Капитан Хейдок тревожно заерзал на стуле. Мэрроудэны были его ближайшими – за исключением Эванса – друзьями, и это внезапное открытие, что миссис Мэрроудэн была героиней одного скандального судебного процесса, совершенно его не радовало.
– Столько лет прошло… – вяло отозвался он.
– Девять, – уточнил неизменно педантичный Эванс. – Девять лет и три месяца. Помнишь, в чем там было дело?
– Так.., смутно.
– Ну как же? Выяснилось, что Энтони принимал мышьяк, и ее оправдали.
– Ну, а что же им оставалось?
– В том-то и дело, что ничего. Единственное решение, которое можно было вынести на основании представленных улик. Все абсолютно правильно.
– Ну и слава Богу, – вздохнул Хейдок. – И нечего поднимать из-за этого шум.
– А кто поднимает?
– Мне показалось, ты.
– Ничего подобного.
– Значит, и говорить не о чем, – заключил капитан. – Если когда-то миссис Мэрроудэн настолько не повезло, что ее обвинили в убийстве, а затем оправдали…
– Обычно оправдательный приговор не считают таким уж невезением, – вставил Эванс.
– Ты прекрасно понимаешь, о чем я, – вспылил капитан Хейдок. – Несчастная женщина прошла через столько испытаний, так что совсем ни к чему ворошить ее прошлое. Согласен?
Эванс молчал.
– Уймись, Эванс. Ты ведь сам только что сказал, что она невиновна.
– Ничего подобного. Я сказал: ее оправдали.
– Да какая разница?
– Иногда очень даже большая.
Капитан Хейдок, принявшийся было выбивать свою трубку о край стула, оставил это занятие и, выпрямив спину, пытливо посмотрел на своего неугомонного друга.
– О-го-го, – протянул он. – Так вот к чему ты клонишь… Ты считаешь, она все-таки сделала это?
– Не берусь утверждать. Я.., не знаю. Энтони долгое время принимал мышьяк. Лекарство ему давала жена. И однажды, по ошибке, он принял слишком большую дозу.
Но вот чья это была ошибка – его или ее, – не мог сказать никто, и присяжные совершенно правильно истолковали сомнение в пользу жены. Все было безупречно, и никаких юридических упущений я тут не вижу. И тем не менее, хотел бы я знать…
Капитан Хейдок снова занялся своей трубкой.
– Оставь, – добродушно проворчал он, – не нашего это ума дело.
– Как сказать…
– Но послушай же…
– Нет, это ты послушай меня. Сегодня вечером, в лаборатории помнишь? Этот Мэрроудэн со своими тестами…
– Ну да. Он заговорил о тесте Марша на мышьяк.
Сказал, что уж ты-то должен об этом знать, что это, мол, по твоей части, – и захихикал. Вряд ли бы он так веселился, если бы мог представить…
Эванс перебил его:
– Иными словами, он не говорил бы так, если б знал. Они женаты уже.., шесть лет, ты так, кажется, говорил? Готов поклясться, бедняга и понятия не имеет, что его жена – та самая миссис Энтони.
– Уж от меня-то он точно этого не узнает, – холодно заметил капитан Хейдок.
Эванс пропустил эту реплику мимо ушей и продолжал:
– Так вот, после теста Марша Мэрроудэн нагрел вещество в пробирке, а выпавший металлический осадок растворил в воде. Потом снова осадил, добавив азотнокислое серебро. Это был тест на хлораты. Такой наглядный простенький опыт. Но я случайно заглянул в ту книгу, что лежала открытой на столе, и знаешь, что там было написано? «Под действием H2SO4 хлораты расщепляются с выделением Cl4О2 При нагревании следует мощный взрыв, с учетом чего смесь следует держать охлажденной и использовать только в небольших количествах».
Хейдок непонимающе уставился на своего друга:
– Ну и что?
– А то. В моей профессии тоже есть свои тесты – на убийство, к примеру. Все то же самое: соединяете факты, взвешиваете их, очищаете – если удастся – от предвзятости и неточности свидетельских показаний. Но есть и еще один тест на убийство… Абсолютно точный. Убийца редко довольствуется одним преступление м. Дайте ему время, дайте окончательно увериться в том, что ему не грозит наказание, – и он совершит следующее.
Вот смотри. У тебя есть обвиняемый. Убил он свою жену или она умерла естественной смертью? Возможно, факты свидетельствуют в пользу последнего. Но загляни в его прошлое! И если выяснится, что у него уже было несколько жен и все они умерли – скажем так – при не совсем обычных обстоятельствах, ты уже знаешь наверняка! То есть юридически, конечно, ничего не доказано. Я говорю только о личной уверенности. Но, зная истину, уже можно смело искать улики.
– Ну и?
– Я как раз подхожу к главному. Все довольно просто, если соответствующее прошлое, в которое можно заглянуть, есть. Ну а если убийца совершил свое первое преступление? В таком случае этот тест ничего не даст. Теперь представь, что убийцу оправдывают и он начинает новую жизнь – под другим именем и фамилией. Ты можешь быть уверен, что он не повторит свой.., мм.., удачный опыт?
– Что за гнусные намеки!
– Ты по-прежнему считаешь, что это не наше дело?
– Да, абсолютно. У тебя нет никаких оснований подозревать миссис Мэрроудэн. Она в высшей степени порядочная женщина.
Бывший инспектор промолчал. Потом медленно произнес:
– Я говорил тебе, что мы покопались в ее прошлом и не нашли ничего в этом смысле примечательного. Это не совсем так. Был эпизод с отчимом. В восемнадцать лет ей понравился какой-то молодой человек – а отчим запретил им встречаться. Однажды он отправился с падчерицей на прогулку к довольно опасному обрыву. И такое, можно сказать, роковое невезение: он слишком близко подошел к краю, который вдруг обвалился. Отчим разбился насмерть.
– Ты же не думаешь…
– Это был несчастный случай. Случайность! В истории с Энтони передозировка тоже была случайностью.
Его жену никогда бы и не заподозрили, не выяснись, что у нее был другой мужчина… Он, кстати, сбежал. Похоже, решение присяжных не слишком его успокоило. Говорю тебе, Хейдок; там, где появляется эта женщина, можно ждать еще одной.., случайности.
Старый капитан пожал плечами.
– С тех пор прошло уже девять лет. Почему же именно теперь должна произойти эта, как ты говоришь, «случайность»?
– Я не сказал «именно теперь». «Рано или поздно», вот я что хотел сказать. Как только появится мотив.
Капитан Хейдок снова пожал плечами.
– Совершенно не представляю, что и каким образом ты собираешься предотвращать.
