- Я с большим интересом буду следить за вашей карьерой, - заверил я Гэбриэла.
- Лет через двадцать я растолстею, буду жить припеваючи и, вероятно, прослыву народным благодетелем.
- А потом?
- Что вы имеете в виду? Что значит "а потом"?
- Я просто подумал, что вам станет скучно.
- О, я всегда найду себе какое-нибудь занятие! Просто ради удовольствия.
Меня всегда поражала уверенность, с какой Гэбриэл рисовал свое будущее, и я в конце концов поверил в его прогнозы. К тому же он почти всегда оказывался прав.
Он предвидел, что страна проголосует за лейбористов, был убежден в своей личной победе на выборах, не сомневался, что жизнь его будет идти предсказанным им самим курсом, не отклоняясь ни на йоту.
- Значит, "все к лучшему в этом лучшем из возможных миров" <Изречение, восходящее к философской повести "Кандид, или Оптимизм" (1759) французского писателя и философа-просветителя Вольтера (1694 - 1778).>, - довольно банально заметил я.
Гэбриэл помрачнел и нахмурился.
- У вас удивительная способность - вечно наступать на любимую мозоль, - раздраженно сказал он.
- В чем дело? Что-то не так?
- Ничего.., в общем-то ничего. - Он помолчал. - Случалось вам когда-нибудь загнать занозу в палец? Знаете, как это раздражает? Ничего по-настоящему серьезного... но постоянно напоминает.., покалывает.., мешает...
- Кто же эта заноза? - спросил я. - Милли Барт?
Он с таким удивлением воззрился на меня, что я понял: это не Милли.
- С ней все в порядке, - сказал он. - К счастью, все обошлось, никто не пострадал. Она мне нравится. Надеюсь, повидаю ее как-нибудь в Лондоне. Там хоть нет этих мерзких провинциальных сплетен.
Внезапно густо покраснев, Гэбриэл вытащил из кармана пакет.
- Вы не могли бы посмотреть?.. Как по-вашему? Годится? Это свадебный подарок. Для Изабеллы Чартерно.
Надо, наверное, что-то ей подарить. Когда свадьба? В следующий четверг? Может, это нелепый подарок?
Я с большим интересом развернул пакет. То, что я увидел, явилось для меня полной неожиданностью. Никогда бы не подумал, что Джон Гэбриэл выберет такой свадебный подарок.
Это был молитвенник, искусно украшенный изящными рисунками. Вещь, достойная музея.
- Я толком не знаю, что это такое, - сказал Гэбриэл. - Должно быть, что-то католическое. Ему несколько сотен лет. Я подумал... Конечно, я не знаю... Мне показалось, что ей подходит. Но если вы считаете, что это глупо...
- Это прекрасно! - поспешил я успокоить Гэбриэла. - Любой был бы счастлив иметь такую превосходную вещь.
Это музейная редкость!
- Не уверен, что ей понравится, но, по-моему, здорово подходит. Если вы понимаете, что я имею в виду.
Я кивнул. Да, мне было понятно.
- В конце концов, должен же я что-нибудь подарить!
Нельзя сказать, что девушка мне нравится. Мне она ни к чему. Высокомерная гордячка. Уж она сумеет обуздать его светлость лорда Сент-Лу! Желаю ей счастья с этим напыщенным ничтожеством!
- Руперт - несколько больше, чем напыщенное ничтожество, - возразил я.
- Да, конечно.., в сущности, так... Во всяком случае, мне нужно сохранить с ними обоими хорошие отношения.
Как члена парламента от Сент-Лу меня будут иногда приглашать в замок на обед. Ежегодные приемы в саду и все такое. Думаю, что старой леди Сент-Лу придется теперь переехать в дом, доставшийся ей как вдове по наследству - в эту заплесневелую развалину возле церкви. По-моему, любой, кто поживет там хоть немного, вскоре умрет от ревматизма.
Гэбриэл взял молитвенник и снова завернул его.
- Вы в самом деле думаете, что это стоящая вещь? И что она подойдет?
- Великолепный и очень редкий подарок! - заверил я.
Вошла Тереза, и Гэбриэл поторопился уйти.
- Что это с ним? - спросила она, когда за Гэбриэлом закрылась дверь.
- Думаю, это реакция.
- По-моему, что-то большее, - сказала Тереза.
- Мне все-таки жаль, что он победил на выборах, - сказал я. Поражение отрезвило бы его. А так - через несколько лет он станет совершенно невыносим! Вообще говоря, он неприятный тип, но мне кажется, что он преуспеет в жизни. Как говорится, доберется до самой верхушки дерева.
Я думаю, что именно слово "дерево" побудило Роберта высказать свое мнение. Он вошел вслед за Терезой, но держался так тихо и незаметно, что, когда вдруг заговорил, мы вздрогнули от неожиданности.
- О нет! - решительно произнес Роберт.
Мы оба вопросительно посмотрели на него.
- Гэбриэл не поднимется на верхушку дерева. Я бы сказал, что у него нет ни единого шанса.
Роберт кружил по комнате, сокрушенно вопрошая, кому это нужно постоянно прятать его мастихин <Мастихин (ит.) - пластинка в виде лопатки или ножа, применяемая художниками для удаления масляной краски с полотна, нанесения грунта и т.п.>.
Глава 23
Свадьба лорда Сент-Лу и Изабеллы Чартерно была назначена на четверг.
Я долго не мог уснуть. Ночь выдалась тяжелая: боль не давала покоя. Время близилось к часу ночи, когда я услышал шаги за окном. Я подумал, что у меня разыгралось воображение, но готов был поклясться, что это Изабелл она шла по террасе.
Потом послышался ее голос:
- Хью, можно войти?
Выходящее на террасу французское окно было постоянно открыто. Его закрывали, только когда с моря дул штормовой ветер. Изабелла вошла, и я включил лампу у своей постели. Меня не покидало странное чувство, что все это сон.
Изабелла казалась очень высокой. На ней было длинное пальто из твида и на голове темно-красная шаль. Лицо было серьезное, спокойное и какое-то печальное.
Я не мог понять, что заставило ее появиться здесь в такое время ночи... Или утра? Но почему-то мне стало тревожно.
Все происходившее больше не казалось сном. Напротив, то, что случилось со времени возвращения Руперта Сент-Лу, воспринималось как сон, а теперь настало пробуждение.
Мне вспомнились слова Изабеллы: "Я все еще боюсь проснуться..."
"Именно это и произошло!" - подумал я. Девушка, стоявшая сейчас возле меня, больше не жила как во сне.
Она проснулась.
