Страница:
Следует откровенно сказать, что условия борьбы на заднепровских плацдармах южнее Киева сложились для нас не совсем выгодно. Подтянув новые резервные соединения, в том числе и танковую дивизию СС "Рейх", противник потеснил нас северо-западнее Ржищева. Никак не поддавались слиянию и очаги щучинского плацдарма, где натиск врага был особенно силен. Необычайным упорством отличались бои у Григоровки.
Начальник политотдела 38-й стрелковой дивизии подполковник А. Н. Ярославцев докладывал, что ценой больших потерь гитлеровцам удалось вклиниться в расположение подразделений и потеснить их к реке. Создалось опасное положение. В критический момент боя заместитель командира батальона по политической части старший лейтенант И. Г. Тарадейко возглавил атаку. Окинув взором воинов, он бросил призыв: "Коммунисты, вперед!" - и первым поднялся в контратаку.
Как один, двинулись на врага коммунисты, а за ними и все солдаты. Враг не выдержал их дерзкого натиска. Советские воины не только вернули утраченные позиции, но даже продвинулись вперед, расширив плацдарм.
Паромы на переправах работали круглосуточно и с предельной нагрузкой. И все-таки они не могли полностью обеспечить переброску войск и техники. Требовались прочные и надежные мосты, обладающие большой грузоподъемностью. Особенно нуждалась в них 3-я гвардейская танковая армия, у которой основная масса боевых машин и техники застряла на левом берегу.
Сразу же после того, как наши войска форсировали Днепр, в районе села Козинцы инженерные части начали строить большой мост. На помощь войскам пришло более двух тысяч трудящихся Переяславского района. Руководил строительством член Военного совета 3-й гвардейской танковой армии гвардии генерал-майор танковых войск Семен Иванович Мельников.
Саперы 40-й армии тоже строили мостовые переправы, но они были рассчитаны на меньшую грузоподъемность. Вот почему мы были заинтересованы в скорейшем окончании строительства главного моста. Побывав на этой стройке, я познакомился с генералом С. И. Мельниковым. Он был в окружении пожилых крестьян, пришедших с холщовыми сумками, топорами и пилами. Неподалеку от воздвигаемого моста рвались снаряды, били зенитки, а высоко в небе с надрывным стоном гудели вражеские самолеты.
- Ну как, отцы, не привыкли еще к фронтовым концертам? - шутливо спросил он строителей. - У всех душа на месте?
- А мы, товарищ генерал, - хитровато подмигнул бородатый крестьянин, готовы проложить мосты до самого Берлина, лишь бы скорее Гитлера доконали...
- Это Мусий Божко, отменный плотник, мастер на все руки, артельный тамада и запевала в работе, - представил мне его Мельников.
За одиннадцать суток военные саперы и крестьяне из близлежащих сел проложили через Днепр 700-метровый добротный мост, по которому на Правобережье двинулась танковая армия.
Многие мостостроители были награждены орденами и медалями. Члену Военного совета 3-й гвардейской танковой армии генералу С. И. Мельникову, который возглавил строительство моста и отличился при форсировании Днепра, было присвоено звание Героя Советского Союза.
Фронтовая обстановка, как известно, быстро сближает людей. На букринском плацдарме мы с Семеном Ивановичем Мельниковым оказались соседями, а наши блиндажи были расположены совсем рядом. В минуты затишья мы не раз встречались и беседовали. Генерал С. И. Мельников любил политработу, танковую технику и, конечно, героев-танкистов. Обладая необыкновенной памятью, он мог в любой момент подробно охарактеризовать многих командиров бригад и батальонов, точно описать их боевую деятельность и нравственные качества. Командарм Рыбалко ценил члена Военного совета и тепло отзывался о нем.
Позже я видел Семена Ивановича и в более трудных условиях боя. Как-то среди мотострелков одной из частей 3-й гвардейской танковой армии, испытавшей контрудар врага, произошло замешательство. В критическую минуту в боевых порядках появился генерал С. И. Мельников. Несмотря на сильный артиллерийский обстрел, он спокойно шел, призывая воинов твердо стоять на рубежах и крушить врага. Своим хладнокровием, волей и абсолютным презрением к смерти он вселял в солдат и командиров спокойствие и уверенность в победе.
Советские войска прочно обосновались на букринском плацдарме. Кроме 40-й и 3-й гвардейской танковой армий в октябре здесь развернулась 27-я армия. Левее ее, на плацдарме в районе Бучака, действовала 47-я.
Немецко-фашистское командование пыталось сильными контрударами восстановить оборону на Днепре. Как-то мне пришлось допрашивать немецкого офицера, взятого в плен в октябре 1943 года.
- Мы пережили два страшных удара, - признался пленный. - Сталинград и Курск. Сейчас русские находятся на правом берегу Днепра. Это третий удар, и - скажу прямо - самый страшный. Впереди почти нет крупных водных преград. - После долгого, тягостного молчания немец с горечью вымолвил: Разве что Висла...
Наши разведчики фиксировали появление новых немецко-фашистских войск. Гитлеровцы, занимавшие выгодные естественные рубежи, успели основательно укрепиться. Но, пожалуй, не меньше, чем упорство сильного и коварного врага, продвижение наших войск, и особенно танков, сдерживала чрезвычайно пересеченная местность. Куда ни глянешь - холмы, поросшие лесом и густым кустарником, крутые обрывы да глубокие овраги. Естественные препятствия были усилены инженерными заграждениями, минными полями, прикрыты огневыми средствами.
В октябре ударная группировка Воронежского фронта дважды предпринимала наступательные операции, однако прорвать глубоко эшелонированную оборону врага и выйти на оперативный простор так и не удалось.
Немецкие самолеты постоянно совершали налеты на мосты и переправы, на боевые порядки наших войск. В отдельные дни авиация противника делала до 2200 вылетов.
14 октября по Козинскому мосту всю ночь шли на плацдарм автомашины и танки. Это радовало нас. В то же время тревожила мысль, что гитлеровцы предпримут массированный налет на этот важный объект. Именно гак и случилось. С запада показались вражеские самолеты. Их было несколько групп. Но гитлеровцам не удалось прицельно бомбить мост. Вражеская воздушная армада была дерзко атакована восьмеркой "лавочкиных". Рассыпалась головная девятка "юнкерсов", рассеялась и вторая. Вот резко пошел на снижение фашистский бомбардировщик, затем задымил еще один... и еще...
