– Да, возможно. Что-то вроде "Монополии". Существует небольшая доля удачи, очень незначительная. Как в жизни. В зависимости от того, что вы сделали до этого момента, у вас есть больше или меньше вероятности преуспеть. Компьютер постоянно выверяет все параметры. Если вы просите ссуду, реакция банка зависит от предоставляемых вами гарантий.
   Шарриак сидел в стороне, но слушал очень внимательно.
   – Короче говоря, – заметил он, – когда все идет хорошо, то будет идти все лучше и лучше, а когда дело не ладится – все хуже и хуже.
   – Правильно, – одобрил дель Рьеко. – Именно так все и происходит. Теория зыбучих песков. Наступили – и все пропало.
   – А если кто-нибудь выходит за рамки? – спросил я.
   – Такого практически никогда не случается, – ответил дель Рьеко. – Если отклонение небольшое, то решение принимаю я в соответствии с логикой и исходя из своего опыта. Если же случай совсем неожиданный, редчайший, я беру телефон и консультируюсь с экспертами. Однажды некий хитрец предъявил мне закон, о котором я никогда не слышал. Мне понадобилось несколько часов, чтобы понять, что он его выдумал сам.
   – Вы его наказали?
   – И да, и нет. Соври вы в жизни – это может сойти. Но другие утрачивают доверие.
   – Он выпутался?
   – Мы добавили строчку в его личной карточке. Некоторых нанимателей наглость не отпугивает. Другие же относятся к ней настороженно.
   – На каждого из нас будет заведена такая карточка? – поинтересовался Шарриак.
   – Да, разумеется. В этом и цель.
   – Вы можете дать нам образец? Взглянуть...
   Дель Рьеко, смеясь, покачал головой:
   – Нет-нет. Эти карточки только для нас.
   – Каждый имеет право просмотреть любую карточку, которая касается лично его, – поддержал Шарриака эль-Фатави.
   – Конечно. Это как годовой отчет. Каждый акционер имеет право ознакомиться с ним. Официальный отчет. Настоящий же держится в тайне. Я могу показать вам карточки, если вы так настаиваете. Но там вы найдете свои анкетные данные и ничего более.
   – Это законно...
   – Послушайте, – добродушно возразил дель Рьеко, – нанимать кого-то в соответствии с его астрологическим знаком законно? Да. Вы находите, что так будет лучше? Я же предпочитаю собирать информацию по возможности объективную. Того же хотят и наниматели. Это всех устраивает.
   – Кроме тех, кого вы исключаете, – сказала Лоранс.
   Дель Рьеко замахал руками:
   – Нет, все не так. Первый отбор уже прошел в Париже. Здесь вы проходите тест на выживание. Как человек ведет себя с другими людьми, реагирует на неприятности... В анкете этого нет. Затем мы вас раскладываем по полочкам. Одних мы не будем защищать. Других постараемся пристроить на хорошие места, туда, где они могут проявить свои способности и где не так видны их недостатки. Третьих мы рекомендуем без колебаний. Если кому-то требуется кондитер, а предлагают классного слесаря, то это никого не устраивает, и наоборот. В организации – то же самое. Команда. В какой-то момент нужен боец, но если их уже, скажем, трое, они будут мешать друг другу и ссориться. А вообще-то место есть для каждого.
   – Есть три миллиона чудаков, которые в этом не уверены, – буркнул эль-Фатави.
   – Потому что они не нашли свою нишу. Или не приспособлены. Неплохих полно, хорошего найти труднее. Очень хорошего – крайне трудно. Мы, в "Де Вавр интернэшнл", ищем только очень и очень хороших. Потому-то и отсев у нас значительный.
   – И сколько, по-вашему, здесь таких? – спросил Шарриак.
   – А по-вашему? – парировал дель Рьеко. – Вы кого бы выбрали?
   Шарриак не стал медлить с ответом:
   – Пинетти, Дельваль. Хирш, может быть. Все.
   – Благодарю, – произнес Моран.
   Шарриак как-то странно посмотрел на него:
   – Ты... у тебя уже есть работа...
