Куманичкин Александр. Чтобы жить

   - Нам предстоят суровые бои, но, прежде чем вы поднимете свои машины навстречу противнику, я должен быть уверен, что вы победите его. Но чтобы добыть победу в бою, надо быть не только храбрым летчиком, надо быть хладнокровным, знающим летчиком, нужно приобрести опыт.
   Искоса поглядываю на стоящих неподалеку новичков и понимаю, что они сейчас плохо слушают своего командира. Их мысли уже там, на передовой, в небе. Они мысленно уже сбивают фашистские машины, уже ловко заходят в хвост, уже стремительно атакуют захваченного врасплох противника.
   - Вы пойдете в бой, - словно угадывая мысли новобранцев, продолжает командир полка, - война не дает нам времени на учебу, но мы будем учиться. В бою, в свободное время. Учиться летать, учиться бить врага, учиться побеждать. Будет трудно, но мы все должны помнить суворовское правило: "Тяжело в учении легко в бою"...
   Ах, Александр Васильевич, грустно размышляю я, не знал ты, что такое современный воздушный бой, иначе не стал бы обнадеживать насчет легких боев. Нет его, легкого боя. Всякий раз, встречаясь с врагом, отдаешь все силы, все знания, весь опыт, чтобы одержать над ним верх, и когда машина касается, наконец, колесами земли, чувствуешь взмокшей спиной и набухшими руками, чего тебе стоил очередной воздушный поединок.
   - Я знаю, ваш летный опыт невелик, - заключает командир полка, - но опыт дело наживное. С сегодняшнего дня в каждом звене, в каждой эскадрилье с новичками будут заниматься ветераны полка.
   Началась учеба. Работы было много. Летали с утра до вечера. Слетывали, как говорят летчики, пары, звенья, эскадрильи. Использовали каждый погожий день, каждую свободную минуту. Но поджимала война, не давала она возможности неторопливо и обстоятельно научить каждого новичка тому, что могло бы пригодиться в боевом вылете. В апреле сорок третьего года наш полк вылетел под Белгород, где вошел в состав 8-й гвардейской истребительной дивизии 2-й воздушной армии. Она была создана в мае 1942 года приказом Верховного Главнокомандующего на основе ВВС Брянского фронта.
   Нашей базой стал аэродром в Касимове, недалеко от Обояни. Начались привычные фронтовые будни - облет линии фронта, патрулирование, изучение противовоздушной обороны противника (попросту говоря, давали новичкам "понюхать пороха" зениток перед готовящейся операцией. А что она не за горами, догадаться было нетрудно).
   Вот так мы и летали в те дни парами: ведущий - кто-нибудь из "стариков", ведомый - новичок. Однако через некоторое время столь несложные с точки зрения новичков полеты стали вызывать среди молодых летчиков тихий, а то и громкий ропот.
   - Это что же получается, - витийствовал как-то Иван Кочетков в кругу сочувственно внимающих ему молодых пилотов, - технику нам сложную доверяют, а как задание чуть посерьезней, извольте отдохнуть? Не смеют, что ли, командиры?
   "Старики", сидящие тут же, посмеиваются, кто-то из новичков поддакивает Ивану, а Михаил Семенцов, весельчак и балагур, за плечами которого - сотни боевых вылетов, не выдерживает и, ехидно улыбаясь, добавляет масла в огонь:
   - И то, Ванечка, правда. Куда только командование смотрит, не понимаю. Ведь выпусти тебя сейчас в бой - и войне конец. Представляете, братцы, служба оповещения тотчас бы заработала: "Ахтунг, ахтунг! В воздухе - прославленный ас Иван Кочетков!" Ну, конечно, вся люфтваффе - в панике. Немцы выбрасываются прямо из кабин самолетов в воздух, аэродромные команды разбегаются. Гитлер остается без авиации, а без авиации какая ж война? Капитуляция! Ура! А кто победитель? Как, вы не знаете нашего прославленного, нашу гордость... Героя ему! Дважды! Трижды! Гак что давай, Ваня, просись в бой. Если, конечно, сможешь взлететь с первого раза не поперек полосы, а вдоль...
