Страница:
К кошкам и собакам люди относятся по-разному, доходя в своих предпочтениях до неприкрытого антагонизма "собачников" и "кошатников", до ожесточения сражаясь за признание особой прелести своего любимца и всего его племени над враждебным, как принято думать, биологическим видом. Сама я явно и нескрываемо предпочитаю собак, но всегда готова объяснить, почему. Главная причина одна: собаки - такие же стайные, как и мы, люди, а потому нам во многом легче понять друг друга. Словом, мне с собаками интереснее. Однако и кошки в нашем доме жили всегда, так что мне трудно понять эту взаимную неприязнь сторонников разных зверей. Не так уж плохо, как выясняется, живут друг с другом кошка и собака, чтобы нам, их хозяевам, переносить поговорку на свои отношения. Могла же моя Джинечка выкормить своим молоком котенка Барракудыча, да еще и в отсутствие собственных детей!
Раз уж к слову пришлось, сейчас я могу с уверенностью утверждать, что трудности в отношениях кошек с собаками вызваны не только и не столько различиями в их мимических языках (факт общеизвестный), сколько различной организацией энергоинформационных структур биополей. А сама эта организация, будучи производной от психики животного, является непосредственным следствием стайной или индивидуальной социальной ориентации. Ведь для стайных животных биополевое общение и биополевая взаимопомощь - это норма жизни!
И разве особенности поведения этих, столь разных, зверей не сказываются на наших отношениях с ними? Наши предпочтения зависят не только от человеческих характеров, но и от возможностей самого зверька. Людям, условно говоря, "восточного" склада, с созерцательным и эмоциональным характером кошки, как правило, ближе и приятнее. Тем же, кто склонен к более рациональным отношениям с миром, к логическому "западному" подходу, общение с собакой даст неизмеримо больше. Между прочим, мне приходилось замечать, что и симпатии людей к тем или иным видам аквариумных рыбок так же тесно связаны со стайным или индивидуальным образом жизни последних. Однако, в каждом из нас, разумеется, могут быть довольно отчетливо выражены и те, и другие наклонности - стало быть, не исключается и плодотворное дружеское общение с животными обеих этих категорий.
Клетчатый научил меня по-новому понимать структуру собачьей стаи и особенности отношений между ее членами. Этот странный зверь настолько отдалился от своих сородичей, что под влиянием своей стаи усвоил чисто собачьи привычки и манеры. Он не теряет присутствия духа даже в непростой - для обычной кошки! - ситуации.
Ко мне, случается, приводят на осмотр самых разных собак, в том числе и фоксов, заслуженных, рабочих, вовсе не склонных впадать в сентиментальность при встрече с чужой кошкой, пусть бы даже и вконец "особачившейся". Моя стая встречает чужое зверье на пороге и обнюхивается, как положено, в очередности старшинства.
Последним обнюхивается на правах самой младшей собаки наш Клетчатый. Ничуть не смущаясь своей не вполне обычной для собаки внешности, не опасаясь возможных неожиданностей со стороны гостя, он подносит курносую мордочку к уже скалящейся по-боевому морде фокса или пит-бультерьера. Обнюхивается с невероятным достоинством, да еще и лапу когтистую может гостю продемонстрировать - не забудь, дескать, что я тут, хоть и младший, но все равно хозяин! И бойцы да охотники, без колебаний вступающие в схватку с крупным противником, как-то сникают, признавая его законные права. А может быть, дело в том, что собаки всегда уважают уверенность в себе - особенно тогда, когда стоит за ней не физическая сила, а смекалка и надежные друзья. Вот это, что называется, разговор по существу!
Помню только один случай, когда пришлая собака лишила Клетчатого присутствия духа. Это был явившийся навестить родню наш собственный фоксячий сыночек, лихой и неукротимый Ларс Гиль Эстель, Джинкин первенец и любимец. Пока он воспитывался в нашей стае (а жил он у нас долго, до семи месяцев), бабушка с мамой ухитрялись держать его в строгости и сумели внушить ему более или менее правильные представления о жизни вообще и о собачьих приличиях в частности. Но едва оторвавшись от семьи, он тут же начисто забыл все правила стайной добропорядочности. При каждом его появлении у нас старшим собакам приходилось тут же проводить экстренный курс хороших манер. Кот, вместе со всей стаей растивший этих детишек и помнивший Ларса с лучшей стороны, вышел поздороваться. И тут Ларс, ошалевший от охотничьего азарта (он все лето держал в страхе Божьем окрестных кошек на даче, и хозяева ему этого не запрещали), кинулся на Клетчатого. И все бы ничего, погоня, как и другие боевые приемы, много раз отрабатывались в общих играх, но Ларсу удалось завести всю стаю!
Вообще говоря, для охотничьих собак это нормально, им такой механизм "детонации стаи" необходим в работе. Наша стая к этому времени с Ларсом уже помирилась и среагировала на его действия именно так, как положено. Но для кота самым ужасным оказалось то, что возглавил погоню наш Черный, непререкаемый авторитет и самая, вроде бы, надежная опора во всех передрягах!
Серьезного повода для беспокойства за участь Клетчатого, разумеется, не было, он, к тому же, успел мигом удрать в один из своих заветных уголков, недоступных собакам, но для смертельной обиды - был! Кот дулся на собак дня два или три. Вот этих-то законов стаи, касающихся работы, он освоить не мог и не в состоянии был уразуметь: за что, почему, откуда у родных и любимых такая злоба? Он, несчастный, не понимал даже того, что и злобы-то никакой не было и в помине, а было только включение наследственных форм поведения. Мирить его с собаками пришлось мне.
А со своими собратьями, кошками, он ладить не желает принципиально. Ему еще и года не было, когда мы, прихватив с собой всю стаю, отправились в Смоленск, в гости к родне. Там в то время жили сразу две кошки, мама и пятимесячная доченька, с которыми мы и решили познакомить Клетчатого. Хозяйские кошки при собаках отсиживались взаперти, чтобы избежать лишних стрессов. Выбрав момент, когда собаки были на улице, я на руках принесла его к предполагаемым подругам. Те, признав сородича, потянулись к нему с искренним радушием, чуть ли не улыбаясь во весь рот. Но надо было видеть, как ощетинился у меня руках Клетчатый! Он совсем уже изготовился бить по мордочкам кошек открытой когтистой лапой, он шипел и трясся от возбуждения. По-моему, он был страшно оскорблен тем, что его, почти собаку, приняли за обычного кота. Неудавшуюся попытку знакомства пришлось срочно прекратить.
