— Но я чувствую себя по-настоящему близкой тебе, разве что только в постели, вот как сейчас! А мне этого мало, потому что даже в постели между нами сохраняется некоторая отчужденность.
   — Никакой отчужденности между нами в постели нет, мадам. — Он улыбнулся и погладил ее обнаженное бедро. — Или мне следует вам напомнить?
   Она отдернула ногу.
   — Нет, отчужденность существует, потому что ты меня не любишь. Ты просто испытываешь ко мне физическое влечение. А это не одно и то же.
   Он поднял бровь:
   — Ты такой знаток в этих вопросах?
   — Я полагаю, каждая женщина прекрасно различает страсть и любовь, — возразила Августа. — Это, несомненно, инстинкт.
   — Неужели мы снова погрузимся сейчас в бессмысленные споры, которые ты ведешь с позиций чудовищно путаной женской логики?
   — Нет. — Августа живо взглянула на него. — Я просто решила про себя, что если никогда не добьюсь твоей любви, Гарри, то, по крайней мере, стану твоим другом. Твоим очень близким другом. Я хочу войти в число самых близких твоих друзей. Тех, с кем ты делишь все. Ты меня понимаешь?
   — Нет, я ничего не понимаю. В этом вообще мало смысла.
   — Я хочу чувствовать себя бесконечно близкой тебе! Это вы понимаете, милорд? И тогда наша семья будет похожа на настоящую.
   — Черт побери, Августа! Ты несешь какую-то эмоциональную чушь! Слушай меня хорошенько, жена: ты уже, совершенно определенно, часть моей семьи. Ты входишь в круг самых близких мне людей. — Он приподнял лицо Августы за подбородок, серьезно глядя ей в глаза. — И не забывайте об этом, мадам! И все же вам далеко до тайного агента, так что я не позволяю вам играть в такие опасные игры, как сегодня. Это вам достаточно ясно?
   — Но я ведь хорошо поработала, Гарри! Согласись. Я принесла тебе очень интересную улику. Только представь, кто-то здорово потрудился, чтобы сбить нас с толку и заставить поверить, что мой брат и был этим самым Пауком, а следовательно, должен был умереть два года назад. Тут возникает масса интересных предположений, не правда ли?
   Он усмехнулся:
   — Правда. И самое интересное, что этот Паук скорее всего жив, но очень хочет, чтобы все считали его мертвым. Что приводит нас к выводу: он в настоящее время весьма доволен своим положением в обществе, богат и желает продолжать наслаждаться жизнью. Теперь — и это совершенно очевидно — ему есть что терять, и он боится, что правда о его прошлом все-таки всплывет. Вот почему он стал еще более опасным.
   Августа задумалась:
   — Да, я понимаю, что ты имеешь в виду.
   — Чем больше я думаю о сегодняшнем происшествии, дорогая, тем сильнее убеждаюсь, что тебя коснулась настоящая беда. И приходится винить в этом себя одного.
   Августа вдруг встревожилась. Она уже хорошо знала, что когда у Гарри в голосе появляются нарочито спокойные нотки, то за этим обычно следуют строгие приказы.
   — О, пожалуйста, не вините себя, милорд! Это было просто моей ошибкой, которая никогда больше не повторится. В следующий раз я, как только получу какую-нибудь странную записку, сразу же прибегу к вам, клянусь.
   Он мрачно посмотрел на нее:
   — Мы предпримем кое-какие шаги, чтобы вы непременно так и поступили, мадам. И вы с Мередит больше не выйдете без меня или по крайней мере двух лакеев. Я сам выберу слуг, которые по моему распоряжению будут сопровождать вас, и сообщу Крэддоку, чтобы без них он никуда вас из дому не выпускал.
   — Прекрасно, милорд!
   Августа вздохнула с облегчением. Все могло быть гораздо хуже. Гарри вполне мог, например, вообще запретить ей выходить без его сопровождения. А поскольку он сам был в эти дни слишком занят, то это превратилось бы для них с Мередит в настоящее тюремное заключение. Так что она поздравила себя с относительно легким приговором.