– Я тоже, – уныло ответил Эванс.
– Я, например, просто выкину все это из головы, – заявил капитан Хейдок. – Чрезмерное любопытство никого еще до добра не доводило.
Подобная точка зрения никак не могла устроить полицейского инспектора, пусть и бывшего. Человек он был терпеливый, но решительный. Покинув своего друга, он не спеша прошелся до деревни, обдумывая по дороге, что бы такое предпринять и при этом не попасть впросак.
Заглянув на почту, чтобы купить марок, он натолкнулся там на предмет своих тревог, а именно на Джорджа Мэрроуджа. Бывший профессор химии был маленьким мечтательного вида человечком с очень деликатными манерами и невероятно рассеянным. Однако инспектора он сразу узнал и, приветливо с ним поздоровавшись, нагнулся за письмами, которые выронил при столкновении. Эванс тоже нагнулся и, будучи более ловким, завладел ими первый и с извинениями вернул профессору.
Передавая их, он машинально взглянул на верхний конверт и увидел адрес известной страховой фирмы. Это еще больше усилило тревогу мистера Эванса.
Реакция его была мгновенной, и простодушный профессор ни за что бы не сумел объяснить потом, «с какой стати он решил прогуляться с бывшим инспектором и – мало того – завел с ним разговор о страховании жизни.
Эванс без труда получил все нужные сведения. Профессор сам сообщил ему, что буквально на днях застраховал свою жизнь в пользу жены и спросил, что думает Эванс относительно данной страховой компании. Можно ли ей доверять.
– Понимаете, я сделал несколько неосторожных вложений, – объяснял он. – Это скверно отразилось на моем доходе. Так что, если со мной что-то случится, жена останется просто в ужасающем положении. Но эта страховка тогда ее выручит.
– А она не возражала? – небрежно осведомился Эванс. – Некоторые женщины, знаете, отказываются наотрез. Считают это дурным знаком, что ли…
– О, Маргарет очень практична, – беспечно улыбаясь, ответил Мэрроудэн. – Никаких нелепых суеверий. Собственно говоря, по-моему, она это и предложила. Ну, чтобы я не переживал так по поводу своих финансов.
Итак, Эванс узнал все, что хотел. Расставшись вскоре после этого со своим собеседником, он погрузился в мрачные размышления, у губ его обозначились жесткие складки. Он прекрасно помнил, что покойный мистер Энтони, за несколько недель до смерти, тоже застраховал свою жизнь в пользу жены.
Чутье никогда не подводило инспектора, и он был совершенно уверен, что опасения его, увы, не напрасны.
Но что же теперь делать? Ему совсем не улыбалось арестовать убийцу с дымящейся на руках кровью – нет, он хотел как раз предотвратить преступление: задача совершенно иного рода и неизмеримо более сложная.
Весь день мысли об этом не давали ему покоя. После обеда «Лига Подснежника»[12] устраивала благотворительный базар в имении местного сквайра, и Эванс отправился туда в надежде рассеяться. Однако ни грошовая лотерея, ни метание кокосовых орехов, ни угадывание веса свиньи так и не смогли отвлечь его от мрачных предчувствий. Он даже готов был выложить полкроны гадалке Заре и, слушая вполуха ее россказни, тихонько улыбался, вспоминая, с каким рвением он когда-то изгонял всевозможных предсказательниц из их шатров и каморок.
Монотонный голос гадалки усыпляюще журчал, почти не задевая его сознания, но вдруг обрывок одной фразы заставил его прислушаться:
– …Очень скоро – совсем уже скоро – вам предстоит решить вопрос жизни или смерти – жизни или смерти одного человека…
– Что? Что такое? – встрепенулся Эванс.
– Решение, вы должны будете принять решение. Вам надо быть очень осторожным – очень, очень осторожным. Если вы допустите ошибку… Самую малейшую ошибку…
– То что?
Гадалка в ужасе прикрыла глаза. Инспектор Эванс прекрасно понимал, что все это глупости, однако столь странное совпадение впечатляло.
– Предупреждаю: никаких ошибок. Ни единой! Если ошибетесь, – она всмотрелась в хрустальный «магический» шар, – смерти не избежать. Я это ясно вижу!
Странно, чертовски странно. Смерть. И как ей такое привиделось!
– Если я ошибусь, кто-то умрет? Так, что ли?
– Да.
– Ну, в таком случае, – сказал Эванс, вставая и протягивая гадалке ее полкроны, – думаю, мне лучше не ошибаться, а?
Несмотря на шутливый тон, губы его, когда он покидал шатер, были решительно сжаты. Никаких ошибок! Куда легче сказать, чем сделать. И от этого зависит самое ценное, что есть на свете, – жизнь, человеческая жизнь.
Вдобавок, он не мог рассчитывать ни на чью помощь.
Он посмотрел на фигуру своего друга Хейдока, видневшуюся в отдалении. Бесполезный номер! «Не суйся не в свое дело» – таков был девиз Хейдока. Здесь это не пойдет.
Хейдок беседовал с какой-то женщиной. Потом они расстались, и женщина направилась в сторону Эванса.
Инспектор узнал миссис Мэрроудэн и, повинуясь импульсу, двинулся ей навстречу.
Миссис Мэрроудэн была на редкость привлекательной женщиной. Высокий чистый лоб, прекрасные карие глаза, спокойное лицо… Ну просто мадонна, сходство это она явно намеренно подчеркивала прической: прямой пробор, гладко зачесанные за уши волосы. И еще у нее был низкий и какой-то сонный голос. Она улыбнулась Эвансу – радостная дружелюбная улыбка.
– Я так и думал, что это вы там стояли, миссис Энтони.., я хотел сказать, миссис Мэрроудэн, – намеренно оговорился инспектор, незаметно наблюдая за выражением ее лица.
Ее глаза чуть расширились, и Эванс услышал короткий судорожный вздох. Однако взгляда она не отвела, глядя на него все так же уверенно и спокойно.
– Я искала мужа, – ровным голосом сказала она. – Вы нигде его не видели?
– Когда я видел его в последний раз, он шел туда, – показал рукой инспектор, и они двинулись в том направлении, легко и непринужденно беседуя.
Инспектор чувствовал, что не в силах справиться с восхищением. Какая женщина! Какое самообладание, какое невероятное спокойствие! Изумительная женщина – и очень опасная. Теперь он был совершенно уверен: крайне, крайне опасная.
