Крес Феликс. Король просторов

   Горбун кивнул:
   - Помни, сын мой, что я говорил о тетиве лука. Я могу лишь догадываться, но наверняка не ошибусь, если скажу, что нападение на ее дом было подобно удару ножом в руку, эту тетиву держащую. Что-то позволило вырваться на свободу ненависти этой девушки, и наверняка она сама не понимает каким образом.
   Раладан снова горько улыбнулся, после чего заговорил, сначала медленно, потом все быстрее и громче:
   - Я вынужден верить тебе, господин... Но скажи, что мне теперь делать? Это не может продолжаться вечно. Я не могу оставить ее одну; когда я возвращаюсь, она близка к помешательству... С каждым днем все хуже и хуже. Я вижу, что мое присутствие...
   Старик молчал. Раладан тяжело дышал от возбуждения.
   - Пойми, сын мой, - послышался наконец ответ, - это не человек. Все чувства, которые ты испытываешь, - это чувства к Гееркото, Рубину Дочери Молний...
   - Нет, господин, - прервал его Раладан. - Это неправда. Твои знания неизмеримы, но это неправда. Ридарета в определенной степени - человек, не только Рубин. Если бы она всегда была только Рубином! Тогда она поступала бы так же, как и ее дочь-сестра, стремилась к какой-то цели, может быть и низменной, но поверь мне, господин, что я не делю мир на черное и белое, я хочу ей добра, неважно, какого оно будет цвета! Но то, что осталось в ней от той, шестнадцатилетней девушки, похищенной из маленькой деревушки, все еще живо. Оно и борется, и проигрывает... Она страдает, господин... и впадает в безумие. А я не в силах ей помочь.
   Он неожиданно отвернулся.
   - Если нечто пробудило в ней силы Рубина, то нечто может их и усыпить, - приглушенно произнес он. - Скажи, господин, что это, и больше мне ничего не нужно.
   Горбун задумался.
   - Шар Ферена, - коротко ответил он.
   Лоцман повернулся к нему; в глазах его блеснула надежда.
   - Шар Ферена, - повторил старик. - Самый могущественный из Светлых Брошенных Предметов. Но действие его... может быть разным.
   - Что это значит?
   - Это значит, что он может принести ей смерть.
   Наступило короткое молчание.
   - Все Шары одинаковые, - продолжил старик, - и мощь каждого из них значительно превышает мощь Рубина. Рубины, однако, разные, и этот - не обычный Рубин, но Рубин гигантский: это Риолата, королева Рубинов... Шар Ферена не может проиграть, однако трудно оценить, сможет ли он выиграть. Еще одно: мощь Рубина одна, но находится в трех телах. Похоже, младшие дочери Демона стремятся к некой цели... или же только одна из них, ведь судьба другой тебе неизвестна?..
   Раладан наклонил голову.
   - Тем более, моряк. Если действует только одна из сестер, то тем более важно знать ее цель... Я не знаю, что это за цель. Законы Всего говорят об Агарах, но Законы Всего не слишком ясны...
   - Не понимаю, господин. Что такое Законы Всего?
   - Набор правил. Описание связей между Шернью и ее миром. Иногда они касаются возможных событий, но лишь возможных. Если что-то возможно, то не значит, что оно неизбежно. Понимаешь?
   - Нет, господин... не вполне.
   - Законы Всего крайне редко принимают форму Пророчеств. Я музыкант и проповедую Законы Всего в своих песнях, но Законы эти редко правдивы до конца... Оставим это, сын мой. Тебе вовсе не нужно это понимать. Достаточно знать, что Агары наверняка будут залиты кровью, так говорят Законы, а Рубин стремится их исполнить. Что произойдет потом - можно лишь догадываться. Однако Агары лишь начало некоего большего зла, и нужно, чтобы ты помог Рубину.
