– Это шутка?
– Да нет же! Это правда. Эпохальный рубеж был пройден в 1969 году, и с тех пор компьютеры постоянно развиваются – куда быстрее человека. К 1975 году они обгонят разумных людей в смысле способностей в пятьдесят раз. – Он помолчал. – Это очень тревожило Гарри.
– Могу себе представить.
– Вот тогда-то с ним и началось. Он стал очень странно себя вести, все что-то утаивал.
Моррис оглядел комнату и устремил взгляд на крупные детали компьютерного оборудования, расставленные в разных местах. Его охватило странное чувство: он впервые оказался в помещении, «заставленном» компьютерами. Он понял, что некоторые его суждения о Бенсоне были ошибочными. Он-то считал, что Бенсон в общем мало чем отличается от других – но человек, работающий в таких условиях, должен отличаться от большинства людей. Опыт такой работы должен изменить характер и темперамент. Он вспомнил, что говорила Росс: убеждение в том, будто все люди в сущности одинаковы, – это буржуазный миф. Очень многие люди совсем не похожи на большинство. Они другие.
Фарли тоже не такой, как все. В другой ситуации Моррис просто счел бы Фарли дурашливым зубоскалом. Однако он, ясное дело, чертовски умен. Но зачем эти клоунские манеры, эти дурацкие ухмылочки?
– И знаете, как все быстро развивается? – продолжал Фарли. – Ужасно быстро. За какие-то несколько лет мы перешли с уровня миллисекунд на уровень наносекунд. Когда в 1952 году был сконструирован компьютер ИЛЛИАК-1, он был способен производить одиннадцать тысяч арифметических операций в секунду. Быстро, да? Ну вот, а теперь уже почти готов ИЛЛИАК-IV. Он будет производить двести миллионов операций в секунду. Это компьютер четвертого поколения. Разумеется, его невозможно было бы построить без участия других компьютеров. При разработке ИЛЛИАК-IV два компьютера непрерывно работали в течение двух лет.
Моррис молча пил кофе. Возможно, из-за усталости, возможно, из-за призрачной атмосферы в этом помещении он начал вдруг ощущать некое сродство с Бенсоном. Компьютеры, используемые для проектирования новых компьютеров, – может, они и в самом деле когда-нибудь завоюют мир? И что бы на это сказала Росс? Что он разделяет болезненное заблуждение пациента?
– Нашли что-нибудь интересное в ящиках? – спросил Фарли.
– Нет, – Моррис сел за стол и снова обвел комнату взглядом. Он попытался действовать, как Бенсон, думать, как Бенсон. Быть Бенсоном.
– А чем он занимался в свободное от работы время?
– Не представляю. Он как-то отдалился от нас в последние несколько месяцев, ушел в себя. Я знаю, у него были нелады с законом. И я знал, что он собирается лечь в больницу. Не нравилась ему ваша больница.
– Почему? – спросил без особого интереса Моррис. Ничего удивительного, что Бенсон испытывал враждебное чувство к больнице.
Фарли не ответил. Он встал с кресла и подошел к доске объявлений, где булавками были прикреплены вырезки из газет, записки и фотографии. Он снял пожелтевшую газетную вырезку и принес ее Моррису.
Это была заметка из «Лос-Анджелес таймс» за 17 июля 1969 года. Заголовок заметки гласил: «УНИВЕРСИТЕТСКАЯ БОЛЬНИЦА ПОЛУЧИЛА НОВЫЙ КОМПЬЮТЕР». В заметке сообщалось об установке в подвале больницы компьютера «Ай-Би-Эм-360», который будет использоваться при лабораторных исследованиях, в ходе операций и тому подобное.
– Вы заметили дату? – спросил Фарли. – Эпохальная неделя.
Моррис взглянул на дату и нахмурился.
5
6
7
8
– Да нет же! Это правда. Эпохальный рубеж был пройден в 1969 году, и с тех пор компьютеры постоянно развиваются – куда быстрее человека. К 1975 году они обгонят разумных людей в смысле способностей в пятьдесят раз. – Он помолчал. – Это очень тревожило Гарри.
– Могу себе представить.
– Вот тогда-то с ним и началось. Он стал очень странно себя вести, все что-то утаивал.
Моррис оглядел комнату и устремил взгляд на крупные детали компьютерного оборудования, расставленные в разных местах. Его охватило странное чувство: он впервые оказался в помещении, «заставленном» компьютерами. Он понял, что некоторые его суждения о Бенсоне были ошибочными. Он-то считал, что Бенсон в общем мало чем отличается от других – но человек, работающий в таких условиях, должен отличаться от большинства людей. Опыт такой работы должен изменить характер и темперамент. Он вспомнил, что говорила Росс: убеждение в том, будто все люди в сущности одинаковы, – это буржуазный миф. Очень многие люди совсем не похожи на большинство. Они другие.
Фарли тоже не такой, как все. В другой ситуации Моррис просто счел бы Фарли дурашливым зубоскалом. Однако он, ясное дело, чертовски умен. Но зачем эти клоунские манеры, эти дурацкие ухмылочки?
– И знаете, как все быстро развивается? – продолжал Фарли. – Ужасно быстро. За какие-то несколько лет мы перешли с уровня миллисекунд на уровень наносекунд. Когда в 1952 году был сконструирован компьютер ИЛЛИАК-1, он был способен производить одиннадцать тысяч арифметических операций в секунду. Быстро, да? Ну вот, а теперь уже почти готов ИЛЛИАК-IV. Он будет производить двести миллионов операций в секунду. Это компьютер четвертого поколения. Разумеется, его невозможно было бы построить без участия других компьютеров. При разработке ИЛЛИАК-IV два компьютера непрерывно работали в течение двух лет.
Моррис молча пил кофе. Возможно, из-за усталости, возможно, из-за призрачной атмосферы в этом помещении он начал вдруг ощущать некое сродство с Бенсоном. Компьютеры, используемые для проектирования новых компьютеров, – может, они и в самом деле когда-нибудь завоюют мир? И что бы на это сказала Росс? Что он разделяет болезненное заблуждение пациента?
– Нашли что-нибудь интересное в ящиках? – спросил Фарли.
– Нет, – Моррис сел за стол и снова обвел комнату взглядом. Он попытался действовать, как Бенсон, думать, как Бенсон. Быть Бенсоном.
– А чем он занимался в свободное от работы время?