Вспомнил я также и слова Роберта, - что при крещении Руперта Сент-Лу не было ни одной злой феи. Позже я спросил его, что он хотел этим сказать. "Видишь ли, раз нет ни одной злой феи - значит, нет и сказки!" - ответил Роберт. Может быть, именно отсутствие недостатков и делало Руперта Сент-Лу не вполне настоящим. И тут уж не могли помочь ни его красота, ни ум, ни "правильность".
Все это промелькнуло в моей голове, прежде чем я услышал слова Изабеллы:
- Я пришла проститься.
Не понимая, я глупейшим образом уставился на Изабеллу.
- Проститься?
- Да. Понимаете... Я уезжаю...
- Вы хотите сказать.., уезжаете с Рупертом?
- Нет, с Джоном Гэбриэлом.
В эту минуту я обратил внимание на странную двойственность человеческого сознания. Одна половина моего мозга была поражена словно молнией. То, что сказала Изабелла, было абсолютно невероятным, невозможным... настолько фантастичным, что просто нельзя себе представить.
Но где-то в глубине души я не был удивлен. Как будто внутренний голос насмешливо произнес: "Ну конечно, тебе это было известно!.." Я вспомнил, как, не повернув головы и не видя, Изабелла почувствовала, что Гэбриэл прошел мимо террасы и узнала его шаги... Вспомнил лицо Изабеллы, когда она пришла из нижнего сада в ночь праздника, устроенного в Длинном Амбаре... Как быстро она действовала в случае с Милли Барт. Вспомнил слова Изабеллы: "Руперт должен скоро приехать" - и странную напряженность в голосе. Она была напугана тем, что с ней происходит.
Я смутно понимал темное чувство, которое влекло ее к Гэбриэлу. Этот человек обладал странной привлекательностью для женщин. Тереза давно говорила мне об этом...
Любила ли его Изабелла? Я в этом сомневался. И я не верил, что она может быть счастлива с таким человеком, как Гэбриэл... Человеком, который хотел обладать ею, но не любил.
Со стороны Гэбриэла это было чистейшее безумие.
Конец политической карьеры. Крушение всех амбиций. Я не мог понять, почему он решился на такой безрассудный шаг.
Любил ли он Изабеллу? Думаю, нет. Скорее всего, в какой-то мере даже ненавидел. Она олицетворяла собой все то, что невольно унижало его с первого дня появления в Сент-Лу. Может быть, это и явилось скрытой причиной теперешнего безумного поступка? Месть за свое унижение?
Неужели он готов разрушить свою жизнь, чтобы таким образом уничтожить то, что его унижало? Не месть ли это "простого мальчика из простонародья"?
Я любил Изабеллу. Теперь я твердо знал это. Любил так сильно, что был счастлив ее счастьем. А она была счастлива с Рупертом в своей сбывшейся мечте - о жизни в Сент-Лу. Она только боялась, что все это может оказаться ненастоящим .
А что же настоящее? Джон Гэбриэл? Нет! То, что она собирается сделать, - чистейшее безумие. Ее нужно остановить.., упросить, уговорить!..
Слова готовы были сорваться с моих губ.., но остались несказанными. До сих пор я так и не знаю почему...
Скорее всего потому, что Изабелла - это Изабелла.
Я ничего не сказал.
Изабелла наклонилась и поцеловала меня. Это был поцелуй не ребенка женщины. Прохладные свежие губы прижались к моим губам в ласковом и сильном прикосновении, которого я никогда не забуду. Так мог бы поцеловать цветок.
Она попрощалась и ушла из комнаты - из моей жизни.., туда, где ее ждал Джон Гэбриэл.
Я не пытался ее остановить.
Глава 24
С отъездом Джона Гэбриэла и Изабеллы из Сент-Лу кончается первая часть моей истории. Я хорошо понимаю, насколько это их история, а не моя собственная. После того как они уехали, я помню очень немногое. Все смутно и запутанно.
Политическая сторона нашей жизни в Сент-Лу меня никогда по-настоящему не интересовала. Для меня это был всего лишь театральный задник, на фоне которого действовали главные персонажи драмы. Однако события политической жизни Сент-Лу имели далеко идущие последствия.
Будь у Гэбриэла хоть сколько-нибудь политической сознательности, он, конечно, постыдился бы так подвести своих сторонников. Ибо именно это и произошло. Местное общественное мнение было настолько возбуждено, что Гэбриэла вынудили бы оставить свой только что завоеванный пост, если бы он не сделал этого добровольно. Эта история крайне дискредитировала партию консерваторов.
Человек, верный традициям, с более строгими представлениями о чести, разумеется, сознавал бы тяжесть подобных последствий, но Джона Гэбриэла, как я полагаю, это нисколько не беспокоило. Его интересовала лишь собственная карьера - но и ее он сам разрушил своим безумным поступком. В общем, он был прав, когда говорил, что только женщина может испортить его жизнь. Но он никак не мог предвидеть, кто будет эта женщина.
По своему темпераменту и воспитанию Гэбриэл был не в состоянии понять потрясения, которое испытали люди, подобные леди Трессилиан и миссис Бигэм Чартерно. Леди Трессилиан с детства воспитывалась в представлении, что, баллотируясь в члены парламента, человек выполняет свой долг перед страной. Таковы были убеждения ее отца.
Для Гэбриэл они были непостижимы. Он полагал, что консерваторы, выбрав его, просто дали маху - поставили не на того человека. Это была игра - и они проиграли.
Сложись все нормально, консерваторы были бы в выигрыше. Однако всегда остается вероятность непредвиденного - один случай из ста! На этот раз такой случай произошел в Сент-Лу.
Как ни странно, человеком, высказавшим ту же точку зрения, что и Гэбриэл, была вдовствующая леди Сент-Лу. Она заговорила на эту тему лишь однажды, в гостиной Полнорт-хауса, когда были только мы с Терезой.
- В том, что произошло, есть и наша доля вины, - сказала она, - и мы не можем ее с себя снять. Нам было известно, что собой представляет майор Гэбриэл. Мы предложили в качестве кандидата чужого нам человека, у которого нет ни истинных убеждений, ни традиций, ни элементарной честности. Мы знали, что этот человек - авантюрист, но приняли его, потому что у него были определенные качества, которые нравятся массам, - блестящее военное прошлое и безусловное обаяние. Мы были готовы к тому, чтобы он нас использовал, потому что сами собирались использовать его. И оправдывали себя тем, что нужно идти в ногу со временем. Однако если и есть хоть что-то реальное, хоть какой-то смысл в традициях консерваторов, то партия обязана придерживаться этих традиций. Наши интересы должен представлять человек пусть не блестящий, но искренний. Человек, чьи корни - в этой стране. Человек, готовый взять на себя ответственность за тех, кто от него зависит, не стыдящийся своей принадлежности к высшему классу, - ибо он принимает не только привилегии, но и обязанности этого класса.
