– Простите нас, леса темные и дубравы зеленые, простите нас, поля чистые и тихие заводи.
   – Простите нас, море синее и тихий Дон Иванович. Уже нам, по тебе, атаману нашему с грозным своим войском не ездить и дикого зверя в чистом поле не стреливати. И в тихом Дону Ивановиче рыбы не лавливати!..
   Так простившись, на рассвете 27 сентября, истомленные, скорбные, раненые и больные люди вышли из лагеря – и, выйдя, почувствовали в себе былую бодрость и силу. Встрепенулись сердца, и эти несчастные готовились дорогой ценой продать свою жизнь…
   Но в передовых укреплениях турецких царила мертвая тишина. В утреннем тумане медленно подвигалась горсть защитников Азова. Но вот повеял с моря легкий ветерок, и казаки увидали пустой лагерь и турок, поспешно грузящихся на суда.
   Господь услышал молитвы казачьи. Сераскир не счел возможным, ввиду болезней в его лагере, продолжать осаду, и отступил.
   Казаки, из последних сил, побежали за турками и открыли по уходящим беглый огонь, а потом атаковали и отняли одно большое знамя и семь малых знамен.
   Так кончилась знаменитая оборона казаками Азова. Из пяти тысяч казаки потеряли 3000 убитыми, да и те две тысячи, которые остались с атаманами Наумом Васильевым и Осипом Петровым – все были переранены…
   Уже Азов давно не крепость, а маленький торговый городок Области Войска Донского, уже от стен его остались одни развалины, а кости защитников его давно погнили в земле. От Монастырского городка, где собиралось под Азов главное войско Донское, ничего не осталось. Его сожгли в 1643 году турки, мстившие казакам за доблестную оборону города, – а память об азовских удальцах осталась и до нашего времени.
   Ежегодно на Монастырском урочище совершается панихида по Донским воинам, живот свой за веру, царя и отечество положившим.
   В 1867 году на месте Монастырского городка сооружен на средства всего Войска Донского памятник «в честь и вечную славу» донских героев, покорителей и защитников Азова. Памятник этот имеет вид часовни. Внутри поставлены иконы и сделаны надписи. Подле памятника стоят старые азовские пушки. В числе икон находится и точный список иконы св. Пророка и Крестителя Иоанна. Эта икона, быть может, одна из тех, перед которыми так трогательно молились израненные казаки перед уходом из Азова.
 
 
   Часовня на монастырском урочище
 
   Панихида совершается в субботу, предшествующую 1 октября. На панихиде этой бывают войска и представители соседних со Старочеркасском станиц, и начальствующие лица. Перед панихидой прочитывается грамота царя и великого князя Михаила Феодоровича от 2 декабря 1641 года, присланная на Дон в похвалу службы и крепкостоятельства при защите Азова. После панихиды, при пении вечной памяти, войска отдают воинскую честь залпами из орудий и ружей, а музыка играет «Коль славен».
   Затем все присутствующее, депутации и войска отправляются в Старочеркасск, где от станичного общества им предлагается, по древнему обычаю, поминальные хлеб-соль.
   Так поминают донцы своих удальцов-героев.

15. Оставление казаками Азова по царскому указу в 1643 году

   28 октября 1641 года храбрый атаман Осип Петров отправил в Москву атамана Наума Васильева, есаула Федора Порошина с 24 казаками и с подробным донесением об осаде Азова турками и о том, как казаки его отстояли. Вместе с тем казаки просили Московского государя взять Азов себе.
   – Мы готовы, – говорили казаки, – стоять верою и правдою за государя, но без царских войск Азова нам не удержать. От сидения в Азове много славы добыли мы своему войску, но добычи не получили никакой. От нужды и истомы оголодали и обнищали так, что не на что нам снарядиться в морские поиски за добычей. Азов лежит в развалинах. Много нужно денег и труда для того, чтобы восстановить его.
   Царь пожаловал казаков похвальной грамотой, послал жалованья 5000 рублей, а весной обещал с водою прислать хлеб, съестные припасы, порох, свинец и сукно. Из Москвы послали людей для осмотра азовских укреплений.
   Когда на Дону узнали, что в Москве еще не решили: брать Азов, или не брать, – второй раз послали атаманов уговаривать взять Азовъ.
   3 января 1642 года был собран Великий Земской Собор из разного звания людей. Собору было предложено решить – принимать от казаков Азов и вести из-за него войну с турками, или отдать Азов назад туркам.
   Высшие московские чиновники советовали отдать Азов казакам. Пусть сами его обороняют.
 
