Страница:
– Иногда с того, с чего начал ты в соседней комнате. А иногда вот отсюда. – Франсез коснулась рукой груди. – Если она одета, а в начале обычно так и бывает, я расстегиваю на ней блузку. Если под блузкой лифчик, я просовываю под него ладонь. Люблю чувствовать, как неожиданно напрягается сосок.
– Ты имеешь в виду ее сосок?
– Да. – Джайлз почувствовал, как сосок под его пальцами становится еще жестче. Он начал медленно массировать его пальцем.
– Самое замечательное в другой женщине – это то, что она так похожа на меня. Я могу чувствовать рядом ее грудь, касаться ее своей. Иногда мне кажется, что это одно из проявлений нарциссизма. Ведь больше всего, кроме меня самой, на меня похожа другая женщина. А в другие моменты мне кажется – дело в том, что мы лучше мужчин понимаем друг друга, умеем заставить тело отвечать на ласки. Мне говорили, что мужчины представляют себе акты лесбийской любви жестокими, думают, что женщины стараются сделать друг другу больно, как это принято у мужчин. А у нас ведь все не так – во всяком случае у меня. Наши ласки куда более нежные, чем мужские, – и куда более искусные, потому что каждая из нас знает точно, что чувствует ее подруга. С женщиной я испытываю такое наслаждение, какое и не снилось ни одному мужчине.
– Тебе лучше немного отвлечься от этой темы, – попросил Джайлз. – А то я кончу прямо сейчас. А мне не хочется, чтобы это произошло так быстро. Лучше я пока разденусь.
– Не надо, – сказала Франсез. – Попробуем, что получится, если я представлю, что ты – женщина, переодетая мужчиной.
– У тебя возникнет небольшая проблема вот с этой штукой, – сказал Джайлз, кладя ладонь девушки на свой член. – Давай посмотрим, что мы можем придумать вместе. Глядишь, это окажется не хуже, чем с твоими подружками, даже с той, рыжеволосой.
9
10
– Ты имеешь в виду ее сосок?
– Да. – Джайлз почувствовал, как сосок под его пальцами становится еще жестче. Он начал медленно массировать его пальцем.
– Самое замечательное в другой женщине – это то, что она так похожа на меня. Я могу чувствовать рядом ее грудь, касаться ее своей. Иногда мне кажется, что это одно из проявлений нарциссизма. Ведь больше всего, кроме меня самой, на меня похожа другая женщина. А в другие моменты мне кажется – дело в том, что мы лучше мужчин понимаем друг друга, умеем заставить тело отвечать на ласки. Мне говорили, что мужчины представляют себе акты лесбийской любви жестокими, думают, что женщины стараются сделать друг другу больно, как это принято у мужчин. А у нас ведь все не так – во всяком случае у меня. Наши ласки куда более нежные, чем мужские, – и куда более искусные, потому что каждая из нас знает точно, что чувствует ее подруга. С женщиной я испытываю такое наслаждение, какое и не снилось ни одному мужчине.
– Тебе лучше немного отвлечься от этой темы, – попросил Джайлз. – А то я кончу прямо сейчас. А мне не хочется, чтобы это произошло так быстро. Лучше я пока разденусь.
– Не надо, – сказала Франсез. – Попробуем, что получится, если я представлю, что ты – женщина, переодетая мужчиной.
– У тебя возникнет небольшая проблема вот с этой штукой, – сказал Джайлз, кладя ладонь девушки на свой член. – Давай посмотрим, что мы можем придумать вместе. Глядишь, это окажется не хуже, чем с твоими подружками, даже с той, рыжеволосой.
9
В начале апреля члены парламента от лейбористов избрали своим новым лидером министра иностранных дел Джима Каллагана. Всего за час до этого Джим Каллаган покинул официальную резиденцию министра иностранных дел и занял свое место на заднем сиденье правительственной машины. Полицейские расчищали дорогу для проезда, гвардейцы в красных мундирах и черных медвежьих шапках перед дворцом Сент-Джеймс отдавали честь проезжавшему мимо черному «роверу». Ворота Букингемского дворца были заранее открыты. И здесь стража отсалютовала Каллагану. Спустя полчаса Джим покинул дворец уже будучи премьер-министром. Вместо того чтобы везти его обратно в Карлтон Гарденз, шофер проехал дальше, обогнул мемориал Виктории и свернул на Бердкейдж-Уок – это была самая короткая дорога к дому номер десять по Даунинг-стрит.
В тот же самый вечер отделение партии консерваторов в Бедфорд Фордж должно было принять решение относительно кандидата в парламент от своего округа. Приходят и уходят премьер-министры, сменяют друг друга политические течения, но тори из горного Бедфордшира вовсе не касаются политические бури, потрясающие другие районы страны. Здесь все так же, как и много лет назад.
Штаб местного отделения находился в Клубе консерваторов – большом кирпичном здании начала века, стоящем на широкой улице, проходящей через самые фешенебельные кварталы небольшого городка. Вся улица была застроена невысокими частными домами, утопавшими в зелени садов. Местные партийные организаторы жили на этой улице – это были торговец лесом, адвокат, директор местного универмага и биржевой маклер.
Деловая активность Клуба консерваторов была сосредоточена на первом этаже. Здесь было несколько помещений. Огромный зал с полосатыми обоями в стиле эпохи Регентства, где стояла огромная напольная латунная ваза с искусственными цветами. Затем – небольшая приемная, а за ней – еще одна большая комната, которую и приготовили для сегодняшнего собрания. Здесь стояли пятнадцать рядов откидных металлических кресел.
В течение предыдущей недели избирательный комитет сократил число потенциальных кандидатов до трех человек. Члены партии, сидевшие сейчас на металлических креслах, были в приподнятом настроении: от них целиком и полностью зависело, кто станет следующим членом парламента от Бедфорд Фордж. Председатель сидел за столом, по обе стороны от него стояли два пустых стула – один для кандидата, которому будут задавать вопросы, другой – для его жены. Члены партии консерваторов не в последнюю очередь интересовались тем, кто будет открывать их официальные приемы. Здесь еще помнили случай, когда жену одного из кандидатов, вставшую, чтобы ответить на какой-то вопрос, попросили повернуться и пройтись, чтобы ее могли разглядеть со всех сторон.