   К моему удивлению, Моран промолчал.
   – Очень мило, – сказала Лоранс.
   – Интересно... – сказал дель Рьеко.
   – Вы мне не ответили, – настаивал Шарриак, не спуская глаз с дель Рьеко.
   – Я вам отвечу. В пятницу вечером. Я всех буду вызывать по одному и объяснять мотивы нашего решения. Если кто-то и уйдет, то по крайней мере уйдет с полной характеристикой. Проверенный.
   Он хлопнул себя по ноге, допил кофе и встал.
   – Вот теперь вы все знаете. Все проинформированы. Желаю всем удачи.
   Я удержал его:
   – Еще один вопрос, если позволите. Вы так ведете себя со всеми или только с нашей группой?
   – Как "так"?
   – Приходите по-приятельски выпить кофе и выдать секреты невзначай.
   Мои слова не смутили его. У парня были стальные нервы.
   – Ах, это! Иногда прихожу на аперитив, а иногда – нет. Я делаю как вы: приспосабливаюсь к обстановке.
   – А что вы думаете о нашей группе? – спросила Брижит Обер.
   Дель Рьеко состроил ей гримасу и, не сказав ни слова, направился к выходу.
   Шарриак посмотрел на меня:
   – Он приходил узнать, не ускользаем ли мы от него. Провести границу. Думаю, мы его беспокоим.
* * *
   Озеро лежало у моих ног. Мой разум словно разделился пополам. Одна часть неутомимо обрабатывала слова дель Рьеко. Гуру приходил неспроста, не из приступа доброжелательности. Он хотел что-то сказать нам и сказал. Что все закончится завтра? Это мы и так знали с самого начала. Нет. Было что-то другое, какая-то мелочь, слово. В какой-то момент прозвучал сигнал тревоги, и я отчаянно пытался отыскать его.
   Но вторая половина разума упорно клонилась к философии. Почему мы все сразу пошли по аллее, которая спускалась к озеру, не решаясь сразу подняться? Почему мы сначала не пошарили за гостиницей, не осмотрели холм, в который она упиралась? Не было ли чего-то чарующего в этой неподвижной воде, ожидания появления из нее правды, откровения? Внесли ли они в наши карточки и эту готовность к выбору более легкого и надежного склона, который они заранее обозначили, стремление не терять из виду противоположный берег, связывающий нас с цивилизованным миром? Или то была естественная предрасположенность человеческого существа, магнитное притяжение к первичной воде, из которой однажды вышли одноклеточные живые организмы, с трудом превратившиеся в насекомых, рептилий, а затем путем естественного отбора в человека?
   Все это ни к чему не вело. Запертые на этом острове, мы застряли в тупике, куда бросила нас неудавшаяся жизнь. Одни, перемахнув стену, окажутся на трамплине, другие угодят в мусорную яму. Нам оставалось двадцать четыре часа для устранения конкурентов; двадцать четыре часа, а то и меньше, чтобы убрать препятствия, уничтожить врага, окончательно доказать, кто из нас лучший, единственный, заслуживающий внимания.
   Как и в первый вечер, я подобрал плоский камень и, чуть подавшись вперед, швырнул его. Камешек подпрыгнул три раза и утонул. Когда я выпрямился, она стояла рядом, прямая и тихая.
   Не Лоранс. Лоранс больше не придет. Это была Бри-жит Обер в просторном свитере, доходившем ей до середины бедер.
   Она присела на валун, расправив складки короткой юбки. Присутствие Брижит заставило меня тяжелее ощутить отсутствие Лоранс. Между нами ничего не было, и тем не менее мы с ней пережили что-то общее, которое останется в нас, – хрупкую паутинку недосказанности.
   – Я подсела к стриженому, – выпалила Брижит Обер. – Когда плейбой закончил свой номер с демагогией.
   Я едва слушал ее.
   – Какой стриженый?
   – Да тот, лысый с бородой. Помощник господина дель Рьеко.
   – А... Его зовут Жан-Клод. Ну и что?
