Лавиния внезапно поняла.
   — И ненамного старше Милого Неда. — Она подалась вперед и взяла его большие руки в свои. — Тобиас, ты не можешь спасти всех. Делай что в твоих силах. И этого достаточно. Должно быть достаточно. Если не смиришься с обстоятельствами, навсегда впадешь в отчаяние, которое не позволит спасти вообще никого.
   Его пальцы с силой сомкнулись на ее запястьях. Буря в глазах грозила увлечь ее в свои глубины. Он ничего не ответил, но немного погодя привлек ее к себе.
   Они обнимали друг друга, пока кеб не остановился перед ее домом.
   Тобиас вышел, помог спуститься Лавинии и проводил до крыльца. Она открыла ридикюль и нашла ключ.
   — Осталось кое-что еще, — вымолвил он, наблюдая, как она вставляет ключ в скважину.
   Лавиния быстро вскинула голову:
   — Что именно?
   — Дело еще не завершено.
   — Но Пирс покончил с собой. Что не дает тебе покоя?
   — Подлинное имя Мементо Мори.
   — Но, Тобиас, ты сам сказал, его, вероятнее всего, уже нет в живых. Даже если он не умер, все равно сейчас уже очень стар. Зачем он тебе нужен?
   — Я хочу знать, кто ответствен за то, что два маленьких мальчика превратились в профессиональных убийц.

Глава 30

 
   Лавиния увидела лампу назавтра в витрине небольшого магазинчика. Прелестное изделие, имитация работы безымянного древнего римлянина. Изящный рельеф изображал Александра Македонского, разрубающего гордиев узел.
   Идеальный подарок.
   Лавиния не колеблясь вошла в магазин.
   — Веджвуд5, — сообщил владелец. — Прелестно, не так ли? Как раз подходит для кабинета джентльмена.
   Лавиния подержала лампу, наслаждаясь ее весом и представляя, как она будет выглядеть на письменном столе Тобиаса.
   — Вы правы, это действительно подойдет, — согласилась она и уже несколько минут спустя выходила на улицу. Лампа, предусмотрительно завернутая в несколько слоев толстой бумаги и перевязанная бечевкой, лежала в корзине среди спелых персиков, которые Лавиния, повинуясь внезапному капризу, купила у уличного торговца на углу.
   Во всяком случае, будет приятно немного отдохнуть от смородины.
   Она остановилась в дверях лавки, чтобы открыть зонтик.
   И увидела в конце улицы Аспазию Грей в шикарном прогулочном платье. Клиентка спустилась на землю из дорогого изящного экипажа и направилась к лавке модистки.
   Лавиния подождала, пока Аспазия не исчезнет в дверях, и неожиданно для себя решила вернуться на Клермонт-лейн другой дорогой.
 
   Позже она подумала, что, возможно, из всех идей, приходивших ей в голову за всю короткую карьеру частного детектива, эта была не самой блестящей. Но было уже поздно что-то менять: она стояла в парке, напротив городского дома Аспазии, а идея властно поселилась в ее голове и не собиралась уходить. Интуиция разыгралась не на шутку, наполняя Лавинию жгучим нетерпением.
   Она отчетливо поняла, что не одного Тобиаса одолевает ощущение незавершенности дела. Лишь сегодня утром она проснулась в полной уверенности, что это именно так и есть.
   В парке, кроме нее, был только один человек: престарелый джентльмен, дремавший на железной скамейке. Затянутые в перчатки руки покоились на набалдашнике трости, покачивавшейся между коленями.
   Он открыл глаза как раз в тот момент, когда Лавиния проходила мимо, и оглядел ее с учтиво скрытым, но чисто мужским одобрением. Лавиния посчитала, что в свое время он, должно быть, одержал немало побед.
   — Нет ничего прекраснее, чем рыжеволосая женщина в парке в летний день, — сказал он тихим, хрипловатым голосом. — Желаю вам здравия, мадам.
