– Майкл, – позвала она.
Он встал и повернулся в ее сторону.
– Что?
– Кажется, я кое-что нашла.
– Где?
Он направился к ней, чуть сгибаясь под низким потолком.
– Смотри, – сказала она, когда он подошел к ней.
– Ну, стенд для инструментов. И что в нем такого? Это смежная стена.
– На нем ничего нет.
– Не понял.
– Все инструменты находятся на полках, вон там, ни один из них не висит. Зачем тогда здесь нужен стенд?
На мгновение Валентайн потерял дар речи. Затем шагнул вперед, проверил стенд, постучав по нему костяшками пальцев, присмотрелся к месту, где смежная стена сходилась с задней, и, ухватившись за центральную полку, сильно потянул. Поначалу ничего не произошло, а потом две ближайшие к смежной стене секции плавно и почти бесшумно выдвинулись, отойдя от задней стены на пару футов. Валентайн потянул за секцию полок и, отодвинув ее от смежной стены, открыл наконец темный потайной вход.
Схватив фонарь, Валентайн поспешил по бетонному скату, шедшему вниз, в круглую подземную камеру, стены которой были сложены не из кирпича, а из гранита, древней скальной породы, на которой выстроены небоскребы Нью-Йорка. Протянув руку, Валентайн коснулся шероховатого камня. Здесь было прохладно и сухо – идеальное место и для упокоения возлюбленных сынов города, и для сокрытия от любопытных глаз иных секретов. В памяти всплыли строки Эдгара Алана По, и он продекламировал:
– Чу! Смерть себе воздвигла трон Там, где стоит извечно он На дальнем западе туманном, Сокрытый в тенях город странный. Добро ли, зло ли – все, всегда Уходит на покой туда.
– Умеешь же ты порой напугать, Майкл, – пробормотала Финн, следуя за лучом фонарика.
Два металлических рельса, как миниатюрная железнодорожная линия, убегали налево, в кромешную тьму пещеры. Правда, на ближней стене крепилась металлическая коробка с переключателями, от которой туда же, во тьму, тянулся изолированный силовой кабель. Валентайн щелкнул выключателем, и линия тусклых казенных ламп загорелась, осветив туннель впереди. Он выключил фонарик. Отверстие было семь или восемь футов в высоту и чуть больше этого в поперечнике. Стены были сложены из того же камня, что и в круглой камере, а пол под рельсами плотно засыпан гравием.
– Интересно, куда он ведет? – тихо произнес Валентайн и направился в туннель.
– Я вовсе не уверена, что мне так уж хочется это выяснять, – сказала Финн, но все равно пошла следом за ним.
Они двинулись вперед по извилистому туннелю. То там, то сям в стенах были вырезаны узкие ниши для захоронений. Помещенные туда тела закладывали кирпичом, но кирпич давно раскрошился и исчез, так же как прах усопших. Каменные могилы были пусты. В этом мертвом мире тянувшиеся у них под ногами рельсы казались неуместными, а уж светившие над головой тусклые лампочки в защитных металлических сетках – и того нелепее. Финн старалась не думать о чудовищной тяжести толщи земли прямо над ее головой и, двигаясь по гнетущему, мрачному проходу, прилагала все усилия к тому, чтобы дышать ровно. Вообще-то она никогда не страдала клаустрофобией, но в данном случае все воспринималось иначе. Ей подумалось, что в аду наверняка нет ни жара, ни пламени, лишь пустота и ужас погребения. Погребения навеки.
Они шли по туннелю целую жизнь, поворачивая то налево, то направо, пока наконец не добрались до очередной круглой камеры. Проходившие по ней рельсы вели к тяжелой двери, подвешенной на массивных, ввинченных в камень железных петлях. Дверь была сделана из какого-то темного тяжелого дерева, петли были так же стары, как каменные стены, к которым они прикреплялись. По обе стороны от двери в камне были рельефно высечены два обелиска, очертания которых подчеркивались побелкой и каким-то древним, темным травлением. А над входом были выбиты в скальной толще слова, выделенные, как и обелиски, черным и белым.
– «Храните молчание, о смертные, ибо вы вступаете в Царство мертвых», – прочитала вслух Финн. – Славно, ничего не скажешь.
Она посмотрела на дверь, потом на Валентайна.
– Ты хочешь войти?
– Думаю, мы зашли слишком далеко, чтобы теперь отступать, – ответил он и постучал по рельсу носком ботинка. – Что-то не слышал, чтобы в старину трупы перевозили в крипты на рельсах. Это не подземное кладбище, а склад.
Шагнув вперед, Майкл потянул за тяжелую железную ручку, распахнул дверь и ступил в проем.
В тот же миг раздался тихий, похожий на стон какого-то раненого животного гортанный звук, и свет погас. Финн вскрикнула, воздух вокруг неожиданно наполнился страшным запахом свежепролитой крови. Она вскрикнула снова, ощутив, как воздух стремительно вырвался из ее легких, когда каменный пол туннеля метнулся ей навстречу. Вдалеке, отдаваясь эхом, раздался сухой, злобный хлопок выстрела.
ГЛАВА 49
ГЛАВА 50
ГЛАВА 51
ОТ АВТОРА
Он встал и повернулся в ее сторону.
– Что?
– Кажется, я кое-что нашла.
– Где?
Он направился к ней, чуть сгибаясь под низким потолком.
– Смотри, – сказала она, когда он подошел к ней.
– Ну, стенд для инструментов. И что в нем такого? Это смежная стена.
