Крон Александр Александрович. Глубокая разведка

   К о м е н д а н т. Андрей Михайлович, если с моей стороны есть какие недостатки или упущения, - укажите. Так? А зачем же при посторонних?
   Г е т м а н о в (засмеялся). Это не ваше упущение, Семен Семенович. Юмор - это уж, так сказать, от бога. Не обижайтесь.
   Комендант вышел.
   Тоже - номер! (Увидел входящего Газанфара.) Что тебе, Газанфар? Быстро.
   Г а з а н ф а р. Салам, елдаш начальник. (Подает бумагу.)
   Г е т м а н о в. Салам. (Просматривает бумагу.) Стоит научить человека грамоте - первым делом он пишет заявление. Шучу. Значит - в бурильщики? Понимаю. Вместо Курочкина? Не рано ли, Газанфар?
   Г а з а н ф а р (умоляюще). Елдаш начальник... Менелюм*.
   ______________
   * Непереводимое. Вроде - умоляю (азерб.).
   Г е т м а н о в. Вижу - не терпится. Надо подумать. Черт! Момент-то уж очень ответственный. Последние дни. Ты не боишься, Газанфар?
   Г а з а н ф а р. Меня Теймур учил. Зачем бояться? Могу тормоз держать лучше твой Курочкин. Ты свое дело знаешь - разве ты боишься?
   Г е т м а н о в. Вот что - с этим к Гуламу. Его компетенция - пусть решает. Понял? До свидания.
   Г а з а н ф а р. Вот Гулам пришел.
   Г у л а м (вошел. Он худ и невзрачен. Лет около сорока. Одет в рабочий комбинезон. Говорит тонким голосом). Салам, Андрюша!
   Г е т м а н о в. Салам! Знакомься, Саша. Гулам - моя правая рука. Один из лучших мастеров на Апшероне. Ты почему орден перестал носить? А, Гулам?
   Г у л а м (угрюмо). Так.
   Г е т м а н о в. Надень. Обязательно, слышишь? А почему тебя в конторе никогда нет? Вот все и лезут ко мне.
   Г у л а м. Я на "Сару" ходил.
   Г е т м а н о в. Зачем? Там без тебя люди есть. Говоришь ему, говоришь, а отвернешься - он контору запер и шасть... (Передает бумагу.) На, решай...
   Г у л а м (прочел, взглянул нерешительно на Гетманова). Можно, Андрюша?
   Г е т м а н о в. Вот ты и решай. В своей сфере - ты полный хозяин. (Пауза.) Если хочешь знать мое личное мнение... В общем - подумай.
   Г у л а м (поколебавшись, виновато взглянул на Газанфара). Нельзя. Бери бумагу.
   Г а з а н ф а р. Ай, Гулам! Зачем нельзя?
   Г у л а м. Нельзя, да.
   Г е т м а н о в. Стоп, Гулам! Разрешил - напиши. Отказал - тоже напиши. Это документ. Приучайся.
   Г у л а м (мрачно вздыхая, пишет резолюцию). Нельзя, дорогой.
   Газанфар молча уходит.
   Г е т м а н о в. Как знаешь. Собственно говоря... Впрочем, тебе видней.
   Г у л а м (решившись). Андрюша! Я пришел тебе сказать... Освободи меня. Не могу - даю честное слово.
   Г е т м а н о в. Опять. Нашел время. Не болтай чепухи.
   Г у л а м. Я опять ночь не спал - даю честное слово. Дай мне буровую, дай бригаду - я тебе рекорд сделаю. Что хочешь требуй - головой буду отвечать. А этого я не могу - бухгалтерии, канцелярии. Боюсь - я честно говорю. Так боюсь, как вот - маленький был - злого духа боялся.
   Г е т м а н о в (Майорову). Видал? (Гуламу.) Чудак. Привыкнешь. Что, я тебе не помогаю?
   Г у л а м (уклончиво). Я ничего не говорю. Конечно, помогаешь.
