Красин Л Б
Письма жене и детям (1917-1926)
Л.Б.Красин
Письма жене и детям. 1917-1926
Публикуемые письма -- источник не только личного происхождения, но и интимного характера, не предназначавшийся для ознакомления с ним третьих лиц. Но для характеристики общественно-политических событий, властно вторгавшихся в быт корреспондентов, письма представляют чрезвычайный интерес. Они помогают воспроизвести в более "панорамном виде" сложную и противоречивую российскую политическую историю первой четверти XX века.
Уроженец сибирского города Кургана, Леонид Борисович Красин (1870--1926) в 1890г., будучи петербургским студентом-технологом, примкнул к социал-демократическому движению (группа М. И. Бруснева), после образования большевистского течения в 1903 г. стал большевиком, быстро выдвинулся в партийные лидеры, руководил Боевой технической группой при ЦК партии во время революции 1905--1907гг., а затем также являлся казначеем ЦК. После революции он продолжал оставаться членом неофициального Большевистского центра, в котором уже в 1907 г. возникли серьезные разногласия между Лениным, с одной стороны, Красиным и А. А. Богдановым, с другой. Красин "предпочитал решительность действий. Его радикализм граничил с фанатизмом=1. После эмиграции Красина в 1908 г. разногласия охватывали все новые и новые вопросы и, по существу, переросли в борьбу за лидерство в партии. Ленину удалось обойти Красина, отстранить его от распоряжения финансами. В феврале 1909 г. он был обвинен в растрате. Произошел разрыв. Красин полностью отошел от революционного движения. Будучи квалифицированным инженером-электриком и хорошим организатором, он поступил на службу в германскую электротехническую компанию "Сименс-Шуккерт", вскоре стал видным ее специалистом, а в 1911 г. был направлен компанией в Россию, где вскоре стал ее генеральным представителем. Красин пошел на службу к большевикам в самом конце 1917 г., а уже в следующем году стал наркомом торговли и промышленности, в 1919 г. наркомом путей сообщения, в 1920 г. наркомом внешней торговли и почти одновременно -- полномочным представителем в Великобритании (до 1923г.). В 1924г. он был назначен полпредом во Франции, а в следующем году вновь переведен в Великобританию. На XIII и XIV съездах партии (1924 и 1925гг.) Красин избирался членом ЦК.
Первые из писем относятся к июню 1917г., и эта переписка почти не прерывалась до начала 1926 г., когда Красин уже страдал от неизлечимой болезни -- злокачественной анемии (ее часто называют раком крови). Эта
переписка возникла сразу после того, как, опасаясь развития политических событий в России, отнюдь не исключая краха Временного правительства и демократии в стране в условиях двоевластия и развития политического экстремизма, Красин вывез свою семью в спокойную Скандинавию, куда и сам намеревался бежать в случае необходимости. Письма являются составной частью материалов Красина (в их число входят также рукописи и заметки), переданных вдовой, Любовью Васильевной Красиной (Миловидовой), в архив Международного института социальной истории (Амстердам). В фонде Красина имеются 106 писем, из которых несколько неполных (утрачены страницы). 32 письма полностью либо с оговоренными и неоговоренными сокращениями или же в виде фрагментов и цитат в переводе на английский язык были опубликованы в воспоминаниях Красиной о своем супруге=2.
Письма воспроизводятся в соответствии с принятыми правилами археографии. Некоторые письма датированы по содержанию. В этих случаях дата или ее часть заключены в квадратные скобки. В некоторых случаях, когда не удалось расшифровать отдельные места красинской рукописи или предпринята попытка расшифровать их по контексту, соответствующие места обозначены отточиями в квадратных скобках или же в квадратные скобки заключен реконструированный текст. Соответствующие пояснения даны в примечаниях.
В примечаниях приводятся сведения о лицах, событиях и других реалиях, упомянутых в письмах. Имея в виду частный характер документов, отсутствие для их автора необходимости растолковывать супруге многие факты, которые ей были безусловно известны или же понятны по смыслу письма, объяснение ряда моментов текста представляло значительную трудность. Не удалось идентифицировать отдельные имена или же найти биографические сведения о других упоминаемых лицах. Это, однако, почти исключительно знакомые или близкие родственники Красиных -- люди, в основном непосредственно не связанные со значительными историческими событиями. Не удалось также расшифровать некоторые, незначительные, как нам представляется, семейные аллюзии.
Публикация подготовлена доктором исторических наук Ю. Г. Фельштинским и Ф. Маркиз, вступительная статья -- Фельштинским и доктором исторических наук Г. И. Чернявским, примечания -- Чернявским. Письма публикуются с любезного разрешения администрации Международного института социальной истории (Амстердам), которой мы выражаем глубокую благодарность.
Примечания
1. О'КОННОР Т.Э. Инженер революции. М.1993, с. 84 (O'CONNOR Т.Е. Engineer of Revolution. Lnd. 1992) Русский перевод изобилует неточностями и ошибками.
2. KRASSIN L. Leonid Krassin. Lnd. [1929].
No 1.
[13 июня 1917 года]
Милый мой Любан=1 и родные детки!
Как скучно и пусто стало у нас с вашим отъездом. Весь дом и Царское=2 стали иными. Иногда по инерции торопишься окончить какое-либо дело, чтобы поскорее попасть на вокзал, но потом вспомнишь-- торопиться некуда, и защемит на сердце. Со внешней стороны дела все обстоит благополучно, только Анна, видимо, еще не вошла в роль кухарки и Марусе=3 приходится торчать на кухне. Ну, да это обойдется.
Меня обслуживают по-прежнему, и к утреннему чаю я исправно получаю сибирские пряженики. Володя=4 в добром здоровье и духорасположении. В пятницу идет на комиссию. Вчера, наконец, была вечером гроза и дождь, хоть и не очень большой. Воздух на балконе -- вне описания: прямо можно было его пить. Я сидел на балконе всю оставшуюся часть вечера, смотрел вниз на скошенные газоны и вспоминал трех красинских девчушек=5, еще так недавно валявшихся там на спине. Письмо и лекарство Бражникову переданы, но из-за дождя я вечером к ним не попал, а сегодня (13-го) они переехали в город и завтра рано утром уезжают совсем. Полагаю, он все исполнит, как обещал. Из других новостей, более крупных, могу сообщить, что я все же решил от Луги не отказываться=6 и послезавтра, кажется, оформляю это дело у нотариуса. Дровяной лес можно будет, кажется, продать на корню. Насчет Луги сговорюсь с [...]=7. Ну, как же вы, милые мои котята, доехали?=8 Думаю, что хорошо. По крайней мере, при отъезде разместились вы хорошо. Сейчас ваш поезд идет где-то уже в середине Швеции. Как-то вас встретит заграница! Сегодня я видел опять одного приезжего из Швеции, и он уверял меня, что там прекрасно можно устроиться. Самое главное, не есть по ресторанам, а поскорее устроиться собственным хозяйством. Особенно имею в виду тебя, большой Любан, с твоей склонностью заболеть при отравлении недоброкачественной пищей. Надеюсь, вы не забудете мне телеграфировать немедленно при приезде. Это письмо пошлю Вацлаву Вацлавовичу=9 и ему буду писать, пока не получу вашего окончательного адреса. Целую и обнимаю всех вас крепко, мои дорогие, любимые -- сокровища вы мои.
