и несколько секунд продержал значительную
вертикаль указательного перста. -- Еще пара таких уроков, и с радостью
засотрудничаете, с улыбкой. Помните, как это? с чувством глубокого
удовлетворения. Да что я вам объясняю?! Хоть и с обратной стороны стола, а уж
сколько вы наблюдали подобных преображений! Ме-та-мор-фоз! Ни одному Овидию не
снилосьЎ А что не устроил своим болванам даже разноса за утюжок, да и за
разграбление особенно не взыщу -- это потому, что хватило у них ума, не
найдя денег и золота, не поджечь ваши владения с вами внутри, а сообщить мне.
Хватило интуиции догадаться, когда первая досада прошла, что и такое вотЎ с их
точки зрения барахлоЎ -- снова пропанорамировал, -- может
стоить чего-то. Да, кстатиЎ Не помните у Розанова, у Василия Васильевича,
заметочку: страдание есть утюг, которым Господь Бог разглаживает морщины на
наших душах? Смешно, да?



В двадцатый, не менее уж, наверное, раз пересмотрев с вываливающимся листами,
истрепанный, пятилетней давности номер не то "Юного техника", не то "Юного
натуралиста", Благородный Карась внешне решительно поднялся из-за круглого, со
щербатой, исцарапанной столешницею столика и толкнул дверь небольшой казенной
приемной, в которой неволею коротал время. Тут же у порога возник Молодой
Человек В Штатском.


-- Вам не кажется неприличным заставлять меня здесь столько ждать?! Я все-таки
ученый с мировым именем, доктор филологии, иЎ


-- О вас доложено, -- почтительным тоном оборвал Молодой Человек
Благородного Карася. -- Как только товарищ майор освободится -- сразу
же вас и примет. Вас ведь сюда не вызывали -- сами пришли. А у нас рабочий
день расписан по минутам.


-- В таком случаеЎ -- отреагировал глубоко уязвленный Благородный
Карась, -- в таком случаеЎ я зайду как-нибудь в другой раз. Или вообще не
зайду! -- добавил едва ли не с угрозою в голосе. -- Проведите меня к
выходу.


-- К сожалению, -- с искреннейшим сочувствием улыбнулся Молодой
Человек, -- к сожалению, это никак невозможно. Никак!


-- Как то есть никак? -- обмер не столько Карась как личность,
сколько -- независимо от личности -- весь его организм.


-- Часовой без пропуска задержит, -- пояснил Молодой Человек.


-- Так напишите пропуск!


-- Увы -- не в моей компетенции, -- посетовал собеседник.


-- А в чьей?


-- Товарища майора.


-- Так проведите к нему!


-- Я уже сказал, -- терпеливо, как ребенку, объяснил Молодой
Человек, -- что ему о вас доложено. Ждите.


-- Я!.. -- взвился Благородный Карась, -- я этого так не оставлю! Я
буду жаловаться! Лишать человека свободы без малейших на то основанийЎ


-- Ой, как вы правы! -- посочувствовал Карасю Молодой Человек. -- Ой,
как правы! Но медленно еще идет у нас перестройка. Эти старые инструкцииЎ
А!.. -- махнул рукою. -- Просто не говорите! Так что придется
подождать еще.



-- Сердце на удивление крепкое. Для такого возраста! -- поднесла
Чернокудрая Человечку кардиограмму. -- А давление так и вообще:
восемьдесят на сто двадцать.


-- Ну, спасибо, Нелличка, спасибо, родная, -- поцеловал Человечек ручку
Очаровательнице. -- Езжай, -- и вернулся к Полковнику: -- Тут
вот ящичек на мою букву целым случайно оказался. Я пересмотрел внимательно, но
своей фамилии не встретил. И сделал вывод, что не всех вы, кто через вас
прошел, в картотеку заносили, а тех только, кто раскололся. Прочих предпочитали
признать как бы не существующими. Феномен удивительный. И опасный. А вы для
меня, знаете, существовали всегда. С тех самых пор. Я по делу о подпольной
рубашечной фабрике проходил. В шестьдесят четвертом. Так и не вспомнили?
Сколько ж в ваших руках силы было сосредоточено: тут и тюрьма Лефортовская, и
полная изоляция от мира, и не менее полная ваша бесконтрольность,
безнаказанностьЎ И лагерные года в ваших руках: два, десять, пятнадцатьЎ И
даже -- страшно подумать! -- расстрел. А в моральном отношении?! Вы
ведь действовали от лица всего государстваЎ Народа, так сказать! А при
этом -- сколько корректности, объективностиЎ эдакогоЎ равенства в беседе.
Будто совсем и не важно, кто по какую сторону стола. Философский диалог
исключительно в интересах Истины. Вот я и подумал тогдаЎ Знаете, такаяЎ
юношеская мечтаЎ Окажись, мол, вы в моих руках, как я в вашихЎ Что бы сделалось
тогда с вашимиЎ убеждениями? С моральной правотою? А вдруг --
подумал -- вы и согласились бы, что экономика не бывает теневая или не
теневая. Что она либо выпускает рубахи, либо нет. Что ваша мафия ничуть не
лучше нашей. Хуже! Разветвленней, мощнее и безжалостнее: давит каждого, кто
отказывается отстегивать ей девяносто пять, а то и все девяносто девять
процентов?! У нас-то -- не больше чем исполу!


