Кришнамурти Джидду. О самом важном (Беседы с Дэвидом Бомом)

   Бом: Да.
   Кришнамурти: Движение становления. Но мы с вами говорили о человеке, который протоптал тропу (если я могу воспользоваться таким выражением) и пришел к исходной точке. Каково теперь его действие? Мы употребили слово «не-действие», «не-движение». Что это означает?
   Бом: Это, как мы сказали, означает не принимать участия в процессе становления.
   Кришнамурти: Разумеется, это очевидно. Если человек не принимает участия в этом процессе, то какова его роль? Не выражается ли она в полном не-действии?
   Бом: Неясно, почему вы решили называть это не-действием. Мы могли бы считать это действием нового типа, не являющимся частью процесса становления.
   Кришнамурти: Это не становление.
   Бом: Но оно все же могло бы быть действием.
   Кришнамурти: Этот человек по-прежнему должен жить в нашем мире.
   Бом: В каком-то смысле все, что бы вы ни делали, есть действие, но его действие совершенно особое, оно не стремится к иллюзорному процессу становления, не включается в него. Действие этого человека могло бы относиться к тому, что лежит в основе такого иллюзорного процесса. Это мог бы быть, пожалуй,неверный поворот, который постоянно возникает из первоосновы. Так ведь?
   Кришнамурти: Да, конечно. Видите ли, различные религии описывают человека, который был спасен, который был просветлен, который достиг того или этого. Они его описывают очень подробно, в особенности это относится к религиозным книгам индусов, которые в деталях описывают его жизнь: как он ходил, как он глядел, как говорил. Я думаю, это просто поэтическое восприятие, которое...
   Бом: Вы считаете, что это плод воображения?
   Кришнамурти: Я думаю, многое тут идет от воображения. Но люди, с которыми я об этом говорил, не считают это воображением. Тот, кто описывал, точно это знал.
   Бом: Ну, как мог он знать? Неясно.
   Кришнамурти: Что же это за человек? Как он живет в этом мире? Это очень интересный вопрос, если глубоко в него вникнуть. Существует состояние не-движения, состояние, в которое вы входите.
   Бом: Не совсем ясно, что вы имеете в виду под не-движением.
   Кришнамурти: Образ этого человека опоэтизирован, но я стараюсь не фиксировать на этом внимание. Он может быть верен и в поэтической трактовке. Такой человек подобен одинокому дереву на широком лугу. Нет никакого другого, стоит только это дерево, и какое бы название мы ему ни давали, оно здесь стоит.
   Бом: Но почему вы говорите «не-движение»?
   Кришнамурти: Это не-движение.
   Бом: Дерево, конечно, стоит.
   Кришнамурти: Дерево живое, оно в движении. Я не это имею в виду.
   Бом: Дерево в каком-то смысле движется, но по отношению к лугу оно стоит. Это то представление, которое мы получаем.
   Кришнамурти: Видите ли, оно складывается у вас потому, что вы движетесь от начала к концу. А тут вы уже в конце, в движении совершенно иного рода, которое вне времени и всего прочего. Вы в этом движении. Я прихожу к вам и спрашиваю, «Каково это состояние ума? Каково состояние вашего ума, который двигался по тропе и остановился, то есть полностью вышел из тьмы?»
   Бом: Когда вы говорите, что это не-движение, не полагаете ли вы что оно постоянно?
   Кришнамурти: Оно должно быть... Но что вы подразумеваете под словом «постоянно»? Что оно непрерывно?
   Бом: Нет, нет.
   Кришнамурти: Не имеете ли вы в виду, что оно...
   Собеседник: ...статично?
   Кришнамурти: О, нет!
   Бом: Стоять твердо, как единое целое. Вот буквальное значение.
   Кришнамурти: Это оно?
   Бом: Это образ, который у вас ассоциируется с деревом на лугу.