Это был голос уходящего regime <Общественного строя (фр.).>. Я не любил его, но уважал. Время рождало новые идеи, новый образ жизни, сметая прочь обломки старины, но леди Сент-Лу как образец всего лучшего, что было в прежней жизни, - стояла нерушимо. Это - ее место, и она не сойдет с него до конца.
Об Изабелле она не говорила вовсе. Сердце леди Сент-Лу было ранено слишком глубоко. По бескомпромиссному убеждению старой леди, Изабелла предала свой собственный класс. Старая педантка могла оправдать Джона Гэбриэла - он низкого происхождения и законов для него не существует. Для Изабеллы оправданий не было: она предала крепость изнутри.
Зато об Изабелле постоянно говорила леди Трессилиан. Она обсуждала случившееся со мной, потому что не могла ни с кем поговорить, а я как инвалид, видимо, не шел в счет. Полная материнского сострадания к моей беспомощности, она считала чуть ли не своим долгом откровенничать со мной, как с сыном.
Эделейд, по словам миссис Трессилиан, была неприступна; Мод сразу же обрывала разговор и уходила с собаками из дома, а большому и доброму сердцу леди Трессилиан в одиночку не снести такую тяжесть. Она не могла поговорить с Терезой, так как чувствовала, что это непорядочно по отношению к своим. Но в разговорах со мной леди Трессилиан не испытывала неловкости. Она знала, что я любил Изабеллу.
Леди Трессилиан любила Изабеллу горячо и нежно, не могла не думать о ней и по-прежнему была ошеломлена и озадачена ее поступком.
- Так не похоже на Изабеллу.., так не похоже! - повторяла леди Трессилиан. - Этот человек, должно быть, околдовал ее. Он очень опасен! Я всегда так думала... Изабелла была такой счастливой... Абсолютно счастливой. Она и Руперт, казалось, были созданы друг для друга... Я не могу понять! Ведь они были счастливы - были! Вы тоже так думаете, не правда ли?
Осторожно подбирая выражения, я подтвердил ее слова, хотя мне очень хотелось добавить, что порой одного только счастья бывает недостаточно. Но леди Трессилиан вряд ли могла бы это понять.
- Мне все кажется, что этот ужасный человек каким-то образом загипнотизировал ее и увлек за собой... Но Эдди говорит: "Нет!" Она говорит: "Изабелла никогда ничего не сделает не по своей воле". Я, право, ничего не понимаю!
Я подумал, что тут леди Сент-Лу, пожалуй, права - Вы полагаете, они поженились? - спросила вдруг леди Трессилиан. - Как по-вашему, где они?
Я в свою очередь спросил, не было ли вестей от Изабеллы.
- Нет. Ничего. Ничего, кроме того письма, которое она оставила. Оно было адресовано Эдди. Изабелла писала, что не надеется на ее прощение и что это, вероятно, будет справедливо. И еще она написала: "Вряд ли стоит говорить, что я сожалею о боли, которую вам причиняю.
Если бы мне действительно было жаль, я бы этого не сделала. Думаю, Руперт поймет, а может быть, и нет. Я всегда буду любить вас, даже если никогда больше не увижу".
Леди Трессилиан подняла на меня глаза, полные слез.
- Бедный мальчик милый Руперт! Мы все так его полюбили!
- Наверное, он тяжело это перенес?
Я не видел Руперта Сент-Лу со дня бегства Изабеллы.
Он уехал из Сент-Лу на следующий день. Я не знаю, где он был и что делал. Неделю спустя он вернулся в Бирму в свою часть.
- Он был так добр к нам, - продолжала леди Трессилиан. - Но Руперт не хотел говорить о случившемся. Никто не хочет об этом говорить. - Она вздохнула и со слезами на глазах покачала головой. - Но я не могу не думать о том, где они и что с ними. Поженились или нет? Где будут жить?
Мысли леди Трессилиан были чисто женскими. Я понял, что в ее мечтах уже начала рисоваться картина семейной жизни Изабеллы: свадьба, дом, дети. Леди Трессилиан легко простила Изабеллу. Она очень любила ее. То, что сделала Изабелла, было ужасно, позорно; она подвела свою семью - но в то же время это так романтично! А леди Трессилиан была в высшей степени романтична.
Как я уже говорил, мои воспоминания о последних двух годах в Сент-Лу довольно смутные. Прошли дополнительные выборы, на которых с большим преимуществом снова победил мистер Уилбрэхем. Я даже не помню, кто был кандидатом от консерваторов. Кажется, какой-то местный джентльмен с безупречной репутацией, но не пользующийся симпатией. Политика без Джона Гэбриэла мне стала не интересна. Я занялся собственным здоровьем, опять оказался в больнице, где мне сделали серию операций, после которых мое состояние если и не стало хуже, то, во всяком случае, заметно не улучшилось. Тереза и Роберт по-прежнему жили в Полнорт-хаусе. Три старые леди переехали из замка в небольшой викторианский дом с прекрасным садом. Замок был сдан в аренду кому-то с севера Англии.
Спустя восемнадцать месяцев Руперт Сент-Лу вернулся в Англию и женился на молодой богатой американке. Тереза писала мне, что у молодых большие планы полной реконструкции замка, которая начнется, как только будут оформлены соответствующие документы. Однако мысль о реконструкции замка Сент-Лу мне претила, непонятно почему.
Где были Гэбриэл и Изабелла и чем был занят Гэбриэл, не знал никто.
В 1947 году в Лондоне у Роберта успешно прошла выставка его корнуоллских картин.
К этому времени хирургия достигла больших успехов.
В разных странах Европы хирурги делали замечательные операции, даже в таком трудном случае, как мой. Одно из немногих положительных явлений, которые приносит война, - это гигантский скачок вперед в области хирургии.
Мой лондонский доктор с большим энтузиазмом говорил о работе одного еврея-хирурга в Словакии. Участвуя в подпольном движении во время войны, этот врач проводил отчаянные эксперименты, стараясь спасти жизнь своих пациентов, и достиг поистине замечательных результатов.
По словам моего лечащего врача, словацкий доктор и в моем случае может решиться на такую операцию, за которую не взялся бы ни один английский хирург.
И вот осенью 1947 года я отправился в Словакию, в Заград, на консультацию к доктору Красвичу.
Нет надобности подробно останавливаться на моей собственной истории. Достаточно сказать, что доктор Красвич, показавшийся мне очень опытным и знающим хирургом, выразил надежду, что операция значительно улучшит мое состояние. Возможно, я поднимусь наконец с постели и даже смогу передвигаться самостоятельно на костылях. Было решено, что я немедленно поступаю в его клинику.
