Критский М.. Александр Павлович Кутепов

   - Сирота ты, мой болезный, вот горе то, вот горе... Спаси и сохрани, Царица Небесная, Матушка... Гляжу теперь на тебя и думаю, уж лучше, если и тебя порешат... Ведь мы тебя так обидели, так обидели, что ты в жисть не простишь нам...
   - Кормилица, что ты говоришь! Помолчи, ради Бога...
   Старуха тихо заплакала.
   Офицер встал.
   - Прощай, кормилица.
   - Да куда же ты, родной? - Дай, я тебя покормлю...
   Офицер махнул рукой и вышел, пошатываясь. Были и в городах разоренные гнезда. Повсюду неистовствовала чернь... С каждым днем тьма над Россией сгущалась сильнее. В этой тьме бродили с опустошенной душой бывшие офицеры...
   II.
   Генерал Алексеев решил начать, как он сам говорил, - "свое последнее дело на земле". - Уже 2-го ноября 1917 г. он приехал в Новочеркасск и немедленно приступил к организации вооруженной силы против большевиков.
   В отдельном вагоне на запасных путях сидел одетый в штатское сухой старичок в очках, с жесткими седыми усами. Этот старичок - генерал Алексеев говорил надтреснутым скрипучим голосом только что приехавшему из Киева:
   - В этом столе у меня двадцать тысяч рублей... Да... Это все... Численность? - Вы сами знаете. Которым записался вольноопределяющийся, что с вами приехал?
   - Да что то тридцатым, кажется.
   - Это хорошо. Вчера меньше было. Так вот... Видите, с чего начинаем. Трудно... денежные люди мало отзывчивы. Не понимают... Еще не поняли! Да и патриотизм... На словах у многих. Казачество? Каледин? - Он, конечно, с нами... Но его положение трудное... Болото и здесь... Вязко... Одну ногу вытащим. другая увязнет... Казачество тоже болеет - той же болезнью... И все-таки другого места нет... Тут надо!.. Отсюда... здесь начнем собирать армию... Да... (См. В. Шульгин: "Памяти M. В. Алексеева". - "Вестник Галлиполийцев" No 11-1924г.).
   "Бывший Верховный Главнокомандующий, правивший миллионными армиями и распоряжавшийся миллиардным военным бюджетом, теперь, - по свидетельству генерала Деникина, - бегал, хлопотал и волновался, чтобы достать десяток кроватей, несколько пудов сахару и хоть какую-нибудь ничтожную сумму денег. Надо было приютить, обогреть и накормить приезжавших к нему офицеров". (См. Генерал А. И. Деникин: "Очерки Pyccкой Смуты", том второй, стран. 156.).
   Вскоре в Новочеркасске стали стекаться один за другим "Быховские узники" - генерал Корнилов, Деникин, Лукомский, Романовский, Марков - душа и мозг Армии. Понемногу собирались и строевые офицеры.
   Приехал полковник Тимановский - ранее офицер Деникинской "железной дивизии", а затем командир Георгиевского батальона, охранявшего вместе с Текинцами "Быховских узников".
   Полковник Тимановский из за своих ранений всегда ходил, опираясь на палку. Когда в Добровольческой армии он был в последний раз ранен в ногу и упал, он только меланхолично заметил - 18-ая дырка...
   Много говорить Тимановский не любил, но иногда разражался великолепной фразой. Так, во время революции, перед фронтом полка и в присутствии комитета он швырнул на землю преподнесенный ему красный бант и сказал:
   - Кровь, пролитая мною за Отечество, краснее вашего банта...
   Другой раз, когда один англичанин, указывая на английский крест, висевший на груди Тимановского рядом с офицерским и солдатским Георгием, заметил: Этот крест несмотря на то, что вы русский, откроет вам все двери в Англии - и тотчас получил в ответ: - Благодарю вас, но пока у меня есть силы, я буду стучаться в дверь моей родины.
