Страница:
- Я боюсь, Шаб. Боюсь сдвинуться с места. В старости такое бывает.
Страх перемен.
- Папа...
- Мечты умирают, сынок. Те немыслимые, дикие сказки, которые заставляют
жить, - невозможные, неисполнимые. Мои светлые мечтания умерли. Все, что я
вижу, - это гнилозубая ухмылка убийцы.
Шаблон выкарабкался из раскопа. Сорвал стебелек сладкой травы, пососал.
- Пап, как ты себя чувствовал, когда женился на маме?
- Обалдевшим. Шаблон рассмеялся:
- Ладно, а когда шел просить ее руки? По дороге?
- Думал, что на месте обмочусь. Ты своего дедушку не видывал. О таких,
как он, и рассказывают в сказках про троллей.
- Что-то вроде того, как ты себя чувствуешь сейчас?
- Примерно. Да. Но не совсем. Я был моложе, и меня ждала награда.
- А теперь - разве нет? Ставки повысились.
- В обе стороны. И на выигрыш, и на проигрыш.
- Знаешь что? У тебя просто кризис самоуверенности. И все. Через пару
дней ты снова будешь бить копытом.
Тем вечером, когда Шаблон снова ушел, Боманц сказал Жасмин:
- У нас с тобой умный сын. Мы с ним поговорили сегодня. По-настоящему,
в первый раз. Он удивил меня.
- С чего бы? Он же твой сын.
***
Сон был ярче, чем когда-либо, и пришел он раньше. Боманц просыпался
дважды за ночь. Больше заснуть он не пытался. Вышел на улицу, присел на
ступеньках, залитых лунным светом. Ночь выдалась ясная. По обе стороны
грязной улочки виднелись неуклюжие дома.
"Ничего себе городок, - подумал Боманц, вспомнив красоты Весла. -
Стража, мы - гробокопатели, и еще пара человек, кормящих нас да путников.
Последних тут и не бывает почти, несмотря на всю моду на времена
Владычества. У Курганья такая паршивая репутация, что на него никто и
глядеть не хочет".
Послышались шаги. Надвинулась тень.
- Бо?
- Бесанд?
- Угу. - Наблюдатель опустился на ступеньку. - Что делаешь?
- Заснуть не могу. Думаю, как случилось, что Курганье превратилось в
такую дыру, что даже уважающий себя воскреситель сюда не полезет. А ты? Не в
ночной же дозор ходишь?
- Тоже бессонница. Комета проклятая. Боманц пошарил взглядом по небу.
- Отсюда не видно. Надо обойти дом. Ты прав. Все о нас забыли. О нас и
о тех, кто лежит в земле. Не знаю, что хуже. Запустение или просто глупость.
- М-м? - Наблюдателя явно что-то мучило.
- Бо, меня снимают не потому, что я стар или неловок, хотя, думаю, так
и есть. Меня снимают, чтобы освободить пост для чьего-то там племянника.
Ссылка для паршивых овец Вот это больно, Бо. Это больно. Они забыли,
что это за место. Мне говорят, что я угробил всю жизнь на работе, где любой
идиот может дрыхнуть.
- Мир полон глупцов. - Глупцы умирают.
- А?
- Они смеются, когда я говорю о Комете или воскресительском перевороте
этим летом. Они не верят, как я. Они не верят, что в курганах кто-то лежит.
Кто-то живой.
- А ты приведи их сюда. Пусть прогуляются по Курганью после заката.
- Я пытался. Говорят: "Прекрати ныть, а то лишим пенсии".
- Ну так ты сделал все, что мог. Остальное на их совести.
- Я дал клятву, Бо. Я давал ее серьезно и держу до сих пор. Эта работа
- все, что у меня есть. У тебя-то есть Жасмин и Шаб. А я жил монахом. И
теперь они вышвырнули меня ради какого-то малолетнего... - Бесанд издал
какой-то странный звук.
"Всхлип?" - подумал Боманц. Наблюдатель плачет? Человек с каменным
сердцем и милосердием акулы?
- Пошли, глянем на Комету. - Он тронул Бесанда за плечо. - Я ее еще не
видел. Бесанд взял себя в руки.
- Действительно? Трудно поверить.
- Почему? Я допоздна не сижу. Ночные смены берет Шаблон.
- Неважно Это я по привычке подкапываюсь. Нам с тобой следовало стать
законниками. Мы с тобой прирожденные спорщики.
- Может, ты и прав. Я в последнее время много размышлял, что же я тут
делаю.
- А что ты тут делаешь, Бо?
- Собирался разбогатеть. Хотел порыться в старых книгах, раскопать пару
богатых могил, вернуться в Весло и купить дядюшкино извозное дело.
Боманц лениво раздумывал, какие части вымышленного прошлого убеждали
Бесанда. Сам он так долго жил выдумкой, что некоторые придуманные детали
казались ему реальными, если только он не напрягал память.
- И что случилось?
- Лень. Обыкновенная старомодная лень. Я обнаружил, что между мечтой и
ее исполнением - большая разница. Было намного проще откапывать ровно
столько, чтобы хватало на жизнь, а остальное время бездельничать. - Боманц
скривился. Это была почти правда. Все его исследования в определенном смысле
лишь предлог, чтобы ни с кем не соперничать. В нем просто не было энергии
Токара.
- Ну, не так плохо ты и жил. Пара суровых зим, когда Шаб был еще
щенком. Но через это мы все прошли. Немного помощи, и все мы выжили. -
Бесанд ткнул пальцем в небо: - Вон она.
Боманц всхлипнул. Точно такая, как он видел во сне.
- Зрелище еще то, да?
- Подожди, пока она не подойдет поближе. На полнеба разойдется.
- И красиво.
- Я бы сказал "потрясающе". Но она еще и предвестник. Дурной знак.
Древние писатели говорят, что она будет возвращаться, пока Властелин не
восстанет.
- Я жил этим всю жизнь, Бесанд, и даже мне тяжело поверить, что это не
просто болтовня. Подожди! Курганье и мне давит на душу. Но я просто не могу
поверить, что эти твари восстанут, проведя в могиле четыре сотни лет.
- Бо, может, ты и честный парень. Если так, держи совет. Когда уйду я -
беги. Подхватывай теллекуррские штучки и дуй в Весло.
- Ты начинаешь говорить как Шаб.
- Я серьезно. Если тут возьмет власть какой-нибудь неверующий идиот, ад
вырвется на свободу. В буквальном смысле. Уноси ноги, пока это возможно.
- Может, ты и прав. Я подумывал вернуться. Но что я там буду делать?
Весло я позабыл. Судя по рассказам Шаба, я там просто потеряюсь. Черт, да
здесь теперь мой дом. Я никак этого не понимал. Эта свалка - мой дом.
- Я тебя понимаю.
Боманц поглядел на громадный серебристый клинок в небе. Скоро...
- Кто там? Кто это? - донеслось со стороны черного хода. - А ну
уматывай! Сейчас стражу позову!
- Это я, Жасмин. Бесанд рассмеялся:
- - И Наблюдатель, хозяйка. Стража уже на посту.
- Что ты делаешь, Бо?
- Болтаю. Гляжу на звезды.
- Я пойду, - сказал Бесанд. - Завтра увидимся.
По его тону Боманц понял - завтра его ждет очередной заряд
преследований.