 
   Воин времен царя Ивана III в шлеме, доспехах из железной цепи со стальными плитками, с копьем, щитом и мечом
 
   Дворяне говорили, что оборонять Азов следует поручить одним казакам, да охочим людям. Но, если государь повелит, – они готовы воевать за царя, но при этом добавляли, что государь знает, они теперь обеднели.
   Но тут встали представители Новгорода, Костромы и Смоленска и городовые дворяне и боярские дети.
   – Грех будет на нас, если мы отдадим христианский город басурманам. Нужно всей землей крепко стать за Азов! – говорили они.
   То же говорили и купцы и разного звания мелкие люди.
   Долго спорили в соборе. Московские люди понимали, что решался важный вопрос – быть Руси при море, или нет…
   А между тем султан Турецкий уже собирал сильное войско, чтобы идти на Русскую землю. Новыми бедами грозила эта война опустошенной самозванцами России. В таких тяжелых обстоятельствах собор не решился оставить Азов за собой, и 30 апреля 1643 года спешно выехал из Москвы есаул Родионов с царским наказом: – «великому Войску Донскому Азов оставить, возвратиться по своим куреням, или отойти на Дон, кому куда пригодно будет»…
   Казаки вывезли из Азова 80 пушек, крепостные железные ворота с петлями, железные калитки, городские железные весы со стрелой. Из церкви Иоанна Предтечи взяли медное пятиярусное паникадило, чудотворную икону Иоанна Предтечи и всю церковную утварь. Теперь паникадило это находится в Старочеркасском соборе, там же хранятся и серебряное кадило и икона св. Иоанна Предтечи.
   С молитвами выкопали казаки и кости своих товарищей: – «да не оставит их братство в басурманской земле», и похоронили на Монастырском урочище.
   Остатки азовских стен были взорваны казаками и само место башен сравнено с землей…
   Турки вскоре явились в гирла Дона с большим флотом и войском и начали ставить на месте старой крепости новую, с громадными стенами, недоступную никакой осаде без сильной артиллерии.
   Взятие и оборона Азова были последним делом, совершенным всем войском самовольно. С этого времени войско окончательно становится в покорность русскому царю, живет охотой, рыбной ловлей и царским жалованьем. Все реже и реже ходят ладьи казачьи для разорения турецких берегов.
   На Волгу же идут лишь отчаянные головы, лишь голытьба, которая не боится и головой ответить за свою гульбу и охотничанье.
   На свободных атаманов этих шаек само войско смотрит как на разбойников.
   Посмотрим, как жили у себя дома в эту пору донские казаки.

16. Основание города Черкасска. 1644 год

   Не могли турки простить казакам взятия Азова. В 1643 году большое турецкое войско неожиданно подошло к Монастырскому городку. Закипел кровавый бой в улицах и скоро огненные языки начали лизать плетневые крыши бедного казачьего городка. На беду, гулял по степи ветер. Алое зарево вспыхнуло на небе и отразило страшный пожар. Нечего было и думать что-либо тушить. Приходилось только спасаться. В часовне Монастырского городка сгорело царское знамя, погорели и драгоценные иконы… К вечеру на том месте, где кипела жизнь казачья, где собирался круг войсковой, где в маленьких хижинах укрывались от непогоды удалые донцы – тлели уголья, да на черной земле там и там виднелась груда камней – следы казачьих очагов. Скоро строились в те времена казачьи городки, но и скоро исчезали с лица земли.
   Уцелевшие в страшном кровавом бою казаки ушли в Раздор и оттуда начали хлопотать об устройстве нового городка. Сейчас же войсковой дьяк отписал государю Московскому грамотку от войска:
   «В прошлом, Государь, – писали донцы, – в 151 (1643) году, как грех учинился над нами, холопи твоими, на Монастырском островку от Турских людей приходу и в то, Государь, время твоего Царского Величества знамя, каково к нам, холопам твоим, на Дон в прошлых летах прислано, в часовне с образами сгорело… Вели, Государь, своим государевым иконникам образ Иоанна Предтечи и другие написать. Из обрывка же пушечной меди и двух поврежденных колоколов слить на пушечном дворе два колокола»…
 
