Крон Александр Александрович. Глубокая разведка

   Комендант скрылся.
   Ишь, долдон. Уж до того раздулся, что и ответить тяжко.
   М а р и н а (выглянула. В руках книжка). Ольга Петровна, ваши не вернулись?
   О л ь г а  П е т р о в н а. Жду. Третий раз самовар греется. Миленькая, покрутите им на "Сару". Ведь это что же - с утра не евши.
   М а р и н а. Я звонила. Говорят, уехали.
   О л ь г а  П е т р о в н а. Сашка-то хорош! Вернется - уши оборву. Еще ко мне не являлся, а уж всюду поспел.
   М а р и н а. А вы давно Сашу знаете?
   О л ь г а  П е т р о в н а. Не так давно. Хотя лет, наверное, двадцать. Еще Клавки на свете не было.
   М а р и н а. Он очень изменился. Очень.
   О л ь г а  П е т р о в н а. Ну, измениться он не смеет. Мы с Иваном ему как родные были. Будет нос драть - выгоню.
   М а р и н а. Что вы, Ольга Петровна. Вы меня не поняли.
   О л ь г а  П е т р о в н а. А не поняла - так слава богу. Миленькая, ну что там на "Саре"? Выходит, сослепу в набат ударили?
   М а р и н а. Да, кажется.
   О л ь г а  П е т р о в н а. Ну скажи на милость, только зря народ перебулгачили. Андрей Михайлович как ошпаренный выскочил.
   М а р и н а. Да. Он очень нервный стал.
   О л ь г а  П е т р о в н а. Нервный, нервный. Заботы одолели. Мой Иван отродясь нервный не был, а тут тоже заблажил. (Скрылась в доме.)
   Марина вернулась на веранду. Где-то рядом
   остановилась подъехавшая машина. Свет ее фар
   достигает площадки. Хлопнула дверца. Появились
   Гетманов, Иван Яковлевич и Теймур.
   Г е т м а н о в (дойдя до своей двери, обернулся). Я вас предупредил. Докладывать ваш проект Майорову через мою голову - запрещаю. И вообще, если вам дорога разведка - болтовню о кривизне, авариях и прочих ужасах надо прекратить. Ясно? Продолжайте работать.
   Т е й м у р. Но, позволь...
   Г е т м а н о в. Я знаю, что ты хочешь сказать. Возможно, я сам доложу ваш проект Майорову. Но сначала я должен разобраться в позиции треста. Майоров - мой товарищ, и не мешайте мне говорить с ним так, как я считаю нужным.
   И в а н  Я к о в л е в и ч. Саша нам тоже не чужой.
   Г е т м а н о в. Саша, Саша!.. Вы все воображаете, что Майоров - это Саша.
   Т е й м у р. Разве нет?
   Г е т м а н о в. Нет. Майоров - это трест. А тресту до смерти надоело с нами возиться.
   Т е й м у р. Это он говорит?
   Г е т м а н о в. Нет, это я говорю. Ты что, притворяешься чудаком или в самом деле ничего не понимаешь? Новая метла чисто метет. Саша - хороший парень, но себе не враг. Он десять раз подумает, прежде чем вешать себе на шею такое наследство. Тем более что встает вопрос об увеличении проектной глубины. Если это непонятно, я ничем помочь не могу. (Вошел на веранду, хлопнул дверью.)
   Т е й м у р. Э, слышал?
   И в а н  Я к о в л е в и ч. А, пропади все пропадом! (Пошел.)
   Т е й м у р. Иван Яковлевич! Маэстро! Я тебя прошу. Зачем ты себя расстраиваешь? Али зайдет, посидим, все спокойно обсудим.
   И в а н  Я к о в л е в и ч (остановился). Зайдет - милости прошу. А о деле говорить не стану. И тебе не советую. Видно, спелись. Теперь как Андрей Михайлович рассудит, так и делать будем. Он - голова, а мы руки. Зарок себе положил - не соваться.