- Поосторожнее.
Боманц устроился на мокрой от росы черной ступеньке, и прохладная ночь
омыла его. В Древнем лесу одинокими голосами кричали птицы. Весело заверещал
сверчок. Влажный ветерок едва пошевеливал остатки волос на лысине. Жасмин
вышла и присела рядом с мужем.
- Не могу заснуть, - сказал он.
- Я тоже.
- Это все она. - Боманц глянул на Комету, вздрогнул от нахлынувших
воспоминаний. - Помнишь то лето, когда мы приехали сюда? Когда остались
посмотреть на Комету? Была такая же ночь.
Жасмин взяла его за руку, их пальцы переплелись.
- Ты читаешь мои мысли. Наш первый месяц. Мы были такими глупыми
детьми.
- В душе мы такими же и остались.
Теперь Граю разгадка давалась легко. Когда он занимался делом. Но
старая шелковая карта притягивала его все больше и больше. Эти странные
древние имена. На теллекурре они звучали сочнее, чем на современных языках.
Душелов. Зовущая Бурю. Луногрыз. Повешенный. На древнем наречии они казались
куда мощнее.
Но они мертвы. Из всех великих остались только Госпожа да то чудовище
под землей, которое и заварило кашу.
Он часто подходил к маленькому окошку, смотрел на Курганье. Дьявол под
землей. Зовет, наверное. Окруженный защитниками - не многие из них упомянуты
в легендах, и еще меньше - тех, чьи прозвания определил старый колдун.
Боманца интересовала только Госпожа.
Столько фетишей. И дракон. И павшие рыцари Белой Розы, чьи духи
поставлены вечно охранять курган. Все это казалось куда серьезнее нынешней
борьбы.
Грай рассмеялся. Прошлое всегда кажется интереснее настоящего. Тем, кто
пережил первое великое противостояние, оно тоже, наверное, казалось ужасающе
медлительным. Лишь о последней битве складывались легенды и предания. О
нескольких днях из десятилетий.
Теперь Грай работал меньше - у него были добрый кров и кое-какие
припасы. Он мог больше гулять, особенно ночами.
Как-то утром, прежде чем Грай проснулся окончательно, пришел Кожух.
Грай впустил юношу.
- Чаю?
- Давай.
- Нервничаешь. Что случилось?
- Тебя требует полковник Сироп.
- Опять шахматы? Или работа?
- Ни то, ни другое. Его беспокоят твои ночные прогулки. Я ему уже
сказал, что гуляю с тобой и что тебя интересуют только звезды да всякая
ерунда. По-моему, он параноик.
Грай натянуто улыбнулся:
- Просто делает свое дело. Наверное, я кажусь странным. Не от мира
сего. Выжившим из ума. Я и правда веду себя как маразматик? Сахару?
- Пожалуйста. - Сахар был деликатесом. Стража его себе позволить не
могла.
- Торопишься? Я не завтракал еще.
- Ну он вроде не подгонял.
- Хорошо.
"Больше времени на подготовку. Дурак. Следовало догадаться, что твои
прогулки привлекут внимание. Стражник - по профессии параноик".
Грай приготовил овсянку с беконом, поделился с Кожухом. Как бы хорошо
ни платили стражникам, питались они скверно. Из-за дождей дорогу на Весло
развезло, совершенно. Армейские маркитанты сражались с дорогой мужественно,
но обеспечивать всех не могли.
- Ну, пойдем, повидаемся с ним, - сказал наконец Грай. - Кстати, этот
бекон - последний. Полковнику стоило бы подумать о том, чтобы кормиться
самим.
- Говорили уже об этом. - Грай подружился с Кожухом отчасти и потому,
что тот служил при штабе. Полковник Сироп играл с Граем в шахматы и
вспоминал добрые старые времена, но планов не раскрывал.
- И?
- Земли недостаточно. И фуража.
- Свиньи и на желудях жиреют.
- Свинопасы нужны. Иначе все лесовики прихватят.
- Да, наверное.
***
Полковник принял Грая в личном кабинете.
- Когда же вы работаете, сударь? - пошутил Грай.
- Работа сама движется. Как двигалась уже веками. У меня проблема.
Грай.
Грай сморщился.
- Проблема?
- Обличья, Грай. Мир живет восприятиями. А ты не соответствуешь своему
облику.
- Сударь?
- В прошлом месяце у нас был гость. Из Чар.
- Я не знал.
- И никто не знал. Кроме меня. Это было нечто вроде длительной
неожиданной проверки. Такое случается.
Сироп уселся за стол, отодвинул в сторону шахматную доску, на которой
они так долго соревновались. Он вытащил из укромного местечка за правой
ножкой стола длинный лист бумаги. Грай заметил паучий почерк.
- Взятый? Сударь?
Грай каждый раз почти забывал добавить "сударь", и привычка эта Сиропа
очень беспокоила.
- Да. От Госпожи, со всеми полномочиями. Он не пережимал, нет. Но
рекомендации делал. И упоминал людей, чье поведение кажется ему
неприемлемым. Твое имя стояло в списке первым. Какого беса ты шляешься по
округе всю ночь?
- Думаю. Заснуть не могу. Война сделала что-то... Я многое видел.
Повстанцы. Мы не ложились спать из страха, что они атакуют. А если уснешь -
во сне видишь кровь. Горящие дома и поля. Визг скотины и детей. Это было
хуже всего. Плачущие дети. Я все еще слышу их плач. - Он почти не
преувеличивал. Каждый раз, ложась в постель, он слышал детский плач.
Он говорил правду, вплетая ее в ложь. Детский плач. Дети, чьи голоса
преследовали его, были его собственными невинными младенцами, брошенными из
боязни ответственности.
- Знаю, - ответил Сироп. - Знаю. Во Рже убивали детей, чтобы те не
попали к нам в руки. Самые жестокие из солдат плакали, видя, как матери
бросают со стены своих младенцев и кидаются вслед за ними. Я никогда не был
женат, и детей у меня нет. Но я понимаю, что ты имеешь в виду. У тебя дети
были?
- Сын, - ответил Грай тихо и сдавленно, едва не вздрагивая от боли, - и
дочь. Двойняшки. Давно и далеко отсюда.
- И что стало с ними?
- Не знаю. Надеюсь, что они еще живы. Они примерно ровесники Кожуху.
Сироп поднял бровь, но промолчал.
- А их мать?
Глаза Грая стали железом. Раскаленным железом клейма.
- Умерла.
- Мне жаль.
Грай промолчал; выражение лица его наводило на мысль, что ему вовсе не
жаль.
- Ты понимаешь, что я говорю, Грай? - спросил Сироп. - Тебя приметил
Взятый. А это нездорово.
- Понял. А кто из них?
- Не знаю. Кто у нас из Взятых интересуется мятежниками?
- Какими мятежниками? - фыркнул Грай. - Мы их при Чарах стерли с лица
земли.
- Может быть. Но есть еще эта Белая Роза.
- Я думал, ее вот-вот возьмут.
- Да, ходит такой слух, что ее еще до конца месяца в кандалы закуют. С
тех пор, как мы о ней впервые услышали, так он и ходит. Она быстро бегает.
Может быть, достаточно быстро. - Улыбка Сиропа померкла. - Ну, когда Комета
вернется, меня тут уже не будет. Бренди?