Клетчатому не особенно везло в жизни - он ухитрился дважды выпасть из окна, с нашего третьего этажа. Любимое его времяпрепровождение в теплую погоду - греться на ласковом солнышке, сидя на наружном карнизике окна. Но карнизик-то узкий и наклонный. Кот, задремав, расслабляется и, естественно, помаленьку сползает вниз. Когда это случилось впервые, мы даже не сразу его хватились. Обнаружив, что кота нет дома и сообразив, куда он единственно мог пропасть, мы бросились во двор. Но, видно, времени прошло уже много, а собаки, решив, что он ушел прогуляться по доброй воле и вернется сам, следа не брали, притворяясь (вот негодяи!), будто вообще не понимают, чего я от них хочу. Одним словом, все хлопоты были напрасны, и мы прекратили поиски уже в темноте, смирившись с тем, что до утра делать нечего.
Утром я вышла прогулять собак, а муж принялся возиться с машиной, чтобы ехать куда-то по делам. Мы сразу же услышали Кешкин отклик на звуки наших голосов - приглушенное мяуканье, доносившееся, как мне показалось, с высоты второго этажа, из соседнего с нашим подъезда. Я кинулась с собаками туда, особо уповая на Кешину подружку, Джинечку. Ищет она в целом неважно, куда хуже матери или, тем более, Рольфа, но для приятеля могла и постараться. Однако в подъезде Клетчатого не было, да и мяуканье затихло. И Джи на лестницу идти ни в какую не хочет, тянет назад, во двор, куда уже убежали старшие собаки.
Я - вниз. Опять мяукает. Позвала - отвечает, но откуда? Я заметалась по двору, уже не очень-то доверяя собакам и будучи не в силах найти кота сама. А собаки все рвутся к стоящим рядком машинам. Я их отзываю, думая, будто они заторопились "на посадку". Ан нет!
Из-под заднего крыла машины, стоявшей неподалеку от нашей, выпрыгнул навстречу мне помятый и взъерошенный Клетчатый - ни дать, ни взять, вернувшийся под утро муж-гуляка. Если б он просто-напросто сообразил, что ждать нас нужно возле машины, нашего "второго дома" в лесных странствиях, этого уже было бы предостаточно, чтобы восхищаться его сметливостью. Так ведь он к тому же сумел определить марку автомобиля! Во дворе стояло с десяток машин - "москвичи", "Жигули", какие-то иностранные, в которых я и сама-то не разбираюсь. Из всего этого разнообразия он выбрал "Жигули" пятой модели, точь-в-точь, как наши, только вот с цветом вышла оплошка - он забрался под крылышко не к бежевой машине, а к красной.
Случайность, скажете вы? Я и сама думала бы так же, если б не то, что происходит на каждой нашей лесной стоянке. В каком бы порядке ни стояли машины (мы нередко ездим компанией), давно ли мы живем на этом месте или только что обосновались и в первый раз выпустили зверье на разведку, он без всяких сомнений и колебаний отличает свою машину от чужих. Ни разу не забрался он не только в "уазик", но и в красную "копейку" моего брата. Не путается он и в том случае, если неподалеку оказываются чужие автомобили.
В городе мы его на улицу не пускаем - больно уж много во дворе бродячих и подвальных кошек, не нужны нам ни дружба, ни вражда, а уж инфекции с паразитами - и подавно. Но когда уходят гулять собаки, Клетчатый приходит в страшное негодование. Он расхаживает по квартире, задрав торчком хвост, намеренно громко топоча лапами, как это умеют кошки, и возмущенно вопя. Потом отправляется к себе "на плошку" и, справившись с делами и еще маленько поскандалив, усаживается на стул или тумбу в прихожей - поджидать друзей. Слышит или чует их еще на подходе, едва они входят в подъезд, и радостно бежит со всех ног к дверям. Приветствует он их вполне по-собачьи, как и нас, - восторженно виляя хвостом. А ведь во всех книгах по классической зоопсихологии именно виляние хвостом описывается, как ярчайший пример видовой специфики. На этом основываются и расхожие рассуждения об истоках "извечной вражды" этих животных.
Одно в нем раздражает - ворюга он первостатейный. Однако и это есть результат успешного стайного воспитания. Прежняя наша кошка, Фенька, по собственному почину выучилась скидывать собакам сверху лакомые кусочки - как же еще прикажете им доставать вкусненькое со стола да с холодильника? Клетчатого собаки выучили этому преднамеренно, и теперь спасу нет от следов кошачьих лап на свежевымытой кухонной мебели. Раз хозяйка помыла, как же не проверить, что она там оставила? А сколько раз выбивал он из руки расслабившегося, зазевавшегося хозяина бутерброд с колбаской или с чем-нибудь рыбным! Оглянуться не успеешь уже удирает, ворча и крепко держа в зубах добычу, по коридору или за плиту. Впрочем, поделом мужу: он считает, что не ворующий кот явление противоестественное.
В своем преступном ремесле он усовершенствовался до невообразимых пределов. Ему, к примеру, ничего не стоит зацепить когтем крышку кастрюли, приоткрыть ее и, аккуратно прицелившись, выудить кусочек посимпатичнее, а потом опустить крышку на место, как ни в чем не бывало. Я подсматривала.
Кстати, о еде. Обычно кошки в своем меню куда привередливее собак. Этот лопает все, что едят собаки, вплоть до овощей и фруктов. Он наравне со всей псарней выпрашивает у меня сырую и квашеную капусту, свежие и соленые огурцы (маринованные, правда, нравятся ему значительно меньше, но их не любит и мой сын), тыкву, морковку, соленый чеснок, до которого мы все, люди и звери, весьма охочи. А уж если я взялась чистить картошку к ужину, то в единый кружок, в ожидании кусочков, усаживается весь зверинец (сырая картошка, в отличие от вареной, вызывающей лишнее брожение, им полезна как источник витамина С). Яблоки и цитрусовые, правда, не входят в число любимых лакомств Клетчатого, но в охотку может и взять кусочек. Секрет тут один-единственный: Клетчатый никогда не получал никакой "персональной" еды - только то, что едят собаки, из одной кастрюли. Они у меня в буквальном смысле "однокашники"!
Единственное исключение, которое я позволяю Клетчатому, касается обгрызания мясных и рыбьих косточек, что собакам строго-настрого запрещено. Собаки могут с размаху, не разобравшись, проглотить острую и опасную для желудка кость, а кошки в этом отношении гораздо аккуратнее, они костей и их обломков не глотают.
