Какой сегодня день, кстати? Она с трудом припомнила, что пятница. Она не спала в последние сутки и теперь мысленно отметила все симптомы усталости от недосыпания, которые выучила еще будучи практиканткой. Сводит желудок. Тупая боль во всем теле. Легкая затуманенность сознания. Ощущение ужасное!
Она знала, что будет дальше. В следующие четыре-пять часов она будет грезить о сне. Ей будет представляться кровать и мягкий матрас. Ее начнут преследовать приятные ощущения, сопровождающие отход ко сну.
Но она надеялась, что Бенсона удастся найти гораздо раньше. Зеркало снова запотело. Она раскрыла дверь, чтобы впустить в ванную комнату свежий воздух, и снова стерла пар с зеркала. Она уже собралась было наложить новый слой теней на веки, когда в дверь позвонили.
Это, наверное, Андерс. Она оставила входную дверь незапертой.
– Открыто! – крикнула Росс и продолжала заниматься макияжем. Наложила тени и подкрасила тушью ресницы на одном глазу. – Если хотите кофе, вскипятите воду на кухне!
Она закончила красить второй глаз, покрепче завернулась в простыню и выглянула в коридор.
– Вы там все нашли?
В коридоре стоял Гарри Бенсон.
– Доброе утро, доктор Росс, – произнес он приятным голосом. – Надеюсь, мое появление не слишком неуместно.
Странно, что она так перепугалась. Он протянул руку, она ее слабо пожала, почти не отдавая себе отчета в своих действиях. Ее переполнял страх. Но чего она боится? Она же знает этого мужчину достаточно хорошо: раньше она неоднократно оставалась с ним наедине и никогда не боялась.
Отчасти этот страх был вызван его неожиданным появлением здесь, в ее доме. И еще – домашняя, а не больничная обстановка: она вдруг остро ощутила, что стоит перед ним нагая, завернутая в купальную простыню.
– Извините, я что-нибудь на себя накину.
Он вежливо кивнул и отправился в гостиную. Она закрыла за собой дверь спальни и села на кровать. Она тяжело дышала, точно пробежала длинную дистанцию. Тревога, подумала она. Но это слово не успокоило ее. Она вспомнила пациента, который в отчаянии заорал на нее: «Нечего втолковывать мне, что у меня депрессия. Я себя ужасно чувствую!»
Росс подошла к шкафу и надела первое попавшееся ей под руку платье. Потом вернулась в ванную и посмотрелась в зеркало. Время тяну, подумала она. А сейчас время тянуть не стоит.
Она глубоко вздохнула и вышла к нему. Гарри стоял посреди гостиной. По всему было видно, что он смущен. Она оглядела комнату как бы его глазами: современная, чистенькая, незнакомая квартира. Современная мебель: черная кожа и хромированный металл, угловатые линии. По стенам висят современные картины. Современный, сверкающий, механический мир. Удобная, совершенно чужая мебель.
– Вот уж никогда бы не подумал, что вы можете жить в таком доме, – сказал он.
– Нас пугают разные вещи, Гарри. – Она старалась говорить дружелюбно. – Хотите кофе?
– Нет, спасибо.
Он был хорошо одет: галстук, пиджак. Но его парик – черные длинные волосы – производил отталкивающее впечатление. И еще его глаза – усталые, затуманенные, – глаза человека, едва не валящегося с ног от усталости. Она вспомнила, какое опустошение, физическое и эмоциональное, испытывают крысы после чрезмерных стимуляций удовольствия. В конце сеанса они лежат на полу клетки, раскинув лапки, тяжело дыша, выбившись из сил настолько, что не в состоянии подползти к рычагу электрошока и нажать его еще раз.
– Вы здесь одна? – спросил Гарри.
– Одна.
На его левой щеке виднелся небольшой кровоподтек – прямо под глазом. Она взглянула на его перебинтованную голову. Бинты едва виднелись из-под парика – узкая белая полоска между волосами и воротничком рубашки.
– Что-нибудь не так?
– Нет, все в порядке.
– А вы, похоже, нервничаете. – Его голос прозвучал с неподдельной озабоченностью. Возможно, он только что испытал стимуляцию. Она вдруг вспомнила, как недавно после пробной стимуляции он пережил сексуальное влечение к ней – как раз перед интерфейсингом.
– Да нет же… я не нервничаю, – Росс улыбнулась.
– У вас очень милая улыбка.
Она оглядела его одежду, ища кровь. Убитая девушка была вся в крови. И Бенсон тоже должен был сильно измазаться. Но на его одежде не было ни пятнышка. Возможно, он еще раз принял душ и смыл с себя кровь. После того, как убил ее.
– Ну, а я налью себе кофе. – Она вышла на кухню с облегчением. В кухне, подальше от него, она могла спокойно перевести дух. Она поставила чайник на конфорку, зажгла газ и постояла немного у плиты. Надо взять себя в руки. Надо взять ситуацию под контроль.
Странная вещь: хотя Росс испытала шок, увидев Бенсона у себя в доме, она почему-то вовсе не удивилась его приходу. Психомоторные эпилептики – это люди, опасающиеся собственной агрессивности. Более половины из них совершают самоубийства из отчаяния: все они сильно терзаются и страдают и оттого обращаются к врачу за помощью.
Но почему же он не вернулся в клинику? Росс вышла в гостиную. Бенсон стоял у огромного окна и смотрел на город, раскинувшийся во все стороны на многие мили к горизонту.
– Вы сердитесь на меня?
– Отчего?
– Ну, я ведь сбежал.
– А почему вы сбежали, Гарри? – Она почувствовала, как к ней возвращается уверенность. Она способна подчинить своей воле этого человека. Это же ее работа. Она оставалась наедине с мужчинами куда более опасными, чем этот. Она вспомнила полугодичное пребывание в больнице «Кэмерон», где ей пришлось иметь дело с психопатами и убийцами – очаровательными, обаятельными и страшными мужчинами.
– Потому. – Он улыбнулся и сел в кресло. Поерзал, встал, пересел на софу. – У вас какая-то неудобная мебель. И как вы можете жить в таком неуютном месте?
– Мне здесь нравится.
– Но здесь же все такое неудобное! – Он бросил на нее вызывающий взгляд. Она опять слегка похолодела от страха. Обстановка, в которой сейчас оказался Бенсон, была для него угрожающей, а Бенсон реагировал на внешнюю опасность агрессивно.
– Как вы нашли меня, Гарри?
– Вы удивлены, что я знаю ваш адрес?
– Да, немного.
– Я проявил предусмотрительность. Прежде чем отправиться к вам в больницу, я узнал, где живете вы, где живет Эллис и Макферсон. Я знаю все адреса.
– Зачем?
– На всякий случай.
– А чего вы опасались?