   Кришнамурти: Да, понимаю. Это слишком романтично, поэтично и, пожалуй, вводит в заблуждение. Прекрасный образ, но давайте от него уйдем. Каков этот ум? Каково качество ума, который движется от начала, следует путем становления и, основательно разобравшись в этом центре тьмы, устраняет его. Этот ум должен быть совершенно иным. И вот вопрос: что он делает или не делает в мире, который пребывает во тьме?
   Бом: Такой ум, наверное, тьмы не создает; он не участвует в движении этого мира.
   Кришнамурти: Согласен.
   Бом: И мы говорим, что в каком-то смысле он постоянен; он не фиксирован, но не движется.
   Кришнамурти: Можно ли считать его статичным?
   Бом: Нет, он не статичен. Он постоянен, но его постоянство в каком-то смысле также и движение. Существует постоянство, которое не просто статично, оно в то же самое время есть движение.
   Кришнамурти: Мы говорили, что то движение — не движение становления.
   Бом: А движение первоосновы, которое полностью свободно.
   Кришнамурти: Что происходит с этим умом? Давайте посмотрим. В нем нет беспокойства, нет страха. В нем присутствуют такие качества, как «сострадание» и «любовь». Верно?
   Бом: Но они могли бы прийти из первоосновы.
   Кришнамурти: Такой ум — ничто, не-вещь, и, следовательно, пустой, свободный от знания. Разве не действовал бы такой ум всегда в свете озарения?
   Бом: Он обладал бы, хотя и не всегда, качеством озарения.
   Кришнамурти: Да, это я и имею в виду.
   Бом: Но, видите ли, слово «всегда» вносит время.
   Кришнамурти: Уберем это слово.
   Бом: Я воспользовался бы словом «постоянно».
   Кришнамурти: Да, постоянно; давайте примем это слово.
   Бом: Оно лучше, но все же не совсем подходит.
   Кришнамурти: Да. Давайте все же им воспользуемся. Ум действует постоянно в этом свете, в этой вспышке озарения. Думаю, правильно. А какое это имеет значение в повседневной жизни? Как такому человеку заработать на жизнь?
   Бом: Это уже другая проблема. Ему, наверное, пришлось бы изыскивать средства, чтобы жить.
   Кришнамурти: Чтобы жить. Тут надо сказать, что в условиях развитой цивилизации нищенство непозволительно.
   Бом: Непозволительно. Приходится изыскивать средства к существованию.
   Кришнамурти: Итак, что ему делать? У него нет профессии, никаких специальных навыков, нет денег, чтобы что-то покупать.
   Бом: А разве не может человек с таким умом достаточно зарабатывать, чтобы обеспечить необходимые жизненные потребности?
   Кришнамурти: Как?
   Собеседник: Почему у него нет специальности, чтобы зарабатывать на жизнь?
   Кришнамурти: А почему у него должна быть специальность? Почему нужно иметь специальность, чтобы зарабатывать на жизнь? Вы считаете так, а другой спросит: «Почему я должен получать какую-то специальность?». — Я просто это рассматриваю, исследую.
   Бом: Предположим, вы должны о себе заботиться. Вам нужна для этого какая-то специальность. Вы же не сами по себе, не в пещере, понимаете...
   Кришнамурти: О, не надо мне пещеры!
   Бом: Понимаю. Но кто бы это ни был, он должен где-то жить; и он нуждается в какой-то специальности, чтобы обеспечить себе пищу, которая ему необходима. Видите ли, если каждый сказал бы, что никакой специальности не нужно, то человеческая раса погибла бы.
   Кришнамурти: Я так не считаю.
   Бом: И что произошло бы тогда?
   Кришнамурти: Это то, к чему я подхожу. Специальность предполагает, как мы сказали, знание; от знания приходит опыт, и постепенно совершенствуется мастерство. И это мастерство дает возможность зарабатывать на жизнь, бедную или богатую. Но этот человек говорит, что можно жить и зарабатывать средства иначе. Мы привыкли к стереотипу, а он говорит: «Послушайте, это же совершенно неправильно».