Клетчатый необычайно для кошки расположен к людям и общителен. Он всегда приходит поздороваться с гостями. Предоставленный самому себе, он склонен болтаться в радиусе пары метров от кого-нибудь от нас, если только не спит и не занят чем-нибудь поинтереснее, чем наблюдение за хозяевами. Беда только, что фоксы, поддерживая угодный им самим порядок в стае, не слишком часто допускают его ко мне на колени. Но ведь и девочки тоже любят вздремнуть. А когда они засыпают, на коленях или рядышком со мной в нашем общем старинном кресле, приходит наконец и кот. Мягкими лапами вскарабкавшись по спинам спящих собак, он укладывается в общий штабель и заводит свои песни. Он бы и не мурлыкал, как избегает мяукать (собака все-таки, лаять положено), но восторг кошачьей души неудержимо просит выхода.
Жанровых сценок, достойных не только фотографии, но и документального кинематографа, в нашем зверинце предостаточно. Можно бы и поменьше - от работы отвлекают. Ведь даже я, видевшая все это сотни раз, не могу оставаться равнодушной, когда на брюшке у крепко спящей фоксюшки сидит кот и мирно вылизывается в свое удовольствие перед тем, как улечься дрыхнуть под бочком у подружки. А то лижет сметану с одной ложки с верзилой-овчаром, и две морды - громадная, длинная, черная и коротюсенькая, курносенькая, полосатенькая - то и дело соприкасаются носами. Или присядет Клетчатый рядом с валяющимся на полу Черным и ласково лижет лапищу, вполне сопоставимую по размерам со всем кошачьим тельцем.
Разумеется, как во всякой многодетной семье, у нас не обходится без мелких стычек и перебранок. Наказать Клетчатого даже за самые мерзопакостные проделки я не могу - на помощь мне мгновенно бросаются фоксы. Было дело, я держала его за шкирку, а на хвосте у него висели воспитательницы - Бамби с Джинкой. И даже за прокушенные Клетчатым пальцы пенять было некому, кроме самой себя. Хорошо еще, когда Черный считает, что без него обойдется. Вот и приходится из гуманных соображений мириться даже с самым беспардонным воровством.
Иногда Клетчатому удается заполучить лакомый кусочек тайком от собак. Он уволакивает добычу на подоконник кухонного окна, поближе к своей миске, но при этом во всеуслышание оповещает весь честной народ о том, что делиться ни с кем не намерен и будет, в случае чего, сражаться до последней капли крови. Нет бы сожрать втихомолку! Не рычать в знак предупреждения и решимости - выше его разумения. Тут-то и разыгрываются бои местного значения. До капли крови, будь она последней или первой, дело, естественно, никогда не доходит, но чаще всего Клетчатый остается с носом. Пока у нас не было Каськи, такого рода конфликты выглядели довольно спокойно, но теперь эта девица, азартная не по уму, норовит схватить кота за заднюю ногу и тянуть изо всех сил на себя, не смущаясь возмущенными воплями жертвы. Джинечка бросается наводить порядок и спасать приятеля и начинается...
С появлением Кайсы дела нашей стаи, надо честно сказать, сильно осложнились. Младшая по рождению и законному статусу, она никогда не желала считаться с этим даже по отношению к собственной матери и старшей сестре, а уж какая-то гадкая кошка ей и вовсе не указ! Вот и разнимаем схватки, разжимаем Каськину по-настоящему мертвую хватку (она у нее врожденная), хотя серьезных повреждений не бывает - брать по-боевому она все же не решается. А за ноги она берет по простой причине - ей когда-то удалось вывести таким образом из строя нашего приятеля-бультерьера, которому угодила клыком как раз в царапину на лапе. Вот и запомнился ей этот приемчик как самый эффективный.
Клетчатый добивается сатисфакции, беззастенчиво дразня Каську, и особенно охотно - когда та только что расположилась отдохнуть от трудов праведных. Порой и лапой ей по морде залепит, но тоже осторожненько, так, чтобы когти завязли в бороде. Своя все-таки, хоть и вредная! И начинается "большое королевское сафари" в исполнении кота и трех фоксов. А чуть позже они уже спят все вповалку на диване, на кровати или у меня на руках...
Еще не конец...
Главы, которые вы прочитали, написаны не вчера. Многое в нашей жизни с тех пор изменилось. Первой, как вы уже знаете, ушла Бамби.
А теперь нет и Рольфа, моего Рыцаря и Учителя. Его сияющая жизнь оказалась такой короткой, словно он получил и отдал все, что мог, и умер, как жил - Королем.
Мы знали о его болезни, мы пару лет держали его на гомеопатии и биополевых приемах, но перерождение почечной ткани не остановить. Однако в тот день, когда почки отказали окончательно, он даже мне об этом не сказал. В последний его вечер мы втроем, Чёрушка, муж и я, пошли навестить наших приятельниц - женщину и овчарку. Во дворе он призвал к порядку распоясавшегося молодого ротвейлера, он с удовольствием был допоздна в гостях и пришел домой около часа ночи, с аппетитом поел. Одно лишь меня насторожило - на обратном пути мы встретились с каким-то пуделем, и Черный, мельком обнюхавшись, отошел, словно бы в нерешительности...
Мы не могли вспоминать о нем больше года. И только полтора года спустя на стене над моим письменным столом появился его портрет - он лежит в своей позе глубокого раздумья, положив голову между тяжелыми подпалыми лапами. Именно так он говорил со мной о самом главном.
Наш Акела - его внучатый двоюродный племянник и достойный, надо признать, преемник. Рольф растил Акелу до полугода и в последнюю ночь рассказал Джинечке, как вырастить Вожака. Она, умница моя, воспитывала молодого Акелу бережно, вдумчиво и умело, и теперь у нас снова есть Овчарка. Акела уже с семимесячного возраста начал работать со мной в должности, которую занимал до него Черный - в качестве собаки-наставника для молодых и особо нервных собак. Все-таки Вожак может сделать то, что не под силу даже такой опытной и решительной Старшей Суке, как Джи-Джи.
Клетчатый не пережил смерти Вожака и умер через две недели после Рольфа. Только после вскрытия мы узнали о том, что наш Клетчатый страдал, оказывается, от "кошачьей чумы", панлейкопении, которая протекает обычно остро и заканчивается смертью через три-четыре дня. А Кешка болел, как предположил доктор, всю жизнь, заразившись еще в утробе матери, и болезнь никак не проявлялась. Видимо, стая держала.
