Страница:
и пес Жабодав. Все еще в дорожной пыли.
Они уже несколько дней брели по равнине. А мне никто ни словом...
Говорят, что люк под повешенным открывается всегда неожиданно. Секунд
пятнадцать я просто стоял, раскрыв рот, потом тихо выдавил:
- И что нам делать?
Удивительно, но Госпожа стиснула мою руку:
- Я проиграла. Не знаю. Это твои люди. Блеф. О-о! - Глаза ее сузились,
взгляд напряженно застыл. Потом губы растянулись в тонкой усмешке. - Я вижу.
- Что?
- Ответы. Некоторые.. Тень намерений моего супруга. Тобой вертели куда
больше, чем ты думаешь. Он понимал, что о речных разливах догадаются. Когда
он заполучил Ворона, он решил привести к себе и твою крестьянку. Да,
думаю... Пошли.
На лицах моих старых товарищей не было враждебности - только
недоумение.
Круг смыкался.
Госпожа вновь взяла меня за руку, отвела к стволу Праотца-Дерева.
- Да будет мир между нами, пока чтишь ты его, о Древний. Идет тот, кого
ты помнишь издревле! - И мне: - В мире много старых теней. Некоторые
возникли еще в начале времен. Они слабы и редко привлекают внимание таких,
как мой супруг или Взятые. Но в свите Душелова были те, кто старше этого
Дерева. Они спали с ней в могиле.
Я говорила, что узнаю способ, каким раздирались те трупы.
Я стоял в кровавом свете заходящего солнца и ничего не понимал. Она с
тем же успехом могла изъясняться на ючителле.
Вплотную к нам подошли только Душечка, Молчун, Одноглазый и Гоблин.
Ильмо и Лейтенант остановились на расстоянии броска. А вот Следопыт со своей
дворнягой как-то растворились в толпе.
- Что творится? - показал я Душечке. Я испугался.
- Это мы и хотим выяснить. С тех пор как Гоблин, Одноглазый и Следопыт
достигли равнины, донесения менгиров стали отрывочными и бессмысленными. С
одной стороны, Гоблин и Одноглазый подтверждают твои слова - до того
момента, как вы расстались.
Я покосился на своих друзей - я не нашел отзвука дружбы. Глаза их были
стеклянно-холодны. Казалось, их вела чья-то исполинская рука.
- Отряд, - выкликнул Ильмо негромко. В отдалении пролетели на
лодкообразных коврах двое Взятых, но приближаться не стали. Пальцы Госпожи
дрогнули, но в остальном она держалась спокойно. Узнать летевших с такого
расстояния было невозможно.
- Это варево помешивает не один повар, - заметил я. - Переходи к делу,
Молчун. Пока что ты меня только пугаешь до усрачки.
- В империи ходит слух, - показал он, - что ты продался. Что ты привел
сюда кого-то очень важного, чтобы убить Душечку. Может, даже одного из новых
Взятых.
Я не сумел удержаться от ухмылки. Тот, кто распространял слухи, не
осмелился сказать всю правду.
Моя ухмылка Молчуна убедила. Он меня знал. Поэтому, наверное, и следил
за нами.
Душечка тоже расслабилась. Но не Гоблин с Одноглазым.
- Что с парнями. Молчун? Они похожи на зомби.
- Говорят, что ты их продал. Что Следопыт тебя видел. Что если...
- Что за херня?! Да кто такой этот Следопыт? Давай сюда этого здорового
безмозглого сукина сына, пусть он скажет все мне в лицо!
Свет мерк, разбухший помидор солнца скатился за холмы. Скоро совсем
стемнеет. По спине у меня побежали мурашки. Будет это проклятое Дерево
действовать или нет?
Стоило мне подумать о Праотце-Дереве, как я ощутил его пронзительное
внимание. И сгущающийся смутный гнев...
Внезапно повсюду замерцали менгиры, даже за ручьем, в густом
кустарнике. Взвизгнула собака. Молчун показал что-то Ильмо, но он стоял
спиной ко мне, и я не разобрал что. Ильмо потрусил на шум.
Менгиры двигались к нам стеной, загоняя... Ага! Следопыт и пес Жабодав!
На физиономии Следопыта застыло тупое удивление. Дворняга все пыталась
проскользнуть между менгирами. Те не пускали. Наши люди отскакивали, чтобы
камни в спешке им не отдавили ноги.
Менгиры вытолкнули Следопыта и пса Жабодава на прогалину. Дворняга
взвыла, отчаянно и протяжно, потом, поджав хвост, спряталась в тени
Следопыта. Они стояли в десяти футах от Душечки.
- О боги, - прошептала Госпожа, так стиснув мою руку, что я едва не
взвыл сам.
В спутанной шевелюре Праотца-Дерева вспыхнуло ядро бури перемен.
Огромной. Ужасной. Буйной. Буря поглотила нас, набросившись с такой
яростью, что оставалось лишь терпеть. Облики плыли, менялись, текли;
неизменным оставалось лишь пространство вокруг Душечки.
Следопыт взвизгнул. Пес Жабодав испустил вой, расползшийся метастазами
ужаса, как раковая опухоль. Они изменялись сильнее всего, превращаясь в тех
бешеных и гнусных тварей, которых я видел по пути на запад.
Госпожа крикнула что-то; буря унесла слова, но я уловил в ее голосе
торжествующие нотки. Она помнила эти обличья.
Я воззрился на нее.
Она не менялась.
Невозможно. Создание, по которому я вздыхал пятнадцать лет, не может
быть настоящей женщиной.
Обнажив жуткие клыки, пес Жабодав кинулся в сердце бури, пытаясь
добраться до Госпожи. Он тоже узнал ее. Он собирался покончить с ней, пока
она беспомощна вблизи Душечки. Следопыт ковылял за ним, такой же обалделый,
как и в человеческом облике.
Хлестнула ветвь Праотца-Дерева, смахнув пса Жабодава, как человек
отпихнул бы нападающего щенка. Трижды пес отважно кидался на него и трижды
был сметен. На четвертый раз в морду ему ударила праматерь всех молний,
отшвырнув дымящуюся тушу к самому ручью, где она с минуту лежала,
подергиваясь. Потом пес с воем ухромал в пустыню.
В то же время зверь-Следопыт кинулся на Душечку. Подхватив ее на плечо,
он бросился на запад. И когда зверь, бывший псом Жабодавом, выбыл из игры,
все взгляды обратились на Следопыта.
Может, Праотец и не бог, но голос у него подходящий. Когда он
заговорил, начали рушиться коралловые рифы. Те, кто стоял за границей
прогалины, вопили, зажав уши. Нам, оказавшимся ближе, было почему-то легче.
Не знаю, что говорил этот голос. Я не то что не понимал этого языка - я
не мог его узнать. Но Следопыт понял. Он отпустил Душечку, вернулся, чтобы
встать в самом сердце бури, перед лицом бога, пока его терзал могучий глас и
бешенство лиловых молний перемывало его уродливые кости. Он поклонился
Дереву, и пал ниц, и изменился по-настоящему.
Буря унялась так же неожиданно, как и возникла. Все рухнули на землю.