   Раладан смотрел на него, мало что понимая. Старик невозмутимо пояснил:
   - Нужно, чтобы всеуничтожающая сила Рубина нашла выход. Чем большую часть его мощи используют те две сестры (или одна, поскольку судьбы другой мы не знаем), тем меньше ее останется в Ридарете. Тогда принеси ей Шар. Сначала, однако, сделай все, чтобы исполнились планы младшей дочери.
   - Значит, я должен...
   - Да. Ты должен ей помочь. Всем, чем только сможешь.
   - Это невозможно, господин. Ты требуешь неисполнимого. Ни одна из них не примет этой помощи... а уж тем более _она_...
   - Послушай меня, сын мой. Возможно, что Риолата избавилась от сестры. Убила ее, скажем так, чтобы было понятнее. Конечно же, это вполне возможно. Тело - это только тело, мощь Рубина будет его оживлять, но лишь до тех пор, пока тело это будет существовать. А ведь его можно уничтожить без остатка. Хотя бы огнем.
   Раладан почувствовал, как его пробирает дрожь.
   - Если Риолата и в самом деле так поступила... Ты спрашиваешь, что из этого следует? Очень многое! Сила Рубина, разделенная до этого на три части, теперь заключена лишь в двух телах. Таким образом, в каждом из них ее больше, чем было прежде. Ее труднее победить. И вместе с тем все действия Риолаты может поддержать лишь сила Ридареты. Нужно сделать так, чтобы силы этой осталось в теле Ридареты как можно меньше, тогда сила Шара Ферена сможет победить оставшуюся часть и занять ее место, а не сгореть в неравной борьбе. Как же можно этого достичь? Создав младшей сестре достаточно широкий простор для действий, чтобы силы, содержащейся в ней самой, уже не хватило... Понимаешь, сын мой? Если на каждом из нас лишь часть доспехов, а я, бросаясь в битву, одолжу у тебя твою часть, то ты останешься беззащитным. Понимаешь? - снова спросил он.
   - Если даже и понимаю... Повторяю, господин: ни одна из дочерей Ридареты не примет моей помощи!
   - А я тебе говорю, сын мой, что ты ошибаешься. Ты снова доверяешь внешнему впечатлению, не пытаясь добраться до сути. Мощь Рубина, как я уже говорил, слепа, но неудержимо стремится ко всему, что ей благоприятствует. А кроме того, - подчеркнул старик, - из твоих воспоминаний ясно следует, что ты обладаешь немалой властью над этими женщинами. Одна из них была в тебя влюблена, моряк. Не знаю, может быть, даже обе.
   Раладан, онемев, смотрел на него.
   - Вот слепец, - вполголоса проговорил старик. - Не видит вещей огромных, как Просторы.
   Лоцман продолжал молчать, не в силах связать двух слов.
   - Кто тебе сказал, - продолжал старик, видя царящий в его мыслях хаос, - что любовь должна быть доброй? Ради Шерни, моряк, во имя этого чувства в мире совершено было больше преступлений, чем во имя чего-либо иного, не считая, может быть, власти! Это самое коварное, жестокое и убийственное чувство, какое только может овладеть человеком, ибо оно пробуждает в нем другие, а именно зависть, ревность и гнев. Все доброе, что есть в этом чувстве, касается лишь единственной живой души. Так что подумай, сын мой, прежде чем называть добрым это нечто, которое, по сути, есть не что иное, как убогая, извращенная дружба - само по себе чувство возвышенное и прекрасное. Говорю тебе, без любви мир был бы намного счастливее, при условии, что в нем осталась бы дружба.
   - Нет, ради Шерни... - проговорил Раладан, думая совсем о другом. - Не могу поверить, что они...
   Старик встал.
   - Тем не менее.
   Раладан понял, что разговор окончен.
   - Кто ты, господин? Тот, который все знает... Почему ты скрываешься под личиной бродячего музыканта?
   - Скрываюсь? Но я и есть музыкант! - ответил горбун, беря инструмент. Похоже, однако, ты кое-что мне принес, моряк?
   Раладан встал, лихорадочно вытаскивая кошелек с золотом. Старик принял его с явным удовольствием.