   Лавиния приостановилась и улыбнулась:
   — И вам тоже, сэр. Я не хотела разбудить вас.
   Он протянул руку на удивление грациозным жестом.
   — О, я ничуть не возражаю. Это грезы старого человека и, следовательно, особого значения не имеют.
   — Вздор! Любые грезы важны.
   Она порывисто сунула ладонь в корзинку, выбрала персик и протянула ему.
   — Не хотите попробовать? Я не смогла устоять. Они выглядели такими спелыми и сочными!
   — Как вы добры!
   Старик взял персик и с легкой, словно обращенной внутрь себя улыбкой стал его рассматривать.
   — С удовольствием съем.
   — Вот и прекрасно. И никогда не говорите себе, что ваши грезы — это нечто незначительное.
   — Даже если это мечты моих юных дней, которые так и не осуществились?
   Лавиния немного подумала.
   — Разумеется, чудесно, когда мечты сбываются. Но ведь в действительности это случается не так часто, правда?
   — Правда.
   — Может, это и к лучшему. Не все мечты так уж хороши. Некоторые, поверьте мне, лучше оставить в фантазиях, а другие никогда и не предназначались для нашей действительности.
   — Не стану спорить, дорогая, — пробормотал старик. — Но позвольте сказать, что, с точки зрения много повидавшего человека, иногда мечты стоят того риска, который необходим для того, чтобы воплотить их в жизнь.
   — Я вам верю, — кивнула Лавиния и, поколебавшись, предположила:
   — Вероятно, по-настоящему имеют значение только те усилия, которые мы прилагаем, для того чтобы самые заветные мечты стали былью. Даже если при этом терпим неудачу, все равно испытываем удовлетворение, сознавая, что тут нет нашей вины и все произошло отнюдь не из-за недостатка воли и решимости.
   — Да вы настоящий философ! Вот это мне по сердцу! — снова улыбнулся незнакомец. — Не могу не согласиться с вами, дорогая. До чего же грустно оглянуться в конце жизни и увидеть, что так ни разу и не осмелился рискнуть.
   Она зачарованно уставилась в яркие голубые глаза.
   — Что-то подсказывает мне, сэр: если ваши мечты и не осуществились, то не потому, что у вас не хватило решимости.
   — А мне что-то подсказывает, дорогая моя, что в этом отношении мы очень похожи. — Он вынул из кармана маленький перочинный ножик и принялся чистить персик. — Я рад, что у вас впереди еще много лет для осуществления задуманного. Мой доктор уведомил, что у меня осталось всего полгода. Говорит, слабое сердце.
   Лавиния нахмурилась:
   — Ба, не обращайте внимания на докторов! Когда речь заходит о подобного рода предсказаниях, они чаще всего ошибаются. Никто не может знать, сколько времени ему отпущено.
   — И это верно.
   Он откусил кусочек персика, жмурясь с почти чувственным удовольствием.
   — На Рен-стрит живет травница по имени миссис Морган, — сообщила Лавиния. — Моя мать всегда говорила, что она куда искуснее любых докторов. Советую вам найти ее и рассказать о симптомах болезни. Она наверняка пропишет настой или отвар, который вам поможет.
   — Спасибо, я обязательно так и сделаю, — кивнул он, продолжая жевать. — Пришли посидеть на солнышке?
   — Не совсем. — Лавиния глянула на дверь дома Аспазии. — Хотела навестить кое-кого, кто живет здесь, на площади.
   Он, слегка щурясь, проследил за направлением ее взгляда.
   — Вы, случайно, не на номер семнадцать смотрите?
   — Именно так.
   Он снова занялся персиком.
   — Дама, которая там живет, куда-то уехала. Видел, как она недавно садилась в экипаж.
   — Неужели? — притворно огорчилась Лавиния. — Как обидно! Похоже, я разминулась с ней! Что ж, оставлю карточку у экономки.
