Крылов Павел. Над судьбой

   Краснокожий небрежно бросил пленника на землю, сел в пяти шагах, направив ствол оленебоя на врага. Он демонстративно поднял кремень у ружья, положил палец на спусковой крючок. Следопыт сразу вспомнил, что он сам отливал пулю.
   Волонтер со стоном зашевелился, делая вид, что приходит в себя, хотя каждая частица его тела была готова принять смертельный бой. Иммитируя контузию, следопыт, изображая полное бессилие, попытался сесть, но упал и откатился в сторону. Затем вновь поднялся на четвереньки и все-таки коекак уселся, подложив под себя связанные ноги.
   Делая вид, что до сих пор не заметил человека сидящего рядом, Натти медленно обвел взглядом вокруг себя. Увидев глаза врага, он изобразил на лице глубочайшее недоумение и растерянность. Движением головы Зверобой попытался показать, что просит вытащить кляп. Он еще не думал, о чем станет говорить с туземцем, но чувствовал, что в этом его шанс.
   Следопыт должен был знать главное: взяли ли его в плен как волонтера или как Натаниэля Дуанто?
   Краснокожий смотрел с полным равнодушием. Понять, что скрывается за этим напускным безразличием, было невозможно.
   Воин молча встал, подошел вплотную и коротким ударом приклада в грудь опрокинул Натти. Затем выхватил нож и поднес к лицу Зверобой.
   За долгие годы жизни Соколиный Глаз видел многое. Он был уверен, что воин вовсе не собирается убивать его. Представление, разыгранное охотником, не имело успеха у единственного зрителя. Теперь на сцену вышел краснокожий.
   Он перерезал путы на ногах пленника, достал сыромятный ремешок длиною в два локтя. Один конец ремня он приладил к связанным рукам, другой к голени немного выше щиколотки. Кисти рук оказались почти на уровне колен.
   Презрительным пинком воин дал понять Нату что отдых закончился. Он вовсе не собирался разговаривать с пленником, не дал даже размять окаменевшие ноги. Жизнь пленника для него не имеет большой ценности.
   Натаниэлю сразу захотелось пить, просто проглотить слюну, сплюнуть, наконец. Но во рту торчал огромный кусок кожи и не было никакой возможности от него избавитьс. Воин опасался преследования. Пленник мог голосом привлечь врагов. И наплевать ему на то, что бледнолицый задыхается от кляпа. Он гнал врага вперед себя, изредка ударом ружья напоминая, что надо прибавить ходу.
   Натти уже выбился из сил. Долгие часы он не останавливаясь шел и шел вдоль реки. Стянутые ремнем руки отекли, распухли и висели как две плети. Шею ломило, невозможно было разонуть спину и каждый шаг отдавался треском в позвоночнике. Он уже не мог поднять голову и брел уткнувшись лицом вниз. Он понимал, что еще шаг, два и ничто уже не заставит его двигаться.
   "Но где я мог видеть это лицо" - лихорадочно теребил память Нат, - я ведь где-то видел его". Он вновь и вновь вспоминал, как выглядит воин. Его облик вовсе не выдавал племенной принадлежности. Легины, безрукавка из тонкой кожи, макасины без украшений. Ни прическа, ни татуировки не говорили ни о чем.
   И нестерпимая боль, разрывающая каждую частицу тела и жажда, почти заглушившая эту боль и даже осознание близкой смерти отошли на второй план. Как наваждение, раздавив волю Натаниэля, его поглотила одна мысль: "Это лицо знакомо мне. Когда-то я видел его".
   Из тумана памяти выплывали десятки, сотни образов, тут же уносясь в провалы сознания. Он не мог, никак не мог вспомнить. Годы, дни, часы - время его жизни сплошным потоком наскакивающих дно на другое событий мчалось перед глазами.