Он не ответил. Встал, подошел к окну и стал смотреть на город.
– А ведь они меня ищут, – пробормотал он. – Ищут, ведь так?
– Да.
– Но они меня не найдут. Город большой.
В кухне засвистел чайник. Она извинилась и вышла из комнаты. Наливая себе кофе, она скользнула глазами по хозяйственному столу, ища какой-нибудь тяжелый предмет. Может, удастся ударить его по голове. Эллис ей этого никогда не простит, но что делать…
– Тут у вас на стене картина, – крикнул Бенсон. – На ней много цифр. Кто это сделал?
– Человек по имени Джонс.
– А зачем это ему понадобилось рисовать цифры? Цифры нужны машинам.
Налив молока в чашку, она вернулась в гостиную и села.
– Гарри…
– Нет, в самом деле. Посмотрите! Что это значит? – он постучал пальцем по другой картине.
– Гарри, подойдите ко мне, сядьте.
Он оглянулся, постоял, потом подошел и сел на кушетку напротив. Он немного напрягся, но через мгновение уже успокоенно улыбнулся. На долю секунды его зрачки расширились. Новая стимуляция, подумала она. Что же делать, черт побери?!
– Гарри, что с вами случилось?
– Не знаю, – ответил он спокойно.
– Вы ушли из больницы…
– Да, я ушел из больницы в белом санитарном костюме. Я все это заранее продумал. За мной приехала Анджела.
– А потом?
– А потом мы поехали ко мне. Я страшно волновался.
– Почему?
– Ну знаете, я же понимаю, чем все это кончится.
Она не совсем поняла, что он имеет в виду.
– И как же это кончится?
– А от меня мы поехали к ней, немного выпили, занялись любовью, и я ей и сказал, как все это закончится. Тогда она испугалась. Она захотела позвонить в больницу, чтобы сказать им, где я… – Он уставился в пустоту, на мгновение смутившись. Она не хотела форсировать события. У него был приступ, и он, конечно, не вспомнит, как совершил убийство. Тут случай полнейшей, подлинной амнезии.
Но надо заставить его продолжать рассказ.
– Так почему вы убежали, Гарри?
– Это случилось днем, – он смотрел на нее в упор. – Я лежал в своей палате и вдруг понял, что все обо мне заботятся, носятся вокруг меня, обслуживают меня, точно я – машина. И я испугался.
Глубоко, в самом отдаленном уголке мозга, родилась мысль, что ее подозрения подтвердились. Параноический страх Бенсона перед машинами в основе своей был порожден страхом зависимости, утраты самостоятельности. Он и впрямь говорил правду, заявив, что боится чужой заботы о себе. А люди обычно ненавидят то, чего боятся.
Но в таком случае Бенсон зависит от нее. И как же он на это отреагирует?
– Вы ведь меня обманули, – сказал он вдруг.
– Никто вас не обманывал, Гарри.
Он начал злиться.
– Обманули, обманули. Вы… – Он осекся и опять улыбнулся. Зрачки чуть расширились: еще одна стимуляция. Теперь они происходили чаще. Скоро опять наступит срыв.
– А знаете, это потрясающее ощущение! – сказал он.
– Какое ощущение?
– Эта вибрация.
– Так вот что вы чувствуете?
– Как только все становится невмоготу – трррр – и я снова счастлив! Так тепло, приятно – здорово!
– Это стимуляции.
Она с трудом удержалась от того, чтобы не взглянуть на часы. Какая разница? Андерс же сказал, что приедет через двадцать минут, но его могло что-то задержать. Но даже если бы он приехал, вряд ли он смог бы справиться с Бенсоном. Психомоторный эпилептик, предоставленный сам себе, – опасное и пугающее зрелище. Андерс скорее всего застрелил бы Бенсона. А ей не хотелось такого финала.
– А знаете, что происходит потом? Вибрация приятна только в первый момент. Когда она становится очень сильной, я чувствую… удушье.
– А как сейчас? Сильно?
– Сильно. – Он улыбнулся.
И в тот момент, когда он улыбнулся, она с ужасом осознала свою полнейшую беспомощность. Все, чему ее когда-то учили, – о способах контролировать поведение пациентов, направлять поток их мыслей, следить за манерой речи – все теперь утратило смысл. Словесные ухищрения ей не помогут. Это все равно что заговаривать зубы больному бешенством или раком мозга. Недуг Бенсона – физического свойства. Теперь он находится во власти машины, которая неумолимо и безукоризненно подталкивает его к припадку. Их беседа не может привести к отключению имплантированного компьютера.
Ей оставалось только одно – вернуть его в больницу. Но как? Она попыталась его образумить.
– Вы хоть осознаете, что происходит, Гарри? Эти стимуляции изнуряют вас, способствуют новым припадкам.
– Но ощущение очень приятное.
– Но вы же сами только что сказали, что это не всегда приятно.
– Не всегда.
– Ну, а вы не хотите это исправить?
Он помолчал.
– Исправить?
– Починить. Изменить так, чтобы у вас больше не было припадков. – Она осторожно подбирала слова.
– Так вы считаете, что меня нужно подремонтировать? – Эта фраза напомнила ей об Эллисе: любимая фраза хирурга.
– Гарри, мы можем улучшить ваше самочувствие.
– Да я прекрасно себя чувствую, доктор Росс!
– Но, Гарри, когда вы были у Анджелы…
– Я ничего не помню!
– Вы пошли к ней после побега из больницы.
– Нет, ничего не помню. Память стерта. Ничего – пусто. Могу прокрутить вам – сами послушайте. – Он раскрыл рот и издал шипение. – Слышите? Все стерто.
– Вы же не машина, Гарри, – мягко сказала она.
– Пока нет.
У нее сводило желудок. От нервного напряжения ее затошнило. И вновь где-то в глубине мозга возникла мысль: интересное физическое проявление эмоционального состояния. Она даже обрадовалась этой своей способности отвлечься от присутствия Гарри – хотя бы на несколько мгновений.
Но ее также разозлили воспоминания о том; как она спорила с Эллисом и Макферсоном, как выступала на конференциях, доказывая, что имплантация компьютера приведет только к усилению наличествующих в психике Бенсона галлюцинаторных явлений. А они не обратили на ее аргументы никакого внимания.
Вот бы они оба оказались здесь, на ее месте.
– Вы все пытаетесь превратить меня в машину, – Сказал Гарри. – Все вы. А я сопротивляюсь.
– Гарри…
– Дайте мне договорить! – Его лицо помрачнело. И тут же на губах появилась блаженная улыбка.
Еще одна стимуляция. Теперь каждую из них разделяли какие-то минуты. Где же Андерс? Хоть кто-нибудь придет? Ей захотелось с криком выбежать в коридор. Может, попытаться дозвониться в больницу? В полицию?