   — Экономка тоже ушла. — Старик осторожно откусил еще кусочек. — Я видел, как к двери подбегал уличный мальчишка, что-то ей сказал, и вскоре она в большой спешке удалилась.
   — Вот как?!
   Лавиния собиралась заговорить зубы экономке, чтобы та впустила ее в дом. Она даже приготовила целую речь насчет того, что получила важные новости для Аспазии и хочет подождать ее возвращения.
   «Совершенно ни к чему провожать меня в гостиную. Вполне сойдут кабинет миссис Грей или библиотека».
   Она надеялась получить возможность немного пошарить в комнате, когда экономка волей-неволей отправится на кухню, чтобы приготовить чай. В конце концов, гостья всегда может отговориться тем, что ей необходимо в туалет.
   Следует признать, что план был достаточно расплывчатым и она понятия не имела, что именно надеялась обнаружить. Но почему-то считала необходимым узнать побольше об Аспазии Грей.
   — В доме никого нет, — повторил старик, поднимая лохматые брови. — Видимо, вам придется прийти в другой раз.
   — Очевидно, — кивнула Лавиния, отступив. — Что ж, мне пора. Не забудьте: травница на Рен-стрит.
   — Ни за что не забуду, — кивнул он, кладя нож в карман. — И наш разговор о мечтах тоже.
   — Как и я. До свидания, сэр.
   Она улыбнулась на прощание и ушла. Пересекла улицу. Добралась до угла. Помедлила и оглянулась. Старик доел персик и опять дремал, склонив голову на грудь.
   Лавиния метнулась в узкий переулок, ведущий к домам, и стала отсчитывать садовые ворота, пока не набрела на те, что принадлежали дому семнадцать.
   Ворота были заперты на засов с другой стороны, а верх каменной ограды был на несколько дюймов выше ее головы. Нужно найти на что встать, если она хочет перелезть в сад.
   Лавиния огляделась и увидела старую лестницу, которую скорее всего забыл здесь садовник. Прислонить ее к ограде номера семнадцать было делом нескольких минут. Она быстро поднялась наверх, а глянув вниз, увидела очень удачно подвернувшуюся скамью.
   Подняв юбки, она перекинула через ограду сначала одну ногу, потом другую и спрыгнула на скамью.
   На задах дома семнадцать все было тихо и спокойно. Лавиния подобралась к двери черного хода и открыла ридикюль, чтобы найти новые отмычки.
   К ее досаде, процесс открывания замка затянулся куда дольше, чем у Тобиаса. Но наконец раздался долгожданный щелчок, доказавший, что она не зря тратила время.
   Затаив дыхание, она открыла дверь и скользнула в коридор. Слева была узкая лестница, явно предназначавшаяся для слуг. Искушение оказалось непреодолимым.
   Интуиция подсказывала, что, если у Аспазии Грей и были секреты, они скрыты наверху, в комнатах, куда, кроме нее, никому нет доступа.
 
   Тобиас уселся за письменный стол и в который раз открыл книгу записей, принадлежавшую убитому изготовителю париков. Он сам не знал, что именно надеется обнаружить: в конце концов, он уже просматривал книгу Суэйна и ничего не нашел. Но почему-то был уверен, что пропустил нечто важное.
   Прошлой ночью он сказал Лавинии, что хочет найти человека, наставлявшего Закери Элланда и Пирса в искусстве убивать. Но позже, уже в постели, видел во сне парики, книгу записей и Пирса, вручавшего Лавинии визитную карточку.
   Проснувшись перед рассветом, он понял, что дело далеко не закончено. Существует еще один убийца, который вскоре снова нанесет удар.
 
   Эмелин и Присцилла стояли в вестибюле института, наблюдая, как Энтони и Доминик поднимаются по лестнице. Теперь молодые люди были одеты по последней моде, и между ними, похоже, не осталось и следа былой неприязни. Тем не менее Эмелин сразу увидела: что-то неладно. Оба были мрачны и казались погруженными в глубокие размышления.