- Да.
- Шахматишки? Или на работу спешишь?
- Да пока нет. Одну партию. На середине игры Сироп напомнил:
- Не забудь мои слова. Взятый сказал, что улетает. Но это его слова.
Может, он тут за кустами прячется.
- Буду осторожен.
Еще бы. Только внимания Взятого ему не хватало. Он слишком далеко
забрался, чтобы рисковать по пустякам.
Была моя вахта. В желудке стояла гложущая, свинцовая тяжесть. Высоко в
небе весь день кружили точки. Парочка вертелась - патрулировала - там и
сейчас. Постоянное присутствие Взятых было недобрым знаком.
Чуть ниже планировали в послеполуденных небесах две пары мант. На
восходящих потоках они поднимались, потом, кружа, опускались, поддразнивая
Взятых, пытаясь подманить их поближе к границе. Они недолюбливали пришельцев
вообще, а этих - особенно, потому что те раздавили бы мант, если бы не
другой чужак, Душечка.
За ручьем прохаживались бродячие деревья. Блестели мертвые менгиры,
пробужденные каким-то образом от обычной спячки. Что-то назревало на равнине
- нечто, чего ни один чужак не поймет.
За пустыню зацепилась огромная тень. В вышине плыл, бросая вызов
Взятым, одинокий летучий кит. Порой до земли долетал едва слышный низкий
рев. Первый раз слышу, чтобы кит говорил. Для них это признак ярости.
Забормотал, зашептался в кораллах ветер. Праотец-Дерево пропел
возражение киту.
- Скоро твои враги придут, - произнес, менгир рядом со мной.
Я вздрогнул. Его слова напомнили мне недавний ночной кошмар, не
запомнившийся, но полный ужаса.
Я не позволил себе пугаться подлой каменюги. Сильно пугаться.
Что они? Откуда пришли? Почему отличаются от обычных камней? И если уж
на то пошло - почему равнина так дико отличается от всего мира? Почему она
так жестока? Покамест нас терпят как союзников против более серьезного
врага. Но посмотрим, сколько продержится эта дружба, когда Госпожа падет.
- Когда?
- Когда будут готовы.
- Великолепно, каменюга. Объяснил. Мой сарказм не прошел незамеченным -
просто его не откомментировали. Менгиры сами славятся сарказмом и ядовитым
языком.
- Пять армий, - пояснил голос. - Долго ждать не будут.
Я ткнул пальцем в небо:
- А Взятые летают как хотят. Беспрепятственно.
- Они не чинят препятствий.
Сущая правда. Но извинение слабое. Союзники должны быть союзниками.
Летучие киты и манты обычно считают одно появление на равнине достаточным
препятствием. Мне пришло в голову, что Взятые могли их подкупить.
- Неправда. - Менгир подвинулся. Теперь его тень падала мне на ноги. Я
наконец оглянулся. В нем было каких-то десять футов. Недоросль.
Он прочитал мои мысли. Черт.
Менгир продолжал сообщать мне то, что я и без него знал.
- Не всегда можно вести дела с позиции силы. Будь осторожен. Народы
собрались, чтобы переоценить целесообразность вашего присутствия на равнине.
Ах вот как. Этот булыжник-трепач, оказывается, посланник. Местные
испуганы. И некоторые думают, что избавятся от неприятностей, выставив нас
за дверь.
- Да.
Слово "народы" не слишком точно описывает тот межвидовой парламент, что
принимает тут решения, но лучшего не подобрать.
Если верить менгирам - а они лгут только путем умолчания или обобщений,
- то равнину Страха населяют более сорока разумных видов. В число известных
мне входят менгиры, ходячие деревья, летучие киты и манты, горстка людей
(как дикари, так и отшельники), два вида ящериц, птица вроде сарыча, большая
белая летучая мышь и исключительно редкая тварь наподобие перевернутого
верблюдокентавра. Я хочу сказать, что человеческая часть у него задняя.
Бегает оно вперед тем местом, которое у всех других существ называется
задницей. Наверное, я встречал и других, по не узнавал. Гоблин утверждает,
что в сердце больших коралловых рифов живет маленькая мартышка, в точности
похожая на Одноглазого в миниатюре, - но когда речь заходит об Одноглазом,
Гоблину верить нельзя.
- Я обязан принести весть, - сказал менгир. - Чужаки на равнине.
Я задал вопросы. Не получив ответа, раздраженно обернулся. Менгир уже
исчез.
- Чертова каменюга...
У входа в Дыру стояли, наблюдая за Взятыми, Следопыт и пес Жабодав. Мне
передавали, что Душечка тщательно допросила Следопыта - я-то пропустил эту
часть - и допрос ее удовлетворил.
Я тогда поспорил с Ильмо, которому Следопыт понравился.
- Напомнил мне Ворона, - заявил Ильмо. - Пара сотен Воронов нам бы
пригодилась.
- Мне он тоже напоминает Ворона. Именно это мне и не нравится. - Но что
толку спорить? Так не бывает, чтобы все всем нравились. Душечка полагает,
что с ним все в порядке. Ильмо с ней согласен. Лейтенант его принял. Почему
я дергаюсь? Черт, если он слеплен из того же теста, что и Ворон, то у
Госпожи большие неприятности.
Скоро его проверят. Что-то у Душечки на уме. Подозреваю, упреждающий
удар. Вероятно, по Рже.
Ржа. Где поднял свою звезду Хромой.
Хромой. Восставший из мертвых. Я сделал с ним все, что можно, только
что тела не сжег. А надо было, наверное. Проклятие.
Самое страшное - подумать: "А один ли он?" Не избежали ли прочие верной
смерти? Не прячутся ли где-то, чтобы изумить мир своим появлением?
На ноги мне упала тень. Я очнулся от раздумий. Рядом со мной стоял
Следопыт.
- Ты выглядишь расстроенным, - сказал он. Должен признать, был он
отменно вежлив. Я глянул на кружащие в небе напоминания о битве.
- Я солдат, - ответил я, - старый, усталый и запутавшийся. Я сражаюсь
дольше, чем ты живешь на свете. И все жду, когда мы чего-нибудь добьемся.
Он улыбнулся - слабо, почти скрытно. Мне стало неуютно. Мне было
неуютно от всего, что он делал. Даже от его проклятой собаки, хотя она почти
все время дрыхла. Как она одолела дорогу от Весла при такой лени? Работа-то
нелегкая. А этот пес - клянусь! - даже жрать не торопился.
- Можешь быть уверен. Костоправ, - ответил Следопыт, - она падет. - Он
говорил абсолютно убежденно. - У нее не хватит сил приручить весь мир.
И снова мне стало не по себе. Прав он или нет, но фразу он построил
жутковато.
- Мы сокрушим их всех. - Он указал на Взятых. - Это самозванцы, не то
что прежние.
Пес Жабодав обчихал Следопыту ботинок. Следопыт посмотрел вниз - я
думал, что он пнет дворнягу, но он нагнулся и почесал скотине за ухом.
- Пес Жабодав. Что за имя такое?
- О, это старая шутка. Тех времен, когда мы были намного моложе. Ему
понравилось. Теперь он на этом имени настаивает.
Казалось, что Следопыт со мной только наполовину. Глаза его были пусты,
взгляд блуждал где-то, хотя он продолжал смотреть в сторону Взятых. Странно.