– На нем ничего нет.
– Не понял.
– Все инструменты находятся на полках, вон там, ни один из них не висит. Зачем тогда здесь нужен стенд?
На мгновение Валентайн потерял дар речи. Затем шагнул вперед, проверил стенд, постучав по нему костяшками пальцев, присмотрелся к месту, где смежная стена сходилась с задней, и, ухватившись за центральную полку, сильно потянул. Поначалу ничего не произошло, а потом две ближайшие к смежной стене секции плавно и почти бесшумно выдвинулись, отойдя от задней стены на пару футов. Валентайн потянул за секцию полок и, отодвинув ее от смежной стены, открыл наконец темный потайной вход.
Схватив фонарь, Валентайн поспешил по бетонному скату, шедшему вниз, в круглую подземную камеру, стены которой были сложены не из кирпича, а из гранита, древней скальной породы, на которой выстроены небоскребы Нью-Йорка. Протянув руку, Валентайн коснулся шероховатого камня. Здесь было прохладно и сухо – идеальное место и для упокоения возлюбленных сынов города, и для сокрытия от любопытных глаз иных секретов. В памяти всплыли строки Эдгара Алана По, и он продекламировал:
– Чу! Смерть себе воздвигла трон Там, где стоит извечно он На дальнем западе туманном, Сокрытый в тенях город странный. Добро ли, зло ли – все, всегда Уходит на покой туда.
– Умеешь же ты порой напугать, Майкл, – пробормотала Финн, следуя за лучом фонарика.
Два металлических рельса, как миниатюрная железнодорожная линия, убегали налево, в кромешную тьму пещеры. Правда, на ближней стене крепилась металлическая коробка с переключателями, от которой туда же, во тьму, тянулся изолированный силовой кабель. Валентайн щелкнул выключателем, и линия тусклых казенных ламп загорелась, осветив туннель впереди. Он выключил фонарик. Отверстие было семь или восемь футов в высоту и чуть больше этого в поперечнике. Стены были сложены из того же камня, что и в круглой камере, а пол под рельсами плотно засыпан гравием.
– Интересно, куда он ведет? – тихо произнес Валентайн и направился в туннель.
– Я вовсе не уверена, что мне так уж хочется это выяснять, – сказала Финн, но все равно пошла следом за ним.
Они двинулись вперед по извилистому туннелю. То там, то сям в стенах были вырезаны узкие ниши для захоронений. Помещенные туда тела закладывали кирпичом, но кирпич давно раскрошился и исчез, так же как прах усопших. Каменные могилы были пусты. В этом мертвом мире тянувшиеся у них под ногами рельсы казались неуместными, а уж светившие над головой тусклые лампочки в защитных металлических сетках – и того нелепее. Финн старалась не думать о чудовищной тяжести толщи земли прямо над ее головой и, двигаясь по гнетущему, мрачному проходу, прилагала все усилия к тому, чтобы дышать ровно. Вообще-то она никогда не страдала клаустрофобией, но в данном случае все воспринималось иначе. Ей подумалось, что в аду наверняка нет ни жара, ни пламени, лишь пустота и ужас погребения. Погребения навеки.
Они шли по туннелю целую жизнь, поворачивая то налево, то направо, пока наконец не добрались до очередной круглой камеры. Проходившие по ней рельсы вели к тяжелой двери, подвешенной на массивных, ввинченных в камень железных петлях. Дверь была сделана из какого-то темного тяжелого дерева, петли были так же стары, как каменные стены, к которым они прикреплялись. По обе стороны от двери в камне были рельефно высечены два обелиска, очертания которых подчеркивались побелкой и каким-то древним, темным травлением. А над входом были выбиты в скальной толще слова, выделенные, как и обелиски, черным и белым.
– «Храните молчание, о смертные, ибо вы вступаете в Царство мертвых», – прочитала вслух Финн. – Славно, ничего не скажешь.
Она посмотрела на дверь, потом на Валентайна.
– Ты хочешь войти?
– Думаю, мы зашли слишком далеко, чтобы теперь отступать, – ответил он и постучал по рельсу носком ботинка. – Что-то не слышал, чтобы в старину трупы перевозили в крипты на рельсах. Это не подземное кладбище, а склад.
Шагнув вперед, Майкл потянул за тяжелую железную ручку, распахнул дверь и ступил в проем.
В тот же миг раздался тихий, похожий на стон какого-то раненого животного гортанный звук, и свет погас. Финн вскрикнула, воздух вокруг неожиданно наполнился страшным запахом свежепролитой крови. Она вскрикнула снова, ощутив, как воздух стремительно вырвался из ее легких, когда каменный пол туннеля метнулся ей навстречу. Вдалеке, отдаваясь эхом, раздался сухой, злобный хлопок выстрела.