   – Я подсмотрела, что он делал. У него был список. Он проверял, все ли мы здесь, и ставил точки.
   Мне стало скучно.
   – Ну и что?
   – Там были не все.
   – Неужели?
   Брижит раздраженно вздохнула:
   – Вы не понимаете. Не все фамилий были в списке. Не хватало трех. Вы слушаете меня?
   – Да, слушаю. Но не пойму, к чему вы клоните.
   Она сделала едва уловимый жест, словно желая встряхнуть меня:
   – Эй, Карсевиль, проснитесь! Вы не понимаете? Список стажеров. Он неполный. Не хватает трех фамилий. На каком языке вам повторить? На английском? Three guys missing.
   Кончиками пальцев я поаплодировал ее произношению. Брижит недоверчиво прищурилась.
   – Порой я думаю, действительно ли вы умны. Вам что, рисунок нужен?
   Образ Лоранс стерся, и я спустился на землю.
   – Вы хотите сказать, что среди нас есть три нестажирующихся?
   Она развела руки, наклонила голову, как в реверансе.
   – Ну вот! Наконец-то! А теперь подсказать вам вывод или вы сами его сделаете?
   – Троих они не тестируют. Эти трое – с ними, а не с нами. Кто?
   Она продолжала подтрунивать надо мной:
   – Вот видите, вы все понимаете, стоит вам захотеть... Стартер немного заедает, не забудьте, когда будете проходить техосмотр.
   – Три предателя...
   – Боюсь, что так.
   Она принялась загибать пальцы, будто вспоминая, и делая паузу после каждой фамилии, чтобы продлить напряженное ожидание:
   – Эме Леруа... Моран... и Мэрилин.
   – По одному в каждой команде...
   – Ну вот и хорошо, вы набираете скорость, можно взлетать.
   Я щелкнул пальцами.
   – Моран! И Шарриак это знал! Не зря он ему сказал: "Тебе не нужна работа, она у тебя уже есть..."
   – Поэтому Мэрилин и выходила курить каждые пять минут. Она не травилась никотином, а бегала стучать.
   – А Эме Леруа... он критиковал все и вся, чтобы показать, что не имеет никакого отношения к организации...
   – Три стукача, – заключила она. – Что будем делать?
   В этот момент послышался стук каблуков, и из мрака появилась Лоранс. Судя по всему, она бежала, ее грудь тяжело вздымалась, два-три раза Лоранс глубоко вздохнула.
   – Жером, у меня новости...
   Она осеклась, заметив Брижит. Та недоуменно окинула Лоранс взглядом, будто изумляясь, какой волной ее выбросило на берег. Странно, но сентиментальное чувство, владевшее мной, когда я о ней думал, неожиданно исчезло. Мы снова были в игре.
   – То есть... Это по секрету... – выговорила она, запыхавшись.
   – Говорите, Лоранс. Брижит может слушать.
   Некоторое время она колебалась.
   – Я видела их карточки. После кофе они все втроем ушли в сторону кухни. Не знаю уж, что они там собирались делать...
   – Наверное, мыть посуду, – усмехнулась Брижит.
   – ...тогда я бросилась к домику и вошла. Они оставили карточки на столе. Чистые. Только наши фамилии. И угадайте, что еще?
   – Не хватало трех. У вас есть вопрос потруднее?
   Лоранс запнулась, недоумевая:
   – Откуда вы знаете?
   – У каждого свои методы, подруга, – презрительно проговорила Брижит.
   Их враждебность была почти осязаемой. Что могло их так восстановить друг против друга? Ведь до этого они не обменялись и тремя словами. Подумать только, значит, если существует любовь с первого взгляда, то есть и ненависть с первого взгляда...
   – Они все знают, – вздохнула Лоранс. – Все. Ни одна фраза от них не ускользнула.
   Брижит повернулась ко мне:
   – Ну что, шеф, если вы пришли в себя и ничто постороннее вас не отвлекает...
   Ее насмешки начали меня раздражать.
   – Надо бы взять у них интервью, – предложила Лоранс. – Поищу Леруа и потребую объяснений.