   Все хохочут. Иван сидит молча, будто семенцовское красноречие к нему отношения не имеет. Молчат и другие новички - Константин Лабутин, Михаил Арсеньев, Николай Королев, Дмитрий Голдырев. Да ведь и что возразишь - летного опыта и впрямь маловато. А война не разбирает, кто в первый раз летит, а кто в сотый. Требования ко всем одни.
   - Не горюй, Иван, - утешаю я. - Чего-чего, а боев на наш век хватит. В небо взлететь - штука нехитрая. Не дать фашисту его задачу выполнить - дело посложней. Тут на одном желании далеко не улетишь. А то получится, как в прошлый раз.
   ...Тогда и впрямь все получилось не лучшим образом. Возвращаясь с очередного патрулирования, наша восьмерка обнаружила шесть "мессеров". В бою маневры резкие, так что очень скоро новички - Кочетков, Арсеньев и другие оторвались от своих ведущих.
   Среди многих правил, регламентирующих воздушный бой, есть одно: ведомый не должен оставлять без прикрытия своего ведущего. Но если уж оторвался от своего партнера - пристраивайся к кому-нибудь из своих - третьим. Только не оставайся в одиночестве - одиночку сбить проще.
   И вот, когда четверка ведущих начала бой, ведомые в сутолоке первых маневров потеряли своих. Пока "старики" дрались с "мессерами", новички, памятуя, что надо все время прикрывать своего, образовали самостоятельный круг. А так как бой этот начался на вертикали, очень скоро образовались как бы два яруса - в верхнем ходила друг за другом четверка наших ведомых, а в нижнем мы дрались с "мессерами". Вскоре, потеряв две машины, фашисты удрали. Мы не стали их преследовать, поскольку перед нами теперь стояла другая задача: разобрать своих ведомых. А как их разберешь, когда они будто прилипли друг к другу, радио не слушают и вовсю шумят в эфире:
   - Догоняй, догоняй!
   И совсем не обращают внимания, что догоняют с начала боя не вражеские самолеты, а свои собственные.
   Я сделал несколько попыток врезаться в эту карусель пятым и, когда мне это удалось, покачивая крыльями, передал по радио:
   - Прекратить бой и пристроиться ко мне!
   Вышел на прямую, смотрю - они стали пристраиваться. Так вот и привели новичков домой. На разборе молодые летчики сидели взволнованные, взъерошенные. Ребята толком не поняли, что же произошло в том бою - опыта-то летного у каждого было маловато. Хорошо еще, все живыми вернулись и друг друга не посбивали.
   - Ничего, - утешали мы молодых, - главное, кресты вблизи увидели. А опыт дело наживное. Все у вас, ребята, впереди: и звезды на фюзеляже, и звезды на груди...
   Забегая вперед, скажу, что новенькие очень быстро превращались в "стариков". Да и то сказать: "стариками" в полку числились мы, молодые ребята, двадцати - двадцати пяти лет. Разница между нами и новичками в возрасте была невелика - всего два-три года. Все определял боевой опыт. А на войне он приходит с каждым вылетом, с каждым боем. Вот почему очень скоро стали "стариками" и Лабутин, и Арсеньев, Королев и Кочетков. Прошло несколько месяцев, и вчерашние новички стали ведущими пар, командирами звеньев, эскадрилий. На счету Ивана Кочеткова, Дмитрия Голдырева, Михаила Арсеньева, Николая Королева появились сбитые самолеты. Некоторые из них свыше десяти раз праздновали победу, а Константин Лабутин к концу войны имел на своем боевом счету 17 сбитых самолетов. Впоследствии, командуя эскадрильей в 927-м истребительном полку, он, как правило, водил этот полк в бой, был ведущим полка...