ГЛАВА 49
На один-единственный ужасный миг Финн почувствовала, как сознание покидает ее, и именно в этот миг перед ней возникло лицо Питера. С отчаянно бьющимся сердцем она поднялась на четвереньки, заставила себя встать на ноги и, спотыкаясь и пронзительно выкрикивая имя Валентайна, двинулась вперед с вытянутыми руками, хватающими пустой воздух. Неожиданный толчок в бедро отшвырнул ее в сторону, сильно приложив щекой к шероховатой поверхности двери. Теряя равновесие, девушка уловила запах крови и густую вонь какого-то дешевого мужского одеколона или лосьона после бритья. Где-то на задворках сознания промелькнуло смутное воспоминание, но очертаний оно так и не обрело. Совсем близко от себя она услышала прерывистое дыхание и глухой звук удара кулаком о более мягкую плоть. Финн снова упала на колени, почувствовав, что под ней не гравий, а гладкий бетон. Откуда-то сверху неожиданно послышались отдаленные голоса играющих в парке детей:
Огромный, не меньше ста футов в поперечнике, бункер со сводчатым потолком был уставлен рядами ящиков, клетей, дорожных кофров, чемоданов, корзин и обитых металлом здоровенных корабельных сундуков, которые громоздились от пола до сводчатого, высотой в двадцать футов потолка, поддерживающегося стальными балками. Бункер со сводчатым потолком был огромен. К ближайшей, открытой клети был прислонен портрет голландского бюргера кисти Франса Халса. Табличка на клети сохранила хоть и выцветшую, но отчетливо различимую маркировку с золотыми «молниями» СС. Стоявший рядом открытый кофр был доверху, с горкой наполнен, наверное, тысячами старомодных золотых очков. Точнее, одними оправами, без линз. Все это испускало резкий запах бензина, и Финн краем глаза приметила знакомые очертания красной пластиковой пятигаллонной канистры. Рельсовая узкоколейка, входившая в комнату, заканчивались у буфера, представлявшего собой тяжелую плиту из дубового бруса. На рельсах, приткнувшись к буферу, стояла простая шахтерская вагонетка. Незатейливый экономный способ доставлять награбленное добро из склепа к грузовому боксу под домом на Сент-Люк-Плейс.
– Майкл!
– Я здесь!
Звук донесся из-за большой клети. Поспешив туда, Финн увидела на полу яркое пятно свежей крови. Она побежала вперед, отпихнув с дороги деревянный ящик. Валентайн, держась за сваленные в кучу клети, поднимался на ноги. На полу, у его ног, схватившись руками за костяную рукоять длинного охотничьего ножа, лежал, судя по слабым стонам, еще живой человек. Седовласый, явно за шестьдесят, в каком-то блеклом оливковом или коричневом мундире сержанта времен Второй мировой, слишком просторном для сухопарого старика. Финн узнала его сразу.
– Это Фред!
Валентайн болезненно хмыкнул и наконец выпрямился. Его плечо кровоточило, толстый свитер пропитался кровью.
– Кто?
– Охранник из музея. Я всегда с ним здоровалась. Тихий такой, неприметный старикашка. – Она осеклась, уставившись на плечо Валентайна. – Ты в порядке?
– Ерунда. Просто царапина. Жить буду. – Он склонился над распростертым на полу человеком. – А вот насчет его у меня такой уверенности нет.
– А что он здесь делал? Как вообще попал в это место?
– Полагаю, он отыскал его, так же как и мы. И, судя по всему, намеревался устроить поджог. Спалить все, что тут есть. С чего это взбрело ему в голову и кем он себя воображал – одному Богу ведомо.
Валентайн присмотрелся к мундиру. На плече был различим выцветший знак в виде красной с золотом ступенчатой пирамиды на голубом фоне. Седьмая армия. Соединение, в котором служил Корнуолл.
Валентайн обвел взглядом огромное сводчатое помещение, покачал головой, а потом, протянув окровавленную руку, прикоснулся пальцами к шее умирающего.
– Пульс очень слабый, – сказал он. – Если мы хотим получить хоть какие-то ответы, нам нужно раздобыть для него помощь.
Он снова поднялся и, покачнувшись, оперся о клети.
– Давай, Финн, ступай. Номер девять один один. Вызови копов и «скорую помощь».
Еще раз оглядев бункер, он сказал:
– Теперь у нас есть нужные улики. Все сходится: Фонд Грейнджа, Корнуолл, Краули, Гэтти, все остальные имена. Все, что составляло эту тайну. Мы раскрыли ее, и чем больше народу все это увидит, тем лучше.
– А ты? С тобой все будет в порядке?
– Со мной все будет в наилучшем виде. Давай!
Финн повернулась и побежала.
Детские голоса доносились через старую, связанную с поверхностью вентиляционную систему, по которой в крипту поступал свежий воздух. Заставив себя снова подняться на ноги и вытянув перед собой руки, Финн в кромешной тьме добралась до гладкой стены и двинулась боком вдоль нее, отчаянно стараясь нащупать выключатель. Запах крови сменился чем-то другим – тяжелым едким запахом пролитого бензина. Послышался звук, похожий на протяжный вздох, что-то тяжело упало на землю. Ее рука наткнулась на пластмассовую коробку выключателя. Она нажала на него и, когда свет загорелся, увидела, где находится.
Я младенец Иисус,
Неправда не по мне.
Я младенец Иисус,
А кто не верит мне,
Тому гореть в огне.
Огромный, не меньше ста футов в поперечнике, бункер со сводчатым потолком был уставлен рядами ящиков, клетей, дорожных кофров, чемоданов, корзин и обитых металлом здоровенных корабельных сундуков, которые громоздились от пола до сводчатого, высотой в двадцать футов потолка, поддерживающегося стальными балками. Бункер со сводчатым потолком был огромен. К ближайшей, открытой клети был прислонен портрет голландского бюргера кисти Франса Халса. Табличка на клети сохранила хоть и выцветшую, но отчетливо различимую маркировку с золотыми «молниями» СС. Стоявший рядом открытый кофр был доверху, с горкой наполнен, наверное, тысячами старомодных золотых очков. Точнее, одними оправами, без линз. Все это испускало резкий запах бензина, и Финн краем глаза приметила знакомые очертания красной пластиковой пятигаллонной канистры. Рельсовая узкоколейка, входившая в комнату, заканчивались у буфера, представлявшего собой тяжелую плиту из дубового бруса. На рельсах, приткнувшись к буферу, стояла простая шахтерская вагонетка. Незатейливый экономный способ доставлять награбленное добро из склепа к грузовому боксу под домом на Сент-Люк-Плейс.