Даже Госпожа. Но сознания мы не потеряли. В тусклом свете заката я увидел
Взятых. Они решили, что настал их час.
Отступив, они набрали скорость, пронеслись по баллистической через
безмагию, и каждый выпустил четыре тридцатифутовых гарпуна для охоты на
летучих китов. А я сидел на земле, держа за руку их мишень, и пускал слюни.
- Они читают будущее не хуже меня, - прошептала Госпожа - как мне
показалось, с громадным усилием. - Я забыла об этом.
Тогда я не понимал, что она имеет в виду.
Восемь копий летели вниз.
Праотец-Дерево обратило на них внимание.
Ковры рассыпались под седоками.
Копья взорвались так высоко, что горящие обломки даже не долетели до
земли.
Взятые, впрочем, долетели. Спикировали по крутой дуге в плотные заросли
кораллов на востоке. Потом меня объяло забытье. Последнее, что я запомнил, -
что пустота покинула три глаза наших колдунов.
И были сны. Бесконечные кошмары. Когда-нибудь, если я проживу
достаточно долго, если я переживу кошмар грядущий, я, может быть, запишу их,
ибо в них - история бога, что есть Дерево, и твари, скованной его корнями.
Нет. Наверное, нет. Достаточно описать одну жизнь, полную борьбы и ужаса.
Мою собственную. Первой пошевелилась Госпожа. Потянулась и ущипнула меня. От
боли встрепенулись нервы.
- Встань, - выдохнула она едва слышно. - Помоги мне. Надо перенести
твою Белую Розу. Ничего не понимаю.
- Безмагия.
Меня трясло. Я подумал, что это реакция на то, что нас сразило.
- Тварь внизу - от нашего мира. Дерево - нет.
Трясло не меня. Трясло землю. Тихой и частой дрожью. Теперь я услышал
звук. Далеко-далеко внизу.
Я начал понимать.
Страх - удивительная сила. Ноги подняли меня сами. Над головой
заходилось звоном Праотец-Дерево. В голосе ветряных колокольцев звучала
паника.
Госпожа тоже поднялась. Мы проковыляли к Душечке, поддерживая друг
яруга. Каждый неуверенный шаг разгонял медлительную кровь. Я посмотрел
Душечке в глаза - она была в сознании, но парализована. Лицо ее застыло
маской страха и недоверия. Мы подняли ее, держа под мышки. Госпожа начала
отсчитывать шаги. Не припомню, чтобы я когда-нибудь так надрывался. И не
припомню, чтобы такой подвиг я совершил благодаря только силе воли.
Земная дрожь быстро переросла в дробь конского галопа, потом в грохот
лавины, потом в землетрясение. Почва вокруг Праотца-Дерева зашевелилась,
вздыбилась. В небо ударил фонтан огня и пыли. Дерево вызвонило вопль. Синие
молнии бились в его кроне. Мы все быстрее отступали по ручью.
За нашими спинами кто-то завизжал.
Образы в моем сознании. Боль того, что ползло из глубины. Праотец
подвергал его мукам ада. Но оно стремилось к свободе.
Я не оборачивался. Слишком я был испуган. Мне не хотелось смотреть, на
что похож Властелин прежних лет.
Но мы успели. Слава богам. Мы с Госпожой как-то ухитрились оттащить
Душечку достаточно далеко от Праотца-Дерева, чтобы тот обрел в полной мере
свою иномировую силу.
Вопль налился силой и яростью - я упал наземь, зажимая уши, - и сгинул.
- Костоправ, - прошептала Госпожа немного спустя. - Пойди посмотри, не
нужна ли помощь остальным. Мы в безопасности. Дерево победило.
Так быстро? После такого представления?
Чтобы встать, мне потребовалось немыслимое усилие.
В ветвях Праотца-Дерева все еще мерцал голубой нимб. Я с двухсот ярдов
чувствовал его раздражение. По мере приближения это чyвcтвo росло.
Земля вокруг ствола почти не изменилась, несмотря на недавнее буйство.
Только казалась свежевспаханной и пробороненной. Некоторых из моих товарищей
присыпало землей, но раневых не было. Все хоть немного, но шевелились. На
всех лицах - полное ошеломление. Кроме Следопыта. Уродливое создание так и
не обрело своего прежнего облика.
Он встал одним из первых, спокойно помогал остальным, вытряхивал пыль
из одежды дружескими шлепками. И не подумаешь, что только что он был нам
смертельным врагом. Чудеса.
Помощи никому не требовалось. Кроме бродячих деревьев и менгиров.
Деревья оказались повалены, Менгиры.., в основном тоже. И подняться они не
могли.
Я вздрогнул.
И вздрогнул еще раз - подойдя к древнему Дереву.
Из земли, цепляясь за корень Праотца, торчала человеческая рука до
локтя - длинная, кожистая, зеленоватая, вместо ногтей - обломанные,
кровоточащие когти. Таких рук не было ни у кого в Дыре.
Рука чуть подергивалась.
Наверху еще потрескивали синие искры.
Что-то в этой руке будило во мне животное. Мне хотелось бежать от нее с
воплями. Мне хотелось взять топор и изрубить ее. Ни того, ни другого я не
сделал. У меня сложилось впечатление, что Праотец-Дерево наблюдает за мной,
сильно нахмурившись, возможно, даже обвиняя меня в том, что я разбудил тварь
с рукой;
- Я ухожу, - сказал я. - Понимаю, что ты чувствуешь. Мне надо своего
собственного гада утихомирить.
Я отступил, кланяясь через три шага на четвертый.
- Это еще что за спектакль?
Я обернулся. На меня пялился Одноглазый. Явно решил, что у старика
Костоправа в очередной раз крыша поехала.
- Так, с Деревом болтаю. - Я оглянулся. Все уже встали, хотя многих
здорово пошатывало. Наименее пострадавшие отправились помогать бродячим
деревьям. Упавшим менгирам уже не помочь. Они уходят туда, куда уходят
разумные камни. Потом их найдут поставленными прямо среди других мертвых
менгиров у ручья.
Я вернулся к Госпоже и Душечке. Душечка приходила в себя медленно и
была слишком ошеломлена, чтобы вступать в разговор.
- Все в порядке? - спросила Госпожа.
- Кроме того парня под землей. Но ему немного не хватило. - Я описал
руку. Госпожа кивнула:
- Эту ошибку повторят не скоро.
Вокруг уже собрались несколько человек во главе с Молчуном, поэтому
почти все, что мы могли сказать, прозвучало бы подозрительно.
- И что теперь? - все же прошептал я. На заднем плане Ильмо с
Лейтенантом вопили, что надо принести факелы и работать при свете. Госпожа
пожала плечами:
- Что со Взятыми?
- Хочешь их поискать?
- Ты что?! Но мы же не можем пустить их разгуливать по нашему двору.
Никто не скажет...
- Менгиры проследят за ними, разве не так?
- Зависит от того, насколько зол старик. Может, после нынешнего он
готов отправить нас всех в ад курьерской почтой.
- Тогда выясни.
- Я пойду, - пискнул Гоблин. Ему требовался повод оказаться от Дерева
как можно дальше.
