- Мартин, - охнула она, забыв о своем командирстве.
   Мартин похлопал на Керин глазами и пробурчал:
   - А, и ты здесь.
   Велем, одной рукой почесывая загривок, несильно ткнул его в бок:
   - Как с командиром говоришь?..
   - Командир! - огрызнулся Мартин. - Чужих невест сводит.
   - Дурак! - снова крикнула Леська и влепила жениху оплеуху, опередив Гента и Ратму.
   - Отпустите его, - приказала Керин. - Не трогайте.
   Парни разочарованно отступили. Мартин стоял злой и взъерошенный, как еж.
   - Зачем ты пришел? - спросила Керин.
   - За ней, - ответил Мартин, скрипнув зубами. - Отдай. Неча ей тут околачиваться.
   Леська вскинулась было снова, но Керин положила руку ей на плечо и спокойно сказала:
   - Я никого не неволю, кто хочет, сам идет. Пусть Леська решает, что ей делать.
   Суматоха вокруг навеса затихла уже, и вся дружина стояла кругом, даже Явнут с товарищами прислушивались, усмехаясь в усы.
   - Ее отец ждет, - упрямо сказал Мартин. - Одна она у него. Что тебе, других мало?
   Керин чуть побледнела, но повторила спокойно:
   - Сама решит. Ну, в седло!
   И пошла к Вишенке. Леська двинулась за ней, но Керин, обернувшись, тихо сказала ей:
   - Останься. Поговори с ним.
   - Да я... - начала Леська, но Керин, не слушая, вскочила в седло. За ней, выровняв ряды, двинулась дружина. Леська, надувшись, поймала повод рыжей Лисички и так стояла, опустив голову, изображая крайнюю обиду. И даже не дрогнула, когда приблизились робкие шаги.
   - Леська, - неуверенно сказал Мартин.
   Она молчала.
   - Леська, - повторил он жалобнее.
   - Поди с глаз, - утомленно сказала Леська.
   - Я ж как лучше хотел...
   - Лучше?! - Леська сверкнула глазами. - Телок безрогий! На весь город ославил! Здрасьте, явился - невеста ему занадобилась! А где ты был, когда меня дракон ел?!
   Мартин хотел было сказать, что дракон ее и не коснулся, но счел за благо не перечить - долгий опыт помог.
   - Морок! Пес желтоухий, некормленный! - кричала Леська. Потом запнулась, перевела дух и уже спокойней сказала:
   - Ну вот что. Если ты Керин еще раз тронешь... не видать тебе меня, как с лягушки шерсти. А уйти я от нее - не уйду.
   - Что же мне делать-то? - растерялся Мартин.
   - Возвращайся. Кобыл паси. А я воевать буду.
   - Леська! - взмолился он. - Я же за тебя... Я с тобой повсюду пойду!
   - Ах, повсюду! А в войско - сбоишься. Да тебя и не возьмут-то...
   - Возьмут, - Мартин стиснул кулаки. - Сегодня же проситься пойду!
   - Теленочек ты мой глупый! - радостно изумилась Леська и, привстав на цыпочки, поцеловала его при всем честном народе...
   Слово свидетеля. Святилище.
   Узнав, что я уйду с дружиной Золотоглазой, отец заплакал. Я растерялась. За эти недели я не раз уже видела его слабым, не раз он падал на колени, пытаясь умолить меня отказаться от моих намерений, но сейчас он молчал, и безмолвные эти слезы были страшны. А мать закричала пронзительно, как по покойнику:
   - Приданое!.. Ждали-ждали, не нарадовались...! Одним на старости лет...? Не пущу-у!!.
   Этот крик вернул мне пошатнувшуюся было решимость, и, вклинившись между воплями, я повторила свое:
   - Ухожу.
   Мать закричала еще надрывней, и тогда отец, вскочив, вдруг ударил кулаком по лаве:
   - Молчи, Куна!
   Мать умолкла и расплакалась наконец.
   - Ясонька моя, - всхлипывала она. - Зажила бы по-людски, в довольстве... Жениха мы тебе подыскали, уж такой славный...
   - Молчи, - оборвал ее вновь отец. И добавил, не глядя на меня: - Думай, Наири. Решай. Твое право. Только помни, ты одна у нас...