– Не представляю. Он как-то отдалился от нас в последние несколько месяцев, ушел в себя. Я знаю, у него были нелады с законом. И я знал, что он собирается лечь в больницу. Не нравилась ему ваша больница.
– Почему? – спросил без особого интереса Моррис. Ничего удивительного, что Бенсон испытывал враждебное чувство к больнице.
Фарли не ответил. Он встал с кресла и подошел к доске объявлений, где булавками были прикреплены вырезки из газет, записки и фотографии. Он снял пожелтевшую газетную вырезку и принес ее Моррису.
Это была заметка из «Лос-Анджелес таймс» за 17 июля 1969 года. Заголовок заметки гласил: «УНИВЕРСИТЕТСКАЯ БОЛЬНИЦА ПОЛУЧИЛА НОВЫЙ КОМПЬЮТЕР». В заметке сообщалось об установке в подвале больницы компьютера «Ай-Би-Эм-360», который будет использоваться при лабораторных исследованиях, в ходе операций и тому подобное.
– Вы заметили дату? – спросил Фарли. – Эпохальная неделя.
Моррис взглянул на дату и нахмурился.
5
– Я пытаюсь рассуждать логически, доктор Росс.
– Я понимаю, Гарри.
– Мне кажется, очень важно придерживаться логики при обсуждении таких вещей.
– Я тоже так считаю.
Она сидела и смотрела, как крутится бобина с магнитофонной пленкой. Напротив нее сидел Эллис: глаза закрыты, сигарета в углу рта. Моррис пил кофе. А она составляла список того, что им удалось выяснить, пытаясь решить, каков же будет их следующий шаг. Бобина крутилась.
– Я все классифицирую в соответствии с тем, что называю негативными тенденциями, – говорил Бенсон. – Существует четыре основных негативных тенденции. Вам интересно?
– Да, конечно.
– Нет, правда?
– Правда.
– Ну вот. Тенденция номер один – экспансия компьютера. Широта применения компьютера. Компьютер – машина, но не похожая ни на какую другую машину в истории человечества. Прочие машины выполняют конкретные функции в узких областях – автомобили, холодильники, посудомойки. Считается, что у каждой машины своя специфическая функция. Но не то у компьютеров. Они могут делать массу самых разных вещей.
– Ну конечно, компьютеры…
– Позвольте, я договорю. Тенденция номер два – автономность компьютера. Когда-то на заре своего существования компьютеры не были автономны. Они были похожи на арифмометры: надо было постоянно находиться при них, нажимать на клавиши, заставлять их работать. Это как автомобиль: он не поедет без шофера. Но теперь все изменилось. Компьютеры становятся самостоятельными. Можно задать компьютеру кучу всевозможных команд для нескольких стадий работы – и уйти, а компьютер без вас будет справляться с поставленной задачей.
– Гарри, я…
– Пожалуйста, не прерывайте меня. Это все очень серьезно. Тенденция номер три – миниатюризация. Вы и сами знаете. Компьютер, который в 1950 году занимал целую комнату, теперь имеет размеры не больше сигаретной пачки. А очень скоро он станет и того меньше.
Наступила пауза.
– Тенденция номер четыре, – начал Бенсон.
Росс выключила магнитофон и взглянула на Эллиса и Морриса.
– Нам это ничем не поможет, – сказала она.
Они не ответили, молча глядя на нее усталыми глазами. Росс обратилась к составленному ею списку.
"Бенсон дома в 12.00.30. Взял (?) чертежи и (?) пистолет, чемоданчик с инструментами.
В последнее время Бенсон перестал появляться в клубе «Джекрэббит».
Бенсона беспокоит компьютер в Университет, б-це, установленный в июле 1969 г.".
– У тебя есть какие-нибудь соображения? – спросил Эллис.
– Нет, – ответила Росс. – Но мне кажется, надо поговорить с Макферсоном. – Она вопросительно взглянула на Эллиса. Тот безвольно кивнул. Моррис едва заметно пожал плечами. – Ладно. Я сама поговорю.
Часы показывали 4.30.
– Дело в том, – говорила Росс, – что мы исчерпали все возможные варианты. Время уходит.
Макферсон сидел за столом и смотрел на нее. У него был утомленный взгляд.
– И что вы хотите от меня?
– Сообщите в полицию.
– Полиция уже в курсе. Им сообщил обо всем их сотрудник. Насколько я понимаю, теперь на седьмом этаже не протолкнуться – кругом полицейские.
– Но полиции ничего не известно об операции.
– Господи! Да ведь полиция доставила его сюда для операции! Конечно, им все известно.
– Но они не знают деталей.
– Они не интересовались.
– И им ничего не известно о компьютерном прогнозе на шесть утра.
– А что именно?
Он ее раздражал. Ну и упрямец, черт бы его побрал! Он же прекрасно понимает, о чем идет речь.
– Я полагаю, они бы по-другому отнеслись к этому делу, если бы знали, что в шесть утра у Бенсона должен начаться припадок.
– Пожалуй, вы правы. – Макферсон тяжело поднялся с кресла. – Полагаю, теперь они перестанут видеть в нем сбежавшего преступника, обвиняемого в хулиганском нападении, а будут считать его сумасшедшим убийцей с проводами в черепе. – Он вздохнул. – В настоящий момент их задачей является его поимка. Если же мы расскажем им о Бенсоне все, они наверняка постараются пристрелить его.
– Но ведь речь идет о жизни невинных людей. Если компьютерная программа…
– Программа – она и есть программа. Пускай даже компьютерная программа. Она может реализоваться только после ввода команды, а команда в нашем случае состоит из трех стимуляций в разное время. Можно провести великое множество парабол через три точки. Можно экстраполировать ее самым различным образом. И у нас нет твердой уверенности, что он обязательно сорвется ровно в шесть. Если угодно, он вообще может не сорваться.
Она взглянула на развешанные по стенам кабинета графики. В этом кабинете Макферсон разрабатывал планы Центра, фиксируя стадии будущего развития на этих графиках – аккуратных и многоцветных. Она знала, что значат для него эти рисунки. Она знала, что значит для него Центр нейропсихиатрических исследований. Она знала, что значит для него Бенсон. Но тем не менее занятая им позиция казалась ей нелогичной и безответственной. Но как ему это сказать?
– Послушайте, Джан, вы говорили, что исчерпали все варианты. Но должен с вами не согласиться. Полагаю, у нас остается еще один вариант – ждать. Я полагаю, есть вероятность того, что он вернется в клинику, под наше крыло. И поскольку эта вероятность существует, я предпочел бы ждать.