   Бом: Это зависит от того, что вы понимаете под мастерством. Предположим, например, ему нужно вести машину, это, наверное, требует какого-то мастерства?
   Кришнамурти: Да.
   Бом: Собирается ли он делать это без умения?
   Кришнамурти: Я предпочел бы более осторожно пользоваться словом «умение».
   Бом: Да, понимаю, слово «умение» могло бы иметь дурной смысл — быть очень ловким в добывании денег.
   Кришнамурти: Этот человек не алчный, он не думает только о деньгах, не копит на будущее, у него нет никаких гарантий. Но он должен жить. Когда мы употребляем слово «умение» применительно к тому, чтобы вести машину...
   Бом: ...или быть плотником... Если бы все эти виды мастерства исчезли, то жизнь стала бы невозможна.
   Кришнамурти: Это было бы крахом всей структуры. Но разве мы считаем, что такое умение должно быть отвергнуто?
   Бом: Это невозможно было бы допустить.
   Кришнамурти: Нет, конечно. Это было бы слишком глупо.
   Бом: Но тогда люди без специальности становятся очень умелыми, чтобы добывать деньги от других людей!
   Собеседник: Не означало бы это противоречия между жизнью и мастерством, умением и трудом, жизнью и зарабатыванием жизненных средств?
   Кришнамурти: Именно так! Я нуждаюсь в пище. Нуждаюсь в одежде, мне нужен кров.
   Собеседник: Но должно ли тут быть противоречие? Нынешнее общество так устроено, что в нем имеет место противоречие между жизнью и трудом.
   Кришнамурти: Мы с этим покончили. Человек, о котором мы говорим, со всем этим покончил и вернулся в мир, к людям: «Вот я». Каково его отношение к обществу, и что он должен делать? Имеет он какие-то отношения с обществом?
   Бом: Конечно, не в глубоком, фундаментальном смысле, хотя внешние отношения с обществом у него должны быть.
   Кришнамурти: Хорошо. Внешняя связь с миром.
   Бом: Он должен подчиняться законам, должен соблюдать правила движения, дорожные знаки.
   Кришнамурти: Непременно. Но я хочу выяснить, что должен он делать? Писать? Говорить? Это предполагает умение.
   Бом: В такого рода умении нет, конечно, никакого вреда?
   Кришнамурти: Я просто спрашиваю.
   Бом: Как и в других видах мастерства, в таких, как плотничное дело.
   Кришнамурти: Да, в мастерстве такого рода. Но что он должен делать? Думаю, мы могли бы представить себе качество ума человека, который покончил со всем этим, от начала и до конца, со всем, о чем мы говорили в наших недавних беседах; ум этого человека совершенно иной, но он все же в этом мире. Как воспринимает он этот мир? Говоря условным языком, вы уже достигли и вернулись назад, а я — обыкновенный человек, который живет в этом мире. Каково ваше отношение ко мне? Очевидно, отношения никакого нет, потому что я живу в мире тьмы, а вы — нет. Ваше отношение будет возможно лишь тогда, когда я выйду из тьмы, когда с тьмой будет покончено.
   Бом: Да.
   Кришнамурти: Тогда возможно только одно: между нами нет отношений. Но в этом случае между вами и мной существует противоречие: я гляжу на вас глазами, привыкшими к тьме и к разделению, а вы — нет. И все же вы должны иметь какой-то контакт, какое-то соприкосновение со мной. Вы должны иметь со мной какое-то, хотя бы внешнее, хотя бы незначительное отношение. Это отношение сострадания, отличающегося от того, что понимаю под состраданием я — не так ли? Из своей тьмы я не могу судить о том, что значит сострадание. Верно?
   Бом: Да, выходит так.