   - Даром тут не кормят, - спокойно сказал он. - Даже музыкантов. Теперь - скажи еще раз, как тебя зовут.
   Лоцман поднял с пола плащ, рассеянно перебрасывая его с руки на руку.
   - Раладан.
   Горбун наклонил голову. Лоцман продолжал стоять, словно хотел еще о чем-то спросить, но почувствовал, что на этот раз ответа не будет.
   - Прощай... господин.
   Старик остался один.
   Он долго стоял опустив голову. Когда он ее наконец поднял, на устах его блуждала полуулыбка.
   - Раладан...
   Он чуть прикрыл глаза.
   - Прощай, князь, - произнес он в пустоту. - Прости, что я тебя обманул... но ты должен поступать в соответствии с Законами Всего. Твое предназначение - поддерживать Темные Полосы, ибо для этого Просторы отдали тебя миру.
   Он крепче сжал инструмент и вышел из каморки.
   Черная, отвратительная ночь полна была звуков: то приближавшегося, то отдалявшегося воя и лая собак, плеска стекающей с крыш воды, шума и свиста ветра, несшего мокрый, смешанный с дождем снег. Раладан кружил по улицам, не находя себе места, но наверняка не нашел бы его нигде на свете. Порой ему казалось, что стоило бы бросить меч, упасть в вязкий сугроб и ждать псов... Несколько раз он направлялся в сторону порта, ощупывая одежду в поисках золота, которым можно было бы заплатить за поездку - куда бы то ни было... Наконец он прислонился к холодной стене дома в переулке, с закрытыми глазами мысленно взывая к тому, кто превратил его жизнь в клетку, из которой не было выхода.
   "Капитан, - говорил он, - ты несколько раз спасал мне жизнь... Неужели затем, чтобы присвоить ее себе? Ты получил свое; зачем же ты его отдал?! Ради Шерни, твоя последняя воля стала проклятием! Права была Ридарета: все, что с тобой связано, несет гибель! Повторяю вслед за твоей дочерью: пусть поглотит тебя море! И освободи меня, ибо я больше не хочу тебе служить!"
   Черная мокрая стена без единого звука принимала удары его кулаков. Он стоял сжавшись в комок, словно нищий, словно бездомный бродяга. Какой-то голос, похожий на голос горбатого старика, казалось, отвечал: "Глупец! Ты не ему служишь, но ей! Ты сделал все, чего пожелал Демон, но теперь даже его приказ не разделил бы тебя и эту девушку! Ибо то, что ты чувствуешь, когда ее видишь, - единственное светлое пятно в твоей жизни! У тебя нет цели и никогда не было - кроме нее! Она тебе больше чем дочь, и ты желаешь ей счастья, хотя вас и не связывают кровные узы! Неужели ты этого не понимаешь, глупец из глупцов?"
   Он снова двинулся по улице, все быстрее и быстрее, подставив лицо липким хлопьям снега.
   "Что за жизнь ты вел прежде? Все зло, которое ты творил, также и добро - растаяли, растворились, не служили никому и ничему, даже тебе. Теперь ты хотя бы знаешь, ради чего живешь. Действуй же, борись! Если сдашься, если откажешься от борьбы - что тебе останется? Ничего!"
   - Ничего! - сказал он, поднимая лицо к небу. Потом наклонился, набрал полные горсти снега и погрузил в него лицо. - Ничего...
   40
   Сила, сломившая ее волю, желала быть видимой всем. По мере того как девушка переставала быть собой, росла ее неистовая враждебность ко всему окружающему, к себе же самой - уменьшалась. Однако зло в качестве символа своей растущей мощи выбрало лицо и тело Ридареты. Она становилась все красивее, чувственнее, все более вызывающей; Раладан никогда не испытывал к ней физического влечения, поскольку действительно видел в ней дочь и ни в коем случае не любовницу, но, будучи мужчиной, не мог не заметить изящных очертаний груди, невообразимо пышных волос, гладкой, без единого изъяна, кожи, белизны зубов, формы рта, движений бедер при каждом шаге и рук при каждом жесте... Уже десяток раз он видел в ней законченное совершенство - и каждый раз ошибался! Достаточно было оставить ее на день-два, а когда он возвращался - она была еще прекраснее.