По крайней мере, он признал, что был когда-то молод. Есть в этом намек
на человеческую уязвимость. В таких, как Ворон и Следопыт, меня бесит именно
то, что их задеть невозможно.
- Эй, Костоправ! - Из Дыры вылез Лейтенант.
- Что?
- Пусть Следопыт тебя сменит. - До конца моей вахты оставалось еще
несколько минут. - Душечка тебя требует. Я глянул на Следопыта. Тот пожал
плечами:
- Давай.
Он повернулся лицом на запад и встал в стойку. Клянусь, выглядело это
так, словно он включил бдительность, в одно мгновение став идеальным
стражем.
Даже пес Жабодав приоткрыл глаз и принялся наблюдать.
Я почесал псине темя, надеясь, что жест будет принят за дружелюбный.
Пес заворчал.
- Счастливо оставаться, - сказал я и последовал за Лейтенантом.
Обычно бесстрастный, Лейтенант показался мне взволнованным.
- В чем дело?
- У нее очередная дикая идея. О-хо-хонюшки.
- Куда теперь?
- Во Ржу.
- Ну чудно! Прекрасно! Давай выкладывай. Я-то подумал, что ты
треплешься. Отговорить ее ты, надеюсь, пытался?
Можно было бы подумать, что после стольких лет вонь начинает казаться
приемлемой, но, когда мы спустились в Дыру, нос мой задергался. Я невольно
задержал дыхание. Просто невозможно набить толпу народа в подземелье и не
проветривать его. А проветривали у нас не часто.
- Пытался. Она говорит: "Грузи фургон, а то, что мул слепой, - это моя
забота".
- Обычно она права.
- Она военный гений, ядрена вошь! Но это не значит, что она может
провернуть каждый из примерещившихся ей недоделанных планов! Мало ли что
примерещится... Черт, Костоправ, - там же Хромой.
В зале совещаний мы с этого и начали. Ношу взяли на себя мы с Молчуном
- как Душечкины любимцы. Редко приходилось мне видеть такое единодушие среди
моих собратьев. Даже Гоблин и Одноглазый сошлись - а уж эти двое в полдень
могут спорить, ночь на дворе или день.
Душечка расхаживала по комнате, как дикий зверь. Она сомневалась.
Сомнения изводили ее.
- Во Рже двое Взятых, - доказывал я. - Это по словам Шпагата. И один из
них - наш самый старый и опасный враг. - Если сломить этих двоих, весь план
их кампании лопнет, - возразила Душечка.
- Сломить их? Девочка, мы о Хромом говорим. Я уже доказал, что он
непобедим.
- Нет. Ты доказал, что Хромой выживает, если не добить его. Мог бы
сжечь тело.
Точно. Или разрезать на кусочки и скормить рыбам, или отправить в
плавание по котлу с кислотой, или засыпать негашеной известью. Но на это
уходит время. А на нас надвигалась сама Госпожа. Хорошо, хоть ноги в тот раз
унесли.
- Предположим, что нам удалось пробраться туда незамеченными - во что я
ни на грош не верю - и застать их врасплох. Долго ли всем Взятым собраться и
нас прихлопнуть? - Я отчаянно жестикулировал, более рассерженный, чем
испуганный. Я никогда еще не отказывал Душечке. Но в этот раз я был готов и
на такое.
Глаза Душечки вспыхнули. В первый раз в жизни я заметил, что она не
может справиться с собой.
- Если ты не хочешь подчиняться приказам, - показала она наконец, -
тебе нечего здесь делать. Я не Госпожа. Я не жертвую пешками ради малой
выгоды. Я согласна - этот налет очень рискован. Но гораздо меньше, чем ты
полагаешь. И результаты его могут быть намного серьезнее, чем тебе кажется.
- Убеди меня.
- Не могу. Ты не должен знать, на случай, если тебя схватят. Я уже
завелся:
- То есть ты хочешь сказать, что Взятым этого хватит, чтобы сесть нам
на хвост?
Может, я был испуган сильнее, чем мог себе сознаться. А может, на меня
просто нашел дух противоречия.
- Нет, - ответила она. Хотела сообщить что-то еще, но удержалась.
Молчун положил мне руку на плечо. Он сдался. Лейтенант присоединился к
нему.
- Перегибаешь, Костоправ. - Если ты не будешь исполнять приказ,
Костоправ, - уходи, - повторила Душечка.
Она говорила серьезно. Совершенно! У меня от удивления отвисла челюсть.
- Ладно! - Я вышел, стуча каблуками, отправился к себе, пошелестел
этими упрямыми старыми бумагами и, конечно, ничего нового не нашел.
На некоторое время меня оставили в покое. Потом подошел Ильмо. Вошел не
стучась - просто я поднял глаза, а он уже стоял в дверях. К тому времени я и
сам почти устыдился своей выходки.
- Ну?
- Почта пришла. - Он кинул мне очередной пакет в промасленной коже.
Я подхватил пакет в воздухе. Ильмо ушел, не объяснив, откуда он взялся.
Я положил сверток на стол и долго глядел на него. Откуда? Я же никого в
Весле не знаю.
Или в этом есть какой-то подвох?
Госпожа терпелива и умна. Я бы не сбрасывал со счетов некий
использующий меня великий план.
Наверное, я раздумывал об этом с час, прежде чем неохотно развернул
пакет.
Глава 14. ИСТОРИЯ БОМАНЦА. (ИЗ ПОСЛАНИЯ)
Боманц и Токар стояли в углу лавки.
- Ну как тебе? - спросил Боманц. - Дорого дадут?
Токар посмотрел на шедевр новой коллекции Боманца - скелет воина
теллекурре в полностью реставрированных доспехах.
- Это просто чудо, Бо. Как ты это сделал?
- Скрутил суставы проволокой. Видишь драгоценный камень на лбу? Я не
знаток геральдики времен Владычества, по рубин - это, кажется, знак именитых
людей?
- Царей. Это будет череп царя Слома.
- И кости его. И броня.
- Ты богач, Бо. С этого я возьму только комиссионные. Подарок всей
семье на помолвку. А ты серьезно принял мою просьбу расстараться.
- Лучшее конфисковал Наблюдатель. Мы откопали доспехи Меняющего Облик.
В этот раз Токар привез помощников - пара мрачных обезьяноподобных
громил перетаскивала древности в фургоны на улице. Наблюдая, как они снуют,
Боманц начинал нервничать.
- Правда? Проклятие! Я бы левую руку за это отдал.
Боманц, извиняясь, развел руками:
- А что я мог поделать? Бесанд меня держит на коротком поводке. И ты же
знаешь, как я стараюсь себя вести. Чтобы иметь дело с братом будущей
невестки, приходится чем-то жертвовать.
- Это как?
"Вот я и вляпался", - подумал Боманц. И кинулся в омут.
- Бесанд прослышал, что ты воскреситель. Совсем нас с Шабом извел.
- Ах ты ж, погань! Извини, Бо. Воскреситель! Много лет назад я не
уследил за своим языком и ляпнул, что даже Властелин правил бы в Весле
лучше, чем наш мэр-шут. Одна идиотская фраза! Но эти же не забывают. Мало им
того, что они отца моего в могилу свели, теперь еще надо меня и моих друзей
мучить!