– Майкл!
– Я здесь!
Звук донесся из-за большой клети. Поспешив туда, Финн увидела на полу яркое пятно свежей крови. Она побежала вперед, отпихнув с дороги деревянный ящик. Валентайн, держась за сваленные в кучу клети, поднимался на ноги. На полу, у его ног, схватившись руками за костяную рукоять длинного охотничьего ножа, лежал, судя по слабым стонам, еще живой человек. Седовласый, явно за шестьдесят, в каком-то блеклом оливковом или коричневом мундире сержанта времен Второй мировой, слишком просторном для сухопарого старика. Финн узнала его сразу.
– Это Фред!
Валентайн болезненно хмыкнул и наконец выпрямился. Его плечо кровоточило, толстый свитер пропитался кровью.
– Кто?
– Охранник из музея. Я всегда с ним здоровалась. Тихий такой, неприметный старикашка. – Она осеклась, уставившись на плечо Валентайна. – Ты в порядке?
– Ерунда. Просто царапина. Жить буду. – Он склонился над распростертым на полу человеком. – А вот насчет его у меня такой уверенности нет.
– А что он здесь делал? Как вообще попал в это место?
– Полагаю, он отыскал его, так же как и мы. И, судя по всему, намеревался устроить поджог. Спалить все, что тут есть. С чего это взбрело ему в голову и кем он себя воображал – одному Богу ведомо.
Валентайн присмотрелся к мундиру. На плече был различим выцветший знак в виде красной с золотом ступенчатой пирамиды на голубом фоне. Седьмая армия. Соединение, в котором служил Корнуолл.
Валентайн обвел взглядом огромное сводчатое помещение, покачал головой, а потом, протянув окровавленную руку, прикоснулся пальцами к шее умирающего.
– Пульс очень слабый, – сказал он. – Если мы хотим получить хоть какие-то ответы, нам нужно раздобыть для него помощь.
Он снова поднялся и, покачнувшись, оперся о клети.
– Давай, Финн, ступай. Номер девять один один. Вызови копов и «скорую помощь».
Еще раз оглядев бункер, он сказал:
– Теперь у нас есть нужные улики. Все сходится: Фонд Грейнджа, Корнуолл, Краули, Гэтти, все остальные имена. Все, что составляло эту тайну. Мы раскрыли ее, и чем больше народу все это увидит, тем лучше.
– А ты? С тобой все будет в порядке?
– Со мной все будет в наилучшем виде. Давай!
Финн повернулась и побежала.
ГЛАВА 50
Финн, задыхаясь, бежала по извилистому проходу, а в голове ее, не давая сосредоточиться, теснились тысячи различных мыслей и образов. Впрочем, единственным образом, остававшимся с ней всю дорогу до подвала Фонда Грейнджа, было осунувшееся, бледное лицо лежащего на полу бункера человека, торчащий из верхней части его живота нож, густое кровавое пятно, расползающееся спереди по его белой рубашке, и тонкие пальцы пианиста, вцепившиеся в костяную рукоять.
Добежав до конца туннеля, она, спотыкаясь, ввалилась в круглую камеру за секретной дверью в подвале дома на Сент-Люк-Плейс и резко остановилась. Глаза ее изумленно расширились. Лейтенант Винсент Дилэни из Полицейского управления Нью-Йорка сидел на корточках над привалившимся к каменной стене помещения человеком. Точнее, над трупом, половина лица которого была превращена в кровавое месиво. Белый воротник, залитый кровью, указывал на то, что это священник римско-католической церкви. Священник. Священник с плоской черной загогулиной автоматического пистолета в руке. Когда Финн остановилась, переводя дух, полицейский поднялся и повернулся к ней, все еще держа пистолет, из которого и был убит священник. Звук этого выстрела она слышала полжизни тому назад, в другом конце туннеля.
– Мисс Райан, – медленно, с расстановкой произнес он. – Я знал, что в конечном счете вы здесь объявитесь. Вы по-прежнему со своим новым другом Валентайном?
– Откуда вам все это известно?
– Мне известно гораздо больше, чем вам кажется.
– Почему вы здесь? – Она смотрела на съежившуюся фигуру мертвого священника. – Что происходит?
– Валентайн с вами?
– Как сюда попал священник?
– Он не священник. Он киллер. Наемный убийца.
– Он убил Питера?
Голова у нее кружилась, связи, которые она выстраивала, распадались и разлетались во всех направлениях, смысл и логика исчезали.
– Нет. Питер был убит случайно. На его месте должны были оказаться вы.
– Почему?
– Потому что вы наткнулись на тот рисунок. Если бы вы пошли по его следу, то рано или поздно оказались бы здесь. Вас необходимо было остановить. – Он помолчал. – Я задал вам вопрос. Валентайн с вами?
– Да.
– А ребенок?
– Какой ребенок?
Этот вопрос был ей непонятен.
– Ботте. Фредерико. Правда, теперь он давно уже взрослый. Пожилой человек.
– Фред? Музейный охранник?
– Его всегда называли ребенком. Каждый человек был когда-то ребенком. А этот представлял собой угрозу с момента зачатия.