Как я потом узнал, восьмерку советских истребителей, сбивших на наших глазах десять вражеских бомбардировщиков, возглавлял старший лейтенант С. Горелов.
В дни боев на Днепре ярко засияла слава И. Кожедуба, А. Куманичкина, В. Бородачева, Н. Худякова и многих других соколов-героев из 2-й воздушной армии, которой командовал генерал-лейтенант авиации С. А. Красовский.
Яростные схватки шли в воздухе и на земле. Докладывая о беспримерной отваге и стойкости воинов, начальник политотдела 68-й гвардейской стрелковой дивизии гвардии полковник Н. Ф. Ведехин сообщил, что только с 24 сентября по 3 октября подразделения и части соединения отбили 91 неприятельскую контратаку, уничтожив при этом более 2 тысяч солдат и офицеров. Так же самоотверженно и стойко защищали свои рубежи подразделения и части 309-й Пирятинской стрелковой дивизии. С 27 сентября по 2 октября это соединение отбило 84 вражеские контратаки, уничтожив 1817 гитлеровцев.
Вся страна следила за битвой на Днепре и славила героев. 17 октября 1943 года газета "Правда" в передовой статье писала: "Много великих дел, совершенных во славу Родины, видел на своих берегах седой Днепр. Много витязей - защитников Руси купали коней своих в его водах, героическими преданиями овеяна его старина. Но меркнут все былые подвиги перед подвигами воинов Красной Армии. Еще не бывало такого на берегах Днепра, что совершается там теперь бесстрашными советскими воинами.
Не владеть гитлеровским разбойникам берегами старого Днепра!
Смерть им в днепровских водах! Слава героям Днепра!"
Высокая оценка ратных подвигов участников Днепровской битвы поднимала боевой дух воинов, способствовала усилению ударов по врагу. Передовую газеты "Правда" перепечатали все наши газеты. Политуправление фронта издало ее отдельной листовкой.
Патриотизм, мужество, высокий моральный дух воинов Красной Армии представляли собою сильнейшее оружие в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками.
18 октября наша ударная группировка снова перешла в наступление. Н. Ф. Ватутин находился на наблюдательном пункте 40-й армии и лично руководил боевыми действиями войск. Однако, как и в прошлый раз, наступление желаемого результата не принесло: узкий и холмистый плацдарм сковывал действия танковых соединений.
Затребовав сводки боевых потерь и выслушав доклады командармов К. С. Москаленко и П. С. Рыбалко, командующий войсками Воронежского фронта тут же, на НП 40-й армии, высказал мысль:
- А целесообразно ли продолжать наступление с букринского плацдарма? Не поискать ли иное решение - скажем, севернее Киева? Букрин же использовать для вспомогательного удара.
Условия для этого уже созрели. Войска 38-й армии под командованием генерал-лейтенанта Н. Е. Чибисова, наступавшие севернее Киева, сумели под Лютежем значительно расширить свой плацдарм. Теперь и лютежский плацдарм мог вместить крупную ударную группировку фронта. Там местность была более ровная, чем под Вел. Букрином, и благоприятствовала действиям подвижных войск. Все явственнее вырисовывалась возможность именно там, севернее Киева, добиться оперативного успеха.
Новое назначение
Октябрь 1943 года был сырой и ненастный. Пронзительный ветер рвал с деревьев жухлые листья, беспрестанно сыпал унылый мелкий дождь, превративший дороги в сплошное месиво.
В трудных осенних условиях войска продолжали настойчиво расширять плацдарм. Руководя боевыми действиями, командиры и политработники не забывали и о бытовом устройстве людей: о горячем питании, снабжении крепкой обувью, ремонте обмундирования, о землянках, банях, санпропускниках и многом другом, без чего трудно жить и воевать фронтовику. Все это существенным образом влияет на политико-моральное состояние войск и в известной мере на ход и исход боевых действий.
Проверив в одной из частей организацию солдатского быта, я вернулся на командный пункт армии.
- А тебя, Константин Васильевич, по ВЧ Москва вызывала, - сообщил командующий.
- Кто и по какому поводу? Но Кирилл Семенович лишь пожал плечами. Впрочем, вечером снова раздался звонок. К аппарату потребовали меня и сообщили:
- С вами будет разговаривать товарищ Щербаков.
Секретарь Центрального Комитета ВКП(б) и начальник Главного политического управления Красной Армии генерал-полковник А. С. Щербаков поинтересовался положением дел на букринском плацдарме, подробно расспросил о боевых делах армии, о том, как работают Военный совет и политорганы. В конце беседы он сообщил, что ГлавПУР рассматривает вопрос о моем новом назначении. Я попросил А. С. Щербакова, если возможно, перевод пока отложить.
Однако 19 или 20 октября последовал новый звонок. На этот раз из Военного совета фронта. Мне предлагалось незамедлительно прибыть в Требухово, где размещались Военный совет и штаб Воронежского фронта.
В порядке предварительной разведки я связался с начальником политуправления генерал-майором С. С. Шатиловым. Сергей Савельевич отвечал уклончиво, но порекомендовал на всякий случай захватить с собой походный чемоданчик с вещами.
Когда я прибыл в Требухово, мне сказали, что из Государственного Комитета Обороны поступили важные документы. В штабе я ознакомился с приказом Ставки Верховного Главнокомандования о переименовании с 20 октября 1943 года Воронежского фронта в 1-й Украинский и постановлением Государственного Комитета Обороны о назначении меня членом Военного совета этого фронта.
Обстоятельства назначения таковы. В связи с тем что многие области Украины уже были освобождены от немецко-фашистских захватчиков и на повестку дня встал вопрос о Киеве, несколько членов Военного совета фронта, в том числе Председатель Совета Народных Комиссаров УССР Л. Р. Корниец, должны были переключиться на республиканские дела и заняться восстановлением разрушенного народного хозяйства в освобожденных районах. Вместе со мною получил назначение и генерал-майор Н. Т. Кальченко. Он стал членом Военного совета по тылу.