   — Вам это вполне ясно, мадам?
   Августа послушно покивала головой, как примерная жена:
   — О да, совершенно ясно, милорд.
   — Более того, — тут же решительно добавил Гарри, — вы ни в коем случае не станете выходить из дому по вечерам как в сопровождении лакеев, так и без них, если меня с вами не будет.
   Это было уже слишком. И Августа тут же нанесла ответный удар:
   — Гарри, ты заходишь слишком далеко! Уверяю тебя, мы с Мередит будем брать с собой целый отряд лакеев, раз ты так хочешь, но ты же не станешь держать нас взаперти каждый вечер.
   — Извини, Августа, — сказал он довольно мягко, — но я не смогу сосредоточиться по-настоящему на своих расследованиях, если не буду уверен, что ты в безопасности.
   — Ну тогда ты сам скажи своей дочери, что завтра вечером она не сможет поехать в цирк Эстли, — заявила Августа.
   — Ты собиралась повезти ее к Эстли? — Гарри нахмурился. — Я сомневаюсь, что это разумный выбор. Эстли хорошо известен своими дурацкими мелодрамами. У него там, конечно, наездницы буквально летают над лошадиными спинами, но ничего особенно полезного для развития умственных способностей ребенка я в этом не вижу. А ты как считаешь?
   — А я считаю, — упрямо сказала Августа, — что Мередит все это ужасно понравится! И мне тоже!
   — Ну что ж, в таком случае, полагаю, мне придется перестроить свое завтрашнее расписание и поехать вечером с вами к Эстли, — неожиданно легко согласился Гарри.
   Августа чуть не лишилась дара речи от такой неожиданной капитуляции.
   — Правда?
   — Пожалуйста, не делай таких удивленных глаз, дорогая. Став победителем в нашем сегодняшнем поединке, я могу позволить себе быть великодушным к побежденному.
   — Победителем? А кто назвал тебя победителем? — Августа схватила подушку и принялась безжалостно лупить ею мужа.
   Смех Гарри звучал хрипловато от затаенной страсти.
 
   Представление Эстли оказалось совсем не таким скучным, как опасался Гарри. Однако дело было не в смелых наездницах, и не в том, что они выделывали всякие кульбиты на спинах мчащихся лошадей, и не в громкой музыке, и не в пустой мелодраме, во время которой взрывались шутихи, а все герои пели глупейшие арии. Все это оставило Гарри совершенно равнодушным. Он только смотрел на жену и дочь, которые даже высунулись из ложи, чтобы не пропустить ни мгновения из разворачивавшегося внизу действа.
   По крайней мере, в одном Августа оказалась права. Мередит была невероятно счастлива. И снова Гарри поразился, глядя, как расцвела его вечно серьезная дочь за эти несколько последних недель. Похоже, она наконец-то впервые открыла для себя радости детства.
   Их счастливый вид заставил его даже задуматься над тем, правильно ли было устанавливать для Мередит столь строгое расписание, которое он велел ей неукоснительно соблюдать. Пожалуй, это требование оказалось чересчур суровым. В расписании явно не хватало игр и развлечений, столь необходимых ребенку.
   Гарри видел, как восторженно ахнула Мередит, когда девушка на арене внизу перелетела через барьер из разноцветных платков и благополучно приземлилась на спину мчащейся лошади. Совершенно очевидно, дочь его в последнее время просто преобразилась, печально подумал он. Хорошо еще, если ей не придет в голову полететь на воздушном шаре или присоединиться к труппе Эстли и стать одной из его смелых наездниц-акробаток.
   Он перевел взгляд на жену, которая как раз показывала Мередит на артиста, игравшего роль злодея. Великолепная огромная люстра над ареной отбрасывала золотистые блики на блестящие волосы Августы. Слова, которые она так искренне сказала ему вчера ночью, все еще звучали у него в ушах.