– Как же приятно! – все еще улыбаясь, проговорил Бенсон. – Какое же приятное ощущение. Ни с чем не сравнится. Я мог бы плавать в этом ощущении вечно.
– Гарри, я прошу вас: постарайтесь успокоиться.
– А я спокоен. Но ведь вы не этого хотите?
– А чего?
– Вы хотите, чтобы я был послушной машиной. Вы хотите, чтобы я подчинялся приказам своих господ, чтобы я исполнял все инструкции. Вот чего вы хотите.
– Но вы же не машина, Гарри.
– И никогда ею не буду. – Его улыбка угасла. – Никогда.
Она глубоко вздохнула.
– Гарри, я хочу, чтобы вы вернулись в больницу.
– Нет.
– Мы поможем вам. Вам полегчает.
– Нет.
– Мы же заботимся о вас.
– Вы заботитесь обо мне! – Он засмеялся громко, мрачно. – Предмет вашей заботы – научные эксперименты. Предмет вашей заботы – научный протокол. Вас заботят дальнейшие перспективы. Обо мне вы и не думаете.
Он разозлился и пришел в возбуждение.
– Ваша репутация сильно пошатнется, если вам придется заявить во всеуслышание, что из всех ваших многочисленных пациентов, наблюдавшихся на протяжении многих лет, один умер – потому что свихнулся и полицейским пришлось его пристрелить. Это очень плохо скажется на вашей репутации!
– Гарри!
– Я знаю, что говорю. – Бенсон вытянул руки вперед. – Час назад мне было очень плохо. Потом я очнулся и увидел кровь под ногтями. Кровь! Я знаю. – Он стал рассматривать пальцы, согнув их так, чтобы можно было заглянуть под ногти. Он тронул свою повязку на голове. – Операция должна была пройти успешно, но она мне не помогла.
И вдруг он заплакал. Его лицо оставалось бесстрастным, ровным, но по щекам потекли слезы.
– Операция не помогла. Не понимаю: почему не помогла…
И вдруг так же неожиданно он улыбнулся. Новая стимуляция. Эта произошла менее чем через минуту после предыдущей. Она поняла, что через несколько секунд с ним произойдет припадок.
– Я не хочу никому причинять боль, – сказал он с улыбкой.
Ей стало жаль его, жаль, что все так случилось.
– Я вас понимаю, – сказала она. – Давайте вернемся в больницу.
– Нет-нет…
– Я поеду с вами. И буду с вами все время. И не буду отходить от вас ни на шаг. Все будет хорошо.
– Не спорить со мной! – Он вскочил с кушетки, сжав кулаки, испепеляя ее взглядом. – Я не желаю слушать… – он осекся, но на этот раз не улыбнулся.
Он начал принюхиваться.
– Что это за запах? Какой неприятный запах! Что это? Ох, какой противный, вы слышите меня? Он мне неприятен!
Бенсон стал наступать на нее, продолжая втягивать воздух ноздрями. Вытянул руки к ней.
– Гарри…
– Какое неприятное ощущение…
Она встала с кушетки и отошла в сторону. Он последовал за ней, растопырив пальцы вытянутых рук.
– Я не хочу! Не хочу ощущать этого! – Он уже не принюхивался. Он находился в состоянии транса и продолжал приближаться к ней.
– Гарри…
У него было бледное неподвижное лицо – точно маска робота. Он протянул к ней руки. Казалось, он бредет во сне. Движения его были замедленными, поэтому ей удавалось держаться от него на достаточном удалении.
Потом он вдруг подхватил с журнального столика тяжелую стеклянную пепельницу и швырнул в нее. Она увернулась. Пепельница попала в окно и выбила стекло.
Бенсон прыгнул на нее и обхватил руками за талию – медвежьей хваткой. Он с невероятной силой сжал ее в своих объятиях.
– Гарри, – задыхаясь, прохрипела она. – Гарри… – Она взглянула ему в лицо и увидела, что оно по-прежнему ровное и белое.
Она ударила его коленом в пах.
Он охнул и выпустил ее, согнулся пополам и закашлялся. Она подбежала к телефонному аппарату, сняла трубку и набрала «ноль». Бенсон все еще стоял, согнувшись и кашляя.
– Оператор.
– Оператор, соедините меня с полицией.
– Вас соединить с полицией Беверли-Хиллз или с лос-анджелесским управлением?
– Все равно!
– Но какое управление вам нужно?
Она выронила трубку. Бенсон опять схватил ее. До ее слуха донесся тонкий голосок оператора: «Алло! Алло!» Бенсон отшвырнул телефонный аппарат в угол комнаты. Потом схватил настольную лампу и начал размахивать ею, описывая большие круги в воздухе. Первый раз ей удалось увернуться, и она почувствовала волну воздуха, прилетевшую от тяжелой металлической подставки. Попади ей подставка в голову, она будет убита на месте. На месте! Эта мысль подтолкнула ее к решительным действиям.
Росс выбежала на кухню. Бенсон бросил лампу и устремился за ней. Она отчаянно выдвигала все ящики, ища нож. Она нашла только небольшой разделочный ножик. Куда же подевались мясные тесаки?
Бенсон уже был в кухне. Она бросила в него, не целясь, чайник. Чайник попал ему в колено. Он двигался вперед.
Голос из глубинного закоулка мозга по-прежнему нашептывал ей, что она совершает большую ошибку, что в кухне есть нечто, чем она может воспользоваться. Но что?
Бенсон схватил ее за шею. Захват напугал ее до смерти. Она вцепилась ему в запястья, пытаясь разжать его ладони. Она лягнула его пяткой, но он увернулся и привалил ее спиной к хозяйственному столу, пытаясь зажать ей рот.
Росс была не в состоянии ни шевельнуться, ни вздохнуть. Перед глазами у нее поплыли синие круги. Легкие требовали притока свежего воздуха.
Она царапала ногтями стол, пытаясь нащупать что-нибудь, чем можно его ударить. Но пальцы ничего не нащупывали. Кухня…
Росс отчаянно замахала руками. Почувствовала, как пальцы наткнулись на ручку посудомоечной машины, на ручки плиты. Кухонные машины!
Перед глазами все позеленело. Большие синие круги наплывали один на другой. Она умрет в собственной кухне…
Кухня. Кухня. «Опасности кухни». И уже теряя сознание, она в какое-то мгновение поняла… Микроволновая печь!
Она уже ничего не видела. Все вокруг обратилось в неровное зеленое поле. Пальцы чувствовали металлическую окантовку печи, стеклянную дверцу, потом вверх… вверх… выключатель, рычажки. Она повернула круглый диск…
Бенсон вскрикнул.