   Т е й м у р. Так разведчик не может говорить.
   И в а н  Я к о в л е в и ч. Извините, что не так сказал. Куда нам! Вот вы - вы навсегда все преотлично знаете.
   Т е й м у р. Э, давай будем уважать друг друга.
   И в а н  Я к о в л е в и ч. Тимка! Не зли меня. Не задевай. Я тебе, мальчишке, неслыханную над собой волю дал. Мне шестой десяток идет, а я, как сопляк малолетний, за книжку сел. На собраниях речи говорю, до того дошел, что на самодельном вечере публично на балалайке играл! А тут не трогай. Заело.
   Т е й м у р. Ты Клаве хоть не говори. Она смеяться будет.
   И в а н  Я к о в л е в и ч. О Клавке ты лучше молчи. Молчи. Тихоню-то не строй. Очень мне понятно. (Ушел, оставив Теймура в недоумении.)
   Фары потухли. Усталой походкой идет домой Клава.
   Т е й м у р. Клавочка! (Подошел, хочет обнять.) Не пущу.
   К л а в а (вяло высвобождаясь). Пусти, Тима. Ну тебя.
   Т е й м у р. Злая?
   К л а в а. Будешь злая, когда опять целый день каталась. То Гулам за руль возьмется, то Мехти. Морис на ровном месте чуть рессору не сломал.
   Т е й м у р. А я виноват?
   К л а в а. Да нет... Просто так - на душе паршиво.
   Т е й м у р. Из-за этого?
   К л а в а. Из-за всего. Отец тут еще тоже...
   Т е й м у р. Что, что отец?
   К л а в а. Сказать? Косится он, ворчит... насчет нас с тобой. Прямо не говорит, а...
   Т е й м у р. Ну, ну? Как думаешь - почему?
   К л а в а. Заметил? Ну - почему?
   Т е й м у р. Я не знаю.
   К л а в а. И я не знаю. Я только думаю, Тима, он не хочет, чтобы мы женились, потому...
   Т е й м у р. Почему?
   К л а в а. А почему - потому... даже говорить неохота. Наверно, потому, что ты не русский. Вот.
   Т е й м у р. Ты что?.. Э, подумай - о ком говоришь!
   К л а в а. Я думала, Тима. Приятно мне, что ли, так говорить. Ну, а еще почему? Скажи, если знаешь. Отец все-таки старый. У старых людей очень чудные понятия. Он ведь тебя любит, Тима. Очень любит, ну и не хочет сказать.
   Т е й м у р. Значит, он меня обманул. Клава, ведь я его в партию готовил. Когда старик анкету взял, я танцевать хотел. Как же теперь? Надо наверное знать. Я привык ему верить, Клава. Мне нельзя его сразу разлюбить.
   К л а в а. Не знаю, не знаю, Тимочка. Если я верно думаю, так и не посмотрю на него. Уйду к тебе - и все. А все-таки горько. (Всхлипнула.)
   Т е й м у р (рванулся с места). Я с ним поговорю.
   К л а в а. Тимка, не смей!
   Т е й м у р. Я ему скажу...
   К л а в а. Не смей, говорю! Распетушитесь вы оба, а что толку? Сядь.
   Теймур садится.
   Вот что - ты пока ко мне не очень лезь. Гляди на меня равнодушно. Можешь? У, глазища черные! Если отец что выведать захочет - увиливай. Будто ничего и нет. А уж я его размотаю. Упрямства во мне не меньше, а что до хитрости так я все-таки баба.
   Теймур смеется.
   Рассмешила? Ну, прощай, жених! (Быстро целует его и взбегает на крыльцо.)
   На площадку упали лучи автомобильных фар. Хлопнула
   дверца. Появились Морис, Мехти, Майоров.