- Только не на всю ночь, - предупредил я. А вы что стоите? Помогли бы
лучше Ильмо с Лейтенантом.
От большинства я избавился. Но не от Молчуна. Отогнать Молчуна от
Душечки мне не удастся, хоть в лепешку расшибись. У него сохранялись
подозрения.
Я растирал Душечке запястья, делал прочие глупости, в то время как
лечило ее время.
- Семьдесят восемь дней, - пробормотал я через несколько минут.
- Вскоре станет слишком поздно, - ответила Госпожа.
Я поднял бровь.
- Без нее нам его не одолеть. А скоро наступит срок, когда она никаким
способом не сможет добраться до места вовремя.
Не знаю, что понял Молчун из этого диалога. Знаю только, что Госпожа
подняла на него глаза и чуть улыбнулась - как всегда, читая чьи-то мысли.
- Нам нужно Дерево. - И мне: - Мы не закончили наш пикник.
- А?
Она отошла на пару минут. Вернулась с окончательно измызганными
одеялами и корзиной.
- Смотри за ловушками, - посоветовала она, таща меня за руку в ночь.
Что за игру она затеяла?
Обломком лодки взошла луна. До этого мы не рисковали уходить далеко -
звездного света для безопасности не хватало. Когда луна встала. Госпожа
повела меня в обход к тому месту, где упали Взятые. Остановились мы на
безопасной, хоть и песчаной прогалине. Госпожа расстелила одеяло. Мы
находилось вне безмагии.
- Садись.
Я сел. Села и она.
- Что?..
- Молчи.
Она закрыла глаза и ушла в себя.
Интересно, оставил ли Молчун Душечку ради слежки за нами? И отпускают
ли о нас грязные шуточки мои товарищи, поднимая бродячие деревья? И в какую
адову игру я впутался?
"Ну, кое-чему ты научился, Костоправ".
Потом я заметил, что Госпожа вернулась из того транса, в который ушла.
- Удивительно, - прошептала она. - Кто бы мог подумать, что у них
хватит смелости?
- Что?
- Наши летучие друзья. Я ожидала Шепот и Хромого, судя по их старым
грехам. Но это Волдырь и Ехидный. Хотя ее мне следовало подозревать. У нее
большие способности к некромании.
Она снова размышляла вслух. Часто ли с ней такое бывает? Если часто, то
она не привыкла иметь под боком свидетелей.
- Что ты имеешь в виду? Она не обратила внимания.
- Но сказали ли они остальным?
Я вслушался и сложил кое-что вместе. Прозрение Госпожи - три возможных
будущих, и ни в одном нет для нее места. Быть может, это значит, что и
Взятым там места нет. Быть может, они решили взять будущее в свои руки,
избавившись от своей повелительницы.
Легкие шаги удивили меня, но не слишком. Я решил, что это Молчун решил
за нами пошпионить. И оказался потрясен, когда рядом с нами села Душечка.
Одна.
Как я не заметил возвращения безмагии? Отвлекся, наверное.
- Они еще не выбрались из кораллов, - продолжала Госпожа, словно не
замечая Душечки. - Это занятие медленное, а они оба ранены. Коралл, конечно,
не может их убить, но доставляет сильную боль. Пока они лежат и ждут
рассвета.
- И?
- Они могут не выйти с равнины вовсе.
- Душечка читает по губам.
- Она уже знает.
Ну я ведь тысячу раз повторял, что девочка умница.
Думаю, именно это знание побудило Душечку занять место по другую
сторону от меня.
О да.
Оказалось, что я играю роль переводчика.
Проблема только в том, что записать эту беседу я не могу. Кто-то потом
подправил мою память. У меня выдался только один случай сделать заметки, но
теперь и они для меня потеряли всякий смысл.
Шли какие-то переговоры. Сохранилось чувство глубокого изумления -
Душечка желала заключить сделку. Госпожа - тоже.
Они достигли соглашения. Хрупкого, конечно, потому что в пределах
безмагии Госпожа потом держалась все время рядом со мной - чаще за моей
спиной. Очень мило - изображать живой щит... А Душечка держалась рядом с
Госпожой, чтобы та не воспользовалась своей силой.
Один раз она ее все же отпустила.
Но я чуть забегаю вперед. Вначале мы вернулись, никому не сказав о
встрече. Мы с Госпожой возвратились чуть позже Душечки, стараясь изобразить
последствия сердечного и бурного свидания. Завистливые взгляды доводили меня
до смеха.
На следующее утро мы с Госпожой вышли из безмагии; Душечка отвлекла
Молчуна, Одноглазого и Гоблина, отправив их торговаться с менгирами.
Праотец-Дерево никак не могло решиться. А мы отправились в
противоположном направлении. Искать Взятых.
Собственно говоря, их и искать не пришлось. Они еще из кораллов не
выбрались. Госпожа воззвала к власти, которую имела над ними, и они
перестали быть Взятыми.
Ее терпение истощилось. А может, она сделала из них наглядный урок...
Во всяком случае, когда мы возвращались в Дыру, в небе кружили стервятники -
настоящие стервятники.
"Так легко, - подумал я. - Для нее. А для меня, когда я убивал Хромого
и все шло как по писаному, - невозможно".
Мы вернулись к переводам. Так замотались, что и не следили за
новостями. Кроме того, у меня звенело в голове после того, как Госпожа
промыла мне мозги после беседы с Душечкой.
А тем временем Белая Роза смогла как-то договориться с
Праотцем-Деревом. Хрупкий союз устоял.
Но одно я заметил. Менгиры перестали надоедать мне "чужаками на
равнине".
Все это время они имели в виду Следопыта и пса Жабодава. И Госпожу.
Двое из трех перестали быть чужаками. Что сталось с псом Жабодавом, не знал
никто. Даже менгиры не сумели его выследить.
Я попросил Следопыта объяснить, откуда взялось имя, но тот не помнил. И
самого пса Жабодава - тоже не помнил. Чудеса.
Теперь Следопыт был созданием Дерева.
Я нервничал. У меня началась бессонница. Дни утекали один за другим.
Где-то на западе Великая Скорбная река подтачивала свой берег. Четвероногое
чудовище мчалось к своему хозяину с вестью о том, что его план раскрыт.
Душечка и Госпожа не делали ничего.
Ворон оставался в ловушке. Боманц все шел через неугасимый огонь,
который и вызвал сам себе на горе. Приближался конец света. И никто пальцем
о палец не ударил.
Я закончил перевод. Мне это не помогло. Так мне казалось. Хотя Молчун,
Гоблин и Одноглазый продолжали возиться со списками имен, с перекрестными
ссылками в поисках системы. Госпожа заглядывала им через плечо чаще, чем я.
Я кропал Анналы. И маялся, как же мне попросить, чтобы она вернула мне те,
что я потерял у моста Королевы.
Я нервничал. Изводил себя и других. На меня начинали злиться. Чтобы
успокоиться, я стал гулять при луне.