   Я остановил ее нетерпеливым жестом:
   – Ничего не делайте без моего согласия. Нам совсем невыгодно сразу раскрывать свои карты. Они еще не знают, что нам все известно. Воспользуемся этим преимуществом.
   – Вот почему он начальник, – обратилась Брижит к Лоранс. – Он видит дальше собственного носа.
   Лоранс нахмурилась, но промолчала. А я продолжил:
   – Итак, пункт первый: я должен повидать Шарриака. Этот проходимец все узнал раньше нас. И Моран знает, что тот в курсе. Головоломка составляется. Именно эту деталь я и искал только что. Но тогда почему они оставили Морана у себя? Шарриак шантажирует его? Нет, невозможно... Или он надеется, что тот выдаст себя... Я должен узнать! Я пошел...
   На лице Лоранс появилось удовлетворение: сбылись ее предсказания.
   – Я с самого начала была уверена, что Шарриак с ними заодно. А вы не слушали меня. Финал уже состоялся, Жером. Вы – против меня. Завтра можно кататься на лыжах, больше ничего не будет.
   – О чем это она? – буркнула Брижит.
   Жестом я заставил их замолчать.
   – Не уходите далеко. Я повидаюсь с Шарриаком и поговорим.
   Брижит хихикнула:
   – Тарзан уцепился за лиану и бросился на льва! Как прикажете, шеф. Но если вы не возражаете, мы хотели бы вернуться, становится холодновато. И не очень людно...
   Лоранс нарочито подчеркнуто подмигнула мне. Не я был причиной их взаимной неприязни. Хотя я и высоко себя ценил, но на это не претендовал. Между ними было классическое соперничество, ревнивое отношение некрасивой Брижит к гладкой коже Лоранс. Здесь ничего нельзя поделать, разве что не мешать им подкалывать друг друга. Главное – не превратиться в ставку в их соперничестве. Сейчас у меня были заботы поважнее.
* * *
   Шарриак вкалывал сверхурочно. Не было его ни в баре, ни в номере. Нашел я его в зале на третьем этаже, где он работал за плотно зашторенными окнами. Перед ним стоял ноутбук с подключенным к нему принтером, сам он корпел над документами. Пинетти позевывал, сидя в уголке.
   Когда я вошел, Шарриак быстро засунул несколько листков под кипу бумаг. Скрытность продолжалась. Он изучающе посмотрел на меня и тут же показал Пинетти на дверь.
   – Господин Карсевиль желает поговорить со мной с глазу на глаз, если я не ошибаюсь...
   Пинетти неторопливо вышел. Я уселся напротив Шарриака и вытянул ноги. С потолка свисала лампочка без абажура, и сцена напоминала игру в покер двух шулеров. Шарриак вынул из кармана тонкую сигарку и не торопясь закурил. Напрасно он рассчитывал свои движения: признаки нервозности были налицо. Почему-то все снова закурили после четырех дней стажировки.
   – Ну? – спросил он.
   – Один вопрос: когда вы узнали, что Моран работает на дель Рьеко?
   Он поклонился, выражая восторг перед достижением.
   – Браво, Шерлок Холмс! По правде говоря, я догадался сразу. Они явно были в курсе всех моих дел. Очень уж быстро отвечали на мои послания. Даже слишком быстро. Потом ваша подружка мадам Карре стала меня подозревать. Искала она не там, где надо, но о чем-то догадывалась. И это меня сильно встревожило. Ну а после стало проще. Политики поступают так: дают четыре варианта четырем лицам, а затем смотрят, какой из вариантов появится в прессе. И быстро устанавливают источник утечки. Это был Моран.
   – А что вы сделали?
   Он беспомощно улыбнулся.
   – Ничего. А что я мог сделать? Я говорил ему то, что хотел, чтобы он передал дель Рьеко. Я превратил крота в двойного агента. Ну и наблюдал за ним. Я подмечал, что его особенно интересовало. В общем, знаете ли, как в детской игре: горячо – тепло – холодно. Это помогало мне ориентироваться. А что вы сделали со своим шпионом?
   – С Мэрилин? То же, что и вы.