Предыдущий член парламента был вполне добропорядочным человеком, преуспевшим в благоустройстве своего округа, но местное отделение партии не имело особых причин гордиться своим выбором. Избирателей всегда одолевают двойственные чувства: с одной стороны, они хотят, чтобы их депутат ставил на первое место интересы округа, а с другой – чтобы их член парламента стал заметной фигурой на политической арене всей страны. А беднягу Арчи ни разу не показала ни одна телевизионная камера. Что ж, на этот раз люди, сидящие в металлических креслах, решили выбрать кого-нибудь позначительнее.
Дверь в комнату была закрыта.
За дверью, в приемной, поддерживали довольно беспредметный разговор трое кандидатов в парламент. Каждый пытался казаться бесстрастным, но время от времени все трое бросали украдкой взгляд на дверь. Двое кандидатов явились в сопровождении жен.
Неожиданно дверь открылась. Угрюмый мужчина средних лет вызвал кандидата, чья фамилия шла первой по алфавиту.
Одна из супружеских пар скрылась за дверью. Через полчаса они вернулись обратно. Поведение кандидата никак не выдавало его чувств, лицо же его жены было белым как мел.
Следующей по алфавиту шла Рейчел Фишер.
Она, как всегда, держалась очень прямо. Кивнув рядам металлических кресел, она заняла место справа от председателя.
– Мы все уже знаем, – начал тот, – о заслугах мисс Фишер перед партией. Не могли бы вы сказать пару слов о том, что собираетесь сделать в случае, если вас изберут в парламент?
Рейчел встала.
– Господин председатель, леди и джентльмены. – Она обвела взглядом зал. – Я намерена посвятить все силы служению интересам округа Бедфорд Фордж и сделать все от меня зависящее, чтобы помочь достойным гражданам. Я выросла в этом районе и знаю из личного опыта, что большинство жителей Бедфордшира – честные, трудолюбивые и достойные люди. – Рейчел переводила взгляд с одного лица на другое.
– Не стану заверять, что собираюсь в равной степени заботиться о тех, кто не готов помочь себе сам. – Рейчел произнесла это с таким видом, что было ясно – она ни в коем случае не намекает ни на кого из присутствующих в зале. – Нельзя ожидать от достойных членов общества, что они будут оплачивать проезд тем, кто хочет прокатиться зайцем. – Рейчел сделала многозначительную паузу, чтобы члены партии тори смогли как следует осознать и оценить смысл ее слов.
– Больше того, я считаю, что просто унизительно считать, что кто-то из жителей нашего округа не в состоянии сам о себе позаботиться. Мы не должны покровительствовать своим ближним. Усердная работа, экономия, забота о будущем – вот ценности, одинаковые для всех сословий. Если низшим сословиям не отказывать в способности о себе позаботиться, а, напротив, поощрять к тому, чтобы они сами решали свои проблемы, они очень быстро обнаружат, что тоже могут иметь свой дом, дать образование своим детям и вообще наслаждаться всеми благами, которые только может предоставить цивилизованное общество.
Рейчел говорила очень осторожно, понимая, что в зале могут оказаться сторонники одного из партийных течений, борющихся за единую нацию. Хотя она нисколько не сомневалась, что многие из присутствующих в зале разделяют ее взгляды, Рейчел тщательно выбирала слова, так что ее речь воспринималась как критика социальных программ правительства лейбористов.
– Для всех нас глубоко оскорбительно, если кто-то считает, будто среди граждан Британии есть люди, неспособные решить свои проблемы, не желающие жить в соответствии с простыми человеческими ценностями, которые дают возможность отвечать за самого себя, обретая таким способом свободу и благополучие.
Рейчел села.
Речь ее была хорошо разыгранным представлением. Но эффект усиливался тем, что девушка верила в то, что говорила.
Женщина во втором ряду прочистила горло.
– Мисс Фишер, – сказала она. – Думаю, что выражу не только собственное мнение, сказав, что согласна с каждым словом только что произнесенной речи. Однако, как ни грустно, избиратели не могут закрывать глаза на то, что женщины обычно не обладают столь же сильной политической хваткой, как мужчины. – Ей явно очень нравилось выражение «политическая хватка». Вполне возможно, что женщина взяла слово именно для того, чтобы щегольнуть этой фразочкой, которую она слышала совсем недавно в интервью Робина Дея с премьер-министром. – Не могли бы вы сказать нам, чем собираетесь это компенсировать, привести какие-нибудь убедительные причины, почему избиратели все же должны остановить свой выбор на человеке, который из-за отсутствия этой самой хватки будет представлять наши интересы менее эффективно, чем… – Женщина замялась. Лицо ее побагровело от напряжения. Она явно хотела сказать «менее эффективно, чем мужчина». Но сейчас было не то время, чтобы произносить подобные мысли вслух. В конце концов женщина остановилась на варианте: —…менее эффективно, чем мог бы кто-нибудь другой.
Рейчел снова встала, чтобы ответить на вопрос.
– Надеюсь, – сказала она, – что мои избиратели будут исходить из тех же соображений, которыми руководствовались члены палаты общин, когда пришли к выводу, что Маргарет Тэтчер благодаря своей твердости сумеет преодолеть любые трудности, с которыми женщине действительно приходится сталкиваться гораздо чаще, чем мужчине. Мне близки и понятны ваши интересы, и я никогда не обману доверия своих избирателей, если мне будет оказана высокая честь представлять Бедфордшир в палате общин.
– Мисс Фишер, – мужчина из первого ряда выдержал эффектную паузу, чтобы придать своим словам больший вес. – Если сегодня мы изберем вас кандидатом, вы, вне всякого сомнения, станете вскоре членом парламента. Будете ли в этом случае считать своей главной задачей заботу об интересах своего округа? Или вы рассчитываете сыграть более видную роль в национальной политике?
– Я хотела бы совместить и то и другое. Воздействуя на политику государства за столом кабинета министров, я смогу таким образом оказывать влияние на улучшение условий жизни в округе Бедфордшир. – Рейчел незаметно для себя перестала употреблять сослагательное наклонение.
Следующий вопрос задал мужчина из последнего ряда.