Он все еще не знал, как лучше действовать, хотя первыми своими шагами был вполне доволен. Он дал понять, что узнал ее. Теперь она будет настороже. Вряд ли она осмелится предпринять что-нибудь рискованное в ближайшее время. И тем не менее… Если бы Мэрроудэна можно было предупредить…
Профессора они обнаружили на площадке аттракционов, погруженным в задумчивое созерцание китайской фарфоровой куклы, выигранной им в лотерею. Жена предложила ему отправиться домой, и он с радостью согласился.
Миссис Мэрроудэн повернулась к инспектору:
– Не пойдете ли и вы с нами, мистер Эванс? Выпьем по чашечке чаю…
Не было ли легкого вызова в ее голосе? Эванс решил, что был.
– Благодарю вас, миссис Мэрроудэн. С огромным удовольствием.
Они отправились все вместе, болтая о разных милых пустяках. Светило солнце, тихо дул ласковый ветерок, и все вокруг выглядело совершенно мирным и обыденным.
Когда они добрались до очаровательного старомодного коттеджа, миссис Мэрроудэн, извинившись, объяснила, что отпустила горничную на праздник. Зайдя в свою комнату, чтобы снять шляпку, она тут же вернулась и принялась сама накрывать на стол и кипятить воду на маленькой посеребренной горелке. Потом сняла с полки возле камина три маленьких пиалы и блюдца.
– У нас совершенно особый китайский чай, – пояснила она, – и мы всегда пьем его на китайский манер – из пиал.
Заглянув в одну пиалу, она недовольно поморщилась и заменила ее на другую.
– Джордж, ну я же просила… Ты опять ими пользовался!
– Прости, дорогая, – пробормотал профессор извиняющимся тоном. – Но у них очень удобный размер. Те, что я заказал для своих опытов, еще не прибыли.
– В один прекрасный день ты всех нас отравишь, – сказала его жена с легким смешком. – Мэри находит их в лаборатории и ставит сюда на полку, даже не удосужившись вымыть. Да что тут говорить! Недавно ты использовал одну из них для цианистого калия. Нет, Джордж, правда же, это ужасно опасно.
Мэрроудэн, похоже, был немного задет ее нотацией.
– А зачем твоя душечка Мэри таскает вещи из лаборатории? Она вообще не должна там ничего трогать!
– Но ведь мы сами часто оставляем их там с недопитым чаем. Откуда же ей знать? Ну, милый, будь же благоразумен.
Профессор удалился в лабораторию, что-то обиженно бормоча себе под нос, а его жена, улыбнувшись, залила чай кипятком и задула пламя маленькой горелки.
Эванс был озадачен. И однако, отблеск истины уже брезжил перед ним. По какой-то причине миссис Мэрроудэн открыла свои карты. Неужели такой вот и будет «случайность»? Говорила ли она все это лишь затем, чтобы заранее подготовить себе алиби? Чтобы, когда «несчастье» все же произойдет, он был вынужден давать показания в ее пользу? Но это же глупо, потому как…
Внезапно у него перехватило дыхание. Она разлила чай в три чашки. Одну подала ему, другую взяла себе, а третью поставила на маленький столик возле камина, где обычно сидел ее муж. И, когда она ставила эту последнюю чашку, ее губы на миг изогнулись в странной чуть приметной улыбке. Эта улыбка сказала Эвансу все.
Теперь он знал!
Изумительная женщина – страшная женщина. Никаких приготовлений, никаких проволочек. Она сделает это сегодня – сейчас! – и он будет ее свидетелем. От подобной дерзости захватывало дух.
Это было умно – чертовски умно! Он никогда не сможет ничего доказать. Очевидно, ей неизвестно о его подозрениях, ведь она действует не теряя ни секунды. Да, ошеломительная стремительность мысли и поступков.
Он перевел дыхание и наклонился вперед.
– Миссис Мэрроудэн, у меня, знаете ли, бывают иногда причуды… Вы уж простите мне одну из них, хорошо?
Она вопросительно на него взглянула: ничего похожего на подозрительность не промелькнуло в ее карих глазах.
Он поднялся, взял ее чашку и, подойдя к столику у камина, заменил на стоявшую там. А ту поставил перед ней со словами:
– Мне бы хотелось, чтобы вы выпили это.
Их глаза встретились. Взгляд миссис Мэрроудэн был пристальным и каким-то загадочным. Кровь медленно отхлынула от ее лица.
Она неспешно протянула руку и взяла чашку. Эванс затаил дыхание. Неужели все это время он ошибался?
Она поднесла чашку к губам. Потом, вздрогнув, быстро отвела ее и выплеснула в стоявший рядом горшок с папортником. Откинувшись на спинку стула, она вызывающе посмотрела на инспектора.
Тот облегченно перевел дух и наконец расслабился.
– И что же дальше? – спросила женщина, но теперь ее голос звучал по-иному. В нем появилась легкая насмешка и вызов.
– Вы очень умная женщина, миссис Мэрроудэн, – безмятежно проговорил инспектор Эванс. – Думаю, вы меня понимаете. Повторений быть не должно. Вы ведь знаете, о чем я?
– Знаю.
Ее голос был ровным и совершенно бесстрастным.
Эванс, удовлетворенный, кивнул. Она действительно была умной женщиной. И вряд ли желала угодить на виселицу.
– За вас и вашего мужа, долгой вам жизни, – многозначительно произнес он, поднося к губам чашку.
После первого же глотка лицо его страшно исказилось…
Он попытался встать, закричать, но ни тело, ни голос его не слушались. Лицо налилось кровью. Он завалился назад, судорожно цепляясь за кресло…
Миссис Мэрроудэн наклонилась, наблюдая за ним. По ее губам скользнула улыбка. Она заговорила. Очень тихо и мягко:
– Вы сделали ошибку, мистер Эванс. С чего вы взяли, будто я хочу убить Джорджа? Чушь какая! Самая настоящая чушь.
Она посидела еще немного, глядя на мертвого мужчину – третьего, попытавшегося стать у нее на пути и разлучить с тем, кого она так любила…
Она снова улыбнулась, как никогда походя в этот момент на мадонну, затем, чуть повысив голос, позвала:
– Джордж, Джордж! Ну иди же сюда скорее. Боюсь, произошло страшное несчастье. Бедный мистер Эванс…
– Столько лет прошло… – вяло отозвался он.
– Девять, – уточнил неизменно педантичный Эванс. – Девять лет и три месяца. Помнишь, в чем там было дело?
– Так.., смутно.
– Ну как же? Выяснилось, что Энтони принимал мышьяк, и ее оправдали.
– Ну, а что же им оставалось?
– В том-то и дело, что ничего. Единственное решение, которое можно было вынести на основании представленных улик. Все абсолютно правильно.