Кольцо, сдавливающее ее шею, распалось. Она сползла на пол. Бенсон истошно кричал. Это были ужасные вопли страдания. К ней медленно вернулось зрение, и она увидела его. Он стоял над ней, обхватив голову руками. И кричал.
Он не обращал внимания на лежащую на полу женщину. Он извивался и сгибался, держась за виски, и выл точно раненый зверь. Потом, крича, бросился прочь из кухни.
И тут сознание покинуло ее.
9
10
Она знала, что будет дальше. В следующие четыре-пять часов она будет грезить о сне. Ей будет представляться кровать и мягкий матрас. Ее начнут преследовать приятные ощущения, сопровождающие отход ко сну.
Но она надеялась, что Бенсона удастся найти гораздо раньше. Зеркало снова запотело. Она раскрыла дверь, чтобы впустить в ванную комнату свежий воздух, и снова стерла пар с зеркала. Она уже собралась было наложить новый слой теней на веки, когда в дверь позвонили.
Это, наверное, Андерс. Она оставила входную дверь незапертой.
– Открыто! – крикнула Росс и продолжала заниматься макияжем. Наложила тени и подкрасила тушью ресницы на одном глазу. – Если хотите кофе, вскипятите воду на кухне!
Она закончила красить второй глаз, покрепче завернулась в простыню и выглянула в коридор.
– Вы там все нашли?
В коридоре стоял Гарри Бенсон.
– Доброе утро, доктор Росс, – произнес он приятным голосом. – Надеюсь, мое появление не слишком неуместно.
Странно, что она так перепугалась. Он протянул руку, она ее слабо пожала, почти не отдавая себе отчета в своих действиях. Ее переполнял страх. Но чего она боится? Она же знает этого мужчину достаточно хорошо: раньше она неоднократно оставалась с ним наедине и никогда не боялась.
Отчасти этот страх был вызван его неожиданным появлением здесь, в ее доме. И еще – домашняя, а не больничная обстановка: она вдруг остро ощутила, что стоит перед ним нагая, завернутая в купальную простыню.
– Извините, я что-нибудь на себя накину.
Он вежливо кивнул и отправился в гостиную. Она закрыла за собой дверь спальни и села на кровать. Она тяжело дышала, точно пробежала длинную дистанцию. Тревога, подумала она. Но это слово не успокоило ее. Она вспомнила пациента, который в отчаянии заорал на нее: «Нечего втолковывать мне, что у меня депрессия. Я себя ужасно чувствую!»
Росс подошла к шкафу и надела первое попавшееся ей под руку платье. Потом вернулась в ванную и посмотрелась в зеркало. Время тяну, подумала она. А сейчас время тянуть не стоит.
Она глубоко вздохнула и вышла к нему. Гарри стоял посреди гостиной. По всему было видно, что он смущен. Она оглядела комнату как бы его глазами: современная, чистенькая, незнакомая квартира. Современная мебель: черная кожа и хромированный металл, угловатые линии. По стенам висят современные картины. Современный, сверкающий, механический мир. Удобная, совершенно чужая мебель.
– Вот уж никогда бы не подумал, что вы можете жить в таком доме, – сказал он.
– Нас пугают разные вещи, Гарри. – Она старалась говорить дружелюбно. – Хотите кофе?
– Нет, спасибо.
Он был хорошо одет: галстук, пиджак. Но его парик – черные длинные волосы – производил отталкивающее впечатление. И еще его глаза – усталые, затуманенные, – глаза человека, едва не валящегося с ног от усталости. Она вспомнила, какое опустошение, физическое и эмоциональное, испытывают крысы после чрезмерных стимуляций удовольствия. В конце сеанса они лежат на полу клетки, раскинув лапки, тяжело дыша, выбившись из сил настолько, что не в состоянии подползти к рычагу электрошока и нажать его еще раз.
– Вы здесь одна? – спросил Гарри.
– Одна.
На его левой щеке виднелся небольшой кровоподтек – прямо под глазом. Она взглянула на его перебинтованную голову. Бинты едва виднелись из-под парика – узкая белая полоска между волосами и воротничком рубашки.
– Что-нибудь не так?
– Нет, все в порядке.
– А вы, похоже, нервничаете. – Его голос прозвучал с неподдельной озабоченностью. Возможно, он только что испытал стимуляцию. Она вдруг вспомнила, как недавно после пробной стимуляции он пережил сексуальное влечение к ней – как раз перед интерфейсингом.
– Да нет же… я не нервничаю, – Росс улыбнулась.
– У вас очень милая улыбка.
Она оглядела его одежду, ища кровь. Убитая девушка была вся в крови. И Бенсон тоже должен был сильно измазаться. Но на его одежде не было ни пятнышка. Возможно, он еще раз принял душ и смыл с себя кровь. После того, как убил ее.
– Ну, а я налью себе кофе. – Она вышла на кухню с облегчением. В кухне, подальше от него, она могла спокойно перевести дух. Она поставила чайник на конфорку, зажгла газ и постояла немного у плиты. Надо взять себя в руки. Надо взять ситуацию под контроль.
Странная вещь: хотя Росс испытала шок, увидев Бенсона у себя в доме, она почему-то вовсе не удивилась его приходу. Психомоторные эпилептики – это люди, опасающиеся собственной агрессивности. Более половины из них совершают самоубийства из отчаяния: все они сильно терзаются и страдают и оттого обращаются к врачу за помощью.
Но почему же он не вернулся в клинику? Росс вышла в гостиную. Бенсон стоял у огромного окна и смотрел на город, раскинувшийся во все стороны на многие мили к горизонту.
– Вы сердитесь на меня?
– Отчего?
– Ну, я ведь сбежал.
– А почему вы сбежали, Гарри? – Она почувствовала, как к ней возвращается уверенность. Она способна подчинить своей воле этого человека. Это же ее работа. Она оставалась наедине с мужчинами куда более опасными, чем этот. Она вспомнила полугодичное пребывание в больнице «Кэмерон», где ей пришлось иметь дело с психопатами и убийцами – очаровательными, обаятельными и страшными мужчинами.
– Потому. – Он улыбнулся и сел в кресло. Поерзал, встал, пересел на софу. – У вас какая-то неудобная мебель. И как вы можете жить в таком неуютном месте?
– Мне здесь нравится.
– Но здесь же все такое неудобное! – Он бросил на нее вызывающий взгляд. Она опять слегка похолодела от страха. Обстановка, в которой сейчас оказался Бенсон, была для него угрожающей, а Бенсон реагировал на внешнюю опасность агрессивно.
– Как вы нашли меня, Гарри?
– Вы удивлены, что я знаю ваш адрес?
– Да, немного.
– Я проявил предусмотрительность. Прежде чем отправиться к вам в больницу, я узнал, где живете вы, где живет Эллис и Макферсон. Я знаю все адреса.