   М о р и с. Да! Да! Приходите в час, в два, в три - когда хотите. Вы должны видеть мою коллекцию. Две тысячи проб - это красноречиво. Я не хочу вас уговаривать. Вы разведчик - вы поймете. "Елу-тапе" - сокровище! Это жемчужина, феномен. Молчу! Вы увидите. (Берет Майорова за пуговицу.) Нефть здесь - у нас под ногами. Ее нужно уметь взять - вы понимаете?
   О л ь г а  П е т р о в н а (с крыльца). Матвей Леонтьевич! Тима! Идите поживей - щи простынут.
   М о р и с. А, ты здесь, Теймур? Идем. Я голоден. Я способен сожрать целого джейрана.
   Т е й м у р. Джейрана сегодня будет кушать кто-то другой. Жирная пища и нечистая совесть - источник дурных сновидений. Так говорит народная мудрость. Спокойной ночи, Мехти Ага. (Уходит с Морисом.)
   М е х т и (тихо). Свинья! (Майорову.) Александр Гаврилович! Одну минуту. Будет справедливо, если вы посетите и меня. Мы бы с вами в тесной компании посидели, побеседовали. Для меня ваше мнение будет исключительно ценно.
   М а й о р о в. К сожалению, не смогу. Иду к геологу осматривать пробы.
   М е х т и. У меня будет наш общий друг. Трудная разведка, тяжелые условия. Вы должны ему помочь.
   М а й о р о в. Я для этого приехал.
   М е х т и. По-настоящему, по-дружески...
   М а й о р о в. Знаете что, уважаемый товарищ Рустамбейли? Давайте упрощать отношения. Мы с вами друг другу не нравимся. Зачем нам дружить? Давайте говорить прямо. Вам нужно знать, что я думаю о положении на разведке? Вы и спросите.
   М е х т и. Я считал неудобным...
   М а й о р о в. Напрасно. Могу ответить... Нужно ли продолжать разведку? Не знаю. Хочу разобраться. Похоже на то, что на проектной глубине мы нефти не обнаружим. Как вы думаете?
   М е х т и. Мне трудно судить.
   М а й о р о в. Вот видите. Ваш геолог требует продолжать бурение. Но вам мало моего благословения, вам нужны деньги и материалы. Поэтому я и не тороплюсь решать. Завтра мне придется уехать, но у нас еще много времени. Сделайте милость - дайте мне вашу докладную записку сегодня же.
   М е х т и. Я в восторге от нашей беседы, Александр Гаврилович. Признаю - я был глубоко не прав в нашем печальном столкновении из-за этих несчастных труб. Клянусь, я могу оценить данный вами урок, несмотря на его, признаться, довольно резкую форму...
   М а й о р о в. О форме сожалею. Не в трубах дело. Если нужно - дадим трубы. Попросту говоря - не люблю арапства. Извините. Пока не закрылась контора, я хочу съездить за своим чемоданом. (Быстро уходит.)
   Зашумел включенный мотор. Машина отъехала.
   М е х т и. Страшный человек.
   Г е т м а н о в (вышел с папкой в руках и сел на крыльцо своей веранды. Он жует, запивая еду чаем из кружки). Хочешь есть, Мехти? Отличный джирим как семга.
   М е х т и. Сердечно благодарен. Не люблю сухомятки. Брось эту дрянь, сегодня у меня шашлык. Звал твоего друга, но он не удостоил.
   Г е т м а н о в. Ты говорил с ним?
   М е х т и. Да. Он большой дипломат. Не могу понять его линии.
   Г е т м а н о в. Мне он раньше казался туповатым. А парень он неплохой.
   М е х т и. Хорошего я пока мало вижу. А что он не глуп - могу тебя уверить. Ты подписал докладную?
   Г е т м а н о в. Я хотел с тобой посоветоваться. Морис хочет бурить еще двести метров.
   М е х т и (после паузы). Клянусь небом, у меня все-таки неплохая голова. Я был прав, как пророк Магомет.
   Г е т м а н о в. Не понимаю.