Однако, и у Клетчатого есть свой преемник, в точности похожий на него, только тигровины у него не по рыжевато-серому, а по голубому фону. Этого кота я принесла из магазина тоже в сочельник, ничуть не задумываясь о совпадении, - он просто вышел мне навстречу откуда-то из-за прилавка. И он настолько точно вписался в структуру нашей стаи, заняв то место, которое было отведено Клетчатому, что воспроизводит даже мелкие привычки своего предшественника. Порой мне кажется, будто это - тот же самый кот, только сменивший нелюбимый мною "зеленый" оттенок шерсти на голубой, к которому я неравнодушна. И вздумай я написать отдельную главу о Кыше, мне пришлось бы почти полностью повторить то, что вы только что прочитали, за исключением, разве что, каких-то конкретных событий.
Но я не стану переделывать те главы, что были написаны при их жизни. Пусть они еще побудут живыми... хоть чуточку...
Иная цивилизация
О да, это и есть самая дерзкая мечта не только писателей-фантастов, но и самых просвещенных умов нашего века! Подумать только - найти в бесконечной Вселенной (чего доброго, чем дальше, тем интереснее) свою родню, хотя бы и отдаленную, с которой можно было бы общаться, вместе познавать этот мир, вместе строить лучшую жизнь!..
Но... почему, собственно, именно в бесконечной Вселенной? Невольно вспомнишь Грибоедова: "Ах, если любит кто кого, зачем ума искать и ездить так далеко?"
Я намерена убедить вас, дорогой мой Читатель, что иная цивилизация здесь, на грешной нашей Земле, совсем рядом с нами! Это они, те, кого мы с вами так любим - ненаглядные наши собаки! И простите мне невольный пафос этих слов.
Беру в руки энциклопедический словарь и открываю его на слове "цивилизация". Четыре определения, несколько отличающихся друг от друга. И в каждом из них упоминается главное - развитие общественной организации, неразрывно связанное с личностным развитием каждого индивидуума, и они невозможны друг без друга. Попутно каждая цивилизация создает свою культуру, духовную или материальную, которая отражает определенные этапы ее развития, фиксирует ее историю. Вот тут-то я и слышу мрачный голос скептика: позвольте, а какое отношение это имеет к собакам?
Поспорим?
В том, что у собак имеется развитая система общественных отношений, сомневаться не приходится. Их стая куда сложнее наших обычных представлений о вожаке и подчиненных, и построена она по принципу личной ответственности за принятие решений в интересах всей стаи. Отношения в каждой конкретной стае основываются на общих правилах, но характер их так же индивидуален, как и личности каждого из членов, они развиваются во времени и зависят от событий, происходящих с каждым из членов стаи.
Больше того, именно принцип личной ответственности каждого за выживание всех и делает возможным совместное развитие. У собак, самых стайных из стайных животных, очень развито альтруистическое поведение, при котором интересы сородича могут преобладать даже над таким сильным мотивом, как собственное выживание. И если вглядеться в стайные отношения непредубежденным взглядом, если отрешиться от чисто человеческих интерпретаций звериных поступков, то становится ясно: стая заботится не только о целости и сохранности своих членов, но и о возможностях их наиболее полного психического и личностного развития. Чего, как говорится, и вам желаю, - увы и ах, люди не всегда удосуживаются подумать об этом как в семье, так и в "большом социуме".
И не надо сомневаться в том, что и стая, и каждый индивидуум в ней продолжают развиваться, бережно сохраняя личные и общественные накопления, драгоценные крупицы опыта. Даже в дикой природе эволюция не закончилась в тот момент, когда Дарвин сообщил нам о ней. А что уж говорить о домашних собаках! Мы же с вами и превратились в главный фактор их эволюции. Мы, вот уже много тысячелетий, определяем требования к их поведению, функциональным возможностям, к внешнему виду и физиологическим особенностям. Мы, а не Добрый Боженька, сделали их гигантами и карликами (ни у одного вида в дикой природе нет такого разброса по массогабаритным показателям), мы вынудили их ходить почти голенькими или одеваться в роскошные меха... и так далее, так далее, так далее... А ведь морфологическая и физиологическая эволюция всего-навсего отражает психическую и поведенческую и следует за ней. Начиналась же эволюция собаки домашней именно с функциональных, полезных человеку, требований к устройству психики, к характеристикам нервной системы, к закрепленным наследственно формам поведения. И эта личностная эволюция вида canis familiaris далеко выходит за пределы жизни индивидуума, сберегая накопленный опыт в так называемой "генетической памяти" породы и вида в целом.
Итак, цивилизация? Да! Иная? Да!!!
Наши, человеческие цивилизации, тоже далеко не одинаковы. И самое существенное различие между ними состоит в общих принципах взаимодействия с миром. Для цивилизаций, обладающих развитым инструментальным мышлением, старающихся всеми мыслимыми способами воздействовать на окружающий мир, мерой их развития стал технический прогресс. Мы и древних египтян пытаемся мерить той же меркой, дивясь обнаруженным в пирамидах аккумуляторным батареям или авторучкам из тростника (это я не придумала!). Но разве нельзя представить себе другие отношения с миром, построенные на созерцании и гораздо более интимных взаимодействиях? Таковы все древние цивилизации, основой которых были оккультные и магические воззрения. Не станем спорить о том, насколько эти воззрения верны. Главное: цивилизации Древнего Египта, Шумера, Китая (и многие-многие другие) существовали!
Что же до материальной культуры, то здесь я рискую показаться вам еретичкой, презревшей все традиции науки. Прежде всего, состояние материальной культуры отражает именно характер инструментальных или созерцательных отношений с миром. В конце концов, и материальная культура, и письменность - это всего лишь специфически человеческие способы передачи информации между поколениями, и они ничем не лучше и не хуже генетической памяти животных. Да и сами материальные реликты могли в свое время играть совсем иную роль, чем та, что мы приписываем им сейчас.
Ну, скажите на милость, кто интересовался этими самыми останками материальной культуры животных? Когда мы раскапываем стоянки первобытного человека, то радуемся любой обглоданной косточке и ничтоже сумняшеся объявляем, к примеру, кроманьонцев пусть примитивной, но цивилизацией.
