Крон Александр Александрович. Глубокая разведка

   И в а н  Я к о в л е в и ч (почтительно). Задание имеешь?
   М а й о р о в. Нет, так.
   И в а н  Я к о в л е в и ч. Как это - так?
   М а й о р о в. Так. Гимнастика для души. Люблю помечтать с карандашом в руках.
   И в а н  Я к о в л е в и ч. Хо-хо! Мечтатель. Значит, воображаешь?
   М а й о р о в. Точно. В нашем деле человек без воображения только зря будет штаны протирать. Что ты на меня уставился?
   И в а н  Я к о в л е в и ч. Ничего. Богатая мысль. Вали дальше.
   Появляются Мехти и Марго. Мехти с бумагами в руках
   быстро проходит к Гетманову. Марго неслышно подходит
   к столу и присаживается на скамейку.
   М а й о р о в. Не воображают суслики. А человек - всегда. Даже если знает, что мечте его не бывать. А мы можем мечтать по-хозяйски, с карандашиком, облечь мечту в план и диктовать ей сроки.
   М о р и с. Именно! Не можем, а должны. Да! Да! Обязаны.
   М а й о р о в. Сколько лет эта долина называется "Елу-тапе"? Может быть, тысячу лет. А вот нынче Газанфар в песне назвал ее "Саба-тапе". Цветущая долина. Вот он - разведчик! У него есть воображение. И, может быть, через десяток лет мы впишем это название во все географические карты. Вы что-то хотели сказать, товарищ Марго?
   М а р г о (испуганно). Нет-нет. Говорите, пожалуйста.
   М а й о р о в. Теймур, ты читал Саади? "Утренний ветер и земля Шираза огонь. Кого он охватит - тот уж не знает покоя". Ты знаешь, где Шираз, старик? Я тебе покажу на карте. Это в здешних широтах. Сотни лет тому назад там цвели в феврале розы и гиацинты, а славу ширазских плодов поэты разнесли по всему миру. А ты тоскуешь по лопуху. За водой дело! Так неужели я не дам тебе воду?
   И в а н  Я к о в л е в и ч. Позволь. Как это ты разговариваешь? Ты кто, депутат?
   М а й о р о в. Нет. Обыкновенный разведчик.
   И в а н  Я к о в л е в и ч. Ну вот, депутатом будешь - тогда и говори. А дразнить - не следует.
   М а й о р о в. Надо. А то вы тут засохнете. Мечтать - так уж крупно, как государственные люди. Здесь, старик, мы построим город. Утопающий в листве. Последним кочевкам придет конец, и вокруг города зазеленеют виноградники. Это будет город разведчиков. Вот от этого города я хотел бы быть депутатом.
   И в а н  Я к о в л е в и ч (плюнул). Шут тебя совсем раздери! Как ты все прелестно объясняешь, будь тебе неладно. Уж и город построил и реку отвел. А что для этого надо? Ай? Ты подумал?
   М а й о р о в. Что для этого надо? Нефть.
   М о р и с. Нефть! До нефти двести метров. Я залью вас нефтью. Вы поставите здесь тысячу вышек и крекинг-завод. "Елу-тапе" - сокровище! Молчу. Я дал себе слово, что не буду вас уговаривать. Вы увидите. Это жемчужина, феномен.
   Г у л а м. Нефть есть. Много.
   М а й о р о в. Где же она? Вы - командиры армии разведчиков. Действующей армии. Давайте говорить по-военному. В Европе пахнет порохом. Я не пророк, но я обязан думать о том, что, может быть, скоро наши корабли, танки и самолеты двинутся в бой. Им нужна нефть. Вы готовы?
   Молчание.
   Г у л а м (хмуро). Нефть есть. Взять надо.
   М а й о р о в. Можно взять?
   Т е й м у р. Конечно, можно! Э, отец, поверь, прямо зло берет смотреть... Это каменное сердце нужно иметь...