   Г е т м а н о в. Советую?
   Г у л а м. Советуешь, конечно...
   Г е т м а н о в. Стоп! Поддерживаю?
   Г у л а м. Я тебе очень благодарен.
   Г е т м а н о в. Ну?
   Г у л а м (упрямо). Менелюм, я тебя очень прошу, Андрюша.
   Г е т м а н о в. О-ох! Ну, не приставай. (Поставил зеркало рядом с телефоном. Намылил лицо и взял трубку.) Контора? Это вы, Фатьма-ханум? Вернулась машина? Нет? Что?
   Т е й м у р (заглянул в дверь. Молодой парень, курчавый и быстроглазый. Он тянет за рукав упирающегося пожилого мастера. Мастер солиден. В его бритом, мягком лице и всей фигуре сквозит ощущение собственного достоинства). Иди, Иван Яковлевич! Маэстро! Я тебя прошу. Иди, пожалуйста.
   И в а н  Я к о в л е в и ч (упираясь, ворчит, по-ярославски окая). Оставь, Тимка. Сказал - оставь. Не буду я говорить. Все уже говорено. У меня тоже - самолюбие.
   Т е й м у р. Э, не будь мальчиком, знаешь.
   И в а н  Я к о в л е в и ч. Отпусти рукав. У меня дети старше тебя. Кому я говорю? Мальчишка!
   Т е й м у р. Э-э! Давай будем уважать друг друга.
   Г е т м а н о в (в телефон). Хорошо. Приедут - сразу же звоните. (Бросил трубку.) А! Ты мне нужен, Теймур.
   М а й о р о в (обернулся). Теймур?!
   Т е й м у р. Али! (Отпустил мастера и бросился обнимать Майорова). Здравствуй, отец.
   М а й о р о в. Ты здесь? Слушай, где старик?
   Т е й м у р. Старик тоже здесь. Мы с маэстро Иван Яковлевичем вместе при всех обстоятельствах жизни.
   И в а н  Я к о в л е в и ч (появился). Кто - старик? Я те дам старика! Здорово, сынок! Покажися. Вид у тебя очень прелестный. Конечно, не так чтоб молоденький...
   Целуются.
   Г е т м а н о в. Как? Ты его тоже знаешь?
   М а й о р о в. Настоящие разведчики, как старые морские волки, все знают друг друга.
   Т е й м у р. Пойдешь к нам на "Сару", Али? Вот это будет бригада: маэстро, ты, я, еще есть замечательный парень - Газанфар. Четыре поколения разведчиков. Между прочим, уважаемая дирекция, с Газанфаром будет конец? Ну, утвердили?
   Пауза.
   Г у л а м (мрачно). Нет.
   Т е й м у р. Почему?
   Г у л а м. Подождем, да.
   Т е й м у р. Я поражаюсь - что такое с тобой стало, дорогой Гулам? Скажи - ты разведчик, большевик или чиновник? Что подождем? Кого подождем? Человек пришел с кочевки, вырос у тебя на глазах, работает, как буйвол... Что тебе еще надо? Хочешь, чтоб обратно ушел - баранов гонять? (Рассердился.) Саол*, не надо ничего. Сегодня ставлю Газанфара к тормозу, под свою личную ответственность.
   ______________
   * Хорошо (азерб.).
   Г е т м а н о в. Тихо, тихо. Только без самоуправства. Выращивать местные кадры надо - это дважды два, и никто с тобой не спорит. Возможно, в данном случае Гулам чего-то не додумал.
   Г у л а м. Андрюша! Разве я...
   Г е т м а н о в. Помолчи. И все-таки я обязан заступиться за Гулама. Гулам сам выдвиженец, он учится руководить. Я могу отменить его решение, но что тогда получится? Выходит: одной рукой я создаю ему авторитет, а другой его подрываю. Вот сдадим "Сару", через пару недель решится вопрос о новых скважинах - пусть подает заявление. Правильно, Гулам?
   Г у л а м. Конечно.