Зато в логовах зверей уж чего-чего, а обглоданных-то косточек хватает. Разумеется, никаких доказательств того, что эти косточки могли служить инструментами или художественными произведениями, нет и быть не может. Но тут у меня уже наготове следующий вопрос. Зачем нашим домашним собакам инструменты для преобразования окружающего мира, когда такими инструментами они сделали нас с вами? А что касается произведений искусства... что ж, тут, как вы знаете, на вкус и на цвет товарищей нет. Тем более среди столь различных биологических видов. Вдруг бы оказалось, что обглоданная с таким тщанием вчерашняя косточка, которую вы поторопились выбросить в помойку, доставляла вашему любимцу чисто эстетическое удовольствие? Согласитесь, не с нашими художественными воззрениями об этом судить. Равно, как не вашей собаке обсуждать мадонну Рафаэля.
Раз уж к слову пришлось, сейчас я могу с уверенностью утверждать, что трудности в отношениях кошек с собаками вызваны не только и не столько различиями в их мимических языках (факт общеизвестный), сколько различной организацией энергоинформационных структур биополей. А сама эта организация, будучи производной от психики животного, является непосредственным следствием стайной или индивидуальной социальной ориентации. Ведь для стайных животных биополевое общение и биополевая взаимопомощь - это норма жизни!
И разве особенности поведения этих, столь разных, зверей не сказываются на наших отношениях с ними? Наши предпочтения зависят не только от человеческих характеров, но и от возможностей самого зверька. Людям, условно говоря, "восточного" склада, с созерцательным и эмоциональным характером кошки, как правило, ближе и приятнее. Тем же, кто склонен к более рациональным отношениям с миром, к логическому "западному" подходу, общение с собакой даст неизмеримо больше. Между прочим, мне приходилось замечать, что и симпатии людей к тем или иным видам аквариумных рыбок так же тесно связаны со стайным или индивидуальным образом жизни последних. Однако, в каждом из нас, разумеется, могут быть довольно отчетливо выражены и те, и другие наклонности - стало быть, не исключается и плодотворное дружеское общение с животными обеих этих категорий.
Клетчатый научил меня по-новому понимать структуру собачьей стаи и особенности отношений между ее членами. Этот странный зверь настолько отдалился от своих сородичей, что под влиянием своей стаи усвоил чисто собачьи привычки и манеры. Он не теряет присутствия духа даже в непростой - для обычной кошки! - ситуации.
Ко мне, случается, приводят на осмотр самых разных собак, в том числе и фоксов, заслуженных, рабочих, вовсе не склонных впадать в сентиментальность при встрече с чужой кошкой, пусть бы даже и вконец "особачившейся". Моя стая встречает чужое зверье на пороге и обнюхивается, как положено, в очередности старшинства.
Последним обнюхивается на правах самой младшей собаки наш Клетчатый. Ничуть не смущаясь своей не вполне обычной для собаки внешности, не опасаясь возможных неожиданностей со стороны гостя, он подносит курносую мордочку к уже скалящейся по-боевому морде фокса или пит-бультерьера. Обнюхивается с невероятным достоинством, да еще и лапу когтистую может гостю продемонстрировать - не забудь, дескать, что я тут, хоть и младший, но все равно хозяин! И бойцы да охотники, без колебаний вступающие в схватку с крупным противником, как-то сникают, признавая его законные права. А может быть, дело в том, что собаки всегда уважают уверенность в себе - особенно тогда, когда стоит за ней не физическая сила, а смекалка и надежные друзья. Вот это, что называется, разговор по существу!
Помню только один случай, когда пришлая собака лишила Клетчатого присутствия духа. Это был явившийся навестить родню наш собственный фоксячий сыночек, лихой и неукротимый Ларс Гиль Эстель, Джинкин первенец и любимец. Пока он воспитывался в нашей стае (а жил он у нас долго, до семи месяцев), бабушка с мамой ухитрялись держать его в строгости и сумели внушить ему более или менее правильные представления о жизни вообще и о собачьих приличиях в частности. Но едва оторвавшись от семьи, он тут же начисто забыл все правила стайной добропорядочности. При каждом его появлении у нас старшим собакам приходилось тут же проводить экстренный курс хороших манер. Кот, вместе со всей стаей растивший этих детишек и помнивший Ларса с лучшей стороны, вышел поздороваться. И тут Ларс, ошалевший от охотничьего азарта (он все лето держал в страхе Божьем окрестных кошек на даче, и хозяева ему этого не запрещали), кинулся на Клетчатого. И все бы ничего, погоня, как и другие боевые приемы, много раз отрабатывались в общих играх, но Ларсу удалось завести всю стаю!
Вообще говоря, для охотничьих собак это нормально, им такой механизм "детонации стаи" необходим в работе. Наша стая к этому времени с Ларсом уже помирилась и среагировала на его действия именно так, как положено. Но для кота самым ужасным оказалось то, что возглавил погоню наш Черный, непререкаемый авторитет и самая, вроде бы, надежная опора во всех передрягах!
Серьезного повода для беспокойства за участь Клетчатого, разумеется, не было, он, к тому же, успел мигом удрать в один из своих заветных уголков, недоступных собакам, но для смертельной обиды - был! Кот дулся на собак дня два или три. Вот этих-то законов стаи, касающихся работы, он освоить не мог и не в состоянии был уразуметь: за что, почему, откуда у родных и любимых такая злоба? Он, несчастный, не понимал даже того, что и злобы-то никакой не было и в помине, а было только включение наследственных форм поведения. Мирить его с собаками пришлось мне.
А со своими собратьями, кошками, он ладить не желает принципиально. Ему еще и года не было, когда мы, прихватив с собой всю стаю, отправились в Смоленск, в гости к родне. Там в то время жили сразу две кошки, мама и пятимесячная доченька, с которыми мы и решили познакомить Клетчатого. Хозяйские кошки при собаках отсиживались взаперти, чтобы избежать лишних стрессов. Выбрав момент, когда собаки были на улице, я на руках принесла его к предполагаемым подругам. Те, признав сородича, потянулись к нему с искренним радушием, чуть ли не улыбаясь во весь рот. Но надо было видеть, как ощетинился у меня руках Клетчатый! Он совсем уже изготовился бить по мордочкам кошек открытой когтистой лапой, он шипел и трясся от возбуждения. По-моему, он был страшно оскорблен тем, что его, почти собаку, приняли за обычного кота. Неудавшуюся попытку знакомства пришлось срочно прекратить.
Клетчатому не особенно везло в жизни - он ухитрился дважды выпасть из окна, с нашего третьего этажа. Любимое его времяпрепровождение в теплую погоду - греться на ласковом солнышке, сидя на наружном карнизике окна. Но карнизик-то узкий и наклонный. Кот, задремав, расслабляется и, естественно, помаленьку сползает вниз. Когда это случилось впервые, мы даже не сразу его хватились. Обнаружив, что кота нет дома и сообразив, куда он единственно мог пропасть, мы бросились во двор. Но, видно, времени прошло уже много, а собаки, решив, что он ушел прогуляться по доброй воле и вернется сам, следа не брали, притворяясь (вот негодяи!), будто вообще не понимают, чего я от них хочу. Одним словом, все хлопоты были напрасны, и мы прекратили поиски уже в темноте, смирившись с тем, что до утра делать нечего.