   — Клянусь, они выглядят так, словно им приказали вырыть парочку могил, — заметила Присцилла.
   Эмелин вспомнила, как тетя Лавиния сказала, что Энтони и Доминик вместе с мистером Марчем обнаружили тело убитого парикмахера.
   — Очевидно, на них подействовала ужасная сцена в спальне мистера Пирса.
   Присцилла вздрогнула.
   — Вполне могу понять, почему у них нет настроения слушать сегодня научную лекцию. Мне самой что-то не очень хочется идти в зал. Просто невыносимо представлять мистера Пирса, лежащего в луже крови! Такой молодой, красивый и талантливый!
   — Верно, и если это тяжело нам, можно только представить, что испытали Энтони и Доминик. Пусть им выпало на долю терять любимых людей, но мистер Марч говорил тете Лавинии, что ни один из них никогда не становился свидетелем такого страшного и кровавого конца.
   — Предлагаю пропустить лекцию и найти лавку, где можно купить лимонада и спокойно поговорить, — объявила Присцилла.
   — Превосходная мысль.
 
   Сама краткость записи в книге изготовителя париков бесила Тобиаса.
 
   «Один парик из желтых волос средней длины».
 
   Кроме этого, в книгу были аккуратно внесены дата продажи и цена. Но не имя человека, купившего парик.
   Тобиас долго рассматривал дату. Никак невозможно обойти тот факт, что он был продан через два дня после приема у Бомонов. Следовательно, убийца не мог носить его в замке.
   Но этого просто не может быть! Парик должен был быть продан до убийства, иначе для гибели его изготовителя просто нет причин! Может, Суэйн забыл упомянуть его цвет в одной из предыдущих записей. А что, если вместо того, чтобы искать записи о продаже желтых или светлых париков, следует изучить каждую по отдельности и проверить, не упущено ли чего-нибудь важного?
   Он напомнил себе, что истинные леди употребляют самые причудливые названия для описания цветов своих туалетов. Он сам слышал, как Эмелин и Лавиния перебрасываются такими терминами, как «русское пламя», «аврора» и «помона», имея в виду самые модные оттенки и тона. Может, изготовитель париков, описывая совсем светлые, почти белые волосы, назвал их как-то по другому? Не «желтыми» или «соломенными»?
 
   Эмелин встретилась взглядом с сидевшей напротив Присциллой и слегка кивнула. Та ответила понимающим взглядом. Решение пропустить лекцию оказалось абсолютно верным.
   Энтони и Доминик сразу согласились изменить планы и проводили девушек в маленькую лавчонку, где купили лимонад и крохотные пирожные. Но оба оставались подавленными. Беседа не клеилась, пока Эмелин не решила идти напролом и попросила подробно рассказать о том, что случилось прошлой ночью.
   — Думаю, мы имеем право знать, — мягко сказала она. — Мы тоже участвовали в расследовании.
   И тут словно дамбу прорвало. Энтони и Домяник заговорили разом, перебивая друг друга. Каждый старался как можно точнее изложить события предыдущей ночи. Наконец рассказ подошел к концу.
   — Там было столько крови… — пробормотал Энтони, судорожно сжимая стакан. — Поверить невозможно, сколько ее было…
   Доминик уставился в свой лимонад.
   — Мистер Марч перевернул его, чтобы осмотреть рану. Клянусь, у меня самого духу не хватило бы.
   — Мистер Марч не раз сталкивался с насильственной смертью, — подчеркнула Эмелин. — Думаю, он успел закалиться, тем более что подобные зрелища для него не в новинку.
   — А запах! — выдохнул Энтони.
   Присцилла стиснула лежавшие на коленях руки.
   — Просто немыслимо, как это можно приставить к виску пистолет и спустить курок.
   Доминик продолжал молча смотреть в лимонад.
   — Когда мы нашли Пирса, пистолет все еще был у него в руке, — сказал Энтони, глядя на собственные пальцы, по-прежнему сжимавшие стакан.