   И в а н  Я к о в л е в и ч (предостерегающе). Тимка!
   Т е й м у р. Саол, не буду... (Оглядывается на Марго.) Э, хотел я сказать... Ладно, потом поговорим.
   М а р г о (встает, дрожа). Я уйду. Уйду.
   М а й о р о в. Постойте. Куда?
   М а р г о. Они думают, что я нарочно слушаю, а потом пойду к Мехти доносить. Ну и пусть думают. Я уйду. Говорите.
   О л ь г а  П е т р о в н а. Маргошка, не дури!
   М о р и с. Сядьте, Марго. При чем тут Мехти? Вы ничего не поняли.
   М а р г о. Поняла. Я не вовсе дура. А зачем Иван Яковлевич Тимке мигал - осторожней, мол.
   М а й о р о в. Правильно, осторожней. Только не с вами.
   М а р г о. А с кем же?
   М а й о р о в (спокойно). Со мной. (Пауза.) Верно, старик?
   И в а н  Я к о в л е в и ч. Ну-ну, это ты брось...
   О л ь г а  П е т р о в н а. Ох, уж не ври, Иван. Смолоду не врал теперь поздно.
   М а й о р о в. Короче, как взять нефть? Что там у тебя за проект? Слушаю.
   И в а н  Я к о в л е в и ч. Ох, ты хитер! Ишь, куда подвел. Нет, насчет дела разговору не будет. Отказ.
   М а й о р о в. Отказ?
   И в а н  Я к о в л е в и ч. Отказ.
   М а й о р о в. Ну, так прощай.
   О л ь г а  П е т р о в н а. Куда ты, Сашенька? А я щи разогрела.
   И в а н  Я к о в л е в и ч. Постой. Так не годится.
   М а й о р о в. А по-твоему годится? Двадцать лет дружили - пришло время ссориться. У дезертира в доме есть не желаю. И ночевать я тоже место найду. (Берется за чемодан.)
   Пауза.
   Г а з а н ф а р (встает). Мастер, слышишь, да? Если он уйдет, я тоже уйду.
   М а р г о (горестно вскрикивает). Ой!
   Неожиданно вспыхивает свет. Теймур, Гулам и Морис
   тоже приподнимаются вслед за Газанфаром.
   И в а н  Я к о в л е в и ч (удивленно оглядывает всех. Пауза). Ну, ладно. Всех не переспоришь. Вон фонарь зажегся - комендант знамение подает. Идем в комнаты - есть разговор.
   Со смехом все поднимаются на крыльцо. Последними идут
   Гулам и Марго.
   М е х т и (вышел). Гулам! Одну минуту! Маргоша, ты меня подожди. Андрей! Он здесь.
   Г е т м а н о в (вышел с бумагами). А, Гулам! Я тебя не задержу. Тут надо кое-что подписать.
   Г у л а м (подошел, нерешительно взял бумаги). Что это, Андрюша?
   Г е т м а н о в. Мехти привез счета. Я просматривал.
   Гулам, не глядя, подписывает.
   А это - докладная о состоянии разведки. Стоп! Да ты хоть посмотри, что ты подписываешь, чудак!
   Г у л а м (берет записку и долго читает, не обращая внимания на нетерпеливые жесты Мехти. Затем возвращает записку). Нет.
   Г е т м а н о в. Ты что?
   Г у л а м. Извини меня, Андрюша. Не могу, даю честное слово.
   М е х т и. Ты обалдел, Гулам?
   Г е т м а н о в. Оставь, Мехти. Слушай, Гулам. Ты, конечно, можешь не подписывать. Твое право. Но тогда уж действуй на свой страх и риск, не рассчитывая на мои советы и поддержку.
   Г у л а м (прикладывает руку к сердцу). Андрюша! Зачем говорить "страх"? Мне и так повторить страшно, что я тебе сказал. Разве ты когда-нибудь слышал от меня "нет"? Только я не могу подписать. Даже не проси.
