Кук Глен Чарльз. Рейд

   – Командир, я зарегистрировал телеметрический сигнал Хеслера, – говорит Тродаал. – Он в девятнадцати километрах от нас, прямо за спиной Манолакоса и Киндера.
   – Командир, истребитель запускает ракеты, – говорит Рыболов. – Две пары.
   – Пора. Канцонери!
   Оружейный отсек засек ракеты, но остановить их не может. Они подходят в гипере и перейдут в норму в самую последнюю секунду. Клаймер берет маневром, но мы не способны на маневр. Мы и не линкор. Мы не несем перехватчиков. Единственное, что может сейчас сделать командир, – клайминг.
   Пиньяц приказывает снова разрядить аккумуляторы. Он делает это от собственного имени. Командир неодобрения не выражает.
   – Тродаал, перейдите в диапазон двадцать один и направьте плотный луч на этот корабль, – говорит командир. – Приготовиться к клаймингу, мистер Уэстхауз. Мистер Вейрес, у вас там кто-нибудь добрался до шлюза?
   – Нет, сэр.
   По кораблю прокатывается гул голосов. Люди переводят задержанное дыхание. Ситуация напряженнее, чем я подозревал. Можно подумать, будто командир собирается сообщить джентльменам из той фирмы, что ему приходится оставлять людей за бортом.
   Здесь нет ни правил, ни соглашений, но в подобных редких случаях джентльмены из той фирмы обычно откликаются на сигнал о спасении – если слышат его сквозь собственные переговоры. Они даже настолько любезны, что передают по радио имена пленников.
   Мы далеко не всегда ведем себя так вежливо.
   – Холтснайдер, вы где?
   – Приближаюсь к шлюзу. Осталось пять метров. Со мной Киндер и Манолакос.
   – Черт бы его…
   – Что такое? – спрашивает Киндер. До сих пор он держался хорошо, теперь паника исказила тон его голоса. Манолакос снова заходится в крике.
   – Командир, время кончается, – говорит Канцонери. – Если мы не смотаемся, от огня нам не уйти.
   – Мистер Вейрес, втаскивайте их!
   У Уэстхауза силы духа больше, чем кажется возможным. Он откладывает клайминг до последней миллисекунды. Школьный учитель!
   И все-таки мы остаемся без Холтснайдера, моториста, Киндера, Манолакоса и без Хеслера.
   Стены скрывает туман.
   – Ох, гадство, – слышится вздох Вейреса. – Вижу Холтснайдера… Он пытался повернуть колесо… Исчез. Похоже, что упал.
   Он падает вместе с Гентманом, Киндером и Манолакосом туда, где рвутся огненные шары. Корабль дергается, дрожит, ощутимо нагревается. Они стреляют точно.
   Вокруг меня бледные лица. Четверо добрались до конца. Хеслер, возможно, оказался удачливее.
   – Как думаешь, они сочтут нас покойниками? – спрашивает Уэстхауз.
   – Органика в спектре есть, – отвечает Яневич. – Но металлов мало.
   – Программу ухода, мистер Уэстаауз! – рявкает командир. – Поднять корабль до пятидесяти Гэв!
   Его голос не выдает ничего, кроме полного самообладания. Он стал компьютером для выживания, с единственной задачей – вытащить нас всех.
   Восковое лицо. Дрожь в руках. Он боится встречаться со мной глазами. Никогда раньше он не терял людей.
   – Старый это трюк – ждать до последней секунды, – говорит Яневич бесцветным голосом, лишь бы чем-нибудь себя занять. – На это их больше не купишь.
   – Я не собирался никого покупать, Стив. Я пытался спасти четырех человек.
   Уэстхауз тоже сильно потрясен.
   Клаймер снова встает на дыбы. И снова. Шарики-затычки носятся по воздуху. На голову сыпется всякий хлам. Система искусственной гравитации на секунду сходит с ума.
   – Черт возьми, – говорит кто-то, – а они почти нащупали. Чертовски близко.