   Г е т м а н о в (Теймуру). Правильно я ставлю вопрос?
   Т е й м у р. С одной стороны - правильно...
   Г е т м а н о в. Инцидент исчерпан. И прошу тебя проследить, чтобы в эти дни на "Саре" стояли у тормоза только опытные бурильщики. Ясно? (Вытащил из стола папку.) Теперь я тебя буду ругать. (Майорову.) Куда ты, Саша? Ты нам не мешаешь.
   М а р и н а (уводя Майорова). Зато вы нам мешаете.
   Уходят.
   Т е й м у р. Ругать? Я думал - хвалить. Ты смотрел наш проект?
   Г е т м а н о в. Очень внимательно.
   Т е й м у р. Мы с маэстро Иван Яковлевичем возлагаем большие надежды на твою поддержку.
   Г е т м а н о в. Кажется, я их не оправдаю. Вредная затея, Теймур.
   Пауза.
   И в а н  Я к о в л е в и ч (махнул рукой). Эх! Говорил я тебе...
   Т е й м у р. Ты не торопись. (Гетманову.) Можно узнать - почему?
   Г е т м а н о в. Скажу. Я должен тебя предостеречь от серьезных ошибок. Ты молодой инженер, молодой парторг, горяч и можешь, не разобравшись, наломать дров. По поселку уже ходят слухи, что "Сара" под угрозой аварии, чуть ли не на краю гибели. Что Мехти-де загубил скважину, а я затираю проект, указывающий единственный путь к чудесному спасению. В ответственнейший момент, когда решается судьба разведки, кому-то нужно порочить Мехти, меня, Гулама и сеять обывательскую панику. Объективно - это вражеское дело.
   Т е й м у р. Э, только не надо пугать. Побеседуем спокойно. Скажи, есть на "Саре" кривизна? Я только хочу знать - есть или нет?
   Г е т м а н о в. Я тебя вызвал не для того, чтобы ты мне задавал вопросы.
   Т е й м у р. Саол. Это правильно. А все-таки - есть?
   Г е т м а н о в. При глубоком бурении незначительное искривление скважины неизбежно. И вообще - мне надоела твоя демагогия! До нефти осталось пройти каких-нибудь полсотни метров. По-вашему, я должен остановить все работы, потерять триста метров проходки, потерять рекордные сроки. Для чего?
   Т е й м у р. Для чего? Здесь написано. Для того, чтоб выпрямить скважину, которую запорол твой дорогой Мехти.
   И в а н  Я к о в л е в и ч. Погоди, Тимка. Не лезь. Я, Андрей Михайлович, окончил двухклассное училище в городе Ярославле в одна тысяча восемьсот девяносто третьем году. В науке слаб. Но если трубы в забое трутся, я это прелестно вижу. Кривизна есть большая, и день ото дня хуже. Почему у Мехти Агеича на цифрах иначе выходит, - этого я не могу вам объяснить. Но - добра не жду. И трубы надо сменять - это хоть кого спросите.
   Г е т м а н о в. Трубы будут. Мехти обещал достать. (Прищурился.) Трусите, мастер? Все аварии мерещатся?
   И в а н  Я к о в л е в и ч. Я не за себя боюсь, если желаете знать. Полста метров, с опаской, я и со старыми трубами пройду. Я вам так скажу кривизна, она навсегда себя потом оказывает. Нынче вы скважину сбыли с рук ан через год обязательно она вам сюрприз поднесет. Самый пакостный.
   Г е т м а н о в. Я не понимаю одного - вы-то чего хлопочете? За повторное бурение трест не заплатит вам ни копейки.
   И в а н  Я к о в л е в и ч (приподнимаясь). Это вы без шуток говорите?
   Г е т м а н о в. Кажется, вы приуныли, мастер? То-то и оно. Знаю я вас. Скажу больше, теряете рекорд - теряете премию. Устраивает?