   Г е т м а н о в. Объясни почему.
   Г у л а м. Почему? У меня дочка Сара есть. Знаешь, да? И это тоже "Сара", да? Для меня одинаково. Могу я подписать, чтоб их совсем уничтожить?
   М е х т и. Клянусь, он - идиот! Ты понимаешь, какую ты чепуху говоришь?
   Г у л а м. Может быть, я плохо выражаюсь. Ты не ругайся, Мехти. Мне только решиться было страшно, а теперь я никого не боюсь. Андрюша! Зачем ты меня снял с буровой? Я думал, ты учить будешь, а ты из меня игрушку сделал. Кабинет имею, бумаги подписываю, а что подписываю, зачем подписываю? Я не понимаю ничего. Раньше я ходил гордо, люди говорили: вот идет Гулам, орден имеет - он хороший мастер. А теперь я кто? Орден не смею надеть, людей стесняюсь, даю честное слово. Вот, гляди. (Вытаскивает из кармана бережно свернутый платок.) Вот - всё здесь. Орден, книжка, партийный билет. Пойду в Центральный Комитет, положу все на стол и скажу: я виноват, но сам не знаю, сколько виноват и в чем виноват. Надо - возьмите орден, отнимите партийный билет. Мало - судите меня, дайте лопату - буду землю копать. Я не чужой, я азербайджанский рабочий. Может быть, когда-нибудь вы захотите мне вернуть и билет и орден.
   Конец второго акта
   Акт третий
   НОЧЬ
   Комната Мориса в одном из бараков. Просторная, она
   кажется тесной из-зa огромных полок во всю высоту
   стен. Полки заставлены рядами стеклянных банок. На
   полу стоят ведра и мешки с породой, среди которых
   приютились узкая железная кровать, продавленное
   кресло и фанерный ящик, служащий Морису рабочим
   столом. Морис склонился над пробой. Его душит кашель.
   Он высыпает на жестянку щепоть порошка, поджигает его
   и с отвращением вдыхает густой дым. За стеной топот,
   смех, музыка. Патефон играет "Персидский базар" 
   излюбленный мотив бакинских ресторанов.
   М о р и с (свирепо стучит в переборку). Послушайте! Прекратите базар! Да! Да! Третий час ночи. Что? Ах, это "Персидский базар"? Так вот, прекратите этот персидский базар - у меня от него будет припадок! Что? Почему я не сплю? Эт-то потрясающе! Идите к черту! Что? Пожалуйста. Только не надолго. Через десять минут я буду занят.
   М е х т и (входит. В одной руке у него бутылка, в другой - железный шампур с насаженным на него куском жареного мяса). Салам. Фу! Ну и начадили же вы, Морис.
   М о р и с. Не нравится - уходите. Это астматол. Ужасная мерзость. Рекомендую на случай, если вас хватит кондрашка. А как называется та дрянь, которую вы давали курить Марго? Как вам не стыдно, зачем вы ее портите?
   М е х т и. Хо-хо! Ко всем моим порокам я еще обвиняюсь в развращении малолетних. За что вы меня так ненавидите, Морис?
   М о р и с. Уберите подальше от бумаг эту вашу штуку. С нее каплет сало. Можно подумать, вы зашли в клетку к медведю. Что вам надо?
   М е х т и. Не рычите. Я пришел с вами мириться (Снимает мясо с шампура и разливает вино в стаканы.)
   М о р и с. Мы с вами не ссорились. Напрасно мне наливаете. Я на диете.
   М е х т и. А я думал, вас кормят сырым мясом. Вы кидаетесь на людей как зверь. Клянусь честью, вы удивительный тип. Слушайте, Морис. Хотите - мир? Мы оба старые разведчики, старые холостяки с пятнышком, - что нам делить? Марго? Берите.
   М о р и с. Вы болван. У вас в голове черт знает какие помои. Марго мой друг.
