- Майор Гэбриэл, вы не можете так поступить! - заныла миссис Карслейк. - Предположим, Барт разведется с женой?
- Если он это сделает, я на ней женюсь.
- Вы не можете так подводить нас, Гэбриэл! - возмутился Карслейк. - Не можете превратить все это в открытый скандал!
- Не могу? Вот увидите!
Я не видал глаз злее, чем глаза Гэбриэла в эту минуту.
Сейчас он мне нравился, как никогда раньше.
- Вы меня не запугаете! Если ваши никчемные избиратели проголосуют за принципы, по которым человек может избивать свою жену, запугивать ее до потери сознания, выдвигать лживые, ни на чем не основанные обвинения, - ну что ж, пусть! А если они выбирают простую христианскую порядочность, могут проголосовать и за меня.
- Но они этого не станут делать, - вздохнула Тереза.
Гэбриэл посмотрел на нее, и его лицо смягчилось.
- Нет, - подтвердил он. - Не станут.
Роберт опять вынул трубку изо рта.
- Значит, они дураки.
- Мы, конечно, знаем, мистер Норрис, что вы коммунист, - язвительно вставила миссис Карслейк.
Совершенно непонятно, что она хотела этим сказать.
В самый разгар страстей из сада неожиданно появилась Изабелла Чартерис, спокойная, как всегда, серьезная, прекрасно владеющая собой. Не обращая ни на кого внимания, она подошла прямо к Гэбриэлу, как будто он один был в комнате, и доверительно сказала:
- Я думаю, все будет в порядке.
Гэбриэл удивленно посмотрел на нее.
- Я имею в виду миссис Барт, - пояснила Изабелла.
Она не проявила замешательства, вид у нее скорее был простодушно-довольный. - Она в замке.
- В замке? - недоверчиво переспросил Карслейк.
- Да. - Изабелла повернулась к нему. - Как только мы услышали о том, что произошло, я подумала, что так будет лучше. Поговорила с тетей Эделейд, и она со мной согласилась. Мы сели в машину и поехали в "Королевский герб".
Как я узнал потом, это был поистине королевский выезд. Изобретательный ум Изабеллы быстро нашел единственно возможный выход.
Я уже говорил, что старая леди из Сент-Лу пользовалась огромным влиянием в городке. Она, так сказать, определяла местный нравственный меридиан. Люди могли подсмеиваться над ней, называть старомодной и консервативной, но относились с уважением.
На старом "даймлере" леди Сент-Лу вместе с Изабеллой торжественно отправилась в "Королевский герб". С достоинством войдя в холл, леди Сент-Лу изъявила желание видеть миссис Барт.
Заплаканная, с красными от слез глазами, жалкая, Милли спустилась по лестнице и была удостоена поистине королевской милости.
- Дорогая, - заговорила леди Сент-Лу без обиняков и не понижая голоса, - трудно выразить, как я сожалею о том, что вам пришлое? вынести. Майор Гэбриэл должен был сразу же ночью привезти вас, но он настолько деликатен, что не хотел в столь поздний час нас беспокоить.
- Я.., я.., вы очень добры.
- Соберите свои вещи, дорогая. Я увезу вас с собой.
Милли вспыхнула и пробормотала, что у нее нет.., в самом деле.., нет ничего...
- Верно. Глупо с моей стороны, - заметила леди Сент-Лу. - Мы остановимся у вашего дома и все заберем.
- Но... - Милли съежилась.
- Садитесь в машину. Мы остановимся у вашего дома и возьмем вещи.
Милли покорно склонила голову перед высшим авторитетом. Три женщины сели в "даймлер". Машина проехала несколько сот ярдов дальше по той же улице.
Леди Сент-Лу вышла из машины вместе с Милли, и они обе вошли в дом. Из операционной шатаясь вышел Джеймс Барт с налитыми кровью глазами. Он готов был разразиться соответствующей бешеной тирадой, но, встретив гневный взгляд старой леди, сдержался.
- Уложите необходимые вещи, дорогая, - сказала старая леди.
Милли быстро побежала наверх.
- Вы вели себя постыдно по отношению к жене, - обратилась леди Сент-Лу к Джеймсу Барту. - Абсолютно постыдно. Беда в том, Барт, что вы слишком много пьете.
Вы вообще неприятный человек. Я посоветую вашей жене не иметь с вами впредь никаких отношений. То, что вы говорили о ней, - ложь. И вы прекрасно знаете, что это ложь. Не так ли?
Гневный взгляд леди Сент-Лу гипнотизировал Барта.
- Ну.., пожалуй, - нервно дергаясь, пробормотал он, - если вы так говорите...
- Вы знаете, что это ложь.
- Хорошо-хорошо! Я был не в себе прошлой ночью.
- Позаботьтесь сделать так, чтобы всем стало известно, что это ложь. В противном случае я порекомендую майору Гэбриэлу начать судебное преследование. А вот и вы, миссис Барт!
Милли Барт спустилась по лестнице с небольшим чемоданчиком.
Леди Сент-Лу взяла ее за руку и повернула к двери.
- Послушайте! Куда это Милли собралась? - удивился Джеймс Барт.
- Она едет со мной в замок. Вы имеете что-нибудь против?
Барт затряс головой.
- Мой вам совет, Джеймс Барт, - сказала леди Сент-Лу по-настоящему резким тоном. - Возьмите себя в руки, пока не поздно. Перестаньте пить. Займитесь своим делом. У вас есть изрядное умение. А если будете продолжать в том же духе, то очень скверно кончите. Остановитесь! Вы сможете, если постараетесь. И придержите ваш язык!
Затем они с Милли сели в машину: Милли рядом с леди Сент-Лу, Изабелла - сзади. Они не спеша проехали по главной улице, потом вдоль гавани и наконец мимо рынка в сторону замка. Выезд был королевский, и почти все в Сент-Лу его видели.
Уже вечером пошли толки: "Очевидно, все в порядке, раз леди Сент-Лу взяла ее в замок".
Некоторые, правда, говорили, что нет дыма без огня, с чего бы это Милли Барт бросилась ночью из дома бежать к майору Гэбриэлу и что, конечно, леди Сент-Лу защищает его из политических соображений.
Но таких было меньшинство. Все дело в личности. А леди Сент-Лу была личностью необычной. И у нее была репутация исключительно честного человека. Если Милли Барт в замке, если леди Сент-Лу приняла ее сторону, значит, с Милли Барт все в порядке. Иначе леди Сент-Лу не стала бы ее защищать. Кто угодно, только не старая леди Сент-Лу! Право же, она всегда так строга и разборчива.
Все это Изабелла сообщила в общих чертах. Она пришла к нам сразу после водворения Милли в замок.
Карслейк понял всю значительность всего, что рассказала Изабелла, и его мрачное лицо засияло.
- Боже мой! - воскликнул он радостно, хлопнув себя по колену. - Это же меняет дело! Старая леди находчива.
Да-да! Очень находчива. Превосходная идея!