– Зачем?
– На всякий случай.
– А чего вы опасались?
Он не ответил. Встал, подошел к окну и стал смотреть на город.
– А ведь они меня ищут, – пробормотал он. – Ищут, ведь так?
– Да.
– Но они меня не найдут. Город большой.
В кухне засвистел чайник. Она извинилась и вышла из комнаты. Наливая себе кофе, она скользнула глазами по хозяйственному столу, ища какой-нибудь тяжелый предмет. Может, удастся ударить его по голове. Эллис ей этого никогда не простит, но что делать…
– Тут у вас на стене картина, – крикнул Бенсон. – На ней много цифр. Кто это сделал?
– Человек по имени Джонс.
– А зачем это ему понадобилось рисовать цифры? Цифры нужны машинам.
Налив молока в чашку, она вернулась в гостиную и села.
– Гарри…
– Нет, в самом деле. Посмотрите! Что это значит? – он постучал пальцем по другой картине.
– Гарри, подойдите ко мне, сядьте.
Он оглянулся, постоял, потом подошел и сел на кушетку напротив. Он немного напрягся, но через мгновение уже успокоенно улыбнулся. На долю секунды его зрачки расширились. Новая стимуляция, подумала она. Что же делать, черт побери?!
– Гарри, что с вами случилось?
– Не знаю, – ответил он спокойно.
– Вы ушли из больницы…
– Да, я ушел из больницы в белом санитарном костюме. Я все это заранее продумал. За мной приехала Анджела.
– А потом?
– А потом мы поехали ко мне. Я страшно волновался.
– Почему?
– Ну знаете, я же понимаю, чем все это кончится.
Она не совсем поняла, что он имеет в виду.
– И как же это кончится?
– А от меня мы поехали к ней, немного выпили, занялись любовью, и я ей и сказал, как все это закончится. Тогда она испугалась. Она захотела позвонить в больницу, чтобы сказать им, где я… – Он уставился в пустоту, на мгновение смутившись. Она не хотела форсировать события. У него был приступ, и он, конечно, не вспомнит, как совершил убийство. Тут случай полнейшей, подлинной амнезии.
Но надо заставить его продолжать рассказ.
– Так почему вы убежали, Гарри?
– Это случилось днем, – он смотрел на нее в упор. – Я лежал в своей палате и вдруг понял, что все обо мне заботятся, носятся вокруг меня, обслуживают меня, точно я – машина. И я испугался.
Глубоко, в самом отдаленном уголке мозга, родилась мысль, что ее подозрения подтвердились. Параноический страх Бенсона перед машинами в основе своей был порожден страхом зависимости, утраты самостоятельности. Он и впрямь говорил правду, заявив, что боится чужой заботы о себе. А люди обычно ненавидят то, чего боятся.
Но в таком случае Бенсон зависит от нее. И как же он на это отреагирует?
– Вы ведь меня обманули, – сказал он вдруг.
– Никто вас не обманывал, Гарри.
Он начал злиться.
– Обманули, обманули. Вы… – Он осекся и опять улыбнулся. Зрачки чуть расширились: еще одна стимуляция. Теперь они происходили чаще. Скоро опять наступит срыв.
– А знаете, это потрясающее ощущение! – сказал он.
– Какое ощущение?
– Эта вибрация.
– Так вот что вы чувствуете?
– Как только все становится невмоготу – трррр – и я снова счастлив! Так тепло, приятно – здорово!
– Это стимуляции.
Она с трудом удержалась от того, чтобы не взглянуть на часы. Какая разница? Андерс же сказал, что приедет через двадцать минут, но его могло что-то задержать. Но даже если бы он приехал, вряд ли он смог бы справиться с Бенсоном. Психомоторный эпилептик, предоставленный сам себе, – опасное и пугающее зрелище. Андерс скорее всего застрелил бы Бенсона. А ей не хотелось такого финала.
– А знаете, что происходит потом? Вибрация приятна только в первый момент. Когда она становится очень сильной, я чувствую… удушье.
– А как сейчас? Сильно?
– Сильно. – Он улыбнулся.
И в тот момент, когда он улыбнулся, она с ужасом осознала свою полнейшую беспомощность. Все, чему ее когда-то учили, – о способах контролировать поведение пациентов, направлять поток их мыслей, следить за манерой речи – все теперь утратило смысл. Словесные ухищрения ей не помогут. Это все равно что заговаривать зубы больному бешенством или раком мозга. Недуг Бенсона – физического свойства. Теперь он находится во власти машины, которая неумолимо и безукоризненно подталкивает его к припадку. Их беседа не может привести к отключению имплантированного компьютера.
Ей оставалось только одно – вернуть его в больницу. Но как? Она попыталась его образумить.
– Вы хоть осознаете, что происходит, Гарри? Эти стимуляции изнуряют вас, способствуют новым припадкам.
– Но ощущение очень приятное.
– Но вы же сами только что сказали, что это не всегда приятно.
– Не всегда.
– Ну, а вы не хотите это исправить?
Он помолчал.
– Исправить?
– Починить. Изменить так, чтобы у вас больше не было припадков. – Она осторожно подбирала слова.
– Так вы считаете, что меня нужно подремонтировать? – Эта фраза напомнила ей об Эллисе: любимая фраза хирурга.
– Гарри, мы можем улучшить ваше самочувствие.
– Да я прекрасно себя чувствую, доктор Росс!
– Но, Гарри, когда вы были у Анджелы…
– Я ничего не помню!
– Вы пошли к ней после побега из больницы.
– Нет, ничего не помню. Память стерта. Ничего – пусто. Могу прокрутить вам – сами послушайте. – Он раскрыл рот и издал шипение. – Слышите? Все стерто.
– Вы же не машина, Гарри, – мягко сказала она.
– Пока нет.
У нее сводило желудок. От нервного напряжения ее затошнило. И вновь где-то в глубине мозга возникла мысль: интересное физическое проявление эмоционального состояния. Она даже обрадовалась этой своей способности отвлечься от присутствия Гарри – хотя бы на несколько мгновений.
Но ее также разозлили воспоминания о том; как она спорила с Эллисом и Макферсоном, как выступала на конференциях, доказывая, что имплантация компьютера приведет только к усилению наличествующих в психике Бенсона галлюцинаторных явлений. А они не обратили на ее аргументы никакого внимания.
Вот бы они оба оказались здесь, на ее месте.
– Вы все пытаетесь превратить меня в машину, – Сказал Гарри. – Все вы. А я сопротивляюсь.
– Гарри…
– Дайте мне договорить! – Его лицо помрачнело. И тут же на губах появилась блаженная улыбка.