Боманц понятия не имел, о чем говорит Токар. Надо будет спросить
Страх перемен.
- Папа...
- Мечты умирают, сынок. Те немыслимые, дикие сказки, которые заставляют
жить, - невозможные, неисполнимые. Мои светлые мечтания умерли. Все, что я
вижу, - это гнилозубая ухмылка убийцы.
Шаблон выкарабкался из раскопа. Сорвал стебелек сладкой травы, пососал.
- Пап, как ты себя чувствовал, когда женился на маме?
- Обалдевшим. Шаблон рассмеялся:
- Ладно, а когда шел просить ее руки? По дороге?
- Думал, что на месте обмочусь. Ты своего дедушку не видывал. О таких,
как он, и рассказывают в сказках про троллей.
- Что-то вроде того, как ты себя чувствуешь сейчас?
- Примерно. Да. Но не совсем. Я был моложе, и меня ждала награда.
- А теперь - разве нет? Ставки повысились.
- В обе стороны. И на выигрыш, и на проигрыш.
- Знаешь что? У тебя просто кризис самоуверенности. И все. Через пару
дней ты снова будешь бить копытом.
Тем вечером, когда Шаблон снова ушел, Боманц сказал Жасмин:
- У нас с тобой умный сын. Мы с ним поговорили сегодня. По-настоящему,
в первый раз. Он удивил меня.
- С чего бы? Он же твой сын.
***
Сон был ярче, чем когда-либо, и пришел он раньше. Боманц просыпался
дважды за ночь. Больше заснуть он не пытался. Вышел на улицу, присел на
ступеньках, залитых лунным светом. Ночь выдалась ясная. По обе стороны
грязной улочки виднелись неуклюжие дома.
"Ничего себе городок, - подумал Боманц, вспомнив красоты Весла. -
Стража, мы - гробокопатели, и еще пара человек, кормящих нас да путников.
Последних тут и не бывает почти, несмотря на всю моду на времена
Владычества. У Курганья такая паршивая репутация, что на него никто и
глядеть не хочет".
Послышались шаги. Надвинулась тень.
- Бо?
- Бесанд?
- Угу. - Наблюдатель опустился на ступеньку. - Что делаешь?
- Заснуть не могу. Думаю, как случилось, что Курганье превратилось в
такую дыру, что даже уважающий себя воскреситель сюда не полезет. А ты? Не в
ночной же дозор ходишь?
- Тоже бессонница. Комета проклятая. Боманц пошарил взглядом по небу.
- Отсюда не видно. Надо обойти дом. Ты прав. Все о нас забыли. О нас и
о тех, кто лежит в земле. Не знаю, что хуже. Запустение или просто глупость.
- М-м? - Наблюдателя явно что-то мучило.
- Бо, меня снимают не потому, что я стар или неловок, хотя, думаю, так
и есть. Меня снимают, чтобы освободить пост для чьего-то там племянника.
Ссылка для паршивых овец Вот это больно, Бо. Это больно. Они забыли,
что это за место. Мне говорят, что я угробил всю жизнь на работе, где любой
идиот может дрыхнуть.
- Мир полон глупцов. - Глупцы умирают.
- А?
- Они смеются, когда я говорю о Комете или воскресительском перевороте
этим летом. Они не верят, как я. Они не верят, что в курганах кто-то лежит.
Кто-то живой.
- А ты приведи их сюда. Пусть прогуляются по Курганью после заката.
- Я пытался. Говорят: "Прекрати ныть, а то лишим пенсии".
- Ну так ты сделал все, что мог. Остальное на их совести.
- Я дал клятву, Бо. Я давал ее серьезно и держу до сих пор. Эта работа
- все, что у меня есть. У тебя-то есть Жасмин и Шаб. А я жил монахом. И
теперь они вышвырнули меня ради какого-то малолетнего... - Бесанд издал
какой-то странный звук.
"Всхлип?" - подумал Боманц. Наблюдатель плачет? Человек с каменным
сердцем и милосердием акулы?
- Пошли, глянем на Комету. - Он тронул Бесанда за плечо. - Я ее еще не
видел. Бесанд взял себя в руки.
- Действительно? Трудно поверить.
- Почему? Я допоздна не сижу. Ночные смены берет Шаблон.
- Неважно Это я по привычке подкапываюсь. Нам с тобой следовало стать
законниками. Мы с тобой прирожденные спорщики.
- Может, ты и прав. Я в последнее время много размышлял, что же я тут
делаю.
- А что ты тут делаешь, Бо?
- Собирался разбогатеть. Хотел порыться в старых книгах, раскопать пару
богатых могил, вернуться в Весло и купить дядюшкино извозное дело.
Боманц лениво раздумывал, какие части вымышленного прошлого убеждали
Бесанда. Сам он так долго жил выдумкой, что некоторые придуманные детали
казались ему реальными, если только он не напрягал память.
- И что случилось?
- Лень. Обыкновенная старомодная лень. Я обнаружил, что между мечтой и
ее исполнением - большая разница. Было намного проще откапывать ровно
столько, чтобы хватало на жизнь, а остальное время бездельничать. - Боманц
скривился. Это была почти правда. Все его исследования в определенном смысле
лишь предлог, чтобы ни с кем не соперничать. В нем просто не было энергии
Токара.
- Ну, не так плохо ты и жил. Пара суровых зим, когда Шаб был еще
щенком. Но через это мы все прошли. Немного помощи, и все мы выжили. -
Бесанд ткнул пальцем в небо: - Вон она.
Боманц всхлипнул. Точно такая, как он видел во сне.
- Зрелище еще то, да?
- Подожди, пока она не подойдет поближе. На полнеба разойдется.
- И красиво.
- Я бы сказал "потрясающе". Но она еще и предвестник. Дурной знак.
Древние писатели говорят, что она будет возвращаться, пока Властелин не
восстанет.
- Я жил этим всю жизнь, Бесанд, и даже мне тяжело поверить, что это не
просто болтовня. Подожди! Курганье и мне давит на душу. Но я просто не могу
поверить, что эти твари восстанут, проведя в могиле четыре сотни лет.
- Бо, может, ты и честный парень. Если так, держи совет. Когда уйду я -
беги. Подхватывай теллекуррские штучки и дуй в Весло.
- Ты начинаешь говорить как Шаб.
- Я серьезно. Если тут возьмет власть какой-нибудь неверующий идиот, ад
вырвется на свободу. В буквальном смысле. Уноси ноги, пока это возможно.
- Может, ты и прав. Я подумывал вернуться. Но что я там буду делать?
Весло я позабыл. Судя по рассказам Шаба, я там просто потеряюсь. Черт, да
здесь теперь мой дом. Я никак этого не понимал. Эта свалка - мой дом.
- Я тебя понимаю.
Боманц поглядел на громадный серебристый клинок в небе. Скоро...
- Кто там? Кто это? - донеслось со стороны черного хода. - А ну
уматывай! Сейчас стражу позову!
- Это я, Жасмин. Бесанд рассмеялся:
- - И Наблюдатель, хозяйка. Стража уже на посту.
- Что ты делаешь, Бо?
- Болтаю. Гляжу на звезды.
- Я пойду, - сказал Бесанд. - Завтра увидимся.
По его тону Боманц понял - завтра его ждет очередной заряд
преследований.
- Поосторожнее.
