Страница:
– Впрочем, какое все это имеет значение! – вздохнул инспектор, который, нахмурив лоб, сосредоточенно изучал каракули.
– Может быть, может быть, – задумчиво сказал Эллери. – Но если вернуться к вещам более важным, то я не могу согласиться, что эти «50.000» означают сумму на счету у Фильда. Больно уж круглая сумма-то. Таких круглых чисел на счету никогда не бывает.
– А мы легко можем это проверить, – сказал инспектор, снимая телефонную трубку. Он попросил телефонистку на коммутаторе управления соединить его с конторой Фильда. Поговорил немного с Оскаром Луином и с несколько огорченным видом повернулся к Эллери.
– Ты оказался прав, Эл. На личном счету у Фильда лежит поразительно маленькая сумма. Меньше шести тысяч долларов. И это при том, что он довольно часто оперировал суммами свыше десяти или пятнадцати тысяч долларов, когда расплачивался. Луин и сам поражен. Он сказал, что ничего не знал о финансовом положении Фильда, пока я вот сейчас не попросил справиться о нем.., держу пари, Фильд играл на бирже или был связан с букмекерами.
– Меня не очень удивило это известие, – заметил Эллери. – Но оно подводит нас к одному возможному объяснению, почему в программке у Фильда написано «50.000». Это – не просто сумма денег, а сумма, которую можно заработать на какой-то затее. Затея на пятьдесят тысяч долларов. Неплохой заработок за один вечер – если бы Фильд остался жив.
– А что означают два других числа? – спросил Квин-старший.
– Тут мне надо немножко подумать, – ответил Эллери, снова с размаху плюхаясь в свое кресло. – Но мне бы очень хотелось знать, что это за затея, которая тянет на такую сумму.
Он смолк и принялся протирать очки.
– Какая бы это затея ни была, сын мой, – наставительно сказал инспектор, – ты можешь быть уверен в одном: дело это весьма нечистое.
– Весьма нечистое? – с полной серьезностью переспросил Эллери.
– Да. Деньги – вот корень всех зол на свете, – усмехнувшись, сказал инспектор.
– Не только корень, папа, но и плод! – сказал Эллери, не меняя тона.
– Опять цитата? – насмешливо спросил Старик.
– Из Филдинга, – небрежно ответил Эллери.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ, в которой возникают тени прошлого
– Может быть, может быть, – задумчиво сказал Эллери. – Но если вернуться к вещам более важным, то я не могу согласиться, что эти «50.000» означают сумму на счету у Фильда. Больно уж круглая сумма-то. Таких круглых чисел на счету никогда не бывает.
– А мы легко можем это проверить, – сказал инспектор, снимая телефонную трубку. Он попросил телефонистку на коммутаторе управления соединить его с конторой Фильда. Поговорил немного с Оскаром Луином и с несколько огорченным видом повернулся к Эллери.
– Ты оказался прав, Эл. На личном счету у Фильда лежит поразительно маленькая сумма. Меньше шести тысяч долларов. И это при том, что он довольно часто оперировал суммами свыше десяти или пятнадцати тысяч долларов, когда расплачивался. Луин и сам поражен. Он сказал, что ничего не знал о финансовом положении Фильда, пока я вот сейчас не попросил справиться о нем.., держу пари, Фильд играл на бирже или был связан с букмекерами.
– Меня не очень удивило это известие, – заметил Эллери. – Но оно подводит нас к одному возможному объяснению, почему в программке у Фильда написано «50.000». Это – не просто сумма денег, а сумма, которую можно заработать на какой-то затее. Затея на пятьдесят тысяч долларов. Неплохой заработок за один вечер – если бы Фильд остался жив.
– А что означают два других числа? – спросил Квин-старший.
– Тут мне надо немножко подумать, – ответил Эллери, снова с размаху плюхаясь в свое кресло. – Но мне бы очень хотелось знать, что это за затея, которая тянет на такую сумму.
Он смолк и принялся протирать очки.
– Какая бы это затея ни была, сын мой, – наставительно сказал инспектор, – ты можешь быть уверен в одном: дело это весьма нечистое.
– Весьма нечистое? – с полной серьезностью переспросил Эллери.
– Да. Деньги – вот корень всех зол на свете, – усмехнувшись, сказал инспектор.
– Не только корень, папа, но и плод! – сказал Эллери, не меняя тона.
– Опять цитата? – насмешливо спросил Старик.
– Из Филдинга, – небрежно ответил Эллери.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ, в которой возникают тени прошлого
Зазвонил телефон.
– Мистер К.? У аппарата Сампсон, – раздался из трубки голос прокурора.
– С добрым утром, Генри, – сказал Квин. – Ты где? И как себя чувствуешь нынче утром?
– Я – в своем рабочем кабинете. Чувствую себя, как побитая собака, – с тихим смешком ответил Сампсон. – Доктор твердо убежден, что я долго не протяну, если буду продолжать в том же духе. На работе же у меня твердо убеждены, что город погибнет, если я не буду появляться на службе. Что тут поделаешь?.. Ну, да ладно. Перейдем к делу, мистер К.!
Инспектор сделал Эллери выразительный знак – знаю, мол, что сейчас начнется!
– Слушаю тебя, Генри!
– Здесь у меня в кабинете сидит один господин, с которым тебе следовало бы познакомиться получше, – продолжал Сампсон, понизив голос. – Он хочет видеть тебя, так что боюсь, тебе придется бросить все свои дела и мчаться сюда. Он… – Тут Сампсон вообще перешел на шепот. – Он – человек, с которым мне очень не хотелось бы поссориться. Вот так-то, Квин, старина.
Инспектор наморщил лоб.
– Я предполагаю, что этот господин – мистер Айвз-Поуп, – сказал он в трубку. – Он, видимо, гневается, что мы вчера вечером допросили его ненаглядную дочурку?
– Нет, не гневается, – ответил Сампсон. – Он действительно очень достойный человек, только… Очень прошу тебя, мистер К., будь с ним приветливее.
– Я специально надену белые перчатки, – хихикнул Старик. – И если это тебя успокоит, возьму с собой сына. Обыкновенно он у нас отвечает за связь с влиятельной общественностью.
– Ну, это было бы просто прекрасно, – с благодарностью сказал Сампсон.
Инспектор положил трубку и повернулся к Эллери.
– Бедняга Генри действительно попал как кур в ощип, – язвительно заметил он. – Но мне его трудно винить: все потому, что он вечно пытается быть со всеми в хороших отношениях. Старается поладить со всеми, а политики, пользуясь этим, все больше на него давят. Теперь у него в кабинете обитает этот Крез. Поехали, сын мой, нам предстоит познакомиться со знаменитым Франклином Айвз-Поупом. Эллери застонал.