Однако и находчивость, и сама идея принадлежали Изабелле. Меня поразило то, как быстро она разобралась в ситуации и приняла решение.
- Надо действовать немедленно, - засуетился Карслейк. - Необходимо тщательно отработать нашу версию?
Пойдем, Дженет! Майор Гэбриэл!
- Я приду через минуту, - отозвался Гэбриэл. Как только за четой Карслейк закрылась дверь, Гэбриэл подошел к Изабелле.
- Все это сделали вы. Почему? - спросил он.
- Но... - Изабелла была озадачена. - Из-за выборов.
- Вы хотите сказать, что вас очень заботит победа консерваторов? Вы это имели в виду?
Изабелла удивленно посмотрела на него.
- Нет. Я имела в виду вас.
- Меня?
- Да. Вы очень хотите победить на выборах, не правда ли?
На лице Гэбриэла появилось странное выражение. Он отвернулся.
- Хочу? - повторил он скорее себе самому, чем Изабелле или кому-нибудь из нас. - Не знаю, не знаю - может быть!..
Глава 21
Как я уже говорил, мой рассказ не является подробным изложением политической кампании. Я находился в стороне от основного потока событий, так сказать, в тихой заводи, куда доносилось только эхо происходившего, и ощущал лишь нараставшее напряжение, охватившее всех, кроме меня.
Оставалось два последних лихорадочных дня до выборов. Гэбриэл дважды за это время заглядывал ко мне, чтобы промочить горло. Когда он расслаблялся, то выглядел изможденным; голос у него охрип от частых выступлений на собраниях, проходивших под открытым небом.
Но несмотря на усталость, энергия его не ослабевала. Со мной он почти не говорил, очевидно приберегая и голос и силы.
- Что за дьявольская жизнь! - сказал он, забежав на минуту и быстро проглотив спиртное. - Какие глупости приходится говорить людям. Они изберут таких правителей, каких заслуживают.
Тереза большую часть времени проводила за рулем. День выборов пришел вместе со штормовым ветром с Атлантики. Ветер выл, дождь бил по крыше и стенам дома.
Сразу после завтрака ненадолго заехала Изабелла. На ней был черный макинтош с приколотой к нему большой розеткой из синей ленты. Волосы мокрые, глаза блестят.
- Весь день буду возить избирателей на участки, - сказала она. - И Руперт тоже. Я предложила миссис Барт прийти посидеть с вами. Вы не против? Иначе вам придется быть в одиночестве.
Я, конечно, был не против, хотя меня вполне устраивала перспектива провести спокойный день с моими книгами. Последние дни было слишком много посетителей.
То, что Изабелла проявила беспокойство о моем одиночестве, было на нее совершенно непохоже. Видно, и она переняла привычки своей тетушки.
- Кажется, любовь действует на вас смягчающе, - саркастически заметил я. - Или это идея леди Трессилиан?
Изабелла улыбнулась.
- Тетя Агнес хотела сама прийти посидеть с вами, чтобы вы не чувствовали себя одиноко и - как это она выразилась? - в стороне от событий.
Она вопросительно посмотрела на меня. Подобная мысль, разумеется, ей в голову прийти не могла.
- Вы не согласны с тетей? - спросил я.
- Но вы ведь действительно в стороне от событий, - со своей обычной прямотой ответила Изабелла.
- Абсолютно справедливо!
- Мне очень жаль, если вас это огорчает, но я не вижу, чем бы мог помочь приход тети Агнес. Она тоже была бы в стороне от событий.
- Тогда как ей конечно же хотелось бы (я в этом уверен) находиться в самом их центре.
- Я предложила, чтобы к вам пришла миссис Барт.
Ей все равно лучше держаться в тени. К тому же я подумала, что вы могли бы с ней поговорить.
- Поговорить?
- Да. Видите ли, - Изабелла наморщила лоб, - я не умею говорить с людьми. Не могу их вызвать на разговор со мной. А она все время повторяет и повторяет.., одно и то же.
- Миссис Барт?
- Да. И это так бессмысленно, - но я не могу ей толком объяснить. Я подумала, может быть, вы сумеете.
- Что она повторяет?
Изабелла присела на ручку кресла. И заговорила медленно, слегка хмурясь. Ее объяснение очень напоминало попытку путешественника описать непонятные для него обряды дикого племени:
- Она говорит о том, что случилось. Как она бросилась к майору Гэбриэлу. Говорит, что все это ее вина; что она будет виновата, если он проиграет на выборах; что будь она поосторожнее, поняла бы, к чему все приведет; что, если бы она лучше относилась к Джеймсу Барту и лучше понимала его, может быть, он и не пил бы так много; что она ужасно винит себя во всем, не спит всю ночь, думая об этом и сожалея, что поступила так, а не иначе; что если она повредит карьере майора Гэбриэла, то не сможет до конца своих дней простить себя; что во всем виновата только она. Виновата всегда и во всем.
Изабелла наконец остановилась и посмотрела на меня.
Она как будто преподносила на блюде нечто, ей самой совершенно непонятное.
Словно эхо донеслось ко мне из прошлого... Дженнифер, которая, нахмурив прелестные бровки, мужественно взваливала на свои плечи вину за все, что сделали другие.
Тогда это мне казалось одной из милых черт Дженнифер. Однако теперь, когда Милли Барт проделывала то же самое, я понял, что подобное поведение может изрядно раздражать. "В сущности, - с иронией подумал я, - разница лишь в том, чья это черта - любимого человека или просто славной маленькой женщины".
- Ну что же, - задумчиво произнес я, - по-моему, она может так чувствовать. Вы согласны?
- Нет! - Ответ был, как всегда, однозначный.
- Почему? Объясните!
- Вы же знаете, что я не умею объяснять, - с упреком сказала Изабелла. Она помолчала, а когда заговорила опять, голос ее звучал неуверенно. События происходят или не происходят. Я понимаю, что можно беспокоиться заранее...
Я видел, что даже такое утверждение для Изабеллы не было вполне приемлемым.
- ..но продолжать беспокоиться потом... О! Это все равно, что во время прогулки в поле наступить на коровью лепешку. Я хочу сказать - какой смысл только об этом и говорить всю дорогу! Сожалеть, что это случилось; сокрушаться, что вы не пошли другой дорогой; что все произошло потому, что вы не смотрели под ноги и что с вами постоянно происходят подобные глупости. Но ведь коровья лепешка уже все равно на вашем ботинке - тут ничего не поделаешь! Незачем к тому же еще и думать о ней! Есть и все остальное: поля, небо, кусты, человек, с которым вы идете. Вам придется подумать о коровьей лепешке, когда вы вернетесь домой и займетесь своими ботинками.
"Постоянные самообвинения, - подумал я, - к тому же преувеличенные, интересный предмет для размышлений.