   М е х т и. Осторожнее, Морис. Выбирайте выражения.
   М о р и с. Я не хочу выбирать выражения. Я у себя дома. Не трогайте банок - вы мне все перепутаете.
   М е х т и. Мир не меняется. Извечная война профессий. Во все времена, на всех разведках мира инженер и геолог живут, как скорпион и фаланга, которых посадили в одну банку. (Зевает.) Будьте человеком, Морис. В два часа ночи можно перестать быть геологом.
   М о р и с. Я всегда геолог.
   М е х т и. И никогда не бываете человеком?
   М о р и с. Я всегда человек. Именно профессия отличает человека от свиньи. Люди - это геологи, инженеры, пахари, каменщики, артисты. Они изменяют мир. Человек вне профессии - только позвоночное, после которого не остается ничего, кроме продуктов распада. (Сердито ткнул ногой в мешок с землей.) Вообще философия - не ваша область. Мир не меняется! Эт-то чудовищно! Если вы не умеете видеть нового, то не лезьте в разведку, а поступите в банщики. Вы - да! Вы не меняетесь. Вы живете только для себя.
   М е х т и. Справедливо. Я живу для себя. А вы? Только, менелюм, не надо митинговать, мы здесь одни.
   М о р и с. Ну, знаете!.. Не нахожу слов...
   М е х т и. И не найдете. Вы очень хороший геолог, Морис. Вы ищете нефть. Вы ищете ее для себя. Вы никому не уступите чести открытия. Все мы от начальника разведки до последнего амбала - для вас только орудия. Вы очень честолюбивый человек, Морис, и это заслуживает уважения.
   Морис молчит. Мехти продолжает, фехтуя шампуром.
   Я средний инженер, но человек я очень умелый. Я мог бы сделать карьеру шутя, не надрываясь, как вы. Клянусь, если б я захотел, десять лет тому назад я был бы главным инженером треста. У меня были связи, меня тянули. И вот я, рядовой специалист, двадцать два года болтаюсь по разведкам, где меня жрут москиты. Во имя чего? Я делаю это для себя. Я охотно уступаю другим опасные лавры. Я веселый человек, который ценит свой выходной день. Я люблю командировки в международных вагонах и бархатный сезон на побережье. У меня никогда не будет своего дома, своей жены и обеда, пахнущего керосином. Мне нравится ресторанная еда, подкрахмаленные простыни в отелях и деклассированные девчонки, которые всегда стоят дешево, ибо покой дороже денег. Клянусь вам, мы оба - прекрасные люди, но, понятно, нас нельзя оставлять без присмотра. И вот появляется третий человек. Человек-контроль. Если наши интересы начнут слишком явно расходиться с видами государства, он возьмет нас за шиворот. Он сделает это для себя. Он будет счастлив изловить нас на ошибке, ибо наши грехи - его подножный корм. Такова его профессия. Все мы работаем на себя, наши дела работают на историю, а история, как доказано наукой, работает на коммунизм. Истина рождается в муках противоречий. Клянусь честью, я тоже кое-что понимаю в диалектике.
   М о р и с (тихо). Не помню кто - кажется, Гёте - сказал Гегелю после его лекции: "Ваша диалектика - прекрасное и острое оружие. Бойтесь только, чтоб оно не попало в недобросовестные руки".
   М е х т и. Неплохо! Смотрите, он парирует! На вас это не похоже, Морис. Вы всегда ужасно кричите.
   М о р и с. Я не имею права на вас кричать. Вы говорили со мной очень откровенно.
   М е х т и. Конечно.
   М о р и с. Это печально. Неужели я чем-нибудь заслужил вашу откровенность, Мехти Ага? Над этим стоит задуматься. Да! Да! Я обязательно подумаю об этом, когда вы уйдете.
   М е х т и. Я вижу, вы плохо понимаете шутки.
   М о р и с. О, вы не шутили. Я слишком вас знаю, чтоб вам не поверить.