– Если ты будешь продолжать в том же духе, тоже долго не протянешь, – сказал он отцу, но тут же вскочил и надел шляпу. – Ладно, поедем, ублажим этого капитана индустрии.
Квин усмехнулся и поглядел на Велье.
– Кстати, Томас, пока я не забыл! Мне бы хотелось, чтобы ты сегодня поразнюхал кое-что. Ты должен выяснить, почему Монти Фильд, у которого была процветающая адвокатская контора, который жил на широкую ногу, имел на своем личном счете всего шесть тысяч долларов. Что было тому причиной? Игра на бирже? На скачках? Я желаю знать точно. Может, ему пришлось оплачивать какой-нибудь вексель. Луин уже в конторе Фильда и сможет тебе помочь. И коли уж ты этим займешься, восстанови заодно – это может быть очень важно, Томас – картину вчерашнего дня Фильда во всех подробностях. Что он делал – прямо по минутам.
Старший и младший Квины направились к Сампсону. В прокуратуре все были заняты выше головы делами государственной важности, а потому появление какого-то полицейского инспектора в этом святилище не произвело ни на кого особого впечатления. Эллери сразу поскучнел, но его отец только улыбался. И вот, наконец, с недосягаемых высот, подобно громовержцу Зевсу, спустился прокурор собственной персоной, меча молнии в своих сотрудников за то, что они заставили ждать его дорогих гостей.
– Не кипятись, молодой человек! – сказал ему Квин, когда прокурор вел их к себе в кабинет, продолжая сетовать на бестолковость своего персонала. – Лучше скажи вот что: я достаточно прилично одет для встречи с этим финансовым королем?
Сампсон открыл им дверь. С порога оба Квина увидели человека, который, заложив руки за спину, глядел на улицу из окна, явно скучая. Когда прокурор закрыл дверь кабинета, он стремительно повернулся – просто поразительно для человека его комплекции.
Франклин Айвз-Поуп являл собой осколок былых времен, более здоровых в экономическом отношении. Он был могущественным, уверенным в себе магнатом того типа, который, подобно старому Корнелиусу Вандербильту, покорял Уолл-стрит не только своими капиталами, но и силой своей личности. У Айвз-Поупа были ясные серые глаза, седоватые стального цвета волосы, борода с проседью, сильное, еще сохранившее молодую гибкость тело. Вид его сразу же внушал уважение. Когда он стоял на фоне окна, один силуэт его производил впечатление. Так что Квинам сразу стало ясно – перед ними человек, который хорошо знает, чего хочет в жизни.
Сампсон как-то замялся и медлил с представлением. Финансист взял инициативу в свои руки и, не дожидаясь его, сказал приятным баритоном:
– Полагаю, что вы – Квин, охотник на человека. Я уже давно хотел познакомиться с вами, инспектор.
Он протянул большую, сильную руку, которую Квин с достоинством пожал.
– Излишне говорить, что у меня было аналогичное желание, мистер Айвз-Поуп, – сказал он с легкой улыбкой. – Я как-то раз попробовал рискнуть и вложить деньги в акции на Уолл-стрит. Как мне кажется, известная часть этих денег в результате перешла к вам. Это, сэр, мой сын Эллери – гордость семьи.
Статный банкир благосклонно поглядел на Эллери – сверху вниз. Потом пожал ему руку и сказал при этом:
– У вас замечательный отец, мальчик мой.
– Ну, слава богу! – с облегчением вздохнул прокурор, предлагая гостям садиться. – Рад, что все, наконец, устроилось. Вы даже представить себе не можете, мистер Айвз-Поуп, как я нервничал в ожидании этой встречи. Никогда не знаешь, что может выкинуть Квин, когда доходит до обмена любезностями. Меня бы ничуть не удивило, если бы он сразу же после взаимного приветствия надел на вас наручники!
Финансист от души захохотал и окончательно разрядил напряженность.
Прокурор сразу же перешел к делу.
– Мистер Айвз-Поуп пришел сюда, мистер К., чтобы персонально выяснить, что можно сделать в сложившейся ситуации для его дочери.
Квин понимающе кивнул. Сампсон повернулся к финансисту.
– Как я уже говорил вам, сэр, мы полностью доверяем в отношении этого дела инспектору Квину. И доверяли всегда. В общем и целом, он работает под контролем и надзором прокуратуры. Думаю, что в сложившихся обстоятельствах надо подчеркнуть данный момент еще раз.
– Это – разумная постановка дела, Сампсон, – кивая, сказал Айвз-Поуп. – И в собственном бизнесе я всегда работал, основываясь на том же принципе. Кроме того, после всего услышанного мною об инспекторе Квине я полагаю, что ваше доверие полностью оправдано.
– Иногда, – сказал серьезно Квин, – мне приходится делать вещи, которые мне совершенно не по душе. Говорю откровенно, некоторые из тех дел, которые я вчера вечером должен был сделать в соответствии со своим служебным долгом, оказались крайне неприятными. Я полагаю, мистер Айвз-Поуп, что ваша дочь несколько взволнована из-за нашей небольшой беседы вчера вечером.
Айвз-Поуп помолчал. Потом поднял голову и поглядел инспектору прямо в глаза.
– Видите ли, инспектор, – сказал он, – как вам, так и мне по роду деятельности приходится общаться с самыми разными людьми, порой – весьма странными. И вам, и мне уже доводилось решать такие проблемы, которые могли необычайно осложнить положение других. Полагаю, что это дает нам основание говорить напрямую. Да, моя дочь вчера была потрясена – «несколько взволнована» – просто не то слово. К несчастью, потрясена и ее мать, женщина и без того больная. Равно как и ее брат Стенфорд, мой сын, впрочем, не будем об этом… Франсес все рассказала мне вчера вечером, когда вернулась с друзьями домой. Я знаю свою дочь, инспектор, и готов дать руку на отсечение, что между ней и Фильдом не было совершенно никаких отношений.
– Мой дорогой господин, – спокойно сказал инспектор, – я ни в малейшей степени не обвиняю ее. Никто не знает лучше меня, какие странные вещи могут порой происходить в ходе полицейского расследования, а потому я старался учесть абсолютно все. Я только попросил ее опознать сумочку. После того, как она это сделала, я сказал, где эта сумочка была найдена. Естественно, я ждал объяснений. Но их не последовало… Вы же понимаете, мистер Айвз-Поуп, что я как полицейский был просто обязан – раз убит человек и при нем найдена женская сумочка – выяснить, кто владелица сумочки и какое она имеет отношение к преступлению.
Финансовый король забарабанил пальцами по подлокотнику кресла.