– Вы сошли с ума! – прошептала Финн. – О чем вы говорите? Там склеп, полный похищенных, награбленных произведений искусства! Миллиарды долларов! Людей убивали, чтобы скрыть факт его существования. Какое отношение имеет к этому старик? Кстати, вы-то тут при чем? – Она посмотрела вниз, на привалившийся к стене труп. – Или он?
– Я не только полицейский, мисс Райан, – тихо произнес Дилэни. – А людям, на которых я работаю, известны тайны, старые тайны, разглашать которые ни в коем случае нельзя. И дело не в искусстве, не в этих сокровищах, сколь бы они ни были ценны. Дело в первую очередь в ребенке. Мы полагали, что держим все под контролем, но потом потеряли его. Он снова начал убивать. Если его найдут не те люди, правда выйдет наружу. Это недопустимо. Церковь и без того в кризисе, и такой удар может стать для нее роковым. Этот, – он кивнул на труп, – принадлежал к другой фракций. Те, кто стоит за ним, полагали, что вашей смерти будет достаточно, ибо они стремились не к защите репутации Церкви, а лишь к собственной власти. Готовы были рискнуть всем ради возможности добраться до этого клада и наложить руки на награбленные сокровища.
– А он хотел все здесь уничтожить, – прошептала Финн. – Сжечь бесценные творения, шедевры, созданные гениями человечества за тысячу лет.
Она осеклась и взглянула на полицейского.
– Да кто он вообще такой?
– Эудженио Пачелли, незаконнорожденный сын Папы. Нацисты удерживали его при себе как заложника, с помощью которого могли шантажировать Ватикан, добиваясь помощи в сокрытии награбленных сокровищ. Но в результате нарвались на другую, уже американскую шайку доморощенных грабителей – Джеймса Корнуолла с компанией.
– «Кардусс». Францисканцы. Фонд Грейнджа.
– Если угодно, да. И не только это.
– Как вы нашли это место?
– Последовал за священником. Я знал, что в конечном счете он непременно наведет меня на папского отпрыска. И точно, человек из Рима пронюхал-таки, где прятался этот чудаковатый малый, да только тот уже скрылся.
– Этот, как вы говорите, «чудаковатый малый» мертв, – сказал Валентайн, выходя из туннеля.
Дилэни в изумлении повернулся, пистолет «глок» в его руке вскинулся вверх, и ствол уставился Валентайну в грудь.
– Все кончено, – сказал Валентайн.
– Не совсем, – возразил Дилэни. – Осталась самая малость, последняя приборка.
– Что еще за приборка? – не поняла Финн.
– Он имеет в виду убийство, – пояснил Валентайн. – Этот тип не может оставить нас в живых. Он знает, что все это нельзя предавать огласке. Он прав. Эудженио Пачелли, Папу Пия Двенадцатого, собираются канонизировать. Скверно и то, что его называли «Гитлеровским Папой», но если выяснится, что он к тому же нарушил обет и стал отцом внебрачного ребенка… Шпионы и наемные убийцы Ватикана – настоящие, а не из какого-нибудь параноидального голливудского сценария – не мечтают о том, чтобы увидеть себя на первой странице «Нью-Йорк тайме».
Валентайн сделал полшага вперед и развернулся к Дилэни боком, слегка уменьшив возможную площадь поражения.
– Такие вот дела.
В этот момент Финн точно поняла, что сейчас произойдет. Валентайн, движимый идиотским рыцарским благородством, постарается отвлечь противника на себя. Бросится на него, чтобы погибнуть, но дать ей хотя бы малейший, ничтожный шанс на спасение. Что там за дурацкое присловье было в ходу у ее матери? «Слабому сердцу не дано пленить прекрасную даму». Порой Финн дивилась тому, как вообще ухитряется существовать мир, где распространен тип мышления, полнее всего воплощенный в образе Елены Троянской.
«Но уж сегодня этому не бывать! – подумала она. – Сегодня – ни в коем случае!» Вспомнив о том, что в руке у нее зажата связка дубликатов похищенных ключей, девушка тихонько перехватила их так, чтобы зазубренный конец длинного ключа от дверцы «тойоты» торчал наружу. С секунду она колебалась. Взгляд ее метнулся к Валентайну, мысли кружились, как в водовороте. Отчаяние твердило ей, что у нее и в помине нет того, что необходимо: ни отваги, ни глупости, ни злости. Тут не поможет даже основной инстинкт самосохранения. Она ведь из Огайо, просто девчонка из Огайо! В жизни так не бывает!
– Дерьмо! – прошептала она.
Дилэни обернулся, снова остановив на ней взгляд, а когда она танцующей походкой направилась к нему, глаза его расширились. И вот перед ее взором остался один-единственный, вытеснивший все прочее образ: анатомический рисунок Микеланджело с изображением препарированного женского трупа. В тот же миг одновременно с ней двинулся и Валентайн. Полицейский замешкался, чтобы принять решение, и это краткое, всего на долю мгновения, замешательство оказалось для него роковым.
Финн изо всех сил ударила его в шею зажатым в кулаке ключом. Пистолет в его руке подскочил, громыхнул выстрел. Пуля угодила в лампу над головой. Осколки стекла разлетелись по помещению, и Финн снова оказалась во тьме. Она почувствовала, как зубчатый металлический стержень недавно изготовленного ключа от машины вонзается в плоть Дилэни, разрывая внешнюю сонную артерию. Внезапно ударившая фонтаном кровь обрызгала ей щеку. «Глок» полицейского выстрелил во второй раз, пуля пролетела мимо ее уха, а вспышка позволила ей увидеть нанесенную ключом рану. Дилэни пошатнулся и упал на колени над телом посланного Римом убийцы. Его свободная рука дернулась к шее, силясь остановить кровотечение, но кровь, а вместе с ней и жизнь неотвратимо покидали его, вытекая отмеренными, пульсирующими толчками. Потом он рухнул, и над ним снова сомкнулась тьма.