Еще одна стимуляция. Теперь каждую из них разделяли какие-то минуты. Где же Андерс? Хоть кто-нибудь придет? Ей захотелось с криком выбежать в коридор. Может, попытаться дозвониться в больницу? В полицию?
– Как же приятно! – все еще улыбаясь, проговорил Бенсон. – Какое же приятное ощущение. Ни с чем не сравнится. Я мог бы плавать в этом ощущении вечно.
– Гарри, я прошу вас: постарайтесь успокоиться.
– А я спокоен. Но ведь вы не этого хотите?
– А чего?
– Вы хотите, чтобы я был послушной машиной. Вы хотите, чтобы я подчинялся приказам своих господ, чтобы я исполнял все инструкции. Вот чего вы хотите.
– Но вы же не машина, Гарри.
– И никогда ею не буду. – Его улыбка угасла. – Никогда.
Она глубоко вздохнула.
– Гарри, я хочу, чтобы вы вернулись в больницу.
– Нет.
– Мы поможем вам. Вам полегчает.
– Нет.
– Мы же заботимся о вас.
– Вы заботитесь обо мне! – Он засмеялся громко, мрачно. – Предмет вашей заботы – научные эксперименты. Предмет вашей заботы – научный протокол. Вас заботят дальнейшие перспективы. Обо мне вы и не думаете.
Он разозлился и пришел в возбуждение.
– Ваша репутация сильно пошатнется, если вам придется заявить во всеуслышание, что из всех ваших многочисленных пациентов, наблюдавшихся на протяжении многих лет, один умер – потому что свихнулся и полицейским пришлось его пристрелить. Это очень плохо скажется на вашей репутации!
– Гарри!
– Я знаю, что говорю. – Бенсон вытянул руки вперед. – Час назад мне было очень плохо. Потом я очнулся и увидел кровь под ногтями. Кровь! Я знаю. – Он стал рассматривать пальцы, согнув их так, чтобы можно было заглянуть под ногти. Он тронул свою повязку на голове. – Операция должна была пройти успешно, но она мне не помогла.
И вдруг он заплакал. Его лицо оставалось бесстрастным, ровным, но по щекам потекли слезы.
– Операция не помогла. Не понимаю: почему не помогла…
И вдруг так же неожиданно он улыбнулся. Новая стимуляция. Эта произошла менее чем через минуту после предыдущей. Она поняла, что через несколько секунд с ним произойдет припадок.
– Я не хочу никому причинять боль, – сказал он с улыбкой.
Ей стало жаль его, жаль, что все так случилось.
– Я вас понимаю, – сказала она. – Давайте вернемся в больницу.
– Нет-нет…
– Я поеду с вами. И буду с вами все время. И не буду отходить от вас ни на шаг. Все будет хорошо.
– Не спорить со мной! – Он вскочил с кушетки, сжав кулаки, испепеляя ее взглядом. – Я не желаю слушать… – он осекся, но на этот раз не улыбнулся.
Он начал принюхиваться.
– Что это за запах? Какой неприятный запах! Что это? Ох, какой противный, вы слышите меня? Он мне неприятен!
Бенсон стал наступать на нее, продолжая втягивать воздух ноздрями. Вытянул руки к ней.
– Гарри…
– Какое неприятное ощущение…
Она встала с кушетки и отошла в сторону. Он последовал за ней, растопырив пальцы вытянутых рук.
– Я не хочу! Не хочу ощущать этого! – Он уже не принюхивался. Он находился в состоянии транса и продолжал приближаться к ней.
– Гарри…
У него было бледное неподвижное лицо – точно маска робота. Он протянул к ней руки. Казалось, он бредет во сне. Движения его были замедленными, поэтому ей удавалось держаться от него на достаточном удалении.
Потом он вдруг подхватил с журнального столика тяжелую стеклянную пепельницу и швырнул в нее. Она увернулась. Пепельница попала в окно и выбила стекло.
Бенсон прыгнул на нее и обхватил руками за талию – медвежьей хваткой. Он с невероятной силой сжал ее в своих объятиях.
– Гарри, – задыхаясь, прохрипела она. – Гарри… – Она взглянула ему в лицо и увидела, что оно по-прежнему ровное и белое.
Она ударила его коленом в пах.
Он охнул и выпустил ее, согнулся пополам и закашлялся. Она подбежала к телефонному аппарату, сняла трубку и набрала «ноль». Бенсон все еще стоял, согнувшись и кашляя.
– Оператор.
– Оператор, соедините меня с полицией.
– Вас соединить с полицией Беверли-Хиллз или с лос-анджелесским управлением?
– Все равно!
– Но какое управление вам нужно?
Она выронила трубку. Бенсон опять схватил ее. До ее слуха донесся тонкий голосок оператора: «Алло! Алло!» Бенсон отшвырнул телефонный аппарат в угол комнаты. Потом схватил настольную лампу и начал размахивать ею, описывая большие круги в воздухе. Первый раз ей удалось увернуться, и она почувствовала волну воздуха, прилетевшую от тяжелой металлической подставки. Попади ей подставка в голову, она будет убита на месте. На месте! Эта мысль подтолкнула ее к решительным действиям.
Росс выбежала на кухню. Бенсон бросил лампу и устремился за ней. Она отчаянно выдвигала все ящики, ища нож. Она нашла только небольшой разделочный ножик. Куда же подевались мясные тесаки?
Бенсон уже был в кухне. Она бросила в него, не целясь, чайник. Чайник попал ему в колено. Он двигался вперед.
Голос из глубинного закоулка мозга по-прежнему нашептывал ей, что она совершает большую ошибку, что в кухне есть нечто, чем она может воспользоваться. Но что?
Бенсон схватил ее за шею. Захват напугал ее до смерти. Она вцепилась ему в запястья, пытаясь разжать его ладони. Она лягнула его пяткой, но он увернулся и привалил ее спиной к хозяйственному столу, пытаясь зажать ей рот.
Росс была не в состоянии ни шевельнуться, ни вздохнуть. Перед глазами у нее поплыли синие круги. Легкие требовали притока свежего воздуха.
Она царапала ногтями стол, пытаясь нащупать что-нибудь, чем можно его ударить. Но пальцы ничего не нащупывали. Кухня…
Росс отчаянно замахала руками. Почувствовала, как пальцы наткнулись на ручку посудомоечной машины, на ручки плиты. Кухонные машины!
Перед глазами все позеленело. Большие синие круги наплывали один на другой. Она умрет в собственной кухне…
Кухня. Кухня. «Опасности кухни». И уже теряя сознание, она в какое-то мгновение поняла… Микроволновая печь!
Она уже ничего не видела. Все вокруг обратилось в неровное зеленое поле. Пальцы чувствовали металлическую окантовку печи, стеклянную дверцу, потом вверх… вверх… выключатель, рычажки. Она повернула круглый диск…
Бенсон вскрикнул.