– Я понимаю вашу позицию, инспектор, – сказал он. – Тут не может быть никаких сомнений: вы действовали сообразно своему долгу. Ваш долг состоял и состоит в том, чтобы докопаться до истины. Говоря строго, того же самого от вас ожидаю и я. Если вы хотите знать мое сугубо личное мнение, то моя дочь стала жертвой обстоятельств. Но мне не хотелось бы брать на себя роль ее адвоката. Я достаточно доверяю вам и готов положиться на то суждение, которое вы вынесете, когда тщательно расследуете все дело.
Он сделал небольшую паузу.
– Инспектор Квин, а что вы скажете, если я приглашу вас завтра утром к себе домой, чтобы вы задали все интересующие вас вопросы? Я бы не решился так затруднять вас, если бы Франсес не чувствовала себя так плохо и ее мать не настаивала бы, чтобы она не покидала дома. Можно рассчитывать на это?
– Очень любезно с вашей стороны, мистер Айвз-Поуп, – с удовлетворением сказал Квин. – Мы непременно будем.
Финансист, казалось, еще не был готов закончить разговор. Он тяжело покачивался в кресле.
– Я всегда был человеком щепетильным, – сказал он. – У меня сейчас такое чувство, что меня могут обвинить в использовании своего общественного положения, чтобы добиться каких-то специальных привилегий. Поверьте, это не так. Потрясение, которое Франсес вчера вечером испытала от предпринятых вами действий, просто не позволило ей рассказать вам свою историю. Дома, в кругу своей семьи, она наверняка сможет дать исчерпывающие объяснения, которые смогут удовлетворить вас.
Он с минуту поколебался, а потом добавил совсем другим тоном:
– Ее жених тоже будет там, и, возможно, его присутствие будет ее успокаивать.
Судя по тону, каким это было сказано, банкир отнюдь не разделял этого мнения.
– Не могли бы мы тогда договориться с вами, скажем, на половину одиннадцатого? – спросил он инспектора.
– Это очень даже удобно, – кивнул Квин, – я бы только хотел знать, кто еще будет присутствовать при нашем разговоре.
– Я пойду навстречу вашим пожеланиям, инспектор, – ответил Айвз-Поуп. – Но пока предполагаю, что захочет присутствовать миссис Айвз-Поуп, и наверняка мистер Барри, мой будущий зять. Это было сказано сухо.
– Кроме того, может быть, еще несколько друзей Франсес из числа актеров. Вероятно, нас удостоит своим присутствием также мой сын Стэнфорд – чрезвычайно занятой молодой человек, знаете ли, – добавил финансист с легкой горечью.
Айвз-Поуп встал со вздохом со своего кресла. Эллери, инспектор и Сампсон тотчас же последовали его примеру.
– Думаю, что это все, инспектор, – сказал финансист немного менее удрученно. – Может, я еще могу быть чем-то полезным для вас?
– Нет, вы и так сделали более чем достаточно.
– Тогда позвольте откланяться.
Айвз-Поуп повернулся к Эллери и Сампсону.
– Если у вас найдется свободное время, Сампсон, я буду рад видеть у себя и вас тоже. Как думаете, сможете выбраться завтра утром?
Прокурор кивнул.
– А вы, мистер Квин, тоже будете? – спросил финансист Эллери. – Как я понимаю, вы на протяжении всего расследования помогаете вашему отцу. Мы были бы очень рады пригласить вас.
– Обязательно приду, – ответил Эллери. Айвз-Поуп откланялся. Дверь за ним закрылась.
– Ну, что ты думаешь по этому поводу, мистер К.? – спросил инспектора Сампсон, беспокойно покачиваясь в своем вертящемся кресле.
– Чрезвычайно интересный человек, – ответил инспектор. – Какая прямота и откровенность!
– О, да, – кивнул Сампсон. – Но… Знаешь, мистер К., перед тем как ты пришел, он попросил меня пока не делать все происходящее достоянием широкой общественности. Своего рода личная просьба, знаешь ли.
– А меня, выходит, он так и не решился попросить об этом? – сказал польщенный инспектор. – Что ж, это делает ему честь. Весьма достойно… Ну, Генри, я буду стараться изо всех сил сохранять конфиденциальность, но если окажется, что эта молодая дама серьезно замешана в этом деле, мне едва ли удастся уберечь ее от атак прессы.
– Ладно, ладно, мистер К.! От тебя этого и не требуется! – сказал Сампсон. – Проклятое мое горло!
Он вытащил из ящика письменного стола пульверизатор и с отвращением принялся что-то прыскать себе на гланды.
– Если я не ошибаюсь, Айвз-Поуп недавно пожертвовал химическому научно-исследовательскому обществу сто тысяч долларов? – вдруг спросил Сампсона Эллери.
– Кажется, припоминаю что-то такое, – сказал Сампсон, полоская горло. – А что?
Эллери что-то пробормотал в объяснение, но из-за шипения пульверизатора Сампсона ничего не было слышно. Квин, задумчиво поглядев на сына, покачал головой, посмотрел на часы и сказал:
– Ну, сын мой, пришло время обедать. Как, Генри, ты не желаешь с нами перекусить?
Сампсон улыбнулся улыбкой мученика.
– У меня, правда, по горло работы, но даже прокуроры время от времени должны есть, – сказал он. – Я пойду с вами при одном условии: если вы позволите мне пригласить вас и заплатить по счету. Я ведь у вас в некотором долгу.
Пока Эллери и Сампсон надевали пальто, Квин успел позвонить по телефону.
– Мистер Морган?.. А, приветствую вас, Морган. У вас не найдется сегодня после обеда времени для небольшой беседы?.. Ладно. В половине третьего мне подойдет. До встречи.
– Учись! – сказал инспектор сыну, положив трубку. – Ничто не ценится так дорого, как вежливость, Эллери. Тебе следует взять это на заметку!
Ровно в половине третьего инспектор и Эллери вошли в тихую адвокатскую контору Бенджамина Моргана. Сразу бросалось в глаза, насколько она отличалась от роскошно обставленной огромной конторы Фильда. Здесь не было ровно ничего лишнего: все благородно, но по-деловому просто. В кабинет их проводила улыбающаяся юная дама. Морган сдержанно поздоровался с ними и, когда они сели, предложил сигары.
– Нет, спасибо, я уж лучше останусь при своем нюхательном табаке, – со всей приветливостью сказал инспектор, а Эллери, которого отец представил Моргану, закурил сигарету и принялся пускать колечки.
Морган запалил сигару. Руки его дрожали.
– Я полагаю, вы пришли, чтобы продолжить наш разговор, который состоялся вчера вечером, инспектор? – спросил он.