   Вокруг Алексеева и Корнилова собирались немногие, но сильные духом.
   24-го декабря 1917 года вступил в ряды Добровольческой армии и полковник Кутепов. А. П. тотчас был назначен начальником гарнизона гор. Таганрога и его района.
   В Таганроге А. П. быстро сформировал небольшой офицерский отряд всего в 150-200 человек при 2-х полевых орудиях и, после ухода казачьих частей из Донецкого бассейна, принял на себя оборону Таганрогского направления и гор. Ростова.
   В течение целого месяца, в морозы и стужу, Кутеповский отряд, стоя бессменно на позициях, отбивался от большевиков. Горсть побеждала тысячи. У Матвеева Кургана полковник Кутепов дважды разбил крупный большевицкий отряд Сиверса. Но на смену разбитым частям приходили новые. Советская власть решила овладеть Ростовом и Новочеркасском.
   Генерал Деникин, вернувшийся однажды после своего объезда Таганрогского района, делился своими впечатлениями:
   - Там бьются под начальством полковника Кутепова такие молодцы, что если бы у нас было 30 тысяч таких людей, мы бы с ними сейчас же отвоевали у большевиков всю Россию.
   Пока продолжались изо дня в день эти первые бои полковника Кутепова с большевиками, в Новочеркасске шло поспешное формирование Добровольческой армии.
   С большими трудностями пробился в Новочеркасск эшелон Корниловского полка, прибыль кадр Георгиевского полка, пробирались отдельные офицеры.
   Бывший лазарет на Барочной улице был обращен в офицерское общежитие и стал "колыбелью Добровольческой армии".
   Была открыта запись в армию. Вся молодежь загоралась, но Корнилов отдал приказ принимать юношей лишь старше 17-ти лет и непременно с письменного согласия родителей.
   На этой почве разыгрывались грустные сцены. - В студенчески батальон как-то утром явилась одна дама и сразу в повышенном тоне обратилась к адъютанту:
   - На каком основании вы забираете наших детей?
   Адъютант объяснил ей условия приема молодежи в Добровольческую армию.
   - Но моему сыну нет 17-ти лет, и я никакого разрешения не давала, а он у вас.
   Адъютант спросил фамилию у дамы и отыскал бумагу за ее подписью.
   - Что вы мне показываете? Эта подпись и вся бумага поддельная.
   Позвали мальчика. Когда он увидел свою мать, весь вспыхнул и хотел "драпануть". Адъютант его задержал.
   - Зачем ты подделал подпись? Нам таких не надо, собирай свои вещи и уходи.
   Мальчик весь в слезах закричал:
   - Не хочу идти домой... Хочу защищать Россию! - Потом внезапно бросился на улицу и исчез.
   В какой партизанский отряд попал потом мальчик - неизвестно, но домой он не вернулся.
   Много таких мальчиков приходило в Добровольческую армию на всем ее пути. Круглых сирот подбирали и сами войска или штабы,
   Таких юных солдат за их малый рост и за то, что они в боевом отношении будто бы не страшны, старые добровольцы шутливо называли "баклажками".
   Про одну такую "баклажку" рассказывал А. П.:
   - Когда мы заняли Курск, многие приходили и записывались в части. Был большой подъем. В Корниловский полк пришел мальчик, гимназист лет 15-ти, и настоял, чтобы его приняли. Вскоре он был убит...
   - Мы уже отступали, когда ко мы пришел незнакомый старик, весь заплаканный, и молча подал мне книгу.
   - Что это? - спросил я.
   - Пришли вы к нам в Курск, и ушел с вами мой мальчик. А уходя из дому, он попросил мать - мама, если меня убьют, отдай эту книгу генералу Кутепову... И вот я вам принес, исполняя его волю. Это первая книга, которую ему подарила мать...
   - Я принял подарок... Открыл книгу - это были рассказы о походах и подвигах Суворова... (См. H. A. Цуриков: "Генерал Александр Павлович Кутепов", Прага, 1930 г., стран. 43.).