   Этим разговором все не кончилось, хватило слез, проклятий и уговоров, и другим дружинникам было не легче, а порой и тяжелее. Белобрысый Тума, с которым я сдружилась за время болезни Керин, жаловался мне:
   - Ну ладно, сирота я, подвалило человеку такое счастье, так что б ты думала? Мастер Брезан не пускает. Все, мол, воевать пойдут, а кому оружье ковать? А я же вижу, он и сам бы ушел. Ну да я его уломаю...
   Керин жила по-прежнему в нашем доме, но почти не появлялась. Может, сильно уставала, а может, не хотела встречаться с моими родными. Мать как-то бросилась ей в ноги, умоляла не отнимать единственную дочку. Случайно оказавшись при этом, я едва не сгорела от стыда, а Керин растерялась, побледнела - многие валились перед ней оземь, кто из преклонения, кто в ожидании чуда, а она все не могла к этому привыкнуть. Отстранив неловко мать, она убежала наверх, в свою горницу. Поднявшись следом, я увидела, что она лежит ничком на широкой, покрытой сунским ковром лаве.
   - Керин! - вскрикнула я, испугавшись. Она вздрогнула, приподнялась на локтях, обратив ко мне бледное горестное лицо:
   - Наири... Объясни мне, зачем это? Почему это так?
   - О чем ты? - тихо спросила я, хотя и так понимала - о чем.
   - На колени... Славят... Взвышают... Будто богам, будто... - она задохнулась, не договорив, упала ничком в ковер. Неловко я погладила ее по голове - только с ней я и училась нежности...
   - Не надо, - пробормотала я. Керин лежала недвижно, потом вдруг села, глаза ее вспыхнули, словно поймав солнечный луч из оконца.
   - Я собираю войско, - громко и ясно произнесла она. - А куда я поведу его? Куда? Мне доверились... А я не вижу пути. Знаю только, что будет страшное...
   Оборвав себя, она обернулась ко мне и проговорила печально:
   - Наири... Может, и вправду лучше тебе остаться? Здесь покойно... А я ни счастья, ни покоя дать тебе не смогу.
   Мне показалось, что холод сжал сердце, хотя в горнице было натоплено.
   - Ты... гонишь меня? - спросила я первое, что пришло в голову. Глаза Керин широко раскрылись, но она молчала.
   - Что ж, - продолжала я, все сильнее ощущая ледяную боль в сердце, - гони. Ты имеешь право на все, ведь ты спасла мне жизнь. Только лучше бы тогда меня убил дракон.
   - Наири... - прошептала Керин и вдруг закрыла лицо руками, глухо проговорила:
   - Я же не хотела... обидеть...
   Что-то оборвалось во мне. Невольно я обняла ее за плечи, ощутила, как они худы и тонки под грубой курткой, и с отчаяньем сказала:
   - Керин, прости меня! Прости, сестра...
   Это вырвалось само. Керин резко подняла голову:
   - Как? Как ты назвала меня?..
   - Сестра, - растерянно повторила я.
   Губы Керин задрожали, лицо искривилось, как перед плачем. Но она не заплакала. Только сказала:
   - Я думала, у меня никого нет. А у меня сестра...
   - Ты смеешься, да? - горько спросила я.
   - Глупая... Я так рада, что ты со мной.
   - А сама прогоняешь, - мне было хорошо от ее слов. Керин покачала головой и сказала почти по-детски:
   - Я не буду больше...
   Мы долго сидели молча, и я чувствовала, как ее теплое плечо касается моего.
   - Наири, - сказала она вдруг спокойно и твердо, как говорила при старшинах, - пойдешь ты со мной в Казанное Святилище?
   Так это было внезапно, что я растерялась:
   - Да... Но только зачем? Девушек туда не пускают...
   - Пустят.
   И, помолчав, добавила:
   - Я хочу говорить с волхвами.
   Мне было жутко. Нечасто приходили сюда даже воины-мужчины, а уж женщины... Но Керин бесстрашно шла вперед, и мне нельзя было отступать.
   Метелки травы били ее по коленям, по подолу длинной холщовой рубахи; оттягивал пояс меч. Но она все равно будто летела, едва приминая траву босыми ногами. Последний луч солнца сверкнул на медном головном обруче, и Керин вступила в пахучую сырую темь, словно погасла.