   От бессилия он был готов закричать, но кусок разбухшей от слюны кожи заполнил весь рот. Натти споткнулся. Он упал на на спину и стал, терзаемый собственным бессилием кататься по земле. Измученный разведчик быстро выдохся. Он лежал с полным равнодушием к своей судьбе. Наступило какое-то непередаваемое блаженство: не было ни мыслей, ни забот, ни боле. Казалось, что долгожданная смерть уже пришла.
   "Проклятый дикарь, кто же ты", в полузабытьи все-таки подумал он. Воин склонился над ним, вытащил кляп и тихо сказал по-эрагезки: "Будь мужчиной, Соколиный Глаз, достойно встреть свою судьбу".
   Он вспомнил! Это было лицо Великого Вождя эрагезов Могучего Лося.
   ГЛАВА ПЯТАЯ
   Зоркий Сокол проснулся рано. Он вовсе не был уверен, что ночное нападение окажется удачным. Но он знал, что если погибнет много воинов, но останется народ-победитель - вырастут дети и внуки. Но если народ проиграет войну - все люди обречены, сколько бы их не было.
   Вождь вышел из вигвама. Он смотрел на восток, подставив лицо первым лучам утреннего солнца. Безоблачное небо подернулось розовым румянцем, на западе же, еще скрываемое пеленой, оно было серым и блеклым.
   Радужно блестела на молодой, только что пробившейся из земли сочно-зеленой травке роса, легкий ветерок игриво шелестел едва наклюнувшейся из почек листвой. Утренняя прохлада бодрила, освежала мысли.
   Он подкинул хворосту в костер. За ночь все сгорело дотла, но под пеплом оставались редкие, еще не остывшие уголья. Сухие сучья быстро занялись ярким пламенем. Затем огонь постепенно сник, затаясь в ожидании. Он был жив! Пучок сухой травы, несколько сучьев и веселое пламя польется вновь, согревая и радуя.
   Если костер потухнет, он не возродится уже никогда. Пусть будет много дров, будет огонь. Это уже другой костер. Сгоревшего однажды - уже не зажечь.
   Вождь ждал вестей. Хороших или плохих. Он готов ко всему. Энглиши считают достоинство и гордость краснокожих за глупость и недомыслие. Пусть будет так. Лишь бы они пошли вдоль реки. Пусть думают, что они волки, гонящие свою жертву. Но перед ними не могучий бизон, а ловкая пума!
   Огненный Глаз! Изможденный, с опухшими от бессоницы глазами, ввалившимися щеками, весь мокрый, в ссадинах, царапинах. Он стоял перед костром и улыбался. Он принес хорошие вести!
   - Как загнанный в угол дикообраз выставляет свои иголки, - медленно и с достоинством начал вождь, - так и энглиши ощетинили лагерь засадами. Они были уверены, что нам не пробраться. Теперь у них стало меньше ушей и глаз. Мы сделали все, как надо. Энглиши поверили, что напасть можно только с суши.
   - Вы оставили им следы?
   - Да они пойдут вдоль реки.
   - По тропе смерти! Пусть все воины едят досыта и спят. На каждом шагу врагов ждут наши люди.
   Зоркий Сокол подошел к Расщепленному Дубу и тихо, чтобы никто не слышал, сказал.
   - Надо попросить Познавшего Древо, чтобы жрецы устроили большое торжество в честь духов. Мы не должны забывать этого. Ведь войны выигрываются не только силой оружия.
   Генерал Вэнс ненадолго остался один. Армия получила приказ выступать в поход, все офицеры отправлены к личному составу. Он в который раз поправил парик, одернул камзол, передвинул на столе стопку бумаг, непонятно зачем подержал в руках чернильницу. Тревога не проходила.
   Он ошибся в главном - в направлении удара. Краснокожие уходили по одному, бросив оружие. Этого он не ожидал. Генерал взял в руку лук. Тяжелый, клееный из роговых пластин. Их было несколько сотен, брошенных прямо на берегу. Такой лук целое состояние для дикаря. А лодки? А многие тысячи стрел?