   Но я в своем рассказе забежал немного вперед, а пока что молодые летчики учились большим и малым премудростям воздушного боя. Впрочем, если быть точным, в бою маленьких премудростей нет, здесь все важно. Обучать молодых летчиков приходилось в разных условиях - ив тренировочных полетах и в бою. Разумеется, в последнем случае с ними всегда был кто-то из опытных пилотов.
   Так, однажды командир 1-й эскадрильи Александр Павлов получил задание: сбить появившийся над расположением наших наземных частей самолет-корректировщик, "раму", как называли в войсках "Фокке-Вульф-189" из-за его двойного фюзеляжа. Павлов повел по тревоге группу из четырех машин, с опытными ведущими шли молодые летчики. Обнаружив "фоккер", Павлов дал команду ведомым атаковать его, оставшись с другими ведущими в прикрытии. Расчет был простой: "рама" не слишком приспособлена для ведения воздушного боя, численное превосходство с нашей стороны подавляющее, серьезной опасности для молодых летчиков нет.
   Правда, Саша не учел одного обстоятельства: "рама", несмотря на свой неуклюжий вид, обладала отличной маневренностью, так что даже опытному летчику не так-то просто было сбить ее. ФВ-189 легко сбить при внезапной атаке, но если пилот-корректировщик заметит, что к нему приближается противник, тотчас же начнет маневрировать, и поразить цель в этом случае значительно труднее.
   Когда молодые летчики получили приказ атаковать, они азартно ринулись на свою жертву, открыв огонь явно раньше времени (сказались недостаток опыта и желание не ударить в грязь лицом). Очереди прошли мимо "рамы", и "фоккер", маневрируя, стал уходить к линии фронта. Понимая, что корректировщик может уйти, Павлов дал команду ведомым прекратить атаку и вместе с командиром звена пошел на сближение с фашистским самолетом. Опыта и мастерства Павлову не занимать, и с первой же атаки у "рамы" загорелся мотор. Видя, что самолет врага задымился, молодые летчики вновь набросились на "фоккер".
   В пылу маневров кто-то из ведомых, не видя, должно быть, ничего, кроме "рамы", своим левым крылом ударил по самолету Павлова. "Рама" перешла в беспорядочное падение, но и Сашин самолет получил повреждение. Правда, Александр сумел выровнять резко накренившуюся машину и удержать ее в горизонтальном полете, но тряхнуло его основательно. Высота была небольшая, и, я думаю, что будь на месте Павлова менее опытный пилот, катастрофы бы не избежать. А виновник происшествия, даже не заметив, что едва не протаранил своего ведущего, победно взмыл вверх - дескать, знай наших.
   На земле, когда Павлов стал укорять молодого летчика за небрежность, тот искренне удивился:
   - Что вы, товарищ капитан, это зенитка вас задела, а не я.
   - Какая же может быть зенитка! - возмутился Павлов. - Высота была маленькая, зенитка на такой высоте и не стреляет. И консоль у самолета смята, а не пробита.
   Он подвел незадачливого напарника к правому крылу своего самолета:
   - На, убедись!
   Потом подошли к самолету ведомого Павлова - там смята левая консоль. Молодому летчику ничего не оставалось, как признать правоту командира:
   - Виноват, товарищ капитан, больше не повторится!
   - То-то, не повторится, - ворчал Павлов. - А то своих перебьете, с кем останетесь?
   Но ворчал он больше по привычке: понимал комэск, что молодые рвутся в бой, хотят на деле показать свою храбрость...
   Однажды во время тренировок я предложил Ивану Кочеткову:
   - Давай, Ваня, разыграем бой. Ты заходи мне в хвост и не слезай с него. Понял?
   - Так точно!
   - Отлично! Давай показывай, на что ты способен...
   Взлетели. Пришли в зону. Я позволил Кочеткову зайти мне в хвост. Стал пробовать его на маневрах - удержится ли он в хвосте. Сначала пошли виражи (в расчете на уровень подготовки Кочеткова), затем все более резкие маневры, Однако Иван цепко держится у меня в хвосте, не дает возможности оторваться. Я вхожу в азарт, все более усложняя маневры, но Кочетков не отстает от меня ни на метр.