   Я хочу быть среди самых близких твоих друзей.
   Он понимал, ей трудно привыкнуть к новой семье, живущей по иным устоям, чем та, к которой принадлежала когда-то она. Августа была последней из нортамберлендских Баллинджеров и тяжело переживала свое одиночество после гибели брата. Теперь Гарри хорошо понимал ее.
   Но почему же Августа не может понять, как много она значит для той семьи, в которую вошла? Она, конечно же, не может не замечать, что Мередит буквально не отходит от нее ни на шаг. Правда, девочка так и не начала называть Августу мамой, но теперь это казалось Гарри уже не таким важным.
   То, что Августе не дает покоя нежелание мужа стоять перед ней на коленях и твердить ей о вечной любви, раздражало Гарри и казалось ему по меньшей мере странным. Нет, она, конечно же, чересчур чувствительна! Гарри считал, что уже не раз продемонстрировал ей свою сердечную привязанность. И свое доверие. Он даже нахмурился, думая о том, насколько великодушным и мягкосердечным стал при новой графине Грейстоун.
   Да любой другой мужчина, увидев, как его жена среди ночи влезает в дом через окно, сразу решил бы, что ему наставили рога!
   Вчера Августа должна была бы молить его о прощении и клясться, что никогда больше не будет искать подобных приключений. Но вместо этого она разъярилась и вызвала собственного мужа на дуэль!
   Нет, эта женщина, безусловно, читает слишком много романов!
   Я хочу быть связанной с тобой теми же узами, что связывают вас с Салли и Питером…
   Естественно, он исключил ее из расследования. И не только потому, что ей не хватало опыта, хотя и само это было достаточно важной причиной. Больше всего он не хотел волновать ее: ведь Ричард, безусловно, был причастен к тому темному делу.
   Но теперь Гарри уже сомневался, правильно ли поступил, отстранив Августу. Так или иначе, она все равно оказалась замешанной в эту историю, и именно потому, что в ней был замешан ее брат. К тому же последний человек в роду нортамберлендских Баллинджеров имеет право знать правду.
   Гарри услышал, что музыка стала громче: представление близилось к концу. Лошади и актеры уже раскланивались под восторженные аплодисменты зрителей.
   На пути домой Мередит болтала без умолку.
   — Папа, как ты думаешь, я могла бы научиться ездить на лошади, как та дама в розовом?
   — Не думаю, чтобы это искусство очень пригодилось тебе в будущем, — ответил Гарри, быстро взглянув на довольную Августу. — Довольно редко требуется ездить, стоя на спине у лошади.
   Мередит нахмурилась. Логика отца была, как всегда, безупречной.
   — Наверное, ты прав. — Потом она снова просияла. — А чудесно было, когда пони спас ту даму?
   — Чудесно.
   — А что тебе больше всего понравилось, папа?
   Гарри сдержанно улыбнулся, снова посмотрев на Августу.
   — Декорация.
   Когда карета остановилась возле их особняка, Гарри коснулся руки Августы.
   — Останься на минутку, пожалуйста. — И велел Мередит:
   — А ты беги в дом. Августа сейчас придет.
   — Хорошо, папа. — Мередит выскочила из кареты и тут же принялась рассказывать лакею об удивительном представлении, которое только что видела.
   Августа с любопытством посмотрела на Гарри:
   — Да, милорд?
   Он поколебался, а потом словно бросился в ледяную воду…
   — Я сейчас поеду поговорить кое о чем с Шелдрейком в одном из клубов.
   — Снова о вашем расследовании?
   — Да. Сегодня, поздним вечером, мы втроем — Салли, Шелдрейк и я — собирались провести нечто вроде совещания. Хотим обсудить все, что нам стало известно об этом деле, и посмотреть, нет ли у нас каких-то ответов на накопившиеся вопросы. Если желаешь, можешь к нам присоединиться.
   Глаза Августы широко распахнулись.
   — О, неужели правда, Гарри?