– То есть вы не собираетесь заявлять в полицию?
– Нет.
– А если он не вернется и если во время приступа он снова совершит нападение на человека – вы что же, хотите, чтобы на нас посыпались все шишки?
– На меня шишки уже посыпались, – печально улыбнулся Макферсон.
Часы показывали 5.00.
– Я понимаю, Гарри.
– Мне кажется, очень важно придерживаться логики при обсуждении таких вещей.
– Я тоже так считаю.
Она сидела и смотрела, как крутится бобина с магнитофонной пленкой. Напротив нее сидел Эллис: глаза закрыты, сигарета в углу рта. Моррис пил кофе. А она составляла список того, что им удалось выяснить, пытаясь решить, каков же будет их следующий шаг. Бобина крутилась.
– Я все классифицирую в соответствии с тем, что называю негативными тенденциями, – говорил Бенсон. – Существует четыре основных негативных тенденции. Вам интересно?
– Да, конечно.
– Нет, правда?
– Правда.
– Ну вот. Тенденция номер один – экспансия компьютера. Широта применения компьютера. Компьютер – машина, но не похожая ни на какую другую машину в истории человечества. Прочие машины выполняют конкретные функции в узких областях – автомобили, холодильники, посудомойки. Считается, что у каждой машины своя специфическая функция. Но не то у компьютеров. Они могут делать массу самых разных вещей.
– Ну конечно, компьютеры…
– Позвольте, я договорю. Тенденция номер два – автономность компьютера. Когда-то на заре своего существования компьютеры не были автономны. Они были похожи на арифмометры: надо было постоянно находиться при них, нажимать на клавиши, заставлять их работать. Это как автомобиль: он не поедет без шофера. Но теперь все изменилось. Компьютеры становятся самостоятельными. Можно задать компьютеру кучу всевозможных команд для нескольких стадий работы – и уйти, а компьютер без вас будет справляться с поставленной задачей.
– Гарри, я…
– Пожалуйста, не прерывайте меня. Это все очень серьезно. Тенденция номер три – миниатюризация. Вы и сами знаете. Компьютер, который в 1950 году занимал целую комнату, теперь имеет размеры не больше сигаретной пачки. А очень скоро он станет и того меньше.
Наступила пауза.
– Тенденция номер четыре, – начал Бенсон.
Росс выключила магнитофон и взглянула на Эллиса и Морриса.
– Нам это ничем не поможет, – сказала она.
Они не ответили, молча глядя на нее усталыми глазами. Росс обратилась к составленному ею списку.
"Бенсон дома в 12.00.30. Взял (?) чертежи и (?) пистолет, чемоданчик с инструментами.
В последнее время Бенсон перестал появляться в клубе «Джекрэббит».
Бенсона беспокоит компьютер в Университет, б-це, установленный в июле 1969 г.".
– У тебя есть какие-нибудь соображения? – спросил Эллис.
– Нет, – ответила Росс. – Но мне кажется, надо поговорить с Макферсоном. – Она вопросительно взглянула на Эллиса. Тот безвольно кивнул. Моррис едва заметно пожал плечами. – Ладно. Я сама поговорю.
Часы показывали 4.30.
– Дело в том, – говорила Росс, – что мы исчерпали все возможные варианты. Время уходит.
Макферсон сидел за столом и смотрел на нее. У него был утомленный взгляд.
– И что вы хотите от меня?
– Сообщите в полицию.
– Полиция уже в курсе. Им сообщил обо всем их сотрудник. Насколько я понимаю, теперь на седьмом этаже не протолкнуться – кругом полицейские.
– Но полиции ничего не известно об операции.
– Господи! Да ведь полиция доставила его сюда для операции! Конечно, им все известно.
– Но они не знают деталей.
– Они не интересовались.
– И им ничего не известно о компьютерном прогнозе на шесть утра.
– А что именно?
Он ее раздражал. Ну и упрямец, черт бы его побрал! Он же прекрасно понимает, о чем идет речь.
– Я полагаю, они бы по-другому отнеслись к этому делу, если бы знали, что в шесть утра у Бенсона должен начаться припадок.
– Пожалуй, вы правы. – Макферсон тяжело поднялся с кресла. – Полагаю, теперь они перестанут видеть в нем сбежавшего преступника, обвиняемого в хулиганском нападении, а будут считать его сумасшедшим убийцей с проводами в черепе. – Он вздохнул. – В настоящий момент их задачей является его поимка. Если же мы расскажем им о Бенсоне все, они наверняка постараются пристрелить его.
– Но ведь речь идет о жизни невинных людей. Если компьютерная программа…
– Программа – она и есть программа. Пускай даже компьютерная программа. Она может реализоваться только после ввода команды, а команда в нашем случае состоит из трех стимуляций в разное время. Можно провести великое множество парабол через три точки. Можно экстраполировать ее самым различным образом. И у нас нет твердой уверенности, что он обязательно сорвется ровно в шесть. Если угодно, он вообще может не сорваться.
Она взглянула на развешанные по стенам кабинета графики. В этом кабинете Макферсон разрабатывал планы Центра, фиксируя стадии будущего развития на этих графиках – аккуратных и многоцветных. Она знала, что значат для него эти рисунки. Она знала, что значит для него Центр нейропсихиатрических исследований. Она знала, что значит для него Бенсон. Но тем не менее занятая им позиция казалась ей нелогичной и безответственной. Но как ему это сказать?
– Послушайте, Джан, вы говорили, что исчерпали все варианты. Но должен с вами не согласиться. Полагаю, у нас остается еще один вариант – ждать. Я полагаю, есть вероятность того, что он вернется в клинику, под наше крыло. И поскольку эта вероятность существует, я предпочел бы ждать.
– То есть вы не собираетесь заявлять в полицию?
– Нет.
– А если он не вернется и если во время приступа он снова совершит нападение на человека – вы что же, хотите, чтобы на нас посыпались все шишки?
– На меня шишки уже посыпались, – печально улыбнулся Макферсон.
Часы показывали 5.00.
6
Все устали, но никто не мог заснуть. Они остались в «Телекомпе», наблюдая за новыми компьютерными выкладками, колонка которых неумолимо приближалась к критическому рубежу на оси времени. Часы показывали 5.30. Потом 5.45.
Эллис искурил всю пачку и пошел за новой. Моррис сидел, уткнувшись в журнал, но страницы не переворачивал. Время от времени он поглядывал на настенные часы.