   Как я испугалась за нее! Будто предвидела сердцем нашу дорогу и страшный ее исход. Мы шли. Старые ели шуршали над нами, протягивая лапы, точно костлявые высохшие руки. Бороды мха свисали с них, и серая разорванная паутина качалась на ветках. Густая слежавшаяся иглица устилала землю, изредка сверху тяжело и бесшумно падали капли. Лес был тихий-тихий, будто спящий, и день с его звонким ветром остался сзади, словно боясь потревожить синий мохнатый сумрак, поселившийся тут.
   Тропинка вела нас вниз, петляя между стволов, а потом исчезла, растворилась в поросли густых папоротников, и мы увидели три костра негасимый огонь Перунова Яра. Темный, обомшелый, почти врос в землю грозный бог пожаров и сеч. Оплели подножие дикие травы, растрескался, покрылся морщинами каменный лик. Но все так же яро и давяще взирали пустые глазницы, и губы были черны от жертвенной крови - или это сыграли шутку блики огня?
   Мне стало зябко. Неужто Керин пришла просить помощи у древнего бога, неужто склонится перед ним, как склоняются издавна воины, положив на стесанный камень меч? В глубокой вмятине жертвенного камня дождевой водой стыла кровь. И к ней прикоснется светлый клинок?
   Она прошла мимо.
   Темнота леса внезапно отступила, исчезла, и глазам открылось в сиянии солнца Святилище.
   Здесь, у Казанного Святилища, волхвы избирали жертвы Дракону. И как ни была я привычна принимать с усмешкой знаки слепой веры, но тоже ощутила трепет и страх. Святилище было сложено из грубо тесанных каменных плит, и не верилось, что человеческие руки могли сотворить это. И разве человеческие руки изукрасили стены резьбой и знаменьем - красками, которые не смогли одолеть ни непогода, ни время? И уж верно не человеческие руки зажгли в нишах по обе стороны ворот негасимые костры, отражавшиеся в темной воде озера, подобно огненным глазам божества...
   Озеро преградило нам путь, но у самого берега качался челн. Со дна его поднялся служка, молодой еще, в серой рубахе до пят. Недоумение отразилось на заспанном лице, когда он разглядел нас. И немудрено: мы пришли с пустыми руками, без даров и жертв, да и женщин в капище не пускали, алтарь Живьи был дальше в лесу, на холме.
   Прежде чем я успела задержать Керин, она легко сбежала по обрыву и остановилась перед служкой, придерживаясь за ракитовый куст, чтобы не упасть в воду. От ее движения по обрыву потекли струйкой мелкие камешки. Служка проводил их испуганным взглядом. Затем так же испуганно уставился на Керин.
   - Вы заблудились, что ль?
   - А разве это не Казанное святилище?
   - О-оно...
   - Ты перевозчик? Перевези нас туда.
   Схватившись в ужасе за щеки, я клубком скатилась к озеру. И вовремя. Служка ошалело замахал руками, пошатнулся и с плеском рухнул в воду. Тотчас же Керин прыгнула в челн и схватила служку за руку и пояс, едва не отправившись за ним. Я подскочила, и вдвоем мы выволокли беднягу. Весь вымокший, сидел он на дне челна, стучал зубами, а я взялась за весло.
   Святилище приближалось с каждым его взмахом, и хотя не видно было ни души, мне все чудился чей-то пристальный взгляд.
   Днище заскребло по песку. Берег здесь был низкий, заросший травой. Керин первой выбралась из челна.
   - Спасибо тебе, - сказала она вконец онемевшему пареньку. - Сними рубашку, мы выкрутим. Нельзя же в мокром...
   Служка выскочил на берег, опять замахал руками и испуганно оглянулся на мертво молчащее Святилище.
   - Плывите назад! Накажут!
   Я готова была последовать его совету, но Керин покачала головой:
   - Нет. Спасибо тебе.
   И ободряюще ему улыбнувшись, пошла к воротам. Ворота распахнулись сами собой, я бросилась вслед за Керин, а служка, подобрав мокрый подол, почему-то побежал за нами. И едва он пересек порог, ворота захлопнулись. Стало темно, так темно, что я не различала впереди Керин. Служка посапывал за спиной, и вдруг семь огней вспыхнули перед нами, и, заслоняя их, встали семь темных фигур, недвижных, как изваяния.
   - Что вам надо, женщины? - прозвучал будто ниоткуда гулкий холодный голос.