   – Так это была Мэрилин? Очень любопытно. Я скорее подумал бы на ту, рыжую... Им нужны такие, которые не высовываются и не прячутся. Кто не бросается в глаза, но все знает. Секретарша дирекции... великолепно... я должен был сразу сообразить. А кто у вашей подруги? Шаламон?
   – Леруа.
   Он откинулся на спинку стула, направив в потолок кончик сигары.
   – Леруа... неплохо сыграно. Но, видите ли, очень уж карикатурно. Моран со своим потрясным марсельским номером, ворчун Леруа... Кино, да и только... С Мэрилин вам, наверное, пришлось повозиться, она лучшая из всех троих. Даже я скорей всего не сразу бы сообразил...
   Я положил локти на стол. Мои глаза пробежались по разложенным бумагам. В них – выдержки из юридической литературы. Комментарии к судебным решениям.
   – Вы мне не ответили откровенно, Шарриак. Повторяю: с каких точно пор вы знаете?
   Он притворился испуганным.
   – О, вы же не будете меня пытать? Мне трудно назвать точное время. Как и у вас, все началось с сомнений. Появилась гипотеза. Смутное предположение. Потом это стало обретать форму. Сначала я был уверен на шестьдесят процентов, потом – на семьдесят, к концу – на восемьдесят. Как это бывает с рогоносцами.
   – Не знаю, никогда им не был.
   – Это вы так думаете. Но если это случилось, я здесь ни при чем, клянусь, я не имею удовольствия быть знакомым с вашей женой.
   – А когда вы сказали ему, что вам все известно?
   – Я был в нерешительности. Мне хотелось его помариновать. Но я не смог удержаться. "Слаб по-человечески..." Кто это сказал? Ницше. Мы не такие уж непросвещенные, как полагает наш арабский друг. Я даже читал Мао Цзэдуна, между прочим.
   Дым от гадости, которую он курил, вызвал у меня кашель.
   – Можно подумать, что я нахожусь у дантиста. Приходится вырывать у вас вопросы по одному.
   – Естественно. А что я получу взамен?
   – Я выдал вам Мэрилин и Леруа.
   – Верно. Они мне ни к чему, но все же это знак доброй воли. К тому же теперь нам выгоднее вместе пройти оставшийся отрезок пути. Я давно стараюсь убедить вас в этом... Этим утром я прижал его. Поговорил как мужчина с мужчиной.
   – Он не пытался отрицать?
   – Еще бы, конечно. Но (он заговорил голосом Франсиса Бланша в роли немецкого офицера) "мы имеем сретстфа расфясыват ясыки...". Сперва попытался убедить меня, что он психолог. Знаете, как в тех тренировочных группах по подготовке кадров подсовывают таких типов в первую неделю работы. Наблюдающий психолог. А после он вам говорит: вы слишком авторитарный руководитель, слишком мягкий, слишком такой, слишком сякой... Вы отстегиваете им десять штук и говорите: "Мерси боку". Моран психолог! Я чуть не окочурился! Да моя бабушка была бы лучше!
   – Последний вопрос... и на этом покончим, можно накладывать шов: что он вам дал?
   – Ничего! Пока ничего. Он в шоке. Если я сдам его дель Рьеко, тот его выгонит и он станет безработным. Как мы. Смешно, правда? Он надеется, что я буду молчать. Конечно, надо бы с него получить кое-что... Немного...
   – Систему условных обозначений. Продолжение тестов. Что-то в этом роде?
   – Что-то вроде того. Небольшие подделки в записях. Но мы будем на равных. Вы проделаете то же самое с вашей Мэрилин, не так ли? А мадам Карре – с Леруа. Будет очень забавно. Что вы скажете о конкурсе, где заранее знают ответы?
   – Все станет известно, и конкурс отменят.
   – Нет. Вовсе нет. Вы знаете, во сколько обходится дель Рьеко весь этот бордель? И сколько это ему приносит – три стажировки в месяц в течение нескольких лет? Если его вышвырнут и разнесут эту историю по всему Парижу – ему конец. Мы вцепились ему в горло, Карсевиль.