   - Молодец! - кричу ему по рации. - Бой окончен! Займи свое место. Идем на посадку.
   Но Иван, то ли не слыша моего приказа, то ли желая окончательно убедить меня в своих летных качествах, продолжает сидеть на хвосте моего "лавочкина". Ладно, не хочешь по-хорошему, пеняй на себя - загоняю, начинаю злиться я. Выкладываюсь так, будто на хвосте у меня настоящий "мессер", и от моего умения зависит - жить мне или не жить. Но Кочетков, этот упрямый черт, ходит за мной как приклеенный, в точности повторяя все мои маневры. Выжимаю из самолета все, на что способна машина - никакого результата.
   - Иван! Бой закончен! Идем на посадку!
   Никакого внимания. Кочетков не слышит никаких команд. Он запомнил только одно: во что бы то ни стало держаться в хвосте у моего истребителя. Что делать? Заложить крутой вираж, уйти в глубокое пикирование и оторваться от самолета Кочеткова на небольшой высоте? А если он не сможет повторить мой маневр, не сможет вывести самолета из пике и разобьется? Нет, надо предпринимать что-то другое. Остается последний способ уйти от преследования. Когда Иван начинает со мной сближение, я выпускаю у своего "лавочника" шасси, убираю газ и резко сворачиваю в сторону.
   Шасси гасит скорость, и Иван проскакивает мимо. Ну тут уж я не теряюсь и снова передаю:
   - Бой закончен! Бой закончен! Идем на посадку! Покачал крыльями, и мы пошли на свой аэродром.
   - Ну как, товарищ командир, - спросил меня на земле довольный Кочетков, удачно слетали?
   - Удачно, товарищ сержант, удачно. И если ты в бою так летать будешь быть фашисту битым. Только все же прислушивайся к радио, шлемофон тебе ведь не зря дан.
   - Так точно! Разрешите идти?
   - Идите!
   И побежал Иван к своим рассказывать, как ловко он сел на хвост Куманичкину и как тот ничегошеньки не мог с ним сделать целых десять минут...
   Шли дни, недели, и молодые летчики становились надежными, опытными бойцами. Так, в один из дней Николай Королев, перегоняя свою машину на новый аэродром (в полете у него отказала рация, поэтому он не слышал команд с земли о запрещении подхода к аэродрому), встретился с четверкой "мессеров", блокировавших этот аэродром. Николай уже выпустил у самолета шасси и щитки, когда заметил противника. На раздумья времени не было: Королев убрал шасси и щитки, резко отвернул самолет в сторону, перешел на бреющий полет, разогнал машину до большой скорости, сделал горку - крутой набор высоты - и атаковал "мессер". Николай прекрасно понимал, что помощи от своих ждать не приходится. Но численное превосходство противника не смутило молодого летчика. Он смело пошел в атаку, и, удачно маневрируя, принудил врага к бегству.
   Мы смотрели этот бой с земли и не могли не воздать должное Королеву: грамотно провел он этот бой.
   - Полку "стариков" прибыло, - заметил Семенцов, когда машина Королева приземлилась на аэродроме. - Молодец, Коля!
   Николай же как ни в чем не бывало пошел докладывать о своем прибытии, словно ему каждый день приходилось драться одному с четырьмя "мессерами" и побеждать их.
   - Ну, что радуетесь, - пожал он плечами. - Ведь не сбил же ни одного.
   - Все равно молодец, - возразил ему Павлов. - Семенцов прав: какой же ты новичок, ты теперь самый настоящий "старик".
   - Приятно летать с таким пилотом, - вмешался Семенцов. - Иди, Коля, ко мне в пару.
   - Я подумаю, - важно сказал Королев и озорно, по-мальчишески засмеялся.
   Одиннадцатое июля
   Стоял июль 1943 года, месяц величайшего из сражений в истории Великой Отечественной войны - битвы на Курской дуге.