   И в а н  Я к о в л е в и ч (медленно). Вот из-за этого, Андрей Михайлович, я и не люблю с вами говорить. Я тридцать пять лет в разведке, и никто меня так не обижал. Меня нобельский приказчик грязной свиньей ругал зло меня брало, а обиды не было. Безобразно вы о человеке судите. Теперь делайте, как знаете, - я вам слова не скажу.
   Г е т м а н о в. Ну, хорошо, хорошо. Прекратим разговор.
   Т е й м у р. Пожалуйста.
   Г е т м а н о в (вдруг вспыхнул). Без угроз, пожалуйста. Ты вчера кончил институт и уже хочешь делать политику. Не выйдет!
   Т е й м у р. Э, давай будем уважать друг друга. Он - шкурник, я карьерист, зачем так думать?
   Г е т м а н о в. Я этого не говорил.
   Т е й м у р. А я никому не угрожал.
   И в а н  Я к о в л е в и ч. Ну, я пойду. (Идет к двери.)
   В это время на веранде топот ног и возбужденный
   голос.
   М о р и с. Эт-то возмутительно! Эт-то потрясающе! (Ворвался в комнату. Широкоплечий, сутулый человек лет пятидесяти. Обветренное с резкими крупными чертами лицо, глаза разбойника из детской сказки и гудящий хриплый бас астматика.) Это черт его знает что такое! Я бы подобных субъектов лично расстреливал пулеметными очередями! Без всякой жалости!
   Г е т м а н о в. Начинается бедлам. Спокойно, Морис. То же самое, но в два раза тише. Что-нибудь случилось?
   М о р и с. Да! Да! Вот именно. Эт-то невероятно!
   Г е т м а н о в (вздрогнул). Вы шутите.
   М о р и с. Конечно - я шучу! Это гомерически смешно! Стоит мне свалиться, и все начинает идти вверх ногами. А Мехти Ага сидит в "Новой Европе" на крыше, пьет аперитив со льдом и плюет на все с девятого этажа.
   Г е т м а н о в. Стоп, стоп, не надо бросаться словами. И не устраивайте паники. Можно подумать, что случилась авария.
   М о р и с. Нет еще. Пока еще нет! Я хочу знать, какой грязный прохвост делал последний замер кривизны на "Саре"?
   Г е т м а н о в. Тише, тише. Замер делал Мехти. Допустим, он не точен. Это еще не основание лезть на стену.
   М о р и с (вытаскивает смятые записки). Смотрите! Если вы разведчики, вы должны видеть. Куда вы, мастер? Я хочу, чтоб вы посмотрели.
   Иван Яковлевич уходит.
   Мехти Ага делает чудеса, Кривизна не прогрессирует, а становится меньше. Это не лезет ни в какие ворота! Я берусь доказать любой комиссии из юных пионеров, что замер производил не инженер, а налетчик. Это чудовищное вранье! Если Мехти не умеет работать с аппаратурой, так я сам буду это делать. Он запорет мне скважину, этот ваш красавец. Я требую - слышите, требую - остановить на "Саре" все работы и сделать точный замер по Шлюмберже. Вы что хотите - аварию?
   Г е т м а н о в. Я хочу, чтоб прекратилась склока. Не проходит дня, чтоб вы не грызлись. Я не могу остановить буровую только потому, что у вас какие-то счеты.
   М о р и с. Эт-то чудовищно! Я шесть лет, как сукин сын, роюсь в этой земле. Я вижу ее насквозь с закрытыми глазами. И меня даже не спрашивают! Я здесь не нужен! К чертовой матери - я уеду отсюда. Дайте мне бумаги - я сейчас же могу написать заявление. (Садится к столу и быстро пишет.)
   Г е т м а н о в (улыбаясь). Это, кажется, двенадцатое.
   М о р и с. Последнее. Не думайте, пожалуйста, что Морис пошумит и отойдет. Нет! Я вам не игрушка. Мне пятьдесят лет! Если вы опять разорвете заявление, я напишу снова, я не выйду на работу - можете делать что хотите. (Подает листок.) Вот, пожалуйста.