   Похоже, враги вложили в первый удар все силы. А если не все? Они же думают чем-то воевать дальше? Вопросов было много. И хотя среди солдат царил боевой дух, генералу трудно было предаться настроению всеобщего подъема. Хотелось посчитать ночной удар за досадное недоразумение, просто за неудачный поворот событий, но несколько сотен убитых и не меньшее число раненых не давали сделать этого.
   Армия потеряла сотни лошадей. Пришлось значительную часть груза переложить на плечи солдат, на боевых лошадей, бросить немало телег.
   Разбившись на четыре походных колонны, выстроившихся через семьдесят шагов одна от другой, армия была готова двинуться вперед. Разведка доносила, что противник не обнаружен. Но Вэнс медлил. Все не так просто. Куда подевались краснокожие? Разведчики продолжают "необнаруживать" краснокожих, а потом они как снег на голову сваливаются сразу сотнями.
   Вэнс все же отдал приказ выступать. И отягченные грузом, с переполненным ранеными обозом, растянувшись на тысячи шагов, колонны медленно тронулись с места. Вооруженные топорами и кинжалами солдаты с трудом прорубами дорогу среди зарослей, выбиваясь из сил тащили застревающие среди корней пушки, на руках выносили телеги.
   Постепенно дело налаживалось и медленно, но настойчиво армия пробивалась к цели. Через несколько часов пути разведка донесли, что впереди раскинулась открытая местность, поросшая редким кустарником. Над равниной возвышался огромный кедр, одиноко стоящий на обрывистом берегу небольшой речушки, впадающей в Извилистую реку.
   Брод был немнго выше по течению. Переправа шла четко и слаженно. Вскоре артиллерия и обоз были уже на западном берегу, кавалеристы улучшили минуту, чтобы дать лошадям возможность пощипать молодой травки. Пехота поротно сгрудилась возле брода. Оживленная суета сдабривалась сальными шутками и беззаботным хохотом солдат.
   В тот момент, когда на восточном берегу речушки оставалось не более пяти сотен пехотинцев, совершенно неожиданно одна за другой зазвенели два десятка стрел. Каждая находила себе жертву. Врага пришлось искать. На вершине кедра, стоящего в пятидесяти шагах от брода в развился нескольких ветвей сидел краснокожий, распевая боевую песню.
   Как он мог оказаться там, было непостижимо. Разведка осмотрела каждую былинку. Воин знал на что идет. Он просто обменял свою жизнь на несколько вражеских. Это был первый дикарь, которого можно захватить в плен. Генерал Вэнс приказал доставить его живым.
   Опытный волонтер прострелил воину правую лодыжку, закапала кровь. Краснокожий не только не застонал, но даже не шелохнулся. Видимо, он находился в трансе. Звонкий голос туземца оказывал какое-то чарующее действие на энглишей. Многие повернулись в сторону кедра и задрав вверх головы с удивлением смотрели на краснокожего.
   Семеро разведчиков, взяв с собой арканы и крупноячеистую сеть, смело ринулись к дереву. Захватить пленника казалось делом не столь уж сложным.
   Воин продолжал петь, немного раскачиваясь вперед-назад. Он будто вообще не замечал приближающихся волонтеров.
   Когда один из разведчиков укрепившись на ветви стал незаметно вытаскивать аркан, воин мгновенно выхватил топорик. Блеснуло лезвие, по рукоятку войдя в лоб. Труп, переворачиваясь и ударяясь о ветви, тяжелым мешком грохнулся под ноги генерала Вэнса.
   Не дав волонтерам опомниться, краснокожий с ножом в руках прыгнул на другого следопыта. Слух резанул похожий на звериный вопль боевой клич. Два тела, прорываясь сквозь ветви, ринулись к земле. Мертвый воин лежал на спине, широко разбросав руки. Молодой, красивый, прекрасно сложенный. На губах играла легкая улыбка.
   Генерал с изумлением смотрел на смертника. Если каждый из них станет поступать так же, то скоро воевать с ними некому.