   Его это пугало, поскольку она привлекала внимание; он все больше опасался взглядов, которые она неизбежно к себе притягивала, - одноглазая красавица с обещанием во взгляде, с затаенным в очертаниях губ желанием и осознанием собственной красоты, проявлявшимся в каждом движении, осознанием, сбивавшим с толку самых смелых...
   И это было самое худшее. Ибо красота ее, растущая день ото дня, не была одним лишь торжествующим криком злой силы. Это было также ее оружием, позволявшим демонстрировать собственное превосходство, презрение к любой другой красоте, тщеславие и самолюбование. Она часами смотрелась в зеркало, потом требовала украшений, платьев, снова украшений... Ради всех морей Шерера! Где он мог взять эти украшения? Она требовала их, одновременно приходя в ярость, когда он хотел оставить ее одну. Серебро между тем не валялось на улицах. Нужно было его добыть, и вовсе не для украшений, но на еду!
   Приходилось воровать и грабить.
   Нет, ему не нужны были слова старика, чтобы понять - девушка находится во власти сил, которым нелегко противостоять. Только теперь он знал их природу. Знал - хотя до сих пор не понимал до конца.
   Четыре дня спустя после встречи со стариком Раладан возвращался из путешествия. Путешествия в Дорону...
   Уже неделю с лишним они жили в вонючей каморке, которую он снял за гроши в одном из домов в предместьях Багбы. Однако он знал, что и здесь они надолго не задержатся. Уже сейчас вся улица гудела от слухов о переодетой магнатке, сбежавшей с любовником от преследований мужа. Нужно было убираться, и быстро. К счастью, именно теперь это перестало иметь какое-либо значение. План, повергавший в ужас его самого, но, похоже, единственный возможный, был готов.
   Он с дрожью перешагивал порог, зная, что его ждет очередной скандал, в котором, быть может, одних слов для нее будет недостаточно. Придется сопротивляться, чтобы она не схватила его за горло, как в то утро, когда он вернулся от старика. Бывало такое и раньше.
   Хотя порой, когда он возвращался, она встречала его сердечными объятиями, лишь плача и не в силах вымолвить ни слова... Это было еще хуже.
   Однако на этот раз его ждало нечто такое, чего он не мог предвидеть.
   Убогая коптилка, наполненная самым отвратительным маслом, догорала на столе, отбрасывая круг тусклого света. Он огляделся по сторонам, сделал два шага и... припал к неподвижно лежащему телу.
   - Ради Шерни, госпожа!
   Сердце подскочило к его горлу, и в то же мгновение он ощутил терпкий запах вина и смрад рвоты.
   - Ради Шерни... - повторил он.
   Она была пьяна в стельку. Ему никогда прежде не приходилось видеть ее такой, и он не допускал и мысли о том, что когда-либо увидит.
   - Ради Шерни! - повторил он в третий раз. - Подожди, девочка моя...
   Схватив ведро, он выбежал на улицу. Вскоре он вернулся с ведром, полным ледяного месива. Рванув заблеванное платье, он вывалил содержимое ведра на спину и голову лежащей без сознания девушки, потом перевернул ее навзничь и начал возить туда-сюда, вытирая пол волосами, словно тряпкой. Она дернулась, что-то хрипло бормоча; он втер две горсти ей в щеки и еще две в голые груди, затем отволок ее на постель и прислонил к стене. Она смотрела на него затуманенным взглядом, однако его узнала.
   - Ра... ладан...
   Он снова вышел, принес новую порцию серо-белого снега и встал перед своей подопечной.
   - Что это значит, госпожа? - мягко спросил он.