Сейчас пришло письмо от Нины=10 от 9 июня. Они там здоровы и особенного у них ничего нет. Жарятся на солнце, купаются в море. Кланяйтесь M-lle Лочмо=11, Ляле и всем знакомым. Еще раз крепко целую. Благословит вас бог. Будьте благополучны.
No 2
18 июня 1917 года. Воскресенье
Родной мой Любинышик! Ты можешь совершенно ясно представить себе весь мой сегодняшний день. Измаявшись за неделю изрядно (безденежье, "товарищи"=12 и прочие очередные напасти!), вчера я залег в 11 1/2 и сегодня проснулся только в 10, благо по случаю пасмурного утра мухи меня совершенно не беспокоили. К 11-12 выглянуло солнце, и я буквально весь день просидел на своем балконе, занимаясь делами, чтением газет и "Природы"=13, а между делом также печатанием фотографий. С 6 ч. пришел М. И. Бруснев=14, и мы с ним и Борисом=15 на том же балконе просидели до ужина. Сейчас 11 1/2, и перед сном я хочу тебе написать несколько строк. Живется мне хорошо, если бы только не было так скучно без тебя и милых девочек. Все как-то еще не верится, что вас нет. Ждешь инстинктивно, что откроется дверь и войдет озабоченный Любан в поисках за какой-нибудь штучкой или раздастся визг во дворе в ознаменование жизнедеятельности милого Любана=16, или Катабрашный=17 появится со своим "можно сладкого", или Людмила=18 с видом потусторонним пройдет, не спуская глаз с книги! Только вот порядок неизменный на моем письменном столе и непоявление на нем разных неожиданных вещей или просто мазни на почтовых или других листах бумаги напоминает об отъезде кое-кого! Я креплюсь и утешаю себя соображениями о неизбежности вашего отъезда и о скором нашем свидании. Думаю, что вам ввиду перемены места, людей и обстановки некогда будет скучать. Тебя, милый мой Любченышек, очень прошу не огорчаться и не беспокоиться за меня. Как ни утомительна и трудна работа, я никогда не переутомляюсь свыше сил, ибо мне свойственно особое чувство, подсказывающее, когда надо бросить работу и отдыхать. Этим и объясняется моя выносливость и относительно большая работоспособность. В смысле спокойствия мне теперь будет лучше, особенно, когда я буду знать, что вы уже устроились и чувствуете себя хорошо. Через неделю возвращается Гермаша=19 из своего отпуска, и это меня значительно разгрузит. Они живут на даче на Казанской дороге и пока что довольны летом: погода хорошая, пища есть.
No 3
23 июня [1917 года]
Протаскал письмо в кармане почти целую неделю. Выдалась опять горячая неделя в смысле всяких разговоров, заседаний и пр. пр.
Наконец-то сегодня получил Вашу телеграмму от 4 июля [21 июня]. Хотя я и не беспокоился особенно, но все же было уж очень скучно без всяких-то известий. Теперь я спокоен, тем более что есть депеша от Леонида о переводе вам денег. Сообщи мне, Любаша, получены ли эти деньги на твоем текущем счете.
Завтра я поеду на автомобиле в Изенгоф по поводу сланцев=20 и пробуду там дня два, немножко поотдохну.
Крепко-крепко всех вас целую и обнимаю.
Ваш Красин.
No 4
29 июня 1917 года
Милый мой, родной Любченышек!
Скоро уже три недели, как вы уехали, а я не имел еще ни одного письма, если не считать открытки из Таммерфорса. Правда, была от вас телеграмма, и приехавший [...]=21 привез поклон, но из всего этого я могу лишь заключить, что вы живы и здоровы, каково же твое настроение и как вообще вам там живется и чувствуется, об этом не имею никакого представления. Временами мне бывает очень скучно и тоскливо; с письмами было бы, надо думать, легче. Родной мой, Любченышек, ты был еще такой грустный при расставании. Отношу это, главным образом, к твоему беспокойству за Володю, Нину и Андрея=22. Относительно них ты можешь быть пока что вполне покойна. Те двое живут в прекрасных условиях, на солнце и на море и им можно только завидовать. Не знаю, как Виктор=23, но я Соне=24 советую и на зиму оставить там Алексея=25, спокойнее. Сегодня утром был на зав[одском] совещ[ании], речь о карточках на дрова на зиму, причем нормой считалось отопление домов с таким расчетом, чтобы поддержать температуру 9 градусов. Курица на базаре в Царском сегодня, по словам Маруси, 11 рублей! При таких видах и перспективах кто уж раз не в Питере, пусть благодарит Господа Бога. Володя получил отсрочку до конца сент[ября] и, видимо, опять ожил. Собирается куда-то поехать (был разговор даже об Алтае), но еще ничего определенного об этом не знаю. Вчера тут был проездом в Уфу Дм[итрий] Николаевич]=26.
Я-то его не видел, но Володя у него был в городе и провожал его на вокзал. Во всяком случае, мой миланчик, ты за этих ребят не беспокойся, ничего с ними худого не будет, да и возраст их такой, что надо и пора привыкать им к более самостоятельной жизни. Устраивайся вот получше с малыми ребятами, и если их и себя убережешь от непосредственного созерцания и переживания этого развала и оскудения, то никому от этого хуже не будет: ты достаточно помытарилась на своем веку, чтобы позволить себе если не отдых, то хоть жизнь в более культурной обстановке. Что касается меня, то, во-1-х, с внешней стороны я пока живу по-прежнему. Кормят меня и поят хорошо, Маруся очень обо мне заботится и, кроме того, я на каждом шагу еще ощущаю твою милую ласковую обо мне заботу в виде разных услуг и удобств, появляющихся без моей просьбы, очевидно, в силу оставленных тобою Нюше распоряжений. Утрами меня угощают неукоснительно сибирскими пряжениками. Вечером на столике против 120 [номера] появляется то земляника, то еще что-нибудь в этом роде. Если же начнется уж очень большое утеснение, то все-таки одному все это полбеды, особенно при моей способности сокращаться до самого скромного минимума. Меня очень будет укреплять и в этом случае сознание, что вы находитесь в более благоприятной обстановке. Вообще я сейчас наибольшее удовлетворение нахожу в сознании, что тружусь и работаю на вас и для вас и что, может быть, за эти годы удастся создать более или менее прочный фундамент и обеспечить себе в будущем некоторую возможность отдыха
в кругу семьи. В делах у нас как будто стало поспокойнее, меньше требований и нервности, хотя общее положение, особенно из-за растущих финансовых затруднений, очень тяжелое. Целый ряд предприятий на краю финансового краха, а расчеты на государственную поддержку при современном состоянии финансов более чем проблематичны. Курс, несмотря на победоносное наступление=27, все падает! Пока эта проклятая война не окончится, все наши внутренние дела остаются под знаком вопроса.