– Мисс Фишер, нам известно, что у вас есть квартира в Лондоне. Ваши родители живут за пределами нашего избирательного округа. Собираетесь ли вы купить собственный дом в пределах Бедфорд Фордж?
– Конечно. Я собираюсь купить небольшой домик в городе. Хотя, естественно, мне придется сохранить за собой и лондонскую квартиру – вечерние заседания палаты общин кончаются иногда очень поздно.
Мужчина откашлялся и задал следующий вопрос:
– Жена члена парламента обычно играет заметную роль в жизни округа. – Мужчина явно не мог сформулировать свой вопрос и решил вообще больше ничего не говорить. Он вопросительно взглянул на Рейчел.
– Я надеюсь, что в один прекрасный день выйду замуж за подходящего человека. Конечно же, моим избранником станет тот, кто сумеет с уважением относиться к моему долгу перед избирателями. Надеюсь, вы простите меня за то, что пока я не могу назвать имени возможного кандидата.
– У кого-нибудь еще есть вопросы к мисс Фишер? – спросил председательствующий, начальственно оглядывая зал. – Нет? Благодарю вас, мисс Фишер.
Рейчел встала со своего места и с улыбкой на губах слегка поклонилась залу.
Когда девушка вернулась на свое место в приемной, за дверью зала исчезла вторая супружеская пара. Рейчел выглядела спокойно, но внутри у нее все было напряжено. Сердце девушки билось так громко, что, казалось, это слышали все. Рейчел приходилось буквально убеждать себя, что на самом деле это не так.
Через полчаса после того, как в приемной вновь появились третий кандидат и его побледневшая жена, дверь зала открылась и на пороге появился председатель. Теперь он смотрел только на одного кандидата.
– Мисс Фишер, прошу вас вернуться со мной в зал.
Рейчел встала справа от председателя, который объявил рядам металлических кресел:
– От имени избирателей партии консерваторов округа Бедфорд Фордж имею честь просить мисс Рейчел Фишер быть нашим кандидатом на пост члена палаты общин.
Родители Рейчел жили в небольшом поместье, построенном в тридцатые годы. Как и все дома такого рода, их кирпичная «вилла» была построена добротно и надежно. Несколько лет назад по инициативе отца Рейчел к дому пристроили выполненный в классическом стиле парадный подъезд с аркой.
Ведя машину при свете луны, Рейчел добралась до дома около полуночи.
Родители ожидали дочь в довольно тесной гостиной, которую отец девушки любил называть своей «берлогой». Здесь стояли два кожаных кресла, обитых зеленым дерматином, сидя в которых было очень удобно читать.
– Я прошла, – с порога сообщила Рейчел.
Морщинистое лицо миссис Фишер озарилось радостью. Она неожиданно расплакалась.
Мистер Фишер поднялся с кресла и взял дочь за руку. Он буквально светился от гордости и удовлетворения.
– Хорошо, хорошо, хорошо, – повторял мистер Фишер, то отпуская, то вновь принимаясь энергично трясти руку Рейчел. Отец и дочь рассмеялись.
– Хорошо, хорошо, хорошо. По-моему, надо выпить немного портвейна, чтобы отметить это дело.
– Вообще-то, пап, я бы не отказалась от виски.
Мистер Фишер прошел в кабинет, отделанный в стиле Тюдор, и стал колдовать над бутылками.
– Чуть было не забыл, – он на секунду оставил свое занятие, подошел к столику, на котором стоял телефон, и взял какую-то записку.
Рейчел довольно равнодушно наблюдала за его передвижениями, не проявляя особого интереса к содержанию записки.
Мистер Фишер надел очки. Как будто в записке содержалась настолько важная информация, что он просто не мог рисковать, передавая ее по памяти.
– В десять часов звонил мистер Фронвелл. Он просил, чтобы ты перезвонила в любое время, как только приедешь. Сказал, что ты знаешь номер.
– Вы с мамой извините меня, если я покину вас буквально на десять минут? – спросила Рейчел. – Надо разделаться с этим звонком. Не возражаешь, пап, если я захвачу с собой виски? Когда вернусь, сам понимаешь, захочу, чтобы ты налил мне еще.
Вскоре после того, как Рейчел начала работать на Бена Фронвелла, в доме ее родителей установили дополнительный телефон с номером, принадлежащим лично Рейчел.
Войдя в спальню, девушка включила свет, скинула туфли и прилегла. Затем Рейчел набрала лондонский номер, которого не было ни в одном справочнике.
В тот же самый вечер отделение партии консерваторов в Бедфорд Фордж должно было принять решение относительно кандидата в парламент от своего округа. Приходят и уходят премьер-министры, сменяют друг друга политические течения, но тори из горного Бедфордшира вовсе не касаются политические бури, потрясающие другие районы страны. Здесь все так же, как и много лет назад.
Штаб местного отделения находился в Клубе консерваторов – большом кирпичном здании начала века, стоящем на широкой улице, проходящей через самые фешенебельные кварталы небольшого городка. Вся улица была застроена невысокими частными домами, утопавшими в зелени садов. Местные партийные организаторы жили на этой улице – это были торговец лесом, адвокат, директор местного универмага и биржевой маклер.
Деловая активность Клуба консерваторов была сосредоточена на первом этаже. Здесь было несколько помещений. Огромный зал с полосатыми обоями в стиле эпохи Регентства, где стояла огромная напольная латунная ваза с искусственными цветами. Затем – небольшая приемная, а за ней – еще одна большая комната, которую и приготовили для сегодняшнего собрания. Здесь стояли пятнадцать рядов откидных металлических кресел.
В течение предыдущей недели избирательный комитет сократил число потенциальных кандидатов до трех человек. Члены партии, сидевшие сейчас на металлических креслах, были в приподнятом настроении: от них целиком и полностью зависело, кто станет следующим членом парламента от Бедфорд Фордж. Председатель сидел за столом, по обе стороны от него стояли два пустых стула – один для кандидата, которому будут задавать вопросы, другой – для его жены. Члены партии консерваторов не в последнюю очередь интересовались тем, кто будет открывать их официальные приемы. Здесь еще помнили случай, когда жену одного из кандидатов, вставшую, чтобы ответить на какой-то вопрос, попросили повернуться и пройтись, чтобы ее могли разглядеть со всех сторон.