   М е х т и. Здесь нечего понимать. В "Елу-тапе" нефти нет. Нобель тут разведывал еще в двенадцатом году и только потерял время. Морис - этот психопат - вообразил здесь черт знает что, а теперь боится сознаться, что это блеф. Сегодня он требует бурить еще двести метров, завтра захочет пятьсот...
   Г е т м а н о в. Ты этого раньше не говорил.
   М е х т и. Не говорил, пока имел хоть на волос надежды... Клянусь, ты меня удивляешь. Неужели не ясно, что такое Морис? Человек до семнадцатого года работал где-то в Мексике. Бывший анархо-синдикалист...
   Г е т м а н о в. Ну-ну! Оба вы хороши. Будем говорить объективно. В Мексику он попал не от хорошей жизни и вернулся сразу после Октября. И какой он анархист? Мальчишкой две недели ходил на какие-то сходки...
   М е х т и. Однако ты сам...
   Г е т м а н о в. Знаю. Иногда полезно наступать на любимые мозоли. Но Морис - честный человек.
   М е х т и. Не хочу спорить. А зачем он вопит, что еще в прошлом году дал бы нефть, если б ему не загубили скважину? Ты не думал? Он хочет заставить нас отвечать за свою ошибку. Он готов взвалить вину на нас за то, что разведка не дает нефти.
   Г е т м а н о в. Это другое дело. По человечеству даже можно понять. В таких делах - все люди дрянь. Ну, ладно. Что ты предлагаешь?
   М е х т и (помолчав). Отсюда надо уходить.
   Г е т м а н о в. Как?!
   М е х т и. Как уходить? Немедленно. Мы подошли к проектной глубине. Нефти нет - и нечего валять дурака. Каждый день стоит тысячи рублей. Надо срочно переделать докладную и дать ее Майорову. Он поддержит, потому что идти против всех и вешать себе на шею камень ему так же нужно, как мне, например, жениться на Марго.
   Г е т м а н о в. Скажи, Мехти, ты убежден, что нефти нет? У тебя нет других соображений?
   М е х т и. Я поражаюсь тому, как ты угадываешь мои мысли. Я только что задавал себе такой вопрос. Конечно, я только человек. Как знать - думаешь так, потому что так думаешь или потому, что хочется так думать?
   Г е т м а н о в. Не напускай туману, Мехти. Я этого не люблю. Да или нет?
   М е х т и. Я разве не сказал - да? Не смотри на меня такими страшными глазами. Моя совесть чиста, как ручеек.
   Г е т м а н о в. Не из этого ли ручейка наш комендант берет воду? (Резко выплеснул чай из кружки и поднялся.) Ты за кого меня принимаешь - за дурака или за прохвоста?
   М е х т и. Ты меня оскорбляешь.
   Г е т м а н о в. Оскорбляю. Почему ты не хочешь бурить дальше? Страшно?
   М е х т и. Я тебя прошу...
   Г е т м а н о в. Не вовремя стал обижаться. Ты что же воображаешь, я слеп и глух? Я не понимаю, что кривизна втрое больше, чем ты показываешь, и каждый день, каждый метр приближает аварию? Видел бы ты свое лицо, когда сегодня поднялась эта идиотская паника.
   М е х т и. Зачем? Я видел твое.
   Г е т м а н о в. Ага! Значит, я прав?
   М е х т и. Абсолютно.
   Г е т м а н о в. Почему же ты молчал?
   М е х т и. Из-за тебя. Тебе удобнее было не знать.
   Г е т м а н о в. Служебный такт?
   М е х т и. Нет, дружба. Меня рекорды не интересуют. Для твоего успеха я рискнул бы пройти еще полсотни метров. Но это - предел.
   Г е т м а н о в. Дорогой Мехти Ага. Я очень советую не забывать, что ты говоришь не с проходимцем, а с коммунистом. Ни на какие темные махинации я не пойду.