Кольцо, сдавливающее ее шею, распалось. Она сползла на пол. Бенсон истошно кричал. Это были ужасные вопли страдания. К ней медленно вернулось зрение, и она увидела его. Он стоял над ней, обхватив голову руками. И кричал.
Он не обращал внимания на лежащую на полу женщину. Он извивался и сгибался, держась за виски, и выл точно раненый зверь. Потом, крича, бросился прочь из кухни.
И тут сознание покинуло ее.
9
Синяки начали проступать – длинные фиолетово-синие и красные кровоподтеки на обеих сторонах шеи. Она осторожно дотронулась до них, глядя в зеркало.
– Когда он ушел? – спросил Андерс. Он стоял в дверях ванной и смотрел на нее.
– Не знаю. Примерно когда я потеряла сознание.
Он оглянулся в сторону гостиной.
– Там такой беспорядок.
– Могу себе представить.
– Почему он напал на вас?
– У него был припадок.
– Но вы же его врач…
– Это не имеет значения. Когда у него припадок, он теряет над собой контроль. Полностью. Во время припадка он может убить собственного ребенка. Такие случаи известны.
Андерс недоверчиво нахмурился. Она могла представить себе, какие мысли его сейчас обуревают. Пока сам своими глазами не увидишь припадок психомоторного эпилептика, трудно вообразить себе и понять беспричинно жестокое нападение. Это целиком выходит за все рамки норм человеческого поведения. Это не похоже ни на что. Тут невозможно найти никаких аналогий.
– Ммм, – произнес Андерс наконец. – Но он вас не убил.
Не совсем, подумала она и потрогала синяки. Через несколько часов синяки приобретут еще более ужасный вид. Что же с ними делать? Запудрить? Замазать тоном? Но у нее нет пудры. Может, надеть свитер с высокой горловиной?
– Нет, он меня не убил. Но мог бы.
– А что случилось?
– Я включила СВЧ.
– Это что – средство против эпилепсии?
– Едва ли. Но волны высокой частоты оказали воздействие на подкожную электронику Бенсона. Микроволновое излучение нарушает работу электронных биостимуляторов. Это, кстати, большая проблема для тех, кому вживляют сердечные стимуляторы. «Опасности кухни». На эту тему в последнее время опубликовано много статей.
– Ясно.
Андерс отправился в гостиную сделать несколько звонков. Росс пошла одеваться. Она выбрала черную водолазку и серую юбку и, одевшись, осмотрела себя в зеркале. Синяков не было видно. Потом она отметила про себя странное сочетание цветов – черный и серый. Не ее цвета. Слишком мрачно. Слишком холодно. Цвет смерти. Она решила было переодеться, но передумала.
Она услышала голос Андерса: он в гостиной разговаривал по телефону. Она пошла на кухню чего-нибудь выпить – не кофе. Ей захотелось виски со льдом. Наливая виски в стакан, она увидела глубокие царапины на столе, оставленные ее ногтями. Взглянула на свои ногти. Три сломаны. Раньше она этого не заметила.
Она положила в стакан лед и пошла в гостиную.
– Да, – говорил Андерс в трубку. – Да, я понимаю… Ни малейшего представления. Мы попытаемся. – Наступила пауза.
Она подошла к разбитому окну и выглянула на улицу. Солнце было в зените, освещая темную полоску коричневатой воздушной пелены, висящей над зданиями. И в самом деле: смертоносное местечко, подумала она. Лучше бы переселиться поближе к пляжу, где воздух чище.
– Но послушайте! – злобно произнес Андерс. – Ничего бы этого не случилось, если бы вы поставили охрану перед входом в больницу. Так что лучше подумайте об этом.
Росс услышала, как бросили трубку на рычаг. Она повернулась.
– Сволочи! – сказал Андерс. – У всех свои политические игры.
– Даже в полицейском управлении?
– Особенно в полицейском управлении! Стоит только случиться неприятности, как тут же начинают искать, на кого бы все свалить.
– Они хотят все свалить на вас?
– Они пока что только примериваются – достаточно ли высокая у меня должность.
Она понимающе кивнула и стала думать, что сейчас происходит в больнице. Наверное, примерно то же самое. Больнице необходимо сохранить свое реноме. Все, наверное, с ног сбились: директор боится потерять с трудом выбитые фонды. Да, на кого-то обязательно все свалят. Макферсон – слишком большая фигура. Она и Моррис – мелюзга. Наверное, козлом отпущения окажется Эллис – он же ассистент-профессор. Выгнать ассистент-профессора – это значит уволить временно нанятого сотрудника, который плохо ладил с коллективом, оказался неуживчивым, вспыльчивым, склочным, недоброжелательным, слишком много о себе возомнившим. Куда лучше, чем увольнять профессора – тут без скандала не обойдется. И это увольнение может бросить тень на тех, кто решал давать ему полную ставку.
Да, скорее всего Эллис. Интересно, он сам-то это понимает? Он совсем недавно купил новый дом в Брентвуде. Он им очень гордился. Пригласил всех сотрудников Центра на новоселье… Росс смотрела через разбитое стекло на город.
– Слушайте, а какая связь между эпилепсией и сердечными стимуляторами?
– Никакой – кроме того, что у Бенсона мозговой стимулятор, очень похожий на сердечный.
Андерс раскрыл свою записную книжку.
– Начните лучше с самого начала и не торопитесь.
– Хорошо. – Она поставила стакан с виски на столик. – Только позвольте я сначала позвоню.
Андерс кивнул, сел и ждал, пока она звонила Макферсону. Потом, стараясь оставаться спокойной, она посвятила полицейского во все известные ей подробности истории Бенсона.
– Когда он ушел? – спросил Андерс. Он стоял в дверях ванной и смотрел на нее.
– Не знаю. Примерно когда я потеряла сознание.
Он оглянулся в сторону гостиной.
– Там такой беспорядок.
– Могу себе представить.
– Почему он напал на вас?
– У него был припадок.
– Но вы же его врач…
– Это не имеет значения. Когда у него припадок, он теряет над собой контроль. Полностью. Во время припадка он может убить собственного ребенка. Такие случаи известны.
Андерс недоверчиво нахмурился. Она могла представить себе, какие мысли его сейчас обуревают. Пока сам своими глазами не увидишь припадок психомоторного эпилептика, трудно вообразить себе и понять беспричинно жестокое нападение. Это целиком выходит за все рамки норм человеческого поведения. Это не похоже ни на что. Тут невозможно найти никаких аналогий.
– Ммм, – произнес Андерс наконец. – Но он вас не убил.
Не совсем, подумала она и потрогала синяки. Через несколько часов синяки приобретут еще более ужасный вид. Что же с ними делать? Запудрить? Замазать тоном? Но у нее нет пудры. Может, надеть свитер с высокой горловиной?