– Ну и слава Богу, – вздохнул Хейдок. – И нечего поднимать из-за этого шум.
– А кто поднимает?
– Мне показалось, ты.
– Ничего подобного.
– Значит, и говорить не о чем, – заключил капитан. – Если когда-то миссис Мэрроудэн настолько не повезло, что ее обвинили в убийстве, а затем оправдали…
– Обычно оправдательный приговор не считают таким уж невезением, – вставил Эванс.
– Ты прекрасно понимаешь, о чем я, – вспылил капитан Хейдок. – Несчастная женщина прошла через столько испытаний, так что совсем ни к чему ворошить ее прошлое. Согласен?
Эванс молчал.
– Уймись, Эванс. Ты ведь сам только что сказал, что она невиновна.
– Ничего подобного. Я сказал: ее оправдали.
– Да какая разница?
– Иногда очень даже большая.
Капитан Хейдок, принявшийся было выбивать свою трубку о край стула, оставил это занятие и, выпрямив спину, пытливо посмотрел на своего неугомонного друга.
– О-го-го, – протянул он. – Так вот к чему ты клонишь… Ты считаешь, она все-таки сделала это?
– Не берусь утверждать. Я.., не знаю. Энтони долгое время принимал мышьяк. Лекарство ему давала жена. И однажды, по ошибке, он принял слишком большую дозу.
Но вот чья это была ошибка – его или ее, – не мог сказать никто, и присяжные совершенно правильно истолковали сомнение в пользу жены. Все было безупречно, и никаких юридических упущений я тут не вижу. И тем не менее, хотел бы я знать…
Капитан Хейдок снова занялся своей трубкой.
– Оставь, – добродушно проворчал он, – не нашего это ума дело.
– Как сказать…
– Но послушай же…
– Нет, это ты послушай меня. Сегодня вечером, в лаборатории помнишь? Этот Мэрроудэн со своими тестами…
– Ну да. Он заговорил о тесте Марша на мышьяк.
Сказал, что уж ты-то должен об этом знать, что это, мол, по твоей части, – и захихикал. Вряд ли бы он так веселился, если бы мог представить…
Эванс перебил его:
– Иными словами, он не говорил бы так, если б знал. Они женаты уже.., шесть лет, ты так, кажется, говорил? Готов поклясться, бедняга и понятия не имеет, что его жена – та самая миссис Энтони.
– Уж от меня-то он точно этого не узнает, – холодно заметил капитан Хейдок.
Эванс пропустил эту реплику мимо ушей и продолжал:
– Так вот, после теста Марша Мэрроудэн нагрел вещество в пробирке, а выпавший металлический осадок растворил в воде. Потом снова осадил, добавив азотнокислое серебро. Это был тест на хлораты. Такой наглядный простенький опыт. Но я случайно заглянул в ту книгу, что лежала открытой на столе, и знаешь, что там было написано? «Под действием H2SO4 хлораты расщепляются с выделением Cl4О2 При нагревании следует мощный взрыв, с учетом чего смесь следует держать охлажденной и использовать только в небольших количествах».
Хейдок непонимающе уставился на своего друга:
– Ну и что?
– А то. В моей профессии тоже есть свои тесты – на убийство, к примеру. Все то же самое: соединяете факты, взвешиваете их, очищаете – если удастся – от предвзятости и неточности свидетельских показаний. Но есть и еще один тест на убийство… Абсолютно точный. Убийца редко довольствуется одним преступление м. Дайте ему время, дайте окончательно увериться в том, что ему не грозит наказание, – и он совершит следующее.
Вот смотри. У тебя есть обвиняемый. Убил он свою жену или она умерла естественной смертью? Возможно, факты свидетельствуют в пользу последнего. Но загляни в его прошлое! И если выяснится, что у него уже было несколько жен и все они умерли – скажем так – при не совсем обычных обстоятельствах, ты уже знаешь наверняка! То есть юридически, конечно, ничего не доказано. Я говорю только о личной уверенности. Но, зная истину, уже можно смело искать улики.
– Ну и?
– Я как раз подхожу к главному. Все довольно просто, если соответствующее прошлое, в которое можно заглянуть, есть. Ну а если убийца совершил свое первое преступление? В таком случае этот тест ничего не даст. Теперь представь, что убийцу оправдывают и он начинает новую жизнь – под другим именем и фамилией. Ты можешь быть уверен, что он не повторит свой.., мм.., удачный опыт?
– Что за гнусные намеки!
– Ты по-прежнему считаешь, что это не наше дело?
– Да, абсолютно. У тебя нет никаких оснований подозревать миссис Мэрроудэн. Она в высшей степени порядочная женщина.
Бывший инспектор промолчал. Потом медленно произнес:
– Я говорил тебе, что мы покопались в ее прошлом и не нашли ничего в этом смысле примечательного. Это не совсем так. Был эпизод с отчимом. В восемнадцать лет ей понравился какой-то молодой человек – а отчим запретил им встречаться. Однажды он отправился с падчерицей на прогулку к довольно опасному обрыву. И такое, можно сказать, роковое невезение: он слишком близко подошел к краю, который вдруг обвалился. Отчим разбился насмерть.
– Ты же не думаешь…
– Это был несчастный случай. Случайность! В истории с Энтони передозировка тоже была случайностью.
Его жену никогда бы и не заподозрили, не выяснись, что у нее был другой мужчина… Он, кстати, сбежал. Похоже, решение присяжных не слишком его успокоило. Говорю тебе, Хейдок; там, где появляется эта женщина, можно ждать еще одной.., случайности.
Старый капитан пожал плечами.
– С тех пор прошло уже девять лет. Почему же именно теперь должна произойти эта, как ты говоришь, «случайность»?
– Я не сказал «именно теперь». «Рано или поздно», вот я что хотел сказать. Как только появится мотив.
Капитан Хейдок снова пожал плечами.
– Совершенно не представляю, что и каким образом ты собираешься предотвращать.
– Я тоже, – уныло ответил Эванс.
– Я, например, просто выкину все это из головы, – заявил капитан Хейдок. – Чрезмерное любопытство никого еще до добра не доводило.
Подобная точка зрения никак не могла устроить полицейского инспектора, пусть и бывшего. Человек он был терпеливый, но решительный. Покинув своего друга, он не спеша прошелся до деревни, обдумывая по дороге, что бы такое предпринять и при этом не попасть впросак.
Заглянув на почту, чтобы купить марок, он натолкнулся там на предмет своих тревог, а именно на Джорджа Мэрроуджа. Бывший профессор химии был маленьким мечтательного вида человечком с очень деликатными манерами и невероятно рассеянным. Однако инспектора он сразу узнал и, приветливо с ним поздоровавшись, нагнулся за письмами, которые выронил при столкновении. Эванс тоже нагнулся и, будучи более ловким, завладел ими первый и с извинениями вернул профессору.