   М е х т и. Я редко прощаю такие слова. Объясняю их твоим исключительно нервным состоянием. Где ты видишь махинации? В "Елу-тапе" нефти нет. Я повторяю это еще раз. Бурить дальше бессмысленно.
   Г е т м а н о в. Как? Ты действительно считаешь?..
   М е х т и. Это мое глубокое убеждение. А раз так - абсолютно безразлично, есть ли на "Саре" кривизна и что было бы, если бы... Область "бы" никого не интересует. И лучше, если об этом никто не будет знать.
   Г е т м а н о в. Для кого?
   М е х т и. Для тебя. Ты волен поступать как хочешь. Можешь принести меня в жертву и броситься в объятия к Теймуру с его проектом. А ты уверен, что он сумеет исправить кривизну? Я не умею. А ты сам-то знаешь, как это делается? Ты сломаешь себе шею, и я уже не в силах буду тебе помочь. (Пауза.) Ты умный человек, но не знаешь Востока. У нас есть такое слово "менелюм". Это непереводимо. Если друг сказал другу "менелюм" - ему не смеют отказать. С этим словом можно сделать многое. Мне некому его сказать. Я растерял свои связи. Кругом новые люди. Один ты пропадешь. У тебя выговор. Поставь ты завтра рекорд на "Саре", дай первую топну нефти - тебя ждет слава и отпущение грехов. Но судьба против нас. Если нельзя уйти со славой, надо уходить с честью.
   Г е т м а н о в. Невелика честь. (Задумывается.)
   К о м е н д а н т (появился). Андрей Михайлович, для товарища Майорова квартира готова.
   Г е т м а н о в. Где?
   К о м е н д а н т. Во втором бараке. Там в Угловой холостые мужчины живут. Так? Ну, я их попросил оттуда. Заругались было, ну да ничего. Я враз урегулировал. Все! Пусть вас не беспокоит.
   Г е т м а н о в. Что за хамство! Кто вам позволил?
   К о м е н д а н т. Я полагал, так будет удобнее. Как хотите. Это не составляет. Сейчас все обратно покидаем - и больше нет ничего.
   Г е т м а н о в. Да нет, теперь уже не стоит.
   М е х т и. Марго дома?
   К о м е н д а н т. Дома. Скучает.
   М е х т и. Очень хорошо. Пришли ее ко мне.
   Г е т м а н о в. Что ты хочешь?
   М е х т и. Ничего особенного. Хочу продиктовать несколько страничек. Наши выводы. Потом ты просмотришь и, если согласишься, подпишешь. Впрочем, лучше, если подпишет Гулам.
   Г е т м а н о в. Гулам-то подпишет. Но Морис?
   М е х т и. Подпишет. Это я беру на себя. В его шатком положении лучше уйти с миром. Он пошумит, но в драку не полезет.
   Г е т м а н о в. Прошу тебя быть с ним очень корректным.
   М е х т и. Клянусь тебе. Я приду к нему с оливковой веткой в руках.
   Г е т м а н о в (отдает ему докладную). На, возьми.
   Мехти и комендант уходят.
   М а р и н а (выглянула). Кто приходил, Андрюша? Ты что молчишь? Расстроен чем-нибудь?
   Г е т м а н о в. Нет. Устал.
   М а р и н а (гладит его по голове). Можно тебя пожалеть? Дурень, замучился, задергался... Как ты меня сегодня перепугал.
   Г е т м а н о в. Пожалуйста, не жалей меня. Терпеть этого не могу.
   М а р и н а. Андрюшка, мне обидно. Почему, когда тебе плохо, ты всегда от меня прячешься? Точно ты боишься показать себя слабым. Разве это стыдно, когда жалеют?
   Г е т м а н о в (мягче). Пустяки, Маринка. Выдумываешь.
   М а р и н а. Нет, не выдумываю. Ты никогда мне ничего не рассказываешь такого...
   Г е т м а н о в. Что значит - такого?