Наши общие с ним надежды оправдались. Через шесть Месяцев я, как он и предсказывал, мог уже передвигаться с помощью костылей. Я не в силах описать, что это означало для меня, какой восхитительной казалась теперь жизнь!
Я остался в Заграде, так как несколько раз в неделю приходил на массаж.
Однажды теплым летним вечером я медленно и с трудом передвигался по главной улице Заграда. В небольшом уличном кафе я сел за столик и заказал пиво. Оглядев занятые столики, я увидел Джона Гэбриэла.
Это был шок. Я уже не думал о нем. Я не мог вообразить, что он находится здесь, в этой стране. Но еще большим шоком было то, как он выглядел.
Гэбриэл опустился. Его лицо, и всегда-то грубоватое, теперь огрубело почти до неузнаваемости, обрюзгло и казалось нездоровым, глаза воспаленные. Я понял, что он слегка пьян.
Он тоже увидел меня, встал и, пошатываясь, подошел к моему столику.
- Ну и ну! Подумать только! - воскликнул он. - Вот уж кого не ожидал увидеть!
С каким удовольствием я двинул бы Джону Гэбриэлу кулаком по физиономии! Но я, разумеется, был далеко не в бойцовской форме и, кроме того, мне хотелось хоть что-нибудь узнать об Изабелле. Я пригласил его сесть за мой столик.
- Спасибо, Норрис. Я сяду. Как поживают Сент-Лу, пряничный замок и старые кошки?
- Я уже давно там не был, знаю только, что замок сдан в аренду и все три леди из него выехали, - ответил я.
- Значит, старой ведьме пришлось проглотить горькую пилюлю! Это здорово!
- Напротив, по-моему, она была рада покинуть замок, - возразил я. Руперт Сент-Лу помолвлен и собирается жениться.
- Собственно говоря, для всех все обернулось к лучшему.
Я сдержался и ничего не сказал.
Знакомая ухмылка искривила рот Гэбриэла.
- Полно, Норрис! Нечего сидеть так, будто кочергу проглотили. Спросите про нее! Ведь вы это хотите знать, верно?
Гэбриэл всегда переносил боевые действия на территорию противника. Мне пришлось признать себя побежденным.
- Как поживает Изабелла? - спросил я.
- С ней все в порядке. Я не поступил с ней, как полагается типичному совратителю, - соблазнил и бросил в канаве.
Мне становилось все труднее сдерживаться, чтобы не ударить Гэбриэла. Он всегда был агрессивен, теперь же, когда заметно опустился, сделался еще грубее и агрессивнее.
- Она здесь? В Заграде? - спросил я.
- Можете навестить. Ей приятно будет повидать старого друга и услышать новости из Сент-Лу.
Будет ли это приятно Изабелле? Уверенности у меня не было. В голосе Гэбриэла мне почудились нотки садизма.
- Вы.., женаты? - немного смущенно спросил я.
- Нет, Норрис, мы не женаты. Можете вернуться в Сент-Лу и доложить об этом старой суке.
(Странно, что мысль о леди Сент-Лу все еще гложет его!) - Вряд ли я стану упоминать об этом, - холодно сказал я.
- Вот как? Изабелла опозорила семью. - Он качнулся на стуле. - Хотел бы я посмотреть на их физиономии в то утро.., когда они обнаружили, что мы уехали вместе.
- Ну и свинья же вы! - воскликнул я, теряя самообладание.
Гэбриэл не обиделся.
- Ну, это как посмотреть! У вас, Норрис, слишком ограниченный взгляд на жизнь.
- Во всяком случае, у меня есть некоторое представление о порядочности.
- Вы чересчур англичанин. Я должен ввести вас в широкий космополитический круг людей, в котором вращаемся мы с Изабеллой.
- Я бы не сказал, что вы хорошо выглядите, - заметил я.
- Это потому, что я очень много пью, - быстро сказал Гэбриэл. - Сейчас я немного навеселе. Но не падайте духом, Норрис. Изабелла не пьет. Не знаю почему.., но она не пьет. Она по-прежнему выглядит как школьница. Вам приятно будет ее увидеть.
- Мне хотелось бы ее повидать, - медленно произнес я, хотя не был уверен в том, что это правда.
Хотел ли я увидеть Изабеллу? Не будет ли это слишком тяжело? Захочет ли она меня видеть? Вероятно, нет. Если бы я знал, что она чувствует...
- Незаконного отродья у нас нет! Думаю, вы рады это слышать, насмешливо сказал Гэбриэл.
Я молча смотрел на него.
- Вы меня ненавидите. Правда, Норрис? - тихо произнес он.
- Полагаю, у меня есть основания.
- Мне так не кажется. В Сент-Лу вы немало развлекались на мой счет. О да! Возможно, интерес к моим делам удержал вас от самоубийства. Вообще говоря, на вашем месте я бы давно покончил с собой. Стоит ли ненавидеть меня только из-за того, что вы помешаны на Изабелле. Да-да! Помешаны! Были помешаны тогда и остались теперь. Потому и сидите тут с любезной миной, а на самом деле испытываете отвращение.
- Мы с Изабеллой были друзьями. Вам это не понять.
- Я не говорю, старина, что вы к ней приставали.
Это, так сказать, не ваше амплуа. Родство душ! Духовный порыв! И все такое. Ну что ж, ей будет приятно повидать старого друга.
- Не знаю, - задумчиво сказал я. - Вы в самом деле считаете, что она хотела бы меня видеть?
Гэбриэл зло посмотрел на меня. Тон его изменился.
- Какого дьявола? С чего бы это она не захотела вас видеть?
- Я вас спрашиваю.
- Я хотел бы, чтобы она с вами увиделась.
Его слова вызвали во мне раздражение.
- В этом вопросе следовало бы руководствоваться ее желанием.
Гэбриэл неожиданно снова расплылся в улыбке.
- Она, конечно, захочет повидаться с вами, старина!
Я просто вас дразнил. Я дам адрес. Приходите в любое время. Она обычно дома.
- Чем вы теперь занимаетесь? - спросил я.
Гэбриэл подмигнул и, прищурившись, склонил голову набок.
- Секретная работа, старина. Крайне секретная! Хотя оплачивается слабовато. Как член парламента я получал бы тысячу фунтов в год. Я же вам говорил, что в случае победы лейбористов буду получать больше. Я часто напоминаю Изабелле, чего я лишился из-за нее.
Как я ненавидел этого язвительного дьявола! Как я хотел... Я хотел многого, однако все это было для меня физически невозможно. Я снова сдержался и взял грязный клочок бумаги с нацарапанным на нем адресом, который Гэбриэл протянул мне через стол.
В ту ночь я долго не мог заснуть. Меня одолевал страх за Изабеллу. Я задавался вопросом, удастся ли мне уговорить ее оставить Гэбриэла. Совершенно очевидно, что все для нее сложилось плохо.