   Завещанною книгу маленького героя А. П. очень берег. И. быть может, эта книга для А. П. была дорога еще и потому, что она так ярко напомнила ему собственное детство.
   Приезжали в Добровольческую армию и девушки - прапорщики Керенского производства. Однажды из Москвы явилось пять таких юных и хорошеньких прапорщиков. Службу они знали безукоризненно, перед старшими "тянулись", но "прапорщиц в штанах" встретили грубым смехом и отказали в приеме.
   Собрались в своей комнате пять несчастных девиц-офицеров и разрыдались. Им казалось, что у них растоптано в душе все святое. Они думали, раз мужчины отказались воевать, то остались еще девушки и женщины, которым Россия дороже жизни. Их жертву отвергли, и они решили, что дальше жить незачем. Пошли в ближайшую аптеку и купили какой-то отравы. Развели ее в воде и выпили залпом... Одна из них умерла, других отходили. Над ними сжалился начальник одного партизанского отряда и принял их к себе на службу. Он провоевали всю гражданскую войну и вынесли всё ее тяготы. Некоторые из них были убиты...
   Офицеров в Добровольческую армию записывалось ничтожное количество. Из трехсоттысячного офицерского корпуса большинство было морально подавлено и махнуло на все рукой - не мы заварили кашу, не нам ее расхлебывать. Были и такие, что старались отогнать от себя кошмары ежедневной жизни кутежами и пьянством.
   В Ростове и Новочеркасске пооткрывались всякие кафэ и "чашки чая". В них проводили вечера целые ватаги офицеров и их дам.
   Как-то поздно вечером из одной такой "чашки чая" возвращалась веселая компания и проходила мимо Государственного банка, на охране которого по занесенному снегом тротуару ходил с винтовкой офицер-доброволец в потертой шинели. К нему, гремя саблей, подошел подгулявший офицер и, растягивая слова, сказал:
   - Поручик, сколько вы получаете жалованья, и какие в вашей Добровольческой армии свободные должности?
   - Я служу не из за жалованья, а таких должностей, как моя, сколько угодно.
   - Значит, служите за идею... Похвально...
   В это время дамы стали заглядывать в освещенные окна подвалов банка.
   Часовой офицер сказал, - сударыни, пожалуйста, не останавливайтесь и проходите по дорожке.
   - Идемте, mesdames,-сказал их офицер. - Счастливо оставаться, поручик. Ходите по своей дорожке, а мы уже пойдем по своей пьяной широкой дороге...
   Из многотысячного офицерского кадра, находившегося в Ростове и окрестных городах, в Добровольческую армию и партизанские отряды поступали лишь десятки, а взрослое гражданское население, несмотря на все воззвания к нему, вовсе уклонялось от борьбы. В студенческий батальон сверх молодежи записалось всего двое - учитель танцев и присяжный поверенный, но и эти незаметно "смылись", когда добровольцы выступили в поход.
   Подписанный большевиками 19-го февраля 1918 г. Брест-Литовский "похабный мир" пробудил многие души. У офицеров вспыхнула воля к сопротивляемости, и гражданская война, вскоре разлилась по всей России.
   С матерьяльным снабжением Добровольческой армии дело было еще хуже.
   Право на свое легальное существование Добровольческая армия подучила от Донского правительства лишь после того, как добровольцы подавили восстание большевиков, захвативших внезапно в ночь на 26-ое ноября власть в Ростове и Таганроге. Но и после этого Донское правительство не оказывало никакой помощи "Алексеевской организации", несмотря на то, что донские войсковые склады ломились от запасов. Приходилось покупать теплые вещи, обувь, белье, медикаменты или на рынке или у казачьих комитетов. Вооружение же доставали всеми правдами и неправдами. Нисколько пушек украли, а частью отбили у возвращавшихся частей с Кавказского фронта. У них же отбирали винтовки и пулеметы.