   Накануне сражения, вечером 4 июля, за несколько часов до наступления немцев на Курском плацдарме, враг подтянул из глубокого тыла сотни бомбардировщиков, штурмовиков, истребителей. Они расположились на аэродромах Рогань, Основа, Полтава, Кировоград и Конотоп.
   На третьем году войны гитлеровцы уже не могли добиться количественного превосходства в боевой технике на всех фронтах, но здесь им это в некоторой степени удалось, особенно в танках и бомбардировщиках.
   Наше командование было хорошо осведомлено о планах немцев. Вечером 4 июля Верховное Главнокомандование предупредило: "Наступление немцев начнется завтра утром".
   Командующий фронтом Н. Ф. Ватутин отдал приказ до рассвета нанести массированный удар по вражеским аэродромам силами 2-й воздушной армии.
   5 июля, еще до рассвета, в воздух поднялись группы советских истребителей, бомбардировщиков и штурмовиков. 400 самолетов на предельной скорости пошли к вражеским аэродромам. Авиацию поддержала артиллерия. Вздрагивала от взрывов земля, горели леса, деревни.
   Перед авиацией противника, гитлеровскими воздушными силами стояла цель расчистить путь своим танкам и пехоте. Поэтому немецкие летчики все свое внимание приковывали к переднему краю. Атаки гитлеровских бомбардировщиков следовали одна за другой. Группами по 50 самолетов и больше они летали над передним краем обороны, бомбили важные опорные пункты. Неся огромные потери в воздушных боях, немцы пытались во что бы то ни стало добиться превосходства в воздухе. Над полями сражений шел непрерывный многоярусный воздушный бой.
   За первый день битвы на Курском плацдарме силами 2-й воздушной армии было уничтожено 154 вражеских самолета. В этих тяжелейших боях были ощутимы и наши потери - 53 самолета мы потеряли и 50 было повреждено. Однако наши жертвы были не напрасны. Уже к концу первого дня сражения мы добились равновесия в воздухе. Наступательная мощь гитлеровской авиации была основательно подорвана.
   ...Я не знаю, почему мне запомнился этот день. Может быть, потому что нас не разбудили как обычно, с рассветом: мы почти не высыпались - отбой в одиннадцать вечера, а с самого утра - опять полеты.
   Но в то утро нас не разбудили. Мы спали вповалку всей эскадрильей в шалаше (аэродромы обычно находились недалеко от какой-нибудь деревни, где была наша база отдыха, но в то напряженное время, когда каждый день приходилось делать по 7-8 вылетов, у нас просто не было ни времени, ни сил, чтобы добраться до этой базы, и мы предпочитали спать в шалашах, тут же, на аэродроме).
   Чувствую, что время близится к трем утра и, значит, сейчас раздастся традиционное:
   - Командира эскадрильи к телефону!
   Это значит, звонят с командного пункта полка для сообщения очередного задания. В ожидании этой команды я забрался в самый угол в наивной надежде, что тогда найдут не сразу, и еще несколько минут сна будут моими. Прошло полчаса, час. Нас никто не будит. Дико хочется спать, но тревога в конце концов побеждает: вылезаю из шалаша и иду звонить на КП полка.
   На другом конце провода отвечают:
   - Задачи не получили.
   Вернулся досыпать к своим ребятам. Все мы вымотались страшно. Время было тяжелое - немцы наступали под Белгородом. Наша авиация прикрывала с воздуха наземные войска и танковую армию генерала Ротмистрова. Напряжение сумасшедшее - изо дня в день непрерывные воздушные бои. Постоянная боевая готовность. Часто мы взлетали по сигналу ракеты, а задача ставилась уже в воздухе по радио.
   Раньше, в первые дни войны, был азарт: "Кто кого?" Теперь появился холодный расчет. Привыкнув к боям, мы забывали об опасности, не думали о смерти, хотя, конечно, взять да и умереть, вот так просто, за здорово живешь, никто бы из нас не согласился - инстинкт самосохранения, желание жить были в каждом. Но чем напряженнее становились бои, тем сильнее наваливалась усталость. Теперь мы мечтали только об одном - отдохнуть и выспаться...