   М е х т и. Психология - не ваша область, дорогой Морис. Ваше дело ископаемые.
   М о р и с. Допустим. Для того чтоб постигнуть вас, достаточно геологии. У меня есть карта, по которой я читаю ваши мысли.
   М е х т и. Хотел бы я видеть вашу магическую карту.
   М о р и с. Хотите? Пожалуйста. (Широким жестом показывает на стену.) Вот.
   М е х т и. Я ничего не вижу.
   М о р и с. Естественно. Зато я вижу. Это моя подземная карта. Вон в тех банках, под самым потолком, собраны отложения современного Каспия. Ниже древний Каспий. Вот глины Акчагильского яруса. Пока я не имею к вам претензий, Мехти Ага. Впрочем, вы не следите за промывкой скважины и изнашиваете трубы - я нахожу в пробах стружки металла. Вот вы вступаете в пески продуктивной толщи. Вступаете с мыслью вырвать рекорд любыми средствами. Это видно по тому, как вы жмете на забой, не считаясь с грунтом. Вы надеялись дойти до проектной глубины прежде, чем кривизна приведет к катастрофе. Но сегодня я увеличиваю проектную глубину еще на двести метров, и карта мне говорит, что в данную минуту вы думаете о том, как выпутаться из этого положения.
   М е х т и. Ну, договаривайте. Кто же я, по-вашему? Диверсант? Вредитель?
   М о р и с. Нет. Только плохой инженер. А плохому инженеру нужно быть особенно честным, чтоб не приносить вреда.
   М е х т и. Благодарю вас.
   М о р и с. Пожалуйста.
   Пауза.
   М е х т и. Что вы хотите, Морис?
   М о р и с. Я хочу нефть.
   М е х т и. Что вы хотите от меня?
   М о р и с. Я хочу нефть. Я хочу, чтоб вы не прятали кривизну на "Саре", а исправили ее. Я знаю, вы не умеете. Не мешайте другим.
   М е х т и. Римляне говорили: "Нападая, защищаюсь". Впрочем, теперь все это не имеет никакого значения. Икс равен нулю.
   М о р и с. Что вы городите? Какой икс?
   М е х т и (вынул докладную записку). Иксом в математике обозначается искомая величина. В данном случае она равна нулю, ибо нефти нет. Вы это знаете так же, как я. Мы можем сколько угодно обманывать друг друга. Но обманывать государство опасно, а природу бессмысленно. Надо покориться, Морис. Мой искренний совет.
   М о р и с. Эт-то чудовищно! Вы смеете утверждать...
   М е х т и. Тсс! Менелюм, не надо шуметь. Бурение идет своим порядком еще три-четыре дня. На указанной вами проектной глубине мы опробуем скважину. Если мы получим нефть, я первый с радостью покаюсь в своем неверии.
   М о р и с. Проектная глубина будет увеличена.
   М е х т и. Это исключено. Прочтите.
   М о р и с (выхватил записку, читает). Эт-то невероятно! Эт-то потрясающе! Черт знает какое варварство! Чья это работа? Ваша?
   М е х т и. Вопрос чисто академический. Все уже согласовано.
   М о р и с. С кем? С Майоровым?
   М е х т и. Не знаю. Может быть, да. Я не умею читать в мыслях. Я знаю одно: Майоров - близкий друг Андрея Михайловича. Андрей Михайлович подписал. Для меня достаточно.
   М о р и с. Я этого не подпишу.
   М е х т и. Подпишете. Не бойтесь, к вам не будут придираться. В нашем деле ошибки неизбежны. Андрей Михайлович обещал вас крепко поддержать. Но если вы начнете борьбу, он вас уничтожит. Взвесьте свои силы.
   М о р и с. Вы врете. Он этого не говорил.
   М е х т и. Я не собираюсь вас убеждать.
   М о р и с. Я сам поговорю с ним. И, уверяю вас, он скажет, что вы лжете.