- Лет через двадцать я растолстею, буду жить припеваючи и, вероятно, прослыву народным благодетелем.
- А потом?
- Что вы имеете в виду? Что значит "а потом"?
- Я просто подумал, что вам станет скучно.
- О, я всегда найду себе какое-нибудь занятие! Просто ради удовольствия.
Меня всегда поражала уверенность, с какой Гэбриэл рисовал свое будущее, и я в конце концов поверил в его прогнозы. К тому же он почти всегда оказывался прав.
Он предвидел, что страна проголосует за лейбористов, был убежден в своей личной победе на выборах, не сомневался, что жизнь его будет идти предсказанным им самим курсом, не отклоняясь ни на йоту.
- Значит, "все к лучшему в этом лучшем из возможных миров" <Изречение, восходящее к философской повести "Кандид, или Оптимизм" (1759) французского писателя и философа-просветителя Вольтера (1694 - 1778).>, - довольно банально заметил я.
Гэбриэл помрачнел и нахмурился.
- У вас удивительная способность - вечно наступать на любимую мозоль, - раздраженно сказал он.
- В чем дело? Что-то не так?
- Ничего.., в общем-то ничего. - Он помолчал. - Случалось вам когда-нибудь загнать занозу в палец? Знаете, как это раздражает? Ничего по-настоящему серьезного... но постоянно напоминает.., покалывает.., мешает...
- Кто же эта заноза? - спросил я. - Милли Барт?
Он с таким удивлением воззрился на меня, что я понял: это не Милли.
- С ней все в порядке, - сказал он. - К счастью, все обошлось, никто не пострадал. Она мне нравится. Надеюсь, повидаю ее как-нибудь в Лондоне. Там хоть нет этих мерзких провинциальных сплетен.
Внезапно густо покраснев, Гэбриэл вытащил из кармана пакет.
- Вы не могли бы посмотреть?.. Как по-вашему? Годится? Это свадебный подарок. Для Изабеллы Чартерно.
Надо, наверное, что-то ей подарить. Когда свадьба? В следующий четверг? Может, это нелепый подарок?
Я с большим интересом развернул пакет. То, что я увидел, явилось для меня полной неожиданностью. Никогда бы не подумал, что Джон Гэбриэл выберет такой свадебный подарок.
Это был молитвенник, искусно украшенный изящными рисунками. Вещь, достойная музея.
- Я толком не знаю, что это такое, - сказал Гэбриэл. - Должно быть, что-то католическое. Ему несколько сотен лет. Я подумал... Конечно, я не знаю... Мне показалось, что ей подходит. Но если вы считаете, что это глупо...
- Это прекрасно! - поспешил я успокоить Гэбриэла. - Любой был бы счастлив иметь такую превосходную вещь.
Это музейная редкость!
- Не уверен, что ей понравится, но, по-моему, здорово подходит. Если вы понимаете, что я имею в виду.
Я кивнул. Да, мне было понятно.
- В конце концов, должен же я что-нибудь подарить!
Нельзя сказать, что девушка мне нравится. Мне она ни к чему. Высокомерная гордячка. Уж она сумеет обуздать его светлость лорда Сент-Лу! Желаю ей счастья с этим напыщенным ничтожеством!
- Руперт - несколько больше, чем напыщенное ничтожество, - возразил я.
- Да, конечно.., в сущности, так... Во всяком случае, мне нужно сохранить с ними обоими хорошие отношения.
Как члена парламента от Сент-Лу меня будут иногда приглашать в замок на обед. Ежегодные приемы в саду и все такое. Думаю, что старой леди Сент-Лу придется теперь переехать в дом, доставшийся ей как вдове по наследству - в эту заплесневелую развалину возле церкви. По-моему, любой, кто поживет там хоть немного, вскоре умрет от ревматизма.
Гэбриэл взял молитвенник и снова завернул его.
- Вы в самом деле думаете, что это стоящая вещь? И что она подойдет?
- Великолепный и очень редкий подарок! - заверил я.
Вошла Тереза, и Гэбриэл поторопился уйти.
- Что это с ним? - спросила она, когда за Гэбриэлом закрылась дверь.
- Думаю, это реакция.
- По-моему, что-то большее, - сказала Тереза.
- Мне все-таки жаль, что он победил на выборах, - сказал я. Поражение отрезвило бы его. А так - через несколько лет он станет совершенно невыносим! Вообще говоря, он неприятный тип, но мне кажется, что он преуспеет в жизни. Как говорится, доберется до самой верхушки дерева.
Я думаю, что именно слово "дерево" побудило Роберта высказать свое мнение. Он вошел вслед за Терезой, но держался так тихо и незаметно, что, когда вдруг заговорил, мы вздрогнули от неожиданности.
- О нет! - решительно произнес Роберт.
Мы оба вопросительно посмотрели на него.
- Гэбриэл не поднимется на верхушку дерева. Я бы сказал, что у него нет ни единого шанса.
Роберт кружил по комнате, сокрушенно вопрошая, кому это нужно постоянно прятать его мастихин <Мастихин (ит.) - пластинка в виде лопатки или ножа, применяемая художниками для удаления масляной краски с полотна, нанесения грунта и т.п.>.
Глава 23
Свадьба лорда Сент-Лу и Изабеллы Чартерно была назначена на четверг.
Я долго не мог уснуть. Ночь выдалась тяжелая: боль не давала покоя. Время близилось к часу ночи, когда я услышал шаги за окном. Я подумал, что у меня разыгралось воображение, но готов был поклясться, что это Изабелл она шла по террасе.
Потом послышался ее голос:
- Хью, можно войти?
Выходящее на террасу французское окно было постоянно открыто. Его закрывали, только когда с моря дул штормовой ветер. Изабелла вошла, и я включил лампу у своей постели. Меня не покидало странное чувство, что все это сон.
Изабелла казалась очень высокой. На ней было длинное пальто из твида и на голове темно-красная шаль. Лицо было серьезное, спокойное и какое-то печальное.
Я не мог понять, что заставило ее появиться здесь в такое время ночи... Или утра? Но почему-то мне стало тревожно.
Все происходившее больше не казалось сном. Напротив, то, что случилось со времени возвращения Руперта Сент-Лу, воспринималось как сон, а теперь настало пробуждение.
Мне вспомнились слова Изабеллы: "Я все еще боюсь проснуться..."
"Именно это и произошло!" - подумал я. Девушка, стоявшая сейчас возле меня, больше не жила как во сне.
Она проснулась.