   Остальные проследили за его взглядом. Никто не сказал ни слова. Только ошеломленно взирали на его правую руку.
   Эмелин отчего-то стало не по себе. Она никак не могла оторвать глаз от пальцев Энтони.
   — Какая рука? — прошептала она.
   Энтони вскинул голову и недоуменно моргнул.
   — Прости, ты о чем?
   — Ты держишь стакан в правой руке, — пояснила она, с трудом выговаривая слова. — Именно в такой позе вы нашли мистера Пирса прошлой ночью? Пистолет был у него в правой руке?
   — Да, — кивнул Энтони.
   Присцилла на миг замерла.
   — Вы твердо уверены, что рука была правой?
   — Да, и почти прижата к голове, — подтвердил Доминик, продемонстрировав, как это было. — Вот так.
   Эмелин глянула на Присциллу и увидела на потрясенном лице подруги доказательство собственных подозрений.
   — О Господи, — ахнула Присцилла, — тут что-то неладно!
 
   Тобиас снова провел пальцем по записям, сделанным Суэйном в день приема у Бомонов, и палец в который раз замер на середине страницы.
   Он изучал строчку, касающуюся очередной сделки, так внимательно, словно она была записана тайным шифром. Теперь Тобиас знал, как должен был чувствовать себя Александр, когда оставил попытки развязать гордиев узел и разрешил проблему мечом.
   — Вот оно!
   Он закрыл книгу и встал. Ощущение неминуемой беды нахлынуло на него.
   — Конечно!
   Он потянулся к сюртуку, но в этот момент в передней послышались шаги. Энтони не носился по дому с такой скоростью с тех пор, как был мальчишкой. И с ним кто-то еще. Доминик, конечно. Эти двое быстро становятся неразлучными.
   Дверь со стуком распахнулась. В комнату ворвались Энтони и Доминик, донельзя похожие на две петарды, готовые вот-вот взорваться.
   — Пирс был левшой! — заорал Энтони.
   — Эмелин и Присцилла совершенно в этом уверены, — вторил Доминик, останавливаясь. — Они провели с ним целый день, и когда он их причесывал, то держал расческу в левой руке.
   — Благодарю вас, джентльмены. — Тобиас открыл ящик стола и вынул пистолет. — Ваша информация только подтверждает мои собственные наблюдения. Припоминаю, что он протягивал миссис Лейк свою визитную карточку левой рукой. Нет, парикмахер не покончил с собой. Его убили. Точно так же, как Закери Элланда три года назад.
   — Куда ты собрался?
   — Продолжать расследование, — бросил Тобиас, устремляясь к двери. — Дело далеко не закончено. Мне снова понадобится ваша помощь.
   — Конечно, — кивнул Энтони.
   — Что от нас требуется? — вторил Доминик.
   Тобиас понял, что вчерашний шок быстро выветривается. Может, эти двое действительно созданы для такой работы?
   — Где мисс Эмелин и мисс Присцилла?
   — Мы оставили их в кондитерской.
   — Немедленно вернитесь и проводите их в дом миссис Лейк, — приказал на ходу Тобиас. — Оставайтесь с девушками и не спускайте с них глаз, пока я не скажу, что они в полной безопасности.
   Уитби со стоическим видом уже открыл переднюю дверь. Тобиас сбежал с крыльца.
   — Что это? — окликнул Доминик, метнувшись следом. — У вас есть причины верить, что им грозит опасность?
   — Да, — ответил Тобиас. — Особенно миссис Лейк.
 
   Старик взглянул на женщину, остановившуюся перед его скамьей.
   — Нет ничего прелестнее прекрасной женщины в парке в солнечный день, — пробормотал он.
   — Сомневаюсь, что последние несколько десятилетий, старик, ты способен на что-то большее, чем глазеть на женщин, — холодно ответила она.
   Он пожал плечами:
   — У меня все еще остались кое-какие мечты.
   — Наверняка такие же поблекшие и изношенные, как ты сам.