   М а р и н а. Такого, где ты слаб, неуверен, неправ... Я не умею сказать. Ну почему ты скрыл от меня, за что тебе дали выговор?
   Г е т м а н о в. Не говори вздора. Ты не знаешь, за что? Сколько было разговоров из-за того, что я признал свою вину. Вспомни.
   М а р и н а. Андрюша. Значит, ты был виноват? Это правда?
   Г е т м а н о в. Нелепый разговор. Что же, по-твоему, я каялся так, здорово живешь? Из христианского чувства смирения? Другой вопрос, что многие делали так же, как я, и им сходило с рук. Мне не сошло.
   М а р и н а. Знаешь, ты так себя вел, что я тебе не верила. Я думала, ты просто оскорблен и не хочешь оправдываться.
   Г е т м а н о в. Я не знаю, что ты думала... Я тебе не лгал.
   М а р и н а. Да, ты прав. Я не могу возразить.
   Г е т м а н о в (вскипел). Черт возьми, наконец! Я не понимаю, почему все говорят мне, что я прав, таким тоном, будто уличили меня в преступлении. Что ты от меня хочешь? Хватит с меня того, что я с утра до ночи должен драться, лавировать, нападать и защищаться, видеть подозрительные взгляды людей, готовых в любую минуту подставить ногу, стоит только мне покачнуться. Неужели я не могу требовать, чтобы, когда я приползаю в свою конуру, мне не учиняли домашнего следствия, чтобы я был прав, не представляя никому доказательств?
   М а р и н а. Как ты странно говоришь, Андрюша. Никому! Как будто меня не существует.
   Г е т м а н о в. Вот именно - ты существуешь. Очень правильное слово. Ничего не делаешь и проводить время с этой... дурой Марго.
   М а р и н а. Ну, знаешь, Андрей. Не тебе об этом говорить.
   Г е т м а н о в. Ах, даже так? Ну-ну? Интересно.
   М а р и н а. Потому что ты в этом виноват. Нет, что я говорю - виноват! Ты прав, во всем прав, у тебя передовые взгляды, наши отношения основаны на равенстве и доверии, а вот я прожила с тобой пять лет и чувствую себя ограбленной. Ни профессии, ни друзей, ни ребенка. (Всхлипнула.) Я готова украсть у Фатьмы-ханум ее Сару.
   Г е т м а н о в. Фу! Мы же решили, что как только вернемся в Баку...
   М а р и н а. Молчи, молчи. Сейчас ты начнешь говорить, и я опять буду неправа... Но я чувствую... это хищничество, Андрей, - вот что. Так нельзя. Почему у Фатьмы-ханум есть Гулам, Сара, работа - всё. А у меня - ничего. Я как бесплодная земля. Разве я всегда была такая? Когда Саша меня увидел здесь, я сгорела со стыда.
   Г е т м а н о в. Судя по вашей встрече, это не было заметно. По-моему, ты висела у него на шее.
   М а р и н а. Как тебе не стыдно! Ты ругаешь Марго, а сам дружишь с ее мужем, которого она выше в тысячу раз. Ты выслушиваешь от него донесения о поведении твоей жены. Просто - позор!
   Г е т м а н о в. Я с ним дружу? Я выслушиваю?
   М а р и н а. Ты сам себя сейчас выдал. Сколько раз я тебе говорила, что комендант - хам и непроходимый дурак. Ты смеешься над ним, но он тебе нужен. Он избавляет тебя от труда быть грубым. Это черная работа, а ты любишь быть чистым. Разве тебе нужны люди? Ты же никого не любишь, кроме себя. (Рыдает.)
   Г е т м а н о в. Женщина может наговорить черт знает что, но стоит ей заплакать - ее же нужно утешать. (Помолчав.) Ну, успокойся. (Притягивает ее к себе Марина вырывается.)
   Яркие лучи фар подошедшей машины падают на них.
   Хлопнула дверца. Появился Майоров с чемоданом.