   Вот почему в то июльское утро ребята крепко спали и были благодарны случаю, пославшему на их долю лишний час отдыха.
   Часам к шести утра нам дали команду:
   - На вылет!
   Собрали группу - восемь исправных самолетов со всего полка, остальные машины - в воздухе. Меня назначили ведущим группы.
   Проклинаю все на свете: и то, что разоспался, а надо лететь, и то, что задание придется выполнять смешанной группой, проклинал неопытность молодых из пополнения - "старики" выдыхаются, а заменить их некому, потому что молодых летчиков надо вводить в бой, но в такую мясорубку их не пошлешь - неопытные, они погибнут в первом же воздушном сражении.
   Впрочем, люди как-то держались, а вот с техникой было совсем плохо. Несмотря на все старания наших героических техников, подбитые самолеты вводились в строй недостаточно быстро, не хватало запчастей и других необходимых материалов.
   Правда, нынешняя смешанная группа меня не особенно пугает - с Александром Павловым, командиром первой эскадрильи, мы не раз вместе летали, с Сашкой мы друзья, в бою я на него надеюсь как на самого себя. Про летчиков из его эскадрильи, которые летят сейчас с нами, знаю, что это люди опытные и надежные. Ну, а Кочетков, Хорольский и Наумов - ребята из моей эскадрильи. Они понимают меня с полуслова, лишние команды не нужны.
   В сборной группе у каждого летчика свой опыт ведения боя. И ты - командир - должен постоянно контролировать и действия противника, и действия своих пилотов. Это, естественно, усложняет задачу. Да и психологически напряжение большое - не знаешь, что может сделать каждый в следующий момент.
   Но в этот день, повторяю, другого выхода не было.
   Взлетели. Построились в боевом порядке: ударная группа четыре самолета, группа прикрытия - еще четыре. И тут же неприятность: у моего ведомого не убралось шасси. Приказываю ему садиться: выпущенные "ноги" резко снижают скорость, и его легко могут сбить.
   Итак, нас семеро. Пункт наведения командует:
   - Выйти в район Кочетовки для патрулирования. Замечены самолеты противника.
   Барражируем над Кочетовкой. Следим за воздухом.
   Противник не появляется. На земле - бои. А прикрывать нашу пехоту не от кого - небо чистое.
   Тут же новое сообщение:
   - В районе Прохоровки обнаружена группа противника. Следуйте туда.
   Однако немцы, завидев нас, не приняли боя, ушли на свою территорию. В это время снова последовала команда:
   - Немедленно следуйте на Кочетовку.
   Разворачиваемся снова на Кочетовку. И тут замечаю девятку Ю-87 ("лаптежники", так их называли летчики) в сопровождении шестерки истребителей. Идут к линии фронта. Нас семеро - их пятнадцать. Решение возникает мгновенно: атаковать группу сзади и снизу.
   Здесь позволю себе отступление: мы не были ни авантюристами, ни сверхгероями, атакуя вдвое превосходящего нас врага. Исход воздушного боя зависит не столько от численности противника, сколько от других факторов. Во-первых, важна внезапность. Есть у летчиков железный закон: ты должен постараться увидеть врага раньше, чем он тебя. (Отсюда, кстати, незыблемое летное правило - любая неопознанная точка, замеченная тобой в воздухе, - это противник. Пусть лучше ты ошибешься - зато подготовишься к бою.) Во-вторых, для успеха в бою важны преимущества в высоте и скорости. Заметил противника набирай высоту, получай свободу маневра, а значит, инициативу в ведении боя, и атакуй.
   Сейчас-то я объясняю все это подробно, а в бою на принятие решения секунды. Нам повезло: мы увидели фашистов раньше, чем они нас, и успели занять выгодную позицию. В тот день облачность была невысокая - 1200 метров, и немецкие самолеты шли прямо под облаками, поэтому, хотя у нас было время, высоту набрать больше, чем та, на которой шел противник, мы не могли: попали бы в облака. Но время для маневра у нас было.