   Генерал Вэнс не успел довести мысль до логического конца.
   Буквально из под земли в одно мгновение появилось не менее сотни воинов. Вэнс был уверен, что совсем недавно по этому месту прошли солдаты. Краснокожие не метясь осыпали градом стрел столпившихся возле переправы пехотинцев. Не дожидась команды, колдаты, по-одному поворачиваясь в сторону атаковавшего врага, стали стрелять в выстроишся в шеренгу туземцев.
   В это же время с противоположной стороны раздался боевой клич и другая сотня воинов, рассыпавшихся полукольцом, выскочив из-за пригорка, прямо в спины начали расстреливать солдат. Попав под перекрестный огонь, пехотинцы тут же падали на землю, надеясь выжить. Но организовать оборону было невозможно.
   Две сотни краснокожих, вооруженных только луками и стрелами окружили пятьсот пехотинцев и перестреляли почти всех. Они исчезли в никуда также неожиданно, как и появились.
   Генерал был ранен в голень. Стрела вскользь пробила сапог и рана была неглубокой. Но он валялся в траве на брюхе перед дикарями, спасая свою жизнь. Чем смыть этот позор? Но было не до синтенций. Армия шла дорогой сплошных засад. Это стало ясно всем. От первого шага на западном берегу Отца Рек и до этой бойни краснокожие вели их. И если этого не признать, все может статься еще хуже.
   На спешно проведенном совещании офицеров все до одного поддержали мысль о том, что необходимо неожиданно свернуть на юг и сделать крюк, зайдя противнику в тыл. Никто не тешил себя надеждой, что удасться оторваться от врага, затерявшись в лесу. Но не было сомнений, что такой маневр лишит туземцев многих преимуществ. Их заранее подготовленные рубежи обороны останутся невостребованными.
   Разведчики выбирали места, покрытые не столь густым лесом и походные колонны быстро двигались на юго-запад. Первое время все шло как нельзя лучше. Казалось такой поворот событий обескуражил краснокожих. Им, явно, не удавалось предпринять ничего. Но к вечеру положение изменилось принципиально.
   Отовсюду: с фронта, с тыла, с флангов неслись смертоносные стрелы. По всей длине растянувшихся походных колонн завязался бой. Каждый из нападавших действовал независимо от других и уловить что-либо закономерное в действиях атакующих было невозможно. Сделав всего два-три выстрела, воин тут же растворялся в лесу.
   Оченить силу удара и число нападавших тоже было нелегко. Но ответная стрельба все-таки принесли успехи. Среди краснокожих появились убитые и раненые. Забрав с собою, по возможности, пострадавших, они тут же отступили.
   Быстро темнело. Лагерь разбили совсем недалеко от места боя. Принимались все возможные и невозможные меры предосторожности. Ждали ночного нападения.
   Пленных было всего лишь пятеро тяжело раненых. Генерал решил лично допросить каждого. Он один сидел за дубовым письменным столом посредине огромного походного шатра. Адъютант Майтокс нервно ждал указаний. Даже через плотную ткань чувствовалось его волнение. Тревога прочно укаренилась в рядах солдат. Враги навязали три боя. Их всегда было намного меньше, вооружение тоже может вызвать улыбку у кабинетных полководцев в Старом Свете. Но сколько погибло дикарей?!
   Они до сих пор не используют ружья. Берегут порох? Лук бесшумен и в десять раз скорострельнее ружья. А в лесу, как и в конной атаке дальность стрельбы не играет решающей роли.
   Вэнс знал, что пора вызывать пленных. Но что-то останавливало его. Перед глазами стояла та ужасная ночь октября шестьдесят третьего года. Преданый и окруженный, его отряд был в десятки раз меньше армии сикхов. Они имели много ружей и даже пушки. Но они не пошли на штурм лагеря. Сикхи победили бы имея в руках лишь одни ножи. Но их остановил страх. Враги заранее не верили в победу.