Росс нервно ходила по кабинету и смотрела на восход за окном. Небо розовело над тонкой коричневатой полоской смога на востоке. Вернулся Эллис с сигаретами.
Герхард оторвался от компьютеров и стал делать всем кофе. Моррис встал и, подойдя к Герхарду, наблюдал за его манипуляциями. Молча, не предлагая помочь. Просто стоял и смотрел.
Росс прислушалась к тиканью настенных часов. Странно, что раньше она никогда не замечала их тиканья: ведь звук был довольно громкий. И каждую минуту раздавался металлический щелчок: минутная стрелка перескакивала на очередную точку. Этот звук нервировал Росс. Она сосредоточила внимание на часах, дожидаясь громкого щелчка на фоне тихого тиканья. Точно навязчивая идея, подумала она. И стала припоминать прочие психические расстройства, пережитые ею в прошлом. Ощущение «дежавю» – иллюзия, что уже однажды была там, где оказалась впервые, деперсонализация – ощущение, что она смотрит на себя со стороны из толпы людей, ассоциации, галлюцинации, фобии. Между здоровьем и болезнью, между здоровой психикой и расстроенной не было четкой грани. Это своего рода спектр, и все люди располагаются в какой-то его точке. Какое бы место ты ни занимал на этом спектре, остальные все равно будут смотреть на тебя как на диковинку. Им Бенсон казался странным, а сами они, безусловно, казались странными Бенсону.
Ровно в шесть утра все встали и как по команде устремили глаза на циферблат на стене. И ничего не случилось.
– Может быть, это произойдет в 6.04, – сказал Герхард.
Они стали ждать.
На часах было четыре минуты седьмого. И все равно ничего не случилось. Телефон не зазвонил, посыльный не постучал в дверь. Ничего…
Эллис сорвал целлофановую обертку с пачки сигарет и скомкал ее в кулаке. От этого звука Росс чуть не вскрикнула. Он начал играть с целлофаном, комкая и расправляя его в ладони. Она заскрипела зубами.
Часы показывали 6.10, потом 6.15. Вошел Макферсон.
– Пока все хорошо, – улыбнулся он невесело и вышел.
Остальные переглянулись.
Прошло еще минут пять.
– Ну, не знаю, – сказал Герхард, глядя на дисплей компьютера. – Может быть, произошла какая-то ошибка в прогнозе. У нас было задано всего три точки. Может быть, надо провести еще одну параболу.
Он сел за пульт и стал нажимать клавиши. На экране вспыхнули новые параболы, мерцая белым пунктиром на зеленом фоне. Он убрал руки с клавиатуры.
– Нет. Компьютер повторяет первоначальный график. Это единственный вариант.
– Значит, компьютер ошибся, – сказал Моррис. – Уже половина седьмого. Сейчас откроется кафетерий. Кто-нибудь хочет позавтракать?
– Я не прочь, – отозвался Эллис и встал. – Джан?
Она помотала головой.
– Я побуду пока здесь.
– Вряд ли что-то произойдет, – сказал Моррис. – Лучше тебе сходить поесть.
– Я побуду здесь! – вырвалось у нее бессознательно.
– Ну ладно-ладно! – замахал руками Моррис. Он метнул взгляд на Эллиса, и они вышли. Она осталась с Герхардом.
– Ты учел лимит погрешности этой кривой? – спросила она.
– Учел. Но я не пойму, что происходит. Лимит уже давно пройден. Лимит составил плюс-минус две минуты на 99 процентов.
– Ты хочешь сказать, что припадок должен был произойти в промежутке от 6.02 до 6.06.
– Ну, в общем, да. Но припадка явно не было.
– Но ведь нужно какое-то время, чтобы компьютер обнаружил припадок?
– Согласен, – неуверенно кивнул Герхард. Она подошла к окну. Солнце уже встало и сияло на небе красноватым пятном. Почему восход всегда кажется менее живописным, чем закат? Ведь восход и заход должны быть одинаковыми…
Она услышала за спиной тихий электронный писк.
– О! – воскликнул Герхард.
– Что это значит?
Герхард указал пальцем на небольшой металлический ящик на полке в дальнем углу. Ящик был подсоединен к телефонному аппарату. На ящике замигала зеленая лампочка.
– Что это значит? – повторила она.
– Это линия спецсвязи. Круглосуточное воспроизведение текста после набора номера, который указан у него на жетоне.
Она подошла к ящику и сняла трубку с рычага. Приложила трубку к уху и услышала размеренный резкий голос: «…настоятельно рекомендуется не кремировать труп и не производить вскрытия тела, пока не будут удалены радиоактивные материалы. В противном случае существует серьезная опасность заражения…».
Она обернулась к Герхарду:
– Это можно выключить?
Он нажал кнопку на ящике. Голос умолк.
– Алло? – сказала она.
В трубке молчали, потом раздался возбужденный мужской голос:
– С кем я говорю?
– Я доктор Росс.
– Вы работаете в… – пауза. – Центре нейропсихиатрических исследований?
– Да.
– Возьмите ручку и бумагу. Запишите адрес. Это капитан Андерс из полицейского управления Лос-Анджелеса.
Она жестом попросила Герхарда принести ей карандаш или ручку.
– Что случилось, капитан?
– Убийство. И нам надо задать вам несколько вопросов.
Эллис искурил всю пачку и пошел за новой. Моррис сидел, уткнувшись в журнал, но страницы не переворачивал. Время от времени он поглядывал на настенные часы.
Росс нервно ходила по кабинету и смотрела на восход за окном. Небо розовело над тонкой коричневатой полоской смога на востоке. Вернулся Эллис с сигаретами.
Герхард оторвался от компьютеров и стал делать всем кофе. Моррис встал и, подойдя к Герхарду, наблюдал за его манипуляциями. Молча, не предлагая помочь. Просто стоял и смотрел.
Росс прислушалась к тиканью настенных часов. Странно, что раньше она никогда не замечала их тиканья: ведь звук был довольно громкий. И каждую минуту раздавался металлический щелчок: минутная стрелка перескакивала на очередную точку. Этот звук нервировал Росс. Она сосредоточила внимание на часах, дожидаясь громкого щелчка на фоне тихого тиканья. Точно навязчивая идея, подумала она. И стала припоминать прочие психические расстройства, пережитые ею в прошлом. Ощущение «дежавю» – иллюзия, что уже однажды была там, где оказалась впервые, деперсонализация – ощущение, что она смотрит на себя со стороны из толпы людей, ассоциации, галлюцинации, фобии. Между здоровьем и болезнью, между здоровой психикой и расстроенной не было четкой грани. Это своего рода спектр, и все люди располагаются в какой-то его точке. Какое бы место ты ни занимал на этом спектре, остальные все равно будут смотреть на тебя как на диковинку. Им Бенсон казался странным, а сами они, безусловно, казались странными Бенсону.
