13
   Мы пригласили в офис цыганского барона. Его звали Карло. Встреча была назначена на понедельник утром. Он предстал перед нами в пятницу вечером.
   Когда он вошел в нашу комнату, Паскуале тут же вскочил из-за своей пишущей машинки, и распахнул окно. Карло был совершенно пьян. Капли пота на нём воняли граппой. Пальцы его рук были в огромных золотых кольцах. Пальцы же ног - покрыты коркой грязи с кровью: Карло вышагивал в стоптанных пляжных шлепанцах.
   На нём была зеленая тирольская охотничья куртка, прямо поверх майки, и брюки из шотландки, слишком для него короткие. Имел стиль.
   - Что у тебя с ногами, Карло? - спросил я.
   - Я был пьян, понимаешь?
   Он попытался сдержать отрыжку, с самыми плачевными результатами.
   - Да.
   - В прошлую субботу я был на рынке. Увидал пару ботинок. Они мне понравились, я их купил, понимаешь?
   - Да.
   - Но я был пьян, так?
   Я понял, что он ждет ответа.
   - Так.
   - Взял не тот размер. Четыре дня ходил, ноги болели - жуть. Понимаешь?
   - Понимаю. А снять ты их не мог?
   - Не, пьян был. Не сообразил, что ботинки жмут. Понимаешь?
   С большим трудом нам удалось ему втолковать, что все цыгане старше пятнадцати лет должны явиться к нам, если хотят найти работу. Потом мы сведем их с разными фирмами.
   - Вот ты - что хотел бы делать? - спросил я у Карло.
   - Ничего, - улыбнулся он.
   В каком-то смысле я им восхищался. Блистательный взлет Дональда Трампа ни на секунду не поколебал его веру в самого себя и его апломб. Его не затронула современная ярмарка тщеславия. Карло никогда не переменит манеру одеваться ради карьеры. Никогда и задницу не приподымет, чтобы получить место в банке или на Фиате. Он имел стиль, в отличие от стольких людей, и не подозревал об этом.
   14
   Мы думали, что никто не придет. Напротив, они шли толпами. Но когда мы стали слушать их пожелания, нам стало ясно, почему. Никто из них не представлял, что такое работа, это было ясно.
   - Что ты умеешь делать? - спрашивали мы у всех.
   - Ничего, - отвечали все.
   - И кем ты хочешь стать? - спрашивали мы.
   - Футболистом.
   - Манекенщиком.
   - Тарзаном.
   - Зорро.
   - Телеведущим.
   - Пилотом "Формулы один".
   Они тоже слишком много смотрят телевизор.
   Выслушав все пожелания, мы назначили ряд собеседований по приему на работу.
   Образование и куррикулюм витэ весьма сужали возможность выбора для наших будущих телезвёзд. Фирмы, в которые они могли обратиться, занимались уборкой, упаковкой, штамповкой изделий из пластмассы.
   15
   Начались собеседования. В газете появилась статья. Над нею фотография члена городского совета. Заголовок гласил:
   БЛАГОДАРЯ ЧЛЕНУ ГОРОДСКОГО СОВЕТА В НАШЕМ ГОРОДЕ ВОПЛОЩЕН В ЖИЗНЬ ПЕРВЫЙ ПРОЕКТ ПО ВОВЛЕЧЕНИЮ КОЧЕВНИКОВ В ТРУДОВУЮ ЖИЗНЬ.
   Продолжалась статья в таком же духе, ближе к концу была как бы невзначай упомянута партия, от которой член городского совета баллотировался на выборах.
   Несколько недель спустя, закончив собеседования, мы составили сводную таблицу.