К примеру, Милли Барт все время позволяет себе чрезмерное самобичевание. Хотелось бы знать, почему одни люди подвержены этому в большей степени, чем другие. Тереза как-то дала мне понять, что те, кто, подобно мне, стараются подбодрить человека и утешить, на самом деле оказывают не такую уж большую услугу, как им кажется. Это, однако, объясняет, почему некоторым представителям рода человеческого доставляет удовольствие преувеличивать свою ответственность за происходящее".
- Я подумала, что вы смогли бы поговорить с Милли, - с надеждой повторила Изабелла.
- Предположим, ей нравится.., гм.., обвинять себя, - сказал я. Почему бы ей этого не делать?
- Потому что, по-моему, это скверно для него. Для майора Гэбриэла. Должно быть, страшно утомительно постоянно уверять кого-то, что все в порядке.
"Безусловно!" - подумал я и вспомнил, как невероятно утомительна была Дженнифер. Но у нее были прелестные иссиня-черные волосы, большие серые грустные глаза и забавный, совершенно восхитительный носик...
Как знать, может, Джону Гэбриэлу нравятся каштановые волосы Милли, добрые карие глаза, и он вовсе не прочь то и дело уверять ее, что все в порядке.
- У миссис Барт есть какие-нибудь планы? - спросил я.
- О да! Бабушка нашла ей место компаньонки в Сассексе, у людей, которых она хорошо знает. Работы немного и приличная плата. К тому же хорошее железнодорожное сообщение с Лондоном, так что Милли сможет встречаться со своими друзьями.
"Очевидно, Изабелла имеет в виду Джона Гэбриэла, - решил я. - Милли влюблена в него. Возможно, он тоже немного влюблен. Пожалуй, это вероятно".
- Я думаю, она могла бы развестись с мистером Бартом. Только развод стоит дорого. - Изабелла встала. - Мне пора. Вы поговорите с Милли?
Уже у самой двери Изабелла задержалась.
- Через неделю мы с Рупертом поженимся, - тихо сказала она. - Вы бы смогли быть в церкви? Если день будет хороший, скауты отвезут каталку.
- Вы хотите, чтобы я был в церкви?
- Да, очень.
- Значит, буду.
- Спасибо. Мы с Рупертом сможем пробыть неделю вместе, прежде чем он вернется в Бирму. Я не думаю, что война еще долго продлится. Как вы полагаете?
- Вы счастливы, Изабелла? - тихо спросил я.
Она кивнула.
- Даже страшно - когда то, о чем так долго мечтал, сбывается. Я все время думала о Руперте, но понемногу все как-то стало бледнеть...
Изабелла посмотрела на меня.
- До сих пор не верится... Это происходит на самом деле, но кажется ненастоящим. Как во сне. Я все еще чувствую, что могу проснуться! Получить все... Руперта...
Сент-Лу... Исполнение всех желаний... О-о! Я не имела права так долго задерживаться! - Она вскочила. - Мне дали двадцать минут, чтобы я могла выпить чашку чаю.
Получилось, что все свое время Изабелла потратила на меня и осталась без чая.
После полудня пришла Милли Барт. Освободившись от макинтоша, капюшона и галош, она пригладила волосы, тщательно припудрила нос и села около меня. По-моему, она выглядела очень хорошенькой, и не симпатизировать ей было просто невозможно! (Да и зачем бы?) - Надеюсь, вы не чувствуете себя покинутым? Вы уже съели свой ленч, и все в порядке?
- Да, конечно! - заверил я Милли. - Чуть позже мы с вами будем пить чай.
1 т-Это очень хорошо, - сказала Милли и тут же озабоченно спросила:
- Ох! Капитан Норрис, как вы думаете, он пройдет?
- Об этом говорить слишком рано.
- Мне хотелось бы знать, что вы думаете.
- По-моему, у него есть шанс. - Я старался как-то ее успокоить.
- Если бы не я, он прошел бы наверняка! Как я могла быть такой глупой и скверной! О капитан Норрис, я постоянно думаю об этом. И ужасно себя упрекаю.
"Ну вот, началось!" - подумал я.
- На вашем месте, Милли, я перестал бы об этом беспокоиться.
- Но как я могу?! - Большие карие глаза Милли широко раскрылись.
- С помощью силы воли и самоконтроля, - наставительно сказал я.
Лицо Милли приняло скептическое и слегка неодобрительное выражение...
- Я не могу, не должна относиться к этому легко. Ведь это моя вина.
- Дорогая моя, этим вы не поможете Гэбриэлу попасть в парламент.
- Не-ет.., конечно, не помогут. Но, если пострадает его карьера, я себе никогда не прощу.
Это было так знакомо! Я прошел через все это с Дженнифер. Разница только в том, что сейчас я говорил хладнокровно, не испытывая романтического влечения. Большая разница! Милли Барт мне нравилась, но ее причитания в высшей степени раздражали.
- Ради Бога! - воскликнул я. - Незачем все так преувеличивать и накручивать! Хотя бы ради самого Гэбриэла.
- Но ведь он-то меня и беспокоит!
- Вам не кажется, что у него хватает забот и без ваших слез и сожалений?
- Но если он проиграет...
- Если он проиграет (чего пока еще не произошло) и если вы содействовали такому результату (чего невозможно знать наверняка - может быть, это вообще не соответствует действительности), бедняге, надо думать, хватит того разочарования, и вряд ли стоит дополнять его переживания женскими терзаниями. От этого будет еще хуже.
Милли хоть и пришла в замешательство, но продолжала упрямо повторять свое:
- Я только хочу загладить то, что сделала.
- Скорее всего вы не сможете этого сделать. Разве только вам удастся убедить Гэбриэла в том, что поражение на выборах для него большая удача, так как даст ему свободу для более интересных перспектив.
- О-о! - Милли испугалась. - Я не думаю, что смогу это сделать!
Я тоже так не думал. Это было бы под силу лишь находчивой и неразборчивой в средствах женщине. Да еще Терезе, если бы Гэбриэл ей нравился, она тоже могла бы справиться с этой задачей. Она, по-моему, всегда воспринимала жизнь как непрекращающуюся борьбу.
Для Милли Барт жизнь, безусловно, была чередой романтичных поражений. Но, быть может, Джону Гэбриэлу нравится подбирать трогательные обломки крушения и пытаться их склеить. Мне самому это когда-то нравилось.
- Вы его очень любите, не так ли? - спросил я.
Карие глаза Милли налились слезами.
- О да!.. Да! Он... Я никогда не встречала никого похожего на майора Гэбриэла.
И я тоже. Но меня, разумеется, это не трогало так, как Милли Барт.
- Я бы все для него сделала, капитан Норрис! Правда, все-все бы сделала!
- Если вы его так любите, - это само по себе уже много значит. Оставьте все как есть!
Кто это сказал: "Любите их и оставьте в покое". Какой-нибудь психолог, который давал совет матерям? Мудрость эта применима не только к детям. Однако в состоянии ли мы оставить кого-нибудь в покое? Возможно, лишь наших врагов, да и то с трудом.
Я оторвался от бесплодных размышлений и распорядился, чтобы подали чай.