Ровно в шесть утра все встали и как по команде устремили глаза на циферблат на стене. И ничего не случилось.
– Может быть, это произойдет в 6.04, – сказал Герхард.
Они стали ждать.
На часах было четыре минуты седьмого. И все равно ничего не случилось. Телефон не зазвонил, посыльный не постучал в дверь. Ничего…
Эллис сорвал целлофановую обертку с пачки сигарет и скомкал ее в кулаке. От этого звука Росс чуть не вскрикнула. Он начал играть с целлофаном, комкая и расправляя его в ладони. Она заскрипела зубами.
Часы показывали 6.10, потом 6.15. Вошел Макферсон.
– Пока все хорошо, – улыбнулся он невесело и вышел.
Остальные переглянулись.
Прошло еще минут пять.
– Ну, не знаю, – сказал Герхард, глядя на дисплей компьютера. – Может быть, произошла какая-то ошибка в прогнозе. У нас было задано всего три точки. Может быть, надо провести еще одну параболу.
Он сел за пульт и стал нажимать клавиши. На экране вспыхнули новые параболы, мерцая белым пунктиром на зеленом фоне. Он убрал руки с клавиатуры.
– Нет. Компьютер повторяет первоначальный график. Это единственный вариант.
– Значит, компьютер ошибся, – сказал Моррис. – Уже половина седьмого. Сейчас откроется кафетерий. Кто-нибудь хочет позавтракать?
– Я не прочь, – отозвался Эллис и встал. – Джан?
Она помотала головой.
– Я побуду пока здесь.
– Вряд ли что-то произойдет, – сказал Моррис. – Лучше тебе сходить поесть.
– Я побуду здесь! – вырвалось у нее бессознательно.
– Ну ладно-ладно! – замахал руками Моррис. Он метнул взгляд на Эллиса, и они вышли. Она осталась с Герхардом.
– Ты учел лимит погрешности этой кривой? – спросила она.
– Учел. Но я не пойму, что происходит. Лимит уже давно пройден. Лимит составил плюс-минус две минуты на 99 процентов.
– Ты хочешь сказать, что припадок должен был произойти в промежутке от 6.02 до 6.06.
– Ну, в общем, да. Но припадка явно не было.
– Но ведь нужно какое-то время, чтобы компьютер обнаружил припадок?
– Согласен, – неуверенно кивнул Герхард. Она подошла к окну. Солнце уже встало и сияло на небе красноватым пятном. Почему восход всегда кажется менее живописным, чем закат? Ведь восход и заход должны быть одинаковыми…
Она услышала за спиной тихий электронный писк.
– О! – воскликнул Герхард.
– Что это значит?
Герхард указал пальцем на небольшой металлический ящик на полке в дальнем углу. Ящик был подсоединен к телефонному аппарату. На ящике замигала зеленая лампочка.
– Что это значит? – повторила она.
– Это линия спецсвязи. Круглосуточное воспроизведение текста после набора номера, который указан у него на жетоне.
Она подошла к ящику и сняла трубку с рычага. Приложила трубку к уху и услышала размеренный резкий голос: «…настоятельно рекомендуется не кремировать труп и не производить вскрытия тела, пока не будут удалены радиоактивные материалы. В противном случае существует серьезная опасность заражения…».
Она обернулась к Герхарду:
– Это можно выключить?
Он нажал кнопку на ящике. Голос умолк.
– Алло? – сказала она.
В трубке молчали, потом раздался возбужденный мужской голос:
– С кем я говорю?
– Я доктор Росс.
– Вы работаете в… – пауза. – Центре нейропсихиатрических исследований?
– Да.
– Возьмите ручку и бумагу. Запишите адрес. Это капитан Андерс из полицейского управления Лос-Анджелеса.
Она жестом попросила Герхарда принести ей карандаш или ручку.
– Что случилось, капитан?
– Убийство. И нам надо задать вам несколько вопросов.
7
Три патрульные машины были припаркованы у входа жилого дома близ Сансет-бульвара. Мигалки уже привлекли толпу зевак, несмотря на столь ранний час и утренний холод. Она остановилась чуть дальше и вернулась к дому. Ее остановил молодой патрульный.
– Вы здесь живете?
– Я доктор Росс. Меня вызвал капитан Андерс.
Он кивнул в сторону лифта.
– Третий этаж, из лифта налево, – и пропустил ее в здание.
Зеваки с любопытством наблюдали, как она пошла по вестибюлю и остановилась перед лифтом. Люди столпились у входа, заглядывая друг другу через плечо в раскрытую дверь и перешептываясь. Интересно, подумала она, что они о ней говорят. От мигалок патрульных машин по стенам вестибюля бежали красноватые блики. Подъехал лифт, она вошла, и двери закрылись.
Внутри лифт был обшит пластиковыми панелями под дерево. Вытертый коврик на полу – зеленый, загаженный многочисленными собаками и кошками. Она нервно стояла, переминаясь с ноги на ногу, пока лифт со скрипом полз на третий этаж. Она уже прекрасно представляла себе, кто обитает в таких домах: шлюхи, гомики, наркаши и случайные гастролеры. Тут можно было снимать квартиру ненадолго – на месяц. То еще местечко…
Она вышла на третьем этаже и двинулась к группе полицейских у двери в дальнем конце коридора. Дорогу ей преградил сержант. Она повторила, что ей звонил капитан Андерс, и ее пропустили в квартиру, попросив ничего там не трогать.
Это была крохотная квартирка с одной спальней, меблированная в псевдоиспанском стиле. Или во всяком случае ей так показалось. Внутри находилось человек двадцать – они фотографировали, измеряли, снимали отпечатки пальцев, собирали вещественные доказательства. Сейчас трудно было представить, как тут все выглядело до наплыва сотрудников полиции.
К ней подошел Андерс. Моложавый, лет тридцати пяти, в строгом темном костюме. Длинные волосы падают на воротничок рубашки. На носу очки в роговой оправе. Он был похож на молодого профессора, и это ее поразило. Странно все-таки, как у людей рождаются предубеждения.
Он спросил у нее тихим голосом:
– Вы доктор Росс?
– Да.