Той ночью было полнолуние, и жирный оранжевый пузырь только взошел над
восточными холмами. Величественное зрелище, особенно когда на фоне диска
пролетает стая мант. Горизонт почему-то светился сиреневым. На холодном
ветру металась выпавшая днем тонкая пыль. Далеко на севере поблескивала буря
перемен.
Рядом со мной возник менгир. Я подпрыгнул фута на три.
- Опять чужаки на равнине? - спросил я.
- Не больше чужаки, чем ты. Костоправ. - Шутник нашелся. Что ты хочешь?
- Ничего. Отец Деревьев хочет видеть тебя.
- Да? До скорого.
Я двинулся к Дыре. Сердце мое заходилось.
Дорогу мне заступил другой менгир.
- Ну, раз вы в таком духе... - Я изобразил на лице героизм и пошел
вверх по ручью.
Они все равно привели бы меня. Лучше принять неизбежное. И избежать
унижений.
Вокруг пустоши гулял ветер, но стоило мне пересечь границу, и я вступил
в лето. Полный штиль, хотя листва звенела. И жара как в горне.
Луна поднялась достаточно, чтобы затопить прогалину серебристым светом.
Я подошел к Дереву. Я не мог оторвать взгляда от руки, все еще торчащей,
сжимая корень, все еще, как мне казалось, живой. Но корень разросся и,
кажется, обволакивал руку, как живое дерево обволакивает обмотанную вокруг
него проволоку. Я остановился в пяти шагах от ствола.
- Подойди ближе, - сказало Дерево. Нормальным голосом. Обычным тоном.
Я сказал "Ик!" и поискал взглядом выход. Прогалину окружала пара
хрендильонов менгиров. Беги, коли охота.
- Стой спокойно, однодневка.
Ноги мои примерзли к земле. Однодневка, да? - Ты просил помощи. Ты
требовал помощи. Ты ныл, и клянчил, и молил о помощи. Стой спокойно и прими
ее. Подойди.
- Решился?
Я сделал два шага. Еще один, и я ему на корни наступлю.
- Я обдумал проблему. То, чего вы, однодневки, так боитесь, то, что
спит в земле так далеко отсюда, станет угрозой моим детям, если оно
пробудится. Я не вижу силы в тех, кто противостоит ему. Поэтому...
Я не люблю прерывать собеседника, но не заорать я не мог. Понимаете,
кто-то вцепился мне в лодыжку. Так вцепился, что у меня кости хрустнули.
Действительно. Извини, старик.
Мир посинел. На меня обрушился ураган боли. Молнии засверкали в ветвях
Праотца-Дерева. Над пустыней прокатился гром. Я поорал еще немного.
Синие разряды мелькали вокруг, едва не задевая меня вместе с моим
мучителем. Но наконец рука разжалась.
Я попытался сбежать.
Упал на первом же шаге. И продолжал ползти, пока Праотец-Дерево
извинялся и пытался меня вернуть.
К дьяволу. Я менгиров насквозь пробью, если придется...
Сознание мое наполнило видение. Праотец-Дерево передавал сообщение
напрямую. И наступила тишина: только фъють - исчезли менгиры.
Со стороны Дыры несся гомон. Чтобы выяснить, кто устроил представление,
выбежал весь Отряд.
Первым добежал Молчун.
- Одноглазый, - выдавил я. - Одноглазого мне. - Кроме меня, он
единственный, кто что-то смыслит в медицине. И, несмотря на склочность,
указания мои выполнит.
Тут же явился Одноглазый, а с ним еще человек двадцать. Дозорные не
оплошали.
- Лодыжка, - сказал я. - Может, сломана. Света дайте сюда. И лопату,
мать ее.
- Лопату? Головой ударился? - переспросил Одноглазый.
- Я сказал, Принеси. И что-нибудь против боли. Материализовался Ильмо,
застегиваясь на ходу.
- Костоправ, что случилось?
- Старик захотел поболтать. Каменюги меня привели. Говорит, что решил
нам помочь. Только, когда я уши развесил, эта рука в меня вцепилась. Чуть
ногу не оторвала. А шум - это Дерево говорило: "Не хулигань".
- Закончишь с ногой - отпили ему язык, - приказал Одноглазому. Ильмо. -
Что ему надо, Костоправ?
- Уши в Дыре забыл? Помочь нам справиться с Властелином. Говорит,
обдумал и решил, что оставить Властелина в земле - в его собственных
интересах. Помоги встать.
Усилия Одноглазого начали приносить плоды. Он прилепил к моей лодыжке -
раздувшейся к этому времени втрое - один из своих травяных шариков, и боль
спала.
Ильмо покачал головой.
- Если ты мне не поможешь встать, - процедил я, - я тебе ногу сломаю.
Ильмо с Молчуном подхватили меня под мышки и поставили.
- Лопаты принесите, - приказал я. Мне тут же подали с полдюжины.
Солдатских, конечно, не заступов. - Раз уж вы собрались мне помочь, волоките
меня к Дереву.
Ильмо зарычал. На мгновение мне показалось, что заговорит Молчун. Я
посмотрел на него с выжидающей улыбкой. Двадцать с гаком лет жду.
И ничего.
Но что бы ни случилось, на челюстях Молчуна всегда висел стальной
замок. Я видел его таким злым, что он готов был глодать гвозди, и таким
возбужденным, что он терял контроль над сфинктерами, но нарушить молчание
его не могло заставить ничто.
В ветвях Дерева еще метались синие искры,. Звенели листья. Свет луны и
отблески факелов смешивались, от каждой искры пускались в пляс немыслимые
тени...
- На другой стороне, - скомандовал я своим носильщикам.
Раз я не вижу его отсюда, он по другую сторону ствола.
Ага, вот и он, в двадцати футах от комля. Росток. Немного выше
человеческого роста.
Одноглазый, Молчун, Гоблин - все наши выпучили на него глаза, как стая
обезьян. Кроме старины Ильмо.
- Притащите пару ведер воды и хорошо промочите землю, - приказал он. -
И найдите старое одеяло, чтобы мы могли замотать им корни вместе с землей.
Прямо в точку. Крестьянин, чтоб его.
- А меня спустите вниз, - потребовал я. - Хочу сам посмотреть лодыжку,
при свете.
На обратном пути мы с тащившими меня Ильмо и Молчуном повстречали
Госпожу. Она изобразила трогательную заботу - все хлопотала вокруг меня.
Пришлось вытерпеть уйму многозначительных ухмылок.
Даже тогда правду знала только Душечка. И, может быть, догадывался
Молчун.
В Курганье не было времени - только пламя и тень, бессолнечный свет,
страх и отчаяние без конца. С того места, где он стоял, пойманный в
собственной паутине, Ворон мог различить два десятка тварей Властелина. Он
видел людей и зверей, захороненных во времена Белой Розы, чтобы зло не
смогло вырваться. Он видел силуэт колдуна Боманца на фоне замерзшего
драконьего пламени. Старый колдун все еще пытался сделать хоть шаг к сердцу
Великого кургана. Разве он не знает, что проиграл много поколений, назад?
Ворон пытался представить, давно ли он пойман. Достигли ли его письма
адресата? Придет ли помощь? Или он всего лишь коротает время, пока не
выплеснулась тьма?