– Нет, он меня не убил. Но мог бы.
– А что случилось?
– Я включила СВЧ.
– Это что – средство против эпилепсии?
– Едва ли. Но волны высокой частоты оказали воздействие на подкожную электронику Бенсона. Микроволновое излучение нарушает работу электронных биостимуляторов. Это, кстати, большая проблема для тех, кому вживляют сердечные стимуляторы. «Опасности кухни». На эту тему в последнее время опубликовано много статей.
– Ясно.
Андерс отправился в гостиную сделать несколько звонков. Росс пошла одеваться. Она выбрала черную водолазку и серую юбку и, одевшись, осмотрела себя в зеркале. Синяков не было видно. Потом она отметила про себя странное сочетание цветов – черный и серый. Не ее цвета. Слишком мрачно. Слишком холодно. Цвет смерти. Она решила было переодеться, но передумала.
Она услышала голос Андерса: он в гостиной разговаривал по телефону. Она пошла на кухню чего-нибудь выпить – не кофе. Ей захотелось виски со льдом. Наливая виски в стакан, она увидела глубокие царапины на столе, оставленные ее ногтями. Взглянула на свои ногти. Три сломаны. Раньше она этого не заметила.
Она положила в стакан лед и пошла в гостиную.
– Да, – говорил Андерс в трубку. – Да, я понимаю… Ни малейшего представления. Мы попытаемся. – Наступила пауза.
Она подошла к разбитому окну и выглянула на улицу. Солнце было в зените, освещая темную полоску коричневатой воздушной пелены, висящей над зданиями. И в самом деле: смертоносное местечко, подумала она. Лучше бы переселиться поближе к пляжу, где воздух чище.
– Но послушайте! – злобно произнес Андерс. – Ничего бы этого не случилось, если бы вы поставили охрану перед входом в больницу. Так что лучше подумайте об этом.
Росс услышала, как бросили трубку на рычаг. Она повернулась.
– Сволочи! – сказал Андерс. – У всех свои политические игры.
– Даже в полицейском управлении?
– Особенно в полицейском управлении! Стоит только случиться неприятности, как тут же начинают искать, на кого бы все свалить.
– Они хотят все свалить на вас?
– Они пока что только примериваются – достаточно ли высокая у меня должность.
Она понимающе кивнула и стала думать, что сейчас происходит в больнице. Наверное, примерно то же самое. Больнице необходимо сохранить свое реноме. Все, наверное, с ног сбились: директор боится потерять с трудом выбитые фонды. Да, на кого-то обязательно все свалят. Макферсон – слишком большая фигура. Она и Моррис – мелюзга. Наверное, козлом отпущения окажется Эллис – он же ассистент-профессор. Выгнать ассистент-профессора – это значит уволить временно нанятого сотрудника, который плохо ладил с коллективом, оказался неуживчивым, вспыльчивым, склочным, недоброжелательным, слишком много о себе возомнившим. Куда лучше, чем увольнять профессора – тут без скандала не обойдется. И это увольнение может бросить тень на тех, кто решал давать ему полную ставку.
Да, скорее всего Эллис. Интересно, он сам-то это понимает? Он совсем недавно купил новый дом в Брентвуде. Он им очень гордился. Пригласил всех сотрудников Центра на новоселье… Росс смотрела через разбитое стекло на город.
– Слушайте, а какая связь между эпилепсией и сердечными стимуляторами?
– Никакой – кроме того, что у Бенсона мозговой стимулятор, очень похожий на сердечный.
Андерс раскрыл свою записную книжку.
– Начните лучше с самого начала и не торопитесь.
– Хорошо. – Она поставила стакан с виски на столик. – Только позвольте я сначала позвоню.
Андерс кивнул, сел и ждал, пока она звонила Макферсону. Потом, стараясь оставаться спокойной, она посвятила полицейского во все известные ей подробности истории Бенсона.
10
Макферсон положил трубку и посмотрел на утреннее солнце в окне. Солнце было уже не бледным и холодным. Теплое, почти жаркое утреннее солнце.
– Это звонила Росс, – сказал он.
Моррис кивнул.
– И что?
– Бенсон приходил к ней домой. Но она его упустила.
Моррис вздохнул.
– Похоже, нам сегодня не везет, – сказал Макферсон.
Он покачал головой, не сводя глаз с солнца.
– Я не верю в удачу. – Он повернулся к Моррису. – А вы?
Моррис вымотался за эту ночь. Он не слушал.
– Что, простите?
– Вы верите в удачу?
– Конечно. Все хирурги верят в удачу.
– Я не верю в удачу, – повторил Макферсон. – И никогда не верил. Я всегда верил в планирование. – Он махнул рукой на висящие по стенам графики, чертежи и умолк, уставившись на них.
Графики были вычерчены на больших листах – сложная вязь разноцветных линий. Это были графики с прогнозом на далекую перспективу: на диаграммах оставались свободные поля для нанесения данных о результатах будущих исследований. Он очень гордился этими диаграммами. Так, еще в 1967 году он изучил возможности трех областей – диагностической концептуализации, хирургической технологии и микроэлектроники – и пришел к выводу, что вскоре они должны соединиться в единую методологию, которая к июлю 1971 года позволит оперировать психомоторных эпилептиков. Центр опередил его прогноз на четыре месяца, но все равно расчеты оказались поразительно верными.
– Это звонила Росс, – сказал он.
Моррис кивнул.
– И что?
– Бенсон приходил к ней домой. Но она его упустила.
Моррис вздохнул.
– Похоже, нам сегодня не везет, – сказал Макферсон.
Он покачал головой, не сводя глаз с солнца.
– Я не верю в удачу. – Он повернулся к Моррису. – А вы?
Моррис вымотался за эту ночь. Он не слушал.
– Что, простите?
– Вы верите в удачу?
– Конечно. Все хирурги верят в удачу.
– Я не верю в удачу, – повторил Макферсон. – И никогда не верил. Я всегда верил в планирование. – Он махнул рукой на висящие по стенам графики, чертежи и умолк, уставившись на них.
Графики были вычерчены на больших листах – сложная вязь разноцветных линий. Это были графики с прогнозом на далекую перспективу: на диаграммах оставались свободные поля для нанесения данных о результатах будущих исследований. Он очень гордился этими диаграммами. Так, еще в 1967 году он изучил возможности трех областей – диагностической концептуализации, хирургической технологии и микроэлектроники – и пришел к выводу, что вскоре они должны соединиться в единую методологию, которая к июлю 1971 года позволит оперировать психомоторных эпилептиков. Центр опередил его прогноз на четыре месяца, но все равно расчеты оказались поразительно верными.