Несколько разнервничавшийся Человечек походил, успокаиваясь, по подвалу.


-- Но, поверьте, только мечта, юношеская мечта. И в поле зрения я вас не
держал, и не охотился, не выслеживал. Так что нынешняя встреча --
результат чистой слу-чай-нос-ти. Печальной для вас, однако, ведущейЎ как бы
слово-то подобрать? Не подсобите? Вроде нехорошо сказать по-русски: к
помудрению? Вот! -- нашел, наконец, Человечек. -- К покаянию!



Судя по тому, как долго и подробно, чтоб не сказать сладострастно, вел Молодой
Человек Благородного Карася в кабинет Товарища Майора коридорами и лестницами
Учреждения, распоряжение помурыжить выполнял творчески и с любовью. Когда
совершенно обосравшийся Карась уселся, наконец, на стул в том самом небольшом
кабинетике, от благородного негодования не осталось уже и следа.


-- Ну! -- сказал Товарищ Майор жестко и нетерпеливо. -- Чем обязаны
счастьем видеть вас здесь?!


-- Насколько мне известно, -- начал Благородный Карась, -- полковник
Картошкин, Иннокентий Всеволодович, уволен в отставку, -- и, не дождавшись
от Товарища Майора ни подтверждения этой сентенции, ни опровержения, словом,
никакой человеческой реакции, которая самим фактом своего существования могла
уже как-никак подбодрить, вынужденно продолжил: -- Однако, он завладел
совершенно секретными документами и использует их в личных целях.


-- Ну уж секретными, -- с подчеркнутым пренебрежением высказался Товарищ
Майор. -- ДоносыЎ -- и долгим спокойным взглядом посмотрел на
Карася. -- Это, кажется, ваша статья? -- извлек из ящика стола
толстый журнал и безошибочно раскрыл на нужной странице. -- Вы так
блистательно разоблачили наши безнравственные методыЎ да и не вы один. Нам
просто бессмысленно теперь скрывать, что мы пользуемся доносительством. А если
секретные в том смысле, что раскрывают доносчиковЎ Так ведь революционный
процесс идет, перестройка. Многим приходится несладко, тому же полковнику
Картошкину. Лес, как говорится, рубятЎ


-- И все-таки, -- не без робости встрял Карась, -- мне казалось, что
без серьезной необходимостиЎ


-- Нет-нет-нет! -- решительнейшим образом перебил товарищ Майор. --
Никак невозможно! Вот ведьЎ -- углубился в журнальную статейку --
Ўсами пишете: "недопустимо, чтобы Комитет государственной безопасности
занимался чем-либо, кроме наших внешних противников, а избыток освободившихся
сил, коли уж никак не в состоянии сократить, обратил на борьбу с мафией и
коррупцией". Так что обращайтесь в суд, что ли. Или я не знаюЎ в милицию. В
ЖЭК!


-- Отлично! -- вскочил оскорбленный Карась. -- Благодарю вас! Я
получилЎ исчерпывающий ответ. Особенно насчет ЖЭКа.


-- Что вы, не за что, -- отзывчиво отозвался Товарищ Майор. -- Это
наш долг.


Благородный Карась требовательно протянул руку и на наивно-вопросительный
взгляд Товарища Майора пояснил:


-- Пропуск! Могу я, в конце концов, выбраться из этогоЎ здания?!


-- А-а-аЎ -- обрадовался, что понял, Товарищ Майор. -- В конце
концов
 -- разумеется. Какие могут быть разговоры! И пропуск вам
выпишем. Только предварительно зафиксируйте, пожалуйста, смысл заявления, с
которым вы сюда приходили. Собственноручно! -- и подвинул по столу лист
бумаги и шариковый, за тридцать пять копеек, карандашик.


-- Это что, -- вопросил Благородный Карась, -- обязательно?


-- А как же! Поднимут очередную шумиху, кампанию. А у меня вот оно -- ваше
собственноручное. Да и перед начальством отчитаться: как-никак, а минут десять
служебного времени вы у меня отняли.


-- ПонимаюЎ -- протянул Карась. -- И в противном случае -- не
выпустите.


-- Отчего же, -- возразил Товарищ Майор. -- Выпустим и в противном.
Рано или поздно -- непременно выпустим. Согласуем с начальствомЎ


Благородный Карась, оценив в полной мере "рано или поздно", покорно вернулся к
столу и взял карандашик.