Назначение членом Военного совета 1-го Украинского фронта, явившееся для меня неожиданностью, не могло не вызвать чувства серьезной озабоченности. Ответственность огромная. Но вместе с тем доверие партии воодушевляло и окрыляло.
Командующий войсками фронта генерал армии Н. Ф. Ватутин встретил меня дружеской улыбкой, как старого знакомого.
- Нашего полку прибыло, - пожимая мне руку, сказал Николай Федорович. Уверен, что работать будем дружно. Надеюсь на помощь действенную и постоянную.
Командующий повел разговор о сложном и многогранном процессе управлении войсками в современном бою, операции. Он подчеркнул, что управление войсками имеет не только организационную и техническую сторону, но и политическую, в том числе поддержание высокого боевого накала, крепкого политико-морального состояния войск, неослабеваемой бдительности и постоянной боевой готовности частей и подразделений.
- Кто должен этого добиваться? - спросил Николай Федорович и тут же ответил: - Командиры, штабы и политорганы тесной, дружной, четко согласованной работой.
Командующий сообщил, что он совместно со штабом завершает разработку плана Киевской наступательной операции, и кратко ознакомил меня с теми вопросами, которые предстояло решить Военному совету в ближайшие дни.
На должность заместителя командующего войсками 1-го Украинского фронта был назначен генерал-полковник А. А. Гречко. Андрей Антонович включился в текущую работу.
Передо мной также стояла задача как можно быстрее войти в курс дела, изучить оперативную обстановку в полосе наших войск, найти свое место в огромном и сложном фронтовом организме. Не теряя времени, я решил ближе познакомиться с работниками политуправления и штаба, ибо с ними мне предстояло совместно трудиться. Начальника политического управления фронта генерал-майора С. С. Шатилова я знал больше других. Во время боев на Дону, под Белгородом и Харьковом, на Курской дуге и Днепре мы не раз встречались с ним в 40-й армии, куда Сергей Савельевич частенько наезжал. Этот инициативный, мужественный и опытный политработник помог мне во многом.
Познакомился я и с членом Военного совета по тылу генерал-майором Н. Т. Кальченко. Никифор Тимофеевич оказался простым, открытой души человеком, который и сам никогда не унывал и умел поднять настроение других.
- Я ведь никогда не собирался быть военным, - улыбаясь, признался мне Кальченко. - Специальность моя самая что ни на есть мирная - агроном. Я люблю эту хорошую профессию, но война заставила постигать военное дело и думать, как лучше обеспечить войска всем необходимым для боя.
Перед Отечественной войной Н. Т. Кальченко, выдвинутый партией на руководящую работу, был председателем исполкома Одесского областного Совета депутатов трудящихся. Никифор Тимофеевич находился в осажденном городе во время его легендарной обороны. Затем Н. Т. Кальченко стал членом Военного совета армии, действовавшей на Кавказе, и уже оттуда прибыл на 1-й Украинский фронт.
Добрые товарищеские отношения установились у меня и с начальником штаба фронта генерал-лейтенантом Семеном Павловичем Ивановым. Он хорошо знал свое дело, обладал организаторскими способностями, умел проявить волю и требовательность. Я частенько заглядывал к нему и советовался по многим оперативным вопросам, стремясь понять многообразную механику штабного организма фронта.
Без знания военного дела, военного искусства, законов, способов и форм вооруженной борьбы нельзя глубоко познать сложную динамику боя, операции, невозможно квалифицированно вести и организовывать политработу в различных условиях боевой обстановки. И все мы настойчиво учились военному делу. Наряду с этим политработники передавали свой опыт командным кадрам. Шло взаимное обогащение знаниями, опытом, что способствовало нашим успехам в борьбе с немецко-фашистскими оккупантами.
В дни боев за Днепр инженерные войска фронта возглавлял генерал-майор инженерных войск Ю. Г. Благославов, начальником тыла был генерал-лейтенант интендантской службы В. Н. Власов, а командующим бронетанковыми и механизированными войсками - генерал-лейтенант танковых войск А. Д. Штевнев.
Андрея Дмитриевича Штевнева я хорошо знал еще с начала войны по Южному фронту. Впервые я встретился с ним осенью сорок первого года под Мелитополем, где вела тяжелые бои наша 9-я армия. Мы наблюдали за стрельбой впервые появившихся на нашем участке прославленных "катюш". После залпа гвардейских минометов позиции противника окутались клубами дыма и огня. Ошеломленные действием нового оружия, гитлеровцы дрогнули. Наши подразделения, поднявшиеся в атаку, отбили у противника один населенный пункт, затем другой, третий. Это был для нас отрадный успех.
- Что ж, может, и удержим Мелитополь? - в радостном возбуждении проговорил тогда Андрей Дмитриевич и тут же пояснил мне, что Мелитополь его родной город. Здесь он кочегарил, работал в железнодорожном депо и в 1918 году вступил в партию. Его военная биография началась в мелитопольском красногвардейском отряде.
Однако мечтам Андрея Дмитриевича не суждено было сбыться. В 1941 году, как известно, Мелитополь удержать не удалось. А в октябре 1943 года, когда у берегов Днепра мы снова встретились с генералом А. Д. Штевневым, у нас опять зашла речь о его городе.
- Войска 4-го Украинского фронта ворвались в Мелитополь и ведут уличные бои, - с радостью сообщил мне Андрей Дмитриевич. - Хотелось бы в родных местах побывать, да здесь, под Киевом, боевых дел и забот очень много...
20 октября состоялось заседание Военного совета 1-го Украинского фронта. Впервые в его работе принял участие и я. В тот день обсуждался очень важный вопрос. Открывая заседание, генерал армии Н. Ф. Ватутин напомнил, что Военный совет фронта еще 18 октября донес в Ставку Верховного Главнокомандования о том, что развитие успеха севернее Киева значительно облегчило бы прорыв с букринского плацдарма, и в связи с этим просил Ставку усилить правое крыло фронта, действовавшее севернее Киева, резервами, а также выделить определенное количество боевых машин для укомплектования танковых корпусов.