Передавая их, он машинально взглянул на верхний конверт и увидел адрес известной страховой фирмы. Это еще больше усилило тревогу мистера Эванса.
Реакция его была мгновенной, и простодушный профессор ни за что бы не сумел объяснить потом, «с какой стати он решил прогуляться с бывшим инспектором и – мало того – завел с ним разговор о страховании жизни.
Эванс без труда получил все нужные сведения. Профессор сам сообщил ему, что буквально на днях застраховал свою жизнь в пользу жены и спросил, что думает Эванс относительно данной страховой компании. Можно ли ей доверять.
– Понимаете, я сделал несколько неосторожных вложений, – объяснял он. – Это скверно отразилось на моем доходе. Так что, если со мной что-то случится, жена останется просто в ужасающем положении. Но эта страховка тогда ее выручит.
– А она не возражала? – небрежно осведомился Эванс. – Некоторые женщины, знаете, отказываются наотрез. Считают это дурным знаком, что ли…
– О, Маргарет очень практична, – беспечно улыбаясь, ответил Мэрроудэн. – Никаких нелепых суеверий. Собственно говоря, по-моему, она это и предложила. Ну, чтобы я не переживал так по поводу своих финансов.
Итак, Эванс узнал все, что хотел. Расставшись вскоре после этого со своим собеседником, он погрузился в мрачные размышления, у губ его обозначились жесткие складки. Он прекрасно помнил, что покойный мистер Энтони, за несколько недель до смерти, тоже застраховал свою жизнь в пользу жены.
Чутье никогда не подводило инспектора, и он был совершенно уверен, что опасения его, увы, не напрасны.
Но что же теперь делать? Ему совсем не улыбалось арестовать убийцу с дымящейся на руках кровью – нет, он хотел как раз предотвратить преступление: задача совершенно иного рода и неизмеримо более сложная.
Весь день мысли об этом не давали ему покоя. После обеда «Лига Подснежника»[12] устраивала благотворительный базар в имении местного сквайра, и Эванс отправился туда в надежде рассеяться. Однако ни грошовая лотерея, ни метание кокосовых орехов, ни угадывание веса свиньи так и не смогли отвлечь его от мрачных предчувствий. Он даже готов был выложить полкроны гадалке Заре и, слушая вполуха ее россказни, тихонько улыбался, вспоминая, с каким рвением он когда-то изгонял всевозможных предсказательниц из их шатров и каморок.
Монотонный голос гадалки усыпляюще журчал, почти не задевая его сознания, но вдруг обрывок одной фразы заставил его прислушаться:
– …Очень скоро – совсем уже скоро – вам предстоит решить вопрос жизни или смерти – жизни или смерти одного человека…
– Что? Что такое? – встрепенулся Эванс.
– Решение, вы должны будете принять решение. Вам надо быть очень осторожным – очень, очень осторожным. Если вы допустите ошибку… Самую малейшую ошибку…
– То что?
Гадалка в ужасе прикрыла глаза. Инспектор Эванс прекрасно понимал, что все это глупости, однако столь странное совпадение впечатляло.
– Предупреждаю: никаких ошибок. Ни единой! Если ошибетесь, – она всмотрелась в хрустальный «магический» шар, – смерти не избежать. Я это ясно вижу!
Странно, чертовски странно. Смерть. И как ей такое привиделось!
– Если я ошибусь, кто-то умрет? Так, что ли?
– Да.
– Ну, в таком случае, – сказал Эванс, вставая и протягивая гадалке ее полкроны, – думаю, мне лучше не ошибаться, а?
Несмотря на шутливый тон, губы его, когда он покидал шатер, были решительно сжаты. Никаких ошибок! Куда легче сказать, чем сделать. И от этого зависит самое ценное, что есть на свете, – жизнь, человеческая жизнь.
Вдобавок, он не мог рассчитывать ни на чью помощь.
Он посмотрел на фигуру своего друга Хейдока, видневшуюся в отдалении. Бесполезный номер! «Не суйся не в свое дело» – таков был девиз Хейдока. Здесь это не пойдет.
Хейдок беседовал с какой-то женщиной. Потом они расстались, и женщина направилась в сторону Эванса.
Инспектор узнал миссис Мэрроудэн и, повинуясь импульсу, двинулся ей навстречу.
Миссис Мэрроудэн была на редкость привлекательной женщиной. Высокий чистый лоб, прекрасные карие глаза, спокойное лицо… Ну просто мадонна, сходство это она явно намеренно подчеркивала прической: прямой пробор, гладко зачесанные за уши волосы. И еще у нее был низкий и какой-то сонный голос. Она улыбнулась Эвансу – радостная дружелюбная улыбка.
– Я так и думал, что это вы там стояли, миссис Энтони.., я хотел сказать, миссис Мэрроудэн, – намеренно оговорился инспектор, незаметно наблюдая за выражением ее лица.
Ее глаза чуть расширились, и Эванс услышал короткий судорожный вздох. Однако взгляда она не отвела, глядя на него все так же уверенно и спокойно.
– Я искала мужа, – ровным голосом сказала она. – Вы нигде его не видели?
– Когда я видел его в последний раз, он шел туда, – показал рукой инспектор, и они двинулись в том направлении, легко и непринужденно беседуя.
Инспектор чувствовал, что не в силах справиться с восхищением. Какая женщина! Какое самообладание, какое невероятное спокойствие! Изумительная женщина – и очень опасная. Теперь он был совершенно уверен: крайне, крайне опасная.
Он все еще не знал, как лучше действовать, хотя первыми своими шагами был вполне доволен. Он дал понять, что узнал ее. Теперь она будет настороже. Вряд ли она осмелится предпринять что-нибудь рискованное в ближайшее время. И тем не менее… Если бы Мэрроудэна можно было предупредить…
Профессора они обнаружили на площадке аттракционов, погруженным в задумчивое созерцание китайской фарфоровой куклы, выигранной им в лотерею. Жена предложила ему отправиться домой, и он с радостью согласился.
Миссис Мэрроудэн повернулась к инспектору:
– Не пойдете ли и вы с нами, мистер Эванс? Выпьем по чашечке чаю…
Не было ли легкого вызова в ее голосе? Эванс решил, что был.
– Благодарю вас, миссис Мэрроудэн. С огромным удовольствием.
Они отправились все вместе, болтая о разных милых пустяках. Светило солнце, тихо дул ласковый ветерок, и все вокруг выглядело совершенно мирным и обыденным.