   Вооружались и таким образом:
   Собиралось человек десять добровольцев и в нескольких верстах от Новочеркасска в открытом поле останавливали петардами воинский эшелон. Трое с револьверами в руках обходили вагоны и требовали, чтобы все вооружение было сложено в переднем вагоне. Если встречали малейшее сопротивление, тотчас подавали команду якобы целой роте, рассыпанной за насыпью. Оттуда несся шум и раздавалось несколько выстрелов из пулемета. Солдаты смирялись и выполняли приказание. Они начинали сносить пулеметы, винтовки и ручные гранаты, но, проходя по насыпи, быстро обнаруживали все количество залегшей "роты". Наступал решительный момента, когда надо было овладеть разнузданной массой.
   Офицеры выскакивали на насыпь и наводили на толпу пулемет и винтовки. Старший офицер тотчас командовал:
   - Становись! Равняйсь!
   Толпа в несколько сот человек начинала неохотно строиться.
   - Смирно!
   Из рядов уже раздавалось урчание и выкрики:
   - Опять старый режим...
   Офицер подходил вплотную к наиболее негодующему и пускал ему пулю в лоб.
   В шеренге образовывалась пустота.
   - Сомкнись!
   Очень редко приходилось выпускать вторую пулю.
   Солдаты выстраивались в колонну и шли, как на параде, версты 2-3 в сторону от поезда.
   Пока солдаты маршировали, добровольцы отцепляли вагон с оружием от всего состава и уезжали с добычей.
   И ругались же потом солдаты... Им казалось всего обиднее, что пришлось маршировать по "старорежимному".
   Денег в казну Верховного Руководителя Добровольческой армии генерала Алексеева поступало очень немного, в силу чего добровольцы получали нищенское содержание. Жили впроголодь, тем не менее в первое время все случаи их насилия над населением пресекались самым решительным образом.
   Однажды сильно подвыпивший офицер-доброволец забрался к одному "спекулянту", своему соседу по номеру в гостинице, скомандовал ему - руки вверх, вытащил у него бумажник, а потом заставил ограбленного скакать на четвереньках по всей комнате, сам же развалился в кресле и хохотал.
   Суд чести предложил офицеру на выбор - или застрелиться и быть похороненным с воинскими почестями, или же быть расстрелянным, как обыкновенный преступник.
   Осужденному дали револьвер и оставили его в комнате вместе с дежурным офицером...
   Осужденного похоронили с воинскими почестями.
   К концу января 1918 года положена Добровольческой армии на Дону стало безвыходным. Казачьи части окончательно развалились, происходили избиения офицеров, и были даже факты продажи казаками своих офицеров большевикам за денежное вознаграждение. Атаман Каледин застрелился. В Таганроге и в предместье Ростова рабочие подняли восстание, большевики окружали добровольцев вплотную.
   Генерал Корнилов отдал приказ Добровольческой армии отходить за Дон в станицу Ольгинскую.
   III.
   "Мы уходим в степь... Нужно зажечь
   светоч, чтобы была хоть одна светлая точка
   среди охватившей Россию тьмы."
   Генерал Алексеев.
   В ночь на 9-ое февраля 1918 г. Добровольческая армия выступила в свой 1-ый Кубанский поход.
   - С Богом, в путь! - сказал Корнилов, и около 700 человек потянулось из города. Шли по неосвещенным вымершим улицам. На топот ног выглядывали из окон испуганные лица и быстро захлопывали ставни. Крутила вьюга... На другой день у станицы Аксайской добровольцы перешли по льду замерзши Дон.
   К станции Ольгинской подтянулись все остальные добровольческие и партизанские отряды. Корнилов сразу реорганизовал свою армию, общая численность которой не превышала 4-х тысяч бойцов.
   Полковник Кутепов был назначен командиром 3-ьей роты 1-го Офицерского полка под командой генерала Маркова.
   Свою военную карьеру А. П. начинал сызнова.
   Выло решено идти на Кубань.