Квин с наслаждением чихнул, снова убрал в карман свою табакерку и откинулся на спинку своего кресла.
– Видите ли, Морган, старина, – сказал он прямо. – Вчера вы не были вполне откровенны со мной.
– Что вы хотите этим сказать? – нервно спросил Морган.
– Вот вы вчера вечером говорили мне, – задумчиво проговорил инспектор, – да, говорили, что дела у вас в конторе с Фильдом шли просто прекрасно, что отношения у вас были, в общем, приятельскими, хотя вы и расстались два года назад. Говорили вы такое?
– Говорил, – кивнул Морган.
– Чем же тогда объяснить, дорогой мой, – спросил Квин, – маленький эпизод в клубе «Уэбстер»? Я бы никак не стал считать приятельскими отношения партнеров, если один из них угрожает убить другого.
Морган некоторое время сидел молча, а Квин терпеливо ждал, не сводя с него глаз, Эллери вздохнул. Морган поднял взгляд и взволнованно заговорил:
– Весьма сожалею о своей неискренности, инспектор. Но я и думать не мог, что кто-то может вспомнить про мою угрозу.., да, все это правда. Как-то раз мы с Фильдом, по его предложению, пошли отобедать в клуб «Уэбстер». Что до меня, то я предпочел бы вообще не общаться с ним по внеслужебным делам. Но он сказал, что во время этого обеда мы должны будем обсудить некоторые последние детали, касающиеся нашей совместной работы, прежде чем расстаться. У меня, естественно, не было выбора… Вероятно, он просто довел меня до белого каления. Я действительно грозил его убить, но это… Знаете, чего не скажешь в пылу ссоры. Я забыл о своих угрозах и про всю эту историю, не прошло и недели.
Инспектор понимающе кивнул.
– Да, такие вещи порой случаются в жизни. Но… Под взглядом инспектора Морган облизнул пересохшие губы.
– Если один человек грозит убить другого, даже и не всерьез, значит, в их отношениях что-то сильно не ладится. Давайте, выкладывайте все начистоту. Что вы пытаетесь от меня скрыть?
Морган весь сжался. Губы его стали пепельно-серыми. Он, как бы в поисках жалости, смотрел то на Эллери, то на инспектора. Но их взгляды были неумолимы. Эллери, взиравший на Моргана, словно исследователь – на подопытного кролика, первым нарушил молчание.
– Мой дорогой Морган, – сказал он холодно. – У Фильда на руках, видимо, был какой-то козырь против вас, и он намеревался использовать его в подходящий момент. Яснее ясного!
– Отчасти вы угадали, мистер Квин. Я стал одним из самых несчастных людей на свете. И все – этот дьявол Фильд. Кто бы его ни убил, он достоин за это награды за заслуги перед человечеством, Фильд был сущий монстр. Бездушное чудовище. Я даже выразить не могу, насколько счастлив, – да, да, счастлив! – что он убит.
– Успокойтесь, Морган, – сказал Квин-старший. – Даже если наш общий друг, судя по всему, что я услышал, кажется порядочной вонючкой, ваши замечания могут дойти до ушей человека, менее понимающего. И что тогда?
– Это – целая история, – негромко проговорил Морган, не отрывая глаз от письменного стола. – Конечно, история не слишком красивая… Когда я был еще совсем молодым студентом в колледже, я связался с одной девушкой – официанткой в студенческом кафе. Она была вовсе не плохим человеком, только оказалась чересчур слабой по натуре, а я, кажется, слишком много себе позволил тогда. Как бы то ни было, мы сошлись, и она забеременела. Думаю, вам известно, что я происхожу из семьи, где весьма строгие нравы. А если еще не известно, то вы скоро выясните, когда будете расследовать дело. Семья моя связывала со мной очень большие надежды. У родителей были большие амбиции. Они надеялись, что я достигну высот в обществе. Короче говоря, я никак не мог жениться на этой девушке и ввести ее в дом своего отца. Я повел себя довольно низко…
Он замолчал.
– ..Но это произошло один-единственный раз, и вот я теперь расплачиваюсь всю жизнь. Я… Я всегда ее любил. Она оказалась достаточно разумной, чтобы согласиться на те условия, которые я ей предложил. Я стал платить ей деньги на содержание ребенка, благо, что отец был щедр и присылал мне достаточно. Никто – ни один человек во всем мире, кроме ее овдовевшей матери, милой старой женщины, ничего не знал об этой истории. Могу поклясться! И все же…
Он сжал кулаки, вздохнул и продолжал:
– В конце концов я женился на девушке, которую нашли для меня мои родители.
В комнате опять повисло тягостное молчание. Морган откашлялся и продолжал:
– Это был брак по расчету, – ни больше и ни меньше. Она происходила из древней аристократической семьи, а у меня были деньги. Жили мы достаточно счастливо… Потом я встретил Фильда. Будь проклят тот день, когда я согласился сотрудничать с ним. Но мои собственные дела шли не так, как следовало бы, а Фильд был адвокатом напористым и опытным.
Инспектор взял понюшку табаку.
– Поначалу все шло гладко, – тихо продолжал рассказывать Морган. – Но у меня снова и снова стали появляться подозрения, что мой деловой партнер – вовсе не тот человек, каким он мне казался. Весьма темные клиенты – поверьте, действительно темные личности! – стали приходить к нему в кабинет после окончания рабочего дня. Когда я спрашивал про них, он уходил от ответа. Что-то было неладно. Кончилось тем, что я решил – моя собственная репутация пострадает, если я и дальше буду связан с этим человеком. Я завел речь о закрытии нашей совместной конторы. Фильд резко воспротивился, но я упорствовал, и в конце концов он был вынужден согласиться. Мы расстались.
Эллери с отсутствующим видом постукивал пальцами по набалдашнику своей прогулочной трости.
– А потом – это происшествие в клубе. Он настоял, чтобы мы пообедали вместе, чтобы уладить последние мелкие вопросы. Но, конечно, не это было настоящей причиной. Думаю, вы уже догадываетесь… Этаким дружеским тоном он начал говорить мне просто чудовищные вещи. Сказал, что знает, что я посылаю деньги на содержание моего внебрачного ребенка. Сказал, что у него есть несколько моих писем, чтобы доказать это документально, и квитанции переводов с указанием сумм… При всем при том он набрался наглости признаться, что просто украл их у меня. Конечно, я уже много лет и не заглядывал туда, где они хранились… А потом вежливо заявил, что намерен получить с меня деньги, если я хочу, чтобы все осталось в секрете.
– Шантаж! – воскликнул Эллери.