   Везде, где появлялся белый человек, впереди него шел страх. Но в этих лесах все иначе. Чтобы поверить в то, что стрелы сильнее пуль и ядер, надо преодолеть свою трусость. Генерал ждал встречи с пленниками, но, в то же время, она пугала его.
   Рука медленно потянулась к колокольчику. Предательская дрожь! Лоб покрылся испариной и большая капля скатилась от корней волос на переносицу. Он быстро вытер пот шелковым платком и поднес к глазам зеркальце. Лицо было бледным, безжизненым, отчего сетка капилляров под глазами казалась будто нарисованной. На Бога Войны похож он был менее всего.
   Не успел раздаться мелодичный звон, как адъютант уже стоял на пороге.
   - Да, сэр!
   Майтокс, первым введите молодого парня. Похоже ему нет и семнадцати, и усильте охрану. Кажется они готовы воевать зубами, если нет сил в руках и ногах.
   - Позвольте заметить, сэр, выбить зубы задача не столь уж сложная.
   - Полагаю, лейтенант, у нас нет особых причин для веселья.
   Воин был тощим и гибким как змея. Пуля прошла через плечо не задев кость. Убегая, он споткнулся и ударившись о старый, поваленный ветром ясень, потерял сознание.
   Руки пленника были туго связаны за спиной, ноги соединял ремень длиной в один шаг. Кроме того, вокруг груди был пропущен прочный ремень, петлями затянутый на руках немного выше локтей. Свободные концы держали в руках два здоровых гренадера из личной охраны генерала.
   Пленник потупил взгляд, но было заметно, что он с опаской озирается по сторонам. Выглядел он жалко. Сзади краснокожего стояли еще двое солдат со штыками на изготове. Впереди пленника расположились лейтенант Майтокс и переводчик из эрагезов.
   - Передай ему, - начал генерал, - пусть говорит честно и он не только сохранит жизнь, но и сможет поступать на службу в армию Его Величества.
   - Генерал Вэнс великий полководец. Его слова понятны краснокожему воину, не поднимая глаз на языке энглишей произнес пленник.
   Какая удача! Первый же из них готов стать предателем. Генерал вышел из-за стола и сделал шаг навстречу. Расстояние между ними сократилось до трех шагов.
   В это же мгновение воин с силой оттолкнулся от земли и стал падать вниз головой. Опешившие гренадеры в растерянности потянули на себя ремень, что еще больше увеличило скорость вращения. Ноги пленника, перевернувшегося через голову, оказались на плечах генерала, а тело его поддерживалось на весу натянувшими ремень солдатами.
   Ремешок, связывающий ноги краснокожего быстро превратился в петлю, затянувшуюся на шее врага. Вэнс судорожно схватился руками за тонкую полоску кожи, чувствуя как силы покидают его. Солдаты вонзили в пленника штыки и стали кромсать его ножами. Майтокс быстро перерезал ремень и отбросил тело в сторону.
   Тяжело дыша и кашляя, Вэнс приказал всем удалиться, затем остановил адъютанта и, как бы извиняясь, мягким голосом сказал.
   - Я должен немного побыть один. Подождите.
   Вновь краснокожие его обыграли. Кто же они эти шауни-алдонтины? С ним ведут игру, правила которой создавал не он.
   Генерал вспомнил пятьдесят восьмой год. Его тайная миссия в Китае подходила к концу. Богдыхан - верный союзник империи - вновь обрел силу и власть. Остатки повстанцев загонялись в горы на северо-западе. Потерявшие управление отряды быстро сдавались в плен.
   Вэнс лично допрашивал двух лидеров восстания. Один из них был прямой поток Чингиз-хана. Кочевники к тому времени потеряли многое. Но не гордость! Другой - монах, оставшийся один в живых из огромной толпы крестьян. Голыми руками бился он с целой армией, пока весь израненный не потерял сознание. В них была страшна, фанатическая сила. Но все-таки таких людей там были единицы. А здесь? Вэнса передернуло.
   Он быстро позвонил.
   - Майтокс, введите следующего.