Утром я вышла прогулять собак, а муж принялся возиться с машиной, чтобы ехать куда-то по делам. Мы сразу же услышали Кешкин отклик на звуки наших голосов - приглушенное мяуканье, доносившееся, как мне показалось, с высоты второго этажа, из соседнего с нашим подъезда. Я кинулась с собаками туда, особо уповая на Кешину подружку, Джинечку. Ищет она в целом неважно, куда хуже матери или, тем более, Рольфа, но для приятеля могла и постараться. Однако в подъезде Клетчатого не было, да и мяуканье затихло. И Джи на лестницу идти ни в какую не хочет, тянет назад, во двор, куда уже убежали старшие собаки.
Я - вниз. Опять мяукает. Позвала - отвечает, но откуда? Я заметалась по двору, уже не очень-то доверяя собакам и будучи не в силах найти кота сама. А собаки все рвутся к стоящим рядком машинам. Я их отзываю, думая, будто они заторопились "на посадку". Ан нет!
Из-под заднего крыла машины, стоявшей неподалеку от нашей, выпрыгнул навстречу мне помятый и взъерошенный Клетчатый - ни дать, ни взять, вернувшийся под утро муж-гуляка. Если б он просто-напросто сообразил, что ждать нас нужно возле машины, нашего "второго дома" в лесных странствиях, этого уже было бы предостаточно, чтобы восхищаться его сметливостью. Так ведь он к тому же сумел определить марку автомобиля! Во дворе стояло с десяток машин - "москвичи", "Жигули", какие-то иностранные, в которых я и сама-то не разбираюсь. Из всего этого разнообразия он выбрал "Жигули" пятой модели, точь-в-точь, как наши, только вот с цветом вышла оплошка - он забрался под крылышко не к бежевой машине, а к красной.
Случайность, скажете вы? Я и сама думала бы так же, если б не то, что происходит на каждой нашей лесной стоянке. В каком бы порядке ни стояли машины (мы нередко ездим компанией), давно ли мы живем на этом месте или только что обосновались и в первый раз выпустили зверье на разведку, он без всяких сомнений и колебаний отличает свою машину от чужих. Ни разу не забрался он не только в "уазик", но и в красную "копейку" моего брата. Не путается он и в том случае, если неподалеку оказываются чужие автомобили.
В городе мы его на улицу не пускаем - больно уж много во дворе бродячих и подвальных кошек, не нужны нам ни дружба, ни вражда, а уж инфекции с паразитами - и подавно. Но когда уходят гулять собаки, Клетчатый приходит в страшное негодование. Он расхаживает по квартире, задрав торчком хвост, намеренно громко топоча лапами, как это умеют кошки, и возмущенно вопя. Потом отправляется к себе "на плошку" и, справившись с делами и еще маленько поскандалив, усаживается на стул или тумбу в прихожей - поджидать друзей. Слышит или чует их еще на подходе, едва они входят в подъезд, и радостно бежит со всех ног к дверям. Приветствует он их вполне по-собачьи, как и нас, - восторженно виляя хвостом. А ведь во всех книгах по классической зоопсихологии именно виляние хвостом описывается, как ярчайший пример видовой специфики. На этом основываются и расхожие рассуждения об истоках "извечной вражды" этих животных.
Одно в нем раздражает - ворюга он первостатейный. Однако и это есть результат успешного стайного воспитания. Прежняя наша кошка, Фенька, по собственному почину выучилась скидывать собакам сверху лакомые кусочки - как же еще прикажете им доставать вкусненькое со стола да с холодильника? Клетчатого собаки выучили этому преднамеренно, и теперь спасу нет от следов кошачьих лап на свежевымытой кухонной мебели. Раз хозяйка помыла, как же не проверить, что она там оставила? А сколько раз выбивал он из руки расслабившегося, зазевавшегося хозяина бутерброд с колбаской или с чем-нибудь рыбным! Оглянуться не успеешь уже удирает, ворча и крепко держа в зубах добычу, по коридору или за плиту. Впрочем, поделом мужу: он считает, что не ворующий кот явление противоестественное.
В своем преступном ремесле он усовершенствовался до невообразимых пределов. Ему, к примеру, ничего не стоит зацепить когтем крышку кастрюли, приоткрыть ее и, аккуратно прицелившись, выудить кусочек посимпатичнее, а потом опустить крышку на место, как ни в чем не бывало. Я подсматривала.
Кстати, о еде. Обычно кошки в своем меню куда привередливее собак. Этот лопает все, что едят собаки, вплоть до овощей и фруктов. Он наравне со всей псарней выпрашивает у меня сырую и квашеную капусту, свежие и соленые огурцы (маринованные, правда, нравятся ему значительно меньше, но их не любит и мой сын), тыкву, морковку, соленый чеснок, до которого мы все, люди и звери, весьма охочи. А уж если я взялась чистить картошку к ужину, то в единый кружок, в ожидании кусочков, усаживается весь зверинец (сырая картошка, в отличие от вареной, вызывающей лишнее брожение, им полезна как источник витамина С). Яблоки и цитрусовые, правда, не входят в число любимых лакомств Клетчатого, но в охотку может и взять кусочек. Секрет тут один-единственный: Клетчатый никогда не получал никакой "персональной" еды - только то, что едят собаки, из одной кастрюли. Они у меня в буквальном смысле "однокашники"!
Единственное исключение, которое я позволяю Клетчатому, касается обгрызания мясных и рыбьих косточек, что собакам строго-настрого запрещено. Собаки могут с размаху, не разобравшись, проглотить острую и опасную для желудка кость, а кошки в этом отношении гораздо аккуратнее, они костей и их обломков не глотают.
Клетчатый необычайно для кошки расположен к людям и общителен. Он всегда приходит поздороваться с гостями. Предоставленный самому себе, он склонен болтаться в радиусе пары метров от кого-нибудь от нас, если только не спит и не занят чем-нибудь поинтереснее, чем наблюдение за хозяевами. Беда только, что фоксы, поддерживая угодный им самим порядок в стае, не слишком часто допускают его ко мне на колени. Но ведь и девочки тоже любят вздремнуть. А когда они засыпают, на коленях или рядышком со мной в нашем общем старинном кресле, приходит наконец и кот. Мягкими лапами вскарабкавшись по спинам спящих собак, он укладывается в общий штабель и заводит свои песни. Он бы и не мурлыкал, как избегает мяукать (собака все-таки, лаять положено), но восторг кошачьей души неудержимо просит выхода.