 
   Запорожцы
 
   В Раздорах шумели на кругу казаки. Решали важный вопрос, где заложить новый городок.
   – Строить город, так строить его так, чтобы не сладко от него было туркам, – говорили казаки.
   – Нет лучше места, – сказал атаман Павел Федоров, – как на Черкасском острову.
   – Дело говоришь, атаман. Там и до Азова недалече, – подтвердили старые донцы.
   – Там турок у нас на виду будет. Там мы, с Божьею помощью, и с Азовом управимся, – подбивали донцов запорожские казаки, пришедшие с Черкасского острова.
   – Быть по сему!
   – Дело! Верное дело!
   – Аминь! – раздавались голоса.
   Круг порешил идти на те места, где жили пришедшие на Дон днепровские казаки, которых донцы называли Черкасами.
   Как по Дону селилась вольная община удалых людей ради смелых набегов и войны, так же точно поселились лихие молодцы и по Днепру. Они ставили свои хижины, строили городки на том месте, где Днепр, разбившись о пороги, широко и плавно течет по степи, ставили свое войско за порогами и получили потому название Запорожских казаков, а так как они были малороссами, то их и называли Малороссийскими казаками. Запорожцы не раз соединялись с донцами в походах на Крым и на турецкого султана. Были они и под Азовом, и часть их жила по Дону, и место, занятое ими, носило название Черкасского юрта. К ним и решили на кругу в Раздорах идти ставить новый городок вместо сожженного турками Монастырского городка.
   24 апреля 1644 года на многих лодках, вниз по Дону, пошло все войско Донское. Казаки подошли к тому месту, где стоял Черкасский городок запорожцев, также сожженный турками, и деятельно принялись за работу. Земляной вал и деревянный забор окружили города – поставили на валу пушки, а внутри разбили место под станицы. Шесть станиц образовало новый городок, получивший название Черкасского: – две было Черкасских, запорожских станицы, потом четыре донских: Средняя, Павловская, названная в честь атамана Павла Федорова, Прибылянская и Дурновская. Потом стали прибывать к Черкасску и еще люди, места стало мало на острову, стали ставить новые станицы. За протокой прибылые люди поставили новую Прибылянскую станицу, потом поставили Скородумовскую, Тютеревскую станицы, за ними стало три Рыковских станицы, да еще татары, покорившееся казакам, образовали татарскую, или Базовую станицу.
   Так возник на пожарище старого запорожского Черкасского городка – новый донской Черкасский городок. Туда перешло из Раздор войско Донское, там стал собираться главный войсковой круг и там поселился и атаман. Сто шестьдесят один год, до самого основания Новочеркасска, – Черкасский городок был главным городом всего войска Донского.
   Туда было прислано царем Михаилом Феодоровичем новое знамя на место сгоревшего, и туда же в часовни поставили и подаренные Московским царем иконы.
   30 апреля 1644 года, в сопровождении большой охраны, «с великим береженьем» перевезли казаки из Раздор в Черкасск царских послов Илью Милославского, дьяка Леонтия Лаврентьева и турецкого посланника. Они прожили в Черкасске до 11 июня, а 11-го июня в сопровождении атамана Осипа Петрова со станицею на судах отправлены в Воронеж.
   По стенам Черкасска стали пушки, частью присланные от Московского царя, частью взятые в Азове. Для хранения пороха были построены пороховые погреба.
   В Черкасске казаки решали и свои походы. Сильнее становились турки и татары. Маленькими партиями казаки не могли одолеть их. В поход должы были собираться уже не десятки удальцов, а сотни. И вот, каждую весну к Черкасску стали съезжаться казаки всем товариществом. Здесь, в степи, у берегов широко разлившегося Дона, располагались они громадным станом и отсюда начинали они и свои походы. Услышат казаки о движении татар, о нашествии их на их землю – и вот, избранный ими войсковой или походный атаман собирает сотни и ведет их навстречу врагу. А иногда станица смельчаков, человек 50 или 100, неслась на юг, на лодках к Крыму или на конях на Кубань. Они врывались в татарские земли, и в то время, как главное войско татарское шло на Русь, они нападали на улусы татарские и уничтожали их, беря добычу. И гнали, возвращаясь с такого набега, казаки табуны коней, везли добычу. Радостно, с ружейной пальбою входили они в Черкасск, их приветствовали громом выстрелов черкасские пушки и гуляли молодцы вовсю после кровавого набега. Тут играли в кости или зернь, там менялись товарами, там пили и гуляли, пропивая нередко все до последнего платья. Только оружие было священно у донца. И оттого на печати войсковой изображен был обнаженный казак с ружьем верхом на бочке.
   Не было тогда ни телеграфа, ни почты, ни газет, но казаки знали все, что происходит в степи, знали все, что делается и на Руси. Шумной и веселой, боевой жизнью жил тогда Черкасск.