Предыдущий член парламента был вполне добропорядочным человеком, преуспевшим в благоустройстве своего округа, но местное отделение партии не имело особых причин гордиться своим выбором. Избирателей всегда одолевают двойственные чувства: с одной стороны, они хотят, чтобы их депутат ставил на первое место интересы округа, а с другой – чтобы их член парламента стал заметной фигурой на политической арене всей страны. А беднягу Арчи ни разу не показала ни одна телевизионная камера. Что ж, на этот раз люди, сидящие в металлических креслах, решили выбрать кого-нибудь позначительнее.
Дверь в комнату была закрыта.
За дверью, в приемной, поддерживали довольно беспредметный разговор трое кандидатов в парламент. Каждый пытался казаться бесстрастным, но время от времени все трое бросали украдкой взгляд на дверь. Двое кандидатов явились в сопровождении жен.
Неожиданно дверь открылась. Угрюмый мужчина средних лет вызвал кандидата, чья фамилия шла первой по алфавиту.
Одна из супружеских пар скрылась за дверью. Через полчаса они вернулись обратно. Поведение кандидата никак не выдавало его чувств, лицо же его жены было белым как мел.
Следующей по алфавиту шла Рейчел Фишер.
Она, как всегда, держалась очень прямо. Кивнув рядам металлических кресел, она заняла место справа от председателя.
– Мы все уже знаем, – начал тот, – о заслугах мисс Фишер перед партией. Не могли бы вы сказать пару слов о том, что собираетесь сделать в случае, если вас изберут в парламент?
Рейчел встала.
– Господин председатель, леди и джентльмены. – Она обвела взглядом зал. – Я намерена посвятить все силы служению интересам округа Бедфорд Фордж и сделать все от меня зависящее, чтобы помочь достойным гражданам. Я выросла в этом районе и знаю из личного опыта, что большинство жителей Бедфордшира – честные, трудолюбивые и достойные люди. – Рейчел переводила взгляд с одного лица на другое.
– Не стану заверять, что собираюсь в равной степени заботиться о тех, кто не готов помочь себе сам. – Рейчел произнесла это с таким видом, что было ясно – она ни в коем случае не намекает ни на кого из присутствующих в зале. – Нельзя ожидать от достойных членов общества, что они будут оплачивать проезд тем, кто хочет прокатиться зайцем. – Рейчел сделала многозначительную паузу, чтобы члены партии тори смогли как следует осознать и оценить смысл ее слов.
– Больше того, я считаю, что просто унизительно считать, что кто-то из жителей нашего округа не в состоянии сам о себе позаботиться. Мы не должны покровительствовать своим ближним. Усердная работа, экономия, забота о будущем – вот ценности, одинаковые для всех сословий. Если низшим сословиям не отказывать в способности о себе позаботиться, а, напротив, поощрять к тому, чтобы они сами решали свои проблемы, они очень быстро обнаружат, что тоже могут иметь свой дом, дать образование своим детям и вообще наслаждаться всеми благами, которые только может предоставить цивилизованное общество.
Рейчел говорила очень осторожно, понимая, что в зале могут оказаться сторонники одного из партийных течений, борющихся за единую нацию. Хотя она нисколько не сомневалась, что многие из присутствующих в зале разделяют ее взгляды, Рейчел тщательно выбирала слова, так что ее речь воспринималась как критика социальных программ правительства лейбористов.
– Для всех нас глубоко оскорбительно, если кто-то считает, будто среди граждан Британии есть люди, неспособные решить свои проблемы, не желающие жить в соответствии с простыми человеческими ценностями, которые дают возможность отвечать за самого себя, обретая таким способом свободу и благополучие.
Рейчел села.
Речь ее была хорошо разыгранным представлением. Но эффект усиливался тем, что девушка верила в то, что говорила.
Женщина во втором ряду прочистила горло.
– Мисс Фишер, – сказала она. – Думаю, что выражу не только собственное мнение, сказав, что согласна с каждым словом только что произнесенной речи. Однако, как ни грустно, избиратели не могут закрывать глаза на то, что женщины обычно не обладают столь же сильной политической хваткой, как мужчины. – Ей явно очень нравилось выражение «политическая хватка». Вполне возможно, что женщина взяла слово именно для того, чтобы щегольнуть этой фразочкой, которую она слышала совсем недавно в интервью Робина Дея с премьер-министром. – Не могли бы вы сказать нам, чем собираетесь это компенсировать, привести какие-нибудь убедительные причины, почему избиратели все же должны остановить свой выбор на человеке, который из-за отсутствия этой самой хватки будет представлять наши интересы менее эффективно, чем… – Женщина замялась. Лицо ее побагровело от напряжения. Она явно хотела сказать «менее эффективно, чем мужчина». Но сейчас было не то время, чтобы произносить подобные мысли вслух. В конце концов женщина остановилась на варианте: —…менее эффективно, чем мог бы кто-нибудь другой.
Рейчел снова встала, чтобы ответить на вопрос.
– Надеюсь, – сказала она, – что мои избиратели будут исходить из тех же соображений, которыми руководствовались члены палаты общин, когда пришли к выводу, что Маргарет Тэтчер благодаря своей твердости сумеет преодолеть любые трудности, с которыми женщине действительно приходится сталкиваться гораздо чаще, чем мужчине. Мне близки и понятны ваши интересы, и я никогда не обману доверия своих избирателей, если мне будет оказана высокая честь представлять Бедфордшир в палате общин.
– Мисс Фишер, – мужчина из первого ряда выдержал эффектную паузу, чтобы придать своим словам больший вес. – Если сегодня мы изберем вас кандидатом, вы, вне всякого сомнения, станете вскоре членом парламента. Будете ли в этом случае считать своей главной задачей заботу об интересах своего округа? Или вы рассчитываете сыграть более видную роль в национальной политике?
– Я хотела бы совместить и то и другое. Воздействуя на политику государства за столом кабинета министров, я смогу таким образом оказывать влияние на улучшение условий жизни в округе Бедфордшир. – Рейчел незаметно для себя перестала употреблять сослагательное наклонение.
Следующий вопрос задал мужчина из последнего ряда.