   Она криво улыбнулась. Взяв ведро за дно и за край, он вывалил ей в лицо все, что в нем было. Тяжесть смешанного с водой снега отбросила ее голову к стене так, словно ее ударили пустым кувшином. Он услышал звук удара и ее крик. Она схватилась за голову, затем вскочила, собираясь выцарапать ему глаза. Сегодня, однако, чаша его терпения переполнилась, слишком многое необходимо было сделать, чтобы терпеть любое препятствие на своем пути. Впрочем, он уже имел вполне определенную цель... Чтобы ее достичь, он в любом случае вынужден был прибегнуть к грубой силе.
   Он ударил ее по лицу с такой силой, что сел бы даже мужчина. Она во второй раз отлетела к стене, схватилась за щеку и - почти уже трезвая уставилась на него. До сих пор она не произнесла ни слова.
   - Что это значит, госпожа? - повторил он, на этот раз с издевкой. Значит, иначе ты не понимаешь? В чем дело? Ты не думала, что я на подобное решусь? Сюрприз за сюрпризом!
   - Я тебя убью, - глухо проговорила она. - На кого ты поднимаешь руку? За кого ты меня принимаешь, господин? Кто я, по-твоему?
   Он выдернул из-под стола опрокинутый табурет и сел.
   - Рубин, - сказал он. - Рубин Дочери Молний. Теперь уже - только он, и ничего больше, не так ли?
   Наступила долгая, очень долгая тишина. Девушка смотрела ему в глаза с ужасом, отчаянием и - чем-то еще, для чего он не мог найти названия.
   - Значит, ты знаешь?
   Внезапно закрыв лицо руками, он начал ожесточенно его тереть.
   - Ради Шерни, девочка, - сказал он, опуская руки и делая глубокий вдох. - Знаю, но почему так поздно?
   Она отвернулась, прикусив губу. Из ее груди вырвался вздох, похожий на сдавленный всхлип.
   - Теперь послушай, - сказал он. - Слушай, так как еще немного - и ты опять перестанешь быть собой. Я не упрекаю тебя за то, что ты хранила все в тайне, несколько дней назад я понял, что это не твоя вина. Та дрянь хотела, чтобы никто о ней не знал. Но теперь я хочу вышвырнуть ее из тебя, и я это сделаю, клянусь всеми морями Шерера. Я сделаю это даже вопреки твоему желанию, ибо никто на свете не в силах определить, где заканчиваешься ты и начинается Рубин.
   - Это невозможно, - прошептала она. - Он заменил...
   - Знаю. Я знаю даже больше, чем ты. Есть способ.
   - Невозможно, - повторила она, но _это_ уже возвращалось. В голосе ее звучала угроза.
   Он молча смотрел на нее.
   - Невозможно, - прохрипела она, сжимая кулаки.
   Он ударил ее во второй раз.
   41
   Если речь шла о тайных встречах, то лучшего места для них, чем Берег Висельников, было просто не найти. Однако зимой добраться до него было нелегко. Что ж, Раладан уже проделал долгий путь - из Багбы до Дороны, и последний отрезок этого пути показался ему не самым худшим.
   Едва он спешился, его тут же окружили несколько вооруженных детин. Он отдал им оружие еще до того, как они этого потребовали.
   - Пусть кто-нибудь последит за лошадьми, - велел он. - Не развьючивать! Ваша госпожа прибыла?
   - Ее благородие Семена ждет, - коротко ответил коренастый мужчина, судя по всему главный. - Не развьючивать лошадей! - приказал он своим людям, исполняя требование лоцмана.
   Раладана повели в сторону дома.
   Последний раз он видел ее там, в сокровищнице Демона, и не думал, что ему когда-либо еще доведется ее увидеть. Судьбе, однако, было угодно распорядиться иначе.
   Она сидела за столом. Когда он вошел, она бросила на него короткий взгляд, тряхнув в беспорядке падающими на глаза волосами. Он едва не отшатнулся: ее красота была столь же пламенной, как и красота Ридареты! Никогда еще они не были столь похожи друг на друга.
   Двое из его провожатых обошли вокруг стола, встав за спиной женщины. Двое других заняли места у дверей.