   М е х т и. Несомненно.
   М о р и с. Вот видите!
   М е х т и. Может быть, вы хотите, чтобы он повторил свои слова на общем собрании? Или опубликовал в стенгазете? Редкая наивность в столь зрелом возрасте.
   М о р и с. А вы будете молчать?
   М е х т и. Я скажу, что вы меня не поняли. Только и всего.
   М о р и с. Но это нечестно!
   М е х т и. А разве честно выдавать меня - человека, который оказывает вам услугу? Я не собираюсь ссориться с хозяином.
   М о р и с. Это какая-то западня! Я не хочу участвовать в вашей темной игре, слышите? Я плюю на его угрозы, понимаете вы? Если он смеет ставить мне такие условия, я знать его не хочу. Он для меня не начальник, не коммунист, не разведчик - никто! Видите ли, он меня уничтожит, этот гангстер! Эт-то чудовищно! Я перестану себя уважать, если не дам ему по морде!
   М е х т и. Как вы любите громкие фразы. Вам надо остыть, Морис. Вы невменяемы.
   М о р и с. Нет! Нет! Ложь! Мне надоело быть посмешищем. Мне пятьдесят лет - я не бросаю слов на ветер. Пустите меня! Я не сумасшедший, черт вас возьми! Пустите меня, или я вас ударю! (Выбегает из комнаты.)
   Мехти делает движение, чтобы его остановить, потом,
   раздумав, не торопясь, возвращается к столу, берет
   свой шампур. Взмахивает им в воздухе, делает
   фехтовальный выпад и уходит очень довольный.
   М а й о р о в (постучал и, не получив ответа, заглянул в комнату). Все в порядке - я договорился. Они за нами заедут. (Вошел и, осмотревшись, пожал плечами.) Теперь этот куда-то сгинул. (Понюхал бутылку.) Кхм! Что ж это для анализа?
   За переборкой движение, повышенные голоса.
   Какого черта они так галдят?
   Шум усилился. Теперь нет сомнения - это скандал.
   Звякнула упавшая тарелка, взвизгнул женский голос,
   загрохотали доски под ногами бегущих людей. Затем все
   стихло. Майоров двинулся к выходу и столкнулся в
   дверях с возбужденной, тяжело дышащей Мариной.
   М а р и н а. Мехти! Ну, что же вы! (Увидела Майорова и схватила его за руку.) Саша? Почему ты здесь? Пойдем сейчас же... Ох, как это все омерзительно...
   М а й о р о в. Что случилось?
   М а р и н а. Ничего. Сейчас скажу. Пусти, я хочу сесть.
   М а й о р о в (довел ее до кресла и усадил). Что случилось, Марина?
   М а р и н а. Не знаю. Укрой меня чем-нибудь. Мне вдруг стало холодно. Ты видел Мориса?
   М а й о р о в. Полчаса тому назад. А что?
   М а р и н а. Ничего не понимаю! Мы сидели у Мехти и немножко кутили. Ты не думай - совсем чуточку, у нас это очень редко. Потом пришел Андрей. Мехти пошел звать Мориса. И пропал. Вдруг вбегает Морис и набрасывается на Андрея с кулаками. Если б Семен Семеныч его не удержал, не знаю, наверно, произошло бы что-то непоправимое. Мы все знаем Мориса, но таким я его никогда не видела. У него было такое бешеное лицо, он ругал Андрея такими ужасными словами, что мне вдруг стало страшно. Ты слышал, как я закричала?
   М а й о р о в. Морис там?
   М а р и н а. Нет, он вырвался и выскочил на улицу. Мужчины побежали за ним. Морис способен разбудить весь поселок.
   М а й о р о в. Я пойду разыщу его. Как бы старика не хватил удар.
   М а р и н а. Нет-нет, не уходи. Посиди со мной. Слышишь?
   М а й о р о в. Ладно, Маринка. Ты только не волнуйся.