   — У тебя тоже есть полное право знать все, дорогая. Наверное, я совершенно напрасно не допускал тебя к расследованию раньше.
   — Милорд, как мне отблагодарить вас?
   — Ну, я бы… — Гарри был явно смущен, когда Августа бросилась ему на шею.
   Она обнимала его с таким искренним восторгом, что не замечала даже открытой дверцы кареты. Так что по крайней мере лакей и кучер могли лицезреть все происходящее внутри.
   — Во сколько мне ожидать тебя домой, Гарри?
   — Хм, где-нибудь около трех. — Он нежно разомкнул руки Августы, чувствуя, что его тело уже начинает отвечать на ее ласку. — Жди меня в библиотеке. А потом мы с тобой пройдем прямо через сад.
   — Я буду ждать! — Ее улыбка была ярче огней в цирке Эстли.
   Гарри подождал, пока она спокойно войдет в дом, а потом велел кучеру ехать в клуб, где они должны были встретиться с Питером. Как только карета тронулась, Гарри попытался убедить себя, что поступил правильно, разрешив Августе принять участие в совещании их маленькой группы.
   Возможно, он поступил и правильно, но решение принял вопреки собственному здравому смыслу. Гарри задумчиво смотрел в окно, чувствуя, как его охватывает беспокойство.
 
   Питер Шелдрейк, как всегда одетый щеголевато, вышел из игорной комнаты и двинулся навстречу только что прибывшему Гарри с бутылкой кларета в руке.
   — Ого! Я вижу, ты вполне пережил поход в цирк, на который тебя обрекли сегодня вечером твои легкомысленные дамы! Давай-ка выпьем по бокалу, и ты расскажешь мне о том замечательном представлении, которое, должно быть, видел у Эстли. Несколько лет назад я водил туда своих племянников, и единственное, что удержало их от вступления в его труппу, — это мое обещание пойти туда с ними еще раз.
   Гарри невольно улыбнулся и проследовал за Питером в их любимый уединенный уголок.
   — Я как раз думал, что тоже рискую столкнуться с той же проблемой. И не только из-за Мередит. У меня возникли весьма серьезные опасения, что и Августа мечтает о сценической славе.
   — Что ж, попытайся встать на ее место, — сказал Питер с усмешкой. — Быть графиней Грейстоун довольно скучное занятие, а там дерзкие отважные наездники, толпа восторженных зрителей! Аплодисменты! Приветственные крики! Молодые мужчины, которые не сводят с тебя влюбленных глаз, свешиваясь с верхних ярусов и из лож!
   Гарри поморщился:
   — Лучше не напоминай! Хотя жизнь Августы, кажется, вскоре станет значительно интереснее.
   — Неужели? — Питер отпил вина. — И каким же образом? Уж не собираешься ли ты позволить ей не надевать больше кружевных косынок, скромно прикрывающих грудь, или разрешишь делать вырез на платьях еще глубже? Как это, должно быть, ее обрадует!
   Гарри гневно посмотрел на Питера, однако все же задумался, не слишком ли тиранит Августу по поводу ее нарядов.
   — Мы еще посмотрим, как ты сам будешь относиться к декольте собственной жены! — усмехнулся он.
   — Конечно посмотрим! — засмеялся Питер.
   — А о новом интересе в жизни Августы я хотел сказать тебе следующее: сегодня ночью она примет участие в нашем совещании.
   Шелдрейк поперхнулся и быстро допил свой кларет. Потом изумленно посмотрел на Гарри:
   — Черт возьми, неужели ты хочешь позволить ей влезть во все это? И ты полагаешь, что поступаешь разумно, Грейстоун?
   — Может быть, и нет.
   — А ведь буквально все улики указывают на ее брата! Смотри, сделаешь ей больно!
   — Да, не вызывает сомнений, что Баллинджер был как-то замешан в этом деле, однако можешь мне поверить, Шелдрейк: он ни в коем случае не мог быть Пауком!