   - Раладан, - лениво проговорила она с легкой улыбкой, - что ты опять затеваешь? Ради всех сил, когда мне доложили, что ты желаешь встретиться со мной, я просто не могла поверить!
   Она подняла голову, снова тряхнув волосами. Он посмотрел ей в глаза и увидел в них радость - неподдельную и искреннюю.
   - Ради Шерни, - сказала она, - сколько же бессонных ночей я провела, думая о том, как заполучить твою голову! Ты не мог раньше известить меня о том, что она явится ко мне сама? Да еще таща вместе с собой все остальное?
   Она послала ему улыбку - кокетливую и вызывающую. Он знал, что предстоит не обычный разговор... но так забавляться, так притворяться не умел никто из знакомых ему людей. Он вспомнил далекие как в пространстве, так и во времени Агары и светловолосую женщину, которую считал выдающейся интриганкой. Где там! В ее взгляде" и в самом деле не было _ничего_, кроме радости, доброты и... сентиментальности.
   Он опустил глаза.
   - Я пришел, ибо хочу служить тебе, госпожа.
   - О, великолепно! Что ж, послужи мне советом: не знаю, зажарить ли тебя живьем или содрать шкуру? Или, может быть, четвертовать? Хотя бы скажи, с чего мне начать?
   Он поднял взгляд. От ее доброты не осталось и следа. Она задавала вопросы. И это были не шутки.
   Внезапно ему показалось, что его расчет может не оправдаться. Все, что он хотел ей предложить, было основано на убеждении, что в большей или меньшей степени он может быть ей полезен. Однако похоже было, что она готова скорее отречься от всех своих зловещих намерений, чем выпустить его отсюда живым. Возможно, это была лишь игра, чтобы его запугать. Если так играла она отменно. Он попросту видел, что она жаждет крови. Его крови.
   Отступать, однако, было уже поздно.
   - У меня есть доказательства и гарантии, что я буду служить тебе верой и правдой.
   Казалось, она его не слушала; кивнув одному из своих людей, она начала что-то шептать ему на ухо.
   - Прикажи принести мой багаж, госпожа! - сказал он уже громче. И слова его прозвучали убедительнее, чем он сам ожидал.
   Продолжая что-то шептать на ухо детине, она кивнула стоявшим у дверей. Потом, подперев подбородок рукой, безо всякого выражения уставилась на него.
   Раладан стоял ничем не выдавая собственных чувств.
   Двое вернулись, неся большой сверток. Они развернули его, и Раладан понял, что такого они не ожидали!
   Ридарета, крепко связанная, с кляпом во рту, неподвижно лежала на боку. Глаза ее были закрыты. Она тяжело дышала.
   - Ради Шерни, - нарушила тягостное молчание Семена, вставая из-за стола, - должна признаться, такой игры я не понимаю...
   - Понять ее очень легко, - негромко сказал Раладан. - Эта девушка повредилась умом. Она до сих пор для меня как дочь, но я не в состоянии убивать людей так быстро, как это необходимо для того, чтобы сохранить ее существование в тайне от тебя. У меня нет золота, чтобы надежно ее спрятать, и взять его мне негде. Должен признаться, я хотел бежать в Дартан, но она добровольно не поедет, а связанную я могу ее везти ночами на конском хребте, три дня... не больше. В каком порту меня возьмут на корабль с брыкающимся свертком на спине? - Внезапно он заскрежетал зубами. - Так что забирай ее! Если желание мстить затмевает твой разум - убей ее. Однако тебе придется убить и меня. Может быть, однако, ты все же сочтешь, что Раладан может тебе пригодиться. Вот она - гарантия моей верной службы. Если все же хочешь четвертовать меня, госпожа, - пожалуйста! Больше мне предложить нечего.
   Семена наконец пришла в себя.
   - Интересно, - пробормотала она. - Еще что-нибудь скажешь?
   Он кивнул:
   - Конечно. Я не бандит и не какой-то жалкий разбойник, хотя в последнее время мне приходилось быть и тем и другим. Я пират. Сокровища ты уже получила, я не сумел спасти их для нее. Больше нам сражаться не за что. Может быть, все же удастся объединить наши интересы? Я хочу, чтобы она была жива. Но я хочу снова служить какому-то делу. Тебя это не устраивает, госпожа?