Боманц устроился на мокрой от росы черной ступеньке, и прохладная ночь
омыла его. В Древнем лесу одинокими голосами кричали птицы. Весело заверещал
сверчок. Влажный ветерок едва пошевеливал остатки волос на лысине. Жасмин
вышла и присела рядом с мужем.
- Не могу заснуть, - сказал он.
- Я тоже.
- Это все она. - Боманц глянул на Комету, вздрогнул от нахлынувших
воспоминаний. - Помнишь то лето, когда мы приехали сюда? Когда остались
посмотреть на Комету? Была такая же ночь.
Жасмин взяла его за руку, их пальцы переплелись.
- Ты читаешь мои мысли. Наш первый месяц. Мы были такими глупыми
детьми.
- В душе мы такими же и остались.
Теперь Граю разгадка давалась легко. Когда он занимался делом. Но
старая шелковая карта притягивала его все больше и больше. Эти странные
древние имена. На теллекурре они звучали сочнее, чем на современных языках.
Душелов. Зовущая Бурю. Луногрыз. Повешенный. На древнем наречии они казались
куда мощнее.
Но они мертвы. Из всех великих остались только Госпожа да то чудовище
под землей, которое и заварило кашу.
Он часто подходил к маленькому окошку, смотрел на Курганье. Дьявол под
землей. Зовет, наверное. Окруженный защитниками - не многие из них упомянуты
в легендах, и еще меньше - тех, чьи прозвания определил старый колдун.
Боманца интересовала только Госпожа.
Столько фетишей. И дракон. И павшие рыцари Белой Розы, чьи духи
поставлены вечно охранять курган. Все это казалось куда серьезнее нынешней
борьбы.
Грай рассмеялся. Прошлое всегда кажется интереснее настоящего. Тем, кто
пережил первое великое противостояние, оно тоже, наверное, казалось ужасающе
медлительным. Лишь о последней битве складывались легенды и предания. О
нескольких днях из десятилетий.
Теперь Грай работал меньше - у него были добрый кров и кое-какие
припасы. Он мог больше гулять, особенно ночами.
Как-то утром, прежде чем Грай проснулся окончательно, пришел Кожух.
Грай впустил юношу.
- Чаю?
- Давай.
- Нервничаешь. Что случилось?
- Тебя требует полковник Сироп.
- Опять шахматы? Или работа?
- Ни то, ни другое. Его беспокоят твои ночные прогулки. Я ему уже
сказал, что гуляю с тобой и что тебя интересуют только звезды да всякая
ерунда. По-моему, он параноик.
Грай натянуто улыбнулся:
- Просто делает свое дело. Наверное, я кажусь странным. Не от мира
сего. Выжившим из ума. Я и правда веду себя как маразматик? Сахару?
- Пожалуйста. - Сахар был деликатесом. Стража его себе позволить не
могла.
- Торопишься? Я не завтракал еще.
- Ну он вроде не подгонял.
- Хорошо.
"Больше времени на подготовку. Дурак. Следовало догадаться, что твои
прогулки привлекут внимание. Стражник - по профессии параноик".
Грай приготовил овсянку с беконом, поделился с Кожухом. Как бы хорошо
ни платили стражникам, питались они скверно. Из-за дождей дорогу на Весло
развезло, совершенно. Армейские маркитанты сражались с дорогой мужественно,
но обеспечивать всех не могли.
- Ну, пойдем, повидаемся с ним, - сказал наконец Грай. - Кстати, этот
бекон - последний. Полковнику стоило бы подумать о том, чтобы кормиться
самим.
- Говорили уже об этом. - Грай подружился с Кожухом отчасти и потому,
что тот служил при штабе. Полковник Сироп играл с Граем в шахматы и
вспоминал добрые старые времена, но планов не раскрывал.
- И?
- Земли недостаточно. И фуража.
- Свиньи и на желудях жиреют.
- Свинопасы нужны. Иначе все лесовики прихватят.
- Да, наверное.
***
Полковник принял Грая в личном кабинете.
- Когда же вы работаете, сударь? - пошутил Грай.
- Работа сама движется. Как двигалась уже веками. У меня проблема.
Грай.
Грай сморщился.
- Проблема?
- Обличья, Грай. Мир живет восприятиями. А ты не соответствуешь своему
облику.
- Сударь?
- В прошлом месяце у нас был гость. Из Чар.
- Я не знал.
- И никто не знал. Кроме меня. Это было нечто вроде длительной
неожиданной проверки. Такое случается.
Сироп уселся за стол, отодвинул в сторону шахматную доску, на которой
они так долго соревновались. Он вытащил из укромного местечка за правой
ножкой стола длинный лист бумаги. Грай заметил паучий почерк.
- Взятый? Сударь?
Грай каждый раз почти забывал добавить "сударь", и привычка эта Сиропа
очень беспокоила.
- Да. От Госпожи, со всеми полномочиями. Он не пережимал, нет. Но
рекомендации делал. И упоминал людей, чье поведение кажется ему
неприемлемым. Твое имя стояло в списке первым. Какого беса ты шляешься по
округе всю ночь?
- Думаю. Заснуть не могу. Война сделала что-то... Я многое видел.
Повстанцы. Мы не ложились спать из страха, что они атакуют. А если уснешь -
во сне видишь кровь. Горящие дома и поля. Визг скотины и детей. Это было
хуже всего. Плачущие дети. Я все еще слышу их плач. - Он почти не
преувеличивал. Каждый раз, ложась в постель, он слышал детский плач.
Он говорил правду, вплетая ее в ложь. Детский плач. Дети, чьи голоса
преследовали его, были его собственными невинными младенцами, брошенными из
боязни ответственности.
- Знаю, - ответил Сироп. - Знаю. Во Рже убивали детей, чтобы те не
попали к нам в руки. Самые жестокие из солдат плакали, видя, как матери
бросают со стены своих младенцев и кидаются вслед за ними. Я никогда не был
женат, и детей у меня нет. Но я понимаю, что ты имеешь в виду. У тебя дети
были?
- Сын, - ответил Грай тихо и сдавленно, едва не вздрагивая от боли, - и
дочь. Двойняшки. Давно и далеко отсюда.
- И что стало с ними?
- Не знаю. Надеюсь, что они еще живы. Они примерно ровесники Кожуху.
Сироп поднял бровь, но промолчал.
- А их мать?
Глаза Грая стали железом. Раскаленным железом клейма.
- Умерла.
- Мне жаль.
Грай промолчал; выражение лица его наводило на мысль, что ему вовсе не
жаль.
- Ты понимаешь, что я говорю, Грай? - спросил Сироп. - Тебя приметил
Взятый. А это нездорово.
- Понял. А кто из них?
- Не знаю. Кто у нас из Взятых интересуется мятежниками?
- Какими мятежниками? - фыркнул Грай. - Мы их при Чарах стерли с лица
земли.
- Может быть. Но есть еще эта Белая Роза.
- Я думал, ее вот-вот возьмут.
- Да, ходит такой слух, что ее еще до конца месяца в кандалы закуют. С
тех пор, как мы о ней впервые услышали, так он и ходит. Она быстро бегает.
Может быть, достаточно быстро. - Улыбка Сиропа померкла. - Ну, когда Комета
вернется, меня тут уже не будет. Бренди?
- Да.
- Шахматишки? Или на работу спешишь?