   – Понимаешь, что я имею в виду? Это сказал Яневич, а вот кому – непонятно. Может быть, командиру.
   Старик не из тех, кто станет отказываться от тактики лишь потому, что она не нова. И не из тех, кто не станет выгодно использовать неизбежную потерю четырех человек. Он будет пробовать все, ведь все может сработать, а плакать он будет потом. В сложившейся ситуации он принимает решение сидеть тихо и надеяться, что истребитель посчитает нас погибшими.
   Первый ход в этой длинной партии.
   Снова клаймер ходит ходуном. Освещение мигает.
   – Вот поганый охотник, – ворчит кто-то. – Держит наши координаты.
   Итак, начинается. Бегство после «Левиафана» было куда как проще.
   У меня четкое ощущение, что будет еще похлеще.
   Должно быть, морда у меня угрюмая. Глядя на нее, Яневич слабо улыбается.
   – Подожди, пока вся семья явится на пир. Тогда видно будет, кто настоящий мужчина, а кто молокосос.
   Хихикает ядовито, но натужно. Не меньше моего перетрусил.
   Такого рода действия – неотъемлемая часть каждого полета клаймера. Можно бы счесть, что ветераны уже должны к ним привыкнуть. Это не так. Даже Старик несколько напряжен.
   По нам продолжают лупить молотком.
   Тактическая инициатива теперь на стороне командира истребителя. Он будет расставлять своих бесчисленных братьев по всей сфере, окружающей нашу расчетную область клайминга. Их замысел – настигнуть нас во время сброса тепла, вынуждая к клаймингу, пока мы еще не остыли. Таким образом, сфера патрулирования будет постепенно стягиваться, увеличивая плотность надзора. А нам все сложнее будет сбрасывать тепло.
   И так раз за разом, пока командир не встанет перед выбором: выйти из клайминга или свариться.
   Когда им не удастся достаточно туго затянуть петлю, они постараются заставить нас истратить весь АВ. Это требует терпения. А терпения у них, к сожалению, с запасом.
   – Похоже, что праздник подошел к концу, – говорю я Яневичу.
   – Точно. Сука Танниан. Прям позарез нужен был этот Ратгебер.
   – Оружейный, приготовиться, – отдает указание командир. – Аккумуляторы на зарядку.
   – Что за чертовщина? – Даже Яневич озадачен. – Мы только чуть разогрелись.
   – Джангхауз, Берберян, мне немедленно нужен курс этого истребителя, расстояние до него и скорость. Вниз, мистер Уэстхауз.
   Стенки твердеют.
   Несколько секунд мы проводим в огне рыщущих лучей лазеров – стряхиваем избыток тепла.
   – Переходим в гипер!
   Истребитель стремительно приближается. Пиньяц, чтобы руки были заняты, разрядил в него пушку.
   – Четыре ракеты, командир, – докладывает Берберян. И добавляет цифры, затребованные командиром перед выходом из клайминга.
   – Где охотник?
   – Глубоко в космосе в норме, командир.
   – Хорошо. Может быть, подбирает Хеслера. Будет занят некоторое время. Что-нибудь еще?
   – Больше ничего, командир.
   – Очень хорошо, мистер Уэстхауз. Поднимаемся! Двадцать пять Гэв! Оружейный, эксплуатационный отсеки, направить все тепло в батареи! Канцонери, посмотрите, хватит ли у вас данных для прогноза поведения истребителя.
   – Курс и скорость, командир. Хотите угадать, куда и насколько он повернет?
   На мгновение Старик вперяет взор в бесконечность.
   – Рассчитывай по стандарту. Похоже, что он придерживается стандартной процедуры. Уэстхауз, когда получите данные, садимся ему на хвост. Как только Пиньяц подзарядит аккумуляторы.
   – Сэр?
   – Будем его подманивать. Он уже двенадцати ракет лишился.
   Клаймер трясется. Неустрашимый воем высказывает свои соображения откуда-то из-за дальнего угла.