   ДРАГАН МЛАДШИЙ КОНЮХ НЕ ПРОШЕЛ СОБЕСЕДОВАНИЕ БОРО ПОСУДОМОЙЩИК НЕ ПРОШЕЛ СОБЕСЕДОВАНИЕ РАТКО СВАРЩИК ОТКАЗАЛСЯ ОТ ПРЕДЛОЖЕНИЯ ДЗАНИ ПЛОТНИК НЕ ПРОШЕЛ ИСПЫТАТЕЛЬНЫЙ СРОК НЕНАД УБОРЩИК НЕ ПРОШЕЛ СОБЕСЕДОВАНИЕ АВДО КУРЬЕР НЕ ЯВИЛСЯ АЛАГА ГРУЗЧИК НЕ ПРОШЕЛ СОБЕСЕДОВАНИЕ ЗАХИД ПОМОЩНИК БАРМЕНА НЕ ПРОШЕЛ СОБЕСЕДОВАНИЕ ДАВИД ВУЛКАНИЗАТОР ОТКАЗАЛСЯ ОТ ПРЕДЛОЖЕНИЯ КАХРО КУЗНЕЦ НЕ ПРОШЕЛ СОБЕСЕДОВАНИЕ АЛИДА САДОВНИК НЕ ПРОШЕЛ СОБЕСЕДОВАНИЕ ВАХИД УЧЕНИК СЛЕСАРЯ НЕ ПРОШЕЛ СОБЕСЕДОВАНИЕ ВИЗИЛЬ ПОСУДОМОЙЩИК НЕ ПРОШЕЛ СОБЕСЕДОВАНИЕ РАТКО УБОРЩИК МАНЕЖА ОТКАЗАЛСЯ ПО ПРИЧИНЕ ГРАФИКА АВДО ЖЕСТЯНЩИК ОТКАЗАЛСЯ ПО ПРИЧИНЕ СЛОЖНОСТИ МИРКО ПОМОЩНИК МЯСНИКА НЕ ПРОШЕЛ ИСПЫТАТЕЛЬНЫЙ СРОК РЕНАТО УПАКОВЩИК НЕ ЯВИЛСЯ
   
   И так на десять страниц. Никакой статьи в газете не появилось.
   16
   Однажды под вечер, когда я уже собрался уходить, в офисе появилась Энца.
   Её шатало. Она перекрасила волосы. Из яблочно-зеленой стала желтой, как канарейка.
   - Одолжи десять тысяч? - попросила она не здороваясь.
   Она вся качалась, как тогда на дискотеке, когда я последний раз её видел.
   В кармане у меня было двадцать тысяч лир. Я протянул ей десятку. Она смотрела в пустоту.
   - Присядь, - сказал я.
   - Хотела купить одну футболку, мне десяти тысяч не хватило. Я их тебе тут же отдам, когда найду работу.
   - Да ладно, не проблема.
   - Офигенная футболка. Я верну тебе деньги тут же, как только найду место.
   - Договорились. Сядь, если хочешь.
   Энца продолжала качаться, уставясь в пустоту. Справа налево, слева направо, без остановки.
   - Хочешь что-нибудь? У нас здесь есть кофеварка.
   - Нет, мне надо идти. Тебе надо посмотреть футболку. Офигенная.
   Все было бесполезно. Она меня не слышала.
   - Как только найду работу, тут же отдам тебе деньги.
   Она была в трансе. Уже обдолбана.
   - Ты за кого голосовала?
   - Голосовала? Я не хожу на выборы. Какой смысл? Я надену футболку сегодня вечером в Space-Lab.
   Качаясь, она вытащила из своего серебристого рюкзачка расческу. Стала причесываться. Причесывалась несколько минут, глядя в пустоту. Потом вышла, не говоря ни слова.
   17
   Делать ксерокопии надо было постоянно. Волчино требовал снимать по три копии с каждой бумаги, хоть с чека на освежитель воздуха для клозета. Однажды утром в ксероксе снова закончилась бумага. Я решил задвинуть это дело и ничего не сказал. Час спустя я услышал вопль. Настоящий вой. Волчино мчался к моему столу.
   - ТЫ ОПЯТЬ ОСТАВИЛ КСЕРОКС БЕЗ БУМАГИ!
   - Ну и что?