   Это был крупный веснушчатый парень с мягкими рыжими, волнистыми волосами, аккуратно заплетенными в косы. На левом плече была одна нашивка - офицерское отличие десятника.
   Он был одет, как и все, в единую униформу, рядом с сердцем, вышитые черными нитками, виднелись цифры 1435. Возле этих четырех цифр в виде украшения располагался маленький бронзовый боевой топорик.
   Краснокожий, напавший на генерала, имел на одежде надпись 8435. То есть несовпадала лишь одна цифра. Кроме того, четверка у белокожего была красного цвета.
   Как и предыдущий, пленник отказался от услуг переводчика. Он был туго привязан к тяжелому стулу. Генерал положил перед собой два заряженных пистолета и приказал всем удалиться. Ему не хотелось, чтобы кто-либо слышал пленника. Вряд ли слова врага придадут сил армии.
   Генерал впился маленькими, холодными глазами во врага. Он знал магнетическую силу своего взгляда. Но из этого ничего не вышло. Воин, изобразив на лице маску равнодушия, отрешенно смотрел сквозь генерала, словно перед ним была пустота. Выведенный из равновесия наглостью пленника, Вэнс начал допрос.
   - Ты эринец?
   - Да.
   - Сколько лет ты у краснокожих?
   - Шестой год.
   - Тебя заставили сражаться на их стороне?
   - Нет.
   - Почему же ты убивал своих?
   - Я сражаюсь с врагами.
   - Но ты же белый?
   - Я защищал жену, детей, свой народ. Вы пришли в эту землю, чтобы умереть. Вы обречены.
   - Ладно, можно допустить и это. Но чем привлекла тебя жизнь среди дикарей? Неужели ты принял и их богопротивную религию?
   - Гичи-Маниту - Бог Добра. Остальные боги ложны и порочны. Заблуждается тот, кто не верит в это!
   - Ты хочешь сказать, что заповеди, оставленные людям Спасителем - ложь?!
   Генерал забыл о том, как закончилась земная жизнь Спасителя? Люди предали и убили его! Это было давно, очень давно. Вы идете по тропе зла.
   За свою жизнь генерал слышал немало разного. И религиозные идеи многих стран и народов были знакомы ему не понаслышке. Верования аборигенов Континента, в этом он был уверен, примитивны. И при столкновении с истиной тут же рушатся. Но перед ним сидел эринец, отказавшийся от Бога ради этих верований. Нет, видно не столь уж проста религия этих людей.
   - Что означают эти цифры, - генерал указал на грудь воина.
   - Это магические символы, они защищают от пуль и стрел, - не меняя выражения лица ответит тот.
   "Даже глазом не моргнул", - подумал генерал. Он уже догадался, что это порядковый номер воина: 5 - пятая тысяча, 3 - третья сотня, 4 - четвертый десяток. Красный цвет означал, что он командир этого десятка 1 - означает что офицер идет первым номером в подчиненном ему подразделении. Убитый краснокожий имел номер 8435. он был восьмым в десятке эринца. Эмблема топорика означала род войск. Скорее всего разведка. Как просто.
   Магические символы! Да от них мало чего добъешься.
   - Какими силами проводилась операция по нападению на лагерь и организация засады у брода.
   - Я не знаю и не могу знать об этом. Все решают старшие вожди. Приказ отдавал сотник. Я выполнил его.
   - Среди вас много бледнолицых?
   - Да. Они есть даже среди самых главных вождей. Мы единый народ. Нет ни красных, ни белых, ни черных. Все мы дети Великого Духа!
   - Неужели ты уверен, что вам удасться победить сильнейшую империд мира?
   - Нас ведет Великий Дух!
   Генерал быстро понял, что нет никакого смысла дальше разговаривать с пленниками. Это были рядовые воины, которые ничего не знали. Как все просто. Они беззаветно верят в победу, в мудрость вождей и бесстрашно вутся в бой.
   Он вновь вызвал адъютанта.