   – А всего у него их двадцать.
   Да он что, заразился танниановским стратегическим идиотизмом? Если он будет и дальше поднимать пыль, то вокруг соберется толпа.
   – Либо двадцать четыре, – бубнит Пиньяц по включенному интеркому, – либо двадцать восемь, в зависимости от системы вооружения. Что за моча стукнула Старику в голову? Они нас одной артиллерией без ракет задавят.
   – Мистер Пиньяц!
   Интонация командира ощетинилась ледышками.
   Не будем считать ракеты, покуда они все не выпущены. Сколько бы их ни было, используются они с умом, а мне это не по нутру, у меня от этого желудок вокруг горла ходит. Драпать надо, а не вытанцовывать.
   Но у руля – командир. Его работа – и его, возможно, проклятие – принимать решения.
   – Готово, командир, – говорит Уэстхауз.
   – Опускаемся!
   Мы выходим близко к истребителю, почти в его слепой зоне, и это создает практически невероятное положение для стрельбы.
   – Отсутствие воображения, – говорит командир почти про себя. – Огонь!
   Артиллеристы лучевых орудий разряжают аккумуляторы.
   Командир противника успевает перескочить в гипер, и нам удается лишь пощекотать ему хвост. Он приветствует нас очередным веером ракет.
   Сквозь говор Рыболова, Роуза, Берберяна, Уэстхауза и прочих слышится фраза командира:
   – Это даст ему пищу для раздумий.
   Ага. Я понимаю его замысел. Маленькая собачка превращается в крупного пса. Может быть, они занервничают и сделают ошибку, которая даст нам возможность удрать.
 
   Танец с охотником длится час. Мы его запутали. В клайминге мы провели не более пяти минут. Способность исчезать дает нам некоторое преимущество в маневренности. Охотник потерял нашу точку Хоукинга. Мы появляемся неожиданно и успеваем уклоняться от ракет.
   Охотник больше не стал зря бросаться ракетами. На очереди дуэль на лазерных пучках.
   – Есть! – кричит Пиньяц, ликуя и не веря своим глазам. – На этот раз мы ему влепили!
   Это уже второй победный вопль. Игра в слепня оправдала себя, пока ведется один на один.
   – Переходит в гипер, – говорит Джангхауз. – Не на всей тяге. В следах двигателей вроде бы аномалии.
   – Трус, – смеется командир.
   В этом раунде он вышел победителем. Сейчас они находятся в гипере, где мы не можем их ничем достать, кроме ракеты. От ракеты они, несомненно, могут увернуться или перехватить. Клаймеры успешно охотятся лишь тогда, когда, выскакивая из ниоткуда, пускают ракету, не давая противнику времени на реакцию.
   От маленького триумфа поднимается настроение. Мы их обставили. Но за хорошим настроением – тревога по поводу братьев истребителя. Они скоро начнут строить свою сферу вокруг нашего предполагаемого местонахождения.
   – Командир, охотник пошел вперед.
   – Ага! Здесь становится тесновато.
   – Пустил ракету, командир!
   – Клайминг, Уэстхауз! Срочный клайминг!
   Клаймер болтает из стороны в сторону, как в челюстях гигантской гончей. Каков выстрел! Точно в нашу точку Хоукинга. Если бы не ремни безопасности, я бы вылетел из кресла.
   Одна ракета. Это все, что есть у охотника. Больше ему ударить нечем. Будем надеяться, что успеем удрать раньше, чем они намертво определят нашу точку Хоукинга. Хватит ему нас гонять.
   Я вижу отражение своего лица на погасшем экране. Улыбаюсь, как слабоумный.
   – Выходим из клайминга, мистер Уэстхауз. Джангхауз, что с истребителем?
   Проходят секунды.
   – Все еще без тяги, командир, – отвечает Рыболов. – Аномалии в следах двигателей сильнее.
   – Прекрасно. Ну как, по вашему мнению, старший помощник? Испортили мы им генераторы?