Когда они добрались до очаровательного старомодного коттеджа, миссис Мэрроудэн, извинившись, объяснила, что отпустила горничную на праздник. Зайдя в свою комнату, чтобы снять шляпку, она тут же вернулась и принялась сама накрывать на стол и кипятить воду на маленькой посеребренной горелке. Потом сняла с полки возле камина три маленьких пиалы и блюдца.
– У нас совершенно особый китайский чай, – пояснила она, – и мы всегда пьем его на китайский манер – из пиал.
Заглянув в одну пиалу, она недовольно поморщилась и заменила ее на другую.
– Джордж, ну я же просила… Ты опять ими пользовался!
– Прости, дорогая, – пробормотал профессор извиняющимся тоном. – Но у них очень удобный размер. Те, что я заказал для своих опытов, еще не прибыли.
– В один прекрасный день ты всех нас отравишь, – сказала его жена с легким смешком. – Мэри находит их в лаборатории и ставит сюда на полку, даже не удосужившись вымыть. Да что тут говорить! Недавно ты использовал одну из них для цианистого калия. Нет, Джордж, правда же, это ужасно опасно.
Мэрроудэн, похоже, был немного задет ее нотацией.
– А зачем твоя душечка Мэри таскает вещи из лаборатории? Она вообще не должна там ничего трогать!
– Но ведь мы сами часто оставляем их там с недопитым чаем. Откуда же ей знать? Ну, милый, будь же благоразумен.
Профессор удалился в лабораторию, что-то обиженно бормоча себе под нос, а его жена, улыбнувшись, залила чай кипятком и задула пламя маленькой горелки.
Эванс был озадачен. И однако, отблеск истины уже брезжил перед ним. По какой-то причине миссис Мэрроудэн открыла свои карты. Неужели такой вот и будет «случайность»? Говорила ли она все это лишь затем, чтобы заранее подготовить себе алиби? Чтобы, когда «несчастье» все же произойдет, он был вынужден давать показания в ее пользу? Но это же глупо, потому как…
Внезапно у него перехватило дыхание. Она разлила чай в три чашки. Одну подала ему, другую взяла себе, а третью поставила на маленький столик возле камина, где обычно сидел ее муж. И, когда она ставила эту последнюю чашку, ее губы на миг изогнулись в странной чуть приметной улыбке. Эта улыбка сказала Эвансу все.
Теперь он знал!
Изумительная женщина – страшная женщина. Никаких приготовлений, никаких проволочек. Она сделает это сегодня – сейчас! – и он будет ее свидетелем. От подобной дерзости захватывало дух.
Это было умно – чертовски умно! Он никогда не сможет ничего доказать. Очевидно, ей неизвестно о его подозрениях, ведь она действует не теряя ни секунды. Да, ошеломительная стремительность мысли и поступков.
Он перевел дыхание и наклонился вперед.
– Миссис Мэрроудэн, у меня, знаете ли, бывают иногда причуды… Вы уж простите мне одну из них, хорошо?
Она вопросительно на него взглянула: ничего похожего на подозрительность не промелькнуло в ее карих глазах.
Он поднялся, взял ее чашку и, подойдя к столику у камина, заменил на стоявшую там. А ту поставил перед ней со словами:
– Мне бы хотелось, чтобы вы выпили это.
Их глаза встретились. Взгляд миссис Мэрроудэн был пристальным и каким-то загадочным. Кровь медленно отхлынула от ее лица.
Она неспешно протянула руку и взяла чашку. Эванс затаил дыхание. Неужели все это время он ошибался?
Она поднесла чашку к губам. Потом, вздрогнув, быстро отвела ее и выплеснула в стоявший рядом горшок с папортником. Откинувшись на спинку стула, она вызывающе посмотрела на инспектора.
Тот облегченно перевел дух и наконец расслабился.
– И что же дальше? – спросила женщина, но теперь ее голос звучал по-иному. В нем появилась легкая насмешка и вызов.
– Вы очень умная женщина, миссис Мэрроудэн, – безмятежно проговорил инспектор Эванс. – Думаю, вы меня понимаете. Повторений быть не должно. Вы ведь знаете, о чем я?
– Знаю.
Ее голос был ровным и совершенно бесстрастным.
Эванс, удовлетворенный, кивнул. Она действительно была умной женщиной. И вряд ли желала угодить на виселицу.
– За вас и вашего мужа, долгой вам жизни, – многозначительно произнес он, поднося к губам чашку.
После первого же глотка лицо его страшно исказилось…
Он попытался встать, закричать, но ни тело, ни голос его не слушались. Лицо налилось кровью. Он завалился назад, судорожно цепляясь за кресло…
Миссис Мэрроудэн наклонилась, наблюдая за ним. По ее губам скользнула улыбка. Она заговорила. Очень тихо и мягко:
– Вы сделали ошибку, мистер Эванс. С чего вы взяли, будто я хочу убить Джорджа? Чушь какая! Самая настоящая чушь.
Она посидела еще немного, глядя на мертвого мужчину – третьего, попытавшегося стать у нее на пути и разлучить с тем, кого она так любила…
Она снова улыбнулась, как никогда походя в этот момент на мадонну, затем, чуть повысив голос, позвала:
– Джордж, Джордж! Ну иди же сюда скорее. Боюсь, произошло страшное несчастье. Бедный мистер Эванс…
Джейн ищет работу
Джейн Кливленд шуршала страницами «Дейли лидер» и вздыхала. Эти тяжкие вздохи, казалось, исходили из самой глубины ее души. Она с отвращением взглянула на столешницу, отделанную под Мрамор, на яйцо-пашот на гренке и маленькую чашечку чаю. И не потому, что ей еще хотелось есть. Напротив, Джейн была очень голодна, как это нередко с ней случалось. Сейчас она с удовольствием бы съела огромный, хорошо прожаренный бифштекс с хрустящим картофелем – или со стручковой фасолью. И запила бы эту вкуснотищу чем-нибудь более крепким, нежели чай.
Но Джейн, чьи финансы находились в плачевном состоянии, не могла выбирать. Поэтому радовалась тому, что могла заказать себе хотя бы яйцо-пашот и чашку чаю.
Едва ли она сможет позволить себе это и завтра. Разве только…
Она опять принялась читать колонку объявлений.
У Джейн попросту не было работы, и положение становилось все более угрожающим. Даже чопорная леди, которая содержала эти обшарпанные меблированные комнаты, стала посматривать на нее искоса.
«А ведь я, – сказала себе Джейн, негодующе вскинув голову, что вошло у нее в привычку, – ведь я – умная, красивая и хорошо образованная. Ну что им еще нужно?»