   Глаза привыкли понемногу, и я уже ясно видела Керин; прояснились очертания низких сводов и хорошо теперь были видны волхвы - рослые длиннобородые старцы в белых одеждах. Была в них зловещая гордость и неведомая сила, которая лишала воли и пригибала к земле. Керин перед ними казалась совсем маленькой.
   - Я пришла спросить, - сказала она громко.
   Волхвы шевельнулись, и прозвучал тот же голос:
   - Ты явилась к богам без даров и с оружием, женщина, и еще смеешь спрашивать?
   - Это же Золотоглазая! - крикнула я и сама убоялась своей смелости.
   - Перед богами равны все, - бесстрастно ответил голос, и только сейчас я поняла, что говорит старый волхв, сжимавший в руке посох с рычьими рогами наверху.
   - Мой меч, - тихо сказала Керин, но голос ее, как гром, разнесся под сводами, - мой меч освящен кровью Дракона, чудища, которое никогда уже не сможет убивать невинных. А дар мой - вот он!
   Она протянула руку, и черным блеском сверкнул на ее ладони тяжелый браслет Избрания. Волхвы невольно подались вперед.
   - У какого же бога ты хочешь просить помощи?
   Керин вскинула голову:
   - Не помощь нужна мне, а знание.
   Волхвы переглянулись и, несмотря на их суровую бесстрастнось, почудилось мне, что они растеряны и возмущены.
   - Дерзкая! - старший волхв шагнул вперед, ударил об пол тяжелым посохом. Ты требуешь посвящения, доступного лишь немногим!
   Волхвы качнулись, полукругом обступая нас, и мне стало страшно. В испуге я оглянулась: служка исчез. Что делать? Кого звать на помощь?..
   И тут загудели шаги - справа, где терялся во тьме коридор. Потом выплыло и стало приближаться блеклое пятнышко света. Шел высокий прямой белобородый старик, неся в ладонях ярко горящую плошку. На плече у старика, часто мигая, сидела седая сова. Да и сам он был похож на сову - круглоглазый, с хищным крючковатым носом. Мне показалось, что он стар, как мир.
   - Остановитесь, - и услужливое эхо повторило его голос так громко, что пламя на жертвенниках заколебалось. А волхвы, будто очнувшись, разомкнули круг. Старец подошел к Керин, и она бесстрашно взглянула в его спрятанные под седыми бровями суровые глаза.
   - Чего ты ищешь здесь? - спросил волхв.
   - Цели и знания.
   - Не тяжкой ли будет ноша?
   - Я понесу ее не одна.
   - Есть тяжесть, которую не разделишь ни с кем. Ты можешь еще уйти.
   Керин молчала. Колебалось пламя в плошке на ладонях волхва.
   - Не могу, - сказала Керин.
   На мгновение он склонил голову.
   - Идем.
   Керин шагнула за ним, и тут неведомая сила сорвала меня с места и толкнула вперед:
   - Я с тобой!
   Волхв обернулся, сова завозилась у него на плече, хлопая крылом. Я вздрогнула от пронзительного взгляда.
   - Ты разделишь с ней все, - сказал он тихо. - Даже то, что ни с кем не захочешь делить. Но не сейчас.
   Эти слова будто пригвоздили меня к месту.
   Керин ушла вслед за стариком, и другие волхвы сгинули куда-то. В пещере наступила гулкая тишина, такая, что, казалось, слышен был шорох пламени, и почему-то сейчас мне стало страшнее, чем прежде. В растерянности я оглянулась, и тут откуда-то из темноты вынырнул давешний служка.
   - Пошли, что ли, - прошептал он, озираясь. - Покуда все спокойно...
   И впрямь все было спокойно, и ни души не встретилось нам, пока он вел меня по подземному коридору. Как облегченно вздохнула я, оказавшись наконец снаружи! Пусть седенькие тучи затянули солнце, и холодный ветер рябил воду, все равно это лучше было, чем ледяной жар священных огней!
   Я села на траве у прибрежных кустов. Служка устроился рядом, подобрав осторожно полы рубахи, чтобы не испачкать. Это выглядело смешно, но я не смеялась: эта рубаха у него, наверняка, была единственная.
   Все мои мысли были сейчас с Керин. Даже странные слова старого волхва меня не тревожили, отошли куда-то. Время тянулось. Солнце будто застыло на небе.