– Да, самый настоящий шантаж, – с горечью сказал Морган. – Именно! Он в деталях расписал, что произойдет, если эта история всплывет на поверхность. О, Фильд был законченный негодяй! Я живо представил себе, как все мое общественное положение, завоеванное с таким трудом, на протяжении многих лет, вдруг разом, в одночасье будет утрачено. Моя жена, ее семья, мои родители, весь круг знакомых… Я просто оказался бы по уши в грязи. А что касается бизнеса, то тут много не надо, чтобы самые ценные клиенты ушли к другим адвокатам. Я оказался в западне. Я это понимал, и он понимал тоже.
– И сколько же он потребовал, Морган? – спросил Квин.
– Более чем достаточно! Он запросил пятьдесят тысяч долларов – только за то, что будет молчать. Причем у меня не было никакой уверенности, что дело этим кончится. Я сидел на крючке, и сидел крепко! Ведь посудите сами – тут не какая-то пошлая история, которую можно еще простить. Я материально поддерживал бедную женщину и своего сына на протяжении многих лет и продолжаю это делать по сей день. И буду поддерживать всегда.
Он уставился на свои ногти и некоторое время сосредоточенно разглядывал их.
– Деньги я ему заплатил, – мрачно сказал он наконец. – Пришлось ограничить себя кое в чем, но – заплатил. Однако скандал все-таки тогда устроил. Просто вышел из себя в клубе. Ну, а остальное вы знаете.
– И он все это время шантажировал вас, Морган? – спросил инспектор.
– Да, сэр. Два года подряд. Этот человек был просто ненасытен, вот что я вам скажу! Я по сей день не могу этого понять. За свою адвокатскую деятельность он должен был получать огромные гонорары, и тем не менее, кажется, всегда был на мели. Всегда нуждался в деньгах. И деньги ему нужны были немалые! Я никогда не платил ему за один раз меньше десяти тысяч долларов.
Квин-старший и Эллери переглянулись.
Квин сказал:
– Ну, Морган, вы рассказали нам хорошенькую историю. Чем больше я слышу о Фильде, тем меньше у меня желания сажать в кутузку парня, который отправил его на тот свет. И тем не менее – судя по тому, что вы нам поведали, ваши вчерашние показания явно ложны. Ведь вы сказали, что уже два года не видели Фильда. Когда вы видели его в последний раз?
– Мистер К.? У аппарата Сампсон, – раздался из трубки голос прокурора.
– С добрым утром, Генри, – сказал Квин. – Ты где? И как себя чувствуешь нынче утром?
– Я – в своем рабочем кабинете. Чувствую себя, как побитая собака, – с тихим смешком ответил Сампсон. – Доктор твердо убежден, что я долго не протяну, если буду продолжать в том же духе. На работе же у меня твердо убеждены, что город погибнет, если я не буду появляться на службе. Что тут поделаешь?.. Ну, да ладно. Перейдем к делу, мистер К.!
Инспектор сделал Эллери выразительный знак – знаю, мол, что сейчас начнется!
– Слушаю тебя, Генри!
– Здесь у меня в кабинете сидит один господин, с которым тебе следовало бы познакомиться получше, – продолжал Сампсон, понизив голос. – Он хочет видеть тебя, так что боюсь, тебе придется бросить все свои дела и мчаться сюда. Он… – Тут Сампсон вообще перешел на шепот. – Он – человек, с которым мне очень не хотелось бы поссориться. Вот так-то, Квин, старина.
Инспектор наморщил лоб.
– Я предполагаю, что этот господин – мистер Айвз-Поуп, – сказал он в трубку. – Он, видимо, гневается, что мы вчера вечером допросили его ненаглядную дочурку?
– Нет, не гневается, – ответил Сампсон. – Он действительно очень достойный человек, только… Очень прошу тебя, мистер К., будь с ним приветливее.
– Я специально надену белые перчатки, – хихикнул Старик. – И если это тебя успокоит, возьму с собой сына. Обыкновенно он у нас отвечает за связь с влиятельной общественностью.
– Ну, это было бы просто прекрасно, – с благодарностью сказал Сампсон.
Инспектор положил трубку и повернулся к Эллери.
– Бедняга Генри действительно попал как кур в ощип, – язвительно заметил он. – Но мне его трудно винить: все потому, что он вечно пытается быть со всеми в хороших отношениях. Старается поладить со всеми, а политики, пользуясь этим, все больше на него давят. Теперь у него в кабинете обитает этот Крез. Поехали, сын мой, нам предстоит познакомиться со знаменитым Франклином Айвз-Поупом. Эллери застонал.
– Если ты будешь продолжать в том же духе, тоже долго не протянешь, – сказал он отцу, но тут же вскочил и надел шляпу. – Ладно, поедем, ублажим этого капитана индустрии.
Квин усмехнулся и поглядел на Велье.
– Кстати, Томас, пока я не забыл! Мне бы хотелось, чтобы ты сегодня поразнюхал кое-что. Ты должен выяснить, почему Монти Фильд, у которого была процветающая адвокатская контора, который жил на широкую ногу, имел на своем личном счете всего шесть тысяч долларов. Что было тому причиной? Игра на бирже? На скачках? Я желаю знать точно. Может, ему пришлось оплачивать какой-нибудь вексель. Луин уже в конторе Фильда и сможет тебе помочь. И коли уж ты этим займешься, восстанови заодно – это может быть очень важно, Томас – картину вчерашнего дня Фильда во всех подробностях. Что он делал – прямо по минутам.
Старший и младший Квины направились к Сампсону. В прокуратуре все были заняты выше головы делами государственной важности, а потому появление какого-то полицейского инспектора в этом святилище не произвело ни на кого особого впечатления. Эллери сразу поскучнел, но его отец только улыбался. И вот, наконец, с недосягаемых высот, подобно громовержцу Зевсу, спустился прокурор собственной персоной, меча молнии в своих сотрудников за то, что они заставили ждать его дорогих гостей.
– Не кипятись, молодой человек! – сказал ему Квин, когда прокурор вел их к себе в кабинет, продолжая сетовать на бестолковость своего персонала. – Лучше скажи вот что: я достаточно прилично одет для встречи с этим финансовым королем?
Сампсон открыл им дверь. С порога оба Квина увидели человека, который, заложив руки за спину, глядел на улицу из окна, явно скучая. Когда прокурор закрыл дверь кабинета, он стремительно повернулся – просто поразительно для человека его комплекции.