Вспомнил я также и слова Роберта, - что при крещении Руперта Сент-Лу не было ни одной злой феи. Позже я спросил его, что он хотел этим сказать. "Видишь ли, раз нет ни одной злой феи - значит, нет и сказки!" - ответил Роберт. Может быть, именно отсутствие недостатков и делало Руперта Сент-Лу не вполне настоящим. И тут уж не могли помочь ни его красота, ни ум, ни "правильность".
Все это промелькнуло в моей голове, прежде чем я услышал слова Изабеллы:
- Я пришла проститься.
Не понимая, я глупейшим образом уставился на Изабеллу.
- Проститься?
- Да. Понимаете... Я уезжаю...
- Вы хотите сказать.., уезжаете с Рупертом?
- Нет, с Джоном Гэбриэлом.
В эту минуту я обратил внимание на странную двойственность человеческого сознания. Одна половина моего мозга была поражена словно молнией. То, что сказала Изабелла, было абсолютно невероятным, невозможным... настолько фантастичным, что просто нельзя себе представить.
Но где-то в глубине души я не был удивлен. Как будто внутренний голос насмешливо произнес: "Ну конечно, тебе это было известно!.." Я вспомнил, как, не повернув головы и не видя, Изабелла почувствовала, что Гэбриэл прошел мимо террасы и узнала его шаги... Вспомнил лицо Изабеллы, когда она пришла из нижнего сада в ночь праздника, устроенного в Длинном Амбаре... Как быстро она действовала в случае с Милли Барт. Вспомнил слова Изабеллы: "Руперт должен скоро приехать" - и странную напряженность в голосе. Она была напугана тем, что с ней происходит.
Я смутно понимал темное чувство, которое влекло ее к Гэбриэлу. Этот человек обладал странной привлекательностью для женщин. Тереза давно говорила мне об этом...
Любила ли его Изабелла? Я в этом сомневался. И я не верил, что она может быть счастлива с таким человеком, как Гэбриэл... Человеком, который хотел обладать ею, но не любил.
Со стороны Гэбриэла это было чистейшее безумие.
Конец политической карьеры. Крушение всех амбиций. Я не мог понять, почему он решился на такой безрассудный шаг.
Любил ли он Изабеллу? Думаю, нет. Скорее всего, в какой-то мере даже ненавидел. Она олицетворяла собой все то, что невольно унижало его с первого дня появления в Сент-Лу. Может быть, это и явилось скрытой причиной теперешнего безумного поступка? Месть за свое унижение?
Неужели он готов разрушить свою жизнь, чтобы таким образом уничтожить то, что его унижало? Не месть ли это "простого мальчика из простонародья"?
Я любил Изабеллу. Теперь я твердо знал это. Любил так сильно, что был счастлив ее счастьем. А она была счастлива с Рупертом в своей сбывшейся мечте - о жизни в Сент-Лу. Она только боялась, что все это может оказаться ненастоящим .
А что же настоящее? Джон Гэбриэл? Нет! То, что она собирается сделать, - чистейшее безумие. Ее нужно остановить.., упросить, уговорить!..
Слова готовы были сорваться с моих губ.., но остались несказанными. До сих пор я так и не знаю почему...
Скорее всего потому, что Изабелла - это Изабелла.
Я ничего не сказал.
Изабелла наклонилась и поцеловала меня. Это был поцелуй не ребенка женщины. Прохладные свежие губы прижались к моим губам в ласковом и сильном прикосновении, которого я никогда не забуду. Так мог бы поцеловать цветок.
Она попрощалась и ушла из комнаты - из моей жизни.., туда, где ее ждал Джон Гэбриэл.
Я не пытался ее остановить.
Глава 24
С отъездом Джона Гэбриэла и Изабеллы из Сент-Лу кончается первая часть моей истории. Я хорошо понимаю, насколько это их история, а не моя собственная. После того как они уехали, я помню очень немногое. Все смутно и запутанно.
Политическая сторона нашей жизни в Сент-Лу меня никогда по-настоящему не интересовала. Для меня это был всего лишь театральный задник, на фоне которого действовали главные персонажи драмы. Однако события политической жизни Сент-Лу имели далеко идущие последствия.
Будь у Гэбриэла хоть сколько-нибудь политической сознательности, он, конечно, постыдился бы так подвести своих сторонников. Ибо именно это и произошло. Местное общественное мнение было настолько возбуждено, что Гэбриэла вынудили бы оставить свой только что завоеванный пост, если бы он не сделал этого добровольно. Эта история крайне дискредитировала партию консерваторов.
Человек, верный традициям, с более строгими представлениями о чести, разумеется, сознавал бы тяжесть подобных последствий, но Джона Гэбриэла, как я полагаю, это нисколько не беспокоило. Его интересовала лишь собственная карьера - но и ее он сам разрушил своим безумным поступком. В общем, он был прав, когда говорил, что только женщина может испортить его жизнь. Но он никак не мог предвидеть, кто будет эта женщина.
По своему темпераменту и воспитанию Гэбриэл был не в состоянии понять потрясения, которое испытали люди, подобные леди Трессилиан и миссис Бигэм Чартерно. Леди Трессилиан с детства воспитывалась в представлении, что, баллотируясь в члены парламента, человек выполняет свой долг перед страной. Таковы были убеждения ее отца.
Для Гэбриэл они были непостижимы. Он полагал, что консерваторы, выбрав его, просто дали маху - поставили не на того человека. Это была игра - и они проиграли.
Сложись все нормально, консерваторы были бы в выигрыше. Однако всегда остается вероятность непредвиденного - один случай из ста! На этот раз такой случай произошел в Сент-Лу.
Как ни странно, человеком, высказавшим ту же точку зрения, что и Гэбриэл, была вдовствующая леди Сент-Лу. Она заговорила на эту тему лишь однажды, в гостиной Полнорт-хауса, когда были только мы с Терезой.
- В том, что произошло, есть и наша доля вины, - сказала она, - и мы не можем ее с себя снять. Нам было известно, что собой представляет майор Гэбриэл. Мы предложили в качестве кандидата чужого нам человека, у которого нет ни истинных убеждений, ни традиций, ни элементарной честности. Мы знали, что этот человек - авантюрист, но приняли его, потому что у него были определенные качества, которые нравятся массам, - блестящее военное прошлое и безусловное обаяние. Мы были готовы к тому, чтобы он нас использовал, потому что сами собирались использовать его. И оправдывали себя тем, что нужно идти в ногу со временем. Однако если и есть хоть что-то реальное, хоть какой-то смысл в традициях консерваторов, то партия обязана придерживаться этих традиций. Наши интересы должен представлять человек пусть не блестящий, но искренний. Человек, чьи корни - в этой стране. Человек, готовый взять на себя ответственность за тех, кто от него зависит, не стыдящийся своей принадлежности к высшему классу, - ибо он принимает не только привилегии, но и обязанности этого класса.