   М а р и н а. Я не волнуюсь. Просто у меня отвратительное ощущение... Не хочу никого видеть, ни с кем говорить.
   М а й о р о в. Здравствуйте! И со мной?
   М а р и н а. Сядь. Вот тут, чтоб я тебя видела. Дай мне папиросу. И помолчи.
   Марина закуривает папиросу, не сводя глаз с Майорова.
   Майоров, покорный и несколько смущенный, молчит,
   искоса поглядывая на нее.
   М а й о р о в (после паузы). Ну, чево?
   М а р и н а (вдруг расхохоталась). Ой, Сашка! Наконец-то!
   М а й о р о в. Ну, что там еще?
   М а р и н а. Наконец я тебя узнала. Вот сейчас ты тот, прежний. Я вдруг ясно себе представила, как ты заходишь в комнату девчат на Пироговке и стараешься смотреть мимо меня. А я злилась и нарочно таращила на тебя глаза. Тогда ты милостиво обращал на меня внимание и бурчал: "Ну, чево?" Вроде тут и суровость и ирония, а глаза все равно ласковые-ласковые... Саш-шень-ка!
   М а й о р о в. Чево?
   М а р и н а. Ничего.
   М а й о р о в. Ну, повеселела?
   М а р и н а. Нет. Я сегодня первый раз за весь год выпила чуточку вина. Полстакана, даже меньше. И как-то оживилась. Почувствовала себя ясной, легкой, совсем как тогда... Как будто я студентка, Андрей не мой муж, а просто студент, и ты тоже... В общем, вздор. А потом - опять. Хорошо, что ты не пошел к Мехти. Кстати, ты как смел не прийти? Я тебя ждала. Хотя понимаю - тебе неудобно. Ты теперь такой важный.
   М а й о р о в. Нет, просто - ни к чему. Не нравится мне этот ваш Мехти.
   М а р и н а. Ага! Я так и знала, что ты поймешь. Знаешь, ты очень хороший парень, Саша. Очень настоящий.
   М а й о р о в. На такие слова никогда не знаешь что отвечать. Одинаково глупо и соглашаться и спорить.
   М а р и н а. Раньше тебя не хватило бы и на такой ответ. Сашка! Ты очень меня любил тогда?
   М а й о р о в. Ну, это не твое дело.
   М а р и н а. Я тебя не спрашиваю, любил ли ты меня или нет. Я спрашиваю - очень?
   Майоров молчит.
   Если ты скажешь правду, я тоже скажу тебе кое-что... Очень?
   М а й о р о в (тихо). Очень.
   М а р и н а (так же). Я знала. И я тебя тоже. Очень.
   М а й о р о в. Это неправда.
   М а р и н а. Правда.
   М а й о р о в. Как? А Андрей?
   М а р и н а. Андрей? Андрей мне нравился.
   М а й о р о в. Прости, у меня на языке вертится глупый вопрос. Почему же ты... с ним?
   М а р и н а. Ну вот, почему. Так получилось. Выходят же замуж по расчету.
   М а й о р о в. Мне не хочется шутить, Маринка.
   М а р и н а. Я не шучу. Разве расчет - это обязательно значит деньги? Я тебя любила и боялась мысли, что мы можем быть вместе. Мне стыдно сознаться, но я думала, что никогда не привыкну к твоим ужасным словечкам, ситцевым галстукам и тысяче мелочей, которых уже не могу вспомнить. А когда ты пускался в рассуждения об искусстве, я тебя просто ненавидела.
   М а й о р о в. Могу себе представить.
   М а р и н а. Все это, конечно, чепуха. Не думай, что я уж такая пошлая индюшка. Главное, что я не могла угадать нашего будущего. Я знала, что с тобой будет трудно и беспокойно. И потом, в тебе была какая-то пугавшая меня нетерпимость. Я могла измываться над тобой в пустяках, но всегда понимала, что если тебе придется выбирать между мной и тем, что ты внутренне будешь считать для себя... Ну, залезла в дебри и не знаю, как вылезть. Ты понимаешь. А я бы этого не простила.