   Кришнамурти: Мне совершенно неведомы ваша любовь, ваше сострадание, я знаю лишь свою любовь и свое сострадание. И каково в таком случае мое отношение к вам?
   Бом: О ком мы сейчас говорим? Мне неясно, кого мы обсуждаем.
   Кришнамурти: Вы или «X» уже прошли свой путь, со всем покончили и вернулись назад.
   Бом: Тогда почему «Y» этого не сделал?
   Кришнамурти: «Y» этого не сделал. «Y» спрашивает: Кто вы? Вы так отличаетесь. Ваше видение жизни совершенно другое». И каково будет отношение «Y» к «X»? Вот вопрос. Не как «X» будет относиться к «Y». Не знаю, ясно ли я это выражаю.
   Бом: Да, понимаю. Каково отношение «Y» к «X»?
   Кришнамурти: До сих пор наш вопрос касался отношения «X» к «Y», но, я думаю, мы неверно ставили вопрос. Каково будет отношение «Y» к «X»? Я думаю, обычно бывает так, что «Y» или превращает «X» в объект поклонения, или его убивает, или же вообще не замечает. Верно?
   Бом: Да.
   Кришнамурти: Если «X» становится объектом поклонения, то все очень просто. У него тогда в мире есть благодетели. Но это не является ответом на мой вопрос. Мой вопрос не только в том, как «Y» отнесется к «X», но каково будет отношение «X» к «Y»? «X» обращается к «Y», настойчиво призывает его: «Послушай, выйди из этой тьмы; во тьме нет решения, так что выходи». Не имеет значения, какими словами мы пользуемся — выйти из тьмы, рассеять ее, отбросить и т.п. А «Y» говорит: «Помоги мне, укажи мне путь», и снова возвращается во тьму — вы следите? Итак, каково будет отношение «Y» к «X»?
   Бом: Я не вижу, чтобы у «Y» были какие-то возможности, кроме тех, о которых вы упомянули — поклоняться или сделать что-то еще.
   Кришнамурти: Убить или проигнорировать «X».
   Бом: Ну, а если у «X» сработает сострадание...
   Кришнамурти: Да, «X» есть то. Он не назовет это даже состраданием.
   Бом: Но мы называем это состраданием. Тогда «X» постарается найти путь, чтобы проникнуть во тьму.
   Кришнамурти: Подождите! В таком случае задача «X» в том, чтобы действовать во тьме?
   Бом: Чтобы выяснить, как в эту тьму проникнуть.
   Кришнамурти: И таким образом он зарабатывает на жизнь.
   Бом: Ну, возможно.
   Кришнамурти: Нет. Я говорю серьезно.
   Бом: Это зависит от того, пожелают ли люди платить ему за это.
   Кришнамурти: Не шутите. Серьезно.
   Бом: Это возможно.
   Кришнамурти: Возможно, «X» — учитель. «X» — вне общества. «X» не имеет никакого отношения к этой сфере тьмы, и он говорит людям, которые застряли во тьме: «Выходите». Что тут неправильно?
   Бом: Ничего неправильного тут нет.
   Кришнамурти: Это его способ зарабатывать средства к жизни.
   Бом: Это совершенно правильно, но только до тех пор, пока это работает. Конечно, если бы появилось много таких людей, как «X», то возможно, настал бы предел.
   Кришнамурти: Нет, сэр. Что произошло бы, если бы было много людей, подобных «X»?
   Бом: Интересный вопрос. Я думаю, произошло бы нечто революционное.
   Кришнамурти: Вот как раз об этом я и говорю.
   Бом: Все переменилось бы.
   Кришнамурти: Да. Если было бы много людей, подобных «X», они не были бы разобщены. В этом вся проблема, верно?
   Бом: Я думаю, что если бы даже десять или пятнадцать человек были вместе, они представили бы такую силу, какой никогда еще не знала наша история.