   — Может, вы и правы. Доктор сказал, что у меня осталось всего шесть месяцев. Сердце плохое.
   Аспазия Грей полезла в ридикюль и вытащила пистолет.
   — В таком случае уверена, что, прежде чем протянуть ноги, ты не откажешь даме в последнем одолжении.
 
   Лавиния выдвинула последний ящик в глубине большого гардероба, увидела светлый парик и довольно улыбнулась.
   — Вот он! Я так и знала, что он должен быть где-то здесь.
   Конечно, парик вряд ли мог считаться уликой. Ей нужны еще доказательства, которые, возможно, свяжут Аспа-зию с событиями прошлого. Но фальшивые волосы — уже кое-что. Скорее бы рассказать Тобиасу!
   И в этот момент она услышала скрип открывающейся двери. Ладони мгновенно вспотели. Секунду-другую она не могла ни шевельнуться, ни вздохнуть.
   Только усилием воли Лавиния сбросила с себя парализующий страх, отскочила от гардероба и быстро метнулась к двери. Кто бы там ни был, он вошел через переднюю дверь. Если действовать тихо и собранно, можно отступить через тот ход, которым она пришла. По задней лестнице.
   Она прижалась к двери и прислушалась.
   — Я знаю, что ты здесь, Лавиния, — окликнула снизу Аспазия. — Выходи, или я пошлю пулю в голову старика. Разом и позабочусь о его изношенных мечтах и всем остальном. Как по-твоему, неплохо придумано?
   Противное, тягостное чувство стиснуло сердце Лавинии. Аспазия взяла старика в заложники.
   — Я с самого начала этого дела знала, что от тебя не жди добра, — продолжала Аспазия. — Я тебе не слишком понравилась, верно? Поэтому пришлось нанять парочку уличных мальчишек проследить за тобой, хотя дело Мементо Мори было вроде бы закончено. Когда они увидели, как ты выходишь из лавки и направляешься к моему дому, сразу прибежали мне сказать.
   Похоже, она поднимается по лестнице. Лавиния слышала тяжелые глухие шаги. Должно быть, тащит старика по ступенькам.
   Она сняла с шеи серебряный медальон и, держа конец цепочки в одной руке, выскользнула в коридор и медленно направилась к перилам.
   Глянув вниз, она поняла, что худшие опасения подтвердились. Аспазия и старик были уже на середине лестницы. Аспазия держала пистолет у его виска.
   Старик тяжело дышал. Воздух хрипел в усталых легких. Он налегал на перила одной рукой, а другой опирался на трость.
   Остановившись, он поднял голову и уставился на Лавинию.
   — Простите меня, дорогая, — выдавил он между двумя затрудненными вдохами.
   — Отпусти его, Аспазия, — велела Лавиния, немного вытянув руку так, что серебряный медальон с головой Минервы поймал луч света, струившегося сквозь высокие окна над лестницей. — Он не причинит тебе зла.
   — Еще бы! — рассмеялась Аспазия. — Но сейчас он мне нужен. Видишь ли, за последние дни я многое р тебе узнала. У вас с Тобиасом много общего. Оба одержимы благородными идеями и ни за что не позволите кому-то умереть вместо вас, даже если при этом можете спастись.
   — Я и не бегу никуда, Аспазия, — пожала плечами Лавиния, с видимой небрежностью раскачивая медальон, словно забыв о его существовании. Но при этом строго следила, чтобы он сверкал и блестел на солнце. — Видишь? Я стою на месте. Можешь отпустить его.
   — Не сейчас.
   Аспазия нахмурилась при виде медальона и тряхнула головой, словно этот мерно раскачивающийся кусочек серебра смущал ее. Потом вроде бы опомнилась и подтолкнула старика пистолетом.
   — Он никуда не уйдет, пока мы не окажемся поближе. Пистолеты так ненадежны на больших расстояниях!