За чашкой чаю я намеренно повел разговор о кинофильмах, которые смотрел в прошлом году. Милли любила ходить в кино.
Она ввела меня в курс последних киношедевров. Мы славно провели время. Я получил большое удовольствие, и мне было жаль, когда Милли ушла.
С отдаленных избирательных участков стали появляться "боевые отряды". Настроения варьировали от оптимизма до отчаяния. Только Роберт пришел домой бодрый и веселый: в заброшенном карьере он нашел поваленный бук, точно такой, какого жаждала его душа художника. К тому же он вкусно поел в пабе. Деревья и еда - две основные темы разговоров Роберта. Кстати сказать, не худшие!
Глава 22
На следующий день поздно вечером Тереза вошла в мою комнату и, устало отбросив прядь темных волос со лба, сказала:
- Он прошел!
- С каким преимуществом?
- Двести четырнадцать голосов.
Я присвистнул.
- Только-только!
- Да. Карслейк считает, что, не будь всей этой истории с Милли Барт, перевес был бы не меньше тысячи.
- Карслейк не понимает, о чем говорит.
- Невероятный успех левых по всей стране. Почти везде победили лейбористы. Победа консерваторов в Сент-Лу - одна из немногих.
- Гэбриэл был прав, - сказал я. - Ты помнишь, он это предсказывал.
- Да, помню. Поразительное предвидение!
- Ну что же, сегодня маленькая Милли Барт может наконец заснуть спокойно. Все-таки она не испортила все дело. Какое это для нее облегчение!
- Неужели?
- Какая же ты все-таки язва, Тереза! Малышка предана Гэбриэлу.
- Да, это так. Вообще они подходят друг другу. По-моему, он был бы с ней вполне счастлив. Если, конечно, хочет быть счастливым. Есть люди, которые не хотят.
- Я никогда не замечал за Гэбриэлом аскетизма. Его мысли не идут дальше собственного благополучия и того, чтобы урвать от жизни как можно больше. Он сам это мне говорил. Думаю, он так и сделает. Гэбриэл отмечен печатью успеха. Самого большого. Что же касается Милли, то ей, похоже, суждена роль жертвы. Ты, наверное, начнешь уверять меня, что ей это нравится.
- Нет. Конечно нет. Просто, чтобы сказать себе: "Я свалял дурака!" посмеяться над собой и идти дальше, нужно иметь по-настоящему сильный характер. Слабому же надо за что-нибудь ухватиться. Ему нужно видеть свои ошибки не просто как промахи, с которыми необходимо справиться, а как роковую ошибку, трагическую вину. Я не верю в зло. Все беды в мире происходят от людей слабохарактерных, обычно совершающих поступки с благими намерениями и окруженных невероятно романтичным ореолом. Я их боюсь Такие люди опасны. Они словно покинутые командой корабли, дрейфующие во мраке, угрожающие роковым столкновением другим, вполне управляемым судам.
Я не видел Гэбриэла до следующего дня. Когда он пришел, я с трудом узнал его - настолько он был не похож на себя: осунувшийся, почти начисто лишенный присущей ему энергии и живости.
- Послевыборное похмелье? - спросил я.
Гэбриэл застонал.
- Вот именно! Какая тошнотворная штука успех! Где у вас самый хороший херес?
Я сказал, где стоит спиртное, и он налил себе бокал.
- Не думаю, что мистер Уилбрэхем сейчас ликует, - заметил я.
- Пожалуй, - Гэбриэл слабо усмехнулся. - К тому же, по-моему, бедняга Уилбрэхем и себя самого, и политику воспринимает всерьез. Не то чтобы чересчур, но все-таки достаточно серьезно. Жаль, что он такой слабак.
- Надо думать, вы сказали друг другу все, что положено в таких случаях: о честной борьбе, непредвзятости и обо всем прочем.
Гэбриэл снова усмехнулся.
- О да! Мы исполнили весь положенный ритуал. Карслейк проследил за этим. Ну и осел! Свою работу знает превосходно, а ума ни капли!
- За успех вашей карьеры? - Я поднял свой бокал. - Это начало.
- Да, начало, - подтвердил Гэбриэл без всякого энтузиазма.
- Похоже, вас это не очень радует?
- Это, как вы выражаетесь, послевыборное похмелье.
Жизнь всегда становится скучной, после того как свалишь с ног парня. Однако впереди еще предстоит немало сражений. Вот вы увидите, как я буду создавать общественное мнение!
- Лейбористы получили изрядное большинство.
- Я знаю. Это великолепно!
- Ну и ну, Гэбриэл! Странные речи для нашего нового члена парламента от партии тори!
- Наплевать на консерваторов! Главное, у меня теперь есть шанс! Кто в наше время может снова поставить партию на ноги? Уинстон <Имеется в виду Уинстон Черчилль.>, конечно, испытанный, великолепный боец в военное время (особенно в ситуации, когда весь народ выступал против войны), но он слишком стар, чтобы так же энергично справиться с проблемами мирного времени. Мир - сложная штука. Иден <Иден Энтони (1897 - 1977) - английский государственный и политический деятель, консерватор, премьер-министр Великобритании в 1955-1957 годах.> - приятный сладкоречивый английский джентльмен...
Гэбриэл продолжал перечислять хорошо известных деятелей консервативной партии.
- Ни одной конструктивной идеи! Они будут блеять против национализации и ликовать по поводу ошибок социалистов. (А те, конечно, будут их делать! Еще как! Толпа дураков. Старые твердолобые тред-юнионисты <Тред-юнионисты профсоюзные деятели.> и безответственные теоретики из Оксфорда!) Ну а наша сторона будет выполнять обычные парламентские трюки, как старые трогательные собачонки на ярмарке - сначала потявкать, потом стать на задние лапки и покружиться в медленном вальсе.
- А где же место Джона Гэбриэла в этой привлекательной картинке, нарисованной с точки зрения оппозиции?
- Нельзя начинать важное дело, пока к нему тщательно, до малейших деталей не подготовишься. Потом - полный вперед! Я подберу молодых парней, которые обычно "против правительства". Подброшу им идею, а потом начну борьбу за эту идею.
- Какую идею?
Гэбриэл с раздражением посмотрел в мою сторону.
- Вечно вы все понимаете не правильно. Черт побери!
Да какая разница?! Любую идею! Я всегда могу придумать их хоть полдюжины. Существуют только две вещи, которые способны расшевелить людей: во-первых, что-то должно попасть в их карман; во-вторых, идея должна выглядеть многообещающей, доступной для понимания, благородной (хотя и несколько туманной) и она должна придавать человеку хоть какое-то вдохновение. Человеку нравится чувствовать себя благородным животным (так же, как и хорошо оплачиваемым!). Идея не должна быть слишком практичной. Нечто гуманное, но далекое, не касающееся тех, с кем приходится общаться лично. Вы обратили внимание на то, как бойко идет сбор средств в пользу пострадавших от землетрясения где-нибудь в Турции или Армении? Но мало кто хочет принять в свой дом эвакуированного ребенка, верно? Такова человеческая натура.