– Капитан Андерс. Спасибо, что приехали. – Он быстро и сильно пожал ей руку. – Тело находится в спальне. Там же сотрудники канцелярии коронера.
Он повел ее в спальню. Убитой оказалась нагая девушка лет двадцати с небольшим, распростертая на кровати. У нее была разбита голова, а на теле виднелось несколько ножевых ран. Вся постель была в крови. В воздухе стоял сладковатый запах крови.
В комнате царил беспорядок: стул перед трюмо валялся на полу, косметика и флакончики с духами разбросаны по ковру, ночник разбит. В спальне находилось шестеро – среди них судмедэксперт. Он заполнял свидетельство о смерти.
– Это доктор Росс, – представил ее Андерс. – Расскажите ей.
Судмедэксперт кивнул на труп.
– Зверское убийство, как сами видите. Сильный удар в левый височный отдел, вызвавший деформацию черепа и мгновенную потерю сознания. Ударили вон той лампой. На лампе обнаружены кровь ее группы и ее волосы.
Росс поглядела на лампу и перевела взгляд на тело.
– А ножевые ранения?
– Нанесены позже, видимо, уже после смерти. Смерть наступила после удара по голове.
Росс осмотрела голову убитой. С одной стороны голова была размозжена и напоминала сдувшийся футбольный мяч, черты когда-то миловидного лица искажены.
– Можно видеть, – продолжал врач, – что она успела наложить макияж. Насколько можно предполагать, она сидела перед трюмо вот здесь и красила лицо. Удар последовал сверху под углом, она упала со стула, и все полетело на ковер. Потом ее подняли… – врач воздел руки и изобразил усилие, с которым как бы поднимал тело, – и перенесли со стула на кровать.
– Это был кто-то довольно сильный?
– О да! Мужчина, вне всякого сомнения.
– Откуда вам известно?
– В сливном отверстии ванны нашли паховые волосы. Мы обнаружили два типа волос. Одни волоски принадлежат ей, другие – мужчине. У мужчин паховые волосы, как вам известно, более курчавые и менее эллиптичные на поперечном срезе, чем женские.
– Мне это неизвестно.
– Если хотите, могу указать вам литературу, где об этом можно почитать. Совершенно ясно также, что убийца имел с ней половую связь до убийства. Мы исследовали семенную жидкость и знаем его группу крови – первая. Мужчина после полового акта принял душ, а потом вышел из ванной и убил ее.
Росс кивнула.
– После удара по голове ее подняли и положили на кровать. К этому времени кровотечение было несильным. На трюмо и на ковре обнаружено незначительное количество крови. Но теперь ее убийца взял какое-то орудие и несколько раз ударил ее в живот. Заметьте, что самые глубокие раны расположены в нижней части живота, в паховой области – возможно, действия убийцы имели для него некий символический сексуальный смысл. Но это только наше предположение.
Росс снова кивнула, но ничего не сказала. Она решила, что сотрудник канцелярии коронера – зануда, и ей не хотелось говорить ему больше, чем нужно. Она подошла поближе к трупу и исследовала колотые раны. Отверстия оказались довольно маленькими, точно уколы, но вокруг отверстий кожа была сильно разорвана.
– Вы нашли орудие? – спросила она.
– Нет.
– И что это было, по-вашему?
– Не знаю. Нечто не очень острое, но удар был силен – чтобы прорвать кожу и ткани тупым инструментом, требуется значительное усилие при ударе.
– Это еще один аргумент в пользу нашего предположения, что убийца – мужчина, – заявил Андерс.
– Да, можно предположить, что это был металлический предмет, например, нож для вскрытия писем, или металлическая линейка, или отвертка. Что-то в этом роде. Но вот что интересно. – Судмедэксперт указал на левую руку убитой. Рука лежала поперек кровати и была сильно изувечена колотыми ранами. – Смотрите: он ударил ее в живот, потом в руку. Раны тянутся правильной прямой линией. Обратите внимание на последовательность колотых ран. И теперь смотрите: он несколько раз ударил по руке, потом продолжал колоть простыню и одеяло. Уколы продолжают образовывать прямую линию.
Он провел рукой вдоль череды рваных отверстий в ткани.
– Насколько я это понимаю, это персеверация. Автоматическое продолжение бесцельного движения. Точно он превратился в своего рода машину, которая просто продолжает работать вхолостую…
– Верно, – заметила Росс.
– Мы полагаем, – продолжал судмедэксперт, – что это есть проявление состояния транса. Однако мы не знаем, имело ли это состояние органическое происхождение или функциональное, было ли оно естественным или искусственно вызванным. Поскольку девушка сама впустила его в квартиру, это состояние транса возникло позднее.
Росс поняла вдруг, что сотрудник канцелярии коронера просто выпендривается перед ней. Вот это ее и раздражало. Сейчас не время играть в Шерлока Холмса. Андерс передал ей жетон.
– При осмотре квартиры мы обнаружили вот это.
Росс повертела жетон в руке и прочитала:
«У меня ядерный биостимулятор. Внешнее физическое воздействие или огонь способны повредить оболочку капсулы и способствовать выбросу токсичных материалов. В случае моего ранения или смерти позвоните по тел. (213) 6521134».
– По этому телефону мы дозвонились вам, – сказал Андерс, внимательно глядя на нее. – Мы вам все рассказали, теперь ваша очередь.
– Его зовут Гарри Бенсон. Ему тридцать четыре года, и он страдает психомоторной эпилепсией.
Врач щелкнул пальцами.
– Ну я же говорил!
– Что такое психомоторная эпилепсия? – спросил Андерс.
В этот момент из соседней комнаты вошел человек в штатском.
– Мы нашли отпечатки, – сказал он. – Они фигурируют в картотеке министерства обороны. Только там и больше нигде. У этого парня допуск к секретным материалам с 1968 года по настоящее время. Имя – Гарри Бенсон, живет в Лос-Анджелесе.
– Допуск к чему? – спросил Андерс.
– Вероятно, к исследованиям в области компьютерной технологии, – предположила Росс.
– Да, правильно, – подтвердил штатский. – В последние три года – секретные разработки компьютерных технологий.
Андерс делал пометки в записной книжке.
– Его группа крови у них указана?
– Да. Первая.
Росс повернулась к врачу.
– Вы выяснили личность убитой?
– Имя – Дорис Блэнкфурт, сценический псевдоним – Анджела Блэк. Двадцать шесть лет, живет в этой квартире полтора месяца.
– Чем она занимается?