   — Вижу, ты в этом разбираешься. Откуда бы? Настоящий знаток. Сколько убийств у тебя на совести, Аспазия?
   — Если считать те, что мы замышляли вместе с Закери? — беспечно рассмеялась Аспазия. — Всего тринадцать.
   — Несчастливое число, — пропыхтел старик.
   — Тихо, старый дурак! — рявкнула Аспазия, снова толкнув его дулом. — Или я немедленно спущу курок.
   — Нет! — крикнула Лавиния, перегибаясь через перила и продолжая раскачивать медальон. — Аспазия, взгляни на меня! Послушай! Он не имеет к этому делу никакого отношения. Отпусти его!
   — Советую вам бежать, — выдохнул старик, останавливаясь и хватаясь за перила в тщетной попытке отдышаться. — У нее только один пистолет. Когда она пристрелит меня, за то время, что ей понадобится его перезарядить, вы успеете уйти.
   — Я велела тебе молчать, старик. Аспазия подняла пистолет, намереваясь ударить беднягу рукоятью.
   — Это ты застрелила парикмахера вчера ночью? — поспешно спросила Лавиния в надежде отвлечь ее.
   — Допустим, я. — Аспазия опустила руку, не сводя взгляда с блестящего медальона. — А что прикажешь делать? Он шантажировал меня. Потребовал оставить первый взнос из тех, что он намеревался содрать с меня, на маленькой улочке, неподалеку от Бонд-стрит. Можешь себе представить? Словно я одна из его клиенток!
   Краем глаза Лавиния заметила мелькнувшую под лестницей тень. Вероятно, это была игра света. Тем не менее ей отчего-то стало легче, И показалось жизненно важным побуждать Аспазию к разговору.
   — Почему мистер Пирс шантажировал тебя? — спросила она. Медальон по-прежнему описывал дуги. — Что он узнал о тебе?
   Аспазия ответила ослепительной улыбкой.
   — Неужели еще не догадалась? Ах, миссис Лейк, вы меня разочаровали. Я была не только любовницей Закери, но и его партнером.
   — Партнером? — ошеломленно повторила Лавиния.
   — А почему ты находишь это странным? Вы с мистером Марчем ведь тоже партнеры, не так ли? К сожалению, Закери хранил секреты до конца. Очевидно, он предпринял меры предосторожности, написав письмо, в котором признавал мое участие в некоторых его делах. По какой-то непонятной причине письмо ненадолго исчезло. Но недавно, как выяснилось, попало в чьи-то руки.
   — Почему же Элланд сделал вас своим партнером?
   Аспазия холодно улыбнулась:
   — Потому что любил. И признавал во мне родственную душу.
   — Значит, Тобиас и в этом был прав.
   — Кстати, Закери весьма наслаждался своей ролью дерзкого шпиона. Думаю, он и в самом деле считал себя чем-то вроде героя. Но к несчастью, подобного рода деятельность не слишком хорошо оплачивается, вернее, не оплачивается совсем. Поэтому, работая на страну и корону, Закери продолжал заниматься своим ремеслом.
   — И ты ему помогала?
   — Ему нравилось обучать меня, а я обнаружила, что обожаю щекотать себе нервы. Нет наркотика или эликсира действеннее того пьянящего возбуждения, которое приходит с каждым убийством. О, это такое ощущение всевластия! Тебе и не дано этого понять, пока не испытаешь его сама!
   — Но если ты любила его и вы были партнерами, почему же, во имя Господа, убила? — допытывалась Лавиния.
   — Закери стал слишком неосторожен в тех играх, которые вел с Марчем. В его мозгу они были двумя гениальными шахматистами, ведущими последний, завершающий матч. Но я видела, что Марч подбирается все ближе, и требовала избавиться от него. Мы с Закери все время ссорились из-за этого. Он меня не слушал, твердо уверенный, что в любом случае перехитрит охотника. Он был как-то странно одержим Марчем. По-моему, просто хотел доказать себе, что во всем его превосходит.