   Г е т м а н о в (меняет тон). Кажется, я теряю терпение, Морис. Раньше я относил все эти вопли и демонстрации исключительно за счет вашего анархического темперамента...
   М о р и с. Да! Да! Я был анархо-синдикалистом! Был! Две недели в своей жизни. Это у меня болит до сих пор, хотя после этого я прожил еще тридцать лет. Зачем вам нужно каждый раз об этом вспоминать?
   Г е т м а н о в. Вы сами об этом напоминаете. Но это к слову. Я вижу вы сознательно ищете предлог, чтоб уйти.
   М о р и с. Я?! Предлог?!
   Г е т м а н о в. Да, предлог. А как еще прикажете вас понимать? Вы открыли "Елу-тапе". Вы первый сказали вслух, что здесь нефть.
   М о р и с. Да! Да! Я это сказал!
   Г е т м а н о в. Так платите по векселю. Вы прекрасно знаете, что, если "Сара" не даст нефти, никто не позволит нам закапывать в землю новые миллионы. "Сара" - ваша последняя ставка. А вдруг - пшик? Вот этого вы и боитесь.
   М о р и с (опешил). Вы говорите чудовищные вещи!
   Г е т м а н о в (веско). Подумайте над вашим заявлением. При создавшейся конъюнктуре оно очень скверно может выглядеть... политически.
   М о р и с. Вы не имеете права так дурно меня понимать! Разведка - мое кровное дело! Я не наемник, а большевик, черт вас возьми! Я был бы в партии, если б не моя дурость, которая мне стоит много крови и без ваших намеков. (Задохнулся, взмахнул руками и выронил принесенную с собой склянку. Из разбившейся склянки потекла глина.)
   Теймур и Гулам молча усадили Мориса на стул.
   М а р и н а (выглянула на шум). Что случилось? Зачем вы встали, Морис? Вам надо лежать.
   Г е т м а н о в (мягче). Идите домой, Матвей Леонтьевич. Будем считать, что ничего не произошло. Отдохнете - будем работать.
   М о р и с. Хорошо. Я остаюсь. Вы правы. Вы всегда правы.
   М а р и н а. Хотите воды?
   М о р и с. Спасибо, голубка. (Целует ей руку.) Спасибо. (Пьет.) Я, наверное, вас перепугал своими воплями. Вы знаете, раньше в каждом глухом местечке был свой городской сумасшедший. Так вот я - здешний сумасшедший. (Наклонился к осколкам.) Погибла свежая проба. (Озирается, увидел стеклянную банку.) Детка, вам нужна эта банка? Отдайте ее мне.
   М а р и н а (смеется). Там же еще компот.
   М о р и с. Черт с ним - я доем. Отдаете? Чудная вы женщина. А я... я больше не буду шуметь.
   Г е т м а н о в. Ну и отлично. Семен Семеныч! Готово?
   К о м е н д а н т (выглянул). Сейчас будет готово.
   Г е т м а н о в (Морису). Ну, что говорит проба?
   М о р и с. Проба говорит, что нужно менять буровые трубы. Вот, смотрите, это железные стружки. Да! Не забудьте включить в докладную, чтоб нам увеличили проектную глубину на двести метров.
   Т е й м у р. Двести метров!
   Г е т м а н о в. Вы с ума сошли, Морис! Это невозможно.
   М о р и с. Вздор! Если через двести метров мы не вскроем нефтеносного песка, значит, я старый болван и мне место в богадельне.
   Автомобильный гудок.
   Г е т м а н о в. Хорошо. Мы еще поговорим. Прошу товарищей меня извинить. Сейчас я буду занят.
   К о м е н д а н т (не выдержал). Граждане! Сколько раз надо говорить!..
   Г е т м а н о в. Семен Семеныч, я здесь. Не увлекайтесь.
   К л а в а (вбегает. На ней шоферская куртка, штаны и сапоги. Юная, растрепанная и злая как ведьма). Андрей Михайлович, я к вам! Это же чистое безобразие...