   – Возможно, командир.
   – Не такая уж мы легкая добыча, верно? Сделайте заход на запуск ракеты, мистер Уэстхауз.
   Мы делаем заход, подходя сзади, но Старик не дает приказа на запуск. Истребитель виляет из стороны в сторону, но так ему не уйти. Ответного огня не ведет. Кончились ракеты. Изрядно поврежден. Вот кто легкая добыча.
   – Уходим отсюда, мистер Уэстхауз.
   И это победа, командир? Просто дать им понять, что могли бы их прикончить?
   Он останавливается на проходе у меня за спиной.
   – Это за Хеслера. Они поймут.
   Пиньяц до сих пор на связи, слышно, как артиллеристы бурчат об упущенной возможности отомстить за сержанта. Старик хмурится, но молчит. У них, наверное, выключатель повредился.
   – Давайте теперь в сторону вон той звезды, мистер Уэстхауз.
   Все время боя в промежутках между маневрами командир с астрогатором пожирали глазами какое-то солнце с некоторым не вполне здоровым вожделением. Зачем нам туда, где масса солнечной системы усложнит план бегства?
   Очередной раз не могу понять, что, черт побери, происходит.
   До звезды одиннадцать часов полета. В клайминге. И температура повышается с каждой минутой. Никто слова не проронит всю дорогу, все по очереди спят на постах. Пиньяцу с Вейресом вздремнуть удалось мало. Им досталась адская работа – распределять между членами экипажа обязанности погибших.
   Мне тоже кое-что досталось из мешка Пиньяца, хотя я предпочел бы остаться в операционном. Главное происходит там. Я получил пост у панели ракетчика, а обученный лучевому оружию ракетчик пошел заменять Холтснайдера. Восполнить недостаток рабочих рук для работы с ракетами будет нетрудно, потому что исправен всего один пусковой бункер. На первый и четвертый можно плюнуть.
   Вейрес удобрил свои поля Дикерайдом и Фоссбринком из эксплуатационного. Обойдется Бредли без Фосса.
   Уэстхауз еще раз демонстрирует, какой он классный астрогатор. Мы выходим из клайминга так близко к звезде, что она кажется широкой огненной плоскостью без заметной кривизны горизонта. А скорость он выдержал так, что для выхода на устойчивую орбиту требуются минимальные угловые поправки.
   Как ему удается вытворять такое на компьютере, по сложности ненамного превосходящем счеты?
   Нейтринный грохот звезды должен замаскировать эмиссию клаймера и сбить с толку все радары, кроме наиболее близких и мощных. Мне говорят, что еще более эффективно – орбита возле черной дыры или вылет из ее гравитационного поля.
   – Сброс тепла!
   Вблизи столь мощной термоядерной печи это будет медленно. Тайфуны энергии бушуют вокруг нашего черного корпуса.
   – Палите по звезде, – говорит своим артиллеристам Пиньяц. – Нам не нужно, чтобы они заметили вспышки наших пучков.
   И в самом деле медленно. Через какое-то время я спрашиваю Пиньяца:
   – Не во вред ли конвертерам беспрерывная стрельба?
   – Отчасти. Хотя более вероятны повреждения в самих пушках.
   Еще одна ситуация в череде тех, что мне не нравятся.
   – Сколько пройдет времени, пока та фирма догадается, куда мы делись?
   – В скором времени они начнут осматривать звезды, – не скрывает Пиньяц. – Уловка не нова. На самом деле – одна из любимых у Старика. Однажды мы всю дорогу домой пропрыгали от звезды к звезде. Он перепрыгнет к следующей, как только Уэстхауз закончит свои расчеты.
   – Где ты служил до клаймеров? – пытаюсь я извлечь пользу из порыва разговорчивости.
   Пиньяц смотрит на меня странным взглядом и делает непроницаемое лицо. То же самообладание, что у командира, и еще меньшая склонность к откровенности.