Франклин Айвз-Поуп являл собой осколок былых времен, более здоровых в экономическом отношении. Он был могущественным, уверенным в себе магнатом того типа, который, подобно старому Корнелиусу Вандербильту, покорял Уолл-стрит не только своими капиталами, но и силой своей личности. У Айвз-Поупа были ясные серые глаза, седоватые стального цвета волосы, борода с проседью, сильное, еще сохранившее молодую гибкость тело. Вид его сразу же внушал уважение. Когда он стоял на фоне окна, один силуэт его производил впечатление. Так что Квинам сразу стало ясно – перед ними человек, который хорошо знает, чего хочет в жизни.
Сампсон как-то замялся и медлил с представлением. Финансист взял инициативу в свои руки и, не дожидаясь его, сказал приятным баритоном:
– Полагаю, что вы – Квин, охотник на человека. Я уже давно хотел познакомиться с вами, инспектор.
Он протянул большую, сильную руку, которую Квин с достоинством пожал.
– Излишне говорить, что у меня было аналогичное желание, мистер Айвз-Поуп, – сказал он с легкой улыбкой. – Я как-то раз попробовал рискнуть и вложить деньги в акции на Уолл-стрит. Как мне кажется, известная часть этих денег в результате перешла к вам. Это, сэр, мой сын Эллери – гордость семьи.
Статный банкир благосклонно поглядел на Эллери – сверху вниз. Потом пожал ему руку и сказал при этом:
– У вас замечательный отец, мальчик мой.
– Ну, слава богу! – с облегчением вздохнул прокурор, предлагая гостям садиться. – Рад, что все, наконец, устроилось. Вы даже представить себе не можете, мистер Айвз-Поуп, как я нервничал в ожидании этой встречи. Никогда не знаешь, что может выкинуть Квин, когда доходит до обмена любезностями. Меня бы ничуть не удивило, если бы он сразу же после взаимного приветствия надел на вас наручники!
Финансист от души захохотал и окончательно разрядил напряженность.
Прокурор сразу же перешел к делу.
– Мистер Айвз-Поуп пришел сюда, мистер К., чтобы персонально выяснить, что можно сделать в сложившейся ситуации для его дочери.
Квин понимающе кивнул. Сампсон повернулся к финансисту.
– Как я уже говорил вам, сэр, мы полностью доверяем в отношении этого дела инспектору Квину. И доверяли всегда. В общем и целом, он работает под контролем и надзором прокуратуры. Думаю, что в сложившихся обстоятельствах надо подчеркнуть данный момент еще раз.
– Это – разумная постановка дела, Сампсон, – кивая, сказал Айвз-Поуп. – И в собственном бизнесе я всегда работал, основываясь на том же принципе. Кроме того, после всего услышанного мною об инспекторе Квине я полагаю, что ваше доверие полностью оправдано.
– Иногда, – сказал серьезно Квин, – мне приходится делать вещи, которые мне совершенно не по душе. Говорю откровенно, некоторые из тех дел, которые я вчера вечером должен был сделать в соответствии со своим служебным долгом, оказались крайне неприятными. Я полагаю, мистер Айвз-Поуп, что ваша дочь несколько взволнована из-за нашей небольшой беседы вчера вечером.
Айвз-Поуп помолчал. Потом поднял голову и поглядел инспектору прямо в глаза.
– Видите ли, инспектор, – сказал он, – как вам, так и мне по роду деятельности приходится общаться с самыми разными людьми, порой – весьма странными. И вам, и мне уже доводилось решать такие проблемы, которые могли необычайно осложнить положение других. Полагаю, что это дает нам основание говорить напрямую. Да, моя дочь вчера была потрясена – «несколько взволнована» – просто не то слово. К несчастью, потрясена и ее мать, женщина и без того больная. Равно как и ее брат Стенфорд, мой сын, впрочем, не будем об этом… Франсес все рассказала мне вчера вечером, когда вернулась с друзьями домой. Я знаю свою дочь, инспектор, и готов дать руку на отсечение, что между ней и Фильдом не было совершенно никаких отношений.
– Мой дорогой господин, – спокойно сказал инспектор, – я ни в малейшей степени не обвиняю ее. Никто не знает лучше меня, какие странные вещи могут порой происходить в ходе полицейского расследования, а потому я старался учесть абсолютно все. Я только попросил ее опознать сумочку. После того, как она это сделала, я сказал, где эта сумочка была найдена. Естественно, я ждал объяснений. Но их не последовало… Вы же понимаете, мистер Айвз-Поуп, что я как полицейский был просто обязан – раз убит человек и при нем найдена женская сумочка – выяснить, кто владелица сумочки и какое она имеет отношение к преступлению.
Финансовый король забарабанил пальцами по подлокотнику кресла.
– Я понимаю вашу позицию, инспектор, – сказал он. – Тут не может быть никаких сомнений: вы действовали сообразно своему долгу. Ваш долг состоял и состоит в том, чтобы докопаться до истины. Говоря строго, того же самого от вас ожидаю и я. Если вы хотите знать мое сугубо личное мнение, то моя дочь стала жертвой обстоятельств. Но мне не хотелось бы брать на себя роль ее адвоката. Я достаточно доверяю вам и готов положиться на то суждение, которое вы вынесете, когда тщательно расследуете все дело.
Он сделал небольшую паузу.
– Инспектор Квин, а что вы скажете, если я приглашу вас завтра утром к себе домой, чтобы вы задали все интересующие вас вопросы? Я бы не решился так затруднять вас, если бы Франсес не чувствовала себя так плохо и ее мать не настаивала бы, чтобы она не покидала дома. Можно рассчитывать на это?
– Очень любезно с вашей стороны, мистер Айвз-Поуп, – с удовлетворением сказал Квин. – Мы непременно будем.
Финансист, казалось, еще не был готов закончить разговор. Он тяжело покачивался в кресле.
– Я всегда был человеком щепетильным, – сказал он. – У меня сейчас такое чувство, что меня могут обвинить в использовании своего общественного положения, чтобы добиться каких-то специальных привилегий. Поверьте, это не так. Потрясение, которое Франсес вчера вечером испытала от предпринятых вами действий, просто не позволило ей рассказать вам свою историю. Дома, в кругу своей семьи, она наверняка сможет дать исчерпывающие объяснения, которые смогут удовлетворить вас.
Он с минуту поколебался, а потом добавил совсем другим тоном:
– Ее жених тоже будет там, и, возможно, его присутствие будет ее успокаивать.
Судя по тону, каким это было сказано, банкир отнюдь не разделял этого мнения.
– Не могли бы мы тогда договориться с вами, скажем, на половину одиннадцатого? – спросил он инспектора.
– Это очень даже удобно, – кивнул Квин, – я бы только хотел знать, кто еще будет присутствовать при нашем разговоре.
– Я пойду навстречу вашим пожеланиям, инспектор, – ответил Айвз-Поуп. – Но пока предполагаю, что захочет присутствовать миссис Айвз-Поуп, и наверняка мистер Барри, мой будущий зять. Это было сказано сухо.