   Г е т м а н о в. Кто приехал, Клава?
   К л а в а. Мехти. Полюбуйтесь - рогатого привез.
   Г е т м а н о в. Что за чепуха! Какого рогатого?
   К л а в а. Мехти моду взял на машине за джейранами гонять. Говорю запрещено, а он ржет. Для него законы не писаны.
   Г е т м а н о в. Ничего не понимаю. А где комиссия?
   К л а в а. Не знаю - не видала. Вы хоть увольняйте меня, а я так работать не буду. Обучила всех машину водить, так теперь житья нет. Кого не повезешь, чуть отъехали - Клавку от руля долой. Все лето, как дура, катаюсь. Разговоры всякие, конфетами кормят. Что я - барышня для прогулок? Я рабочая. Вы скажите Мехти, чтоб он ко мне не лез, а то у меня есть один человек, так он на него не посмотрит.
   Хохот.
   Т е й м у р (очень смущенный). Клава, прошу тебя. Ты уже не девочка.
   М е х т и (появляется в дверях. У него вид стареющего красавца-бонвивана. Седеющие виски и черные усики. Яркий сиреневый костюм. За ним на палке внесли тушу убитого джейрана). Салам. (Клаве.) Ты все кричишь, малявка? (Марине.) Каюсь - я убил. Клянусь честью, было невозможно утерпеть. Повергаю этого джейрана к вашим ногам и молю о защите. Не смею взглянуть в глаза вашего уважаемого супруга.
   Г е т м а н о в. Ты когда-нибудь нарвешься, Мехти. Я вовсе не намерен за тебя отвечать.
   М е х т и. Не кричи на меня. Подумаешь! Клянусь, я не понимаю, как можно видеть джейрана и держать в голове все эти обязательные постановления. Для пустыни она не годятся. В пустыне действует закон: что видят мои глаза все мое. Мои предки были охотники. Это в крови.
   Т е й м у р. Первый раз слышу, чтоб феодалы охотились на казенных машинах.
   Г у л а м. Безобразие, даю честное слово.
   М е х т и. Хорошо, я хищник, браконьер. Посадите меня в тюрьму. Сегодня вы все будете есть шашлык и пить за мое здоровье. Я привез дюжину рислинга. Сухой закон требует сухого вина. Вы глухие люди, клянусь честью. Слава стучится в ваши двери, а вы поносите ее гонца. (Потрясает в воздухе газетой.) А это видели?
   Г е т м а н о в. Есть статья, Мехти?
   М е х т и. Сто строк. Бронза и мрамор. О перспективах развития "Елу-тапе". О скоростном бурении на "Саре". И о тебе. "Нужно надеяться, что с приходом молодого и энергичного руководителя, смело выдвинувшего..." и всякие прочие подобающие слова. Это наша победа, клянусь честью!
   Г е т м а н о в. Тихо, тихо! Не увлекайся. Дай сюда газету.
   Все окружают Гетманова, просматривающего газету.
   М е х т и (вошедшей Марго). Зайдешь сегодня?
   М а р г о (тихо и зло). Нет.
   М е х т и. Почему?
   М а р г о. Потому что ты - дрянь. Пристаешь к Клавке, выкаблучиваешься перед Мариной. А меня ты стесняешься. Я для тебя - на всякий случай.
   М е х т и. Психологические разговоры. Это на тебя не похоже, Маргоша.
   М а р г о. Пусть - не похоже.
   Г е т м а н о в (отдал газету). Читайте. Отличная статья. Где же комиссия, Мехти?
   М е х т и. Не понимаю. Мы должны были выехать вместе. Можно тебя на минутку? (Тихий разговор.) Теперь что хочешь со мной делай. Можешь меня повесить.
   Г е т м а н о в. За что?
   М е х т и. Ты наивный человек, клянусь небом. Я тебя настолько уважаю, что не посмею солгать. Пришлось повести восточную политику. Нашел своего парня, посидели мы с ним в "Европе" - наутро была статья.