– Мисс Фишер, нам известно, что у вас есть квартира в Лондоне. Ваши родители живут за пределами нашего избирательного округа. Собираетесь ли вы купить собственный дом в пределах Бедфорд Фордж?
– Конечно. Я собираюсь купить небольшой домик в городе. Хотя, естественно, мне придется сохранить за собой и лондонскую квартиру – вечерние заседания палаты общин кончаются иногда очень поздно.
Мужчина откашлялся и задал следующий вопрос:
– Жена члена парламента обычно играет заметную роль в жизни округа. – Мужчина явно не мог сформулировать свой вопрос и решил вообще больше ничего не говорить. Он вопросительно взглянул на Рейчел.
– Я надеюсь, что в один прекрасный день выйду замуж за подходящего человека. Конечно же, моим избранником станет тот, кто сумеет с уважением относиться к моему долгу перед избирателями. Надеюсь, вы простите меня за то, что пока я не могу назвать имени возможного кандидата.
– У кого-нибудь еще есть вопросы к мисс Фишер? – спросил председательствующий, начальственно оглядывая зал. – Нет? Благодарю вас, мисс Фишер.
Рейчел встала со своего места и с улыбкой на губах слегка поклонилась залу.
Когда девушка вернулась на свое место в приемной, за дверью зала исчезла вторая супружеская пара. Рейчел выглядела спокойно, но внутри у нее все было напряжено. Сердце девушки билось так громко, что, казалось, это слышали все. Рейчел приходилось буквально убеждать себя, что на самом деле это не так.
Через полчаса после того, как в приемной вновь появились третий кандидат и его побледневшая жена, дверь зала открылась и на пороге появился председатель. Теперь он смотрел только на одного кандидата.
– Мисс Фишер, прошу вас вернуться со мной в зал.
Рейчел встала справа от председателя, который объявил рядам металлических кресел:
– От имени избирателей партии консерваторов округа Бедфорд Фордж имею честь просить мисс Рейчел Фишер быть нашим кандидатом на пост члена палаты общин.
Родители Рейчел жили в небольшом поместье, построенном в тридцатые годы. Как и все дома такого рода, их кирпичная «вилла» была построена добротно и надежно. Несколько лет назад по инициативе отца Рейчел к дому пристроили выполненный в классическом стиле парадный подъезд с аркой.
Ведя машину при свете луны, Рейчел добралась до дома около полуночи.
Родители ожидали дочь в довольно тесной гостиной, которую отец девушки любил называть своей «берлогой». Здесь стояли два кожаных кресла, обитых зеленым дерматином, сидя в которых было очень удобно читать.
– Я прошла, – с порога сообщила Рейчел.
Морщинистое лицо миссис Фишер озарилось радостью. Она неожиданно расплакалась.
Мистер Фишер поднялся с кресла и взял дочь за руку. Он буквально светился от гордости и удовлетворения.
– Хорошо, хорошо, хорошо, – повторял мистер Фишер, то отпуская, то вновь принимаясь энергично трясти руку Рейчел. Отец и дочь рассмеялись.
– Хорошо, хорошо, хорошо. По-моему, надо выпить немного портвейна, чтобы отметить это дело.
– Вообще-то, пап, я бы не отказалась от виски.
Мистер Фишер прошел в кабинет, отделанный в стиле Тюдор, и стал колдовать над бутылками.
– Чуть было не забыл, – он на секунду оставил свое занятие, подошел к столику, на котором стоял телефон, и взял какую-то записку.
Рейчел довольно равнодушно наблюдала за его передвижениями, не проявляя особого интереса к содержанию записки.
Мистер Фишер надел очки. Как будто в записке содержалась настолько важная информация, что он просто не мог рисковать, передавая ее по памяти.
– В десять часов звонил мистер Фронвелл. Он просил, чтобы ты перезвонила в любое время, как только приедешь. Сказал, что ты знаешь номер.
– Вы с мамой извините меня, если я покину вас буквально на десять минут? – спросила Рейчел. – Надо разделаться с этим звонком. Не возражаешь, пап, если я захвачу с собой виски? Когда вернусь, сам понимаешь, захочу, чтобы ты налил мне еще.
Вскоре после того, как Рейчел начала работать на Бена Фронвелла, в доме ее родителей установили дополнительный телефон с номером, принадлежащим лично Рейчел.
Войдя в спальню, девушка включила свет, скинула туфли и прилегла. Затем Рейчел набрала лондонский номер, которого не было ни в одном справочнике.
10
Анджела Брент сидела за своим письменным столом в редакции «Бастиона». На расстоянии казалось, что девушка целиком погружена в собственные мысли. На самом деле Анджела внимательно слушала и записывала то, что говорила ей по телефону жена только что назначенного нового министра иностранных дел.
– Как мне кажется, – говорила Анджела, – министр иностранных дел обычно перебирается после назначения в официальную резиденцию в Карлтон Гарденз. Ваш муж, однако, заявил, что вы не хотели бы переезжать, поскольку вам очень нравится ваш теперешний дом. Это правда?
Выслушав ответ, Анджела рассмеялась. Она исписала уже два листа бумаги.
– Хорошо. Спасибо за то, что смогли уделить мне время. До свидания.
Дейзи присела на край ее стола.
– Привет, Дейзи. Подожди одну секунду – только закончу записывать разговор.
– Ну вот и все, – сказала Анджела через несколько минут. – Что новенького?
– С кем это ты говорила о Карлтон Гарденз?
– С женой нового министра иностранных дел.
– Я так и подумала, но решила уточнить. Бен хочет, чтобы я попыталась взять у нее интервью.
– Она легко согласилась поболтать со мной немного по телефону. Но интервью… Видишь ли, жены политиков немного побаиваются журналистов. И сотрудники «Бастиона» стоят не на последнем месте в их «черном списке».
– Бен сказал, что она сама из Америки и в прошлом журналистка. Он считает, что на это я и должна упирать. Как ты думаешь, мне написать ей или позвонить?
– А тебе надо сдать материал на этой неделе?
– Не обязательно.
– Тогда лучше напиши, что позвонишь через несколько дней, чтобы выяснить, когда ей удобно с тобой встретиться. Так гораздо вежливее, и ей неудобно будет отказать – особенно американской журналистке.