- Если он это сделает, я на ней женюсь.
- Вы не можете так подводить нас, Гэбриэл! - возмутился Карслейк. - Не можете превратить все это в открытый скандал!
- Не могу? Вот увидите!
Я не видал глаз злее, чем глаза Гэбриэла в эту минуту.
Сейчас он мне нравился, как никогда раньше.
- Вы меня не запугаете! Если ваши никчемные избиратели проголосуют за принципы, по которым человек может избивать свою жену, запугивать ее до потери сознания, выдвигать лживые, ни на чем не основанные обвинения, - ну что ж, пусть! А если они выбирают простую христианскую порядочность, могут проголосовать и за меня.
- Но они этого не станут делать, - вздохнула Тереза.
Гэбриэл посмотрел на нее, и его лицо смягчилось.
- Нет, - подтвердил он. - Не станут.
Роберт опять вынул трубку изо рта.
- Значит, они дураки.
- Мы, конечно, знаем, мистер Норрис, что вы коммунист, - язвительно вставила миссис Карслейк.
Совершенно непонятно, что она хотела этим сказать.
В самый разгар страстей из сада неожиданно появилась Изабелла Чартерис, спокойная, как всегда, серьезная, прекрасно владеющая собой. Не обращая ни на кого внимания, она подошла прямо к Гэбриэлу, как будто он один был в комнате, и доверительно сказала:
- Я думаю, все будет в порядке.
Гэбриэл удивленно посмотрел на нее.
- Я имею в виду миссис Барт, - пояснила Изабелла.
Она не проявила замешательства, вид у нее скорее был простодушно-довольный. - Она в замке.
- В замке? - недоверчиво переспросил Карслейк.
- Да. - Изабелла повернулась к нему. - Как только мы услышали о том, что произошло, я подумала, что так будет лучше. Поговорила с тетей Эделейд, и она со мной согласилась. Мы сели в машину и поехали в "Королевский герб".
Как я узнал потом, это был поистине королевский выезд. Изобретательный ум Изабеллы быстро нашел единственно возможный выход.
Я уже говорил, что старая леди из Сент-Лу пользовалась огромным влиянием в городке. Она, так сказать, определяла местный нравственный меридиан. Люди могли подсмеиваться над ней, называть старомодной и консервативной, но относились с уважением.
На старом "даймлере" леди Сент-Лу вместе с Изабеллой торжественно отправилась в "Королевский герб". С достоинством войдя в холл, леди Сент-Лу изъявила желание видеть миссис Барт.
Заплаканная, с красными от слез глазами, жалкая, Милли спустилась по лестнице и была удостоена поистине королевской милости.
- Дорогая, - заговорила леди Сент-Лу без обиняков и не понижая голоса, - трудно выразить, как я сожалею о том, что вам пришлое? вынести. Майор Гэбриэл должен был сразу же ночью привезти вас, но он настолько деликатен, что не хотел в столь поздний час нас беспокоить.
- Я.., я.., вы очень добры.
- Соберите свои вещи, дорогая. Я увезу вас с собой.
Милли вспыхнула и пробормотала, что у нее нет.., в самом деле.., нет ничего...
- Верно. Глупо с моей стороны, - заметила леди Сент-Лу. - Мы остановимся у вашего дома и все заберем.
- Но... - Милли съежилась.
- Садитесь в машину. Мы остановимся у вашего дома и возьмем вещи.
Милли покорно склонила голову перед высшим авторитетом. Три женщины сели в "даймлер". Машина проехала несколько сот ярдов дальше по той же улице.
Леди Сент-Лу вышла из машины вместе с Милли, и они обе вошли в дом. Из операционной шатаясь вышел Джеймс Барт с налитыми кровью глазами. Он готов был разразиться соответствующей бешеной тирадой, но, встретив гневный взгляд старой леди, сдержался.
- Уложите необходимые вещи, дорогая, - сказала старая леди.
Милли быстро побежала наверх.
- Вы вели себя постыдно по отношению к жене, - обратилась леди Сент-Лу к Джеймсу Барту. - Абсолютно постыдно. Беда в том, Барт, что вы слишком много пьете.
Вы вообще неприятный человек. Я посоветую вашей жене не иметь с вами впредь никаких отношений. То, что вы говорили о ней, - ложь. И вы прекрасно знаете, что это ложь. Не так ли?
Гневный взгляд леди Сент-Лу гипнотизировал Барта.
- Ну.., пожалуй, - нервно дергаясь, пробормотал он, - если вы так говорите...
- Вы знаете, что это ложь.
- Хорошо-хорошо! Я был не в себе прошлой ночью.
- Позаботьтесь сделать так, чтобы всем стало известно, что это ложь. В противном случае я порекомендую майору Гэбриэлу начать судебное преследование. А вот и вы, миссис Барт!
Милли Барт спустилась по лестнице с небольшим чемоданчиком.
Леди Сент-Лу взяла ее за руку и повернула к двери.
- Послушайте! Куда это Милли собралась? - удивился Джеймс Барт.
- Она едет со мной в замок. Вы имеете что-нибудь против?
Барт затряс головой.
- Мой вам совет, Джеймс Барт, - сказала леди Сент-Лу по-настоящему резким тоном. - Возьмите себя в руки, пока не поздно. Перестаньте пить. Займитесь своим делом. У вас есть изрядное умение. А если будете продолжать в том же духе, то очень скверно кончите. Остановитесь! Вы сможете, если постараетесь. И придержите ваш язык!
Затем они с Милли сели в машину: Милли рядом с леди Сент-Лу, Изабелла - сзади. Они не спеша проехали по главной улице, потом вдоль гавани и наконец мимо рынка в сторону замка. Выезд был королевский, и почти все в Сент-Лу его видели.
Уже вечером пошли толки: "Очевидно, все в порядке, раз леди Сент-Лу взяла ее в замок".
Некоторые, правда, говорили, что нет дыма без огня, с чего бы это Милли Барт бросилась ночью из дома бежать к майору Гэбриэлу и что, конечно, леди Сент-Лу защищает его из политических соображений.
Но таких было меньшинство. Все дело в личности. А леди Сент-Лу была личностью необычной. И у нее была репутация исключительно честного человека. Если Милли Барт в замке, если леди Сент-Лу приняла ее сторону, значит, с Милли Барт все в порядке. Иначе леди Сент-Лу не стала бы ее защищать. Кто угодно, только не старая леди Сент-Лу! Право же, она всегда так строга и разборчива.
Все это Изабелла сообщила в общих чертах. Она пришла к нам сразу после водворения Милли в замок.
Карслейк понял всю значительность всего, что рассказала Изабелла, и его мрачное лицо засияло.
- Боже мой! - воскликнул он радостно, хлопнув себя по колену. - Это же меняет дело! Старая леди находчива.
Да-да! Очень находчива. Превосходная идея!
Однако и находчивость, и сама идея принадлежали Изабелле. Меня поразило то, как быстро она разобралась в ситуации и приняла решение.