   До следующей звезды восемь часов полета. Люди снова дремлют на постах. Уэстхауз опять выходит на такую же классную орбиту. Кажется, у нас получается. Командир заставит противника увеличить сферу поиска. Теперь ее трудно достоверно контролировать. Появившись в операционном отсеке, я какую-то такую догадку высказываю Яневичу.
   Он поднимает бровь, насмешливо улыбается.
   – Степень твоей осведомленности налицо. Эти ребята – профи. Они знают, кто мы такие. Знают командира. Знают, сколько топлива мы можем нести. – Он кивает. – Да, у нас неплохие шансы. Чертовски хорошие шансы, поскольку нет Ратгебера. Самые опасные места позади.
   А я не вижу ничего такого страшного. Уже двенадцать часов нет контакта.
   Экипаж особенной пользы из этих часов не извлек. Все они на грани полного истощения. Людям надо отдохнуть, по-настоящему расслабиться, надо похоронить призраки тех, кто остался позади…
   Кое-кто из ветеранов странно на меня смотрит. Надеюсь, меня не сочтут Ионой… Не уговаривай себя, лейтенант. Не остались бы в живых те люди, если бы ты не протолкался на борт? Не был бы сейчас в патруле джонсоновский клаймер?
   От таких мыслей можно рехнуться.

Глава 9
Погоня

   Мы все ближе и ближе к рекорду длительности полета. Яневич говорит, что до сих пор самым долгим был полет около девяноста дней, точно он не помнит. Память вообще выкидывает странные штуки. Адаптируется к требованиям службы на клаймере. Вот, например, погибшие – никак не могу вспомнить лиц.
   Ни одного из них толком не знал, кроме Холтснайдера, да и того не настолько хорошо, как мне хотелось бы. Могу составить список формальных физических характеристик, но лица не вспомню. Чтобы горевать, необходимо делать над собой усилие.
   Недостаток чувств становится общим свойством. Мы под прессом ситуации.
   Для нас нашлась необитаемая звезда-укрытие. Кругом планеты, их спутники и полный набор астероидных осколков. Чтобы спрятаться, лучше места не найти. И оппонентам не найти лучше места, чтобы установить простенькие космические зонды пассивного наблюдения, обнаруживаемые не легче наших маяков.
   Чувство вины за то, что я мало переживаю за погибших, для меня не ново. Нечто подобное со мной происходит на всех похоронах. Видимо, это последствия социализации. Но мне просто не больно.
   И горе с гневом, когда девчонки Джонсон сели на лошадь Гекаты, тоже недолго длилось. Наверное, им просто не нашлось места в этом карманном мирке.
   Пиньяц перевел меня на гамма-лазер. При правильном ведении цели эта пушка пробьет любые защитные поля. Ненадежность этого оружия – притча во языцех, и наша пушка не исключение. Она уже несколько недель барахлит.
   Первые симптомы появились в виде еле различимых аномалий в показаниях расхода мощности. Изменялась входная мощность при постоянной мощности на выходе. Кривая мощности на входе лезла вверх, а это значило, что все больше энергии уходит в паразитные спектры.
   От этого пушка не превращалась в генератор тепла, но будущее ее как оружия оказывалось под большим вопросом.
   И это лишь одна из кучи проблем, в которых тонет корабль. Плесень, с которой не справиться. Зловоние, проникшее, кажется, даже в металл. Изнашивается все сильнее одна система за другой. В большинстве случаев нам придется их форсировать. Запчастей у нас с собой мало, и на маяках тоже не все есть. Основное освещение постепенно тускнеет. Все больше и больше времени экипаж тратит на ремонтные работы.
   И запасы продовольствия начинают иссякать.
   Жутко наблюдать, как вокруг тебя разваливается корабль.
   Еще страшнее наблюдать разложение команды. Наша определенно катится вниз. Идиотская практика бесконечного перешвыривания людей с корабля на корабль приносит свои плоды. У них нет того командного духа, что дает лишнюю крупицу стойкости.