Интервью Дейзи с женой министра иностранных дел проходило в доме на Голланд-парк, который семья отказалась покинуть, и заняло чуть больше часа. По дороге в редакцию Дейзи купила в баре сандвич, чтобы позавтракать.
Было время ланча, и Дейзи надеялась, что в редакции никого не будет. Так оно и оказалось. Девушка налила себе кофе из автомата, развернула сандвич и начала просматривать записи, сделанные во время интервью. Надо было сразу переписать самые неразборчивые места, пока она не забыла, что же там на самом деле написано. Дейзи уже успела обнаружить, что люди, у которых она берет интервью, чувствуют себя гораздо свободнее, если журналист делает записи, а не пользуется магнитофоном. Интересно, почему? Может, им просто забавно видеть перед собой девушку, которая прилежно записывает их слова, как школьница, выполняющая домашнее задание? Или же так у них больше уверенности, что все сказанное «не для печати» действительно не попадет в газету? Но факт оставался фактом – людей гораздо проще было «разговорить», если они не видели перед собой журналистского диктофона.
Дейзи обычно сначала перепечатывала свои записи на машинке, а уж потом начинала редактировать интервью. Но сейчас она не собиралась приступать к работе раньше трех часов, когда все вернутся в редакцию после ланча. А чем же заняться до тех пор?
Дейзи была очень честной по отношению к людям. Но у девушки была та же слабость, что и у любого сотрудника крупной организации – она просто обожала использовать служебный телефон и почту для звонков и писем, не имевших ни малейшего отношения к «Бастиону».
Она уже давно заметила, что мужчины больше всего любят надувать редакцию, предъявляя огромный счет за ланч, который съели якобы с «источником информации», в то время как женщины обычно оставались во время перерыва на своих рабочих местах позвонить и написать письма, ради которых им не хотелось задерживаться после работы. Одной девушке из отдела новостей понадобилось недели две, чтобы за ланчем написать примерно сотню писем с благодарностью за свадебные подарки. Она написала на конвертах «срочно» и положила их все в ящик исходящей корреспонденции «Бастиона».
– Так делают все, – сказала девушка Дейзи.
Дейзи написала на фирменном бланке «Бастиона» довольно суровое письмо телефонной компании, в котором интересовалась, почему ей до сих пор не установили номер, срочно необходимый для работы. Она, конечно же, не посчитала нужным упомянуть о том, что на первом этаже ее дома стоит таксофон, с которого можно не только звонить самому, но и отвечать на звонки. В левом верхнем углу Дейзи напечатала «ДБ/ЕК» – как будто она продиктовала письмо секретарю с инициалами «ЕК» – это произведет впечатление.
Время от времени Дейзи поглядывала на настенные часы. В два тридцать она позвонила в Принстон. Франсез говорила ей, что администрация хочет заблокировать телефоны на международные звонки, чтобы сотрудники не могли болтать со знакомыми во всех концах света. Но, очевидно, пока эту угрозу не привели в исполнение.
Прислушиваясь к гудкам в трубке, Дейзи снова принялась вычислять разницу во времени между Лондоном и Нью-Джерси. Интересно, почему это Карл еще не у себя в кабинете? Может, поздно заснул прошлой ночью? Он никогда не писал ей о том, что проводит время с другими женщинами. Она ведь тоже ужинала иногда с другими мужчинами, но это совсем другое дело – Дейзи живет одна в чужом городе, и ей нужна компания. Это вовсе не означает, что она меньше любит Карла.
Дейзи снова набрала номер и подождала, пока в трубке прогудит двадцать три раза. Ей как раз двадцать три года – может быть, повезет на этой цифре. Всю дорогу в редакцию Дейзи думала только о том, как удивится и обрадуется Карл, когда она ему позвонит. Их еженедельный обмен письмами стал постепенно чем-то обыденным, услышать голос друг друга – совсем другое дело.
– С тобой все в порядке, Дейзи? – спросила подругу проходящая мимо Франсез. – Ты выглядишь грустной.
– Хотела поговорить с Карлом, но там никто не отвечает, – пожаловалась Дейзи.
– Это плохо. Телефон – самое несовершенное средство связи. Никогда не знаешь, что думать, если на другом конце провода – длинные гудки. А что ты делаешь сегодня вечером?
– Ничего.
– Тогда давай выпьем вместе и пообедаем пораньше?
Дейзи и Франсез доехали на одиннадцатом автобусе до Трафальгарской площади и прошлись пешком до Сейнт Мартин-лейн. Они решили пообедать в траттории. Обеденное время еще не наступило – в зале был занят всего один столик.
– Если бы с нами был Джайлз, поехали бы на такси, – сказала Франсез. – А как ты добиралась на интервью сегодня утром?
– На метро. Я ехала прямо из дома – так что времени было предостаточно.
– Я так и думала. И обратно в «Бастион» ты тоже наверняка ехала на метро. А потом ты подашь в бухгалтерию счет как за такси. Все так делают, кроме Джайлза. Он говорит, что так волнуется перед интервью, что ему необходимо каждый раз проехаться в такси, чтобы почувствовать себя увереннее. А после интервью он так радуется, если все прошло хорошо и так расстраивается, если плохо, что невольно плюхается на заднее сиденье ближайшей машины.
– Очень немногие журналисты подбадривают себя перед интервью подобным способом. И все они мужчины.
– Больше всего я терпеть не могу, когда кто-нибудь из наших женатых коллег устраивает шикарный ланч для всей компании, зная, что газета оплатит счет. А его жена в это время разрывается между плитой, стиральной машиной и орущими детьми. Если бы жена была на месте мужа, она наверняка обошлась бы без этого выпендрежа и что-нибудь придумала, чтобы получить те же деньги наличными и принести домой. Все это так противно, что я вообще никогда не хожу завтракать с женатыми мужчинами. Да они и приглашают меня не так уж часто, – прибавила Франсез.
Принесли джин с вермутом. Потягивая из бокала, Франсез спросила Дейзи:
– А у тебя было много романов до Карла?