- Надо действовать немедленно, - засуетился Карслейк. - Необходимо тщательно отработать нашу версию?
Пойдем, Дженет! Майор Гэбриэл!
- Я приду через минуту, - отозвался Гэбриэл. Как только за четой Карслейк закрылась дверь, Гэбриэл подошел к Изабелле.
- Все это сделали вы. Почему? - спросил он.
- Но... - Изабелла была озадачена. - Из-за выборов.
- Вы хотите сказать, что вас очень заботит победа консерваторов? Вы это имели в виду?
Изабелла удивленно посмотрела на него.
- Нет. Я имела в виду вас.
- Меня?
- Да. Вы очень хотите победить на выборах, не правда ли?
На лице Гэбриэла появилось странное выражение. Он отвернулся.
- Хочу? - повторил он скорее себе самому, чем Изабелле или кому-нибудь из нас. - Не знаю, не знаю - может быть!..
Глава 21
Как я уже говорил, мой рассказ не является подробным изложением политической кампании. Я находился в стороне от основного потока событий, так сказать, в тихой заводи, куда доносилось только эхо происходившего, и ощущал лишь нараставшее напряжение, охватившее всех, кроме меня.
Оставалось два последних лихорадочных дня до выборов. Гэбриэл дважды за это время заглядывал ко мне, чтобы промочить горло. Когда он расслаблялся, то выглядел изможденным; голос у него охрип от частых выступлений на собраниях, проходивших под открытым небом.
Но несмотря на усталость, энергия его не ослабевала. Со мной он почти не говорил, очевидно приберегая и голос и силы.
- Что за дьявольская жизнь! - сказал он, забежав на минуту и быстро проглотив спиртное. - Какие глупости приходится говорить людям. Они изберут таких правителей, каких заслуживают.
Тереза большую часть времени проводила за рулем. День выборов пришел вместе со штормовым ветром с Атлантики. Ветер выл, дождь бил по крыше и стенам дома.
Сразу после завтрака ненадолго заехала Изабелла. На ней был черный макинтош с приколотой к нему большой розеткой из синей ленты. Волосы мокрые, глаза блестят.
- Весь день буду возить избирателей на участки, - сказала она. - И Руперт тоже. Я предложила миссис Барт прийти посидеть с вами. Вы не против? Иначе вам придется быть в одиночестве.
Я, конечно, был не против, хотя меня вполне устраивала перспектива провести спокойный день с моими книгами. Последние дни было слишком много посетителей.
То, что Изабелла проявила беспокойство о моем одиночестве, было на нее совершенно непохоже. Видно, и она переняла привычки своей тетушки.
- Кажется, любовь действует на вас смягчающе, - саркастически заметил я. - Или это идея леди Трессилиан?
Изабелла улыбнулась.
- Тетя Агнес хотела сама прийти посидеть с вами, чтобы вы не чувствовали себя одиноко и - как это она выразилась? - в стороне от событий.
Она вопросительно посмотрела на меня. Подобная мысль, разумеется, ей в голову прийти не могла.
- Вы не согласны с тетей? - спросил я.
- Но вы ведь действительно в стороне от событий, - со своей обычной прямотой ответила Изабелла.
- Абсолютно справедливо!
- Мне очень жаль, если вас это огорчает, но я не вижу, чем бы мог помочь приход тети Агнес. Она тоже была бы в стороне от событий.
- Тогда как ей конечно же хотелось бы (я в этом уверен) находиться в самом их центре.
- Я предложила, чтобы к вам пришла миссис Барт.
Ей все равно лучше держаться в тени. К тому же я подумала, что вы могли бы с ней поговорить.
- Поговорить?
- Да. Видите ли, - Изабелла наморщила лоб, - я не умею говорить с людьми. Не могу их вызвать на разговор со мной. А она все время повторяет и повторяет.., одно и то же.
- Миссис Барт?
- Да. И это так бессмысленно, - но я не могу ей толком объяснить. Я подумала, может быть, вы сумеете.
- Что она повторяет?
Изабелла присела на ручку кресла. И заговорила медленно, слегка хмурясь. Ее объяснение очень напоминало попытку путешественника описать непонятные для него обряды дикого племени:
- Она говорит о том, что случилось. Как она бросилась к майору Гэбриэлу. Говорит, что все это ее вина; что она будет виновата, если он проиграет на выборах; что будь она поосторожнее, поняла бы, к чему все приведет; что, если бы она лучше относилась к Джеймсу Барту и лучше понимала его, может быть, он и не пил бы так много; что она ужасно винит себя во всем, не спит всю ночь, думая об этом и сожалея, что поступила так, а не иначе; что если она повредит карьере майора Гэбриэла, то не сможет до конца своих дней простить себя; что во всем виновата только она. Виновата всегда и во всем.
Изабелла наконец остановилась и посмотрела на меня.
Она как будто преподносила на блюде нечто, ей самой совершенно непонятное.
Словно эхо донеслось ко мне из прошлого... Дженнифер, которая, нахмурив прелестные бровки, мужественно взваливала на свои плечи вину за все, что сделали другие.
Тогда это мне казалось одной из милых черт Дженнифер. Однако теперь, когда Милли Барт проделывала то же самое, я понял, что подобное поведение может изрядно раздражать. "В сущности, - с иронией подумал я, - разница лишь в том, чья это черта - любимого человека или просто славной маленькой женщины".
- Ну что же, - задумчиво произнес я, - по-моему, она может так чувствовать. Вы согласны?
- Нет! - Ответ был, как всегда, однозначный.
- Почему? Объясните!
- Вы же знаете, что я не умею объяснять, - с упреком сказала Изабелла. Она помолчала, а когда заговорила опять, голос ее звучал неуверенно. События происходят или не происходят. Я понимаю, что можно беспокоиться заранее...
Я видел, что даже такое утверждение для Изабеллы не было вполне приемлемым.
- ..но продолжать беспокоиться потом... О! Это все равно, что во время прогулки в поле наступить на коровью лепешку. Я хочу сказать - какой смысл только об этом и говорить всю дорогу! Сожалеть, что это случилось; сокрушаться, что вы не пошли другой дорогой; что все произошло потому, что вы не смотрели под ноги и что с вами постоянно происходят подобные глупости. Но ведь коровья лепешка уже все равно на вашем ботинке - тут ничего не поделаешь! Незачем к тому же еще и думать о ней! Есть и все остальное: поля, небо, кусты, человек, с которым вы идете. Вам придется подумать о коровьей лепешке, когда вы вернетесь домой и займетесь своими ботинками.
"Постоянные самообвинения, - подумал я, - к тому же преувеличенные, интересный предмет для размышлений.
К примеру, Милли Барт все время позволяет себе чрезмерное самобичевание. Хотелось бы знать, почему одни люди подвержены этому в большей степени, чем другие. Тереза как-то дала мне понять, что те, кто, подобно мне, стараются подбодрить человека и утешить, на самом деле оказывают не такую уж большую услугу, как им кажется. Это, однако, объясняет, почему некоторым представителям рода человеческого доставляет удовольствие преувеличивать свою ответственность за происходящее".