   — Ну, как тебе угодно! — Вид у Питера был весьма скептический.
   — Да, так мне угодно, У нас есть весьма сильные и обоснованные подозрения, что кто-то очень хочет заставить нас поверить, будто Паук уже два года как мертв. — Гарри быстро описал Питеру дневник, который Августа нашла на улочке за их особняком.
   — Боже мой! — У Питера перехватило дыхание. — И это настоящий дневник? Не подделка, изготовленная кем-то, чтобы сбить нас с толку?
   — Я уверен, что дневник настоящий. Скажу тебе честно, Шелдрейк, мне страшно даже подумать, кто мог тогда наблюдать за Августой на темной улице.
   — Понимаю.
   Гарри собирался уже перейти к обсуждению фактов дневника, и вдруг заметил, что прямо к ним через всю комнату идет Лавджой. В зеленых глазах его сверкала затаенная угроза.
   Как много скучающих и опасных проходимцев слоняется после войны по Лондону, подумал Гарри. Они похожи на обломки страшного кораблекрушения.
   — Добрый вечер, Грейстоун, Шелдрейк. Удивлен, что вижу вас сегодня здесь. Я полагал, что вы при своих дамах. Между прочим, Шелдрейк, поздравляю вас с помолвкой. Хотя, должен сказать, не очень-то честно с вашей стороны исключать из нашего общества одну из самых прелестных и богатых невест. Пожалуй, остальным и выбирать не из чего будет, а?
   — Уверен, что вы-то всегда сумеете заполучить себе невесту, — пробормотал Питер.
   Гарри задумчиво поворачивал в руке неполный бокал, любуясь рубиновыми искрами в темном вине.
   — Вы о чем-то хотели спросить, Лавджой?
   — Да-да, чуть не забыл. Я подумал, что, пожалуй, стоит вас предупредить: в городе орудует весьма опытный взломщик. Несколько недель назад он забрался ко мне в библиотеку.
   Гарри абсолютно спокойно посмотрел на него и спросил:
   — Вот как? А вы сообщили о краже в магистрат?
   — Да, собственно, ничего украдено не было. По крайней мере, ничего такого, чего нельзя было бы с легкостью восполнить. — Лавджой холодно улыбнулся, повернулся и пошел прочь.
   Гарри и Питер некоторое время молчали. Оба задумались.
   — Возможно, с этим Лавджоем придется что-то делать, — заметил наконец Питер.
   — Похоже на то. — Гарри покачал головой. — Единственное, чего я не могу понять, — почему он избрал в качестве своей мишени меня?
   — В самом начале он скорее всего просто решил во что бы то ни стало соблазнить Августу. Однако теперь он явно считает, что это ты испортил ему всю игру, выкрав у него из библиотеки расписку Августы, и хочет исправить свою оплошность. Ему просто не представилось такой возможности раньше, поскольку тебя не было в Лондоне несколько недель.
   — Придется присматривать за ним.
   — Да, пожалуй. Я бы сказал, судя по его неприкрытым угрозам, что он намерен как-то использовать Августу, чтобы отомстить тебе.
   Гарри задумался над словами Питера, допивая кларет.
   — Я все-таки подозреваю, что та история с Лавджоем на самом деле куда глубже, чем кажется с первого взгляда. Возможно, мне пора нанести еще один полуночный визит в его библиотеку.
   — Я пойду с тобой. Это будет весьма любопытно. — Питер слегка усмехнулся. — Но ты, конечно же, не собираешься идти туда сегодня? На сегодняшний вечер у тебя и так довольно плотное расписание.
   — Ты совершенно прав. Когда-нибудь в другой раз, когда я буду посвободнее. А сегодня у нас есть дела поважнее.
 
   Августа мерила шагами библиотеку, когда наконец явились Гарри и Питер. Она уже переоделась для ночных приключений в черный бархатный плащ, черные перчатки и черные бархатные полусапожки. Она выбрала эти полусапожки, считая, что пробираться по саду в них удобнее, чем в лакированных или атласных туфельках.