Речь шла о нанесении двух мощных ударов" По замыслу командующего фронтом, сосредоточенная на букринском плацдарме группировка в составе 40, 27 и 3-й гвардейской танковой армий должна была нанести удар в обход Киева с юго-запада, отрезая врагу все пути на запад. Одновременно расположенная на лютежском плацдарме ударная группировка в составе 38-й армии, усиленной 5-м гвардейским танковым корпусом, должна была нанести удар в южном направлении. Лютежской группировке ставилась задача, обойдя Киев с северо-запада, на четвертый день операции овладеть городом.
Генерал армии Н. Ф. Ватутин отдавал себе отчет в том, что сил у нас недостаточно, и надеялся, что нам помогут резервами. После упомянутого заседания Военный совет фронта снова доносил в Ставку: "По плацдармам севернее г. Киев. Имеется полная возможность получить здесь успех, но сил для этого мало, для этой цели необходимо фронту дать: одну общевойсковую армию и одну танковую армию"{5}.
Командующий и штаб фронта развернули подготовку наступательной операции. Н. Ф. Ватутин торопил командующих армиями, но именно за эту излишнюю поспешность основательно досталось от Ставки и ему самому, и Военному совету.
Операция была спланирована и назначена на 25 октября. Днем раньше командующий 1-м Украинским фронтом Н. Ф. Ватутин выехал в войска, чтобы на месте уточнить некоторые вопросы и отдать последние распоряжения. Когда Ватутин проводил совещание командармов, ему доложили, что по ВЧ его вызывает товарищ Иванов (условный фронтовой псевдоним И. В. Сталина).
Николай Федорович доложил Верховному Главнокомандующему о том, что подготовка к наступлению на Киев в основном завершена. Выслушав генерала Ватутина и задав ему несколько вопросов, касающихся преимущественно главной ударной группировки войск, Сталин заявил, что назначенная на 25 октября операция, по его мнению, обречена на провал. Запланированный фронтом удар получится недостаточно мощным, ибо силы распылены, и поэтому Киевом овладеть не удастся. Он приказал операцию отменить и ожидать директиву, в которой будут указаны фронту время, силы, средства и задачи, а впредь не назначать какого-либо наступления без одобрения Ставки.
- Что ж, товарищ Сталин поправил нас вовремя, - нарушив долгое молчание, произнес Николай Федорович. - Его замечания меня многому научили. Торопливость к добру не приводит.
После разговора Н. Ф. Ватутина с Москвой мне, молодому члену Военного совета фронта, стала еще более ощутима и ясна роль Ставки Верховного Главнокомандования, которая твердой рукой держала все нити управления фронтами и непосредственно руководила вооруженной борьбой наших войск на огромнейшем театре военных действий.
В такой тяжелой и большой войне, как Великая Отечественная, была совершенно необходима высокая централизация руководства фронтами. Ставка определяла стратегические цели, ставила войскам конкретные оперативные задачи, руководила совместными действиями фронтов и флотов и координировала эти действия, умело используя имеющиеся силы и средства для достижения победы над врагом.
В послевоенные годы некоторые товарищи не совсем правильно освещали роль Ставки, пытаясь даже умалить ее значение. Это, естественно, не соответствует истине. Под руководством Ставки были осуществлены выдающиеся операции и кампании, завершившиеся всемирно-исторической победой советского народа и его Вооруженных Сил над фашистской Германией. Эта победа продемонстрировала не только мощь и необоримую силу советского народа, нашего государственного и общественного строя, руководящую роль ленинской партии, она явила собой также и торжество советской передовой военной мысли, образец оперативного и стратегического искусства Ставки Верховного Главнокомандования, Генерального штаба, командующих фронтами и армиями.
Я не помню случая, чтобы Ставка опекала руководство фронта по мелочам. Наоборот, она предоставляла немалую инициативу, поддерживая все ценное и полезное. Обычно фронт по указанию Ставки разрабатывал план операции, вносил предложения, которые, если они соответствовали обстановке и задачам, внимательно рассматривались в Генштабе и затем утверждались Ставкой.
В ночь на 25 октября 1943 года поступила директива, официально подтвердившая указания и распоряжения И. В. Сталина, сделанные во время переговоров по ВЧ с Н. Ф. Ватутиным. В директиве говорилось: "1. Ставка Верховного Главнокомандования указывает, что неудача наступления на букринском плацдарме произошла потому, что не были своевременно учтены условия местности, затруднявшие здесь наступательные действия войск, особенно танковой армии. Ссылка на недостаток боеприпасов не основательна, так как Степин{6}, имея не больше боеприпасов, чем Николаев{7}, но правильно используя свои войска и действуя на несколько более благоприятной местности, успешно выполняет свою задачу.
2. Ставка приказывает произвести перегруппировку войск 1-го Украинского фронта с целью усиления правого крыла фронта, имея ближайшей задачей разгром киевской группировки противника и овладение Киевом".
В этом документе конкретно указывалось, как именно усилить правое крыло и создать на лютежском плацдарме перевес в силах и средствах. Ставка предложила перевести с букринского плацдарма на участок севернее Киева 3-ю гвардейскую танковую армию, использовав ее здесь совместно с 1-м гвардейским кавалерийским корпусом. Верховное Главнокомандование требовало провести переброску войск незаметно для противника, применив средства маскировки, в том числе макеты танков.
По замыслу Ставки соединения, оставшиеся на букринском плацдарме, также должны были вести наступательные действия и приковать к себе как можно больше сил противника, а при благоприятных условиях прорвать оборону врага и двигаться вперед.
Директива содержала конкретные указания и по поводу усиления правого крыла фронта стрелковыми дивизиями. К перегруппировке приказано было приступить немедленно, а наступление начать 1-2 ноября 1943 года.
Правда, командующий войсками фронта Н. Ф. Ватутин, как мне помнится, не хотел ослаблять букринский плацдарм и намеревался сохранить там 3-ю гвардейскую танковую армию, а для лютежской ударной группировки надеялся заполучить танковую армию из резерва Ставки. Николай Федорович был уверен, что для осуществления такой крупной, стратегически важной операции, как Киевская, Ставка Верховного Главнокомандования не поскупится резервами и выделит 1-му Украинскому фронту достаточное количество сил и средств. Он полагал, что наступление с лютежского плацдарма ударной группировки, усиленной танковой армией из резерва Ставки, неизбежно вынудит немецко-фашистское командование оттянуть части, расположенные южнее Киева. Это в свою очередь позволило бы быстрее прорвать оборону противника на букринском плацдарме и где-то в районе Белой Церкви соединиться с подвижными частями лютежской ударной группировки.