Единственными часами служило растущее беспокойство тех, кто был
Они уже несколько дней брели по равнине. А мне никто ни словом...
Говорят, что люк под повешенным открывается всегда неожиданно. Секунд
пятнадцать я просто стоял, раскрыв рот, потом тихо выдавил:
- И что нам делать?
Удивительно, но Госпожа стиснула мою руку:
- Я проиграла. Не знаю. Это твои люди. Блеф. О-о! - Глаза ее сузились,
взгляд напряженно застыл. Потом губы растянулись в тонкой усмешке. - Я вижу.
- Что?
- Ответы. Некоторые.. Тень намерений моего супруга. Тобой вертели куда
больше, чем ты думаешь. Он понимал, что о речных разливах догадаются. Когда
он заполучил Ворона, он решил привести к себе и твою крестьянку. Да,
думаю... Пошли.
На лицах моих старых товарищей не было враждебности - только
недоумение.
Круг смыкался.
Госпожа вновь взяла меня за руку, отвела к стволу Праотца-Дерева.
- Да будет мир между нами, пока чтишь ты его, о Древний. Идет тот, кого
ты помнишь издревле! - И мне: - В мире много старых теней. Некоторые
возникли еще в начале времен. Они слабы и редко привлекают внимание таких,
как мой супруг или Взятые. Но в свите Душелова были те, кто старше этого
Дерева. Они спали с ней в могиле.
Я говорила, что узнаю способ, каким раздирались те трупы.
Я стоял в кровавом свете заходящего солнца и ничего не понимал. Она с
тем же успехом могла изъясняться на ючителле.
Вплотную к нам подошли только Душечка, Молчун, Одноглазый и Гоблин.
Ильмо и Лейтенант остановились на расстоянии броска. А вот Следопыт со своей
дворнягой как-то растворились в толпе.
- Что творится? - показал я Душечке. Я испугался.
- Это мы и хотим выяснить. С тех пор как Гоблин, Одноглазый и Следопыт
достигли равнины, донесения менгиров стали отрывочными и бессмысленными. С
одной стороны, Гоблин и Одноглазый подтверждают твои слова - до того
момента, как вы расстались.
Я покосился на своих друзей - я не нашел отзвука дружбы. Глаза их были
стеклянно-холодны. Казалось, их вела чья-то исполинская рука.
- Отряд, - выкликнул Ильмо негромко. В отдалении пролетели на
лодкообразных коврах двое Взятых, но приближаться не стали. Пальцы Госпожи
дрогнули, но в остальном она держалась спокойно. Узнать летевших с такого
расстояния было невозможно.
- Это варево помешивает не один повар, - заметил я. - Переходи к делу,
Молчун. Пока что ты меня только пугаешь до усрачки.
- В империи ходит слух, - показал он, - что ты продался. Что ты привел
сюда кого-то очень важного, чтобы убить Душечку. Может, даже одного из новых
Взятых.
Я не сумел удержаться от ухмылки. Тот, кто распространял слухи, не
осмелился сказать всю правду.
Моя ухмылка Молчуна убедила. Он меня знал. Поэтому, наверное, и следил
за нами.
Душечка тоже расслабилась. Но не Гоблин с Одноглазым.
- Что с парнями. Молчун? Они похожи на зомби.
- Говорят, что ты их продал. Что Следопыт тебя видел. Что если...
- Что за херня?! Да кто такой этот Следопыт? Давай сюда этого здорового
безмозглого сукина сына, пусть он скажет все мне в лицо!
Свет мерк, разбухший помидор солнца скатился за холмы. Скоро совсем
стемнеет. По спине у меня побежали мурашки. Будет это проклятое Дерево
действовать или нет?
Стоило мне подумать о Праотце-Дереве, как я ощутил его пронзительное
внимание. И сгущающийся смутный гнев...
Внезапно повсюду замерцали менгиры, даже за ручьем, в густом
кустарнике. Взвизгнула собака. Молчун показал что-то Ильмо, но он стоял
спиной ко мне, и я не разобрал что. Ильмо потрусил на шум.
Менгиры двигались к нам стеной, загоняя... Ага! Следопыт и пес Жабодав!
На физиономии Следопыта застыло тупое удивление. Дворняга все пыталась
проскользнуть между менгирами. Те не пускали. Наши люди отскакивали, чтобы
камни в спешке им не отдавили ноги.
Менгиры вытолкнули Следопыта и пса Жабодава на прогалину. Дворняга
взвыла, отчаянно и протяжно, потом, поджав хвост, спряталась в тени
Следопыта. Они стояли в десяти футах от Душечки.
- О боги, - прошептала Госпожа, так стиснув мою руку, что я едва не
взвыл сам.
В спутанной шевелюре Праотца-Дерева вспыхнуло ядро бури перемен.
Огромной. Ужасной. Буйной. Буря поглотила нас, набросившись с такой
яростью, что оставалось лишь терпеть. Облики плыли, менялись, текли;
неизменным оставалось лишь пространство вокруг Душечки.
Следопыт взвизгнул. Пес Жабодав испустил вой, расползшийся метастазами
ужаса, как раковая опухоль. Они изменялись сильнее всего, превращаясь в тех
бешеных и гнусных тварей, которых я видел по пути на запад.
Госпожа крикнула что-то; буря унесла слова, но я уловил в ее голосе
торжествующие нотки. Она помнила эти обличья.
Я воззрился на нее.
Она не менялась.
Невозможно. Создание, по которому я вздыхал пятнадцать лет, не может
быть настоящей женщиной.
Обнажив жуткие клыки, пес Жабодав кинулся в сердце бури, пытаясь
добраться до Госпожи. Он тоже узнал ее. Он собирался покончить с ней, пока
она беспомощна вблизи Душечки. Следопыт ковылял за ним, такой же обалделый,
как и в человеческом облике.
Хлестнула ветвь Праотца-Дерева, смахнув пса Жабодава, как человек
отпихнул бы нападающего щенка. Трижды пес отважно кидался на него и трижды
был сметен. На четвертый раз в морду ему ударила праматерь всех молний,
отшвырнув дымящуюся тушу к самому ручью, где она с минуту лежала,
подергиваясь. Потом пес с воем ухромал в пустыню.
В то же время зверь-Следопыт кинулся на Душечку. Подхватив ее на плечо,
он бросился на запад. И когда зверь, бывший псом Жабодавом, выбыл из игры,
все взгляды обратились на Следопыта.
Может, Праотец и не бог, но голос у него подходящий. Когда он
заговорил, начали рушиться коралловые рифы. Те, кто стоял за границей
прогалины, вопили, зажав уши. Нам, оказавшимся ближе, было почему-то легче.
Не знаю, что говорил этот голос. Я не то что не понимал этого языка - я
не мог его узнать. Но Следопыт понял. Он отпустил Душечку, вернулся, чтобы
встать в самом сердце бури, перед лицом бога, пока его терзал могучий глас и
бешенство лиловых молний перемывало его уродливые кости. Он поклонился
Дереву, и пал ниц, и изменился по-настоящему.
Буря унялась так же неожиданно, как и возникла. Все рухнули на землю.