   - Я ЖЕ ТЕБЕ ГОВОРИЛ, ЧТО ТЫ ДОЛЖЕН ПРЕДУПРЕЖДАТЬ МЕНЯ ВсЯКИЙ РАЗ, КОГДА КОНЧАЕТСЯ БУМАГА!
   Он так побагровел, что, казалось, вот-вот лопнет.
   - Хорошо, в следующий раз я учту.
   - КСЕРОКС НИКОГДА НЕ ДОЛЖЕН ОСТАВАТЬСЯ БЕЗ БУМАГИ! ДОКУМЕНТЫ ТЕРЯЮТСЯ МГНОВЕННО!
   - Хорошо, Волчино. Не рычи так из-за пустяков. Я иду за бумагой.
   - ЯСНО, ЧТО ИДЕШЬ. БЫСТРО!
   Я спустился в магазин и купил целую упаковку пачек бумаги.
   Солнце, пока я шел, казалось бледным из-за смога. Воздух был тяжелым, трудно дышать. Впрочем, если верить городским властям, дышалось превосходно.
   Достаточно поднять пределы допустимого загрязнения воздуха, как проделали прошлым летом с морской водой бальнеологические центры на Адриатике. Прежде, чем подняться в офис, зашел в бар. Я всегда мог сказать, что в магазине было много народу этот способ сделать паузу я открыл давно.
   18
   Волчино работал больше двадцати лет. Работа меняет людей. Немного времени - и они уже почти не люди. Работа проникает внутрь. Постоянно занимает большую часть мыслей. Властвует над снами. Даже мне, начавшему совсем недавно, случалось видеть во сне Волчино с бумагами на ксерокс. Мне снились трели телефона, голоса учительниц, физиономия Паскуале. И это было только начало. Чтобы выжить, я должен буду работать всю жизнь - ведь я из семьи рабочих, а рабочие не в состоянии платить взносы в университет, как родители будущих топ-менеджеров. Я превращусь в такого же, как Волчино, либо обзаведусь своим собственным неврозом, сдвигом или манией. Буду возвращаться домой озверевшим от дорожных пробок, от проглоченных обид, от стрессов, буду в кровь лупить своих детей, а потом падать в кресло и оглушать себя овердозой футбола и ТелеМайка.
   19
   - В твоем возрасте ты бы хоть машиной обзавелся. Их по телевизору просто так дарят, а у тебя даже подержанной нет.
   В офисе у меня был тяжелый день. Сотня ксерокопий, тысяча звонков, Волчино вконец затрахал... Наконец-то я от всего этого отделался, так теперь ко мне отец прицепился.
   - Ты совсем не думаешь о карьере. Тебе надо было поступать на Экономику и бизнес, создавать себе положение, а не возиться с цыганами.
   Я был готов взорваться.
   - У тебя даже девушки нет. Ты ненормальный. У всех в твоем возрасте есть работа, машина и девушка, а у тебя ничего, ну ничего нет.
   Если он будет продолжать в том же духе, это может кончиться плохо. Очень плохо.
   - Нормальные люди так не бреют голову. Нормальные люди думают, как создать семью. Ты считаешь, что не похож на других, а сам только херней страдаешь.
   Херней, херней и херней!
   - Каждый страдает херней по-своему.
   - ЧТО ТЫ СКАЗАЛ ОТЦУ?
   - Я сказал, что каждый страдает херней по-своему.
   - Я НЕ СТРАДАЛ ХЕРНЕЙ НИКОГДА В ЖИЗНИ.
   - Поздравляю.
   - Я НЕ ПОЗВОЛЮ ТЕБЕ ГОВОРИТЬ, ЧТО Я СТРАДАЛ ХЕРНЕЙ. Я НИКОГДА В ЖИЗНИ НЕ ОШИБАЛСЯ.
   Он был Господом Богом. Богом во плоти и крови, а я и не замечал.