Начальник политотдела 38-й стрелковой дивизии подполковник А. Н. Ярославцев докладывал, что ценой больших потерь гитлеровцам удалось вклиниться в расположение подразделений и потеснить их к реке. Создалось опасное положение. В критический момент боя заместитель командира батальона по политической части старший лейтенант И. Г. Тарадейко возглавил атаку. Окинув взором воинов, он бросил призыв: "Коммунисты, вперед!" - и первым поднялся в контратаку.
Как один, двинулись на врага коммунисты, а за ними и все солдаты. Враг не выдержал их дерзкого натиска. Советские воины не только вернули утраченные позиции, но даже продвинулись вперед, расширив плацдарм.
Паромы на переправах работали круглосуточно и с предельной нагрузкой. И все-таки они не могли полностью обеспечить переброску войск и техники. Требовались прочные и надежные мосты, обладающие большой грузоподъемностью. Особенно нуждалась в них 3-я гвардейская танковая армия, у которой основная масса боевых машин и техники застряла на левом берегу.
Сразу же после того, как наши войска форсировали Днепр, в районе села Козинцы инженерные части начали строить большой мост. На помощь войскам пришло более двух тысяч трудящихся Переяславского района. Руководил строительством член Военного совета 3-й гвардейской танковой армии гвардии генерал-майор танковых войск Семен Иванович Мельников.
Саперы 40-й армии тоже строили мостовые переправы, но они были рассчитаны на меньшую грузоподъемность. Вот почему мы были заинтересованы в скорейшем окончании строительства главного моста. Побывав на этой стройке, я познакомился с генералом С. И. Мельниковым. Он был в окружении пожилых крестьян, пришедших с холщовыми сумками, топорами и пилами. Неподалеку от воздвигаемого моста рвались снаряды, били зенитки, а высоко в небе с надрывным стоном гудели вражеские самолеты.
- Ну как, отцы, не привыкли еще к фронтовым концертам? - шутливо спросил он строителей. - У всех душа на месте?
- А мы, товарищ генерал, - хитровато подмигнул бородатый крестьянин, готовы проложить мосты до самого Берлина, лишь бы скорее Гитлера доконали...
- Это Мусий Божко, отменный плотник, мастер на все руки, артельный тамада и запевала в работе, - представил мне его Мельников.
За одиннадцать суток военные саперы и крестьяне из близлежащих сел проложили через Днепр 700-метровый добротный мост, по которому на Правобережье двинулась танковая армия.
Многие мостостроители были награждены орденами и медалями. Члену Военного совета 3-й гвардейской танковой армии генералу С. И. Мельникову, который возглавил строительство моста и отличился при форсировании Днепра, было присвоено звание Героя Советского Союза.
Фронтовая обстановка, как известно, быстро сближает людей. На букринском плацдарме мы с Семеном Ивановичем Мельниковым оказались соседями, а наши блиндажи были расположены совсем рядом. В минуты затишья мы не раз встречались и беседовали. Генерал С. И. Мельников любил политработу, танковую технику и, конечно, героев-танкистов. Обладая необыкновенной памятью, он мог в любой момент подробно охарактеризовать многих командиров бригад и батальонов, точно описать их боевую деятельность и нравственные качества. Командарм Рыбалко ценил члена Военного совета и тепло отзывался о нем.
Позже я видел Семена Ивановича и в более трудных условиях боя. Как-то среди мотострелков одной из частей 3-й гвардейской танковой армии, испытавшей контрудар врага, произошло замешательство. В критическую минуту в боевых порядках появился генерал С. И. Мельников. Несмотря на сильный артиллерийский обстрел, он спокойно шел, призывая воинов твердо стоять на рубежах и крушить врага. Своим хладнокровием, волей и абсолютным презрением к смерти он вселял в солдат и командиров спокойствие и уверенность в победе.
Советские войска прочно обосновались на букринском плацдарме. Кроме 40-й и 3-й гвардейской танковой армий в октябре здесь развернулась 27-я армия. Левее ее, на плацдарме в районе Бучака, действовала 47-я.
Немецко-фашистское командование пыталось сильными контрударами восстановить оборону на Днепре. Как-то мне пришлось допрашивать немецкого офицера, взятого в плен в октябре 1943 года.
- Мы пережили два страшных удара, - признался пленный. - Сталинград и Курск. Сейчас русские находятся на правом берегу Днепра. Это третий удар, и - скажу прямо - самый страшный. Впереди почти нет крупных водных преград. - После долгого, тягостного молчания немец с горечью вымолвил: Разве что Висла...
Наши разведчики фиксировали появление новых немецко-фашистских войск. Гитлеровцы, занимавшие выгодные естественные рубежи, успели основательно укрепиться. Но, пожалуй, не меньше, чем упорство сильного и коварного врага, продвижение наших войск, и особенно танков, сдерживала чрезвычайно пересеченная местность. Куда ни глянешь - холмы, поросшие лесом и густым кустарником, крутые обрывы да глубокие овраги. Естественные препятствия были усилены инженерными заграждениями, минными полями, прикрыты огневыми средствами.
В октябре ударная группировка Воронежского фронта дважды предпринимала наступательные операции, однако прорвать глубоко эшелонированную оборону врага и выйти на оперативный простор так и не удалось.
Немецкие самолеты постоянно совершали налеты на мосты и переправы, на боевые порядки наших войск. В отдельные дни авиация противника делала до 2200 вылетов.
14 октября по Козинскому мосту всю ночь шли на плацдарм автомашины и танки. Это радовало нас. В то же время тревожила мысль, что гитлеровцы предпримут массированный налет на этот важный объект. Именно гак и случилось. С запада показались вражеские самолеты. Их было несколько групп. Но гитлеровцам не удалось прицельно бомбить мост. Вражеская воздушная армада была дерзко атакована восьмеркой "лавочкиных". Рассыпалась головная девятка "юнкерсов", рассеялась и вторая. Вот резко пошел на снижение фашистский бомбардировщик, затем задымил еще один... и еще...