На этой неделе у нас забастовка на Финл[яндской] жел[езной] дор[оге]. Дачники многие очутились в затруднительном положении, и я лишний раз порадовался, что мы имели решимость в этом году не связываться с Финляндией=28. Я уже писал тебе, что в прошлую субботу предпринял путешествие в Изенгоф на автомобиле. Изыскания со сланцами оканчиваются, результаты благоприятные, но финансирование этого дела пока что продвигается медленно и не вышло еще из стадии переговоров. Многие на лето поразъехались, и вообще деловая публика настроена выжидательно.
Домой возвращаюсь обычно часам к 8-9 и остаток дня провожу на балконе, иногда даже поливаю герани. Они немного отходят, и некоторые кусты даже зацвели. Праздничные дни тоже сижу дома, либо пишу, либо читаю. Сегодня только был с утра в революционном] совете и возвратился домой к 3 часам (Петров день!). Гермаша еще не вернулся из отпуска. Борис избрал бывшую часть и поступил помощником] комиссара в Софию. Даже раскрыл уже несколько краж и очень увлекается, как и всем на первых порах.
Ну что же, мои милабранчики, когда же я от вас дождусь писем? Неужто же никто из вас до сих пор не собрался отцу-старичишке даже открытки написать? Или это шалости почты и цензуры?
Пишите подробно, как устроились. Людмил должен мне что-нибудь нарисовать из окружающего ее. Катабрашный и Любан могут ограничиться письмами. Погода у нас чудесная опять установилась: я пишу сейчас на плетеном столике на балконе при закате солнца. На полях золотистая дымка, мычат коровы, возвращаясь с полей, такой мир разлит над всем пейзажем. Зато в городе форменный ад. Крепко вас всех целую, родные мои! Пишите. Кланяйтесь M-lle Лочмо, Ляле, Воровским и всем знакомым. Ваш Красин.
No 5
11 июля 1917 года
Родной мой Любан, не писал тебе давненько, частью из-за событий, частью потому, что, приготовляясь сам к отъезду, уже терял настроение.
Ну, большевики-таки заварили кашу=29, или, вернее, пожалуй, заварили не столько они, сколько агенты германского штаба и, может быть, кое-кто из черной сотни, "Правда" же и иже с ней дали свою фирму и сами оказались на другой день после выступления в классически глупом положении.
Описывать тебе все это по порядку нет смысла: гораздо полнее прочитаешь изложение событий в газетах. Скажу только, если правдисты хотели осуществить какой-либо "план", вроде захвата власти, смены правительства и т. п., то, конечно, они себе самим обязаны провалом. Большей организационной беспомощности и убожества, отсутствия намека на какую-либо осознанную и поставленную себе цель трудно себе представить. При малейшем руководительстве в первые два дня, когда вся многоголовая "власть" была тоже в состоянии полной растерянности, можно было сделать что угодно, но болтуны остались болтунами, и когда вместо вынесения резолюции или писания громовых статей потребовалось проведение лозунга в жизнь, грозные вожди и руководители всемирного пролетариата оказались попросту в нетях и не сделали даже попытки извлечь из разыгравшихся событий и пролитой уже нелепым и бесцельным образом крови хоть что-либо для осуществления своих тактических программ. Несчастные же "массы", в лице главным образом солдат и некоторого процента хулиганья, совершенно бессмысленно толкались два дня по улицам, стреляя с перепуга друг в друга, шарахаясь в стороны от малейшего слуха или тревоги и абсолютно не понимая, что все это значит и что к чему: в общем, уличный пейзаж несколько напоминал февральский с поправкой на время года. Раненых было изрядно, так как стрельба шла не только с крыш, и коэффициент полезного действия некоторых ружей и пулеметов был, вероятно, больше по сравнению с протопоповским. Зато не было массовых расстрелов каких-либо определенных групп, хотя по адресу "буржуев" и раздавались грозные возгласы, особенно на окраинах.
Мой автомобиль, конечно, забастовал со вторника утра, но, по счастью, его на этот раз не угоняли, и я походил пешком только дня три, пока все не вошло в норму. В городе я бывал каждый день, но лишь у себя на Екатерининской, конечно, не пускаясь на Петроградскую сторону, благо телефон работал все время и я имел возможность сноситься с конторой в течение всего дня. Никакой опасности я нигде не подвергался и под перестрелку нигде не попадал, хотя трескотня слышна была в конторе одно время изрядно (с Гороховой).
Совпадение всей этой истории с наступлением немцев на фронте слишком явное, чтобы могло оставаться сомнение, кто настоящий виновник и организатор мятежа. Разумеется, заслуги идейных обоснователей и проповедников этой авантюры от этого нисколько не умаляются, и, вероятно, этот эксперимент не так-то просто и не всем из них сойдет с рук.
Сейчас все эти события в значительной степени уже заслонены нашими поражениями, прорывом на Тарнополь и проч. Это бедствие для меня лично, впрочем, не неожиданно, потому что развал армии обусловливается не только упадком духа, но и рядом объективных причин, разрухой, расстройством транспорта и проч. С другой стороны, и немцы, при всех их победах, вряд ли уже смогут достигнуть в эту кампанию какого-либо решающего результата. Скорее этот их удар через некоторое время скажется усилением нашей армии и, возможно, даже некоторым оздоровлением тыла. Может быть, немного меньше будут болтать и больше работать, а это сейчас главное по отношению ко всем значительным слоям и группам народа. Я, как и раньше, главную беду и опасность вижу в расстройстве транспорта, продовольственных затруднениях и в ужасающем падении производительности всякого почти труда. Всякий, не исключая интеллигентов, инженеров и пр. до министров включительно, делает 1/2, если не /3 против того, что он мог бы делать, и не из-за лени, а из-за неорганизованности, неумения приспособиться к новым обстоятельствам, из-за этой атмосферы неуверенности, испуга, возбуждения, всеобщей сумятицы! В этом улучшения пока не заметно, и когда оно начнется -- Бог знает. Жить становится все труднее, исчезают самые обыденные вещи, вроде молока, масла. Каждый обед -- почти чудо, ибо только стечение исключительно благоприятных обстоятельств позволило достать эту курицу, или крупу, или рыбу. Вести хозяйство -- чистое мучение, и я каждый день радуюсь за тебя, что ты пока что избавлена от этого наказания. Я уже не говорю о ценах: огурец -- 50-70 коп., малина -- 2 р[убля] ф[унт], салат -- 50 к[опеек] ф[унт] и пр. Затруднения в последнее время настолько возрастают, что Марусю с девочкой, пожалуй, придется выслать во внутренние губернии.