   Кришнамурти: Огромная сила! Верно.
   Бом: Не думаю, что когда-либо случалось, чтобы десять человек были вместе.
   Кришнамурти: Это дело жизни «X». Он считает это самым важным. Группа из десяти человек, подобных «X», произведет революцию совершенно особого типа. Стоит ли общество перед такой перспективой?
   Бом: Они будут в высшей степени разумны, и, конечно, найдут путь к свершению.
   Кришнамурти: Безусловно.
   Бом: Обществу это предстоит, потому что эти люди будут достаточно разумны, чтобы не провоцировать общество, а общество будет реагировать лишь тогда, когда почувствует, что уже не остается времени.
   Кришнамурти: Совершенно верно. Так действительно происходит. Не скажете ли вы в таком случае, что функция многих «X» состоит в том, чтобы побуждать людей к той разумности, которая рассеет тьму? И это будет их способ зарабатывать на жизнь?
   Бом: Да.
   Кришнамурти: С другой стороны, во тьме находятся люди, которые эту тьму культивируют и эксплуатируют других. И одновременно существуют такие, как «X», которые никого не эксплуатируют. Да. Кажется, что это очень просто, но не думаю, что это на самом деле просто.
   Бом: Верно.
   Кришнамурти: Является ли это единственной функцией «X»?
   Бом: Это — по-настоящему трудная функция.
   Кришнамурти: Но я хочу рассмотреть нечто более глубокое, чем просто функция.
   Бом: Да, функции недостаточно.
   Кришнамурти: Вот именно. А что помимо функции он должен делать? «X» говорит «Y»: «Слушай»; а «Y» тянет время и, мало-помалу в какой-то момент, быть может, пробудится и сдвинется с места. Но исчерпывает ли это все, что намеревается сделать «X» в жизни?
   Бом: Это может быть только результатом чего-то более глубокого.
   Кришнамурти: Более глубокого, результатом первоосновы.
   Бом: Да, первоосновы.
   Кришнамурти: Но исчерпывается ли этим все, что он должен делать в этом мире? Только лишь учить людей, чтобы они могли двинуться из тьмы?
   Бом: Это представляется, конечно, первейшей задачей в данный момент, ибо без этого все общество, рано или поздно, коллапсирует. Мы могли бы спросить, испытывает ли он необходимость в творчестве более глубокого порядка?
   Кришнамурти: Что это означает?
   Бом: Ну, это неясно.
   Кришнамурти: Предположим «X» — это вы, и вы располагаете огромной сферой, в которой действуете; вы не просто обучаете меня, а обладаете этим необыкновенным движением вне времени. Это значит, что вы обладаете беспредельной энергией и делаете все, чтобы научить меня выйти из тьмы.
   Бом: Это может быть лишь одной из сторон такого творчества.
   Кришнамурти: Итак, что еще остается, — вы следите? Не знаю, удается ли мне это выразить.
   Бом: Это именно то, что я пытаюсь предложить, говоря о каком-то творческом действии помимо того, что имеет место.
   Кришнамурти: Да, помимо того. Вы могли бы писать, могли бы проповедовать, могли бы исцелять, могли бы делать и то, и это, но все эти виды деятельности, пожалуй, тривиальны. У вас есть что-то еще. Низведу ли я вас, «X», до уровня моих ничтожных проблем? Можете ли вы быть низведены до такого уровня? Моя ограниченность говорит: «Вы должны делать что-то. Вы должны выступать с проповедями, писать, исцелять, делать что-то, чтобы помочь мне двигаться». Верно? Вы мало-помалу уступаете, но вы обладаете чем-то значительно большим, чем-то необъятным. Вы понимаете?
   Бом: Да. И что из этого следует?
   Кришнамурти: Как эта необъятность воздействует на «Y»?
   Бом: Не имеете ли вы в виду, что существует какая-то более непосредственная деятельность?