   - МНЕ НИКОГДА В ЖИЗНИ НИЧЕГО ПОДОБНОГО НЕ ГОВОРИЛИ. СПРОСИ СВОЮ МАТЬ, СТРАДАЛ ЛИ Я КОГДА-НИБУДЬ ХЕРНЕЙ, ЗАСРАНЕЦ!
   Мать ставила кастрюлю на огонь.
   - Не надо называть меня засранцем.
   - ТЫ МОЙ СЫН, И Я НАЗЫВАЮ ТЕБЯ, КАК ХОЧУ.
   Я поднялся и, упираясь руками в стол, стал на него надвигаться. В его глазах пробежал злой огонёк.
   - НЕ НАДО НАЗЫВАТЬ МЕНЯ ЗАСРАНЦЕМ, ЯСНО?!
   - ТЫ КРИЧИШЬ НА СВОЕГО ОТЦА?
   - ДА, ЕСЛИ МОЙ ОТЕЦ КРИЧИТ НА МЕНЯ!
   - РАНО ИЛИ ПОЗДНО ТЫ У МЕНЯ ВЫКАТИШЬСЯ ИЗ ДОМА.
   - НЕ БЕСПОКОЙСЯ, Я ВЫКАЧУСЬ ИЗ ДОМА САМ.
   20
   Позже я позвонил тете Карлотте.
   - Я решил уйти из дома.
   - Хочешь, живи у меня.
   - Нет, лучше буду жить один. Я должен учиться жить один.
   - Ты уверен, что правильно поступаешь? Ты получаешь всего триста тысяч.
   - Обедать буду в столовой. Свет, вода и жилье будут даром.
   - В каком смысле даром?
   - Попрошу место в Доме Отказника. Там живут ребята, которые проходят гражданскую службу, как я.
   - Запомни: если тебе что-нибудь понадобится, я всегда готова помочь. Не бойся, проси меня о чем угодно.
   - Спасибо.
   - Когда ты соберешься меня навестить?
   - Скоро. Как только вещи соберу.
   - Я тебя жду.
   Я представил себе её спокойные, ясные, голубые глаза.
   - Ладно. Не беспокойся.
   Третья глава
   1
   Становилось по-настоящему жарко. Парфюм Ванни пах еще сильнее. Мы сидели в его кабинете. Я говорил, глядя ему в галстук, он - в люстру.
   - Значит, тебе нужно жильё поближе к работе?
   - Ну да. Я живу на окраине, и трачу кучу времени, чтобы добраться до центра.
   - А ты никогда не думал, что можно у кого-нибудь пожить, а не забираться в Дом Отказника?
   Я-то понимал, куда он клонит.
   - Да нет, я думаю, лучше учиться жить одному. Ну, понимаете, еду готовить, белье стирать... Стать самостоятельным.
   - Мой хороший. Послушай меня: я как раз ищу, с кем бы разделить свою квартиру.
   Она такая большая для одного! Там на троих места хватит.
   Он улыбнулся.
   - Честно говоря, я бы хотел испытать себя. Если найдется свободная комната в Доме Отказника...
   Ванни раздраженно раскрыл журнал.
   - Ну конечно найдется, можешь заселяться. Но ты сам не понимаешь, от чего отказываешься.
   "Ага, - подумал я, - понимаю прекрасно."
   2
   Дом Отказника находился на последнем этаже здания, в котором размещались также дом престарелых, школа для умственно отсталых и общежитие для трудных подростков. В лифте воняло мочой. Моя комната находилась в самом конце длинного плохо освещенного коридора с облупившейся краской. Едва я открыл дверь, мне в нос так шибануло затхлостью, что я застыл на пороге. Надавил выключатель.
   Свет не зажегся. Наверно, люстру тоже закоротило от вони. Догадался в темноте, где балконная дверь. Потянул жалюзи. Оно поднялось до середины и застряло.
   Огляделся по сторонам. Умывальник, кровать, стул, ржавый металлический шкаф, столик и сервант, тоже весь в ржавчине. В шкафу и в серванте пусто.