Как я потом узнал, восьмерку советских истребителей, сбивших на наших глазах десять вражеских бомбардировщиков, возглавлял старший лейтенант С. Горелов.
В дни боев на Днепре ярко засияла слава И. Кожедуба, А. Куманичкина, В. Бородачева, Н. Худякова и многих других соколов-героев из 2-й воздушной армии, которой командовал генерал-лейтенант авиации С. А. Красовский.
Яростные схватки шли в воздухе и на земле. Докладывая о беспримерной отваге и стойкости воинов, начальник политотдела 68-й гвардейской стрелковой дивизии гвардии полковник Н. Ф. Ведехин сообщил, что только с 24 сентября по 3 октября подразделения и части соединения отбили 91 неприятельскую контратаку, уничтожив при этом более 2 тысяч солдат и офицеров. Так же самоотверженно и стойко защищали свои рубежи подразделения и части 309-й Пирятинской стрелковой дивизии. С 27 сентября по 2 октября это соединение отбило 84 вражеские контратаки, уничтожив 1817 гитлеровцев.
Вся страна следила за битвой на Днепре и славила героев. 17 октября 1943 года газета "Правда" в передовой статье писала: "Много великих дел, совершенных во славу Родины, видел на своих берегах седой Днепр. Много витязей - защитников Руси купали коней своих в его водах, героическими преданиями овеяна его старина. Но меркнут все былые подвиги перед подвигами воинов Красной Армии. Еще не бывало такого на берегах Днепра, что совершается там теперь бесстрашными советскими воинами.
Не владеть гитлеровским разбойникам берегами старого Днепра!
Смерть им в днепровских водах! Слава героям Днепра!"
Высокая оценка ратных подвигов участников Днепровской битвы поднимала боевой дух воинов, способствовала усилению ударов по врагу. Передовую газеты "Правда" перепечатали все наши газеты. Политуправление фронта издало ее отдельной листовкой.
Патриотизм, мужество, высокий моральный дух воинов Красной Армии представляли собою сильнейшее оружие в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками.
18 октября наша ударная группировка снова перешла в наступление. Н. Ф. Ватутин находился на наблюдательном пункте 40-й армии и лично руководил боевыми действиями войск. Однако, как и в прошлый раз, наступление желаемого результата не принесло: узкий и холмистый плацдарм сковывал действия танковых соединений.
Затребовав сводки боевых потерь и выслушав доклады командармов К. С. Москаленко и П. С. Рыбалко, командующий войсками Воронежского фронта тут же, на НП 40-й армии, высказал мысль:
- А целесообразно ли продолжать наступление с букринского плацдарма? Не поискать ли иное решение - скажем, севернее Киева? Букрин же использовать для вспомогательного удара.
Условия для этого уже созрели. Войска 38-й армии под командованием генерал-лейтенанта Н. Е. Чибисова, наступавшие севернее Киева, сумели под Лютежем значительно расширить свой плацдарм. Теперь и лютежский плацдарм мог вместить крупную ударную группировку фронта. Там местность была более ровная, чем под Вел. Букрином, и благоприятствовала действиям подвижных войск. Все явственнее вырисовывалась возможность именно там, севернее Киева, добиться оперативного успеха.
Новое назначение
Октябрь 1943 года был сырой и ненастный. Пронзительный ветер рвал с деревьев жухлые листья, беспрестанно сыпал унылый мелкий дождь, превративший дороги в сплошное месиво.
В трудных осенних условиях войска продолжали настойчиво расширять плацдарм. Руководя боевыми действиями, командиры и политработники не забывали и о бытовом устройстве людей: о горячем питании, снабжении крепкой обувью, ремонте обмундирования, о землянках, банях, санпропускниках и многом другом, без чего трудно жить и воевать фронтовику. Все это существенным образом влияет на политико-моральное состояние войск и в известной мере на ход и исход боевых действий.
Проверив в одной из частей организацию солдатского быта, я вернулся на командный пункт армии.
- А тебя, Константин Васильевич, по ВЧ Москва вызывала, - сообщил командующий.
- Кто и по какому поводу? Но Кирилл Семенович лишь пожал плечами. Впрочем, вечером снова раздался звонок. К аппарату потребовали меня и сообщили:
- С вами будет разговаривать товарищ Щербаков.
Секретарь Центрального Комитета ВКП(б) и начальник Главного политического управления Красной Армии генерал-полковник А. С. Щербаков поинтересовался положением дел на букринском плацдарме, подробно расспросил о боевых делах армии, о том, как работают Военный совет и политорганы. В конце беседы он сообщил, что ГлавПУР рассматривает вопрос о моем новом назначении. Я попросил А. С. Щербакова, если возможно, перевод пока отложить.
Однако 19 или 20 октября последовал новый звонок. На этот раз из Военного совета фронта. Мне предлагалось незамедлительно прибыть в Требухово, где размещались Военный совет и штаб Воронежского фронта.
В порядке предварительной разведки я связался с начальником политуправления генерал-майором С. С. Шатиловым. Сергей Савельевич отвечал уклончиво, но порекомендовал на всякий случай захватить с собой походный чемоданчик с вещами.
Когда я прибыл в Требухово, мне сказали, что из Государственного Комитета Обороны поступили важные документы. В штабе я ознакомился с приказом Ставки Верховного Главнокомандования о переименовании с 20 октября 1943 года Воронежского фронта в 1-й Украинский и постановлением Государственного Комитета Обороны о назначении меня членом Военного совета этого фронта.
Обстоятельства назначения таковы. В связи с тем что многие области Украины уже были освобождены от немецко-фашистских захватчиков и на повестку дня встал вопрос о Киеве, несколько членов Военного совета фронта, в том числе Председатель Совета Народных Комиссаров УССР Л. Р. Корниец, должны были переключиться на республиканские дела и заняться восстановлением разрушенного народного хозяйства в освобожденных районах. Вместе со мною получил назначение и генерал-майор Н. Т. Кальченко. Он стал членом Военного совета по тылу.
Назначение членом Военного совета 1-го Украинского фронта, явившееся для меня неожиданностью, не могло не вызвать чувства серьезной озабоченности. Ответственность огромная. Но вместе с тем доверие партии воодушевляло и окрыляло.