   - Краснокожие не представляют никакой ценности. Ликвидируйте всех.
   Вэнс обхватил голову руками, закрыл глаза. Он думал. С кем же, черт возьми, ведет войну армия? И в Старом Свете и в колониях действия противника всегда можно было предугадать, предсказать. А здесь? Кто они - его враги?
   Перед глазами мелькнули яркие картины: кровожадные, безжалостные орды гуннов, разлившиеся почти по всему Старому Свету, наводящие ужас, не знающие поражений воины Чингиз-хана, великие мореходы викинги, ничтожного количества которых хватило поразить весь мир.
   Мамлюки! Безумный фанатизм этих воинов творил невозможное. Мысль о мамлюках, возникающих из небытия и мгновенно исчезающих целыми армиями, сверлила мозг.
   Генерал вздрогнул, сбросив с себя наваждение. Что за чушь?! Впервые в жизни он испытал реальный страх.
   ГЛАВА ШЕСТАЯ
   Воины рвались в бой. Сытые, отдохнувшие кони нетерпеливо били копытами, стригли ушами. Все ждали приказа.
   Солнце уже клонилось к закату, скоро сумерки. Не опоздать бы.
   Биг Айренхенд старался не выдавать волнения. Энглиши должны подойти к излучине до темноты. С рассвета никто не тревожил бледнолицых. Пусть рвутся к селению.
   Три сотни всадников ударят им во фланг в тот момент, когда они не ждут. Лишь бы враги успели дойти до излучины.
   Биг вспоминал свое посвящение в воины. Он хотел жениться на Ласточке. Эринец не был краснокожим и совершил уже немало подвигов. Никто не настаивал, что ему надо пройти весь путь посвящения. Этого потребовал сам Биг.
   На рассвете он взошел на холм и обратился к восходящему солнцу.
   О, Видимый Сын Невидимого Владыки Жизни! К тебе обращаюсь я. Я еще не стал воином по обычаям моего народа. Мои пули и стрелы, топор и нож убили много врагов, огромного медведя сразил я. Дай мне сил выдержать испытание и назови духа-охранителя.
   Три дня и три ночи находился он на холме. Он ни ел и не пил, думая о себе и смысле жизни. Пересохли губы, покрывшись трещинами, от сухости язык распух, прилипал к небу и не шевелился. Горло сводила судорога, казалось даже кровь становилась гуще. Днем стояла жара, но его бил озноб, ночью он немел от холода. Раскалывалась голова, и в замутненном сознании все чаще всплывали искомые образы. Он общался с духами и от них узнал свое новое имя.
   Затем за ним пришли. Одетые в праздничные одежды воины осторожно ввели его в священный типи, выкрашенный красной краской.
   Раздавался гул боевых барабанов. Его подвели к священному костру для очищения. Во всем теле была необычайная легкость. Ощущение радости, счастья переполняло Бига.
   В центре типи стоял тотемный столб. Из круга воинов вышел Познавший Древо. Лицо его было суровым, взгляд решительным. Жрец достал ритуальный нож и мгновенно пронзил кожу на груди посвящаемого. Зоркие глаза воинов внимательно следили за каждым движением - не отразится ли страх или боль на лице.
   Биг улыбнулся. Разве могла тогда его остановить боль? Как жаждал он стать равным среди равных, лучшим среди лучших, достойным сыном Великого Духа Бога, которого он так любил. Разведка донесла - энглиши уже недалеко. До излучины им совсем близко. Что ж, они сами хотели этой войны.
   Жрец не спешил, продевая сквозь кровоточащие раны тонкие кожаные ремни. Больше боли - больше мужества. Он привязал ремни к тотемному столбу, а сам пританцовывая вокруг столба стал петь ритуальную песню.
   Кровь горячими струйками, обжигая грудь, стекала вниз. Танец жреца, суровые лица воинов, монотонный бой барабанов - все плыло перед глазами, было каким-то нереальным. Биг потерял ощущение времени и пространства.