   М а й о р о в. Ну, мои дорогие... Не помешал?
   Марина скрывается в доме.
   Куда ты, Маринка?
   Г е т м а н о в. Она что-то скисла. Плохо переносит жару. Обедал?
   М а й о р о в. Спасибо. Я сейчас должен явиться к Ольге Петровне. Буду безропотно есть все подряд и при этом хвалить и ахать. Иначе двадцатилетней дружбе конец. Там же меня уложат спать.
   Г е т м а н о в. Зачем? Тебе приготовили комнату.
   М а й о р о в. Да, я знаю. Не люблю никого стеснять. Я уже сказал этому твоему... (Заметил папку.) Что читаешь?
   Г е т м а н о в. Ничего. Кой черт, тут одичаешь. Когда приходится управлять людьми - не до беллетристики.
   М а й о р о в. Мне показалось, что ты вообще... как бы тебе сказать...
   Г е т м а н о в. Да ты не тяни. Отстал, что ли? Конечно. Что, ты не знаешь административной работы?
   М а й о р о в. Я не очень верю в существование самостоятельного искусства администрации. Не помню где я видел объявление: "Ищу работу в качестве директора". Смешно? Начальник - это не профессия.
   Г е т м а н о в. Все это, конечно, верно. Верно - вообще. Извини, не хочется сейчас об этом говорить. Дай руку.
   М а й о р о в (протягивает руку). За что?
   Г е т м а н о в. Просто так. Я мало верю в дружбу, благодарность и прочее, но мне приятно.
   М а й о р о в. Здравствуйте!
   Г е т м а н о в. А ты - веришь? Тебе, например, не приходило в голову, что тогда, в институте, я занимался с тобой... наполовину из-за Марины.
   М а й о р о в. Пусть даже на три четверти. Если тебе когда-нибудь будет нужна моя помощь...
   Г е т м а н о в. Когда-нибудь? Послушай, Саша. Мне бы надо с тобой поговорить... (Нерешительно вглядывается в лицо Майорова.)
   Фонарь замигал, бросая колеблющийся свет.
   Н-нет, как-нибудь в другой раз.
   Наступила темнота.
   Чертов долдон! Ну, вкачу же я ему завтра выговор.
   М а й о р о в. Как знаешь.
   Возникает звон струн и высокий фальцет певца.
   Кто это поет?
   Г е т м а н о в. Это Газанфар. Он всегда...
   М а й о р о в (прислушивается). Ты знаешь, о чем он поет?
   Г е т м а н о в. Нет. Всегда одно и то же.
   М а й о р о в. Не думаю. Он поет о "Саре".
   Г е т м а н о в. Любопытно.
   М а й о р о в. Он поет о мертвой долине, которая расцветет и будет прекраснее всех долин юга. Ты можешь гордиться, Андрей, - в "Елу-тапе" уже есть свой ашуг.
   Г е т м а н о в. Я не знал...
   Песня замолкает.
   М а й о р о в. Ну, что ж, отложим. Ладно, я пошел. Сейчас перепугаю стариков. (Подхватывает чемодан, крадучись поднимается на крыльцо и исчезает в темноте.)
   Пауза. Затем раздается шум, хохот, голоса, визг
   Клавы. Гетманов уходит домой. Через несколько секунд
   на крыльцо выходит Иван Яковлевич. За ним - Майоров,
   Морис, Теймур, Клава; Ольга Петровна выносит посуду.
   И в а н  Я к о в л е в и ч. Можешь себе представить - как вечер, навсегда нам комендант египетскую тьму устраивает. Я уж тем доволен, что луна от него не зависит.
   Подходят Галанфар и Гулам.
   Милости прошу. Присаживайтесь.
   М а й о р о в. Ты лучше скажи, о чем давеча со мной хотел говорить? Потолкуем?
   И в а н  Я к о в л е в и ч. Нет - забастовал. Хватит. Стар я воевать. Так что объявляю - нынче о делах я не разговорщик. Прошу себе заметить.