   Длинной темной лентой по снежной степи вытянулась "кочующая армия". В авангарде - генерал Марков со своим Офицерским полком, в арьергарде - генерал Богаевский с донскими партизанами, в центре - обоз и главные силы. То здесь, то там мелькал небольшой конный отряд текинцев в громадных черных и белых папахах. Во главе отряда всадник в романском полушубке на арабской светло-буланой лошадке. За этим всадником колебалось трехцветное знамя. Вслед конному отряду из строя неслось:
   Так за Корнилова, за Родину, за Веру
   Мы грянем громкое ура, ура, ура!
   Сердца горели верою - Корнилов выведет Россию из лихолетья...
   А обычно пели в походе свою любимую песнь - затягивал высокий тенор:
   Слыхали ль, деды, война началась?
   Бросай свое дело, в поход собирайся...
   И рота подхватывала:
   Смело мы в бой пойдем
   За Русь Святую
   И, как один, прольем
   Кровь молодую...
   А тенор снова звенел:
   Вот и окопы, вот и снаряды,
   Но не боятся их наши отряды...
   - Какую грустную песнь поют ваши кадеты, так и щемит за сердце, - сказала одна казачка.
   Донцы встречали добровольцев недружелюбно. Войдут в дом офицеры, снимут фуражки:
   - Здравствуй, станичник.
   - Здравствуйте, - отвечает исподлобья.
   - Нельзя ли лошадям овса? - Заплатим.
   - Да у нас свою скотину кормить нечем, красные все позабирали.
   - Ну тогда нельзя ли чайку, хозяюшка?
   - Воды много, а чаю и сахару нет.
   У хозяйки прояснялось лицо, когда ей предлагали свой чай и сахар, а у хозяина от хорошего стаканчика водки. После этого очень быстро находилось для лошадей овес, а для гостей борщ, свининка, мясо.
   За обедом хозяева становились разговорчивее.
   - Да что же с вами идти, вас мало... Да и куда вы идете? Помогаешь вам, а потом придут большевики, наши иногородние всех выдадут... нет, уж лучше подождем....
   Чтобы производить на станичников большее впечатление своей силой, добровольцы нарочно растягивали походную колонну.
   Когда вышли из Донской области и вступили в Ставропольскую губернию, бурлящую большевизмом, добровольцы сразу наткнулись на крупные красные отряды с артиллерией. Первый серьезный бой произошел под селением Лежанкой. Большевики открыли ружейный, пулеметный и орудийный огонь.
   Прямой путь на Лежанку преграждала болотистая полузамерзшая речка. Корниловский полк пошел в обход, а Офицерский полк залег перед речкой. Очень скоро А. П. не выдержал пассивного томления и бросился со своей ротой через реку, в это время подоспели Корниловцы. Большевики побежали в смятении...
   Какой-то парень лет 20-ти убежал из окопов одним из последних, на бегу продолжая отстреливаться, потом кинул винтовку и скрылся в хате. Его выволокли с палатей и повели на расстрел. Отец и мать бросились за сыном, умоляя простить его. На них не обращали внимания. Вдруг старики увидели идущего навстречу офицера в золотых погонах. Сразу решили, что это начальник, и упали ему в ноги.
   - Ваше благородие, господин начальник, простите нашего сына... Из за товарищей погибает... Он шалый, а душа в нем добрая... Простите Христа ради...
   Полковник Кутепов пристально посмотрел на стариков и сказал:
   - Отпустите этого болвана... Старики - люди честные...
   Парня отпустили с большой неохотой.
   В селении продолжали раздаваться отдельные выстрелы...
   Когда обоз втянулся в Лежанку, все отворачивались с содроганием - по вымершему селению бродили свиньи с окровавленными рылами и с визгом дрались над трупами.
   Оставшиеся в избах старики и старухи говорили добровольцам:
   - Это главный большевик велел стрелять в вас... Кадеты, мол, на старое повернуть хотят... А молодки с ребятами убегли от вас. Бачут, что вы убиваете детей, а парней на кол садите...