– Только один, который действительно что-то для меня значил. Он учился на последнем курсе в Гарварде. Но с Карлом все было совсем по-другому. С тем, первым, мне нравилось ложиться в постель, потому что я была влюблена. Но я ни разу не испытала такого потрясающего наслаждения, как с Карлом Майером. Физическое наслаждение усиливает и окрашивает по-новому все мои чувства к нему. Конечно, я проводила время и с другими мужчинами, но ни с кем из них меня не тянуло в постель. Наверное, я не могу хотеть двух мужчин сразу. Так было всегда. Еще в школе я могла влюбиться на вечеринке в какого-нибудь прыщавого юнца, целоваться с ним до потери пульса и все такое. А на следующей неделе мне уже нравился кто-нибудь другой, а физиономия прежнего начинала вызывать отвращение.
– Доктор Юстас Чессер называет это «моноэротизм».
– Хорошее слово.
– Он как раз пишет, что люди неправильно употребляют слово «моногамность». Человек может хотеть иметь одну жену, но в то же время развлекаться в постели с другими. Такие люди полиэротичны. А люди вроде тебя – моноэротичны.
– Кто такой доктор Юстас Чессер?
– Светило с Харли-стрит. Его чуть не исключили в начале шестидесятых годов из Британской ассоциации медиков за памфлет под названием «Вышла ли из моды девственность?». Он рискнул тогда ответить на этот вопрос утвердительно. И все эти жуткие мастодонты из ассоциации были буквально шокированы. Странные люди.
Франсез не сводила глаз с открытого лица Дейзи. Девушки были весьма необычной парой, многие на них оборачивались.
– А ты никогда не испытывала сексуального влечения к другой женщине? – спросила Франсез.
– Я, конечно, не могу отвечать за свое подсознание, – сказала Дейзи. – Но, в общем, нет. Если только подобно Фрейду толковать как сексуальное влечение мои игры с лучшей подружкой, которая заходила к нам домой после школы. Нам нравилось щекотать друг друга. Послушать психоаналитиков, так мы при этом устраивали себе мини-оргазмы.
Обе девушки рассмеялись.
– Давай что-нибудь закажем, – предложила Франсез.
Несколько секунд она внимательно изучала меню, затем отложила его, перегнулась через стол и взяла за руку Дейзи.
– Я решила для себя, – сказала Франсез, – что было бы ошибкой пытаться тебя соблазнить. Но это не значит, что мы не можем быть хорошими друзьями.
Франсез убрала руку и снова принялась за меню. Она отметила про себя, что Дейзи ничем не выдала смущения, неизбежного при разговоре на подобные темы.
– Как мне кажется, – говорила Анджела, – министр иностранных дел обычно перебирается после назначения в официальную резиденцию в Карлтон Гарденз. Ваш муж, однако, заявил, что вы не хотели бы переезжать, поскольку вам очень нравится ваш теперешний дом. Это правда?
Выслушав ответ, Анджела рассмеялась. Она исписала уже два листа бумаги.
– Хорошо. Спасибо за то, что смогли уделить мне время. До свидания.
Дейзи присела на край ее стола.
– Привет, Дейзи. Подожди одну секунду – только закончу записывать разговор.
– Ну вот и все, – сказала Анджела через несколько минут. – Что новенького?
– С кем это ты говорила о Карлтон Гарденз?
– С женой нового министра иностранных дел.
– Я так и подумала, но решила уточнить. Бен хочет, чтобы я попыталась взять у нее интервью.
– Она легко согласилась поболтать со мной немного по телефону. Но интервью… Видишь ли, жены политиков немного побаиваются журналистов. И сотрудники «Бастиона» стоят не на последнем месте в их «черном списке».
– Бен сказал, что она сама из Америки и в прошлом журналистка. Он считает, что на это я и должна упирать. Как ты думаешь, мне написать ей или позвонить?
– А тебе надо сдать материал на этой неделе?
– Не обязательно.
– Тогда лучше напиши, что позвонишь через несколько дней, чтобы выяснить, когда ей удобно с тобой встретиться. Так гораздо вежливее, и ей неудобно будет отказать – особенно американской журналистке.
Интервью Дейзи с женой министра иностранных дел проходило в доме на Голланд-парк, который семья отказалась покинуть, и заняло чуть больше часа. По дороге в редакцию Дейзи купила в баре сандвич, чтобы позавтракать.
Было время ланча, и Дейзи надеялась, что в редакции никого не будет. Так оно и оказалось. Девушка налила себе кофе из автомата, развернула сандвич и начала просматривать записи, сделанные во время интервью. Надо было сразу переписать самые неразборчивые места, пока она не забыла, что же там на самом деле написано. Дейзи уже успела обнаружить, что люди, у которых она берет интервью, чувствуют себя гораздо свободнее, если журналист делает записи, а не пользуется магнитофоном. Интересно, почему? Может, им просто забавно видеть перед собой девушку, которая прилежно записывает их слова, как школьница, выполняющая домашнее задание? Или же так у них больше уверенности, что все сказанное «не для печати» действительно не попадет в газету? Но факт оставался фактом – людей гораздо проще было «разговорить», если они не видели перед собой журналистского диктофона.
Дейзи обычно сначала перепечатывала свои записи на машинке, а уж потом начинала редактировать интервью. Но сейчас она не собиралась приступать к работе раньше трех часов, когда все вернутся в редакцию после ланча. А чем же заняться до тех пор?
Дейзи была очень честной по отношению к людям. Но у девушки была та же слабость, что и у любого сотрудника крупной организации – она просто обожала использовать служебный телефон и почту для звонков и писем, не имевших ни малейшего отношения к «Бастиону».
Она уже давно заметила, что мужчины больше всего любят надувать редакцию, предъявляя огромный счет за ланч, который съели якобы с «источником информации», в то время как женщины обычно оставались во время перерыва на своих рабочих местах позвонить и написать письма, ради которых им не хотелось задерживаться после работы. Одной девушке из отдела новостей понадобилось недели две, чтобы за ланчем написать примерно сотню писем с благодарностью за свадебные подарки. Она написала на конвертах «срочно» и положила их все в ящик исходящей корреспонденции «Бастиона».
– Так делают все, – сказала девушка Дейзи.
Дейзи написала на фирменном бланке «Бастиона» довольно суровое письмо телефонной компании, в котором интересовалась, почему ей до сих пор не установили номер, срочно необходимый для работы. Она, конечно же, не посчитала нужным упомянуть о том, что на первом этаже ее дома стоит таксофон, с которого можно не только звонить самому, но и отвечать на звонки. В левом верхнем углу Дейзи напечатала «ДБ/ЕК» – как будто она продиктовала письмо секретарю с инициалами «ЕК» – это произведет впечатление.