   Может быть, Шарриак был прав. Он с блаженным видом затянулся.
   – Мы вцепились в Де Вавра, – повторил он. – Конечно, было бы лучше, если бы я был один. Жаль, что вы схватили ту же кость. Но вы хорошо сделали, что пришли ко мне. Мы могли бы напортачить поодиночке, если бы не поговорили. Теперь нужно согласовать наши действия, Карсевиль. Пока будем делать вид, что ничего не произошло. А Карре точно в курсе? Понадобится жертва. Мы не можем требовать, чтобы нас всех благословили одновременно. Выкладывайте, кто еще у вас в курсе?
   Мне было неприятно заключать с ним союз. Но других решений не было. Шарриак антипатичен, но настоящий противник – дель Рьеко. Мы перечислили посвященных: он, я, Лоранс, Брижит Обер и Пинетти, которому бросили кусок. Пять из тринадцати, потому что нас никогда не было шестнадцать. Такую пропорцию ожидал Де Вавр.
   – Ладно, – сказал Шарриак в заключение, – мы все соберемся здесь, скажем, через десять минут. Хватит, чтобы собрать всех. И молчок! Узнает еще хоть один – дело провалится.
* * *
   В эту среду вечером, в десять минут двенадцатого, пять заговорщиков собрались в той же комнате. Мне пришлось вытащить из постели Брижит Обер, преспокойно отправившуюся спать, не думая о брошенной ею бомбе. В халате и шлепанцах она немного выбивалась из кадра. Простодушному Пинетти не удавалось избавиться от маски комедийного предателя. Лоранс держалась королевой, прямая как буква i, и подчеркнуто не смотрела в сторону Шарриака.
   Последний уже очистил стол от ставших бесполезными юридических документов. Он открыл заседание, предоставив мне слово:
   – Дорогие друзья, ситуация сильно изменилась. Наш друг Карсевиль проанализирует ее.
   Я коротко обрисовал возникшие перспективы. Затем приступил непосредственно к анализу:
   – Как всегда, есть несколько решений. Первое: каждый обрабатывает своего шпиона. Это мне не очень нравится. Моран, похоже, боится Шарриака, но неизвестно, как отреагирует Мэрилин. Если кто-то из троих донесет дель Рьеко, что мы пытаемся его шантажировать, это может плохо кончиться. Он восстановит его против нас, и дель Рьеко просто решит, что весь этот базар безрезультатен, все мы балбесы и никто из нас ему не подходит. Так что мы просто не имеем права действовать вразброд. Второе: мы концентрируемся на ком-то одном – на Моране, который, кажется, более уязвим. Забываем о Мэрилин и Леруа и трясем Морана. Его-то мы сообща и заставим работать на нас.
   – Ничего не понимаю, – подала голос Брижит. – Что мы от него требуем?
   – Для начала – изъять наши карточки, – пояснил Шарриак. – Затем в зависимости от того, что мы в них обнаружим, немного подправить их. Всего-то изменить две-три строчки в компьютере, и дело в шляпе: никто ничего не видел, не слышал; он молчит, мы молчим; он сохраняет свою работу, а мы получаем нашу. Дело нехитрое.
   – Вы хотите смошенничать? – удивилась Брижит.
   – Ну да! Немножко поменять правила... Я нахожу это справедливым. Вы видите, чего мы добились с нынешними методами найма? Если проигрываешь по действующим правилам, надо их менять. И только.
   Когда Шарриак в форме, он может обратить в католичество аятоллу Хомейни и убедить записаться в коммунисты Джорджа Буша.
   – Постойте-ка, это означает, что выиграют все?
   – Да нет же, не все. Только мы. А впрочем, там видно будет.
   – А как же другие?
   – Дорогуша, – терпеливо возразил Шарриак, – это джунгли. А в джунглях есть львы и антилопы. Кто победит, по-вашему? Кем вы хотите быть?
   – Львы в джунглях не водятся, – пренебрежительно бросила Лоранс.