- Я подумала, что вы смогли бы поговорить с Милли, - с надеждой повторила Изабелла.
- Предположим, ей нравится.., гм.., обвинять себя, - сказал я. Почему бы ей этого не делать?
- Потому что, по-моему, это скверно для него. Для майора Гэбриэла. Должно быть, страшно утомительно постоянно уверять кого-то, что все в порядке.
"Безусловно!" - подумал я и вспомнил, как невероятно утомительна была Дженнифер. Но у нее были прелестные иссиня-черные волосы, большие серые грустные глаза и забавный, совершенно восхитительный носик...
Как знать, может, Джону Гэбриэлу нравятся каштановые волосы Милли, добрые карие глаза, и он вовсе не прочь то и дело уверять ее, что все в порядке.
- У миссис Барт есть какие-нибудь планы? - спросил я.
- О да! Бабушка нашла ей место компаньонки в Сассексе, у людей, которых она хорошо знает. Работы немного и приличная плата. К тому же хорошее железнодорожное сообщение с Лондоном, так что Милли сможет встречаться со своими друзьями.
"Очевидно, Изабелла имеет в виду Джона Гэбриэла, - решил я. - Милли влюблена в него. Возможно, он тоже немного влюблен. Пожалуй, это вероятно".
- Я думаю, она могла бы развестись с мистером Бартом. Только развод стоит дорого. - Изабелла встала. - Мне пора. Вы поговорите с Милли?
Уже у самой двери Изабелла задержалась.
- Через неделю мы с Рупертом поженимся, - тихо сказала она. - Вы бы смогли быть в церкви? Если день будет хороший, скауты отвезут каталку.
- Вы хотите, чтобы я был в церкви?
- Да, очень.
- Значит, буду.
- Спасибо. Мы с Рупертом сможем пробыть неделю вместе, прежде чем он вернется в Бирму. Я не думаю, что война еще долго продлится. Как вы полагаете?
- Вы счастливы, Изабелла? - тихо спросил я.
Она кивнула.
- Даже страшно - когда то, о чем так долго мечтал, сбывается. Я все время думала о Руперте, но понемногу все как-то стало бледнеть...
Изабелла посмотрела на меня.
- До сих пор не верится... Это происходит на самом деле, но кажется ненастоящим. Как во сне. Я все еще чувствую, что могу проснуться! Получить все... Руперта...
Сент-Лу... Исполнение всех желаний... О-о! Я не имела права так долго задерживаться! - Она вскочила. - Мне дали двадцать минут, чтобы я могла выпить чашку чаю.
Получилось, что все свое время Изабелла потратила на меня и осталась без чая.
После полудня пришла Милли Барт. Освободившись от макинтоша, капюшона и галош, она пригладила волосы, тщательно припудрила нос и села около меня. По-моему, она выглядела очень хорошенькой, и не симпатизировать ей было просто невозможно! (Да и зачем бы?) - Надеюсь, вы не чувствуете себя покинутым? Вы уже съели свой ленч, и все в порядке?
- Да, конечно! - заверил я Милли. - Чуть позже мы с вами будем пить чай.
1 т-Это очень хорошо, - сказала Милли и тут же озабоченно спросила:
- Ох! Капитан Норрис, как вы думаете, он пройдет?
- Об этом говорить слишком рано.
- Мне хотелось бы знать, что вы думаете.
- По-моему, у него есть шанс. - Я старался как-то ее успокоить.
- Если бы не я, он прошел бы наверняка! Как я могла быть такой глупой и скверной! О капитан Норрис, я постоянно думаю об этом. И ужасно себя упрекаю.
"Ну вот, началось!" - подумал я.
- На вашем месте, Милли, я перестал бы об этом беспокоиться.
- Но как я могу?! - Большие карие глаза Милли широко раскрылись.
- С помощью силы воли и самоконтроля, - наставительно сказал я.
Лицо Милли приняло скептическое и слегка неодобрительное выражение...
- Я не могу, не должна относиться к этому легко. Ведь это моя вина.
- Дорогая моя, этим вы не поможете Гэбриэлу попасть в парламент.
- Не-ет.., конечно, не помогут. Но, если пострадает его карьера, я себе никогда не прощу.
Это было так знакомо! Я прошел через все это с Дженнифер. Разница только в том, что сейчас я говорил хладнокровно, не испытывая романтического влечения. Большая разница! Милли Барт мне нравилась, но ее причитания в высшей степени раздражали.
- Ради Бога! - воскликнул я. - Незачем все так преувеличивать и накручивать! Хотя бы ради самого Гэбриэла.
- Но ведь он-то меня и беспокоит!
- Вам не кажется, что у него хватает забот и без ваших слез и сожалений?
- Но если он проиграет...
- Если он проиграет (чего пока еще не произошло) и если вы содействовали такому результату (чего невозможно знать наверняка - может быть, это вообще не соответствует действительности), бедняге, надо думать, хватит того разочарования, и вряд ли стоит дополнять его переживания женскими терзаниями. От этого будет еще хуже.
Милли хоть и пришла в замешательство, но продолжала упрямо повторять свое:
- Я только хочу загладить то, что сделала.
- Скорее всего вы не сможете этого сделать. Разве только вам удастся убедить Гэбриэла в том, что поражение на выборах для него большая удача, так как даст ему свободу для более интересных перспектив.
- О-о! - Милли испугалась. - Я не думаю, что смогу это сделать!
Я тоже так не думал. Это было бы под силу лишь находчивой и неразборчивой в средствах женщине. Да еще Терезе, если бы Гэбриэл ей нравился, она тоже могла бы справиться с этой задачей. Она, по-моему, всегда воспринимала жизнь как непрекращающуюся борьбу.
Для Милли Барт жизнь, безусловно, была чередой романтичных поражений. Но, быть может, Джону Гэбриэлу нравится подбирать трогательные обломки крушения и пытаться их склеить. Мне самому это когда-то нравилось.
- Вы его очень любите, не так ли? - спросил я.
Карие глаза Милли налились слезами.
- О да!.. Да! Он... Я никогда не встречала никого похожего на майора Гэбриэла.
И я тоже. Но меня, разумеется, это не трогало так, как Милли Барт.
- Я бы все для него сделала, капитан Норрис! Правда, все-все бы сделала!
- Если вы его так любите, - это само по себе уже много значит. Оставьте все как есть!
Кто это сказал: "Любите их и оставьте в покое". Какой-нибудь психолог, который давал совет матерям? Мудрость эта применима не только к детям. Однако в состоянии ли мы оставить кого-нибудь в покое? Возможно, лишь наших врагов, да и то с трудом.
Я оторвался от бесплодных размышлений и распорядился, чтобы подали чай.
За чашкой чаю я намеренно повел разговор о кинофильмах, которые смотрел в прошлом году. Милли любила ходить в кино.