Добежав до конца туннеля, она, спотыкаясь, ввалилась в круглую камеру за секретной дверью в подвале дома на Сент-Люк-Плейс и резко остановилась. Глаза ее изумленно расширились. Лейтенант Винсент Дилэни из Полицейского управления Нью-Йорка сидел на корточках над привалившимся к каменной стене помещения человеком. Точнее, над трупом, половина лица которого была превращена в кровавое месиво. Белый воротник, залитый кровью, указывал на то, что это священник римско-католической церкви. Священник. Священник с плоской черной загогулиной автоматического пистолета в руке. Когда Финн остановилась, переводя дух, полицейский поднялся и повернулся к ней, все еще держа пистолет, из которого и был убит священник. Звук этого выстрела она слышала полжизни тому назад, в другом конце туннеля.
– Мисс Райан, – медленно, с расстановкой произнес он. – Я знал, что в конечном счете вы здесь объявитесь. Вы по-прежнему со своим новым другом Валентайном?
– Откуда вам все это известно?
– Мне известно гораздо больше, чем вам кажется.
– Почему вы здесь? – Она смотрела на съежившуюся фигуру мертвого священника. – Что происходит?
– Валентайн с вами?
– Как сюда попал священник?
– Он не священник. Он киллер. Наемный убийца.
– Он убил Питера?
Голова у нее кружилась, связи, которые она выстраивала, распадались и разлетались во всех направлениях, смысл и логика исчезали.
– Нет. Питер был убит случайно. На его месте должны были оказаться вы.
– Почему?
– Потому что вы наткнулись на тот рисунок. Если бы вы пошли по его следу, то рано или поздно оказались бы здесь. Вас необходимо было остановить. – Он помолчал. – Я задал вам вопрос. Валентайн с вами?
– Да.
– А ребенок?
– Какой ребенок?
Этот вопрос был ей непонятен.
– Ботте. Фредерико. Правда, теперь он давно уже взрослый. Пожилой человек.
– Фред? Музейный охранник?
– Его всегда называли ребенком. Каждый человек был когда-то ребенком. А этот представлял собой угрозу с момента зачатия.
– Вы сошли с ума! – прошептала Финн. – О чем вы говорите? Там склеп, полный похищенных, награбленных произведений искусства! Миллиарды долларов! Людей убивали, чтобы скрыть факт его существования. Какое отношение имеет к этому старик? Кстати, вы-то тут при чем? – Она посмотрела вниз, на привалившийся к стене труп. – Или он?
– Я не только полицейский, мисс Райан, – тихо произнес Дилэни. – А людям, на которых я работаю, известны тайны, старые тайны, разглашать которые ни в коем случае нельзя. И дело не в искусстве, не в этих сокровищах, сколь бы они ни были ценны. Дело в первую очередь в ребенке. Мы полагали, что держим все под контролем, но потом потеряли его. Он снова начал убивать. Если его найдут не те люди, правда выйдет наружу. Это недопустимо. Церковь и без того в кризисе, и такой удар может стать для нее роковым. Этот, – он кивнул на труп, – принадлежал к другой фракций. Те, кто стоит за ним, полагали, что вашей смерти будет достаточно, ибо они стремились не к защите репутации Церкви, а лишь к собственной власти. Готовы были рискнуть всем ради возможности добраться до этого клада и наложить руки на награбленные сокровища.
– А он хотел все здесь уничтожить, – прошептала Финн. – Сжечь бесценные творения, шедевры, созданные гениями человечества за тысячу лет.
Она осеклась и взглянула на полицейского.
– Да кто он вообще такой?
– Эудженио Пачелли, незаконнорожденный сын Папы. Нацисты удерживали его при себе как заложника, с помощью которого могли шантажировать Ватикан, добиваясь помощи в сокрытии награбленных сокровищ. Но в результате нарвались на другую, уже американскую шайку доморощенных грабителей – Джеймса Корнуолла с компанией.
– «Кардусс». Францисканцы. Фонд Грейнджа.
– Если угодно, да. И не только это.
– Как вы нашли это место?
– Последовал за священником. Я знал, что в конечном счете он непременно наведет меня на папского отпрыска. И точно, человек из Рима пронюхал-таки, где прятался этот чудаковатый малый, да только тот уже скрылся.
– Этот, как вы говорите, «чудаковатый малый» мертв, – сказал Валентайн, выходя из туннеля.
Дилэни в изумлении повернулся, пистолет «глок» в его руке вскинулся вверх, и ствол уставился Валентайну в грудь.
– Все кончено, – сказал Валентайн.
– Не совсем, – возразил Дилэни. – Осталась самая малость, последняя приборка.
– Что еще за приборка? – не поняла Финн.
– Он имеет в виду убийство, – пояснил Валентайн. – Этот тип не может оставить нас в живых. Он знает, что все это нельзя предавать огласке. Он прав. Эудженио Пачелли, Папу Пия Двенадцатого, собираются канонизировать. Скверно и то, что его называли «Гитлеровским Папой», но если выяснится, что он к тому же нарушил обет и стал отцом внебрачного ребенка… Шпионы и наемные убийцы Ватикана – настоящие, а не из какого-нибудь параноидального голливудского сценария – не мечтают о том, чтобы увидеть себя на первой странице «Нью-Йорк тайме».