   Она давно уже отослала слуг спать и буквально сгорала от нетерпения. Важность того, что ее пригласили в компанию Гарри и его друзей, просто ошеломляла.
   Наконец-то она добилась разрешения присоединиться к кругу самых близких друзей Гарри!
   Августа рассчитывала, что, став для своего мужа таким же другом, как Салли и Питер, она поможет ему решить загадку Паука, и Гарри тогда увидит, что и она способна неплохо играть свою роль! Он научится уважать хотя бы ее способность быстро соображать! Да, она непременно станет ему верным другом, такой женщиной, которой он будет полностью доверять и с которой, возможно, разделит самые сокровенные свои тайны!
   Тихий стук входной двери заставил Августу вскочить. Послышались негромкие голоса двух мужчин и шум шагов в холле. Она быстро подбежала к двери и, открыв ее, обнаружила на пороге довольно мрачного Гарри и улыбающегося Питера.
   Питер поклонился с нарочитой галантностью:
   — Добрый вечер, мадам! Позвольте сообщить вам, что вы удивительно удачно оделись для вечернего события. Ах, этот бархатный плащ, эти бархатные сапожки! Как это смело, мадам! Ну разве она не очаровательна, Грейстоун?
   Гарри нахмурился:
   — Она выглядит, как разбойник с большой дороги. Ну ладно, нам пора. — И своей эбеновой тростью он указал обоим на дверь. — Я бы хотел, чтобы все это поскорее закончилось.
   — А разве мы отправимся не через окно библиотеки? — спросила Августа.
   — Нет. Мы выйдем через кухню, как нормальные цивилизованные люди.
   Августа скорчила гримаску Питеру, выходя следом за Гарри из библиотеки.
   — А что, он всегда такой мрачный, когда ведет расследование?
   — Всегда, — заверил ее Питер. — Он у нас изрядный брюзга, наш Грейстоун. И ни малейшей любви к приключениям!
   Гарри свирепо глянул на них через плечо:
   — Тихо вы оба! Я не желаю будить всех слуг в доме.
   — Да, сэр, — пробормотал Питер.
   — Хорошо, сэр, — прошептала Августа.
   Все трое благополучно выбрались в сад, и оказалось, что фонарь им не понадобится: светила такая луна, что хорошо видны были даже камни на тротуаре, а теплый свет в окнах особняка леди Арбутнотт служил отличным маяком.
   Когда они были почти у дома Салли, Августа заметила, что в нижних этажах свет почему-то погашен.
   — Значит, Салли ждет нас у черного хода?
   — Да, — тихо ответил Питер. — Она проведет нас прямо в библиотеку, там мы и поговорим.
   Они подошли к калитке сада леди Арбутнотт, и вдруг Гарри остановился.
   — Калитка открыта, — сказал он.
   — Наверное, Салли, ожидая нас, заранее послала слугу, чтобы отпереть ее, — предположил Питер, толкнув тяжелую калитку. — Не думаю, чтобы у Салли теперь хватило сил самой дойти до калитки.
   — Я тоже все удивляюсь, как это она находит в себе силы по-прежнему руководить «Помпеей», — прошептала Августа.
   — Но клуб — единственное, что удерживает ее на этом свете. Да еще, пожалуй, удовольствие, с которым она снова участвует в очередном расследовании под руководством Гарри, — признался Питер.
   — Тихо! — приказал Гарри.
   Августа плотнее запахнула плащ и покорно умолкла. Она шла следом за Гарри, а Питер замыкал их маленький отряд.
   И тут она чуть не налетела на мужа: Гарри опять неожиданно резко остановился.
   — Ой! — Она с трудом удержалась на ногах. — Гарри, в чем дело?
   — Что-то не так. — Голос Гарри звучал подозрительно ровно, и это встревожило Августу больше всего. Она вдруг заметила, что он как-то странно сжимает в руке свою эбеновую трость.