Она ввела меня в курс последних киношедевров. Мы славно провели время. Я получил большое удовольствие, и мне было жаль, когда Милли ушла.
С отдаленных избирательных участков стали появляться "боевые отряды". Настроения варьировали от оптимизма до отчаяния. Только Роберт пришел домой бодрый и веселый: в заброшенном карьере он нашел поваленный бук, точно такой, какого жаждала его душа художника. К тому же он вкусно поел в пабе. Деревья и еда - две основные темы разговоров Роберта. Кстати сказать, не худшие!
Глава 22
На следующий день поздно вечером Тереза вошла в мою комнату и, устало отбросив прядь темных волос со лба, сказала:
- Он прошел!
- С каким преимуществом?
- Двести четырнадцать голосов.
Я присвистнул.
- Только-только!
- Да. Карслейк считает, что, не будь всей этой истории с Милли Барт, перевес был бы не меньше тысячи.
- Карслейк не понимает, о чем говорит.
- Невероятный успех левых по всей стране. Почти везде победили лейбористы. Победа консерваторов в Сент-Лу - одна из немногих.
- Гэбриэл был прав, - сказал я. - Ты помнишь, он это предсказывал.
- Да, помню. Поразительное предвидение!
- Ну что же, сегодня маленькая Милли Барт может наконец заснуть спокойно. Все-таки она не испортила все дело. Какое это для нее облегчение!
- Неужели?
- Какая же ты все-таки язва, Тереза! Малышка предана Гэбриэлу.
- Да, это так. Вообще они подходят друг другу. По-моему, он был бы с ней вполне счастлив. Если, конечно, хочет быть счастливым. Есть люди, которые не хотят.
- Я никогда не замечал за Гэбриэлом аскетизма. Его мысли не идут дальше собственного благополучия и того, чтобы урвать от жизни как можно больше. Он сам это мне говорил. Думаю, он так и сделает. Гэбриэл отмечен печатью успеха. Самого большого. Что же касается Милли, то ей, похоже, суждена роль жертвы. Ты, наверное, начнешь уверять меня, что ей это нравится.
- Нет. Конечно нет. Просто, чтобы сказать себе: "Я свалял дурака!" посмеяться над собой и идти дальше, нужно иметь по-настоящему сильный характер. Слабому же надо за что-нибудь ухватиться. Ему нужно видеть свои ошибки не просто как промахи, с которыми необходимо справиться, а как роковую ошибку, трагическую вину. Я не верю в зло. Все беды в мире происходят от людей слабохарактерных, обычно совершающих поступки с благими намерениями и окруженных невероятно романтичным ореолом. Я их боюсь Такие люди опасны. Они словно покинутые командой корабли, дрейфующие во мраке, угрожающие роковым столкновением другим, вполне управляемым судам.
Я не видел Гэбриэла до следующего дня. Когда он пришел, я с трудом узнал его - настолько он был не похож на себя: осунувшийся, почти начисто лишенный присущей ему энергии и живости.
- Послевыборное похмелье? - спросил я.
Гэбриэл застонал.
- Вот именно! Какая тошнотворная штука успех! Где у вас самый хороший херес?
Я сказал, где стоит спиртное, и он налил себе бокал.
- Не думаю, что мистер Уилбрэхем сейчас ликует, - заметил я.
- Пожалуй, - Гэбриэл слабо усмехнулся. - К тому же, по-моему, бедняга Уилбрэхем и себя самого, и политику воспринимает всерьез. Не то чтобы чересчур, но все-таки достаточно серьезно. Жаль, что он такой слабак.
- Надо думать, вы сказали друг другу все, что положено в таких случаях: о честной борьбе, непредвзятости и обо всем прочем.
Гэбриэл снова усмехнулся.
- О да! Мы исполнили весь положенный ритуал. Карслейк проследил за этим. Ну и осел! Свою работу знает превосходно, а ума ни капли!
- За успех вашей карьеры? - Я поднял свой бокал. - Это начало.
- Да, начало, - подтвердил Гэбриэл без всякого энтузиазма.
- Похоже, вас это не очень радует?
- Это, как вы выражаетесь, послевыборное похмелье.
Жизнь всегда становится скучной, после того как свалишь с ног парня. Однако впереди еще предстоит немало сражений. Вот вы увидите, как я буду создавать общественное мнение!
- Лейбористы получили изрядное большинство.
- Я знаю. Это великолепно!
- Ну и ну, Гэбриэл! Странные речи для нашего нового члена парламента от партии тори!
- Наплевать на консерваторов! Главное, у меня теперь есть шанс! Кто в наше время может снова поставить партию на ноги? Уинстон <Имеется в виду Уинстон Черчилль.>, конечно, испытанный, великолепный боец в военное время (особенно в ситуации, когда весь народ выступал против войны), но он слишком стар, чтобы так же энергично справиться с проблемами мирного времени. Мир - сложная штука. Иден <Иден Энтони (1897 - 1977) - английский государственный и политический деятель, консерватор, премьер-министр Великобритании в 1955-1957 годах.> - приятный сладкоречивый английский джентльмен...
Гэбриэл продолжал перечислять хорошо известных деятелей консервативной партии.
- Ни одной конструктивной идеи! Они будут блеять против национализации и ликовать по поводу ошибок социалистов. (А те, конечно, будут их делать! Еще как! Толпа дураков. Старые твердолобые тред-юнионисты <Тред-юнионисты профсоюзные деятели.> и безответственные теоретики из Оксфорда!) Ну а наша сторона будет выполнять обычные парламентские трюки, как старые трогательные собачонки на ярмарке - сначала потявкать, потом стать на задние лапки и покружиться в медленном вальсе.
- А где же место Джона Гэбриэла в этой привлекательной картинке, нарисованной с точки зрения оппозиции?
- Нельзя начинать важное дело, пока к нему тщательно, до малейших деталей не подготовишься. Потом - полный вперед! Я подберу молодых парней, которые обычно "против правительства". Подброшу им идею, а потом начну борьбу за эту идею.
- Какую идею?
Гэбриэл с раздражением посмотрел в мою сторону.
- Вечно вы все понимаете не правильно. Черт побери!
Да какая разница?! Любую идею! Я всегда могу придумать их хоть полдюжины. Существуют только две вещи, которые способны расшевелить людей: во-первых, что-то должно попасть в их карман; во-вторых, идея должна выглядеть многообещающей, доступной для понимания, благородной (хотя и несколько туманной) и она должна придавать человеку хоть какое-то вдохновение. Человеку нравится чувствовать себя благородным животным (так же, как и хорошо оплачиваемым!). Идея не должна быть слишком практичной. Нечто гуманное, но далекое, не касающееся тех, с кем приходится общаться лично. Вы обратили внимание на то, как бойко идет сбор средств в пользу пострадавших от землетрясения где-нибудь в Турции или Армении? Но мало кто хочет принять в свой дом эвакуированного ребенка, верно? Такова человеческая натура.