Тогда и мое относительно (и даже вполне) спокойное и благополучное житье должно будет как-то измениться, хотя я ни в каком случае не хотел бы покидать Царского Села. Анна к самостоятельному ведению хозяйства совершенно непригодна, и я не знаю, как тут быть. Нюша=30 тоже вряд ли может поварить. Впрочем, обо всем этом поговорим при свидании, квартиру же я на всякий случай оставил на год за собой. Борис по-прежнему в Софийской милиции, но вряд ли он долго тут усидит, хотя и проявил таланты и чуть ли даже не будет избран начальником милиции. Володя сейчас в Финляндии. Он "собирается" ехать не то на Алтай, не то в Кокчетавы=31 (Зап. Сибирь), но если сборы будут вестись с такой же энергией и дальше, то отъезд, вероятно, совершится уже по первопутку. Он здоров и чувствует себя, по-видимому, неплохо. Но в Крым не поедет, ибо там, по сообщению Андрея и Нины, всегда переполнено и, кроме того, ему нежелательно попасть в курортную обстановку: он стремится в более дикие и менее культурные места. Сонечка вместе с Ниной ухитрились перенести дизентерию, но, кажется, сравнительно благополучно, если не будет рецидивов. Гермаша из отпуска вернулся черный как арап, очень отдохнул и воспрянул духом, хотя, конечно, как запряжется в работу, то живо загар этот с него слиняет. Видел вчера Фрумкина=32, получил посылку (спасибо, миленький мой) и порасспросил о вашем житье-бытье. Ты забыла, очевидно, что Дун[аев] должен был перевести деньги на твой текущий счет в Eutkilds Bank'е. От него у меня есть телеграмма, что деньги тебе переведены. Пожалуйста, справься в банке и телеграфируй мне, получила ли ты эти деньги. Если же нет, то запроси телеграммой Дунаева (2 Rector St[reet], New York, Dunajeff), что это значит!? Пока прощай, родной мой дружочек! Я предполагаю выехать около 25 июля ст[арого] стиля, но возможно, что выеду несколько позже, но не позже 1 августа. Крепко тебя обнимаю и целую. Родных моих девочек целую крепко-прекрепко. Письмо я от вас всех пока что получил одно-единственное от 15 июня, писанное на второй день по приезде. Неужели вы после того не писали, или это все задержки почты? Поклон M-lle Лочмо и всем знакомым. Еще раз крепко всех вас целую, будьте здоровы и благополучны. Ваш Красин.
No 6
16 (29) октября 1917 года
Родной мой, незаменимый, Любченышек, достопочтеннейший Тулен=33 и драгоценные мои детеныши! Вот уже ровно неделя, как мы расстались=34, а кажется, будто давно. В то же время я еще вполне ясно вспоминаю все мелочи нашей стокгольмской жизни и вижу вас всех как наяву такими, какими вы были на вокзале в минуту проводов. Могу сказать, что эти два месяца одни из самых счастливых в моей жизни. Ты вот, Тулен мой, часто меня упрекаешь, что я не ценю тебя, а в действительности я, очевидно, только не умею тебя хвалить и не умею тобою вслух хвастаться ("глупый хвастает молодой женой"!), в действительности же, про себя, я доволен, счастлив и горд и тобой и твоим туленачьим выводком, несмотря на все его нухи, мордасы и прочие неприличности ("Фу! Папа!"). В эти месяцы как-то особенно ясно выявилось, какую хорошую семью все мы вкупе образуем и какой славный молодятник подрастает под сенью таких вовсе еще [не] дряхлых дерев, как мы с тобой, родной мой Любанчик! Я только сейчас вижу, как хорошо я с вами отдохнул и сколько сил прибавилось у меня за эти недели. Прежде и больше всего этим я обязан, конечно, тебе, милый мой Любан, твоей ласке, заботе и иногда даже опеке. Буду надеяться, недалеко время, когда можно будет перестроить свою жизнь применительно к только что прожитому времени, и во всяком случае приложу все усилия, чтобы это было скорее. Вас же прошу, мои миленькие, родные, прежде всего беречь здоровье и строжайше друг за другом наблюдать, чтобы ни одного фунтика не потерять из того, что привезено из Норвегии. В особенности относится это к тебе, маманя. Ты можешь растрясти все свои микитки и прочие части в один момент, стоит только простудиться или начать недосыпать, больше чем надо курить и прочее. Между тем, если ты побережешься и подольше продержишься на туленнем положении, то организм твой привыкнет к этому и уже так ты и закрепишься до теплого времени, когда можно будет опять поджариться.
Ну, буду вам описывать по порядку. Доехали мы с Брунстремом=35 очень хорошо, хотя с Гапаранды до Питера шел дождь не переставая. Накануне в Риихимаках было столкновение поезда, шедшего из Питера, с санитарным, вследствие чего не только опоздала на 8 ч[асов] баронесса=36, но и на нашем поезде это отразилось опозданием, так что в Питер мы приехали в 3 ч[аса] ночи. Благодаря телефонограммам баронессы и двум моим депешам (из Гапаранды и Торнео) Николай с машиной оказался на вокзале, и я, отказавшись от предложения Брунстрема ночевать у него, отправился к Гермаше, с которым проговорили всю ночь. Выглядит он неплохо, и вообще все петроградцы гораздо менее забиты, напуганы, изнурены и утомлены, чем мы представляли по газетам, очевидно, сгущающим краски против действительности. Конечно, время было, есть и еще будет трудным, но ужасного пока еще ничего нет, и в частности у Сименс-Шуккерта=37, если бы не безденежье, было даже сравнительно спокойно, и товарищи за мое отсутствие как-то утихомирились. Сейчас прибавится хлопот ввиду намерения частичной эвакуации завода. Третьего дня Гера=38 поехал в Москву и, вероятно, проедет и на юг в поисках места, куда можно бы выселить некоторые отделы завода. Меры эти над принять: если война не окончится зимою, к весне возможны попытки взятия Питера и к июню, чего доброго, немцы, может быть, городом и смогут завладеть. Всего мы, конечно, не сможем увезти, но два-три наиболее важных отдела (с точки зрения обороны) можно будет эвакуировать, и переезд не будет совсем бесполезен даже и в случае скорого конца войны, ибо некоторая децентрализация нашего большого дела имеет и свои хорошие стороны.