Даже Госпожа. Но сознания мы не потеряли. В тусклом свете заката я увидел
Взятых. Они решили, что настал их час.
Отступив, они набрали скорость, пронеслись по баллистической через
безмагию, и каждый выпустил четыре тридцатифутовых гарпуна для охоты на
летучих китов. А я сидел на земле, держа за руку их мишень, и пускал слюни.
- Они читают будущее не хуже меня, - прошептала Госпожа - как мне
показалось, с громадным усилием. - Я забыла об этом.
Тогда я не понимал, что она имеет в виду.
Восемь копий летели вниз.
Праотец-Дерево обратило на них внимание.
Ковры рассыпались под седоками.
Копья взорвались так высоко, что горящие обломки даже не долетели до
земли.
Взятые, впрочем, долетели. Спикировали по крутой дуге в плотные заросли
кораллов на востоке. Потом меня объяло забытье. Последнее, что я запомнил, -
что пустота покинула три глаза наших колдунов.
И были сны. Бесконечные кошмары. Когда-нибудь, если я проживу
достаточно долго, если я переживу кошмар грядущий, я, может быть, запишу их,
ибо в них - история бога, что есть Дерево, и твари, скованной его корнями.
Нет. Наверное, нет. Достаточно описать одну жизнь, полную борьбы и ужаса.
Мою собственную. Первой пошевелилась Госпожа. Потянулась и ущипнула меня. От
боли встрепенулись нервы.
- Встань, - выдохнула она едва слышно. - Помоги мне. Надо перенести
твою Белую Розу. Ничего не понимаю.
- Безмагия.
Меня трясло. Я подумал, что это реакция на то, что нас сразило.
- Тварь внизу - от нашего мира. Дерево - нет.
Трясло не меня. Трясло землю. Тихой и частой дрожью. Теперь я услышал
звук. Далеко-далеко внизу.
Я начал понимать.
Страх - удивительная сила. Ноги подняли меня сами. Над головой
заходилось звоном Праотец-Дерево. В голосе ветряных колокольцев звучала
паника.
Госпожа тоже поднялась. Мы проковыляли к Душечке, поддерживая друг
яруга. Каждый неуверенный шаг разгонял медлительную кровь. Я посмотрел
Душечке в глаза - она была в сознании, но парализована. Лицо ее застыло
маской страха и недоверия. Мы подняли ее, держа под мышки. Госпожа начала
отсчитывать шаги. Не припомню, чтобы я когда-нибудь так надрывался. И не
припомню, чтобы такой подвиг я совершил благодаря только силе воли.
Земная дрожь быстро переросла в дробь конского галопа, потом в грохот
лавины, потом в землетрясение. Почва вокруг Праотца-Дерева зашевелилась,
вздыбилась. В небо ударил фонтан огня и пыли. Дерево вызвонило вопль. Синие
молнии бились в его кроне. Мы все быстрее отступали по ручью.
За нашими спинами кто-то завизжал.
Образы в моем сознании. Боль того, что ползло из глубины. Праотец
подвергал его мукам ада. Но оно стремилось к свободе.
Я не оборачивался. Слишком я был испуган. Мне не хотелось смотреть, на
что похож Властелин прежних лет.
Но мы успели. Слава богам. Мы с Госпожой как-то ухитрились оттащить
Душечку достаточно далеко от Праотца-Дерева, чтобы тот обрел в полной мере
свою иномировую силу.
Вопль налился силой и яростью - я упал наземь, зажимая уши, - и сгинул.
- Костоправ, - прошептала Госпожа немного спустя. - Пойди посмотри, не
нужна ли помощь остальным. Мы в безопасности. Дерево победило.
Так быстро? После такого представления?
Чтобы встать, мне потребовалось немыслимое усилие.
В ветвях Праотца-Дерева все еще мерцал голубой нимб. Я с двухсот ярдов
чувствовал его раздражение. По мере приближения это чyвcтвo росло.
Земля вокруг ствола почти не изменилась, несмотря на недавнее буйство.
Только казалась свежевспаханной и пробороненной. Некоторых из моих товарищей
присыпало землей, но раневых не было. Все хоть немного, но шевелились. На
всех лицах - полное ошеломление. Кроме Следопыта. Уродливое создание так и
не обрело своего прежнего облика.
Он встал одним из первых, спокойно помогал остальным, вытряхивал пыль
из одежды дружескими шлепками. И не подумаешь, что только что он был нам
смертельным врагом. Чудеса.
Помощи никому не требовалось. Кроме бродячих деревьев и менгиров.
Деревья оказались повалены, Менгиры.., в основном тоже. И подняться они не
могли.
Я вздрогнул.
И вздрогнул еще раз - подойдя к древнему Дереву.
Из земли, цепляясь за корень Праотца, торчала человеческая рука до
локтя - длинная, кожистая, зеленоватая, вместо ногтей - обломанные,
кровоточащие когти. Таких рук не было ни у кого в Дыре.
Рука чуть подергивалась.
Наверху еще потрескивали синие искры.
Что-то в этой руке будило во мне животное. Мне хотелось бежать от нее с
воплями. Мне хотелось взять топор и изрубить ее. Ни того, ни другого я не
сделал. У меня сложилось впечатление, что Праотец-Дерево наблюдает за мной,
сильно нахмурившись, возможно, даже обвиняя меня в том, что я разбудил тварь
с рукой;
- Я ухожу, - сказал я. - Понимаю, что ты чувствуешь. Мне надо своего
собственного гада утихомирить.
Я отступил, кланяясь через три шага на четвертый.
- Это еще что за спектакль?
Я обернулся. На меня пялился Одноглазый. Явно решил, что у старика
Костоправа в очередной раз крыша поехала.
- Так, с Деревом болтаю. - Я оглянулся. Все уже встали, хотя многих
здорово пошатывало. Наименее пострадавшие отправились помогать бродячим
деревьям. Упавшим менгирам уже не помочь. Они уходят туда, куда уходят
разумные камни. Потом их найдут поставленными прямо среди других мертвых
менгиров у ручья.
Я вернулся к Госпоже и Душечке. Душечка приходила в себя медленно и
была слишком ошеломлена, чтобы вступать в разговор.
- Все в порядке? - спросила Госпожа.
- Кроме того парня под землей. Но ему немного не хватило. - Я описал
руку. Госпожа кивнула:
- Эту ошибку повторят не скоро.
Вокруг уже собрались несколько человек во главе с Молчуном, поэтому
почти все, что мы могли сказать, прозвучало бы подозрительно.
- И что теперь? - все же прошептал я. На заднем плане Ильмо с
Лейтенантом вопили, что надо принести факелы и работать при свете. Госпожа
пожала плечами:
- Что со Взятыми?
- Хочешь их поискать?
- Ты что?! Но мы же не можем пустить их разгуливать по нашему двору.
Никто не скажет...
- Менгиры проследят за ними, разве не так?
- Зависит от того, насколько зол старик. Может, после нынешнего он
готов отправить нас всех в ад курьерской почтой.
- Тогда выясни.
- Я пойду, - пискнул Гоблин. Ему требовался повод оказаться от Дерева
как можно дальше.