   — Что-то случилось? — Питер, оставаясь в тени, говорил очень тихо; игривость тут же исчезла из его тона.
   — Задняя дверь открыта. Света в доме нет, и Салли нигде не видно. Сейчас же отведи Августу домой. А потом сразу возвращайся сюда, только сначала убедись, что она добралась до дому целой и невредимой.
   — Все понял. — Питер подхватил Августу под руку. Но Августа быстро увернулась и торопливо заговорила:
   — Нет, Гарри, пожалуйста, позволь мне пойти с тобой! Может быть, Салли совсем плохо. Может быть, это потому… — Августа испуганно вскрикнула, наступив кончиком башмака на подол женского платья, выглядывавшего из-под груды веток. — О господи, нет! Салли!
   — Августа, какого черта… — Гарри обернулся и бросился к ней.
   Августа уже стояла на коленях, яростно разбрасывая ветки и листву.
   — Это Салли! Ах, Гарри, я знаю, это она! Она, должно быть, упала здесь в обморок. Салли?
   Августа коснулась подруги, одетой в дорогое шелковое платье, и ее черные перчатки сразу промокли от крови. Рукоять кинжала, все еще торчавшего из груди Салли, тускло поблескивала в лунном свете.
   — Будь он проклят, мерзавец! — Голос Гарри звучал поистине страшно. Он, ломая кусты, упал на колени возле Салли и схватил ее за руку, пытаясь нащупать пульс. — Она еще жива!
   — Господи! — Питер тоже пробрался к Салли поближе. Увидев кинжал, он выругался. — Ах, чертов сукин сын!
   — Салли? — Августа сжимала бессильную руку подруги. Рука была ледяная. Салли умирала. Это было ясно…
   — Августа? Это ты, дорогая моя? — Голос Салли скорее напоминал шелест. — Я так рада, что ты здесь. Знаешь, так неприятно умирать в одиночестве! Как раз этого-то я боялась больше всего.
   — Мы все здесь, Салли, — тихо промолвил Гарри. — Питер, Августа и я. Ты не одна.
   — Друзья мои. — Салли закрыла глаза. — Так будет лучше. Боли уже стали совершенно невыносимыми. Ужасно! Знаете, вряд ли я вытерпела бы много дольше. И все же я предпочла бы уйти сама.
   На глазах Августы выступили слезы. Она сжала руку Салли, словно стремясь передать ей часть собственных сил.
   — Салли, кто это сделал? — спросил Гарри. — Паук?
   — О да! Должно быть, он. Но лица его я так и не увидела. Но он знал о списке. Знал, что я его раздобыла. А раздобыла я его у повара.
   — Какого повара? — мягко спросил Питер.
   — Бывшего повара клуба «Сабля». Я получила этот список сегодня утром.
   — Чтобы тебе гореть в аду, проклятый Паук! — прошептал Гарри. — Он мне заплатит за это сполна, Салли!
   — Да, я знаю, Грейстоун. На этот раз ты до него доберешься. Я никогда не сомневалась, что в один прекрасный день ты с ним расквитаешься за все. — Салли страшно закашлялась.
   Августа еще крепче сжала ее руку, слезы лились у нее из глаз, смешиваясь с кровью Салли. Ей уже приходилось когда-то вот так же держать за руку любимого человека и беспомощно смотреть, как жизнь в нем трепещет, точно пламя тонкой свечи на ветру, потом вспыхнет и погаснет навсегда. И не было на свете ничего ужаснее этого последнего долга.
   — Августа?
   — Ах, Салли, мне будет так тебя не хватать! — сквозь слезы проговорила Августа. — Ты была моим лучшим другом.
   — И ты была моим лучшим другом, милая. Ты дала мне куда больше, чем можешь себе представить. А теперь отпусти меня. Время пришло.
   — Салли!
   — Не забудь открыть книгу, Августа.
   — Нет, не забуду!
   И Салли не стало.

Глава 19