   Открыл окно, чтобы проветрить. В комнату ворвался смог. Балкон выходил на оживленный проспект. Перила, белые изначально, покрылись, как патиной, серой от выхлопных газов пылью. Белым был только птичий помет. В конце концов, я всегда мечтал жить один. "И потом - ведь это даром," - подумал я.
   3
   В закутке за туалетом я нашел швабру, совок, тряпки, спирт и растворитель жира.
   На этикетке бутылки растворителя был нарисован громадный черный череп. Но я решил не кончать с собой, а немного прибраться в своей комнатушке над головою у престарелых, хулиганов и неполноценных.
   Я работал, как сумасшедший. Грязь не сдавалась, совсем как в рекламе правда, одного движения губки оказывалось недостаточно. Растворитель жира, которым я оттирал пол, стал жидкой грязью. Продезинфицировал всё спиртом: весь шкаф, весь сервант, вплоть до вентилей крана. Выгнал пауков. Поменял пыльные одеяла и пожелтевшие простыни на принесенные из дому. Вымыл балкон. Протер мокрой тряпкой с мылом стул и столик.
   Наконец, я понял, что надо принять душ. Кажется, я видел его там же, где и туалет. Я сложил швабру, спирт и всё остальное в закуток и пошел взглянуть. Он был весь покрыт частыми брызгами коричневой грязи. Чистить и его тоже я не стал.
   Могу ополоснуться в умывальнике у себя в комнате. Тут мне захотелось отлить. Я открыл дверь одной кабинки. Унитаз был без сиденья и, похоже, намертво забит дерьмом. Я открыл дверь другой кабинки. Унитаз был без сиденья и забит дерьмом.
   Я открыл дверь третьей кабинки. Унитаз был без сиденья и забит дерьмом. Я посмотрел на дверь последней кабинки. Предпочел её не открывать. Пописал и кое-как ополоснулся в умывальнике у себя в комнате.
   4
   Сложнее всего, конечно, было со сраньем. Мне приходилось делать это в офисе.
   Поскольку готовить ужины я не умел, чаще всего я просто выпивал один-два литра молока. Но эффект в моих кишках оно производило смертельный. По утрам я просыпался с адской резью в животе. Пока писал в умывальник, сжимал зад рукой, чтобы не наложить в штаны. Потом вбегал в пахнущий уриной лифт и устремлялся на улицу к автобусной остановке. Какое-то время почти всегда приходилось ждать.
   Пятнадцать минут. Двадцать. Иногда больше.
   Я шагал взад-вперед по тротуару. Пытался отвлечься на что-нибудь, всё равно на что: подсчитывал проезжавшие машины, тщательно переваривая в голове модели, цвета, число цилиндров. Я прикладывал просто сверхчеловеческие усилия, чтобы только не обосраться на месте. Взывал к Богу. Говорил сам с собой.
   Свистел.
   Старушки, ждавшие автобуса, опасливо на меня косились. Наконец, он подъезжал.
   Переполненный. На каждой остановке божьи одуванчики всё прибывали и прибывали.
   Когда мы проезжали мимо рынка, нас накрывала орда домохозяек, груженных сумками, пакетами, детьми. Валы пота накатывали один за другим. Фрукты и овощи второй свежести их дополняли. Я приезжал в СОБАК, почти теряя сознание - обезумевший, посиневший. Ни с кем не здороваясь, несся в туалет, чувствуя себя, как при месячных. Лишь там, наконец, разрешался. Плюх. Плюх. Плюх. Плюх. Пока дерьмо падало, я возносился в небеса.