– Кроме того, может быть, еще несколько друзей Франсес из числа актеров. Вероятно, нас удостоит своим присутствием также мой сын Стэнфорд – чрезвычайно занятой молодой человек, знаете ли, – добавил финансист с легкой горечью.
Айвз-Поуп встал со вздохом со своего кресла. Эллери, инспектор и Сампсон тотчас же последовали его примеру.
– Думаю, что это все, инспектор, – сказал финансист немного менее удрученно. – Может, я еще могу быть чем-то полезным для вас?
– Нет, вы и так сделали более чем достаточно.
– Тогда позвольте откланяться.
Айвз-Поуп повернулся к Эллери и Сампсону.
– Если у вас найдется свободное время, Сампсон, я буду рад видеть у себя и вас тоже. Как думаете, сможете выбраться завтра утром?
Прокурор кивнул.
– А вы, мистер Квин, тоже будете? – спросил финансист Эллери. – Как я понимаю, вы на протяжении всего расследования помогаете вашему отцу. Мы были бы очень рады пригласить вас.
– Обязательно приду, – ответил Эллери. Айвз-Поуп откланялся. Дверь за ним закрылась.
– Ну, что ты думаешь по этому поводу, мистер К.? – спросил инспектора Сампсон, беспокойно покачиваясь в своем вертящемся кресле.
– Чрезвычайно интересный человек, – ответил инспектор. – Какая прямота и откровенность!
– О, да, – кивнул Сампсон. – Но… Знаешь, мистер К., перед тем как ты пришел, он попросил меня пока не делать все происходящее достоянием широкой общественности. Своего рода личная просьба, знаешь ли.
– А меня, выходит, он так и не решился попросить об этом? – сказал польщенный инспектор. – Что ж, это делает ему честь. Весьма достойно… Ну, Генри, я буду стараться изо всех сил сохранять конфиденциальность, но если окажется, что эта молодая дама серьезно замешана в этом деле, мне едва ли удастся уберечь ее от атак прессы.
– Ладно, ладно, мистер К.! От тебя этого и не требуется! – сказал Сампсон. – Проклятое мое горло!
Он вытащил из ящика письменного стола пульверизатор и с отвращением принялся что-то прыскать себе на гланды.
– Если я не ошибаюсь, Айвз-Поуп недавно пожертвовал химическому научно-исследовательскому обществу сто тысяч долларов? – вдруг спросил Сампсона Эллери.
– Кажется, припоминаю что-то такое, – сказал Сампсон, полоская горло. – А что?
Эллери что-то пробормотал в объяснение, но из-за шипения пульверизатора Сампсона ничего не было слышно. Квин, задумчиво поглядев на сына, покачал головой, посмотрел на часы и сказал:
– Ну, сын мой, пришло время обедать. Как, Генри, ты не желаешь с нами перекусить?
Сампсон улыбнулся улыбкой мученика.
– У меня, правда, по горло работы, но даже прокуроры время от времени должны есть, – сказал он. – Я пойду с вами при одном условии: если вы позволите мне пригласить вас и заплатить по счету. Я ведь у вас в некотором долгу.
Пока Эллери и Сампсон надевали пальто, Квин успел позвонить по телефону.
– Мистер Морган?.. А, приветствую вас, Морган. У вас не найдется сегодня после обеда времени для небольшой беседы?.. Ладно. В половине третьего мне подойдет. До встречи.
– Учись! – сказал инспектор сыну, положив трубку. – Ничто не ценится так дорого, как вежливость, Эллери. Тебе следует взять это на заметку!
Ровно в половине третьего инспектор и Эллери вошли в тихую адвокатскую контору Бенджамина Моргана. Сразу бросалось в глаза, насколько она отличалась от роскошно обставленной огромной конторы Фильда. Здесь не было ровно ничего лишнего: все благородно, но по-деловому просто. В кабинет их проводила улыбающаяся юная дама. Морган сдержанно поздоровался с ними и, когда они сели, предложил сигары.
– Нет, спасибо, я уж лучше останусь при своем нюхательном табаке, – со всей приветливостью сказал инспектор, а Эллери, которого отец представил Моргану, закурил сигарету и принялся пускать колечки.
Морган запалил сигару. Руки его дрожали.
– Я полагаю, вы пришли, чтобы продолжить наш разговор, который состоялся вчера вечером, инспектор? – спросил он.
Квин с наслаждением чихнул, снова убрал в карман свою табакерку и откинулся на спинку своего кресла.
– Видите ли, Морган, старина, – сказал он прямо. – Вчера вы не были вполне откровенны со мной.
– Что вы хотите этим сказать? – нервно спросил Морган.
– Вот вы вчера вечером говорили мне, – задумчиво проговорил инспектор, – да, говорили, что дела у вас в конторе с Фильдом шли просто прекрасно, что отношения у вас были, в общем, приятельскими, хотя вы и расстались два года назад. Говорили вы такое?
– Говорил, – кивнул Морган.
– Чем же тогда объяснить, дорогой мой, – спросил Квин, – маленький эпизод в клубе «Уэбстер»? Я бы никак не стал считать приятельскими отношения партнеров, если один из них угрожает убить другого.
Морган некоторое время сидел молча, а Квин терпеливо ждал, не сводя с него глаз, Эллери вздохнул. Морган поднял взгляд и взволнованно заговорил:
– Весьма сожалею о своей неискренности, инспектор. Но я и думать не мог, что кто-то может вспомнить про мою угрозу.., да, все это правда. Как-то раз мы с Фильдом, по его предложению, пошли отобедать в клуб «Уэбстер». Что до меня, то я предпочел бы вообще не общаться с ним по внеслужебным делам. Но он сказал, что во время этого обеда мы должны будем обсудить некоторые последние детали, касающиеся нашей совместной работы, прежде чем расстаться. У меня, естественно, не было выбора… Вероятно, он просто довел меня до белого каления. Я действительно грозил его убить, но это… Знаете, чего не скажешь в пылу ссоры. Я забыл о своих угрозах и про всю эту историю, не прошло и недели.
Инспектор понимающе кивнул.
– Да, такие вещи порой случаются в жизни. Но… Под взглядом инспектора Морган облизнул пересохшие губы.
– Если один человек грозит убить другого, даже и не всерьез, значит, в их отношениях что-то сильно не ладится. Давайте, выкладывайте все начистоту. Что вы пытаетесь от меня скрыть?
Морган весь сжался. Губы его стали пепельно-серыми. Он, как бы в поисках жалости, смотрел то на Эллери, то на инспектора. Но их взгляды были неумолимы. Эллери, взиравший на Моргана, словно исследователь – на подопытного кролика, первым нарушил молчание.