-- Только будьте ласковы, без общих фраз. Как вы этоЎ -- кивнул Товарищ
Майор на журнал, -- умеете. Изложите: что, почему, зачем. Чем вас лично
затронулоЎ Да, впрочем, вы понимаете, о чем я говорюЎ



-- Вы вот так презрительно на меня смотрите, Иннокентий Всеволодович, --
не отрываясь от разбора бумаг, продолжал Человечек, но тут вошел в помещение
Некто, зашептал Человечку на ухо. Тот покивал понимающе, а впитав информацию, с
благодарностью гостя отпустил: -- Спасибо, спасибо, милый. Все
правильно.


Милый исчез. Человечек помурлыкал с минутку под нос невнятный мотивчик, после
чего снова отнесся к глухо, принципиально молчащему Полковнику:


-- Итак, если не возражаете, -- бросил короткий, но пристальный
взгляд, -- а вы, судя по всему, не возражаете, я пока оставлю архив тут.
Мои люди разберут его по возможности, рассортируютЎ Вас я тоже оставляю здесь.
Но не как главного хранителя, а в предварительном заключении. Помните? Попробую
с максимальной точностью воссоздать условия содержания, которые в свое время
предложили мне вы. Конечно, силы у нас послабее, но и пациентов поменьше. На
случай, если кто-то особенно назойливый из ваших знакомцев будет вас
домогаться, мы дадим им возможность с вами встретитьсяЎ И вы с полным
самообладанием, как Штирлиц, объясните, что вот, мол, приютили у себя на времяЎ
ну, скажем, племянников из Рязани. И что сейчас вам, к сожалению, совершенно
недосуг. Договорились? Эти вот документики, горяченькие, по первой разборке
мною обнаруженные, -- потряс Человечек пачкою листов, -- я забираю с
собою и прямо сегодня дам им ход. Ну а со временем, когда я подготовлю для
нашего с вами архива достойное его помещение, мы и его, и вас туда и перевезем.
А пока отдыхайте, поправляйтесь, -- и Человечек направился к
выходу. -- Питание будет лефортовское, -- бросил, задержавшись на
полпути, -- из расчета тридцать восемь копеек в день. Вы, помнится,
уверяли, что это очень полезно для желудка. Сейчас, правда, инфляция, но, с
другой стороны, у вас и организм не молодой, как был тогда у меня, потребности
меньшеЎ Будем считать: так на так. Всего доброго. Да, чуть не забыл, --
обернулся Человечек уже с порога, -- чтобы у вас было больше искренности в
актерских экзерсисах, если они понадобятся, ставлю вас в известность, что за
вашей внучкою установлено пристальное, я бы даже сказал: ревнивое, --
наблюдение. Так что в чрезвычайном случаеЎ И не сверкайте так глазами! --
прикрикнул вдруг гневно. -- Вы уже семьдесят с лишним лет пользуете
систему заложников. И -- ни-че-го!



-- Иван Николаевич ждет вас, -- сказала секретарша Человечку, едва тот
появился в огромных размеров роскошной приемной, и проводила к внутренним
дверям, обитым кожею.


-- Добрый день, -- приветливо отнесся к Человечку Иван Николаевич,
несколько нетвердо шагая навстречу по ковровой дорожке. -- Рад
видеть, -- и подал для пожатия руку.


Человечек, однако, демонстративно спрятал обе свои за спину, чем заставил Ивана
Николаевича выкручиваться из чрезвычайно щепетильного положения.


-- Разрешение на особнячок подписали? -- осведомился Человечек.


-- Вот, -- протянул Иван Николаевич тонкую папку красной кожи. -- Сивцев
Вражек. Сердце, можно сказать, Арбата.


-- Получите, -- изучив Разрешение и сопуствующие ему бумажки, швырнул на
стол Человечек папку поневзрачнее, зато попухлее, и вышел вон.



-- Не появлялся? -- с порога спросил Благородный Карась у открывшей дверь
Супруги.


-- Девка его звонила!


-- Почему -- девка?! -- возмутился Карась.


-- Кто ж она еще? -- пожала Супруга плечами.


-- ЯЎ Я попросил бы тебяЎ выбиратьЎ выбиратьЎ выражения! Это, в конце концов,
неинтеллигентно! -- взорвался Карась.


-- Хорошо-хорошо, -- присмирела ошарашенная Супруга, -- не бесись.


-- Я абсолютно спокоен. Абсолютно! Он у нее?


-- У нее, -- кивнула.


-- Адрес сказала?


-- Нашел дурочку!


Благородный Карась переобулся в тапочки, прошел на кухню, сжевал что-то, взяв с
тарелки прямо рукой.


-- Как ты думаешь? -- обратился к Подруге Жизни. -- Они уже?..


-- Двадцать лет мальчику, -- снова пожала та плечами. -- Я собрала
ему вещи, денег немного. Придется временно смириться.