Жанровых сценок, достойных не только фотографии, но и документального кинематографа, в нашем зверинце предостаточно. Можно бы и поменьше - от работы отвлекают. Ведь даже я, видевшая все это сотни раз, не могу оставаться равнодушной, когда на брюшке у крепко спящей фоксюшки сидит кот и мирно вылизывается в свое удовольствие перед тем, как улечься дрыхнуть под бочком у подружки. А то лижет сметану с одной ложки с верзилой-овчаром, и две морды - громадная, длинная, черная и коротюсенькая, курносенькая, полосатенькая - то и дело соприкасаются носами. Или присядет Клетчатый рядом с валяющимся на полу Черным и ласково лижет лапищу, вполне сопоставимую по размерам со всем кошачьим тельцем.
Разумеется, как во всякой многодетной семье, у нас не обходится без мелких стычек и перебранок. Наказать Клетчатого даже за самые мерзопакостные проделки я не могу - на помощь мне мгновенно бросаются фоксы. Было дело, я держала его за шкирку, а на хвосте у него висели воспитательницы - Бамби с Джинкой. И даже за прокушенные Клетчатым пальцы пенять было некому, кроме самой себя. Хорошо еще, когда Черный считает, что без него обойдется. Вот и приходится из гуманных соображений мириться даже с самым беспардонным воровством.
Иногда Клетчатому удается заполучить лакомый кусочек тайком от собак. Он уволакивает добычу на подоконник кухонного окна, поближе к своей миске, но при этом во всеуслышание оповещает весь честной народ о том, что делиться ни с кем не намерен и будет, в случае чего, сражаться до последней капли крови. Нет бы сожрать втихомолку! Не рычать в знак предупреждения и решимости - выше его разумения. Тут-то и разыгрываются бои местного значения. До капли крови, будь она последней или первой, дело, естественно, никогда не доходит, но чаще всего Клетчатый остается с носом. Пока у нас не было Каськи, такого рода конфликты выглядели довольно спокойно, но теперь эта девица, азартная не по уму, норовит схватить кота за заднюю ногу и тянуть изо всех сил на себя, не смущаясь возмущенными воплями жертвы. Джинечка бросается наводить порядок и спасать приятеля и начинается...
С появлением Кайсы дела нашей стаи, надо честно сказать, сильно осложнились. Младшая по рождению и законному статусу, она никогда не желала считаться с этим даже по отношению к собственной матери и старшей сестре, а уж какая-то гадкая кошка ей и вовсе не указ! Вот и разнимаем схватки, разжимаем Каськину по-настоящему мертвую хватку (она у нее врожденная), хотя серьезных повреждений не бывает - брать по-боевому она все же не решается. А за ноги она берет по простой причине - ей когда-то удалось вывести таким образом из строя нашего приятеля-бультерьера, которому угодила клыком как раз в царапину на лапе. Вот и запомнился ей этот приемчик как самый эффективный.
Клетчатый добивается сатисфакции, беззастенчиво дразня Каську, и особенно охотно - когда та только что расположилась отдохнуть от трудов праведных. Порой и лапой ей по морде залепит, но тоже осторожненько, так, чтобы когти завязли в бороде. Своя все-таки, хоть и вредная! И начинается "большое королевское сафари" в исполнении кота и трех фоксов. А чуть позже они уже спят все вповалку на диване, на кровати или у меня на руках...
Еще не конец...
Главы, которые вы прочитали, написаны не вчера. Многое в нашей жизни с тех пор изменилось. Первой, как вы уже знаете, ушла Бамби.
А теперь нет и Рольфа, моего Рыцаря и Учителя. Его сияющая жизнь оказалась такой короткой, словно он получил и отдал все, что мог, и умер, как жил - Королем.
Мы знали о его болезни, мы пару лет держали его на гомеопатии и биополевых приемах, но перерождение почечной ткани не остановить. Однако в тот день, когда почки отказали окончательно, он даже мне об этом не сказал. В последний его вечер мы втроем, Чёрушка, муж и я, пошли навестить наших приятельниц - женщину и овчарку. Во дворе он призвал к порядку распоясавшегося молодого ротвейлера, он с удовольствием был допоздна в гостях и пришел домой около часа ночи, с аппетитом поел. Одно лишь меня насторожило - на обратном пути мы встретились с каким-то пуделем, и Черный, мельком обнюхавшись, отошел, словно бы в нерешительности...
Мы не могли вспоминать о нем больше года. И только полтора года спустя на стене над моим письменным столом появился его портрет - он лежит в своей позе глубокого раздумья, положив голову между тяжелыми подпалыми лапами. Именно так он говорил со мной о самом главном.
Наш Акела - его внучатый двоюродный племянник и достойный, надо признать, преемник. Рольф растил Акелу до полугода и в последнюю ночь рассказал Джинечке, как вырастить Вожака. Она, умница моя, воспитывала молодого Акелу бережно, вдумчиво и умело, и теперь у нас снова есть Овчарка. Акела уже с семимесячного возраста начал работать со мной в должности, которую занимал до него Черный - в качестве собаки-наставника для молодых и особо нервных собак. Все-таки Вожак может сделать то, что не под силу даже такой опытной и решительной Старшей Суке, как Джи-Джи.
Клетчатый не пережил смерти Вожака и умер через две недели после Рольфа. Только после вскрытия мы узнали о том, что наш Клетчатый страдал, оказывается, от "кошачьей чумы", панлейкопении, которая протекает обычно остро и заканчивается смертью через три-четыре дня. А Кешка болел, как предположил доктор, всю жизнь, заразившись еще в утробе матери, и болезнь никак не проявлялась. Видимо, стая держала.
Однако, и у Клетчатого есть свой преемник, в точности похожий на него, только тигровины у него не по рыжевато-серому, а по голубому фону. Этого кота я принесла из магазина тоже в сочельник, ничуть не задумываясь о совпадении, - он просто вышел мне навстречу откуда-то из-за прилавка. И он настолько точно вписался в структуру нашей стаи, заняв то место, которое было отведено Клетчатому, что воспроизводит даже мелкие привычки своего предшественника. Порой мне кажется, будто это - тот же самый кот, только сменивший нелюбимый мною "зеленый" оттенок шерсти на голубой, к которому я неравнодушна. И вздумай я написать отдельную главу о Кыше, мне пришлось бы почти полностью повторить то, что вы только что прочитали, за исключением, разве что, каких-то конкретных событий.