– Мой дорогой Морган, – сказал он холодно. – У Фильда на руках, видимо, был какой-то козырь против вас, и он намеревался использовать его в подходящий момент. Яснее ясного!
– Отчасти вы угадали, мистер Квин. Я стал одним из самых несчастных людей на свете. И все – этот дьявол Фильд. Кто бы его ни убил, он достоин за это награды за заслуги перед человечеством, Фильд был сущий монстр. Бездушное чудовище. Я даже выразить не могу, насколько счастлив, – да, да, счастлив! – что он убит.
– Успокойтесь, Морган, – сказал Квин-старший. – Даже если наш общий друг, судя по всему, что я услышал, кажется порядочной вонючкой, ваши замечания могут дойти до ушей человека, менее понимающего. И что тогда?
– Это – целая история, – негромко проговорил Морган, не отрывая глаз от письменного стола. – Конечно, история не слишком красивая… Когда я был еще совсем молодым студентом в колледже, я связался с одной девушкой – официанткой в студенческом кафе. Она была вовсе не плохим человеком, только оказалась чересчур слабой по натуре, а я, кажется, слишком много себе позволил тогда. Как бы то ни было, мы сошлись, и она забеременела. Думаю, вам известно, что я происхожу из семьи, где весьма строгие нравы. А если еще не известно, то вы скоро выясните, когда будете расследовать дело. Семья моя связывала со мной очень большие надежды. У родителей были большие амбиции. Они надеялись, что я достигну высот в обществе. Короче говоря, я никак не мог жениться на этой девушке и ввести ее в дом своего отца. Я повел себя довольно низко…
Он замолчал.
– ..Но это произошло один-единственный раз, и вот я теперь расплачиваюсь всю жизнь. Я… Я всегда ее любил. Она оказалась достаточно разумной, чтобы согласиться на те условия, которые я ей предложил. Я стал платить ей деньги на содержание ребенка, благо, что отец был щедр и присылал мне достаточно. Никто – ни один человек во всем мире, кроме ее овдовевшей матери, милой старой женщины, ничего не знал об этой истории. Могу поклясться! И все же…
Он сжал кулаки, вздохнул и продолжал:
– В конце концов я женился на девушке, которую нашли для меня мои родители.
В комнате опять повисло тягостное молчание. Морган откашлялся и продолжал:
– Это был брак по расчету, – ни больше и ни меньше. Она происходила из древней аристократической семьи, а у меня были деньги. Жили мы достаточно счастливо… Потом я встретил Фильда. Будь проклят тот день, когда я согласился сотрудничать с ним. Но мои собственные дела шли не так, как следовало бы, а Фильд был адвокатом напористым и опытным.
Инспектор взял понюшку табаку.
– Поначалу все шло гладко, – тихо продолжал рассказывать Морган. – Но у меня снова и снова стали появляться подозрения, что мой деловой партнер – вовсе не тот человек, каким он мне казался. Весьма темные клиенты – поверьте, действительно темные личности! – стали приходить к нему в кабинет после окончания рабочего дня. Когда я спрашивал про них, он уходил от ответа. Что-то было неладно. Кончилось тем, что я решил – моя собственная репутация пострадает, если я и дальше буду связан с этим человеком. Я завел речь о закрытии нашей совместной конторы. Фильд резко воспротивился, но я упорствовал, и в конце концов он был вынужден согласиться. Мы расстались.
Эллери с отсутствующим видом постукивал пальцами по набалдашнику своей прогулочной трости.
– А потом – это происшествие в клубе. Он настоял, чтобы мы пообедали вместе, чтобы уладить последние мелкие вопросы. Но, конечно, не это было настоящей причиной. Думаю, вы уже догадываетесь… Этаким дружеским тоном он начал говорить мне просто чудовищные вещи. Сказал, что знает, что я посылаю деньги на содержание моего внебрачного ребенка. Сказал, что у него есть несколько моих писем, чтобы доказать это документально, и квитанции переводов с указанием сумм… При всем при том он набрался наглости признаться, что просто украл их у меня. Конечно, я уже много лет и не заглядывал туда, где они хранились… А потом вежливо заявил, что намерен получить с меня деньги, если я хочу, чтобы все осталось в секрете.
– Шантаж! – воскликнул Эллери.
– Да, самый настоящий шантаж, – с горечью сказал Морган. – Именно! Он в деталях расписал, что произойдет, если эта история всплывет на поверхность. О, Фильд был законченный негодяй! Я живо представил себе, как все мое общественное положение, завоеванное с таким трудом, на протяжении многих лет, вдруг разом, в одночасье будет утрачено. Моя жена, ее семья, мои родители, весь круг знакомых… Я просто оказался бы по уши в грязи. А что касается бизнеса, то тут много не надо, чтобы самые ценные клиенты ушли к другим адвокатам. Я оказался в западне. Я это понимал, и он понимал тоже.
– И сколько же он потребовал, Морган? – спросил Квин.
– Более чем достаточно! Он запросил пятьдесят тысяч долларов – только за то, что будет молчать. Причем у меня не было никакой уверенности, что дело этим кончится. Я сидел на крючке, и сидел крепко! Ведь посудите сами – тут не какая-то пошлая история, которую можно еще простить. Я материально поддерживал бедную женщину и своего сына на протяжении многих лет и продолжаю это делать по сей день. И буду поддерживать всегда.
Он уставился на свои ногти и некоторое время сосредоточенно разглядывал их.
– Деньги я ему заплатил, – мрачно сказал он наконец. – Пришлось ограничить себя кое в чем, но – заплатил. Однако скандал все-таки тогда устроил. Просто вышел из себя в клубе. Ну, а остальное вы знаете.
– И он все это время шантажировал вас, Морган? – спросил инспектор.
– Да, сэр. Два года подряд. Этот человек был просто ненасытен, вот что я вам скажу! Я по сей день не могу этого понять. За свою адвокатскую деятельность он должен был получать огромные гонорары, и тем не менее, кажется, всегда был на мели. Всегда нуждался в деньгах. И деньги ему нужны были немалые! Я никогда не платил ему за один раз меньше десяти тысяч долларов.
Квин-старший и Эллери переглянулись.
Квин сказал:
– Ну, Морган, вы рассказали нам хорошенькую историю. Чем больше я слышу о Фильде, тем меньше у меня желания сажать в кутузку парня, который отправил его на тот свет. И тем не менее – судя по тому, что вы нам поведали, ваши вчерашние показания явно ложны. Ведь вы сказали, что уже два года не видели Фильда. Когда вы видели его в последний раз?