   Передаю Павлову:
   - Саша, прикрой, атакую!
   Командую ударной группе:
   - Сомкнуться и атаковать в плотном строю!
   Пожалуй, самое главное в воздушном бою - первая атака. Прежде всего надо постараться подбить ведущую машину. С первого захода мы с лейтенантами Хорольским и Наумовым сбили первое звено "юнкерсов": два самолета загорелись, а третий развалился в воздухе. После этой атаки строй противника начал рассыпаться, гитлеровцы запаниковали и, не дойдя до линии фронта, начали сбрасывать бомбы на свои войска.
   Немецкие истребители пытались помешать действиям нашей ударной группы, но Павлов отсек их огнем и при этом сбил один "мессер".
   Не выдержав атаки Павлова, вражеские истребители ушли в облака. Но ненадолго. Через несколько секунд они снова ринулись на четверку прикрытия самолеты А. Павлова, К. Лабутина, Н. Королева и М. Арсеньева. Но едва "мессеры" вынырнули из облаков, как Павлов, внимательно следивший за их действиями, точной очередью прошивает второй истребитель. Оставшиеся снова скрываются в спасительных облаках.
   А в это время наша группа идет во вторую атаку: теперь уже на правое звено "юнкерсов".
   Даю команду:
   - Ударной группе! Атакуем справа и снизу!
   Вообще такой тип бомбардировщика, как Ю-87, всегда лучше атаковать снизу. Самая уязвимая часть самолета - моторы и бензобаки - при такой атаке практически беззащитна.
   - Внимание! Павлов! Оставь Королева и Арсеньева вверху для прикрытия, а сам атакуй "юнкерсов" слева!
   Одновременная атака всей группой Павлова была невозможна, потому что в любой момент могли вновь появиться немецкие истребители.
   В то время, как мы проводим атаку по правому звену и сбиваем с Наумовым по одному бомбардировщику, Павлов с Костей Лабутиным сверху разгоняют свои самолеты и набрасываются снизу на "лаптежников". Их действия четки: еще два Ю-87 горят. Вторая атака была уже почти над нашими позициями.
   Мы с Наумовым устремляемся за оставшимся справа звеном "юнкерсов" и вдвоем добиваем его.
   Павлов со своим ведомым преследует последний бомбардировщик, немецкий летчик снижается на бреющий, он уже не больше чем в пяти метрах от земли и, не меняя курса, идет на нашу территорию. Пехота стреляет по нему из винтовок, бьют зенитные пулеметы, здесь и Павлову с Лабутиным попало от своих: несколько пробоин в самолетах.
   Вижу, что преследование бесполезно - вон у нас сколько помощников, - и передаю Павлову:
   - Саша! Прекратить преследование! Набрать высоту и пристроиться ко мне.
   В это же время вижу, как последний самолет противника врезается в землю. Все кончено. Смотрю на часы. Бой с момента начала атаки продолжался не более 6 минут. Что ж, за этот небольшой промежуток времени мы сбили два истребителя и восемь Ю-87. Совсем неплохой результат, тем более что наши самолеты все целы.
   Я построил группу, и "лавочкины" на бреющем прошлись над своими войсками. Приветствуя нас, пехотинцы махали руками и бросали вверх пилотки. И если я скажу, что, видя все это, мы в тот момент ничего не чувствовали, это будет глупым и безответственным враньем. Мы привыкли воевать, но к войне привыкнуть не могли. Пока идет бой, думаешь только об одном: чем больше самолетов противника падает, тем лучше, тем ближе конец боя. Воздушный бой - это бой насмерть. Он не знает пощады - или ты победишь, или будешь сбит. А чаще всего - убит. Малейшее расслабление - верная гибель. Жестокая правда боя - дерись до победы. Ты обязан драться смело, расчетливо, не жалея себя, иначе тебя убьют. Поэтому каждый выигранный бой был для нас приближением Победы. Это не пустые слова. Мы шли в бой, чтобы жить.