– Танцовщица.
Росс кивнула.
– Вам это о чем-нибудь говорит? – спросил Андерс.
– У него слабость к танцовщицам.
– Он испытывает к ним влечение?
– Влечение и отвращение. Это довольно сложно объяснить.
Андерс бросил на нее удивленный взгляд. Неужели он считает, что она его дурачит?
– И он страдает эпилепсией?
– Да. Психомоторной эпилепсией.
Андерс продолжал писать.
– Мне необходимо узнать об этом подробнее.
– Разумеется.
– Мне нужно описание его болезни, фотографии…
– Я вам дам все интересующие вас материалы.
– …и как можно скорее.
Росс кивнула. Вся ее решимость избегать сотрудничества с полицией растаяла. Она неотрывно смотрела на разбитую голову девушки. И воочию представила себе, как внезапно и яростно он на нее набросился. Росс взглянула на часы.
– Уже полвосьмого. Мне надо возвращаться в больницу, но я заеду домой переодеться и умыться. Можете подъехать ко мне домой или в больницу.
– Я подъеду к вам домой, – ответил Андерс. – Минут через двадцать мы тут закончим.
– О'кей, – сказала она и дала ему адрес.
– Вы здесь живете?
– Я доктор Росс. Меня вызвал капитан Андерс.
Он кивнул в сторону лифта.
– Третий этаж, из лифта налево, – и пропустил ее в здание.
Зеваки с любопытством наблюдали, как она пошла по вестибюлю и остановилась перед лифтом. Люди столпились у входа, заглядывая друг другу через плечо в раскрытую дверь и перешептываясь. Интересно, подумала она, что они о ней говорят. От мигалок патрульных машин по стенам вестибюля бежали красноватые блики. Подъехал лифт, она вошла, и двери закрылись.
Внутри лифт был обшит пластиковыми панелями под дерево. Вытертый коврик на полу – зеленый, загаженный многочисленными собаками и кошками. Она нервно стояла, переминаясь с ноги на ногу, пока лифт со скрипом полз на третий этаж. Она уже прекрасно представляла себе, кто обитает в таких домах: шлюхи, гомики, наркаши и случайные гастролеры. Тут можно было снимать квартиру ненадолго – на месяц. То еще местечко…
Она вышла на третьем этаже и двинулась к группе полицейских у двери в дальнем конце коридора. Дорогу ей преградил сержант. Она повторила, что ей звонил капитан Андерс, и ее пропустили в квартиру, попросив ничего там не трогать.
Это была крохотная квартирка с одной спальней, меблированная в псевдоиспанском стиле. Или во всяком случае ей так показалось. Внутри находилось человек двадцать – они фотографировали, измеряли, снимали отпечатки пальцев, собирали вещественные доказательства. Сейчас трудно было представить, как тут все выглядело до наплыва сотрудников полиции.
К ней подошел Андерс. Моложавый, лет тридцати пяти, в строгом темном костюме. Длинные волосы падают на воротничок рубашки. На носу очки в роговой оправе. Он был похож на молодого профессора, и это ее поразило. Странно все-таки, как у людей рождаются предубеждения.
Он спросил у нее тихим голосом:
– Вы доктор Росс?
– Да.
– Капитан Андерс. Спасибо, что приехали. – Он быстро и сильно пожал ей руку. – Тело находится в спальне. Там же сотрудники канцелярии коронера.
Он повел ее в спальню. Убитой оказалась нагая девушка лет двадцати с небольшим, распростертая на кровати. У нее была разбита голова, а на теле виднелось несколько ножевых ран. Вся постель была в крови. В воздухе стоял сладковатый запах крови.
В комнате царил беспорядок: стул перед трюмо валялся на полу, косметика и флакончики с духами разбросаны по ковру, ночник разбит. В спальне находилось шестеро – среди них судмедэксперт. Он заполнял свидетельство о смерти.
– Это доктор Росс, – представил ее Андерс. – Расскажите ей.
Судмедэксперт кивнул на труп.
– Зверское убийство, как сами видите. Сильный удар в левый височный отдел, вызвавший деформацию черепа и мгновенную потерю сознания. Ударили вон той лампой. На лампе обнаружены кровь ее группы и ее волосы.
Росс поглядела на лампу и перевела взгляд на тело.
– А ножевые ранения?
– Нанесены позже, видимо, уже после смерти. Смерть наступила после удара по голове.
Росс осмотрела голову убитой. С одной стороны голова была размозжена и напоминала сдувшийся футбольный мяч, черты когда-то миловидного лица искажены.
– Можно видеть, – продолжал врач, – что она успела наложить макияж. Насколько можно предполагать, она сидела перед трюмо вот здесь и красила лицо. Удар последовал сверху под углом, она упала со стула, и все полетело на ковер. Потом ее подняли… – врач воздел руки и изобразил усилие, с которым как бы поднимал тело, – и перенесли со стула на кровать.
– Это был кто-то довольно сильный?
– О да! Мужчина, вне всякого сомнения.
– Откуда вам известно?
– В сливном отверстии ванны нашли паховые волосы. Мы обнаружили два типа волос. Одни волоски принадлежат ей, другие – мужчине. У мужчин паховые волосы, как вам известно, более курчавые и менее эллиптичные на поперечном срезе, чем женские.
– Мне это неизвестно.
– Если хотите, могу указать вам литературу, где об этом можно почитать. Совершенно ясно также, что убийца имел с ней половую связь до убийства. Мы исследовали семенную жидкость и знаем его группу крови – первая. Мужчина после полового акта принял душ, а потом вышел из ванной и убил ее.
Росс кивнула.
– После удара по голове ее подняли и положили на кровать. К этому времени кровотечение было несильным. На трюмо и на ковре обнаружено незначительное количество крови. Но теперь ее убийца взял какое-то орудие и несколько раз ударил ее в живот. Заметьте, что самые глубокие раны расположены в нижней части живота, в паховой области – возможно, действия убийцы имели для него некий символический сексуальный смысл. Но это только наше предположение.
Росс снова кивнула, но ничего не сказала. Она решила, что сотрудник канцелярии коронера – зануда, и ей не хотелось говорить ему больше, чем нужно. Она подошла поближе к трупу и исследовала колотые раны. Отверстия оказались довольно маленькими, точно уколы, но вокруг отверстий кожа была сильно разорвана.
– Вы нашли орудие? – спросила она.
– Нет.
– И что это было, по-вашему?