   М а й о р о в. А разве Андрей...
   М а р и н а. Опять Андрей! Андрей - это совсем другое. Он принимал меня такой, какая я есть. С ним было легко. По крайней мере мне так казалось.
   М а й о р о в. Ты счастлива?
   М а р и н а. Не знаю. Нет. Разве ты не видишь? (Сквозь слезы.) Мне очень худо, Сашка.
   М а й о р о в. Что ты, Маринка? (Подошел, гладит ее волосы.) Ну, поди сюда. Расскажи. Пожалуйся.
   М а р и н а. Молчи, молчи, молчи... Мне не на что жаловаться. Я сама во всем виновата. А все оттого, что ничего по-настоящему не умею хотеть... и много рассуждаю.
   Пауза.
   М а й о р о в. Нет, это я виноват. Сейчас я с удовольствием бы высек себя, если б это только помогло.
   М а р и н а. Почему ты молчал?
   М а й о р о в. Я растерялся. Появился Андрей, и ты очень изменилась ко мне. Я не мог понять, откуда этот холод, враждебность. За что? Потом понял: третий - лишний.
   М а р и н а. Много ты понял!
   М а й о р о в. А тут еще Андрей стал поверять мне свои сердечные тайны и связал меня по рукам и ногам. Когда перед отъездом ты прощалась со мной, я хотел сказать тебе все. Но ты пришла вся в слезах, я видел, что у тебя свое горе, - и я не посмел.
   М а р и н а. Боже мой, какой дурень! Молчи, молчи, молчи...
   Они сидят молча очень близко друг к другу.
   М а й о р о в. Я хотел забыть тебя. Я был на Колыме. Искал нефть в башкирской степи и за Полярным кругом. И, как видишь, не смог.
   М а р и н а. Я тебе верю. Но, знаешь, я как-то не представляю тебя несчастным.
   М а й о р о в. Я был бы неблагодарной скотиной, если б считал себя несчастным. Я очень тосковал по тебе, понимаешь. Тосковал - и все же бывали дни, когда мне недоставало тебя, чтоб поделиться своим счастьем. Все-таки лучшая в мире профессия - это разведчик.
   М а р и н а (улыбается). Лучшая?
   М а й о р о в. Лучшая в мире.
   М а р и н а. Нефть?
   М а й о р о в. При чем тут нефть. Разведчиком можно быть везде. По существу, вся наша жизнь - разведка. Разведка в будущее.
   М а р и н а. Не знаю. Я боюсь таких слов. Мне они кажутся немного трескучими. Иногда меня охватывает такая тоска...
   М а й о р о в. Это все от безделья, Маринка. Ты не живешь, а прозябаешь. Надо вставать на рассвете и заниматься делом. Тогда появляются друзья и враги, желания и поступки. Жизнь сурова к праздным наблюдателям она казнит их скукой... Они разглядывают ее с унылым высокомерием богатых туристов, им кажется, что их обокрали. Но это вздор. Они просто нищие.
   М а р и н а. Ох! (Закрывает лицо руками.)
   М а й о р о в. Прости. Я не хотел тебя обидеть.
   М а р и н а. Верю. Это-то и обидно. Я вдруг почувствовала, что ты считаешь меня таким ничтожеством... Со мной никогда в жизни никто еще так не говорил. Ты меня просто зачеркнул. Как же можно любить женщину, которая так никчемна, эгоистична, я уж не знаю, что еще... Ведь это так, по-твоему? Да полно, проверь себя, может быть, тебе просто показалось? Ну, немножко нравилась, немножко ревности, упрямство, задетое самолюбие? Но тогда это оскорбительно. Зачем же я тебе нужна такая? (Пауза.) Ну что ты молчишь?