   5
   В какой-то момент, не помню точно когда, в газетах заговорили о "Пантере"(25). Я не мог поверить, что кто-то действительно способен захватить университет - хотя бы ради того, чтобы потребовать нормальной работы библиотеки. В учебных заведениях никогда ничего толком не работает, но я ни разу не слышал, чтобы кто-то выражал претензии по этому поводу даже уборщице. Ленинистские комитеты вывешивали время от времени в вестибюле дацзыбао, самое большее - с жалобами на рост платы за обучение. "Единство и Либерализм" в ответ вывешивало своё - разумеется, с полной поддержкой Министерства образования. Тогда ленинцы отвечали новым, ещё большим, со множеством цитат из "Капитала". Ход был опять за "Единством и Либерализмом": их воззвание начиналось с фразы, позаимствованной из брошюрок преподобного Джуссани или кардинала Ратцингера. Так себе и шло понемногу, а толпа студентов проходила мимо с лекций и на лекции, и остановиться почитать ни у кого времени не было. Сам я не ходил на занятия с начала моей гражданской службы. Если судить по газетам, начиналось что-то вроде нового шестьдесят восьмого года - к счастью, не так замешанного на разных опасных идеологиях... Я представлял их себе, авторов этих статей, почти сплошь - бывших участников молодежных бунтов, ныне ставших нормальными работниками, крепкими профессионалами, с их повседневной гонкой за виллой на море, престижной машиной, эксклюзивными турами... Если двадцать лет спустя результаты окажутся такими же - лучше бы это не был новый шестьдесят восьмой год.
   6
   Раз университет захвачен, то он должен быть захвачен круглые сутки, и однажды после работы я решил туда сходить. Я хотел своими глазами посмотреть на этот новый 68-й. Едва повернув на виа По, я встретил Кастрахана. Я не сразу его узнал. Он отрастил бороду и волосы. Вместо вельветового пиджака носил кожаную куртку. Вокруг шеи у него была обмотана куфия.
   - Привет, Вальтер, - сказал он мне, - так ты тоже из наших?
   - Нет, я первый раз иду, просто взглянуть. Я прохожу гражданскую службу, мне не до университета...
   - А я - всё время с "Пантерой".
   Он поправил на шее свой платок палестинского партизана.
   - Ты на какие-нибудь лекции сейчас ходишь?
   - Ты что, шутишь? Нет никаких лекций. Мы всё блокировали.
   Вид у него был очень революционный.
   - Я сейчас домой, только перекусить, - добавил он. - Мне удобно, я здесь рядом живу.
   - Да, а где?
   - На виа Рома, отсюда два шага.
   Неплохо для революционера. Мы попрощались. Он сказал пять фраз, не приведя ни одной цитаты из Аббаньяно. Работал больше на спецэффектах.
   Я подошел к университету. Главный вход, освещенный неоном, казался пустым.
   Несколько человек кучковались у запасного выхода. Стояли, беседовали. Я приблизился. Они замолчали. Я хотел войти, но чьи-то пальцы схватили меня за рукав.
   - Нам не нужны бритоголовые, - сказал владелец пальцев.
   У всех были бороды, длинные волосы и куфии на шее. Я резко выдернул руку.
   - Да неужели?
   - Мы не хотим, чтобы здесь были нацисты, - внес ясность другой.
   - И не допустим провокаций, - уточнил третий.
   - Я тоже, - сказал я.
   Я попробовал войти. Самый здоровенный преградил мне дорогу.
   - Тебе что здесь надо?
   - Твою сестру. А вам что?
   - Мы из службы охраны порядка. Никто не может войти без нашего разрешения.
   - А вы разве не боретесь за общедоступный университет?
   Они переглянулись.
   - Я записан на философский факультет. Бритый я или нет, у меня такое же право войти, как и у вас.
   Винни-Пух отодвинулся. Я переступил порог. Поднялся по лестнице. Стены были сплошь покрыты граффити. Откуда, интересно, у них деньги на краску? А об озоновой дыре они, интересно, думают? Все, кого я встречал, выглядели совсем по-другому, чем я, были другой масти, и смотрели на меня, как на пришельца с другой планеты. Кто-то спросил, нет ли у меня травы. Надписи гласили:
   ДОРОГУ ПАНТЕРЕ ИЛИ ЗА ВСЕ БУДЕТЕ ПЛАТИТЬ. "Ага, - подумал я, - они будут платить.