   - Однако, храбрые вы, - пробормотал служка, и я взглянула на него с удивлением - еще здесь? Он сидел, придерживая мокрый подол на растопыренных пальцах, и смотрел на меня с боязливым любопытством.
   - Ведь забили бы посохами, - продолжал он. - Непременно забили бы, если б не дедуня.
   - Утешил, - проворчала я. - Это кто - дедуня?
   - Ты разве не знаешь? Он же самый старый в Святилище! Самого Винара помнит, Сварогом клянусь! - служка оживился, замахал руками, забыв о мокрой рубахе. Я ему не очень поверила, но перечить не стала. Спросила только:
   - Разве он тебе родич?
   Парень опешил, разинул рот. Помотал головой:
   - Не-ет, что ты. Он меня служению учит. И... добрый он.
   - Так это ты привел его? - догадалась я наконец.
   - Угу...
   После этого парень почему-то замолк. Я пыталась его еще расспрашивать, но добилась только одного: что имя ему Лешек. Мне надоело допытываться, и оба мы долго молчали.
   Вдруг странный звук донесся от ворот - будто порвали струну. Служка вскочил, я едва успела обернуться и увидела, что ворота разошлись и в створках стоит Керин. Она сделала шаг, другой, спотыкаясь и пошатываясь, как ослепший человек, который впервые пытается идти. Застыла. Только ладони были чуть протянуты вперед.
   И глаза неподвижно смотрели за край леса, на солнце - не видя.
   Мы с Лешеком одновременно подбежали к ней, подхватили под руки. Она словно и не почувствовала, что мы рядом. Осторожно, как больную, свели мы ее по берегу к челну и усадили. Она повиновалась не говоря ни слова, и видно было, что душа ее далеко. Лешек греб, а я придерживала Керин, обняв ее за плечи, иначе она неминуемо выпала бы. И, когда днище зашуршало уже по песку, Керин вдруг, склонив голову ко мне на плечо, тихо, одними губами проговорила:
   - Не все враждебно, что черно, и Мертвый лес еще не мертв...
   - Что?! - встрепенулась я, но она уже смолкла, вновь оцепенело глядя в никуда.
   Я хотела теперь лишь одного - увести ее поскорее отсюда.
   Мне казалось, что вдали от Святилища она быстрее очнется от этого дурмана. Не сразу я заметила, что Лешек идет рядом, а на вопрос мой, не хватятся ли его волхвы, он ответил сумрачно и дерзко:
   - Погодят.
   И так мы продирались втроем через чащу, то теряя тропинку, то вновь находя ее. Путь показался мне бесконечным, а Керин все никак не могла очнуться, и это меня больше всего пугало. Наконец мы выбрались из тени священного леса, и солнце засияло прямо над нами. Через поле наметом мчался в нашу сторону всадник. Когда приблизился, я узнала Туму.
   - Насилу отыскал! - крикнул он, спрыгивая в траву. - Вести есть... - и осекся, взглянув на Керин.
   - Говори, - поторопила я.
   Тума перевел дыхание.
   - В землях Мелдена... бунт... - выдохнул он, не отрывая глаз от Керин.
   - Что?!
   - Бунт, говорю...
   И тут произошло чудо. Керин, мгновенно ожив, твердо шагнула к нему:
   - Что за бунт, Тума? Кто принес вести?
   - Купцы из Туле... - Тума перехватил повод солового. - Говорят, подвладные взбунтовались. Наемники веси жгут...
   Керин вскинула голову, вздохнула отчаянно, будто в последний раз.
   - Вот и все, - сказала она почти беззвучно. - Вот и все. Поспешим.
   Тума отдал ей повод коня, подставил колено, и она легко вскочила в седло.
   Я оглянулась на Лешека. Он застыл, жмурясь от солнца.
   - Пошли, - сказал мне Тума. Керин пустила коня рысью. Когда мы отошли, я еще раз взглянула на Лешека. Он вдруг топнул ногой, вцепился руками в подол рубахи и с треском ободрал его чуть ли не до колен. Потом отшвырнул тряпку, в три прыжка догнал нас и, не говоря ни слова, зашагал рядом. Тума фыркнул было, но я ткнула его локтем в бок. А Керин на соловом коне была уже почти неразличима в лучах солнца.
   Конец 1 части.