Но я не стану переделывать те главы, что были написаны при их жизни. Пусть они еще побудут живыми... хоть чуточку...
Иная цивилизация
О да, это и есть самая дерзкая мечта не только писателей-фантастов, но и самых просвещенных умов нашего века! Подумать только - найти в бесконечной Вселенной (чего доброго, чем дальше, тем интереснее) свою родню, хотя бы и отдаленную, с которой можно было бы общаться, вместе познавать этот мир, вместе строить лучшую жизнь!..
Но... почему, собственно, именно в бесконечной Вселенной? Невольно вспомнишь Грибоедова: "Ах, если любит кто кого, зачем ума искать и ездить так далеко?"
Я намерена убедить вас, дорогой мой Читатель, что иная цивилизация здесь, на грешной нашей Земле, совсем рядом с нами! Это они, те, кого мы с вами так любим - ненаглядные наши собаки! И простите мне невольный пафос этих слов.
Беру в руки энциклопедический словарь и открываю его на слове "цивилизация". Четыре определения, несколько отличающихся друг от друга. И в каждом из них упоминается главное - развитие общественной организации, неразрывно связанное с личностным развитием каждого индивидуума, и они невозможны друг без друга. Попутно каждая цивилизация создает свою культуру, духовную или материальную, которая отражает определенные этапы ее развития, фиксирует ее историю. Вот тут-то я и слышу мрачный голос скептика: позвольте, а какое отношение это имеет к собакам?
Поспорим?
В том, что у собак имеется развитая система общественных отношений, сомневаться не приходится. Их стая куда сложнее наших обычных представлений о вожаке и подчиненных, и построена она по принципу личной ответственности за принятие решений в интересах всей стаи. Отношения в каждой конкретной стае основываются на общих правилах, но характер их так же индивидуален, как и личности каждого из членов, они развиваются во времени и зависят от событий, происходящих с каждым из членов стаи.
Больше того, именно принцип личной ответственности каждого за выживание всех и делает возможным совместное развитие. У собак, самых стайных из стайных животных, очень развито альтруистическое поведение, при котором интересы сородича могут преобладать даже над таким сильным мотивом, как собственное выживание. И если вглядеться в стайные отношения непредубежденным взглядом, если отрешиться от чисто человеческих интерпретаций звериных поступков, то становится ясно: стая заботится не только о целости и сохранности своих членов, но и о возможностях их наиболее полного психического и личностного развития. Чего, как говорится, и вам желаю, - увы и ах, люди не всегда удосуживаются подумать об этом как в семье, так и в "большом социуме".
И не надо сомневаться в том, что и стая, и каждый индивидуум в ней продолжают развиваться, бережно сохраняя личные и общественные накопления, драгоценные крупицы опыта. Даже в дикой природе эволюция не закончилась в тот момент, когда Дарвин сообщил нам о ней. А что уж говорить о домашних собаках! Мы же с вами и превратились в главный фактор их эволюции. Мы, вот уже много тысячелетий, определяем требования к их поведению, функциональным возможностям, к внешнему виду и физиологическим особенностям. Мы, а не Добрый Боженька, сделали их гигантами и карликами (ни у одного вида в дикой природе нет такого разброса по массогабаритным показателям), мы вынудили их ходить почти голенькими или одеваться в роскошные меха... и так далее, так далее, так далее... А ведь морфологическая и физиологическая эволюция всего-навсего отражает психическую и поведенческую и следует за ней. Начиналась же эволюция собаки домашней именно с функциональных, полезных человеку, требований к устройству психики, к характеристикам нервной системы, к закрепленным наследственно формам поведения. И эта личностная эволюция вида canis familiaris далеко выходит за пределы жизни индивидуума, сберегая накопленный опыт в так называемой "генетической памяти" породы и вида в целом.
Итак, цивилизация? Да! Иная? Да!!!
Наши, человеческие цивилизации, тоже далеко не одинаковы. И самое существенное различие между ними состоит в общих принципах взаимодействия с миром. Для цивилизаций, обладающих развитым инструментальным мышлением, старающихся всеми мыслимыми способами воздействовать на окружающий мир, мерой их развития стал технический прогресс. Мы и древних египтян пытаемся мерить той же меркой, дивясь обнаруженным в пирамидах аккумуляторным батареям или авторучкам из тростника (это я не придумала!). Но разве нельзя представить себе другие отношения с миром, построенные на созерцании и гораздо более интимных взаимодействиях? Таковы все древние цивилизации, основой которых были оккультные и магические воззрения. Не станем спорить о том, насколько эти воззрения верны. Главное: цивилизации Древнего Египта, Шумера, Китая (и многие-многие другие) существовали!
Что же до материальной культуры, то здесь я рискую показаться вам еретичкой, презревшей все традиции науки. Прежде всего, состояние материальной культуры отражает именно характер инструментальных или созерцательных отношений с миром. В конце концов, и материальная культура, и письменность - это всего лишь специфически человеческие способы передачи информации между поколениями, и они ничем не лучше и не хуже генетической памяти животных. Да и сами материальные реликты могли в свое время играть совсем иную роль, чем та, что мы приписываем им сейчас.
Ну, скажите на милость, кто интересовался этими самыми останками материальной культуры животных? Когда мы раскапываем стоянки первобытного человека, то радуемся любой обглоданной косточке и ничтоже сумняшеся объявляем, к примеру, кроманьонцев пусть примитивной, но цивилизацией.
Зато в логовах зверей уж чего-чего, а обглоданных-то косточек хватает. Разумеется, никаких доказательств того, что эти косточки могли служить инструментами или художественными произведениями, нет и быть не может. Но тут у меня уже наготове следующий вопрос. Зачем нашим домашним собакам инструменты для преобразования окружающего мира, когда такими инструментами они сделали нас с вами? А что касается произведений искусства... что ж, тут, как вы знаете, на вкус и на цвет товарищей нет. Тем более среди столь различных биологических видов. Вдруг бы оказалось, что обглоданная с таким тщанием вчерашняя косточка, которую вы поторопились выбросить в помойку, доставляла вашему любимцу чисто эстетическое удовольствие? Согласитесь, не с нашими художественными воззрениями об этом судить. Равно, как не вашей собаке обсуждать мадонну Рафаэля.