17. Жизнь и обычаи донских казаков во время борьбы за Азов

   В это время смелых походов под Азов на Дону никто не занимался хлебопашеством и степь лежала целинная, не распаханная. Народа было еще немного. Все войско насчитывало около десяти тысяч человек. Жили охотой, рыбной ловлей; старики занимались пчеловодством. Были у казаков лошади, волы и другой рогатый скот. Хлеб и всякий товар получали в жалованье от государей Московских или покупали на московской границе у купцов. Немало вещей получали и из добычи, за которой нет-нет да и пускались казаки.
   На походах казаки жили весьма дружно, отличаясь товариществом. Но у себя, на Дону, каждое общество казаков желало иметь для себя свои земли для охоты и рыбной ловли. И за границу своих угодий уже не пускали соседей. Такая земля, занятая для охоты и пастьбы скота обществом казаков, называлась станичным юртом. На Задонской стороне, по которой бродили ногайские татары, границу проводили от берега на таком расстоянии, на какое хватало тогдашнее ружье, то есть шагов на четыреста.
 
 
   Старый донец в одежде времен борьбы за Азов
 
   В юрту селились казаки одного общества, избиравшие себе атамана. Обыкновенно человек 80–100 селилось вместе, ставило свой стан, – отсюда и пошло наименование поселений казачьих – станицами; в станице дома окружали плетневой и земляной огорожей, откуда пошло название поселений казачьих городками. В каждом городке был один общий дом, называвшийся становой или станичной избой. Многие бездомовные казаки зимовали в ней, имея человек на десять общий запас, один котел и одну суму. Отсюда и продолжилось древнее название односумов. На охоте и на ловле каждый казак оставлял себе добычи только на один обед. Остальное заготовлялось и складывалось в суму для всех односумов. В свободное время казаки собирались в станичной избе. Приходили сюда и женатые, оставляя своих жен по домам. Старики вязали сети, вентери, тенета, делали рассохи. Играли песни, иногда тут же их и складывая про удалых атаманов. Песни эти запоминались молодежью. Так дошли они и до нас. Велись тут бесконечные разговоры о битвах, о ловле диких зверей, птиц и рыбы, и молодые учились у опытных охотников этому делу. Говорили о том, кто намерен что делать завтра и что послезавтра. И если кто-нибудь на охоте заметил стадо сайгаков, или выводок диких гусей или дроф, – не скрывал этого, а приглашал товарищей, чтобы назавтра вместе сообща бить.
   В это время по станицам уже много было женатых казаков. Венчались, по большей части, без священника. Достать его было трудно. Да и церкви тогда только начинали на Дону строить. Обряд оглашения о том, что казак женится, мало чем изменился от прежнего. Доставши девушку, нареченный жених с невестой приходили на сбор в станичную избу. Перед образами молились Богу, кланялись на четыре стороны, и жених, кланяясь невесте, говорил:
   – Ты, скить[16], Настасья, будь мне жена!
   Невеста кланялась жениху в ноги и говорила:
   – А ты, скить, Гаврила, будь мне муж!
   После этого жених целовался с невестой и все их поздравляли. Если в семье жили неладно, то муж выводил жену опять на сбор и говорил:
   – Вот, скить, честная станица, она мне не жена, а я ей не муж!
   Отказанную кто-либо прикрывал полою и брал себе тут же в жены.
   Если в станицу приезжал священник, то те, кто не был обвенчан, венчались уже по-церковному.
   Первое время при царе Иване IV, во времена Ермака Тимофеевича, охотников жениться было мало. Об этом и в песне казачьей поется:
 