Письма жене и детям. 1917-1926
Публикуемые письма -- источник не только личного происхождения, но и интимного характера, не предназначавшийся для ознакомления с ним третьих лиц. Но для характеристики общественно-политических событий, властно вторгавшихся в быт корреспондентов, письма представляют чрезвычайный интерес. Они помогают воспроизвести в более "панорамном виде" сложную и противоречивую российскую политическую историю первой четверти XX века.
Уроженец сибирского города Кургана, Леонид Борисович Красин (1870--1926) в 1890г., будучи петербургским студентом-технологом, примкнул к социал-демократическому движению (группа М. И. Бруснева), после образования большевистского течения в 1903 г. стал большевиком, быстро выдвинулся в партийные лидеры, руководил Боевой технической группой при ЦК партии во время революции 1905--1907гг., а затем также являлся казначеем ЦК. После революции он продолжал оставаться членом неофициального Большевистского центра, в котором уже в 1907 г. возникли серьезные разногласия между Лениным, с одной стороны, Красиным и А. А. Богдановым, с другой. Красин "предпочитал решительность действий. Его радикализм граничил с фанатизмом=1. После эмиграции Красина в 1908 г. разногласия охватывали все новые и новые вопросы и, по существу, переросли в борьбу за лидерство в партии. Ленину удалось обойти Красина, отстранить его от распоряжения финансами. В феврале 1909 г. он был обвинен в растрате. Произошел разрыв. Красин полностью отошел от революционного движения. Будучи квалифицированным инженером-электриком и хорошим организатором, он поступил на службу в германскую электротехническую компанию "Сименс-Шуккерт", вскоре стал видным ее специалистом, а в 1911 г. был направлен компанией в Россию, где вскоре стал ее генеральным представителем. Красин пошел на службу к большевикам в самом конце 1917 г., а уже в следующем году стал наркомом торговли и промышленности, в 1919 г. наркомом путей сообщения, в 1920 г. наркомом внешней торговли и почти одновременно -- полномочным представителем в Великобритании (до 1923г.). В 1924г. он был назначен полпредом во Франции, а в следующем году вновь переведен в Великобританию. На XIII и XIV съездах партии (1924 и 1925гг.) Красин избирался членом ЦК.
Первые из писем относятся к июню 1917г., и эта переписка почти не прерывалась до начала 1926 г., когда Красин уже страдал от неизлечимой болезни -- злокачественной анемии (ее часто называют раком крови). Эта
переписка возникла сразу после того, как, опасаясь развития политических событий в России, отнюдь не исключая краха Временного правительства и демократии в стране в условиях двоевластия и развития политического экстремизма, Красин вывез свою семью в спокойную Скандинавию, куда и сам намеревался бежать в случае необходимости. Письма являются составной частью материалов Красина (в их число входят также рукописи и заметки), переданных вдовой, Любовью Васильевной Красиной (Миловидовой), в архив Международного института социальной истории (Амстердам). В фонде Красина имеются 106 писем, из которых несколько неполных (утрачены страницы). 32 письма полностью либо с оговоренными и неоговоренными сокращениями или же в виде фрагментов и цитат в переводе на английский язык были опубликованы в воспоминаниях Красиной о своем супруге=2.
Письма воспроизводятся в соответствии с принятыми правилами археографии. Некоторые письма датированы по содержанию. В этих случаях дата или ее часть заключены в квадратные скобки. В некоторых случаях, когда не удалось расшифровать отдельные места красинской рукописи или предпринята попытка расшифровать их по контексту, соответствующие места обозначены отточиями в квадратных скобках или же в квадратные скобки заключен реконструированный текст. Соответствующие пояснения даны в примечаниях.
В примечаниях приводятся сведения о лицах, событиях и других реалиях, упомянутых в письмах. Имея в виду частный характер документов, отсутствие для их автора необходимости растолковывать супруге многие факты, которые ей были безусловно известны или же понятны по смыслу письма, объяснение ряда моментов текста представляло значительную трудность. Не удалось идентифицировать отдельные имена или же найти биографические сведения о других упоминаемых лицах. Это, однако, почти исключительно знакомые или близкие родственники Красиных -- люди, в основном непосредственно не связанные со значительными историческими событиями. Не удалось также расшифровать некоторые, незначительные, как нам представляется, семейные аллюзии.
Публикация подготовлена доктором исторических наук Ю. Г. Фельштинским и Ф. Маркиз, вступительная статья -- Фельштинским и доктором исторических наук Г. И. Чернявским, примечания -- Чернявским. Письма публикуются с любезного разрешения администрации Международного института социальной истории (Амстердам), которой мы выражаем глубокую благодарность.
Примечания
1. О'КОННОР Т.Э. Инженер революции. М.1993, с. 84 (O'CONNOR Т.Е. Engineer of Revolution. Lnd. 1992) Русский перевод изобилует неточностями и ошибками.
2. KRASSIN L. Leonid Krassin. Lnd. [1929].
No 1.
[13 июня 1917 года]
Милый мой Любан=1 и родные детки!
Как скучно и пусто стало у нас с вашим отъездом. Весь дом и Царское=2 стали иными. Иногда по инерции торопишься окончить какое-либо дело, чтобы поскорее попасть на вокзал, но потом вспомнишь-- торопиться некуда, и защемит на сердце. Со внешней стороны дела все обстоит благополучно, только Анна, видимо, еще не вошла в роль кухарки и Марусе=3 приходится торчать на кухне. Ну, да это обойдется.
Меня обслуживают по-прежнему, и к утреннему чаю я исправно получаю сибирские пряженики. Володя=4 в добром здоровье и духорасположении. В пятницу идет на комиссию. Вчера, наконец, была вечером гроза и дождь, хоть и не очень большой. Воздух на балконе -- вне описания: прямо можно было его пить. Я сидел на балконе всю оставшуюся часть вечера, смотрел вниз на скошенные газоны и вспоминал трех красинских девчушек=5, еще так недавно валявшихся там на спине. Письмо и лекарство Бражникову переданы, но из-за дождя я вечером к ним не попал, а сегодня (13-го) они переехали в город и завтра рано утром уезжают совсем. Полагаю, он все исполнит, как обещал. Из других новостей, более крупных, могу сообщить, что я все же решил от Луги не отказываться=6 и послезавтра, кажется, оформляю это дело у нотариуса. Дровяной лес можно будет, кажется, продать на корню. Насчет Луги сговорюсь с [...]=7. Ну, как же вы, милые мои котята, доехали?=8 Думаю, что хорошо. По крайней мере, при отъезде разместились вы хорошо. Сейчас ваш поезд идет где-то уже в середине Швеции. Как-то вас встретит заграница! Сегодня я видел опять одного приезжего из Швеции, и он уверял меня, что там прекрасно можно устроиться. Самое главное, не есть по ресторанам, а поскорее устроиться собственным хозяйством. Особенно имею в виду тебя, большой Любан, с твоей склонностью заболеть при отравлении недоброкачественной пищей. Надеюсь, вы не забудете мне телеграфировать немедленно при приезде. Это письмо пошлю Вацлаву Вацлавовичу=9 и ему буду писать, пока не получу вашего окончательного адреса. Целую и обнимаю всех вас крепко, мои дорогие, любимые -- сокровища вы мои.