   Т е й м у р. Маэстро!..
   И в а н  Я к о в л е в и ч. Тимка, молчать! Кому говорю? Тащи-ка музыку - играть будем.
   Теймур идет в барак.
   И вообще - хватит. Уеду я вот - на родину.
   О л ь г а  П е т р о в н а. Ты что, Иван? Захворал?
   М о р и с. Эт-то потрясающе! Какую еще тебе надо родину? Что здесь Мексика? Разве ты не на родине?
   И в а н  Я к о в л е в и ч. Не спеши, Матвей Леонтьевич! Я прелестно понимаю. Есть, брат, большая Родина - советская земля. Родина всех трудящихся. И, опять же, есть малая. Где ты, так сказать, родился. К примеру - город Ярославль.
   Теймур приносит балалайку и гитару. Иван Яковлевич
   пробует строй.
   Вот мы с Ольгой Петровной из наших мест молодыми ушли, вроде как в свадебное путешествие. Голод выгнал. А всё память храним. Всякую речь слыхали, а так уж, видно, до смерти окать будем.
   О л ь г а  П е т р о в н а. И песни у нас свои. Не забываем. Я всякую песню уважаю, а только нигде не поют, как в наших местах. Иван был молодой ловко песни играл.
   Г у л а м. Ай, Иван! Тебе не нравится у нас?
   И в а н  Я к о в л е в и ч. Нет, почему? Нравится. Край хороший. И люди здешние - очень приличные люди. Даже к солнцу привык. Здешнее солнце огонь.
   Г а з а н ф а р. Горячее солнце. Быстрое. (Вполголоса напевает.)
   М о р и с. Хорошо. А слова, Гулам?
   Г у л а м. "Под пламенным солнцем быстрее созревает здоровая лоза, быстрее гниет пораженная недугом". Так, Газанфар?
   Газанфар смущенно улыбается.
   И в а н  Я к о в л е в и ч. Вот-вот. Это правильно. Нет, помирать надо на родине.
   М о р и с. Эт-то чудовищно! Куда ты торопишься, Иван? Вот у меня астма, печень, эндокардит - все на свете. И то - буду жить. И очень долго.
   И в а н  Я к о в л е в и ч. Ну, уж похоронили! Я поживу! Клаву с собой возьму - учиться будет.
   Т е й м у р (встрепенулся). Кого? Куда?
   К л а в а (делает холодные глаза). Ти-ма!
   Теймур умолкает.
   И в а н  Я к о в л е в и ч. Тридцать шесть лет в разведке. И детей раскидал. Антон - в Балаханах, Яков - на Эмбе, Варвара с мужем - в разведке. С меня получено сполна. Клавку возьму - обязательно.
   К л а в а. Меня-то спросил?
   Т е й м у р (тихо). Кла-ва!
   Клава умолкает.
   Г у л а м. В Ярославле - нефти нет. Скучно.
   И в а н  Я к о в л е в и ч. Это верно. А может, найдут. Теперь она всюду. Я, Гулам, немногого хочу. Хибарка чтоб была. И - огород. Огурцы буду сажать. Цветочков под окнами разведу, каких подуховитее.
   М а й о р о в. А здесь нельзя?
   И в а н  Я к о в л е в и ч. Пробовал. Да тут такая земля - ничего не родит. Без воды-то и лопух не растет. (Наигрывает на балалайке. Теймур и Газанфар ему вторят.)
   М а й о р о в (вытащил записную книжку и углубился в нее). Вода вздор. Воду взять можно.
   И в а н  Я к о в л е в и ч. Сказать все легко. Где?
   М а й о р о в. Отсюда до реки - далеко ли?
   К л а в а. Сорок.
   М а й о р о в. Точно. Дорогой по спидометру глядел. Даже прикинул на глазок, сколько и чего тут потребуется. Объем земляных работ. Можно поднять.