Но в «Дейли лидер» было черным по белому написано:
«им», нанимателям, требовались стенографистки-машинистки с большим опытом, менеджеры для деловых предприятий – при наличии небольшого капитала, дамам сулили всяческие выгоды, если они займутся разведением кур и гусей (опять же здесь требовался небольшой капитал), ну и многочисленные повара, служанки и горничные, в особенности – горничные.
– Я уже согласна на горничную, – пробормотала Джейн. – Но и в горничные меня никто не возьмет без опыта работы. Итак, «старательная молодая девушка ищет работу», но с такой характеристикой мне уж точно никто ничего мало-мальски приемлемого не предложит.
Она опять вздохнула, держа газетный лист перед собой, и с завидным молодым аппетитом принялась за еду.
Проглотив последний кусок, Джейн перевернула лист и, пока пила свой чай, изучила колонку «Завещания и объявления о пропавших родственниках». Это всегда было ее последней надеждой. Вот если бы у нее появились тысячи две фунтов, то все было бы очень даже замечательно.
У Джейн в запасе было семь вариантов, которые принесли бы ей никак не меньше трех тысяч в год, но нужен был исходный капитал. Губы Джейн скривились легкой усмешкой. «Если бы у меня были эти две тысячи фунтов, – прошептала она, – уж я сумела бы ими распорядиться».
Она опытным взглядом просмотрела остальные колонки. Одна дама запрашивала просто сногсшибательную цену за платье, которое только и можно было, что выбросить.
«Гардероб дамы можно осмотреть в ее собственном доме».
Были господа, которые скупали самые невероятные вещи, в основном.., зубы! Титулованные леди, которые собираясь за границу, распродавали свои меха – по фантастическим ценам. Нуждающийся священник, оставшаяся без средств к существованию вдова, инвалид-офицер – всем требовались деньги – от 50 до 2000 фунтов. Но внезапно Джейн остановилась. Она поставила чашку и перечитала объявление во второй раз.
«Конечно же тут наверняка есть какой-то подвох, – подумала она. – В такого рода вещах всегда содержится подвох. Мне надо быть осторожной. Но все-таки…»
Объявление, которое столь заинтриговало Джейн, было следующим:
«Если вы – молодая леди 25—30 лет, с темно-синими глазами, очень светлыми волосами, черными ресницами и бровями, если у вас прямой нос, стройная фигура, при росте 5 футов 7 дюймов, если вы хорошо умеете подражать голосам других людей и знаете французский, ждем вас в доме №7 по Эндерслейт-стрит между пятью и шестью часами пополудни; вы услышите нечто такое, что будет вам интересно».
«Простодушная Гвендолен, или почему девушки не правильно поступают, – прошептала Джейн. – Мне нужно быть очень осторожной. Однако как много требований, чересчур много для темного дельца… Интересно почему… Посмотрим внимательно».
И она перечитала объявление.
«От 25 до 30…» – мне 26. Глаза темно-синие, все правильно. Волосы очень светлые, темные ресницы и брови – с этим все в порядке. Прямой нос? Ка-а-жется, довольно-таки прямой. Без горбинки и не вздернутый. У меня стройная фигура – стройная по нынешним меркам. Вот рост у меня всего только 5 футов 6 дюймов, но я могу надеть туфли на высоких каблуках. Я хорошо умею подражать голосам других людей, кроме того, я говорю по-французски, как француженка. Я абсолютно подхожу – это факт. Они все задрожат от восторга, когда я внезапно предстану перед ними. Джейн Кливленд приходит и побеждает».
Джейн решительно вырезала объявление и положила его в сумочку. Потом она попросила счет – более жизнерадостным тоном, чем обычно.
Без десяти пять Джейн провела разведку на местности.
Эндерслей-стрит оказалась маленькой уличкой, зажатой между двумя оживленными магистралями, неподалеку от Оксфордского цирка. Довольно унылой, но приличной.
Дом № 7 ничем не отличается от соседних домов. В таких зданиях обычно располагаются небольшие конторы.
Но, взглянув на вход в него, Джейн поняла, что она не единственная девушка с темно-синими глазами, очень светлыми волосами, прямым носом и стройной фигурой. Оказалось, что в Лондоне очень много таких девушек, и сорок или пятьдесят из них уже толпились у крыльца.
– А! Конкурентки, – сказала Джейн. – Нужно скорее встать в очередь.
Так она и поступила. Не прошло и минуты, как из-за угла появились еще блондинки. Потом подошли другие.
Джейн развлекалась тем, что разглядывала своих соперниц.
И у каждой ухитрялась отыскать какой-нибудь изъян – светлые ресницы вместо темных, глаза – больше серые, чем синие, белокурые волосы – явно не натуральные. Носы были разнообразнейших форм, а фигуры.., только безграничное милосердие позволило бы назвать их стройными.
Настроение Джейн поднялось.
«Я уж точно подхожу не меньше остальных, – решила она про себя. – Но для чего? Что же они там такое затевают? Может, набирают хор из подобных красоток».
Очередь медленно, но неуклонно двигалась вперед. И теперь уже другой поток девушек стал выходить из дома.
Некоторые – с гневно вскинутой головой, другие – с натянутой улыбкой.
«Отказали, – догадывалась Джейн, втайне радуясь. – Надеюсь, они не завершат набор до того, как я попаду внутрь».
А очередь все продолжала двигаться. Претендентки бросали озабоченные взгляды в крошечные зеркала и яростно пудрили носы. Губная помада также была у всех наготове.
«Мне бы совсем не помешала сейчас более модная шляпка», – грустно подумала Джейн.
Наконец наступила ее очередь. Войдя внутрь, она увидела справа стеклянную дверь, на которой было написано:
«Господа Катбертсоны». Именно через эту дверь девушки и входили одна за другой. Наступил черед Джейн. Она набрала побольше воздуха в легкие и вошла.
Внутри находилось нечто вроде конторы, где оказалось несколько клерков. В конце помещения была еще одна стеклянная дверь. Джейн направили к ней, и она очутилась в небольшой комнате. Там стоял массивный письменный стол, и за ним сидел мужчина средних лет с очень острым взглядом и густыми усами, подстриженными на иностранный манер. Он взглянул на Джейн, затем указал ей на дверь налево.
Но Джейн, чьи финансы находились в плачевном состоянии, не могла выбирать. Поэтому радовалась тому, что могла заказать себе хотя бы яйцо-пашот и чашку чаю.
Едва ли она сможет позволить себе это и завтра. Разве только…
Она опять принялась читать колонку объявлений.