   Кришнамурти: Или существует более непосредственная деятельность, или «X» делает что-то совершенно особое, чтобы воздействовать на сознание человека.
   Бом: Что это могло бы быть?
   Кришнамурти: Дело в том, что «X» не «удовлетворен» одними лишь проповедями и разговорами. То необъятное должно как-то действовать.
   Бом: Вы употребляете слово «должно» в смысле ощущения потребности или необходимости делать это?
   Кришнамурти: Оно должно.
   Бом: Оно должно действовать с необходимостью. Но как будет оно воздействовать на человечество? Видите ли, когда вы так говорите, у людей может возникнуть мысль, что существует своего рода экстрасенсорный путь распространения этого воздействия.
   Кришнамурти: Это то, что я пытаюсь уловить.
   Бом: Да.
   Кришнамурти: Это то, что я пытаюсь передать.
   Бом: Не просто словами, но действиями или поступками.
   Кришнамурти: Пусть это будет деятельность. Это просто. Но не только это, потому что необъятное должно...
   Бом: ...обязательно действовать? Не существует ли более непосредственного действия?
   Кришнамурти: Конечно. Необъятное имеет и другую деятельность.
   Бом: Другую деятельность, на других уровнях?
   Кришнамурти: Да, другую деятельность. Учения индусов трактуют это как различные уровни сознания.
   Бом: Существуют различные уровни или степени действия.
   Кришнамурти: Все это также очень мало. Что вы скажете, сэр?
   Бом: Ну, поскольку это сознание, сознание этого человека возникает из первоосновы, его действие принимает вид действия всего человечества от первоосновы.
   Кришнамурти: Да.
   Бом: Видите ли, многие люди найдут это очень трудным для понимания.
   Кришнамурти: Меня не интересуют многие люди. Я хочу понять вас, «X», и себя, «Y». Эта первооснова, эта необъятность не ограничена таким ничтожным, таким малым делом. Так не может быть.
   Бом: Первооснова физически включает в себя весь универсум.
   Кришнамурти: Да, весь универсум, и сводит все это...
   Бом: ...к этим малым действиям...
   Кришнамурти: ...таким ничтожным.
   Бом: Я думаю, тут возникает вопрос о значении человечества в универсуме или первооснове?
   Кришнамурти: Да, именно так.
   Бом: Ведь даже лучшие из тех дел, которые мы осуществляем, в масштабе универсума имеют ничтожно малое значение. Верно?
   Кришнамурти: Да, они всего лишь преамбула. Я думаю, что «X», независимо от того, сделает он что-то или не сделает, самим своим существованием...
   Бом: ...он делает нечто возможным?
   Кришнамурти: Да. Когда вы читаете Эйнштейна, вы видите, что он сделал возможным то, что прежде считалось невозможным.
   Бом: Мы достаточно легко можем в этом убедиться, потому что его открытия нашли применение в широких сферах человеческой деятельности.
   Кришнамурти: Да, понимаю. А что приносит «X» кроме малых дел? Попытка выразить это словами безуспешна. «X» обладает этим огромным разумом, этой энергией, этим нечто, и он должен действовать на более высоком уровне, чем можно себе представить. Это должно воздействовать на сознание тех, кто живет во тьме.
   Бом: Возможно, так. Вопрос в том, принесет ли эта деятельность какой-то видимый результат? Понимаете, может ли она быть ощутимой, наглядной.
   Кришнамурти: По-видимому, нет. Когда вы слушаете новости по телевидению или радио, вы знаете обо всем, что происходит в мире. Но деятельность «X», очевидно, не такова.
   Бом: Она трудна, но чрезвычайно важна.
   Кришнамурти: Эта деятельность должна дать результат. Должна.
   Бом: Почему должна?
   Кришнамурти: Потому что свет должен воздействовать на тьму.