Сейчас пришло письмо от Нины=10 от 9 июня. Они там здоровы и особенного у них ничего нет. Жарятся на солнце, купаются в море. Кланяйтесь M-lle Лочмо=11, Ляле и всем знакомым. Еще раз крепко целую. Благословит вас бог. Будьте благополучны.
No 2
18 июня 1917 года. Воскресенье
Родной мой Любинышик! Ты можешь совершенно ясно представить себе весь мой сегодняшний день. Измаявшись за неделю изрядно (безденежье, "товарищи"=12 и прочие очередные напасти!), вчера я залег в 11 1/2 и сегодня проснулся только в 10, благо по случаю пасмурного утра мухи меня совершенно не беспокоили. К 11-12 выглянуло солнце, и я буквально весь день просидел на своем балконе, занимаясь делами, чтением газет и "Природы"=13, а между делом также печатанием фотографий. С 6 ч. пришел М. И. Бруснев=14, и мы с ним и Борисом=15 на том же балконе просидели до ужина. Сейчас 11 1/2, и перед сном я хочу тебе написать несколько строк. Живется мне хорошо, если бы только не было так скучно без тебя и милых девочек. Все как-то еще не верится, что вас нет. Ждешь инстинктивно, что откроется дверь и войдет озабоченный Любан в поисках за какой-нибудь штучкой или раздастся визг во дворе в ознаменование жизнедеятельности милого Любана=16, или Катабрашный=17 появится со своим "можно сладкого", или Людмила=18 с видом потусторонним пройдет, не спуская глаз с книги! Только вот порядок неизменный на моем письменном столе и непоявление на нем разных неожиданных вещей или просто мазни на почтовых или других листах бумаги напоминает об отъезде кое-кого! Я креплюсь и утешаю себя соображениями о неизбежности вашего отъезда и о скором нашем свидании. Думаю, что вам ввиду перемены места, людей и обстановки некогда будет скучать. Тебя, милый мой Любченышек, очень прошу не огорчаться и не беспокоиться за меня. Как ни утомительна и трудна работа, я никогда не переутомляюсь свыше сил, ибо мне свойственно особое чувство, подсказывающее, когда надо бросить работу и отдыхать. Этим и объясняется моя выносливость и относительно большая работоспособность. В смысле спокойствия мне теперь будет лучше, особенно, когда я буду знать, что вы уже устроились и чувствуете себя хорошо. Через неделю возвращается Гермаша=19 из своего отпуска, и это меня значительно разгрузит. Они живут на даче на Казанской дороге и пока что довольны летом: погода хорошая, пища есть.
No 3
23 июня [1917 года]
Протаскал письмо в кармане почти целую неделю. Выдалась опять горячая неделя в смысле всяких разговоров, заседаний и пр. пр.
Наконец-то сегодня получил Вашу телеграмму от 4 июля [21 июня]. Хотя я и не беспокоился особенно, но все же было уж очень скучно без всяких-то известий. Теперь я спокоен, тем более что есть депеша от Леонида о переводе вам денег. Сообщи мне, Любаша, получены ли эти деньги на твоем текущем счете.
Завтра я поеду на автомобиле в Изенгоф по поводу сланцев=20 и пробуду там дня два, немножко поотдохну.
Крепко-крепко всех вас целую и обнимаю.
Ваш Красин.
No 4
29 июня 1917 года
Милый мой, родной Любченышек!
Скоро уже три недели, как вы уехали, а я не имел еще ни одного письма, если не считать открытки из Таммерфорса. Правда, была от вас телеграмма, и приехавший [...]=21 привез поклон, но из всего этого я могу лишь заключить, что вы живы и здоровы, каково же твое настроение и как вообще вам там живется и чувствуется, об этом не имею никакого представления. Временами мне бывает очень скучно и тоскливо; с письмами было бы, надо думать, легче. Родной мой, Любченышек, ты был еще такой грустный при расставании. Отношу это, главным образом, к твоему беспокойству за Володю, Нину и Андрея=22. Относительно них ты можешь быть пока что вполне покойна. Те двое живут в прекрасных условиях, на солнце и на море и им можно только завидовать. Не знаю, как Виктор=23, но я Соне=24 советую и на зиму оставить там Алексея=25, спокойнее. Сегодня утром был на зав[одском] совещ[ании], речь о карточках на дрова на зиму, причем нормой считалось отопление домов с таким расчетом, чтобы поддержать температуру 9 градусов. Курица на базаре в Царском сегодня, по словам Маруси, 11 рублей! При таких видах и перспективах кто уж раз не в Питере, пусть благодарит Господа Бога. Володя получил отсрочку до конца сент[ября] и, видимо, опять ожил. Собирается куда-то поехать (был разговор даже об Алтае), но еще ничего определенного об этом не знаю. Вчера тут был проездом в Уфу Дм[итрий] Николаевич]=26.
Я-то его не видел, но Володя у него был в городе и провожал его на вокзал. Во всяком случае, мой миланчик, ты за этих ребят не беспокойся, ничего с ними худого не будет, да и возраст их такой, что надо и пора привыкать им к более самостоятельной жизни. Устраивайся вот получше с малыми ребятами, и если их и себя убережешь от непосредственного созерцания и переживания этого развала и оскудения, то никому от этого хуже не будет: ты достаточно помытарилась на своем веку, чтобы позволить себе если не отдых, то хоть жизнь в более культурной обстановке. Что касается меня, то, во-1-х, с внешней стороны я пока живу по-прежнему. Кормят меня и поят хорошо, Маруся очень обо мне заботится и, кроме того, я на каждом шагу еще ощущаю твою милую ласковую обо мне заботу в виде разных услуг и удобств, появляющихся без моей просьбы, очевидно, в силу оставленных тобою Нюше распоряжений. Утрами меня угощают неукоснительно сибирскими пряжениками. Вечером на столике против 120 [номера] появляется то земляника, то еще что-нибудь в этом роде. Если же начнется уж очень большое утеснение, то все-таки одному все это полбеды, особенно при моей способности сокращаться до самого скромного минимума. Меня очень будет укреплять и в этом случае сознание, что вы находитесь в более благоприятной обстановке. Вообще я сейчас наибольшее удовлетворение нахожу в сознании, что тружусь и работаю на вас и для вас и что, может быть, за эти годы удастся создать более или менее прочный фундамент и обеспечить себе в будущем некоторую возможность отдыха
в кругу семьи. В делах у нас как будто стало поспокойнее, меньше требований и нервности, хотя общее положение, особенно из-за растущих финансовых затруднений, очень тяжелое. Целый ряд предприятий на краю финансового краха, а расчеты на государственную поддержку при современном состоянии финансов более чем проблематичны. Курс, несмотря на победоносное наступление=27, все падает! Пока эта проклятая война не окончится, все наши внутренние дела остаются под знаком вопроса.