   Г е т м а н о в. Мерзавец твой парень.
   М е х т и. Клянусь тебе, я сам это глубоко ненавижу. Азия, мой друг. Иначе ничего не сделаешь.
   Г е т м а н о в. Ладно. Я скажу Гуламу - он оплатит. Трубы достал?
   М е х т и. Нет.
   Г е т м а н о в. Нет?
   М е х т и. Катастрофа, клянусь честью! Ты же знаешь Исаева. Он бы для меня все сделал. Сунулся к нему в кабинет, а на его месте сидит какой-то незнакомый субъект.
   Г е т м а н о в. Кто такой?
   М е х т и. Не знаю... Хам исключительный. Его фамилия... (Вспоминает. Его глаза остановились на Майорове, вошедшем с книгой в руках.) Слушай, Андрей. Это он.
   Г е т м а н о в. Кто?
   М е х т и. Он. Вот этот.
   Г е т м а н о в. Ты что-то путаешь. Не может быть.
   М е х т и. Клянусь тебе честью.
   Г е т м а н о в. Как глупо. (Громко.) Саша!
   М а й о р о в. Я - Саша.
   Г е т м а н о в. Послушай, ты - главный инженер?
   М а й о р о в. Я главный инженер.
   Г е т м а н о в. Что же ты молчал?
   М а й о р о в. А ты меня спрашивал?
   Г е т м а н о в. Черт знает что такое! Марина! Ты знала?
   М а р и н а. О чем?
   М а й о р о в. Комендант был прав. Надо предъявлять документы.
   Г е т м а н о в (взглянув на бумаги, обращается к присутствующим почти торжественно). Товарищи! К нам приехал наш хозяин, главный инженер и заместитель управляющего трестом товарищ Майоров.
   К л а в а (тихонько). Ой! Дядя Саша!
   М а й о р о в. Объясните мне, почему у вас всех такой натянутый вид?
   Пауза.
   Понимаю. Ждали комиссию?
   Г е т м а н о в. Откровенно говоря, да.
   М а й о р о в. Ладно же. Если я выгоню своего секретаря, не жалейте его. Он поставляет вам несвежую информацию. Комиссию я отменил еще вчера. (Захохотал.) А ты помолодел от бритья, Андрей. Такой же, как был раньше. Помнишь, как мы ночью перед зачетом варили вермишель в чайнике?
   Г е т м а н о в (улыбнулся). Да. Что-то такое было...
   М а й о р о в. У меня хорошая память, Андрей. Ты мне здорово помог тогда. Этого я никогда не забуду.
   М е х т и. Для нас ваше мнение будет исключительно ценно. Вы, конечно, обследовать?
   М а й о р о в. Работать. Здравствуйте, товарищ Рустамбейли. Мы с вами знакомы.
   М е х т и. Имели даже маленькое столкновение. Должен сказать, - вы человек с большим характером. Я уже трепещу.
   М а й о р о в. А есть причина?
   М е х т и. Нет - привычка. Здесь было десять комиссий, и каждая начинает с меня. Я, так сказать, здешний несменяемый классовый враг.
   Г е т м а н о в. Вздор, Мехти.
   М е х т и. Я не жалуюсь. Это справедливо. Сын бека, за границей дядю имеет, общественной работы не ведет - что за человек? Так, Теймур?
   Теймур молчит.
   Характер, к сожалению, тоже плохой, скандальный характер.
   Г е т м а н о в. Ну, довольно, довольно, Мехти.
   М е х т и. Молчи, пожалуйста. У тебя характер еще хуже моего. Клянусь честью - вот единственный человек, который меня умеет угнетать. Ругаюсь с ним, до крика дохожу, но... (Разводит руками.) Конечно, нужно признать волевой человек. В Азии любят твердую руку.
   Г е т м а н о в. Ну, Мехти. Я сказал - довольно.