   Обетованная земля - Кубань - встретила добровольцев радушно. Поражала сытость и довольство станиц.
   Кубанцы в помощь Корнилову выставляли небольшие отряды, но уже через несколько переходов добровольцы столкнулись с большевицкими войсками под руководством военного самородка - фельдшера Сорокина. Живущие на Кубани иногородние всячески помогали большевикам, к ним иногда присоединялась казацкая молодежь, побывавшая на фронте Великой войны.
   После одного боя, где против добровольцев сражались и молодые кубанцы, добровольцы заняли богатую станицу. Была масленая неделя. Быстро забыт пережитый страх, и нарядная станица в яркий солнечный день высыпала на улицу. Повсюду смех, шутки. Белозубые бойкие казачки в разноцветных платках угощают поджаренным в кипящем масле, тонким, хрустящим тестом, сыпят пригоршнями тыквенные семячки.
   Вдруг все устремились к станичному правлению, около которого сидел атаман и стояли старые казаки в серых, коричневых и малиновых черкесках.
   - Ведут их, ведут, - послышалось отовсюду. Окруженные казаками шли, понуря головы, обезоруженные молодые казаки-фронтовики.
   Суд над каждым был краток:
   - Против отцов пошел? - Спускай штаны и ложись на скамью. Под свист нагайки раздавалось нравоучение:
   - Вот тебе, мерзавец, коммуна... Вот тебе большевики, вот тебе и советская власть!
   Со скамьи неслось:
   - Ой, простите меня, простите, казаки-отцы...
   Под общий хохот наказанный вставал со скамьи и, подбирая на ходу штаны, быстро скрывался.
   - Ой, дивчины, срам-то, срам-то какой, - неслось им вслед, а из Корниловского оркестра в это время доносились плавные звуки "Дунайских волн".
   IV.
   Чем ближе продвигались добровольцы к столице Кубани - Екатеринодару - тем ожесточеннее и кровопролитнее становились бои. Кольцо большевиков то сжималось, то разжималось.
   15-го марта добровольцы подошли к станице Ново-Димитриевской, верстах в 20-ти от Екатеринодара.
   Генерал Деникин так вспоминает этот день:
   "Всю ночь накануне лил дождь, не прекратившейся и утром. Армия шла по сплошным пространствам воды и жидкой грязи, по дорогам и без дорог, заплывших и пропадавших в густом тумане, стлавшемся над землею. Холодная вода просачивала насквозь все платье, текла острыми, пронизывающими струйками за воротник. Люди шли медленно, вздрагивая от холода н тяжело волоча ноги в разбухших, налитых водою, сапогах. К полудню пошли густые хлопья липкого снега, и подул ветер. Застилает глаза, нос, уши, захватывает дыхание, и лицо колет, словно острыми иглами"... (См. Генерал А. И. Деникин: "Очерки Русской Смуты", том второй, стран. 275.).
   Перед станицей протекала разлившаяся речка. Под обстрелом большевиков стали искать брод. К вечеру ударил мороз. Ночью в поле все бы закоченели.
   Офицерский полк поднял над головами винтовки и стал переходить речку. В воде было теплее, чем на воздухе.
   Начался штыковой бой, остаться без крова в эту ночь было бы гибелью и для большевиков. Бой велся почти у каждой хаты. В конце концов красные были отброшены на край станицы, протянувшейся на несколько верст.
   К концу боя несколько офицеров вскочили погреться в какой-то полуразбитый сарай. Шинели у всех покрылись ледяной корой, стали калеными и раздувались, как колокола. Сесть никто не мог, стояли, точно закованные в латах.
   Кто-то отыскал в углу несколько кадушек и радостно объявил:
   - Господа, да здесь моченые помидоры, яблоки и огурцы...
   Сразу все почувствовали страшный голод.
   Когда в сарае только хрустело на зубах, раздался мерный топот. Выглянули посмотреть.