– Не знаю. Нечто не очень острое, но удар был силен – чтобы прорвать кожу и ткани тупым инструментом, требуется значительное усилие при ударе.
– Это еще один аргумент в пользу нашего предположения, что убийца – мужчина, – заявил Андерс.
– Да, можно предположить, что это был металлический предмет, например, нож для вскрытия писем, или металлическая линейка, или отвертка. Что-то в этом роде. Но вот что интересно. – Судмедэксперт указал на левую руку убитой. Рука лежала поперек кровати и была сильно изувечена колотыми ранами. – Смотрите: он ударил ее в живот, потом в руку. Раны тянутся правильной прямой линией. Обратите внимание на последовательность колотых ран. И теперь смотрите: он несколько раз ударил по руке, потом продолжал колоть простыню и одеяло. Уколы продолжают образовывать прямую линию.
Он провел рукой вдоль череды рваных отверстий в ткани.
– Насколько я это понимаю, это персеверация. Автоматическое продолжение бесцельного движения. Точно он превратился в своего рода машину, которая просто продолжает работать вхолостую…
– Верно, – заметила Росс.
– Мы полагаем, – продолжал судмедэксперт, – что это есть проявление состояния транса. Однако мы не знаем, имело ли это состояние органическое происхождение или функциональное, было ли оно естественным или искусственно вызванным. Поскольку девушка сама впустила его в квартиру, это состояние транса возникло позднее.
Росс поняла вдруг, что сотрудник канцелярии коронера просто выпендривается перед ней. Вот это ее и раздражало. Сейчас не время играть в Шерлока Холмса. Андерс передал ей жетон.
– При осмотре квартиры мы обнаружили вот это.
Росс повертела жетон в руке и прочитала:
«У меня ядерный биостимулятор. Внешнее физическое воздействие или огонь способны повредить оболочку капсулы и способствовать выбросу токсичных материалов. В случае моего ранения или смерти позвоните по тел. (213) 6521134».
– По этому телефону мы дозвонились вам, – сказал Андерс, внимательно глядя на нее. – Мы вам все рассказали, теперь ваша очередь.
– Его зовут Гарри Бенсон. Ему тридцать четыре года, и он страдает психомоторной эпилепсией.
Врач щелкнул пальцами.
– Ну я же говорил!
– Что такое психомоторная эпилепсия? – спросил Андерс.
В этот момент из соседней комнаты вошел человек в штатском.
– Мы нашли отпечатки, – сказал он. – Они фигурируют в картотеке министерства обороны. Только там и больше нигде. У этого парня допуск к секретным материалам с 1968 года по настоящее время. Имя – Гарри Бенсон, живет в Лос-Анджелесе.
– Допуск к чему? – спросил Андерс.
– Вероятно, к исследованиям в области компьютерной технологии, – предположила Росс.
– Да, правильно, – подтвердил штатский. – В последние три года – секретные разработки компьютерных технологий.
Андерс делал пометки в записной книжке.
– Его группа крови у них указана?
– Да. Первая.
Росс повернулась к врачу.
– Вы выяснили личность убитой?
– Имя – Дорис Блэнкфурт, сценический псевдоним – Анджела Блэк. Двадцать шесть лет, живет в этой квартире полтора месяца.
– Чем она занимается?
– Танцовщица.
Росс кивнула.
– Вам это о чем-нибудь говорит? – спросил Андерс.
– У него слабость к танцовщицам.
– Он испытывает к ним влечение?
– Влечение и отвращение. Это довольно сложно объяснить.
Андерс бросил на нее удивленный взгляд. Неужели он считает, что она его дурачит?
– И он страдает эпилепсией?
– Да. Психомоторной эпилепсией.
Андерс продолжал писать.
– Мне необходимо узнать об этом подробнее.
– Разумеется.
– Мне нужно описание его болезни, фотографии…
– Я вам дам все интересующие вас материалы.
– …и как можно скорее.
Росс кивнула. Вся ее решимость избегать сотрудничества с полицией растаяла. Она неотрывно смотрела на разбитую голову девушки. И воочию представила себе, как внезапно и яростно он на нее набросился. Росс взглянула на часы.
– Уже полвосьмого. Мне надо возвращаться в больницу, но я заеду домой переодеться и умыться. Можете подъехать ко мне домой или в больницу.
– Я подъеду к вам домой, – ответил Андерс. – Минут через двадцать мы тут закончим.
– О'кей, – сказала она и дала ему адрес.
8
Приятно было стоять под душем: горячие струйки воды, точно иголочки, кололи ее голую кожу. Она расслабилась и, закрыв глаза, глубоко вдыхала теплый пар. Она обожала душ, хотя и отдавала себе отчет в том, что эта привычка укладывается в схему мужского поведения. Мужчины любят принимать душ, женщины – ванну. Об этом однажды упомянул доктор Рамос. Она поначалу решила, что это ерунда: схемы поведения на то и нужны, чтобы их ломать. Она же – индивидуальность!
Потом она узнала, что душ используется при лечении шизофреников. Иногда удавалось успокоить их путем резкой смены холодной и горячей струи.
– Ну, теперь вам кажется, что вы шизофреничка? – спросил доктор Рамос и от души посмеялся. Он не часто смеялся. Порой она пыталась его рассмешить – без особого успеха.
Она выключила душ и вылезла из ванны, завернувшись в простыню. Отерла испарину с зеркала и стала себя рассматривать. «Ну и страхолюдина», – сказала она и кивнула. Отражение в зеркале тоже ей кивнуло. Душем смыло тени с век и тушь с ресниц – больше никакой косметикой она не пользовалась. Теперь ее глаза казались маленькими и усталыми. На какой час назначена ее сегодняшняя встреча с доктором Рамосом? А разве сегодня?
Потом она узнала, что душ используется при лечении шизофреников. Иногда удавалось успокоить их путем резкой смены холодной и горячей струи.
– Ну, теперь вам кажется, что вы шизофреничка? – спросил доктор Рамос и от души посмеялся. Он не часто смеялся. Порой она пыталась его рассмешить – без особого успеха.
Она выключила душ и вылезла из ванны, завернувшись в простыню. Отерла испарину с зеркала и стала себя рассматривать. «Ну и страхолюдина», – сказала она и кивнула. Отражение в зеркале тоже ей кивнуло. Душем смыло тени с век и тушь с ресниц – больше никакой косметикой она не пользовалась. Теперь ее глаза казались маленькими и усталыми. На какой час назначена ее сегодняшняя встреча с доктором Рамосом? А разве сегодня?