Это был голос уходящего regime <Общественного строя (фр.).>. Я не любил его, но уважал. Время рождало новые идеи, новый образ жизни, сметая прочь обломки старины, но леди Сент-Лу как образец всего лучшего, что было в прежней жизни, - стояла нерушимо. Это - ее место, и она не сойдет с него до конца.
Об Изабелле она не говорила вовсе. Сердце леди Сент-Лу было ранено слишком глубоко. По бескомпромиссному убеждению старой леди, Изабелла предала свой собственный класс. Старая педантка могла оправдать Джона Гэбриэла - он низкого происхождения и законов для него не существует. Для Изабеллы оправданий не было: она предала крепость изнутри.
Зато об Изабелле постоянно говорила леди Трессилиан. Она обсуждала случившееся со мной, потому что не могла ни с кем поговорить, а я как инвалид, видимо, не шел в счет. Полная материнского сострадания к моей беспомощности, она считала чуть ли не своим долгом откровенничать со мной, как с сыном.
Эделейд, по словам миссис Трессилиан, была неприступна; Мод сразу же обрывала разговор и уходила с собаками из дома, а большому и доброму сердцу леди Трессилиан в одиночку не снести такую тяжесть. Она не могла поговорить с Терезой, так как чувствовала, что это непорядочно по отношению к своим. Но в разговорах со мной леди Трессилиан не испытывала неловкости. Она знала, что я любил Изабеллу.
Леди Трессилиан любила Изабеллу горячо и нежно, не могла не думать о ней и по-прежнему была ошеломлена и озадачена ее поступком.
- Так не похоже на Изабеллу.., так не похоже! - повторяла леди Трессилиан. - Этот человек, должно быть, околдовал ее. Он очень опасен! Я всегда так думала... Изабелла была такой счастливой... Абсолютно счастливой. Она и Руперт, казалось, были созданы друг для друга... Я не могу понять! Ведь они были счастливы - были! Вы тоже так думаете, не правда ли?
Осторожно подбирая выражения, я подтвердил ее слова, хотя мне очень хотелось добавить, что порой одного только счастья бывает недостаточно. Но леди Трессилиан вряд ли могла бы это понять.
- Мне все кажется, что этот ужасный человек каким-то образом загипнотизировал ее и увлек за собой... Но Эдди говорит: "Нет!" Она говорит: "Изабелла никогда ничего не сделает не по своей воле". Я, право, ничего не понимаю!
Я подумал, что тут леди Сент-Лу, пожалуй, права - Вы полагаете, они поженились? - спросила вдруг леди Трессилиан. - Как по-вашему, где они?
Я в свою очередь спросил, не было ли вестей от Изабеллы.
- Нет. Ничего. Ничего, кроме того письма, которое она оставила. Оно было адресовано Эдди. Изабелла писала, что не надеется на ее прощение и что это, вероятно, будет справедливо. И еще она написала: "Вряд ли стоит говорить, что я сожалею о боли, которую вам причиняю.
Если бы мне действительно было жаль, я бы этого не сделала. Думаю, Руперт поймет, а может быть, и нет. Я всегда буду любить вас, даже если никогда больше не увижу".
Леди Трессилиан подняла на меня глаза, полные слез.
- Бедный мальчик милый Руперт! Мы все так его полюбили!
- Наверное, он тяжело это перенес?
Я не видел Руперта Сент-Лу со дня бегства Изабеллы.
Он уехал из Сент-Лу на следующий день. Я не знаю, где он был и что делал. Неделю спустя он вернулся в Бирму в свою часть.
- Он был так добр к нам, - продолжала леди Трессилиан. - Но Руперт не хотел говорить о случившемся. Никто не хочет об этом говорить. - Она вздохнула и со слезами на глазах покачала головой. - Но я не могу не думать о том, где они и что с ними. Поженились или нет? Где будут жить?
Мысли леди Трессилиан были чисто женскими. Я понял, что в ее мечтах уже начала рисоваться картина семейной жизни Изабеллы: свадьба, дом, дети. Леди Трессилиан легко простила Изабеллу. Она очень любила ее. То, что сделала Изабелла, было ужасно, позорно; она подвела свою семью - но в то же время это так романтично! А леди Трессилиан была в высшей степени романтична.
Как я уже говорил, мои воспоминания о последних двух годах в Сент-Лу довольно смутные. Прошли дополнительные выборы, на которых с большим преимуществом снова победил мистер Уилбрэхем. Я даже не помню, кто был кандидатом от консерваторов. Кажется, какой-то местный джентльмен с безупречной репутацией, но не пользующийся симпатией. Политика без Джона Гэбриэла мне стала не интересна. Я занялся собственным здоровьем, опять оказался в больнице, где мне сделали серию операций, после которых мое состояние если и не стало хуже, то, во всяком случае, заметно не улучшилось. Тереза и Роберт по-прежнему жили в Полнорт-хаусе. Три старые леди переехали из замка в небольшой викторианский дом с прекрасным садом. Замок был сдан в аренду кому-то с севера Англии.
Спустя восемнадцать месяцев Руперт Сент-Лу вернулся в Англию и женился на молодой богатой американке. Тереза писала мне, что у молодых большие планы полной реконструкции замка, которая начнется, как только будут оформлены соответствующие документы. Однако мысль о реконструкции замка Сент-Лу мне претила, непонятно почему.
Где были Гэбриэл и Изабелла и чем был занят Гэбриэл, не знал никто.
В 1947 году в Лондоне у Роберта успешно прошла выставка его корнуоллских картин.
К этому времени хирургия достигла больших успехов.
В разных странах Европы хирурги делали замечательные операции, даже в таком трудном случае, как мой. Одно из немногих положительных явлений, которые приносит война, - это гигантский скачок вперед в области хирургии.
Мой лондонский доктор с большим энтузиазмом говорил о работе одного еврея-хирурга в Словакии. Участвуя в подпольном движении во время войны, этот врач проводил отчаянные эксперименты, стараясь спасти жизнь своих пациентов, и достиг поистине замечательных результатов.
По словам моего лечащего врача, словацкий доктор и в моем случае может решиться на такую операцию, за которую не взялся бы ни один английский хирург.
И вот осенью 1947 года я отправился в Словакию, в Заград, на консультацию к доктору Красвичу.
Нет надобности подробно останавливаться на моей собственной истории. Достаточно сказать, что доктор Красвич, показавшийся мне очень опытным и знающим хирургом, выразил надежду, что операция значительно улучшит мое состояние. Возможно, я поднимусь наконец с постели и даже смогу передвигаться самостоятельно на костылях. Было решено, что я немедленно поступаю в его клинику.
Наши общие с ним надежды оправдались. Через шесть Месяцев я, как он и предсказывал, мог уже передвигаться с помощью костылей. Я не в силах описать, что это означало для меня, какой восхитительной казалась теперь жизнь!