   Шли невиданные чудища в обледенелых звенящих одеждах с блестевшими от инея штыками. На лицах серебрились усы и брови. Сбоку шло такое же замерзшее водяное чудище, только вместо бороды у него стучали сосульки. Оно резко командовало:
   - Ать, два! Ать, два! Чудища шли, как на учении.
   - Рота, стой!
   Зазвенело и простучало в разбивку.
   - Отставить!
   И снова та же команда:
   - Рота, стой!
   После того как раздался одновременный всплеск, спокойный голос сказал:
   - Разойдись!
   Это была офицерская рота полковника Кутепова.
   Постоянная и при всяких положениях полная дисциплинированность роты А. П. производила на всех добровольцев сильнейшее впечатление. А сам А. П. даже после тяжких боев или переходов, и, несмотря на то, что был без денщика, утром на другой день являлся всегда подбритым, вычищенным, с блеском на сапогах и в той же форме с золотыми погонами, как во время Великой войны. У А. П. вот только фуражка, при атаке, всегда съезжала на затылок... Своей внешностью А. П. выделялся еще потому, что многие приехали в армию в штатском и оделись в широкие черные шаровары и мужицкие полушубки с нарисованными чернильным карандашом погонами, которые и указывали, что это офицеры, а не мелкие торговцы или прасолы.
   И, глядя на А. П., был общий голос:
   - Ну и молодчина Кутепов...
   V.
   В Ново-Димитриевской произошло слияние добровольцев с Кубанским отрядом генерала Покровского, и вследствие этого вторичная реорганизация Добровольческой армии.
   Полковник Кутепов был назначен помощником командира 1-го Офицерского полка уже под начальством генерала Боровского.
   Была решена атака Екатеринодара. Большевики оказывали отчаянное сопротивление. Бои тянулись подряд несколько дней. Добровольцы несли огромные потери, снаряды иссякали.
   29-го марта Офицерский полк втянулся в бой около самого Екатеринодара. Полк рассыпался в цепь и залег под сильнейшим пулеметным огнем.
   - Здорово сегодня стреляют... Трудно придется нам, - сказал Кутепов адъютанту полка и скомандовал:
   - Цепь, вперед!
   Цепь поднялась и пошла. За каждой ее перебежкой оставались неподвижные или еще судорожно подергивающиеся тела.
   - Не кланяться, не кланяться! - ежеминутно раздавался громкий голос Кутепова, идущего рядом с цепью.
   - Вперед, вперед!
   Наконец, большевиков стали преследовать пулеметами. Офицерский полк подошел к казармам на окраине Екатеринодара. Большевики опять открыли стрельбу. Рядом с Кутеповым упал адъютант полка.
   - Что с вами? Подымитесь, - сказал А. П.
   - Да я ранен, господин Полковник.
   А. П. поднял офицера и отнес его за стену казарм.
   - Ну, становитесь на ноги... Адъютант встал на правую ногу.
   - Становитесь на левую.
   - Да у меня кость перебита...
   - Эх, Федора Ивановна, - не выдержал А. П. - Снова приподнял раненого, посадил его на камень и стал стаскивать сапог. Сапог не слезал. А. П. разрезал его ножом, потом подозвал сестру милосердия и двух солдат. Посадил адъютанта на винтовку в проводил его до хаты.
   Когда Добровольческая армия была уже в Харькове, этот адъютант выздоровев от раны явился к генералу Кутепову.
   - Вы куда?
   - В свой полк, Ваше Превосходительство.
   - Ну, вам еще рано воевать, смотрите, какой вы зеленый. Останетесь у меня в штабе.
   В этот день А. П. говорил штабному офицеру, в чье распоряжение поступал бывший адъютант полка:
   - Я вам в помощники назначил одного капитана, первопоходника. Он бывший студент, наверное с красным флагом ходил, но прекрасный офицер и хорошо воевал.
   В числе убитых под Екатеринодаром был командир Корниловского полка полковник Неженцев.