   Бом: Возможно, «Y», живя во тьме, скажет, что он не уверен, что существует такое воздействие. Он мог бы согласиться, что оно существует, но желал бы видеть это воочию. Не видя ничего и по-прежнему находясь во тьме, он будет спрашивать, что ему делать.
   Кришнамурти: Понимаю. Таким образом, вы считаете, что деятельность «X» только в том, чтобы писать, учить и т.п.?
   Бом: Нет. Деятельность «X» может быть гораздо более важной, но ее невозможно обнаружить. Если мы только смогли бы ее увидеть!
   Кришнамурти: Как можно ее показать? Как мог бы «Y», который желает получить доказательства, ее увидеть?
   Бом: «Y» мог бы рассуждать примерно так: многие люди делали подобные заявления, но некоторые из них, возможно, заблуждались. Хотелось бы думать, что это могло быть истиной. Видите ли, то о чем мы до сих пор говорили, является важным и до известной степени представляется актуальным.
   Кришнамурти: Да, понимаю.
   Бом: А то, что вы утверждаете сейчас, идет значительно дальше. Нечто похожее говорят и другие, но чувствуется, что они заблуждаются, что все они, или, по крайней мере, некоторые из них в плену самообмана.
   Кришнамурти: Нет. «X» говорит, что нам следует твердо придерживаться логики.
   Бом: Да, но на этом этапе логика нисколько не продвинет нас дальше.
   Кришнамурти: Очень разумно! Мы покончили со всем этим. Так что ум «X» не действует неразумно.
   Бом: Вы могли бы сказать, что, приняв нечто как разумное, «Y» с известной уверенностью мог бы продолжать считать это разумным и дальше?
   Кришнамурти: Да, это я и хочу сказать.
   Бом: Конечно, доказательств не существует.
   Кришнамурти: Нет.
   Бом: В таком случае могли бы мы это исследовать?
   Кришнамурти: Я попытаюсь это проделать.
   Собеседник: Что можно сказать о других формах деятельности «X»? Мы говорили, что он функционирует как учитель, но осуществляет также и другого рода деятельность.
   Кришнамурти: Он должен ее осуществлять. Иначе не может быть.
   Собеседник: Но какую деятельность?
   Кришнамурти: Не знаю; мы пытаемся это выяснить.
   Бом: Вы говорите, что каким-то образом он делает возможным влияние первоосновы на сознание человечества в целом и что без «X» оно было бы невозможно.
   Кришнамурти: Да.
   Собеседник: Его контакт с «Y» не только вербальный. «Y» слушает, и здесь присутствует еще какое-то другое качество...
   Кришнамурти: Да, но «X» говорит, что все это имеет весьма малое значение. И это, конечно, понятно. «X» говорит, что существует что-то, гораздо более важное.
   Собеседник: Воздействие «X», очевидно, значительно больше, чем это возможно выразить словами.
   Кришнамурти: Мы пытаемся выяснить, что такое это большее, которое с необходимостью должно действовать.
   Собеседник: Не является ли оно чем-то таким, что возникает в повседневной жизни «X»?
   Кришнамурти: Да. В своей повседневной жизни «X», видимо, делает весьма немногое — учит, пишет, занимается бухгалтерией или чем-то еще. Но все ли это? Это кажется таким ничтожным.
   Бом: Не считаете ли вы, что повседневная жизнь «X» внешне мало, чем отличается от жизни какого-либо другого человека?
   Кришнамурти: Да, внешне не отличается.
   Бом: Но есть в ней что-то еще, что внешне не проявляется. Верно?
   Кришнамурти: Верно. «X» может иначе говорить, он может о вещах судить иначе, но...
   Бом: ...это несущественно, есть так много людей, которые судят о вещах иначе, чем другие.
   Кришнамурти: Понимаю. Но это — человек, постигший все от самых основ! Если бы такой человек, обладающий всей полнотой энергии, был вынужден свести всю ее к ничтожным пустякам, — это было бы нелепо.