У Джейн попросту не было работы, и положение становилось все более угрожающим. Даже чопорная леди, которая содержала эти обшарпанные меблированные комнаты, стала посматривать на нее искоса.
«А ведь я, – сказала себе Джейн, негодующе вскинув голову, что вошло у нее в привычку, – ведь я – умная, красивая и хорошо образованная. Ну что им еще нужно?»
Но в «Дейли лидер» было черным по белому написано:
«им», нанимателям, требовались стенографистки-машинистки с большим опытом, менеджеры для деловых предприятий – при наличии небольшого капитала, дамам сулили всяческие выгоды, если они займутся разведением кур и гусей (опять же здесь требовался небольшой капитал), ну и многочисленные повара, служанки и горничные, в особенности – горничные.
– Я уже согласна на горничную, – пробормотала Джейн. – Но и в горничные меня никто не возьмет без опыта работы. Итак, «старательная молодая девушка ищет работу», но с такой характеристикой мне уж точно никто ничего мало-мальски приемлемого не предложит.
Она опять вздохнула, держа газетный лист перед собой, и с завидным молодым аппетитом принялась за еду.
Проглотив последний кусок, Джейн перевернула лист и, пока пила свой чай, изучила колонку «Завещания и объявления о пропавших родственниках». Это всегда было ее последней надеждой. Вот если бы у нее появились тысячи две фунтов, то все было бы очень даже замечательно.
У Джейн в запасе было семь вариантов, которые принесли бы ей никак не меньше трех тысяч в год, но нужен был исходный капитал. Губы Джейн скривились легкой усмешкой. «Если бы у меня были эти две тысячи фунтов, – прошептала она, – уж я сумела бы ими распорядиться».
Она опытным взглядом просмотрела остальные колонки. Одна дама запрашивала просто сногсшибательную цену за платье, которое только и можно было, что выбросить.
«Гардероб дамы можно осмотреть в ее собственном доме».
Были господа, которые скупали самые невероятные вещи, в основном.., зубы! Титулованные леди, которые собираясь за границу, распродавали свои меха – по фантастическим ценам. Нуждающийся священник, оставшаяся без средств к существованию вдова, инвалид-офицер – всем требовались деньги – от 50 до 2000 фунтов. Но внезапно Джейн остановилась. Она поставила чашку и перечитала объявление во второй раз.
«Конечно же тут наверняка есть какой-то подвох, – подумала она. – В такого рода вещах всегда содержится подвох. Мне надо быть осторожной. Но все-таки…»
Объявление, которое столь заинтриговало Джейн, было следующим:
«Если вы – молодая леди 25—30 лет, с темно-синими глазами, очень светлыми волосами, черными ресницами и бровями, если у вас прямой нос, стройная фигура, при росте 5 футов 7 дюймов, если вы хорошо умеете подражать голосам других людей и знаете французский, ждем вас в доме №7 по Эндерслейт-стрит между пятью и шестью часами пополудни; вы услышите нечто такое, что будет вам интересно».
«Простодушная Гвендолен, или почему девушки не правильно поступают, – прошептала Джейн. – Мне нужно быть очень осторожной. Однако как много требований, чересчур много для темного дельца… Интересно почему… Посмотрим внимательно».
И она перечитала объявление.
«От 25 до 30…» – мне 26. Глаза темно-синие, все правильно. Волосы очень светлые, темные ресницы и брови – с этим все в порядке. Прямой нос? Ка-а-жется, довольно-таки прямой. Без горбинки и не вздернутый. У меня стройная фигура – стройная по нынешним меркам. Вот рост у меня всего только 5 футов 6 дюймов, но я могу надеть туфли на высоких каблуках. Я хорошо умею подражать голосам других людей, кроме того, я говорю по-французски, как француженка. Я абсолютно подхожу – это факт. Они все задрожат от восторга, когда я внезапно предстану перед ними. Джейн Кливленд приходит и побеждает».
Джейн решительно вырезала объявление и положила его в сумочку. Потом она попросила счет – более жизнерадостным тоном, чем обычно.
Без десяти пять Джейн провела разведку на местности.
Эндерслей-стрит оказалась маленькой уличкой, зажатой между двумя оживленными магистралями, неподалеку от Оксфордского цирка. Довольно унылой, но приличной.
Дом № 7 ничем не отличается от соседних домов. В таких зданиях обычно располагаются небольшие конторы.
Но, взглянув на вход в него, Джейн поняла, что она не единственная девушка с темно-синими глазами, очень светлыми волосами, прямым носом и стройной фигурой. Оказалось, что в Лондоне очень много таких девушек, и сорок или пятьдесят из них уже толпились у крыльца.
– А! Конкурентки, – сказала Джейн. – Нужно скорее встать в очередь.
Так она и поступила. Не прошло и минуты, как из-за угла появились еще блондинки. Потом подошли другие.
Джейн развлекалась тем, что разглядывала своих соперниц.
И у каждой ухитрялась отыскать какой-нибудь изъян – светлые ресницы вместо темных, глаза – больше серые, чем синие, белокурые волосы – явно не натуральные. Носы были разнообразнейших форм, а фигуры.., только безграничное милосердие позволило бы назвать их стройными.
Настроение Джейн поднялось.
«Я уж точно подхожу не меньше остальных, – решила она про себя. – Но для чего? Что же они там такое затевают? Может, набирают хор из подобных красоток».
Очередь медленно, но неуклонно двигалась вперед. И теперь уже другой поток девушек стал выходить из дома.
Некоторые – с гневно вскинутой головой, другие – с натянутой улыбкой.
«Отказали, – догадывалась Джейн, втайне радуясь. – Надеюсь, они не завершат набор до того, как я попаду внутрь».
А очередь все продолжала двигаться. Претендентки бросали озабоченные взгляды в крошечные зеркала и яростно пудрили носы. Губная помада также была у всех наготове.
«Мне бы совсем не помешала сейчас более модная шляпка», – грустно подумала Джейн.
Наконец наступила ее очередь. Войдя внутрь, она увидела справа стеклянную дверь, на которой было написано:
«Господа Катбертсоны». Именно через эту дверь девушки и входили одна за другой. Наступил черед Джейн. Она набрала побольше воздуха в легкие и вошла.
Внутри находилось нечто вроде конторы, где оказалось несколько клерков. В конце помещения была еще одна стеклянная дверь. Джейн направили к ней, и она очутилась в небольшой комнате. Там стоял массивный письменный стол, и за ним сидел мужчина средних лет с очень острым взглядом и густыми усами, подстриженными на иностранный манер. Он взглянул на Джейн, затем указал ей на дверь налево.