   М е х т и. Молчу. (Майорову.) Так что загляните в мое личное дело. Советую.
   М а й о р о в. Для инженера личное дело - это его буровая. Клавочка! На тебе ключ - пригони сюда мой шарабан.
   Клава выбегает.
   Ты не возражаешь, Андрей?
   Загудел телефон. Гетманов взял трубку. Пауза.
   Г е т м а н о в (хрипло). Да. Что? Что? Не слышу... (Крутит ручку телефона.) Дайте "Сару". Да-да... Испорчен? (Выпускает из рук трубку.)
   М о р и с. Что на "Саре"? Авария? Обвал? Да? Да? Говорите - здесь же не истуканы, а живые люди! (Бросается к трубке.) Алло! Алло!
   Г е т м а н о в. Вздор. Не может быть. (Шатаясь, бежит к выходу и сталкивается с Газанфаром.) Ты оттуда? Что там? Говори.
   Г а з а н ф а р (умоляюще). Елдаш начальник! Менелюм, не сердись, пожалуйста... (Протягивает ему заявление.)
   Г е т м а н о в. Говори! Авария?!
   Г а з а н ф а р (изменился в лице). Авария?! (Обводит глазами встревоженных людей и, вдруг поняв, что случилось недоброе, закрывает лицо руками.)
   Г е т м а н о в (вне себя, трясет его за плечи). Это ты виноват, негодяй. Кто тебя допустил к тормозу? Я знал, чем это кончится. Ты хотел быть бурильщиком, тупая сила? А теперь ты пойдешь под суд. И не ты один. Все - старик, Теймур, вся банда!
   Г у л а м. Оставь его, Андрюша. Ты за это ответишь, даю честное слово.
   Т е й м у р. Прекрати немедленно!
   М а р и н а. Успокойся.
   М а р г о (истерически). Не трогайте его - он раненый. Андрей Михайлович!
   М е х т и. Газанфар тут ни при чем. Ты погорячился.
   Г е т м а н о в (отрезвел). Так что же ты дрожишь? Что ты ревешь, я тебя спрашиваю?
   Г а з а н ф а р. Жалко, да.
   Г е т м а н о в (с удивлением воззрился на Газанфара). Идиот, что ли? (Бросается к телефону.)
   Сирена автомобиля.
   М а й о р о в. Едем на "Сару".
   Мехти, Морис, Гулам и Теймур выходят.
   Товарищ Газанфар, хочешь ехать со мной? Мы тебя ждем, Андрей.
   Г е т м а н о в (бросает трубку). Иду.
   Майоров, Гетманов и Газанфар выбегают. Хлопает дверь.
   От удара обрушиваются занавеси на окнах. В комнату
   врывается солнце. Сквозь стекла веранды виден залитый
   горячими лучами величественный и строгий пейзаж
   пустыни и туманные от непереносимого блеска очертания
   стальной вышки.
   М а р и н а (смотрит вдаль). Гиблое место. Можно сойти с ума от этой пустыни, от этого осатаневшего солнца.
   К о м е н д а н т (помолчав). Ну, Маргарита. Не перетирай время. Поехали дальше. Тьфу! Забыл спросить, за чьей подписью пойдет докладная записка.
   Конец первого акта
   Акт второй
   ВЕЧЕР
   Огромная дымно-оранжевая луна встает над поселком.
   Песчаная площадка перед жилым бараком. Сбоку 
   застекленная веранда Гетмановых, в центре - широкое
   крыльцо. У крыльца врыты в землю дощатый стол, узкая
   скамейка и столб с электрическим фонарем. Фонарь
   мигает: то светит вполнакала, то чуть брезжит. На
   крыльцо вышла Ольга Петровна - пожилая, сурового вида
   женщина, речью и повадкой очень похожая на Ивана
   Яковлевича. От Гетмановых вышел комендант с пишущей
   машинкой в руках.
   О л ь г а  П е т р о в н а. Эй, начальник! Ты опять нас без света морить будешь?