- Да пока нет. Одну партию. На середине игры Сироп напомнил:
- Не забудь мои слова. Взятый сказал, что улетает. Но это его слова.
Может, он тут за кустами прячется.
- Буду осторожен.
Еще бы. Только внимания Взятого ему не хватало. Он слишком далеко
забрался, чтобы рисковать по пустякам.
Была моя вахта. В желудке стояла гложущая, свинцовая тяжесть. Высоко в
небе весь день кружили точки. Парочка вертелась - патрулировала - там и
сейчас. Постоянное присутствие Взятых было недобрым знаком.
Чуть ниже планировали в послеполуденных небесах две пары мант. На
восходящих потоках они поднимались, потом, кружа, опускались, поддразнивая
Взятых, пытаясь подманить их поближе к границе. Они недолюбливали пришельцев
вообще, а этих - особенно, потому что те раздавили бы мант, если бы не
другой чужак, Душечка.
За ручьем прохаживались бродячие деревья. Блестели мертвые менгиры,
пробужденные каким-то образом от обычной спячки. Что-то назревало на равнине
- нечто, чего ни один чужак не поймет.
За пустыню зацепилась огромная тень. В вышине плыл, бросая вызов
Взятым, одинокий летучий кит. Порой до земли долетал едва слышный низкий
рев. Первый раз слышу, чтобы кит говорил. Для них это признак ярости.
Забормотал, зашептался в кораллах ветер. Праотец-Дерево пропел
возражение киту.
- Скоро твои враги придут, - произнес, менгир рядом со мной.
Я вздрогнул. Его слова напомнили мне недавний ночной кошмар, не
запомнившийся, но полный ужаса.
Я не позволил себе пугаться подлой каменюги. Сильно пугаться.
Что они? Откуда пришли? Почему отличаются от обычных камней? И если уж
на то пошло - почему равнина так дико отличается от всего мира? Почему она
так жестока? Покамест нас терпят как союзников против более серьезного
врага. Но посмотрим, сколько продержится эта дружба, когда Госпожа падет.
- Когда?
- Когда будут готовы.
- Великолепно, каменюга. Объяснил. Мой сарказм не прошел незамеченным -
просто его не откомментировали. Менгиры сами славятся сарказмом и ядовитым
языком.
- Пять армий, - пояснил голос. - Долго ждать не будут.
Я ткнул пальцем в небо:
- А Взятые летают как хотят. Беспрепятственно.
- Они не чинят препятствий.
Сущая правда. Но извинение слабое. Союзники должны быть союзниками.
Летучие киты и манты обычно считают одно появление на равнине достаточным
препятствием. Мне пришло в голову, что Взятые могли их подкупить.
- Неправда. - Менгир подвинулся. Теперь его тень падала мне на ноги. Я
наконец оглянулся. В нем было каких-то десять футов. Недоросль.
Он прочитал мои мысли. Черт.
Менгир продолжал сообщать мне то, что я и без него знал.
- Не всегда можно вести дела с позиции силы. Будь осторожен. Народы
собрались, чтобы переоценить целесообразность вашего присутствия на равнине.
Ах вот как. Этот булыжник-трепач, оказывается, посланник. Местные
испуганы. И некоторые думают, что избавятся от неприятностей, выставив нас
за дверь.
- Да.
Слово "народы" не слишком точно описывает тот межвидовой парламент, что
принимает тут решения, но лучшего не подобрать.
Если верить менгирам - а они лгут только путем умолчания или обобщений,
- то равнину Страха населяют более сорока разумных видов. В число известных
мне входят менгиры, ходячие деревья, летучие киты и манты, горстка людей
(как дикари, так и отшельники), два вида ящериц, птица вроде сарыча, большая
белая летучая мышь и исключительно редкая тварь наподобие перевернутого
верблюдокентавра. Я хочу сказать, что человеческая часть у него задняя.
Бегает оно вперед тем местом, которое у всех других существ называется
задницей. Наверное, я встречал и других, по не узнавал. Гоблин утверждает,
что в сердце больших коралловых рифов живет маленькая мартышка, в точности
похожая на Одноглазого в миниатюре, - но когда речь заходит об Одноглазом,
Гоблину верить нельзя.
- Я обязан принести весть, - сказал менгир. - Чужаки на равнине.
Я задал вопросы. Не получив ответа, раздраженно обернулся. Менгир уже
исчез.
- Чертова каменюга...
У входа в Дыру стояли, наблюдая за Взятыми, Следопыт и пес Жабодав. Мне
передавали, что Душечка тщательно допросила Следопыта - я-то пропустил эту
часть - и допрос ее удовлетворил.
Я тогда поспорил с Ильмо, которому Следопыт понравился.
- Напомнил мне Ворона, - заявил Ильмо. - Пара сотен Воронов нам бы
пригодилась.
- Мне он тоже напоминает Ворона. Именно это мне и не нравится. - Но что
толку спорить? Так не бывает, чтобы все всем нравились. Душечка полагает,
что с ним все в порядке. Ильмо с ней согласен. Лейтенант его принял. Почему
я дергаюсь? Черт, если он слеплен из того же теста, что и Ворон, то у
Госпожи большие неприятности.
Скоро его проверят. Что-то у Душечки на уме. Подозреваю, упреждающий
удар. Вероятно, по Рже.
Ржа. Где поднял свою звезду Хромой.
Хромой. Восставший из мертвых. Я сделал с ним все, что можно, только
что тела не сжег. А надо было, наверное. Проклятие.
Самое страшное - подумать: "А один ли он?" Не избежали ли прочие верной
смерти? Не прячутся ли где-то, чтобы изумить мир своим появлением?
На ноги мне упала тень. Я очнулся от раздумий. Рядом со мной стоял
Следопыт.
- Ты выглядишь расстроенным, - сказал он. Должен признать, был он
отменно вежлив. Я глянул на кружащие в небе напоминания о битве.
- Я солдат, - ответил я, - старый, усталый и запутавшийся. Я сражаюсь
дольше, чем ты живешь на свете. И все жду, когда мы чего-нибудь добьемся.
Он улыбнулся - слабо, почти скрытно. Мне стало неуютно. Мне было
неуютно от всего, что он делал. Даже от его проклятой собаки, хотя она почти
все время дрыхла. Как она одолела дорогу от Весла при такой лени? Работа-то
нелегкая. А этот пес - клянусь! - даже жрать не торопился.
- Можешь быть уверен. Костоправ, - ответил Следопыт, - она падет. - Он
говорил абсолютно убежденно. - У нее не хватит сил приручить весь мир.
И снова мне стало не по себе. Прав он или нет, но фразу он построил
жутковато.
- Мы сокрушим их всех. - Он указал на Взятых. - Это самозванцы, не то
что прежние.
Пес Жабодав обчихал Следопыту ботинок. Следопыт посмотрел вниз - я
думал, что он пнет дворнягу, но он нагнулся и почесал скотине за ухом.
- Пес Жабодав. Что за имя такое?
- О, это старая шутка. Тех времен, когда мы были намного моложе. Ему
понравилось. Теперь он на этом имени настаивает.
Казалось, что Следопыт со мной только наполовину. Глаза его были пусты,
взгляд блуждал где-то, хотя он продолжал смотреть в сторону Взятых. Странно.