Как со славной, со восточной
со сторонушки
Протекала быстрая речушка,
славный тихий Дон;
Он прорыл, прокопал, младец,
горы крутыя,
А по правую по сторонушку —
леса темные,
Как да по левую сторонушку —
луга зеленые.
По Дону-то все живут, братцы,
люди вольные,
Люди вольные живут, братцы,
Донские казаки,
Донские казаки живут, братцы,
все охотнички.
Собирались казаки-други во единый круг,
Они стали меж собой, да все дуван делить.
Как на первый-то пай они клали
пятьсот рублей,
На другой-то пай они клали всею тысячу,
А на третий становили красную девицу.
Доставалась красная девица доброму
молодцу.
Как растужится, расплачется
добрый молодец:
– Голова ль ты, моя головушка,
несчастливая!
Ко бою ли, ко батальице ты не первая,
На паю-то, на дуване, ты последняя.
Как возговорит красная девица
доброму молодцу:
– Ах, не плачь ты, не тужи, удаль,
добрый молодец:
Я сотку тебе шелков ковер
в пятьсот рублей,
А другой ковер я сотку тебе во всю тысячу,
А третий я сотку ковер, что и сметы нет.
 
   Но потом холостая жизнь стала скучной многим, и казаки начали охотно жениться. Жен брали или по добровольному согласию в пограничных русских деревнях, или у казаков же в соседних юртах, или уводили у турок, у татар или черкесов. Но в некоторых станицах не женились до самого Азовского сидения. В Верхне-Курмоярской, например, станице помнят, кто была вторая женщина. Это была Чебачиха. Первого младенца, родившегося в этой станице, нянчили всей станицей, а первый зубок у него все с особенным восторгом и радостью смотрели. Горда была им молодая мать! Как же! Растет молодой казак, первый не пришлый, а настоящий гражданин станицы!
   В свободное время, зимними вечерами, играли казаки в станичной избе в шахматы, а летом играли на дворе воловьими, овечьими и свиными шашками в айданчики. Этим занимались не только дети, но и взрослые казаки, упражняя меткость глаза. Дети до 15 лет, кроме этой игры, обыкновенно ничего не делали. По домам казаки водки не пили. А пили или на общий счет в станичной избе, или на собственный – в кабаке. Собирались компаниями – «с носка по алтынцу» пропить, а за кем жена придет звать из кабака домой, с того брали водки на два алтына.
   Торжественные гульбы бывали по большим праздникам. В каждой станице были свои для этого дни. В Верхне-Курмоярской станице, например, общая гульба бывала на Троицын день и на масленицу. Соседние станицы при своих атаманах и стариках со знаменами съезжались верхом на рубеж с общественной водкой. На рубеже устраивали упражнения в джигитовке, стрельбе из ружья и лука, примерные бои, что называлось тогда шермициями, и дрались на кулачках. Часто до смерти. В четверг на Масленице все собирались на сбор, и станичный атаман отдавал приказ о том, чтобы во время гулянья не было бесчинств. Затем станица разделялась на несколько компаний. Каждая компания выбирала себе ватажного атамана, двух судей и квартирмистра. Во всякую компании выдавали знамена и хоругви. Гулянье шло по домам и улицам до воскресенья; ходили пешком и на конях при оружии. При встречах компании салютовали и устраивали примерные бои, кидаясь друг на друга в дротики. В воскресенье вечером выносили на станичную площадь столы и скамейки, устанавливали их в круг и ставили напитки и закуску. Со всех сторон, имея впереди ватажных атаманов, сходились и съезжались компании. Приходил атаман при насеке и старики ставили знамена кругом. Ватажные атаманы садились подле станичного атамана, затем есаулы и старики. Пили за здоровье Царя и Великого Князя Московского, потом за войскового Атамана, всего великого войска Донского и честной станицы. Каждая здравица сопровождалась ружейной пальбой. Все жители станицы, и женщины, и дети, сбегались на площадь. Окончивши питье за здравие, все вставали и всем народом молились на восток и прощались друг с другом, целуясь:
   – Прости, Христа ради, – говорили при этом, – в чем согрешил.
   – Бог простит, – отвечали.
   Затем знамена относили в атаманский дом для сдачи, а народ расходился по домам.
   Лавок и торговых людей тогда по станицам не было. Воровства друг у друга никогда не бывало. Оставленные где-либо вещи никто не трогал. Потерянные вещи нашедший приносил на сбор и там отыскивали потерявшего.
 