   А именно это критично в тот момент, когда повисаешь на самом краю пропасти и едва-едва держишься.
 
   – Мистер Пиньяц, – говорю я, – у меня неприятности. Выходная мощность скачет.
   Пиньяц угрюмо изучает показания приборов.
   – Вот гадство! Еще повезло, что она так долго продержалась. – Он звонит в операционный отсек. – Командир, в газовых картриджах гамма-лазера сильные перепады давления.
   – Насколько сильные?
   – Больше десяти минут не проработает.
   – С тех пор как я здесь, – обращается он ко мне, – не устаю твердить, что нужны лазеры на кристаллических кассетах. И что? Они слушали меня? Шиш. Они сказали, что кристаллы быстро выгорают, и нечего тратить объем-массу на запасные.
   – Подождите, мистер Пиньяц, я сделаю кой-какие расчеты.
   – Жду, командир.
   – Неужели нет запасных картриджей? – спрашиваю я. – На бомбардах мы их меняли в пять минут. Щелк-щелк – и все.
   Пиньяц качает головой.
   – У нас на клаймерах не так. Добраться до картриджей можно только снаружи. А главный довод командования – что мы никогда не участвуем в столь длительных операциях, чтобы брать с собой запасные.
   – Но в этой межзвездной операции…
   Он пожимает плечами:
   – Теперь-то что поделаешь?
   Командир заявляет:
   – Мистер Пиньяц, можете им пользоваться, но лишь когда это понадобится мистеру Бредли для поддержания внутренней температуры.
   – Больше нагрузки на остальные, – хмыкает Пиньяц.
   Одним ухом я слушаю, как командир обсуждает это с Яневичем. Мои наушники позволяют влезть в личные дела каждого.
   Командир с Яневичем решают, что мое оружие сдохло и что нужно уводить корабль в укрытие попрохладнее. Меня устраивает. Иметь под ногами весь этот не спадающий яростный поток энергии – это бодрости не придает.
   Уэстхауз рассчитывает переход на поверхность маленькой луны. Там гравитация не создаст ненужных напряжений в конструкциях корабля.
   Вейрес тоже подслушал разговор по интеркому. И вычислил последствия.
   – Командир, говорит инженер. Разрешите напомнить, что у нас АВ-топливо на исходе.
   – Разрешаю, лейтенант. Но можете быть уверены, что я об этом не забыл и принял во внимание.
   В его голосе слышится нотка сарказма. Вейреса он не любит.
   По моим предположениям, у нас осталось топлива максимум на тридцать часов клайминга. Этого едва-едва хватит, если нам не повезет с перепрыгиванием между звездами.
   Преследуют ли они нас до сих пор? Уже много времени прошло после налета. И после контакта. Может быть, они справились с эмоциями и отправились эскортировать свой конвой?
   Что происходит на белом свете? Мы ничего не знаем, связи с маяком не имели. Самая крупная операция войны… Из-за отсутствия новостей у меня такое чувство, будто перерезана последняя нить к дому.
   Дал ли наш налет необходимый перевес волкам Танниана? Удалось им вызвать панику у транспортов? Если конвой удалось рассеять, транспорты не защитить никаким количеством новых боевых кораблей. Клаймеры перебьют неповоротливые грузовые корабли практически безнаказанно. Некоторые смогут спастись просто потому, что у наших не хватит времени на всех.
   Так. Если конвой рассеяли, господа из той фирмы могут счесть своим долгом поймать тех, кто в этом больше всех виноват. И они знают этот корабль давно. За ним долгий кровавый список. Мысль, что он выживет после всего, что сделал, может показаться им невыносимой.
   Я пойман в ловушку порочного круга мыслей, куда люди попадают, когда им нечего делать, а по следу идет невидимый и неопределенный противник. Хочется визжать. Я хочу требовать определенности. В такой обстановке любые, даже плохие новости лучше, чем ничего. Лишь бы знать хоть что-нибудь наверняка.