   Платиновыми "Америкэн Экспресс."" Я покружил немного по пустым коридорам, потом мне надоело всё это, и я ушел.
   7
   Тем временем наступили выборы. Как всегда, во властях ничего не изменилось.
   Оппозиция провалилась с таким треском, что стало ясно - её нет и не будет.
   Легисты(26), напротив, собрали по всем округам довольно много голосов.
   Средний итальянец боится, что какой-нибудь негр женится на его дочери или украдет его кошелек. Многие, конечно, подзабыли, что такую милую вещицу, как мафия, привезли в Америку именно мы - "нация святых, поэтов и мореходов"(27). Что же касается здорового ломбардского предпринимательства - похоже, что о Севезо(28) уже никто не помнит. Если спросить на любой дискотеке какого-нибудь любителя потанцевать, что такое диоксин, он ответит: "э-э-э... ну... это... новое палево?"
   Бог-деньги победил по всем фронтам. Политические беженцы с Востока перебираются на Запад ради порношопов и супермаркетов - наконец-то они свободны засовывать себе резиновый член в задницу и тоже быть безработными. Но наш мир - лучший из миров. Или, во всяком случае, вот-вот станет таковым. Увеличивается число умерших от СПИДа и поверхность пустынь, цены на бензин и потребление героина, государственный долг и количество крыс в больницах, увеличивается пропасть между богатыми, которые всё богатеют, и бедными, которые всё беднеют, но зато мы имеем лучший в мире чемпионат по футболу, так зачем беспокоиться?
   8
   С окончанием занятий в школе телефонные звонки прекратились как по мановению волшебной палочки. Паскуале принес в офис карманную модель "Космических пришельцев". Мы держали её в ящике стола. Волчино изобретал каждый день бесполезную работу, чтобы держать нас занятыми и чтобы чувствовать себя по крайней мере начальником, раз уж ему не довелось стать депутатом.
   Фантазией наш паренек, понятное дело, не блистал.
   - Сделайте мне восемь копий этого списка, - командовал он нам.
   Это была перепись всех цыган. Пара копий списка, толстого, как телефонный справочник Лос-Анджелеса, у нас уже имелась.
   - Да зачем нам нужно десять копий? - спрашивали мы.
   - Никогда не знаешь, что может случиться, - отвечал он и удалялся, напуская на себя страшно занятой вид.
   Едва Волчино закрывал дверь, Паскуале открывал ящик. Мы играли часами. Для Паскуале это почти всегда кончалось тем, что он звонил жене:
   - Чао Саския, это я. Знаешь, я сегодня задержусь, здесь с ума сойти сколько работы. Мы прямо перегружены. Ты себе представить не можешь, какой тут у нас завал. Ну разумеется люблю. Конечно. Конечно. Чао.
   - Ну как там дома? - спрашивал я его.
   - Да все нормально. Саския в этом месяце еще и премию получила(29).
   9
   Однажды моя мать позвонила в офис. Мы довольно давно уже не созванивались.
   - Вальтер, тётя Карлотта умерла. Инфаркт.
   Я ничего не сказал.
   - Похороны в понедельник.
   Я не мог говорить.
   - Если хочешь, встретимся прямо там.
   Прошло несколько минут.
   Я услышал в трубке приглушенный шум транспорта. Мать звонила из автомата.
   - Ладно, - сказал я. - Встретимся в понедельник.
   10
   Когда я вошел в тётин дом, она покоилась на своей кровати. Та самая кровать, на которой, когда я был ребенком, мы столько раз спали вместе.
   Её глаза были закрыты. Кисти рук начинали синеть. Не знаю зачем, ей вынули челюсти. Ввалившиеся щеки почти касались одна другой. Не знаю, сколько времени я не двигался и смотрел на неё. Потом её положили в гроб. Всё было кончено.
   Ничего больше нельзя было сделать. Гроб поставили на катафалк. Мы на машине следом за ним поехали на кладбище. Народу было немного. Никакого священника. Она не хотела, чтобы на её похоронах был священник.