По крайней мере, он признал, что был когда-то молод. Есть в этом намек
на человеческую уязвимость. В таких, как Ворон и Следопыт, меня бесит именно
то, что их задеть невозможно.
- Эй, Костоправ! - Из Дыры вылез Лейтенант.
- Что?
- Пусть Следопыт тебя сменит. - До конца моей вахты оставалось еще
несколько минут. - Душечка тебя требует. Я глянул на Следопыта. Тот пожал
плечами:
- Давай.
Он повернулся лицом на запад и встал в стойку. Клянусь, выглядело это
так, словно он включил бдительность, в одно мгновение став идеальным
стражем.
Даже пес Жабодав приоткрыл глаз и принялся наблюдать.
Я почесал псине темя, надеясь, что жест будет принят за дружелюбный.
Пес заворчал.
- Счастливо оставаться, - сказал я и последовал за Лейтенантом.
Обычно бесстрастный, Лейтенант показался мне взволнованным.
- В чем дело?
- У нее очередная дикая идея. О-хо-хонюшки.
- Куда теперь?
- Во Ржу.
- Ну чудно! Прекрасно! Давай выкладывай. Я-то подумал, что ты
треплешься. Отговорить ее ты, надеюсь, пытался?
Можно было бы подумать, что после стольких лет вонь начинает казаться
приемлемой, но, когда мы спустились в Дыру, нос мой задергался. Я невольно
задержал дыхание. Просто невозможно набить толпу народа в подземелье и не
проветривать его. А проветривали у нас не часто.
- Пытался. Она говорит: "Грузи фургон, а то, что мул слепой, - это моя
забота".
- Обычно она права.
- Она военный гений, ядрена вошь! Но это не значит, что она может
провернуть каждый из примерещившихся ей недоделанных планов! Мало ли что
примерещится... Черт, Костоправ, - там же Хромой.
В зале совещаний мы с этого и начали. Ношу взяли на себя мы с Молчуном
- как Душечкины любимцы. Редко приходилось мне видеть такое единодушие среди
моих собратьев. Даже Гоблин и Одноглазый сошлись - а уж эти двое в полдень
могут спорить, ночь на дворе или день.
Душечка расхаживала по комнате, как дикий зверь. Она сомневалась.
Сомнения изводили ее.
- Во Рже двое Взятых, - доказывал я. - Это по словам Шпагата. И один из
них - наш самый старый и опасный враг. - Если сломить этих двоих, весь план
их кампании лопнет, - возразила Душечка.
- Сломить их? Девочка, мы о Хромом говорим. Я уже доказал, что он
непобедим.
- Нет. Ты доказал, что Хромой выживает, если не добить его. Мог бы
сжечь тело.
Точно. Или разрезать на кусочки и скормить рыбам, или отправить в
плавание по котлу с кислотой, или засыпать негашеной известью. Но на это
уходит время. А на нас надвигалась сама Госпожа. Хорошо, хоть ноги в тот раз
унесли.
- Предположим, что нам удалось пробраться туда незамеченными - во что я
ни на грош не верю - и застать их врасплох. Долго ли всем Взятым собраться и
нас прихлопнуть? - Я отчаянно жестикулировал, более рассерженный, чем
испуганный. Я никогда еще не отказывал Душечке. Но в этот раз я был готов и
на такое.
Глаза Душечки вспыхнули. В первый раз в жизни я заметил, что она не
может справиться с собой.
- Если ты не хочешь подчиняться приказам, - показала она наконец, -
тебе нечего здесь делать. Я не Госпожа. Я не жертвую пешками ради малой
выгоды. Я согласна - этот налет очень рискован. Но гораздо меньше, чем ты
полагаешь. И результаты его могут быть намного серьезнее, чем тебе кажется.
- Убеди меня.
- Не могу. Ты не должен знать, на случай, если тебя схватят. Я уже
завелся:
- То есть ты хочешь сказать, что Взятым этого хватит, чтобы сесть нам
на хвост?
Может, я был испуган сильнее, чем мог себе сознаться. А может, на меня
просто нашел дух противоречия.
- Нет, - ответила она. Хотела сообщить что-то еще, но удержалась.
Молчун положил мне руку на плечо. Он сдался. Лейтенант присоединился к
нему.
- Перегибаешь, Костоправ. - Если ты не будешь исполнять приказ,
Костоправ, - уходи, - повторила Душечка.
Она говорила серьезно. Совершенно! У меня от удивления отвисла челюсть.
- Ладно! - Я вышел, стуча каблуками, отправился к себе, пошелестел
этими упрямыми старыми бумагами и, конечно, ничего нового не нашел.
На некоторое время меня оставили в покое. Потом подошел Ильмо. Вошел не
стучась - просто я поднял глаза, а он уже стоял в дверях. К тому времени я и
сам почти устыдился своей выходки.
- Ну?
- Почта пришла. - Он кинул мне очередной пакет в промасленной коже.
Я подхватил пакет в воздухе. Ильмо ушел, не объяснив, откуда он взялся.
Я положил сверток на стол и долго глядел на него. Откуда? Я же никого в
Весле не знаю.
Или в этом есть какой-то подвох?
Госпожа терпелива и умна. Я бы не сбрасывал со счетов некий
использующий меня великий план.
Наверное, я раздумывал об этом с час, прежде чем неохотно развернул
пакет.
Глава 14. ИСТОРИЯ БОМАНЦА. (ИЗ ПОСЛАНИЯ)
Боманц и Токар стояли в углу лавки.
- Ну как тебе? - спросил Боманц. - Дорого дадут?
Токар посмотрел на шедевр новой коллекции Боманца - скелет воина
теллекурре в полностью реставрированных доспехах.
- Это просто чудо, Бо. Как ты это сделал?
- Скрутил суставы проволокой. Видишь драгоценный камень на лбу? Я не
знаток геральдики времен Владычества, по рубин - это, кажется, знак именитых
людей?
- Царей. Это будет череп царя Слома.
- И кости его. И броня.
- Ты богач, Бо. С этого я возьму только комиссионные. Подарок всей
семье на помолвку. А ты серьезно принял мою просьбу расстараться.
- Лучшее конфисковал Наблюдатель. Мы откопали доспехи Меняющего Облик.
В этот раз Токар привез помощников - пара мрачных обезьяноподобных
громил перетаскивала древности в фургоны на улице. Наблюдая, как они снуют,
Боманц начинал нервничать.
- Правда? Проклятие! Я бы левую руку за это отдал.
Боманц, извиняясь, развел руками:
- А что я мог поделать? Бесанд меня держит на коротком поводке. И ты же
знаешь, как я стараюсь себя вести. Чтобы иметь дело с братом будущей
невестки, приходится чем-то жертвовать.
- Это как?
"Вот я и вляпался", - подумал Боманц. И кинулся в омут.
- Бесанд прослышал, что ты воскреситель. Совсем нас с Шабом извел.
- Ах ты ж, погань! Извини, Бо. Воскреситель! Много лет назад я не
уследил за своим языком и ляпнул, что даже Властелин правил бы в Весле
лучше, чем наш мэр-шут. Одна идиотская фраза! Но эти же не забывают. Мало им
того, что они отца моего в могилу свели, теперь еще надо меня и моих друзей
мучить!
Боманц понятия не имел, о чем говорит Токар. Надо будет спросить