Командующий войсками фронта генерал армии Н. Ф. Ватутин встретил меня дружеской улыбкой, как старого знакомого.
- Нашего полку прибыло, - пожимая мне руку, сказал Николай Федорович. Уверен, что работать будем дружно. Надеюсь на помощь действенную и постоянную.
Командующий повел разговор о сложном и многогранном процессе управлении войсками в современном бою, операции. Он подчеркнул, что управление войсками имеет не только организационную и техническую сторону, но и политическую, в том числе поддержание высокого боевого накала, крепкого политико-морального состояния войск, неослабеваемой бдительности и постоянной боевой готовности частей и подразделений.
- Кто должен этого добиваться? - спросил Николай Федорович и тут же ответил: - Командиры, штабы и политорганы тесной, дружной, четко согласованной работой.
Командующий сообщил, что он совместно со штабом завершает разработку плана Киевской наступательной операции, и кратко ознакомил меня с теми вопросами, которые предстояло решить Военному совету в ближайшие дни.
На должность заместителя командующего войсками 1-го Украинского фронта был назначен генерал-полковник А. А. Гречко. Андрей Антонович включился в текущую работу.
Передо мной также стояла задача как можно быстрее войти в курс дела, изучить оперативную обстановку в полосе наших войск, найти свое место в огромном и сложном фронтовом организме. Не теряя времени, я решил ближе познакомиться с работниками политуправления и штаба, ибо с ними мне предстояло совместно трудиться. Начальника политического управления фронта генерал-майора С. С. Шатилова я знал больше других. Во время боев на Дону, под Белгородом и Харьковом, на Курской дуге и Днепре мы не раз встречались с ним в 40-й армии, куда Сергей Савельевич частенько наезжал. Этот инициативный, мужественный и опытный политработник помог мне во многом.
Познакомился я и с членом Военного совета по тылу генерал-майором Н. Т. Кальченко. Никифор Тимофеевич оказался простым, открытой души человеком, который и сам никогда не унывал и умел поднять настроение других.
- Я ведь никогда не собирался быть военным, - улыбаясь, признался мне Кальченко. - Специальность моя самая что ни на есть мирная - агроном. Я люблю эту хорошую профессию, но война заставила постигать военное дело и думать, как лучше обеспечить войска всем необходимым для боя.
Перед Отечественной войной Н. Т. Кальченко, выдвинутый партией на руководящую работу, был председателем исполкома Одесского областного Совета депутатов трудящихся. Никифор Тимофеевич находился в осажденном городе во время его легендарной обороны. Затем Н. Т. Кальченко стал членом Военного совета армии, действовавшей на Кавказе, и уже оттуда прибыл на 1-й Украинский фронт.
Добрые товарищеские отношения установились у меня и с начальником штаба фронта генерал-лейтенантом Семеном Павловичем Ивановым. Он хорошо знал свое дело, обладал организаторскими способностями, умел проявить волю и требовательность. Я частенько заглядывал к нему и советовался по многим оперативным вопросам, стремясь понять многообразную механику штабного организма фронта.
Без знания военного дела, военного искусства, законов, способов и форм вооруженной борьбы нельзя глубоко познать сложную динамику боя, операции, невозможно квалифицированно вести и организовывать политработу в различных условиях боевой обстановки. И все мы настойчиво учились военному делу. Наряду с этим политработники передавали свой опыт командным кадрам. Шло взаимное обогащение знаниями, опытом, что способствовало нашим успехам в борьбе с немецко-фашистскими оккупантами.
В дни боев за Днепр инженерные войска фронта возглавлял генерал-майор инженерных войск Ю. Г. Благославов, начальником тыла был генерал-лейтенант интендантской службы В. Н. Власов, а командующим бронетанковыми и механизированными войсками - генерал-лейтенант танковых войск А. Д. Штевнев.
Андрея Дмитриевича Штевнева я хорошо знал еще с начала войны по Южному фронту. Впервые я встретился с ним осенью сорок первого года под Мелитополем, где вела тяжелые бои наша 9-я армия. Мы наблюдали за стрельбой впервые появившихся на нашем участке прославленных "катюш". После залпа гвардейских минометов позиции противника окутались клубами дыма и огня. Ошеломленные действием нового оружия, гитлеровцы дрогнули. Наши подразделения, поднявшиеся в атаку, отбили у противника один населенный пункт, затем другой, третий. Это был для нас отрадный успех.
- Что ж, может, и удержим Мелитополь? - в радостном возбуждении проговорил тогда Андрей Дмитриевич и тут же пояснил мне, что Мелитополь его родной город. Здесь он кочегарил, работал в железнодорожном депо и в 1918 году вступил в партию. Его военная биография началась в мелитопольском красногвардейском отряде.
Однако мечтам Андрея Дмитриевича не суждено было сбыться. В 1941 году, как известно, Мелитополь удержать не удалось. А в октябре 1943 года, когда у берегов Днепра мы снова встретились с генералом А. Д. Штевневым, у нас опять зашла речь о его городе.
- Войска 4-го Украинского фронта ворвались в Мелитополь и ведут уличные бои, - с радостью сообщил мне Андрей Дмитриевич. - Хотелось бы в родных местах побывать, да здесь, под Киевом, боевых дел и забот очень много...
20 октября состоялось заседание Военного совета 1-го Украинского фронта. Впервые в его работе принял участие и я. В тот день обсуждался очень важный вопрос. Открывая заседание, генерал армии Н. Ф. Ватутин напомнил, что Военный совет фронта еще 18 октября донес в Ставку Верховного Главнокомандования о том, что развитие успеха севернее Киева значительно облегчило бы прорыв с букринского плацдарма, и в связи с этим просил Ставку усилить правое крыло фронта, действовавшее севернее Киева, резервами, а также выделить определенное количество боевых машин для укомплектования танковых корпусов.
Речь шла о нанесении двух мощных ударов" По замыслу командующего фронтом, сосредоточенная на букринском плацдарме группировка в составе 40, 27 и 3-й гвардейской танковой армий должна была нанести удар в обход Киева с юго-запада, отрезая врагу все пути на запад. Одновременно расположенная на лютежском плацдарме ударная группировка в составе 38-й армии, усиленной 5-м гвардейским танковым корпусом, должна была нанести удар в южном направлении. Лютежской группировке ставилась задача, обойдя Киев с северо-запада, на четвертый день операции овладеть городом.