Валентайн сделал полшага вперед и развернулся к Дилэни боком, слегка уменьшив возможную площадь поражения.
– Такие вот дела.
В этот момент Финн точно поняла, что сейчас произойдет. Валентайн, движимый идиотским рыцарским благородством, постарается отвлечь противника на себя. Бросится на него, чтобы погибнуть, но дать ей хотя бы малейший, ничтожный шанс на спасение. Что там за дурацкое присловье было в ходу у ее матери? «Слабому сердцу не дано пленить прекрасную даму». Порой Финн дивилась тому, как вообще ухитряется существовать мир, где распространен тип мышления, полнее всего воплощенный в образе Елены Троянской.
«Но уж сегодня этому не бывать! – подумала она. – Сегодня – ни в коем случае!» Вспомнив о том, что в руке у нее зажата связка дубликатов похищенных ключей, девушка тихонько перехватила их так, чтобы зазубренный конец длинного ключа от дверцы «тойоты» торчал наружу. С секунду она колебалась. Взгляд ее метнулся к Валентайну, мысли кружились, как в водовороте. Отчаяние твердило ей, что у нее и в помине нет того, что необходимо: ни отваги, ни глупости, ни злости. Тут не поможет даже основной инстинкт самосохранения. Она ведь из Огайо, просто девчонка из Огайо! В жизни так не бывает!
– Дерьмо! – прошептала она.
Дилэни обернулся, снова остановив на ней взгляд, а когда она танцующей походкой направилась к нему, глаза его расширились. И вот перед ее взором остался один-единственный, вытеснивший все прочее образ: анатомический рисунок Микеланджело с изображением препарированного женского трупа. В тот же миг одновременно с ней двинулся и Валентайн. Полицейский замешкался, чтобы принять решение, и это краткое, всего на долю мгновения, замешательство оказалось для него роковым.
Финн изо всех сил ударила его в шею зажатым в кулаке ключом. Пистолет в его руке подскочил, громыхнул выстрел. Пуля угодила в лампу над головой. Осколки стекла разлетелись по помещению, и Финн снова оказалась во тьме. Она почувствовала, как зубчатый металлический стержень недавно изготовленного ключа от машины вонзается в плоть Дилэни, разрывая внешнюю сонную артерию. Внезапно ударившая фонтаном кровь обрызгала ей щеку. «Глок» полицейского выстрелил во второй раз, пуля пролетела мимо ее уха, а вспышка позволила ей увидеть нанесенную ключом рану. Дилэни пошатнулся и упал на колени над телом посланного Римом убийцы. Его свободная рука дернулась к шее, силясь остановить кровотечение, но кровь, а вместе с ней и жизнь неотвратимо покидали его, вытекая отмеренными, пульсирующими толчками. Потом он рухнул, и над ним снова сомкнулась тьма.
ГЛАВА 51
Финн сидела на передних ступенях элегантного старого здания на Сент-Люк-Плейс и смотрела вперед, сквозь шелестящие деревья находящегося за дорогой парка. Уже стемнело, но оттуда доносились голоса играющих ребятишек. Повсюду зажигались огни вечернего города.
Она слышала, как Валентайн со служебного телефона в холле звонил всем, кого считал нужным вызвонить. Полиция уже выехала по вызову, так же как и ФБР. Связался он и с Барри Корницером, который займется распространением всей этой истории во Всемирной сети. Широкая огласка обеспечит им безопасность, во всяком случае до поры до времени.
Конечно, ближайшие часы и дни обещали обернуться сущим кошмаром, но, по крайней мере, с убийствами было покончено, а потому глубоко укоренившийся страх пусть медленно, очень медленно, но начинал ее отпускать. Через некоторое время она сможет найти способ установить контакт с матерью, попытается рассказать ей хоть о чем-то из произошедшего. Может быть, чуть-чуть даже о Майкле Валентайне и о найденном ею рисунке из тетради Микеланджело. Но это потом. Сейчас ей хотелось только одного – отдохнуть.
Она прислушалась к голосам невидимых детишек, нараспев тараторивших считалку:
Симон волновался, Андрей горевал, Фома сомневался, Иуда воровал.
Улыбнувшись самой себе, Финн закрыла глаза и спустя всего мгновение уже спала.
Она слышала, как Валентайн со служебного телефона в холле звонил всем, кого считал нужным вызвонить. Полиция уже выехала по вызову, так же как и ФБР. Связался он и с Барри Корницером, который займется распространением всей этой истории во Всемирной сети. Широкая огласка обеспечит им безопасность, во всяком случае до поры до времени.
Конечно, ближайшие часы и дни обещали обернуться сущим кошмаром, но, по крайней мере, с убийствами было покончено, а потому глубоко укоренившийся страх пусть медленно, очень медленно, но начинал ее отпускать. Через некоторое время она сможет найти способ установить контакт с матерью, попытается рассказать ей хоть о чем-то из произошедшего. Может быть, чуть-чуть даже о Майкле Валентайне и о найденном ею рисунке из тетради Микеланджело. Но это потом. Сейчас ей хотелось только одного – отдохнуть.