   Когда её опускали в могилу, некоторые стали молиться. Моя мать тоже. Я не молился. Никому ничего не говорил. Мне хотелось крушить всё подряд.
   Хотелось делать что-нибудь, всё равно что. Биться башкой о стену, выдрать себе клещами зубы, сожрать собственные мозги. Но сделать ничего было нельзя. Ничего не могло измениться. Первым же поездом я вернулся в город.
   11
   Выходя из офиса, возвращался в свою комнату. Лежа на кровати, часами глядел в потолок.
   12
   Ничего абсолютно меня не волновало. Не хотелось ни с кем говорить. В мозгу был словно туман. Во время работы делал ксерокопии за ксерокопиями. Хотел только одного - механически повторять одни и те же жесты. Без конца гонял на "Сони"
   Holiday in Cambodia"Dead Kennedys".
   - Хочешь сыграть в "Космических пришельцев?" - предлагал мне Паскуале.
   Я отказывался одним движением головы.
   - А в "Супер-Братьев Марио"?
   - Нет, спасибо.
   Я никогда не был таким одиноким. Ну вот я родился. Ну вот живу. И однажды умру - как тётя. Ничего не изменится, если с кем-нибудь сблизишься. И это не так просто. Все мы из одного теста, все оторваны друг от друга. И нет Бога. Ни хрена нет! Ткани будут гнить и разлагаться, пока мало-помалу всё не исчезнет. Не останется ничего из того, чем мы были. Ничего из наших желаний. Ничего из нашей манеры улыбаться и ходить. Ничего, ничего, абсолютно ничего.
   13
   Однажды субботним утром, несколько месяцев спустя, я снова пошел в университет, в основном - чтобы просто чем-нибудь заняться. Захват кончился. Снова началась учеба. От "Пантеры" остались только надписи на стенах. Но возле ректората пара маляров начала замазывать и их.
   Библиотека по-прежнему не работала, сессии были сокращены, плата за учебу выросла. Всё идет по плану. Я пошел посмотреть расписание занятий и не нашел там ничего интересного. Тогда уселся в вестибюле и стал смотреть на проходящих людей. Я чувствовал себя, как в парижском кафе - разве что не хватало как Парижа, так и кафе. Вдруг я заметил, что какая-то девушка, сидящая напротив с другой стороны вестибюля, не отрываясь, смотрит прямо на меня. Веснушчатая блондинка, в косухе и в светлых Ливайсах. Деньгами от неё несло за километр. Я сделал вид, что ничего не замечаю, и продолжал наблюдать за безликой толпой.
   Потом девушка исчезла. Я повернулся и стал её искать; оказалось, она была прямо здесь, рядом со мной. Во рту у неё был сигарета.
   - Прикурить не найдется? - спросила она.
   - Не курю.
   Она вытащила из кармана куртки зажигалку.
   - Зачем ты спрашиваешь, если у тебя у самой есть?
   - Хотела с тобой познакомиться. Я - Беатриче.
   - Вальтер.
   - Чем это человек вроде тебя может заниматься в университете?
   - Бёрд-уотчингом(30).
   - Ты не похож на типичного студента.
   - Ты тоже не похожа на типичную студентку, - сказал я, а про себя подумал: "На блядищу ты похожа."
   - И на кого же я похожа?
   - На Богатую Буратину. Что, не так?
   - Нет, не так.
   Мы немного помолчали, рассматривая молодых поэтов-философов и будущих светил юриспруденции, сновавших туда-сюда.
   - Могу поспорить, если я приглашу тебя к себе в мансарду на обед, ты откажешься.
   Это был первый случай, чтобы девушка заигрывала со мной подобным образом.
   У меня мелькнула мысль, не трансвестит ли это. Что-то андрогинное в ней действительно было: худая, длинноногая, поджарый зад и маленькие груди. Не совсем мой тип. Но я уже столько месяцев проводил каждый вечер в одиночестве, уставясь в потолок.