   - Убрать, - мрачно велела она, показывая на лежащую без сознания женщину. Снова кивнув стоящему рядом детине, она что-то шепнула ему. Тот кивнул в ответ.
   Двое у дверей шагнули к лежащей. Лоцман схватил одного, поднял над головой, раскрутил и швырнул на пол. У второго он вырвал из руки меч и прикончил его одним ударом. Все произошло столь быстро, что, когда оставшиеся двое выбежали из-за стола, он стоял уже готовый к новой схватке, показывая на лежащую.
   - Стоять! - рявкнула Семена.
   - Я убью ее, - предупредил Раладан, - потом себя. Но сначала еще, может быть, этих двух придурков... Я не позволю ее забрать, не зная, договорились мы или нет. Итак, да или нет?
   - Я ведь могу тебя обмануть, - сказала она.
   - Нет, не можешь, - ответил он. - Ты шлюха, но для тебя это было бы чересчур низко. Я ведь тебя немного знаю, не правда ли? С детства. С того мгновения, когда ты появилась на свет.
   Она подошла ближе. Он преградил ей путь мечом, но она отвела клинок в сторону.
   - Не называй меня шлюхой. Никогда больше так не говори, Раладан.
   Она протянула руку. Поняв, он отдал ей меч.
   - Убрать, - повторила она, показывая на Ридарету. - А ты - на улицу, повернулась она к лоцману. - Выходи наружу и раздевайся до пояса. Получишь тридцать палок. Согласен?
   После двадцати с чем-то ударов он перестал что-либо ощущать. Потом, когда его отпустили, он упал в мокрый снег. Те, что его только что били, помогли ему подняться.
   - Все честно? - спросила она.
   Он кивнул, чувствуя, как от незначительного движения лопается иссеченная кожа на спине. Боль вернулась.
   - Должно было быть тридцать, - хрипло сказал он.
   - Столько и было.
   - Плохо били. Пяти последних я не почувствовал... Пусть исправят.
   Что ж, оно того стоило! Она отступила на шаг, не в силах скрыть изумление. Державшие его люди что-то пробормотали - удивленно и с уважением.
   - За эти слова стоило бы отнять десяток... Ты опасный человек, Раладан. Похоже, я сама лезу в петлю, договариваясь с тобой.
   Она повернулась и ушла.
   Его усадили в седло. Он почти лежал на лошадиной шее; ехавший рядом широкоплечий предводитель эскорта взял его коня под уздцы. Мгновение спустя Раладан ощутил прикосновение железа. Ему протягивали рукоять меча.
   - Ты его заслужил, - коротко сказал мужчина. - Жаль, что ценой жизни нашего товарища. Но нам платят за то, чтобы мы умирали.
   Раладан вздрогнул, когда ему набросили плащ на обнаженную спину.
   Они двинулись шагом в сторону Дороны.
   42
   Новая, только что начатая игра беспокоила ее, но вместе с тем и захватывала... Какую партию на сей раз разыгрывал этот человек? Какова была его цель? Если бы он хотел ее убить, он воспользовался бы иными способами. Она легко могла поверить, что Раладан и в самом деле желает ей служить. Но почему? Рассказанная им история не внушала доверия. Он не мог вывезти ее в Дартан?! Смешно... Имея золото, можно было сделать и не такое, - неужели он действительно не мог добыть нужного его количества? Чушь. Она слишком хорошо знала лоцмана.
   Он лгал. Впрочем, прекрасно зная, что она ему не поверит.
   Значит, он скрывал от нее что-то еще. Что-то, о чем он не хотел или же не мог говорить в присутствии посторонних. Очередная ложь? Наверняка. Она была убеждена, что лоцман в самом деле хочет поступить к ней на службу, однако он наверняка преследовал какие-то собственные цели, частично совпадающие с ее целями... Однако что он мог о последних знать?