   У Вейреса и командира в процессе расчета перелета к новому укрытию происходит жаркая баталия на тему об уровне АВ-топлива. В конце концов командир вопреки собственному мнению решает, что перелет пройдет без клайминга.
   – Черт побери! – взрывается Пиньяц, когда выходит из строя лампа над его постом. – Чертово мусорное барахло из Внешних Миров!
   Он принимается поносить службу контроля качества на Ханаане, настаивая, что с изделиями Старой Земли ничего подобного случиться не могло бы. Он свиреп и желчен. Его подчиненные вжимают головы в плечи и терпеливо пережидают бурю.
   В его словах есть доля правды, хотя про производителей со Старой Земли – это перегиб. Человечество, похоже, никогда не сможет преодолеть собственную природу. Работать по минимуму, лишь бы прошло.
   При одной пушке, отказавшей наглухо, и с остальными, которые тоже рассыпаются, резко ограничивается возможность сброса тепла. Если погоня нас прижмет, на одни радиаторы рассчитывать нельзя.
 
   Гигантский маятник. Туда-сюда, туда-сюда, как на качелях. Стоит только блеснуть надежде, сразу поднимает голову еще какая-то гадость. Завязли, как в трясину юрского периода.
   А иногда все идет от плохого к худшему, не давая вообще никакого повода для оптимизма.
   Командир был прав, а Вейрес ошибся. Надо было делать перелет в клайминге, и черт с ним, с АВ.
   Мы пали жертвой новой системы тактической разведки. Конкуренты рассеяли возле звезд крошечные космические станции, оборудованные инстелом, для отлова таких, как мы, прыгунов от солнца к солнцу. Стоит такой станции засечь тахионный хвост клаймера, она тут же посылает сигнал.
   Акулы, бесцельно бродившие вокруг, повернули носы на запах крови.
   Первым их след ловит Рыболов.
   – Командир, – докладывает он, – у меня тут что-то странное. Миллисекундный след.
   – Воспроизведи-ка! Старший помощник, ваше мнение?
   – Никогда в жизни не видел ничего подобного.
   – Джангхауз, вы эксперт.
   – Прошу прощения, сэр. Я не знаю. На курсах мы такого не проходили. Может быть, естественный источник?..
   Существуют естественные излучатели тахионов. Известно, что такими свойствами обладают некоторые дыры Хоукинга. Они генерируют их точно так же, как пульсар – свое излучение.
   – Может, у писателя спросим? – предлагает Яневич.
   – Не имеет смысла. Нам необходимо знать одно – корабль это или нет.
   – Может, это клаймер? Чем-то похоже.
   – Никого не может быть так близко. Не спускайте с него глаз, Джангхауз.
   В блаженстве неведения мы плавно опускаемся в мягкую пыль на дне лунного кратера, снижаем мощность до минимума и собираемся притвориться мертвыми. Рано или поздно джентльмены из тон фирмы погонятся за более живой дичью. Если еще не погнались.
 
   – Старина Масгрейв, – говорит командир, – делал нечто подобное, когда летал на «Восьмом шаре».
   – Да?
   Кофе кончился. Даже эрзац. Теперь мы фехтуем словами над стаканами с соком.
   Несколько минут он молчит, а потом продолжает:
   – Нашел себе небольшую планету с дыркой внутри. Не спрашивай меня как. Заныривал туда, переходил в норму и отключал двигатели. У господ из той фирмы крыша ехала.
   – А потом?
   – Он слишком часто туда нырял. В один прекрасный день он объявился, а планета оказалась облаком гравия с полудюжиной истребителей внутри.
   – Они его не поймали?
   – Не в этот раз. Не на «Восьмом». – Он остановился, чтобы отхлебнуть немного сока и пожевать трубку. – Старый пройдоха. Порой неделю там сидел, а потом вдруг выскакивал и добывал себе очередную звезду. Истребителей он перебил больше, чем любые два командира с тех пор, вместе взятые.