- Только не на всю ночь, - предупредил я. А вы что стоите? Помогли бы
лучше Ильмо с Лейтенантом.
От большинства я избавился. Но не от Молчуна. Отогнать Молчуна от
Душечки мне не удастся, хоть в лепешку расшибись. У него сохранялись
подозрения.
Я растирал Душечке запястья, делал прочие глупости, в то время как
лечило ее время.
- Семьдесят восемь дней, - пробормотал я через несколько минут.
- Вскоре станет слишком поздно, - ответила Госпожа.
Я поднял бровь.
- Без нее нам его не одолеть. А скоро наступит срок, когда она никаким
способом не сможет добраться до места вовремя.
Не знаю, что понял Молчун из этого диалога. Знаю только, что Госпожа
подняла на него глаза и чуть улыбнулась - как всегда, читая чьи-то мысли.
- Нам нужно Дерево. - И мне: - Мы не закончили наш пикник.
- А?
Она отошла на пару минут. Вернулась с окончательно измызганными
одеялами и корзиной.
- Смотри за ловушками, - посоветовала она, таща меня за руку в ночь.
Что за игру она затеяла?
Обломком лодки взошла луна. До этого мы не рисковали уходить далеко -
звездного света для безопасности не хватало. Когда луна встала. Госпожа
повела меня в обход к тому месту, где упали Взятые. Остановились мы на
безопасной, хоть и песчаной прогалине. Госпожа расстелила одеяло. Мы
находилось вне безмагии.
- Садись.
Я сел. Села и она.
- Что?..
- Молчи.
Она закрыла глаза и ушла в себя.
Интересно, оставил ли Молчун Душечку ради слежки за нами? И отпускают
ли о нас грязные шуточки мои товарищи, поднимая бродячие деревья? И в какую
адову игру я впутался?
"Ну, кое-чему ты научился, Костоправ".
Потом я заметил, что Госпожа вернулась из того транса, в который ушла.
- Удивительно, - прошептала она. - Кто бы мог подумать, что у них
хватит смелости?
- Что?
- Наши летучие друзья. Я ожидала Шепот и Хромого, судя по их старым
грехам. Но это Волдырь и Ехидный. Хотя ее мне следовало подозревать. У нее
большие способности к некромании.
Она снова размышляла вслух. Часто ли с ней такое бывает? Если часто, то
она не привыкла иметь под боком свидетелей.
- Что ты имеешь в виду? Она не обратила внимания.
- Но сказали ли они остальным?
Я вслушался и сложил кое-что вместе. Прозрение Госпожи - три возможных
будущих, и ни в одном нет для нее места. Быть может, это значит, что и
Взятым там места нет. Быть может, они решили взять будущее в свои руки,
избавившись от своей повелительницы.
Легкие шаги удивили меня, но не слишком. Я решил, что это Молчун решил
за нами пошпионить. И оказался потрясен, когда рядом с нами села Душечка.
Одна.
Как я не заметил возвращения безмагии? Отвлекся, наверное.
- Они еще не выбрались из кораллов, - продолжала Госпожа, словно не
замечая Душечки. - Это занятие медленное, а они оба ранены. Коралл, конечно,
не может их убить, но доставляет сильную боль. Пока они лежат и ждут
рассвета.
- И?
- Они могут не выйти с равнины вовсе.
- Душечка читает по губам.
- Она уже знает.
Ну я ведь тысячу раз повторял, что девочка умница.
Думаю, именно это знание побудило Душечку занять место по другую
сторону от меня.
О да.
Оказалось, что я играю роль переводчика.
Проблема только в том, что записать эту беседу я не могу. Кто-то потом
подправил мою память. У меня выдался только один случай сделать заметки, но
теперь и они для меня потеряли всякий смысл.
Шли какие-то переговоры. Сохранилось чувство глубокого изумления -
Душечка желала заключить сделку. Госпожа - тоже.
Они достигли соглашения. Хрупкого, конечно, потому что в пределах
безмагии Госпожа потом держалась все время рядом со мной - чаще за моей
спиной. Очень мило - изображать живой щит... А Душечка держалась рядом с
Госпожой, чтобы та не воспользовалась своей силой.
Один раз она ее все же отпустила.
Но я чуть забегаю вперед. Вначале мы вернулись, никому не сказав о
встрече. Мы с Госпожой возвратились чуть позже Душечки, стараясь изобразить
последствия сердечного и бурного свидания. Завистливые взгляды доводили меня
до смеха.
На следующее утро мы с Госпожой вышли из безмагии; Душечка отвлекла
Молчуна, Одноглазого и Гоблина, отправив их торговаться с менгирами.
Праотец-Дерево никак не могло решиться. А мы отправились в
противоположном направлении. Искать Взятых.
Собственно говоря, их и искать не пришлось. Они еще из кораллов не
выбрались. Госпожа воззвала к власти, которую имела над ними, и они
перестали быть Взятыми.
Ее терпение истощилось. А может, она сделала из них наглядный урок...
Во всяком случае, когда мы возвращались в Дыру, в небе кружили стервятники -
настоящие стервятники.
"Так легко, - подумал я. - Для нее. А для меня, когда я убивал Хромого
и все шло как по писаному, - невозможно".
Мы вернулись к переводам. Так замотались, что и не следили за
новостями. Кроме того, у меня звенело в голове после того, как Госпожа
промыла мне мозги после беседы с Душечкой.
А тем временем Белая Роза смогла как-то договориться с
Праотцем-Деревом. Хрупкий союз устоял.
Но одно я заметил. Менгиры перестали надоедать мне "чужаками на
равнине".
Все это время они имели в виду Следопыта и пса Жабодава. И Госпожу.
Двое из трех перестали быть чужаками. Что сталось с псом Жабодавом, не знал
никто. Даже менгиры не сумели его выследить.
Я попросил Следопыта объяснить, откуда взялось имя, но тот не помнил. И
самого пса Жабодава - тоже не помнил. Чудеса.
Теперь Следопыт был созданием Дерева.
Я нервничал. У меня началась бессонница. Дни утекали один за другим.
Где-то на западе Великая Скорбная река подтачивала свой берег. Четвероногое
чудовище мчалось к своему хозяину с вестью о том, что его план раскрыт.
Душечка и Госпожа не делали ничего.
Ворон оставался в ловушке. Боманц все шел через неугасимый огонь,
который и вызвал сам себе на горе. Приближался конец света. И никто пальцем
о палец не ударил.
Я закончил перевод. Мне это не помогло. Так мне казалось. Хотя Молчун,
Гоблин и Одноглазый продолжали возиться со списками имен, с перекрестными
ссылками в поисках системы. Госпожа заглядывала им через плечо чаще, чем я.
Я кропал Анналы. И маялся, как же мне попросить, чтобы она вернула мне те,
что я потерял у моста Королевы.
Я нервничал. Изводил себя и других. На меня начинали злиться. Чтобы
успокоиться, я стал гулять при луне.
Той ночью было полнолуние, и жирный оранжевый пузырь только взошел над
восточными холмами. Величественное зрелище, особенно когда на фоне диска
пролетает стая мант. Горизонт почему-то светился сиреневым. На холодном
ветру металась выпавшая днем тонкая пыль. Далеко на севере поблескивала буря
перемен.