 
   Донская казачка. Жена старшины в праздничном платье
 
   Когда казак старился и чувствовал близость смерти, он, как раньше, очень часто отправлялся в монастырь. Долгое время таким прибежищем для казаков был Борщевский монастырь, построенный в 1613 году, на правом берегу Дона, в нынешнем Коротоякском уезде, Воронежской губернии. Монастырь этот служил перепутьем казакам, ездившим по разным делам в Москву, и казаки его хорошо знали.
   На Дону первые православные церкви были в Азове, где они были поставлены еще греками, в те времена, когда по Дону были их города. Казаки при занятии Азова только возобновляли их.
   Самими же казаками первые церкви начали строиться уже после Азовского сидения. В 1650 году казаки построили в городе Черкасске, вместо часовни, деревянный собор во имя Воскресения Христова, с четырьмя приделами. В 1652 году был основан Усть-Медведицкий монастырь. Ко времени царствования Петра Великого на Дону было: 1 собор, 2 монастырские церкви, 11 церквей в станицах и 3 часовни.
   Исстари казаки исповедовали православную веру, были очень набожны и, хотя церквей не было, посты соблюдали очень строго. Без молитвы, горячей и усердной, казаки не принимались ни за какое дело.
   Одевались казаки или в своей работы зипуны, или в одежду турецкую и татарскую, взятую в добычу. Большей частью носили дома и на походе одежду домодельную, а в праздники наряжались в богатые азиатские или польские уборы, взятые в походах. Сукна получали из России в царское жалованье. Потом и сами казачки научились ткать из овечьей шерсти тонкие сукна.
   Вот, для примера, что имел простой казак в 1630 году. Список вещей взят у казака Павла Рябинина, бывшего в зимовой станице в Москве. В сундуке у него при обыске нашли: пищаль – то есть ружье – с ремнем, голубой плащ (епанча), серый зипун, белый зипун, полосатый пояс, бурку (епанча полстяная), попону черкесскую, войлок из коровьей шерсти, подушку, шляпу, 2 рубахи, 9 портов, сермяжные перчатки, старые красные штаны, кожаные сапоги и пучок ремней. У атамана зимовой станицы имущества было гораздо больше. У него нашли серебряные: чашу, чарку, ковшик, винную чарку, медный позолоченый ящичек и в нем жемчужное ожерелье, золотые серьги с жемчугами «низано по-казацки», золотые перстни с камнями, золотой кафтан с серебряными пуговицами, несколько атласных и шелковых кафтанов, теплую шубу на куньем меху, несколько образов и печатных книг: Евангелие, часослов, требник, Четьи минеи и Апостол. Книги и церковные ризы атаман припасал для войска.
   Шапки носили из курпея с суконным шлыком. Обувь была разная – были лапти, поршни и сапоги.
   Женщины одевались по-азиатски. Обычный женский сарафан, или кубелек, был суконный и не очень длинный. Красили сукно в пестрые цвета. Шубы носили длинные, азиатского покроя. Пояса из материй, a кто побогаче, то из серебра. На руках носили браслеты, называвшиеся белезеками, или обручиками. Девушки носили на голове перевязки с медными вызолоченными гвоздиками и золотой бахромой кругом; волосы заплетали в косы, и в косы вплетали яркие ленты и мохры. Замужние женщины носили кички с высокими рогами. Против лба надевался вышитый круг и от лба до ушей были подвески. Сзади был подзатыльник, весь убранный золотом, серебром и бисерными нитками. На висках были такие же нитки, называемый чикилеками. На шее носили ожерельники из монет и монисты. На ногах были красные сапожки с железными подковками в вершок, под каблуком.
 
 
   Украшение из жемчуга на поясе (низано по-казацки)

18. Как управлялось войско во времена Азовских походов

   Всеми делами в станице или городке ведал выборный на год станичный атаман. Важные же вопросы решались на кругу, в общем сборе, на площади, а зимою – в станичной избе. Казаки неохотно шли в атаманы. Обыкновенно избранный долго отпрашивался и откланивался перед кругом, иногда даже в землю кланялся, чтобы его «ослобонили» от этой чести.