На этой неделе у нас забастовка на Финл[яндской] жел[езной] дор[оге]. Дачники многие очутились в затруднительном положении, и я лишний раз порадовался, что мы имели решимость в этом году не связываться с Финляндией=28. Я уже писал тебе, что в прошлую субботу предпринял путешествие в Изенгоф на автомобиле. Изыскания со сланцами оканчиваются, результаты благоприятные, но финансирование этого дела пока что продвигается медленно и не вышло еще из стадии переговоров. Многие на лето поразъехались, и вообще деловая публика настроена выжидательно.
Домой возвращаюсь обычно часам к 8-9 и остаток дня провожу на балконе, иногда даже поливаю герани. Они немного отходят, и некоторые кусты даже зацвели. Праздничные дни тоже сижу дома, либо пишу, либо читаю. Сегодня только был с утра в революционном] совете и возвратился домой к 3 часам (Петров день!). Гермаша еще не вернулся из отпуска. Борис избрал бывшую часть и поступил помощником] комиссара в Софию. Даже раскрыл уже несколько краж и очень увлекается, как и всем на первых порах.
Ну что же, мои милабранчики, когда же я от вас дождусь писем? Неужто же никто из вас до сих пор не собрался отцу-старичишке даже открытки написать? Или это шалости почты и цензуры?
Пишите подробно, как устроились. Людмил должен мне что-нибудь нарисовать из окружающего ее. Катабрашный и Любан могут ограничиться письмами. Погода у нас чудесная опять установилась: я пишу сейчас на плетеном столике на балконе при закате солнца. На полях золотистая дымка, мычат коровы, возвращаясь с полей, такой мир разлит над всем пейзажем. Зато в городе форменный ад. Крепко вас всех целую, родные мои! Пишите. Кланяйтесь M-lle Лочмо, Ляле, Воровским и всем знакомым. Ваш Красин.
No 5
11 июля 1917 года
Родной мой Любан, не писал тебе давненько, частью из-за событий, частью потому, что, приготовляясь сам к отъезду, уже терял настроение.
Ну, большевики-таки заварили кашу=29, или, вернее, пожалуй, заварили не столько они, сколько агенты германского штаба и, может быть, кое-кто из черной сотни, "Правда" же и иже с ней дали свою фирму и сами оказались на другой день после выступления в классически глупом положении.
Описывать тебе все это по порядку нет смысла: гораздо полнее прочитаешь изложение событий в газетах. Скажу только, если правдисты хотели осуществить какой-либо "план", вроде захвата власти, смены правительства и т. п., то, конечно, они себе самим обязаны провалом. Большей организационной беспомощности и убожества, отсутствия намека на какую-либо осознанную и поставленную себе цель трудно себе представить. При малейшем руководительстве в первые два дня, когда вся многоголовая "власть" была тоже в состоянии полной растерянности, можно было сделать что угодно, но болтуны остались болтунами, и когда вместо вынесения резолюции или писания громовых статей потребовалось проведение лозунга в жизнь, грозные вожди и руководители всемирного пролетариата оказались попросту в нетях и не сделали даже попытки извлечь из разыгравшихся событий и пролитой уже нелепым и бесцельным образом крови хоть что-либо для осуществления своих тактических программ. Несчастные же "массы", в лице главным образом солдат и некоторого процента хулиганья, совершенно бессмысленно толкались два дня по улицам, стреляя с перепуга друг в друга, шарахаясь в стороны от малейшего слуха или тревоги и абсолютно не понимая, что все это значит и что к чему: в общем, уличный пейзаж несколько напоминал февральский с поправкой на время года. Раненых было изрядно, так как стрельба шла не только с крыш, и коэффициент полезного действия некоторых ружей и пулеметов был, вероятно, больше по сравнению с протопоповским. Зато не было массовых расстрелов каких-либо определенных групп, хотя по адресу "буржуев" и раздавались грозные возгласы, особенно на окраинах.
Мой автомобиль, конечно, забастовал со вторника утра, но, по счастью, его на этот раз не угоняли, и я походил пешком только дня три, пока все не вошло в норму. В городе я бывал каждый день, но лишь у себя на Екатерининской, конечно, не пускаясь на Петроградскую сторону, благо телефон работал все время и я имел возможность сноситься с конторой в течение всего дня. Никакой опасности я нигде не подвергался и под перестрелку нигде не попадал, хотя трескотня слышна была в конторе одно время изрядно (с Гороховой).
Совпадение всей этой истории с наступлением немцев на фронте слишком явное, чтобы могло оставаться сомнение, кто настоящий виновник и организатор мятежа. Разумеется, заслуги идейных обоснователей и проповедников этой авантюры от этого нисколько не умаляются, и, вероятно, этот эксперимент не так-то просто и не всем из них сойдет с рук.
Сейчас все эти события в значительной степени уже заслонены нашими поражениями, прорывом на Тарнополь и проч. Это бедствие для меня лично, впрочем, не неожиданно, потому что развал армии обусловливается не только упадком духа, но и рядом объективных причин, разрухой, расстройством транспорта и проч. С другой стороны, и немцы, при всех их победах, вряд ли уже смогут достигнуть в эту кампанию какого-либо решающего результата. Скорее этот их удар через некоторое время скажется усилением нашей армии и, возможно, даже некоторым оздоровлением тыла. Может быть, немного меньше будут болтать и больше работать, а это сейчас главное по отношению ко всем значительным слоям и группам народа. Я, как и раньше, главную беду и опасность вижу в расстройстве транспорта, продовольственных затруднениях и в ужасающем падении производительности всякого почти труда. Всякий, не исключая интеллигентов, инженеров и пр. до министров включительно, делает 1/2, если не /3 против того, что он мог бы делать, и не из-за лени, а из-за неорганизованности, неумения приспособиться к новым обстоятельствам, из-за этой атмосферы неуверенности, испуга, возбуждения, всеобщей сумятицы! В этом улучшения пока не заметно, и когда оно начнется -- Бог знает. Жить становится все труднее, исчезают самые обыденные вещи, вроде молока, масла. Каждый обед -- почти чудо, ибо только стечение исключительно благоприятных обстоятельств позволило достать эту курицу, или крупу, или рыбу. Вести хозяйство -- чистое мучение, и я каждый день радуюсь за тебя, что ты пока что избавлена от этого наказания. Я уже не говорю о ценах: огурец -- 50-70 коп., малина -- 2 р[убля] ф[унт], салат -- 50 к[опеек] ф[унт] и пр. Затруднения в последнее время настолько возрастают, что Марусю с девочкой, пожалуй, придется выслать во внутренние губернии.