Рядом со мной возник менгир. Я подпрыгнул фута на три.
- Опять чужаки на равнине? - спросил я.
- Не больше чужаки, чем ты. Костоправ. - Шутник нашелся. Что ты хочешь?
- Ничего. Отец Деревьев хочет видеть тебя.
- Да? До скорого.
Я двинулся к Дыре. Сердце мое заходилось.
Дорогу мне заступил другой менгир.
- Ну, раз вы в таком духе... - Я изобразил на лице героизм и пошел
вверх по ручью.
Они все равно привели бы меня. Лучше принять неизбежное. И избежать
унижений.
Вокруг пустоши гулял ветер, но стоило мне пересечь границу, и я вступил
в лето. Полный штиль, хотя листва звенела. И жара как в горне.
Луна поднялась достаточно, чтобы затопить прогалину серебристым светом.
Я подошел к Дереву. Я не мог оторвать взгляда от руки, все еще торчащей,
сжимая корень, все еще, как мне казалось, живой. Но корень разросся и,
кажется, обволакивал руку, как живое дерево обволакивает обмотанную вокруг
него проволоку. Я остановился в пяти шагах от ствола.
- Подойди ближе, - сказало Дерево. Нормальным голосом. Обычным тоном.
Я сказал "Ик!" и поискал взглядом выход. Прогалину окружала пара
хрендильонов менгиров. Беги, коли охота.
- Стой спокойно, однодневка.
Ноги мои примерзли к земле. Однодневка, да? - Ты просил помощи. Ты
требовал помощи. Ты ныл, и клянчил, и молил о помощи. Стой спокойно и прими
ее. Подойди.
- Решился?
Я сделал два шага. Еще один, и я ему на корни наступлю.
- Я обдумал проблему. То, чего вы, однодневки, так боитесь, то, что
спит в земле так далеко отсюда, станет угрозой моим детям, если оно
пробудится. Я не вижу силы в тех, кто противостоит ему. Поэтому...
Я не люблю прерывать собеседника, но не заорать я не мог. Понимаете,
кто-то вцепился мне в лодыжку. Так вцепился, что у меня кости хрустнули.
Действительно. Извини, старик.
Мир посинел. На меня обрушился ураган боли. Молнии засверкали в ветвях
Праотца-Дерева. Над пустыней прокатился гром. Я поорал еще немного.
Синие разряды мелькали вокруг, едва не задевая меня вместе с моим
мучителем. Но наконец рука разжалась.
Я попытался сбежать.
Упал на первом же шаге. И продолжал ползти, пока Праотец-Дерево
извинялся и пытался меня вернуть.
К дьяволу. Я менгиров насквозь пробью, если придется...
Сознание мое наполнило видение. Праотец-Дерево передавал сообщение
напрямую. И наступила тишина: только фъють - исчезли менгиры.
Со стороны Дыры несся гомон. Чтобы выяснить, кто устроил представление,
выбежал весь Отряд.
Первым добежал Молчун.
- Одноглазый, - выдавил я. - Одноглазого мне. - Кроме меня, он
единственный, кто что-то смыслит в медицине. И, несмотря на склочность,
указания мои выполнит.
Тут же явился Одноглазый, а с ним еще человек двадцать. Дозорные не
оплошали.
- Лодыжка, - сказал я. - Может, сломана. Света дайте сюда. И лопату,
мать ее.
- Лопату? Головой ударился? - переспросил Одноглазый.
- Я сказал, Принеси. И что-нибудь против боли. Материализовался Ильмо,
застегиваясь на ходу.
- Костоправ, что случилось?
- Старик захотел поболтать. Каменюги меня привели. Говорит, что решил
нам помочь. Только, когда я уши развесил, эта рука в меня вцепилась. Чуть
ногу не оторвала. А шум - это Дерево говорило: "Не хулигань".
- Закончишь с ногой - отпили ему язык, - приказал Одноглазому. Ильмо. -
Что ему надо, Костоправ?
- Уши в Дыре забыл? Помочь нам справиться с Властелином. Говорит,
обдумал и решил, что оставить Властелина в земле - в его собственных
интересах. Помоги встать.
Усилия Одноглазого начали приносить плоды. Он прилепил к моей лодыжке -
раздувшейся к этому времени втрое - один из своих травяных шариков, и боль
спала.
Ильмо покачал головой.
- Если ты мне не поможешь встать, - процедил я, - я тебе ногу сломаю.
Ильмо с Молчуном подхватили меня под мышки и поставили.
- Лопаты принесите, - приказал я. Мне тут же подали с полдюжины.
Солдатских, конечно, не заступов. - Раз уж вы собрались мне помочь, волоките
меня к Дереву.
Ильмо зарычал. На мгновение мне показалось, что заговорит Молчун. Я
посмотрел на него с выжидающей улыбкой. Двадцать с гаком лет жду.
И ничего.
Но что бы ни случилось, на челюстях Молчуна всегда висел стальной
замок. Я видел его таким злым, что он готов был глодать гвозди, и таким
возбужденным, что он терял контроль над сфинктерами, но нарушить молчание
его не могло заставить ничто.
В ветвях Дерева еще метались синие искры,. Звенели листья. Свет луны и
отблески факелов смешивались, от каждой искры пускались в пляс немыслимые
тени...
- На другой стороне, - скомандовал я своим носильщикам.
Раз я не вижу его отсюда, он по другую сторону ствола.
Ага, вот и он, в двадцати футах от комля. Росток. Немного выше
человеческого роста.
Одноглазый, Молчун, Гоблин - все наши выпучили на него глаза, как стая
обезьян. Кроме старины Ильмо.
- Притащите пару ведер воды и хорошо промочите землю, - приказал он. -
И найдите старое одеяло, чтобы мы могли замотать им корни вместе с землей.
Прямо в точку. Крестьянин, чтоб его.
- А меня спустите вниз, - потребовал я. - Хочу сам посмотреть лодыжку,
при свете.
На обратном пути мы с тащившими меня Ильмо и Молчуном повстречали
Госпожу. Она изобразила трогательную заботу - все хлопотала вокруг меня.
Пришлось вытерпеть уйму многозначительных ухмылок.
Даже тогда правду знала только Душечка. И, может быть, догадывался
Молчун.
В Курганье не было времени - только пламя и тень, бессолнечный свет,
страх и отчаяние без конца. С того места, где он стоял, пойманный в
собственной паутине, Ворон мог различить два десятка тварей Властелина. Он
видел людей и зверей, захороненных во времена Белой Розы, чтобы зло не
смогло вырваться. Он видел силуэт колдуна Боманца на фоне замерзшего
драконьего пламени. Старый колдун все еще пытался сделать хоть шаг к сердцу
Великого кургана. Разве он не знает, что проиграл много поколений, назад?
Ворон пытался представить, давно ли он пойман. Достигли ли его письма
адресата? Придет ли помощь? Или он всего лишь коротает время, пока не
выплеснулась тьма?
Единственными часами служило растущее беспокойство тех, кто был