   Постучав пальцем по столу, я остановил пререкания:
   – Мы здесь не на уроке географии или зоологии.
   – Погодите же, – настаивала Брижит, – мы выкарабкаемся, а Мастрони? Он останется на дне? И Хирш тоже?
   – Ежедневно кто-то умирает, а остальные живут, – ответил Шарриак. – У одних есть работа, у других ее нет. Все определяет случай. Этим случаем сегодня являемся мы – сидящие здесь.
   Я опять постучал по столу двумя пальцами.
   – Прошу вас, я еще не закончил. Третье решение: хватаем стукачей, тащим их к дель Рьеко, ставим его перед фактом. Это мне кажется самым ужасным. Если ничего не выйдет и он будет отпираться, обратим все в шутку. Простая шалость...
   – Я предпочитаю второй вариант, – высказал свое мнение Шарриак. – Моран сделает все, что я ему скажу. Он под колпаком.
   – Вот это мне и не нравится, – уронила Лоранс.
   – А я не брошу Мастрони и Хирша, – решительно заявила Брижит. – Работаем командой, и вдруг каждый за себя. Так не пойдет. Им так же нужна работа, как и нам.
   – Ну что ж, обсудим, – примирительно сказал Шарриак. – Мы еще ничего не решили. Однако я не вижу, как можно вытащить всех. Я лично не беспокоюсь: нас двенадцать из трех миллионов; это ничего не изменит. Но это обнаружится. Помните "Титаник"? В какой-то момент пришлось решать, кого спасать, а кого нет. Иначе все бы пошли ко дну.
   – Ладно, я уже решила, – заупрямилась Брижит. – Я не люблю жульничать. Тем более что платить за разбитые горшки придется моим друзьям. Думаю, у меня и без этого есть шанс.
   Шарриак начал выходить из себя.
   – Как же вы ошибаетесь! Вам конец. Если не будете с нами, считайте, что вы уже мертвы, как Рамсес II. К тому же нехорошо получается: мы вынуждены быть вместе, иначе – провал. Если вы хотите голосовать, будем голосовать, но меньшинство должно подчиниться. Необходима полная лояльность.
   – Не вам говорить о лояльности. Нет, я выхожу... Шарриак бросил на меня странный взгляд – угрожающий и вместе с тем опечаленный. Чувствовалось, что он лихорадочно просчитывает в уме дальнейшие события.
   – У вас нет выбора, – проникновенно произнес он. – Поймите: мы в одной лодке. Если кто-то начнет грести в обратную сторону, лодка перевернется. Мы не можем этого допустить.
   – Да? И что же вы со мной сделаете?
   Мне пора было вмешаться.
   – Не будем нервничать, это ничего не даст, – сказал я. – Брижит, послушайте, наше положение крайне сложное. Деликатное, я бы сказал. Я ценю вашу позицию, она достойна уважения и делает вам честь. Вы тронули меня. Но вы не одна, есть еще четверо, и с этим надо считаться. Лучше продолжить эту дискуссию на свежую голову. А пока прошу вас как о личной услуге никому ничего не говорить. Я сделаю все, что смогу, даю слово. Но все слишком связаны друг с другом, чтобы просто, извинившись, выйти из игры. Будет намного труднее. Пожалуйста, поверьте мне.
   Поколебавшись, она кивнула, а я настаивал:
   – Даете слово?
   – До завтра. Если только вы не совершите ничего непоправимого.
   – Решено. Продолжим высказывания?
   – Я согласен с Эммануэлем, – сказал Пинетти.
   Мне потребовалась секунда, чтобы вспомнить имя Шарриака. Лоранс высказала свое мнение глухим голосом. Она казалась уставшей. Действительно, день оказался для нее нелегким.
   – Считаю, что мы еще недостаточно продвинулись, чтобы принимать решения. Надо подумать. Предлагаю все отложить до завтра. Мы сможем позавтракать и здесь. Утро вечера мудренее.
   Как и я, Шарриак чувствовал, что плод еще не созрел. Он отказался от тактики нажима.
   – О'кей, согласен. Мы встречаемся в половине восьмого утра?