Тогда и мое относительно (и даже вполне) спокойное и благополучное житье должно будет как-то измениться, хотя я ни в каком случае не хотел бы покидать Царского Села. Анна к самостоятельному ведению хозяйства совершенно непригодна, и я не знаю, как тут быть. Нюша=30 тоже вряд ли может поварить. Впрочем, обо всем этом поговорим при свидании, квартиру же я на всякий случай оставил на год за собой. Борис по-прежнему в Софийской милиции, но вряд ли он долго тут усидит, хотя и проявил таланты и чуть ли даже не будет избран начальником милиции. Володя сейчас в Финляндии. Он "собирается" ехать не то на Алтай, не то в Кокчетавы=31 (Зап. Сибирь), но если сборы будут вестись с такой же энергией и дальше, то отъезд, вероятно, совершится уже по первопутку. Он здоров и чувствует себя, по-видимому, неплохо. Но в Крым не поедет, ибо там, по сообщению Андрея и Нины, всегда переполнено и, кроме того, ему нежелательно попасть в курортную обстановку: он стремится в более дикие и менее культурные места. Сонечка вместе с Ниной ухитрились перенести дизентерию, но, кажется, сравнительно благополучно, если не будет рецидивов. Гермаша из отпуска вернулся черный как арап, очень отдохнул и воспрянул духом, хотя, конечно, как запряжется в работу, то живо загар этот с него слиняет. Видел вчера Фрумкина=32, получил посылку (спасибо, миленький мой) и порасспросил о вашем житье-бытье. Ты забыла, очевидно, что Дун[аев] должен был перевести деньги на твой текущий счет в Eutkilds Bank'е. От него у меня есть телеграмма, что деньги тебе переведены. Пожалуйста, справься в банке и телеграфируй мне, получила ли ты эти деньги. Если же нет, то запроси телеграммой Дунаева (2 Rector St[reet], New York, Dunajeff), что это значит!? Пока прощай, родной мой дружочек! Я предполагаю выехать около 25 июля ст[арого] стиля, но возможно, что выеду несколько позже, но не позже 1 августа. Крепко тебя обнимаю и целую. Родных моих девочек целую крепко-прекрепко. Письмо я от вас всех пока что получил одно-единственное от 15 июня, писанное на второй день по приезде. Неужели вы после того не писали, или это все задержки почты? Поклон M-lle Лочмо и всем знакомым. Еще раз крепко всех вас целую, будьте здоровы и благополучны. Ваш Красин.
No 6
16 (29) октября 1917 года
Родной мой, незаменимый, Любченышек, достопочтеннейший Тулен=33 и драгоценные мои детеныши! Вот уже ровно неделя, как мы расстались=34, а кажется, будто давно. В то же время я еще вполне ясно вспоминаю все мелочи нашей стокгольмской жизни и вижу вас всех как наяву такими, какими вы были на вокзале в минуту проводов. Могу сказать, что эти два месяца одни из самых счастливых в моей жизни. Ты вот, Тулен мой, часто меня упрекаешь, что я не ценю тебя, а в действительности я, очевидно, только не умею тебя хвалить и не умею тобою вслух хвастаться ("глупый хвастает молодой женой"!), в действительности же, про себя, я доволен, счастлив и горд и тобой и твоим туленачьим выводком, несмотря на все его нухи, мордасы и прочие неприличности ("Фу! Папа!"). В эти месяцы как-то особенно ясно выявилось, какую хорошую семью все мы вкупе образуем и какой славный молодятник подрастает под сенью таких вовсе еще [не] дряхлых дерев, как мы с тобой, родной мой Любанчик! Я только сейчас вижу, как хорошо я с вами отдохнул и сколько сил прибавилось у меня за эти недели. Прежде и больше всего этим я обязан, конечно, тебе, милый мой Любан, твоей ласке, заботе и иногда даже опеке. Буду надеяться, недалеко время, когда можно будет перестроить свою жизнь применительно к только что прожитому времени, и во всяком случае приложу все усилия, чтобы это было скорее. Вас же прошу, мои миленькие, родные, прежде всего беречь здоровье и строжайше друг за другом наблюдать, чтобы ни одного фунтика не потерять из того, что привезено из Норвегии. В особенности относится это к тебе, маманя. Ты можешь растрясти все свои микитки и прочие части в один момент, стоит только простудиться или начать недосыпать, больше чем надо курить и прочее. Между тем, если ты побережешься и подольше продержишься на туленнем положении, то организм твой привыкнет к этому и уже так ты и закрепишься до теплого времени, когда можно будет опять поджариться.
Ну, буду вам описывать по порядку. Доехали мы с Брунстремом=35 очень хорошо, хотя с Гапаранды до Питера шел дождь не переставая. Накануне в Риихимаках было столкновение поезда, шедшего из Питера, с санитарным, вследствие чего не только опоздала на 8 ч[асов] баронесса=36, но и на нашем поезде это отразилось опозданием, так что в Питер мы приехали в 3 ч[аса] ночи. Благодаря телефонограммам баронессы и двум моим депешам (из Гапаранды и Торнео) Николай с машиной оказался на вокзале, и я, отказавшись от предложения Брунстрема ночевать у него, отправился к Гермаше, с которым проговорили всю ночь. Выглядит он неплохо, и вообще все петроградцы гораздо менее забиты, напуганы, изнурены и утомлены, чем мы представляли по газетам, очевидно, сгущающим краски против действительности. Конечно, время было, есть и еще будет трудным, но ужасного пока еще ничего нет, и в частности у Сименс-Шуккерта=37, если бы не безденежье, было даже сравнительно спокойно, и товарищи за мое отсутствие как-то утихомирились. Сейчас прибавится хлопот ввиду намерения частичной эвакуации завода. Третьего дня Гера=38 поехал в Москву и, вероятно, проедет и на юг в поисках места, куда можно бы выселить некоторые отделы завода. Меры эти над принять: если война не окончится зимою, к весне возможны попытки взятия Питера и к июню, чего доброго, немцы, может быть, городом и смогут завладеть. Всего мы, конечно, не сможем увезти, но два-три наиболее важных отдела (с точки зрения обороны) можно будет эвакуировать, и переезд не будет совсем бесполезен даже и в случае скорого конца войны, ибо некоторая децентрализация нашего большого дела имеет и свои хорошие стороны.