Генерал армии Н. Ф. Ватутин отдавал себе отчет в том, что сил у нас недостаточно, и надеялся, что нам помогут резервами. После упомянутого заседания Военный совет фронта снова доносил в Ставку: "По плацдармам севернее г. Киев. Имеется полная возможность получить здесь успех, но сил для этого мало, для этой цели необходимо фронту дать: одну общевойсковую армию и одну танковую армию"{5}.
Командующий и штаб фронта развернули подготовку наступательной операции. Н. Ф. Ватутин торопил командующих армиями, но именно за эту излишнюю поспешность основательно досталось от Ставки и ему самому, и Военному совету.
Операция была спланирована и назначена на 25 октября. Днем раньше командующий 1-м Украинским фронтом Н. Ф. Ватутин выехал в войска, чтобы на месте уточнить некоторые вопросы и отдать последние распоряжения. Когда Ватутин проводил совещание командармов, ему доложили, что по ВЧ его вызывает товарищ Иванов (условный фронтовой псевдоним И. В. Сталина).
Николай Федорович доложил Верховному Главнокомандующему о том, что подготовка к наступлению на Киев в основном завершена. Выслушав генерала Ватутина и задав ему несколько вопросов, касающихся преимущественно главной ударной группировки войск, Сталин заявил, что назначенная на 25 октября операция, по его мнению, обречена на провал. Запланированный фронтом удар получится недостаточно мощным, ибо силы распылены, и поэтому Киевом овладеть не удастся. Он приказал операцию отменить и ожидать директиву, в которой будут указаны фронту время, силы, средства и задачи, а впредь не назначать какого-либо наступления без одобрения Ставки.
- Что ж, товарищ Сталин поправил нас вовремя, - нарушив долгое молчание, произнес Николай Федорович. - Его замечания меня многому научили. Торопливость к добру не приводит.
После разговора Н. Ф. Ватутина с Москвой мне, молодому члену Военного совета фронта, стала еще более ощутима и ясна роль Ставки Верховного Главнокомандования, которая твердой рукой держала все нити управления фронтами и непосредственно руководила вооруженной борьбой наших войск на огромнейшем театре военных действий.
В такой тяжелой и большой войне, как Великая Отечественная, была совершенно необходима высокая централизация руководства фронтами. Ставка определяла стратегические цели, ставила войскам конкретные оперативные задачи, руководила совместными действиями фронтов и флотов и координировала эти действия, умело используя имеющиеся силы и средства для достижения победы над врагом.
В послевоенные годы некоторые товарищи не совсем правильно освещали роль Ставки, пытаясь даже умалить ее значение. Это, естественно, не соответствует истине. Под руководством Ставки были осуществлены выдающиеся операции и кампании, завершившиеся всемирно-исторической победой советского народа и его Вооруженных Сил над фашистской Германией. Эта победа продемонстрировала не только мощь и необоримую силу советского народа, нашего государственного и общественного строя, руководящую роль ленинской партии, она явила собой также и торжество советской передовой военной мысли, образец оперативного и стратегического искусства Ставки Верховного Главнокомандования, Генерального штаба, командующих фронтами и армиями.
Я не помню случая, чтобы Ставка опекала руководство фронта по мелочам. Наоборот, она предоставляла немалую инициативу, поддерживая все ценное и полезное. Обычно фронт по указанию Ставки разрабатывал план операции, вносил предложения, которые, если они соответствовали обстановке и задачам, внимательно рассматривались в Генштабе и затем утверждались Ставкой.
В ночь на 25 октября 1943 года поступила директива, официально подтвердившая указания и распоряжения И. В. Сталина, сделанные во время переговоров по ВЧ с Н. Ф. Ватутиным. В директиве говорилось: "1. Ставка Верховного Главнокомандования указывает, что неудача наступления на букринском плацдарме произошла потому, что не были своевременно учтены условия местности, затруднявшие здесь наступательные действия войск, особенно танковой армии. Ссылка на недостаток боеприпасов не основательна, так как Степин{6}, имея не больше боеприпасов, чем Николаев{7}, но правильно используя свои войска и действуя на несколько более благоприятной местности, успешно выполняет свою задачу.
2. Ставка приказывает произвести перегруппировку войск 1-го Украинского фронта с целью усиления правого крыла фронта, имея ближайшей задачей разгром киевской группировки противника и овладение Киевом".
В этом документе конкретно указывалось, как именно усилить правое крыло и создать на лютежском плацдарме перевес в силах и средствах. Ставка предложила перевести с букринского плацдарма на участок севернее Киева 3-ю гвардейскую танковую армию, использовав ее здесь совместно с 1-м гвардейским кавалерийским корпусом. Верховное Главнокомандование требовало провести переброску войск незаметно для противника, применив средства маскировки, в том числе макеты танков.
По замыслу Ставки соединения, оставшиеся на букринском плацдарме, также должны были вести наступательные действия и приковать к себе как можно больше сил противника, а при благоприятных условиях прорвать оборону врага и двигаться вперед.
Директива содержала конкретные указания и по поводу усиления правого крыла фронта стрелковыми дивизиями. К перегруппировке приказано было приступить немедленно, а наступление начать 1-2 ноября 1943 года.
Правда, командующий войсками фронта Н. Ф. Ватутин, как мне помнится, не хотел ослаблять букринский плацдарм и намеревался сохранить там 3-ю гвардейскую танковую армию, а для лютежской ударной группировки надеялся заполучить танковую армию из резерва Ставки. Николай Федорович был уверен, что для осуществления такой крупной, стратегически важной операции, как Киевская, Ставка Верховного Главнокомандования не поскупится резервами и выделит 1-му Украинскому фронту достаточное количество сил и средств. Он полагал, что наступление с лютежского плацдарма ударной группировки, усиленной танковой армией из резерва Ставки, неизбежно вынудит немецко-фашистское командование оттянуть части, расположенные южнее Киева. Это в свою очередь позволило бы быстрее прорвать оборону противника на букринском плацдарме и где-то в районе Белой Церкви соединиться с подвижными частями лютежской ударной группировки.