Время от времени Дейзи поглядывала на настенные часы. В два тридцать она позвонила в Принстон. Франсез говорила ей, что администрация хочет заблокировать телефоны на международные звонки, чтобы сотрудники не могли болтать со знакомыми во всех концах света. Но, очевидно, пока эту угрозу не привели в исполнение.
Прислушиваясь к гудкам в трубке, Дейзи снова принялась вычислять разницу во времени между Лондоном и Нью-Джерси. Интересно, почему это Карл еще не у себя в кабинете? Может, поздно заснул прошлой ночью? Он никогда не писал ей о том, что проводит время с другими женщинами. Она ведь тоже ужинала иногда с другими мужчинами, но это совсем другое дело – Дейзи живет одна в чужом городе, и ей нужна компания. Это вовсе не означает, что она меньше любит Карла.
Дейзи снова набрала номер и подождала, пока в трубке прогудит двадцать три раза. Ей как раз двадцать три года – может быть, повезет на этой цифре. Всю дорогу в редакцию Дейзи думала только о том, как удивится и обрадуется Карл, когда она ему позвонит. Их еженедельный обмен письмами стал постепенно чем-то обыденным, услышать голос друг друга – совсем другое дело.
– С тобой все в порядке, Дейзи? – спросила подругу проходящая мимо Франсез. – Ты выглядишь грустной.
– Хотела поговорить с Карлом, но там никто не отвечает, – пожаловалась Дейзи.
– Это плохо. Телефон – самое несовершенное средство связи. Никогда не знаешь, что думать, если на другом конце провода – длинные гудки. А что ты делаешь сегодня вечером?
– Ничего.
– Тогда давай выпьем вместе и пообедаем пораньше?
Дейзи и Франсез доехали на одиннадцатом автобусе до Трафальгарской площади и прошлись пешком до Сейнт Мартин-лейн. Они решили пообедать в траттории. Обеденное время еще не наступило – в зале был занят всего один столик.
– Если бы с нами был Джайлз, поехали бы на такси, – сказала Франсез. – А как ты добиралась на интервью сегодня утром?
– На метро. Я ехала прямо из дома – так что времени было предостаточно.
– Я так и думала. И обратно в «Бастион» ты тоже наверняка ехала на метро. А потом ты подашь в бухгалтерию счет как за такси. Все так делают, кроме Джайлза. Он говорит, что так волнуется перед интервью, что ему необходимо каждый раз проехаться в такси, чтобы почувствовать себя увереннее. А после интервью он так радуется, если все прошло хорошо и так расстраивается, если плохо, что невольно плюхается на заднее сиденье ближайшей машины.
– Очень немногие журналисты подбадривают себя перед интервью подобным способом. И все они мужчины.
– Больше всего я терпеть не могу, когда кто-нибудь из наших женатых коллег устраивает шикарный ланч для всей компании, зная, что газета оплатит счет. А его жена в это время разрывается между плитой, стиральной машиной и орущими детьми. Если бы жена была на месте мужа, она наверняка обошлась бы без этого выпендрежа и что-нибудь придумала, чтобы получить те же деньги наличными и принести домой. Все это так противно, что я вообще никогда не хожу завтракать с женатыми мужчинами. Да они и приглашают меня не так уж часто, – прибавила Франсез.
Принесли джин с вермутом. Потягивая из бокала, Франсез спросила Дейзи:
– А у тебя было много романов до Карла?
– Только один, который действительно что-то для меня значил. Он учился на последнем курсе в Гарварде. Но с Карлом все было совсем по-другому. С тем, первым, мне нравилось ложиться в постель, потому что я была влюблена. Но я ни разу не испытала такого потрясающего наслаждения, как с Карлом Майером. Физическое наслаждение усиливает и окрашивает по-новому все мои чувства к нему. Конечно, я проводила время и с другими мужчинами, но ни с кем из них меня не тянуло в постель. Наверное, я не могу хотеть двух мужчин сразу. Так было всегда. Еще в школе я могла влюбиться на вечеринке в какого-нибудь прыщавого юнца, целоваться с ним до потери пульса и все такое. А на следующей неделе мне уже нравился кто-нибудь другой, а физиономия прежнего начинала вызывать отвращение.
– Доктор Юстас Чессер называет это «моноэротизм».
– Хорошее слово.
– Он как раз пишет, что люди неправильно употребляют слово «моногамность». Человек может хотеть иметь одну жену, но в то же время развлекаться в постели с другими. Такие люди полиэротичны. А люди вроде тебя – моноэротичны.
– Кто такой доктор Юстас Чессер?
– Светило с Харли-стрит. Его чуть не исключили в начале шестидесятых годов из Британской ассоциации медиков за памфлет под названием «Вышла ли из моды девственность?». Он рискнул тогда ответить на этот вопрос утвердительно. И все эти жуткие мастодонты из ассоциации были буквально шокированы. Странные люди.
Франсез не сводила глаз с открытого лица Дейзи. Девушки были весьма необычной парой, многие на них оборачивались.
– А ты никогда не испытывала сексуального влечения к другой женщине? – спросила Франсез.
– Я, конечно, не могу отвечать за свое подсознание, – сказала Дейзи. – Но, в общем, нет. Если только подобно Фрейду толковать как сексуальное влечение мои игры с лучшей подружкой, которая заходила к нам домой после школы. Нам нравилось щекотать друг друга. Послушать психоаналитиков, так мы при этом устраивали себе мини-оргазмы.
Обе девушки рассмеялись.
– Давай что-нибудь закажем, – предложила Франсез.
Несколько секунд она внимательно изучала меню, затем отложила его, перегнулась через стол и взяла за руку Дейзи.
– Я решила для себя, – сказала Франсез, – что было бы ошибкой пытаться тебя соблазнить. Но это не значит, что мы не можем быть хорошими друзьями.
Франсез убрала руку и снова принялась за меню. Она отметила про себя, что Дейзи ничем не выдала смущения, неизбежного при разговоре на подобные темы.