Она прислушалась к голосам невидимых детишек, нараспев тараторивших считалку:
В конце концов она устало уронила голову на сложенные руки. Издалека уже слышались звуки полицейских сирен. Сейчас худшее осталось позади, но, с другой стороны, она знала, что все еще только начинается. Сквозь открытую дверь позади нее слышался голос говорившего по телефону Валентайна, а впереди, в парке за деревьями, стихали, растворяясь в темноте, звонкие голоса ребятишек:
Марк, Матфей, Иоанн и Лука —
Все они померли наверняка.
Иуда с Андреем тоже мертвы,
И Павел остался без головы.
Симон волновался, Андрей горевал, Фома сомневался, Иуда воровал.
Улыбнувшись самой себе, Финн закрыла глаза и спустя всего мгновение уже спала.
ОТ АВТОРА
Значительная часть того, что описано в романе «Тетрадь Микеланджело», основана на исторической правде. Известно, что Эудженио Пачелли, впоследствии Папа Пий XII, в бытность свою нунцием Святого Престола в Берлине и впоследствии, заняв должность кардинала-падроне Ватикана, в которой пребывал до 1939 года, когда был увенчан тиарой, состоял в близких отношениях со своей племянницей Катериной Аннунцио. Известно также, что названная племянница была заточена в монастырь в Северной Италии и совершила самоубийство вскоре после рождения сына. Точные сведения относительно последующей судьбы мальчика отсутствуют, однако некоторые ватиканские историки предполагают, что близкий друг Пачелли, кардинал архиепископ Нью-Йорка Фрэнсис Джозеф Спеллман, мог способствовать переправке ребенка в Соединенные Штаты. В качестве капеллана армии США Спеллман побывал в Риме на завершающем этапе Второй мировой войны.
Известно также о существовании прямой связи между Пачелли и исчезновением так называемого «Золотого поезда», так же как и шести грузовиков с произведениями искусства, которые сотрудники Герхарда Утикаля, парижского директора нацистской службы, занимавшейся ограблением занятых территорий, захватили во Франции, Бельгии и Голландии. Судьба самого Утикаля по сей день остается тайной, хотя существует предположение, что ему удалось переправиться в Южную Америку с помощью одного из так называемых «крысиных лазов» Ватикана.
Многое из числа награбленных нацистами исторических и художественных ценностей, включая потрясающую коллекцию, относящуюся к истории религии и церкви, не так давно всплыло в Соединенных Штатах. Крупнейшее собрание такого рода реликвий, именуемое обычно «Кведлинбургским сокровищем», в настоящее время возвращено законным владельцам.
Ежегодный оборот рынка краденых, награбленных или иным способом незаконно перемещенных произведений искусства и предметов антиквариата составляет миллиарды долларов, причем участниками этого рынка являются музеи и публичные галереи. Большая часть художественных сокровищ, исчезнувших во времена гитлеровского Третьего рейха, так и не найдена. Пропавшие шедевры, упомянутые в данной книге – такие как работы Хуана Гриса или «Воскрешение Лазаря» Рембрандта, – это не вымысел.
На месте дома 411 по Гудзон-стрит в Нью-Йорке действительно существовала женская обитель, а детская площадка через улицу некогда представляла собой часть огромного старого кладбища, территорию которого ныне занимают два жилых квартала Гринвич-Виллидж. Именно там, на погосте одной из церквей, любил бывать во время своих ночных скитаний Эдгар Алан По.
Адреса Сент-Люк-Плейс, 11, в действительности не существует, однако внешний вид дома 10 был использован в 1980-х гг. Биллом Косби в его знаменитом шоу.
Что же до упоминающейся в ряде источников тетради с анатомическими зарисовками Микеланджело, то она так и не найдена.
Известно также о существовании прямой связи между Пачелли и исчезновением так называемого «Золотого поезда», так же как и шести грузовиков с произведениями искусства, которые сотрудники Герхарда Утикаля, парижского директора нацистской службы, занимавшейся ограблением занятых территорий, захватили во Франции, Бельгии и Голландии. Судьба самого Утикаля по сей день остается тайной, хотя существует предположение, что ему удалось переправиться в Южную Америку с помощью одного из так называемых «крысиных лазов» Ватикана.
Многое из числа награбленных нацистами исторических и художественных ценностей, включая потрясающую коллекцию, относящуюся к истории религии и церкви, не так давно всплыло в Соединенных Штатах. Крупнейшее собрание такого рода реликвий, именуемое обычно «Кведлинбургским сокровищем», в настоящее время возвращено законным владельцам.
Ежегодный оборот рынка краденых, награбленных или иным способом незаконно перемещенных произведений искусства и предметов антиквариата составляет миллиарды долларов, причем участниками этого рынка являются музеи и публичные галереи. Большая часть художественных сокровищ, исчезнувших во времена гитлеровского Третьего рейха, так и не найдена. Пропавшие шедевры, упомянутые в данной книге – такие как работы Хуана Гриса или «Воскрешение Лазаря» Рембрандта, – это не вымысел.
На месте дома 411 по Гудзон-стрит в Нью-Йорке действительно существовала женская обитель, а детская площадка через улицу некогда представляла собой часть огромного старого кладбища, территорию которого ныне занимают два жилых квартала Гринвич-Виллидж. Именно там, на погосте одной из церквей, любил бывать во время своих ночных скитаний Эдгар Алан По.
Адреса Сент-Люк-Плейс, 11, в действительности не существует, однако внешний вид дома 10 был использован в 1980-х гг. Биллом Косби в его знаменитом шоу.
Что же до упоминающейся в ряде источников тетради с анатомическими зарисовками Микеланджело, то она так и не найдена.