Я остался в Заграде, так как несколько раз в неделю приходил на массаж.
Однажды теплым летним вечером я медленно и с трудом передвигался по главной улице Заграда. В небольшом уличном кафе я сел за столик и заказал пиво. Оглядев занятые столики, я увидел Джона Гэбриэла.
Это был шок. Я уже не думал о нем. Я не мог вообразить, что он находится здесь, в этой стране. Но еще большим шоком было то, как он выглядел.
Гэбриэл опустился. Его лицо, и всегда-то грубоватое, теперь огрубело почти до неузнаваемости, обрюзгло и казалось нездоровым, глаза воспаленные. Я понял, что он слегка пьян.
Он тоже увидел меня, встал и, пошатываясь, подошел к моему столику.
- Ну и ну! Подумать только! - воскликнул он. - Вот уж кого не ожидал увидеть!
С каким удовольствием я двинул бы Джону Гэбриэлу кулаком по физиономии! Но я, разумеется, был далеко не в бойцовской форме и, кроме того, мне хотелось хоть что-нибудь узнать об Изабелле. Я пригласил его сесть за мой столик.
- Спасибо, Норрис. Я сяду. Как поживают Сент-Лу, пряничный замок и старые кошки?
- Я уже давно там не был, знаю только, что замок сдан в аренду и все три леди из него выехали, - ответил я.
- Значит, старой ведьме пришлось проглотить горькую пилюлю! Это здорово!
- Напротив, по-моему, она была рада покинуть замок, - возразил я. Руперт Сент-Лу помолвлен и собирается жениться.
- Собственно говоря, для всех все обернулось к лучшему.
Я сдержался и ничего не сказал.
Знакомая ухмылка искривила рот Гэбриэла.
- Полно, Норрис! Нечего сидеть так, будто кочергу проглотили. Спросите про нее! Ведь вы это хотите знать, верно?
Гэбриэл всегда переносил боевые действия на территорию противника. Мне пришлось признать себя побежденным.
- Как поживает Изабелла? - спросил я.
- С ней все в порядке. Я не поступил с ней, как полагается типичному совратителю, - соблазнил и бросил в канаве.
Мне становилось все труднее сдерживаться, чтобы не ударить Гэбриэла. Он всегда был агрессивен, теперь же, когда заметно опустился, сделался еще грубее и агрессивнее.
- Она здесь? В Заграде? - спросил я.
- Можете навестить. Ей приятно будет повидать старого друга и услышать новости из Сент-Лу.
Будет ли это приятно Изабелле? Уверенности у меня не было. В голосе Гэбриэла мне почудились нотки садизма.
- Вы.., женаты? - немного смущенно спросил я.
- Нет, Норрис, мы не женаты. Можете вернуться в Сент-Лу и доложить об этом старой суке.
(Странно, что мысль о леди Сент-Лу все еще гложет его!) - Вряд ли я стану упоминать об этом, - холодно сказал я.
- Вот как? Изабелла опозорила семью. - Он качнулся на стуле. - Хотел бы я посмотреть на их физиономии в то утро.., когда они обнаружили, что мы уехали вместе.
- Ну и свинья же вы! - воскликнул я, теряя самообладание.
Гэбриэл не обиделся.
- Ну, это как посмотреть! У вас, Норрис, слишком ограниченный взгляд на жизнь.
- Во всяком случае, у меня есть некоторое представление о порядочности.
- Вы чересчур англичанин. Я должен ввести вас в широкий космополитический круг людей, в котором вращаемся мы с Изабеллой.
- Я бы не сказал, что вы хорошо выглядите, - заметил я.
- Это потому, что я очень много пью, - быстро сказал Гэбриэл. - Сейчас я немного навеселе. Но не падайте духом, Норрис. Изабелла не пьет. Не знаю почему.., но она не пьет. Она по-прежнему выглядит как школьница. Вам приятно будет ее увидеть.
- Мне хотелось бы ее повидать, - медленно произнес я, хотя не был уверен в том, что это правда.
Хотел ли я увидеть Изабеллу? Не будет ли это слишком тяжело? Захочет ли она меня видеть? Вероятно, нет. Если бы я знал, что она чувствует...
- Незаконного отродья у нас нет! Думаю, вы рады это слышать, насмешливо сказал Гэбриэл.
Я молча смотрел на него.
- Вы меня ненавидите. Правда, Норрис? - тихо произнес он.
- Полагаю, у меня есть основания.
- Мне так не кажется. В Сент-Лу вы немало развлекались на мой счет. О да! Возможно, интерес к моим делам удержал вас от самоубийства. Вообще говоря, на вашем месте я бы давно покончил с собой. Стоит ли ненавидеть меня только из-за того, что вы помешаны на Изабелле. Да-да! Помешаны! Были помешаны тогда и остались теперь. Потому и сидите тут с любезной миной, а на самом деле испытываете отвращение.
- Мы с Изабеллой были друзьями. Вам это не понять.
- Я не говорю, старина, что вы к ней приставали.
Это, так сказать, не ваше амплуа. Родство душ! Духовный порыв! И все такое. Ну что ж, ей будет приятно повидать старого друга.
- Не знаю, - задумчиво сказал я. - Вы в самом деле считаете, что она хотела бы меня видеть?
Гэбриэл зло посмотрел на меня. Тон его изменился.
- Какого дьявола? С чего бы это она не захотела вас видеть?
- Я вас спрашиваю.
- Я хотел бы, чтобы она с вами увиделась.
Его слова вызвали во мне раздражение.
- В этом вопросе следовало бы руководствоваться ее желанием.
Гэбриэл неожиданно снова расплылся в улыбке.
- Она, конечно, захочет повидаться с вами, старина!
Я просто вас дразнил. Я дам адрес. Приходите в любое время. Она обычно дома.
- Чем вы теперь занимаетесь? - спросил я.
Гэбриэл подмигнул и, прищурившись, склонил голову набок.
- Секретная работа, старина. Крайне секретная! Хотя оплачивается слабовато. Как член парламента я получал бы тысячу фунтов в год. Я же вам говорил, что в случае победы лейбористов буду получать больше. Я часто напоминаю Изабелле, чего я лишился из-за нее.
Как я ненавидел этого язвительного дьявола! Как я хотел... Я хотел многого, однако все это было для меня физически невозможно. Я снова сдержался и взял грязный клочок бумаги с нацарапанным на нем адресом, который Гэбриэл протянул мне через стол.
В ту ночь я долго не мог заснуть. Меня одолевал страх за Изабеллу. Я задавался вопросом, удастся ли мне уговорить ее оставить Гэбриэла. Совершенно очевидно, что все для нее сложилось плохо.